Кутарев О.В. Языческие божества славянского союза поморян по «Житиям» ОттонаБамбергского // Культура и цивилизация. 2017. Том 7. № 5А. С. 188–198. ISSN 2222-5426.

Кутарев О. В. Языческие божества славянского союза поморян по «Житиям» ОттонаБамбергского // Культура и цивилизация. 2017. Том 7. № 5А. С. 188–198. ISSN 2222-5426.

Верования Щецина

Изгнанный из Волина, Оттон направился в Щецин: волинцы заявили, что в отношении крещения «поступят в соответствии с тем, какое решение примут жители Стетины» (Херборд, 2. 25), но в действительности, «говоря это, они думали, что, отправившись к стетинцам, епископ встретит там не жизнь, а смерть», ведь щецинцы «и своей многочисленностью, и властью превосходят всех прочих» (ПА, 2. 7). Авторы «Житий» характеризуют Щецин как главный культурный центр поморян, называя его «матерью городов всей Померании» (Херборд, 2. 5), «метрополией всей этой области» (ПА, 2. 7; Эбон, 2. 9, 2. 11). В данной связи языческий культ Щецина описан в «Житиях» ОттонаБамбергского наиболее подробно. Согласно агиографиям, в Щецине почитали бога по имени Триглав, причем ему также были посвящены две (ПА, 2. 11) или четыре (Херборд, 2. 32) контины (либо три или четыре возвышенности (Эбон, 2. 9, 3. 1)[15]). Прифлингенец указывает на то, что Триглаву принадлежал превосходный конь, с помощью которого производились гадания (параллели этому описанию имеются в целом ряде источников о полбаской религии, например: [Саксон Грамматик, 2017, т. 2 – 14. 39. 9–10; ТитмарМерзебургский, 2009– VI. 24]), а три головы идола были покрыты серебром (ПА, 2. 11–12). Херборд развивает эти сообщения: по его словам, главная контина Триглава была украшена великолепной резьбой и включала в себя многочисленные сокровища, а три другие были местом пиров и совещаний; также упоминается употребление для гаданий коня, чей цвет обозначен черным (Херборд, 2. 32–33). Эбон дает несколько иное описание: не упоминая никаких контин, он сообщает, что из возвышенностей Щецина наиболее высокая «посвящена верховному богу язычников Тригелаву» – здесь «расположен трехголовый истукан, чьи глаза и уста закрыты золотой повязкой. Как утверждают жрецы идолов, этот верховный бог имеет три головы,

[194]
потому что правит тремя царствами, то есть небом, землей и преисподней, а его лицо закрыто повязкой для того, чтобы он оставлял без внимания грехи людей, как бы не видя и не говоря о них» (Эбон, 3. 1).
Щецинцы долго не хотели креститься, и некоторое время Оттон пытался добиться успеха обращением отдельных знатных семей. Однако заметного результата удалось достичь, только когда речь зашла о послании за помощью к польскому королю: фактически это была прямая угроза Щецину, который мог разделить судьбу крепости Накло [Sł upecki, 1994, 84] (современный город Накло-над-Нотецью), в 1109 г. подверженной поляками разрушению и страшной резне [Галл Аноним, 2009 – 3. 1, 3. 26]. Щецинцы, опасаясь польского войска, согласились принять крещение, передав Оттону власть над континами. Миссионер разрушил их, отправив некоторую часть драгоценностей в Рим.
В этом контексте вновь упоминает Триглава Эбон: «когда же благочестивым Оттоном были уничтожены капища и изображения идолов, нечестивые жрецы похитили золотое изваяние Тригелава, которое почиталось у них больше всего, и унесли его за пределы той области, после чего отдали на сохранение некой вдове, жившей в небольшой деревне, где была надежда, что его не найдут» (Эбон, 2. 13). Хотя высказывалось мнение, что речь идет о польской деревне Trzygł ó w в 30–40 км к востоку от Волина [Гейштор, 2014, 138; Ловмянский, 2003, 394], едва ли это оправдано: ведь чтобы попасть к упомянутой вдове, соратник Оттона дьякон Херман проделал «большой путь по морю» (Эбон, 2. 13), между тем как к востоку от Волина никакого моря нет. Заметим, что, выдумывая историю, позволившую ему добраться до истукана, Херман сказал вдове следующее: якобы «он воззвал к своему богу Тригелаву и благодаря этому вырвался из бездны разбушевавшегося моря, и поэтому желает принести ему за свое спасение надлежащую жертву, а также, что именно Тригелав чудесным образом привел его сюда по неведомому ему пути». Услышав это, вдова указала Херману местоположение помещенного ею внутрь дерева идола и запретила ему «смотреть на него вблизи и прикасаться к нему» (Эбон, 2. 13). Дьякон вместо поклонения попытался вытащить кумира из дерева, но это ему не удалось, и тогда он плюнул в него; дальнейшая судьба изваяния не упоминается. Интересно, что вскоре после этого Херман утонул в реке Парсенте (ПА, 2. 20) в городе Колобжег, где, согласно писавшему за более чем столетие до того ТитмаруМерзебургскому, язычниками особенно почиталось «море, обжитое демонами» [ТитмарМерзебургский, 2009 – VII. 72], что вновь заставляет нас предположить общепоморский культ божества и среди прочего его связь с водной стихией. Теперь проанализируем перечисленные свойства Тригелава в сравнительном ключе.
Рассмотрение «Триглава как синонима Велеса» [Гейштор, 2014, 139] достаточно распространено в науке. А. Гейштор отмечает вероятные хтонические черты щецинского бога, опираясь, например, на вороную масть его коня, хотя А. Л. Петров думал, что Херборд произвольно добавил эту характеристику, указывая тем самым на демоническую природу языческого божества [Петров, 1883, 220]. Впрочем, возможность наблюдения за всеми тремя сферами мироздания вновь перекликается с вероятной шаманской природой бога. В древнерусском «Слове о полку Игореве» «вещий» поэт и певец Боян получает характеристику «внук Велесов» [Слово о полку Игореве, 1985, 37], чем подчеркивается покровительство Велеса поэзии, вдохновению (в этом отношении вновь есть прямая параллель с Одином, похитившим у великанов мед поэзии [Младшая Эдда, 1970, 5–6]). «Боянвещий, если кому хотел песнь слагать, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками» [Слово о полку Игореве, 1985, 36]. Явственно хтонические черты Велеса видны и в позднесредневековых чешских источниках. Некто Ткадлечек (XV в. ) упоминает Велеса среди демонов: «кой черт, или кой велес, или кой змей тебя против меня возбудил? »; более поздние

[195]
памятники указывают недоброжелательные пожелания отправиться «за море к велесу» или что он способен нашептать нечто дурное (пер. с чеш. наш по [Успенский, 1982, 56–57; Niederle, 1916, 114]). Любопытна и еще одна параллель: согласно чешскому памятнику 1436 г., «когда богемцы еще были язычниками, они поклонялись Ваалу и по причине того, что не знали, как его называть, говорили: “Веле, веле стоит дубок посреди двора” и до сего дня им подражающие его воспевают» [Мансикка, 2005, 294]. Безусловно, библейский Ваал не был почитаем в Богемии, и речь идет о том же низведенном в демона Велесе. В то же время в Щецине, согласно Херборду, «стоял высокий густой дуб, а под ним находился излюбленнейший источник, очень почитаемый простым народом, который считал его священным, полагая, что в нем живет божество» (Херборд, 2. 32)[16]. Хотя дуб был наиболее почитаемым деревом у славян и мог соотноситься с культами целого ряда божеств (например, Перуна), логично предположить, что дуб Щецина мог выполнять ту же роль, что в Волине играл столп. Вероятно, также неслучайно щецинский идол вдова-язычница укрыла именно внутри дерева. Над священным источником возвышалось Мировое Древо и в скандинавской мифологии: «ясень я знаю / по имени Иггдрасиль, / древо, омытое / влагою мутной; / росы с него / на долы нисходят; / над источником Урд / зеленеет он вечно» [Старшая Эдда, 2001, 19]. Тройственную природу, наподобие Триглава, проявляет скандинавский Один; например, в «Младшей Эдде» он является конунгу Гюльви в качестве трех мужей, сидящих на престолах: «на самом низком из престолов сидит конунг, а имя ему - Высокий. На среднем троне сидит Равновысокий, а на самом высоком - Третий» [Младшая Эдда, 1970, 2]. Схожие примеры сравнений можно умножить. Вместе с тем находящийся «за морем» Велес сопоставлялся Б. А. Успенским со святым Николой-морским: в народе «Никола может называться “морским богом”» [Успенский, 1982, 80–84], что отсылает нас к сообщению Эбона о покровительстве Триглава в морском странствии [Sł upecki, 1994, 75].

12 3 Следующая ⇒