Глава XV НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Не находя слов, я уставился на нее; постепенно до меня дошел смысл того, на что она намекала, и моя душа наполнилась невероятной смесью страха, удивления и радости.

— Почему ты так смотришь, Ладдзаро? — воскликнула она. — Что смущает тебя?

— Как такое возможно? — заплетающимся языком произнес я.

— А что тебя останавливает? — ответила она вопросом на вопрос. — Губернатор Чезены сам подсказал нам, что делать. Его следует поблагодарить за дружескую услугу.

— Ведь он обо всем знает, — напомнил я ей.

— Но будет молчать как рыба, — возразила она. — Попробуй он только заикнуться о том, что ему известно, и его немедленно спросят, откуда у него такие сведения, а легко ли на это будет ответить? Как ты думаешь, Ладдзаро, — продолжала она, — если бы Рамиро удалось осуществить свой замысел, что сказали бы в Пезаро, когда нашли бы мой гроб пустым?

— Скорее всего, предположили бы, что тело похитил какой-нибудь колдун или дерзкий ученый-анатом.

— Ага! А если мы незаметно выберемся из церкви и до утра покинем Пезаро, они ведь подумают то же самое, верно?

— Разумеется, — согласился я.

— Тогда что же мы медлим? Или, быть может, ты любишь меня недостаточно сильно, Ладдзаро?

В ответ я только улыбнулся, красноречиво посмотрел на нее и вздохнул.

— Я колеблюсь, поскольку прекрасно представляю себе, какими последствиями чревато ваше предложение. И я не хочу, чтобы всю оставшуюся жизнь вы раскаивались в том, что совершили в порыве страсти.

— И это говорит влюбленный, — укоризненно покачала она головой. — Неужели в тебе могут уживаться холодная рассудительность, скрупулезное взвешивание всех «за» и «против» и та буря чувств, которая разыгралась всего минуту назад на моих глазах?

— Да, мадонна, — решительно ответил я. — Это возможно потому, что я люблю вас, и ваша судьба, которую вы собираетесь связать с моей, мне не безразлична. Может ли синьора Паола Сфорца ди Сантафьор...

— Довольно об этом, — резко перебила она меня, вставая. Она шагнула ко мне, положила руки мне на плечи, и ее голубые глаза в упор взглянули на меня, парализуя всякое сопротивление и безжалостно подавляя мою волю.

— Ладдзаро, — чуть понизив голос, проговорила она, — время идет. Пора действовать, а вместо этого ты пустился в размышления и призываешь меня взвесить то, что уже давно взвешено раз и навсегда. Ты дождешься того, что нас застанут здесь и бежать будет поздно. Неужели ты решишься пожертвовать нашим счастьем и упустишь шанс, который не выпадает в жизни дважды?

Она стояла совсем близко от меня; я чувствовал какой-то тонкий запах, исходивший от нее, и, казалось, слышал, как бьется ее сердце. Я был как воск в ее руках, она могла лепить из меня все, что бы ни захотела. И я забыл обо всем на свете. Сейчас мы были не синьора Паола ди Сантафьор и бывший шут Боккадоро, а просто мужчина и женщина, связанные навсегда взаимной любовью. Будучи не в силах сопротивляться неизбежному, я наклонился и поцеловал ее. Несколько показавшихся мне бесконечными секунд мы стояли так, затем я отшатнулся от нее, с трудом вырвавшись из ее объятий, — я всерьез испугался, что упаду в обморок, если не сделаю этого, — и постарался взять себя в руки.

— Паола, — сказал я, — надо бежать отсюда. Я отвезу тебя к своей матери — у нее дом неподалеку от Бьянкомонте — и там ты сможешь жить до тех пор, пока мы не поженимся. Но я не представляю себе, как нам удастся покинуть Пезаро незамеченными.

— Это я уже придумала, — негромко произнесла она.

— Уже придумала? — удивился я. — И что же тебе удалось придумать?

Вместо ответа она отступила от меня и накинула на голову капюшон своей рясы, так, что ее лицо почти скрылось под ним. Теперь, глядя на нее, вряд ли кто усомнился бы в том, что видит перед собой худенького и низкорослого доминиканца. С радостным восклицанием я бросился к шкафу и, выбрав подходящую по размеру монашескую рясу, натянул ее поверх одежды.

— Идем скорее, Паола! — воодушевленно вскричал я, закончив с переодеванием, и, схватив ее за руку, потянул за собой.

Почти бегом мы пересекли погруженную в полумрак церковь, и я осторожно выглянул из-за двери наружу, удостоверяясь в том, что нам ничто не угрожает. Но все было тихо. Пезаро мирно спал, и до рассвета, по моим предположениям, оставалось не менее двух часов.

Мы вышли из церкви под мелкий декабрьский дождик, и порывы холодного ветра заставили нас потуже запахнуть наши рясы и поглубже надвинуть капюшоны. Свернув с главной улицы, я повел ее узкими переулками, пустынными и грязными, где мне часто приходилось останавливаться и брать ее на руки, чтобы перенести через очередную непроходимую лужу. Наконец мы достигли открытого пространства перед Порта-Венеция — городскими воротами, выходившими на дорогу, ведущую на север, к Венеции. Я хотел было тут же направиться в сторожку, разбудить часовых и, предъявив им кольцо Чезаре Борджа, потребовать от них немедленно выпустить нас из города. Однако Паола мудро посоветовала мне не привлекать к нам излишнего внимания — по этому кольцу несложно было установить его обладателя — и дождаться, пока стражники сами проснутся и откроют ворота.

Мы спрятались от дождя и ветра под навесом, устроенным возле крепостной стены, над самым входом в ворота, и стали ждать. Время еле тянулось, и вскоре я начал испытывать сильное беспокойство. Каждую минуту в церкви могли появиться монахи и поднять тревогу. Кто знает, быть может, они даже обнаружат пропажу двух монашеских ряс и решат, что ими воспользовались люди, укравшие тело мадонны Паолы. Дальнейшее промедление грозило нам неисчислимыми опасностями, и я уже подумывал о том, не постучаться ли мне в сторожку, как вдруг в одном из ее окон блеснул свет.

— Слава Богу, — облегченно вздохнул я, — наконец-то они зашевелились.

Проклиная нас за столь раннее пробуждение — на что я ответил высокопарным «Pax Domini sit tecurn» [Мир Господень да пребудет с тобой (лат. )] — не проснувшийся окончательно страж тем не менее отпер калитку и выпустил нас из города. Я неплохо ориентировался в окрестностях Пезаро и через четверть лиги мы свернули с главной дороги на хорошо знакомые мне обходные тропинки.

Дождь скоро перестал, а затем ветер разогнал облака и появилось солнце, зажегшее мириады бриллиантов на промокших лугах, через которые лежал наш путь. К полудню мы почти добрались до деревушки Каттолика [Каттолика — сейчас это небольшой приморский городок в десятке километров к северо-западу от Пезаро по дороге на Чезену], однако решили остановиться на отдых в отдельно стоящем домике, примерно в полулиге к западу от нее, хозяином которого был бедный старик крестьянин. К тому времени я уже избавился от своей рясы и отрезал капюшон от рясы мадонны Паолы, а она, с помощью непостижимых для меня ухищрений, сумела придать своей монашеской одежде вид женского платья.

Дукат [Дукат — золотая венецианская монета, широко распространенная в других итальянских городах и европейских государствах], предложенный мною старику, единственному обитателю этой хижины, широко распахнул перед нами двери его убогого жилища; он принес нам грубого помола черный хлеб, жареное козье мясо и немного козьего молока, а затем тактично удалился под тем предлогом, что крестьянские заботы не терпят отлагательства. Мы остались одни, и, покончив с едой, которая показалась нам вкуснее, чем самые изысканные яства на званом обеде у герцога, — ведь в течение полутора суток у нас во рту не было ни крошки, — принялись обсуждать, что делать дальше. Мне помнится, ей захотелось узнать, почему я дважды пытался ввести ее в заблуждение, и на сей раз я не стал увиливать от ответа.

— Madonna mia, сейчас мне кажется, что я пошел на это только ради того, чтобы завоевать твою любовь. Когда Джованни Сфорца, подкрепляя свою просьбу угрозами, велел мне написать стихи, я чрезвычайно обрадовался, поскольку мне представлялась возможность излить чувства, переполнявшие мою душу. Я подумал, что, если стихи получатся красивыми, ты полюбишь автора за их красоту. Рассуждая подобным образом, я согласился облачиться в доспехи синьора Джованни, чтобы участвовать вместо него в той доблестной, хотя и бесполезной схватке на улицах Пезаро. Для меня не имело значения, что ты приписывала все эти подвиги ему; самое главное — они не оставили тебя равнодушной, и ты полюбила меня, сама того не зная. Если бы ты знала, каким утешением была для меня эта мысль в годы нашей разлуки, ты не стала бы столь сурово порицать меня за обман.

— Думаю, что теперь-то я знаю, — тихо ответила она, потупив взор. — Мне кажется, такой поступок лишний раз свидетельствует о твоей преданности и любви, Ладдзаро.

В таком духе мы беседовали довольно долго, все больше и больше убеждаясь, сколь сильно мы, сами не подозревая о том, всегда были привязаны друг к другу.

Наконец я встал и сказал, что хочу прогуляться в Каттолику, чтобы раздобыть для Паолы более подходящее платье, а также занять денег у одного моего знакомого и купить мулов для поездки в Бьянкомонте. Каттолика, как я уже говорил, находилась примерно в полулиге отсюда, и я собирался вернуться назад через час-полтора, еще до наступления темноты. Я попрощался с мадонной Паолой, велев ей в мое отсутствие отдыхать и набираться сил, а еще лучше — поспать, и с легким сердцем отправился в путь.

Надо ли говорить, какая огромная радость переполняла мою душу в тот день. Я готов был петь и плясать от восторга, и будущее представлялось мне столь же безоблачным и ясным, как холодное декабрьское небо над моей головой. Пускай мне суждено до конца дней своих работать, как простому крестьянину, — с такой подругой рядом это было несравненно лучше, чем царствовать на троне, но без нее. Слава Богу за все! Созданный Им мир оказался не так уж плох, в конце концов. Да что там говорить, этот мир был чертовски хорош, настолько хорош, что и на Небесах навряд ли могло быть лучше.

Предаваясь подобным мечтаниям, я прошел, наверное, половину расстояния до Каттолики, как вдруг заметил впереди группу всадников, быстро приближавшихся ко мне. Поначалу я не придал этому большого значения: даже если это были люди, посланные из Пезаро на поиски исчезнувшего тела мадонны Паолы Сфорца ди Сантафьор, какое отношение имеет к этому происшествию идущий по своим делам Ладдзаро Бьянкомонте? Нас разделяло не более сотни шагов, когда я наконец решил присмотреться к ним. То, что я увидел, заставило меня застыть на месте и наполнило мою душу безотчетным страхом — небольшую кавалькаду, состоявшую примерно из двух десятков всадников, возглавлял губернатор Чезены собственной персоной. Он тоже заметил меня и, что самое плохое, сразу же узнал. Он пришпорил свою лошадь и поскакал прямо на меня, словно намеревался растоптать копытами. Но, не доезжая трех шагов, он резко затормозил и подозрительно оглядел меня с головы до пят.

— Черт побери! — взревел он. — Никак это ты, Боккадоро?

— Меня уже давно все называют Бьянкомонте, ваше превосходительство, — вежливо напомнил ему я — не стоило выводить его из себя.

— Мне плевать на то, как тебя называют другие, — презрительно огрызнулся он. — Откуда ты бредешь?

— Из Пезаро, — сказал правду я.

— Из Пезаро? — удивился он. — Но ведь ты направляешься как раз в сторону Пезаро.

— Верно. Я шел в Каттолику, но сбился с пути, пытаясь сократить его, и теперь хочу вернуться на большую дорогу.

Мое объяснение, казалось, удовлетворило его, и он спросил меня, в котором часу я покинул Пезаро.

— Поздно вечером, — сказал я после секундного колебания, что не укрылось от него.

— В таком случае, — предположил он, — тебе, наверное, ничего не известно о том, что произошло в Пезаро.

Я посмотрел на него так, как если бы его слова удивили меня.

— Если вы имеете в виду смерть мадонны Паолы, то вчера об этом было много разговоров.

— Каких именно? — спросил он, нахмурившись.

— Говорят, что ее отравили, — ответил я.

— Это я слышал, — безразлично отозвался он. — Но меня интересует другое: ходят слухи, что ее тело было украдено ночью из церкви Святого Доминика. Странная история, верно?

Он вновь подозрительно уставился на меня, словно догадываясь, что именно я мог быть тем человеком, который опередил его. Увы, вскоре мне пришлось убедиться в том, что у него были более веские основания для подозрений, чем просто предположения.

— Действительно, странная, — неуверенно согласился я, несмотря на то, что мне удавалось сохранять внешнее спокойствие, внутри я начинал ощущать растущее беспокойство. — Неужели это правда? — добавил я.

— Сплетни часто оказываются враньем, — пожал плечами Рамиро. — Но вряд ли у кого хватит воображения, чтобы сочинить столь чудовищную выдумку; именно поэтому я склонен верить ей. Жаль, что ты покидаешь Пезаро, — мы будем скучать без поэтов. Кстати, в котором часу ты вышел из города?

— Наверное, не позднее, чем в первом, — не задумываясь выпалил я — начни я сейчас колебаться, это могло быть истолковано им, как если бы я что-то скрывал от него. И потом, какое значение имело то, о чем он спрашивал?

В глазах Рамиро промелькнуло странное выражение.

— Ты и в самом деле сильно уклонился в сторону, если за это время успел добраться только досюда. Быть может, тебе мешала тяжелая ноша? — злобно ухмыльнулся он, и я похолодел от страха.

— Мне мешали разве что мои собственные ноги да неспокойная совесть.

— Тогда где же ты замешкался?

Тут я решил, что с меня хватит. Если я и дальше стану безропотно позволять ему допрашивать меня, такое поведение только даст пищу для подозрений.

— Я уже сказал, что сбился с пути, — устало произнес я. — И хотя мне льстит интерес, проявленный вашим превосходительством к моей скромной персоне, я до сих пор не могу догадаться о его причине.

Но его ухмылка лишь стала еще шире, а брови удивленно поползли вверх.

— Тебе объяснить, жалкий фигляр? — с неприкрытой угрозой произнес он. — Ты что-то скрываешь от меня, и я хочу знать, что именно.

— Что же я могу скрывать от вашего превосходительства?

На это он ничего не ответил, видимо, из опасения неосторожно выдать себя.

— Почему тогда ты лжешь? — хитро прищурился он.

— Я? — возмущенно воскликнул я. — В чем же я солгал вам?

— Ты сказал, что покинул Пезаро в первом часу ночи. Но еще в третьем часу тебя видели в церкви Святого Доминика, куда ты пришел вслед за похоронной процессией.

Теперь настала моя очередь нахмуриться.

— В самом деле? — удивился я. — Что ж, вполне возможно. Но при чем здесь это? Если я сказал, что был первый час ночи, значит, мне так показалось. Смерть мадонны Паолы настолько потрясла меня, что мое чувство времени, должно быть, притупилось.

— Ты принимаешь меня за дурака? — неожиданно вскипел он. — Как ты смеешь утверждать, что вышел из города после третьего часа ночи, когда ворота Пезаро закрываются во втором часу? Болван, куда подевалась твоя смекалка?

Лениво, словно нехотя — кто бы знал, чего мне это стоило, — я протянул ему руку, на которой поблескивало кольцо Чезаре Борджа.

— Вот ключ, который откроет любые ворота в Романье [Имеется в виду Эмилия-Романья, историческая область Северной Италии] в любое время.

Он взглянул на кольцо, и нетрудно было догадаться, какие мысли пронеслись в этот момент в его голове. Возможно, он вспомнил, как я однажды уже обвел его вокруг пальца с помощью этой безделушки. А может статься, он предположил, что я являюсь тайным агентом Чезаре Борджа и похитил мадонну Паолу, действуя в его интересах. Так или иначе, но одного вида кольца оказалось достаточно, чтобы привести его в ярость. Он повернулся к всадникам и прокричал:

— Луканьоло!

Один из них, вероятно офицер, тут же отделился от своих товарищей и подскакал к нему.

— Шесть человек поедут со мной в Чезену, — распорядился Рамиро, когда Луканьоло оказался рядом с ним. — А ты с остальными обшаришь всю округу в радиусе трех лиг отсюда. Хорошенько осмотри каждый дом. Ты знаешь, что нам нужно?

Офицер утвердительно кивнул головой.

— Да, ваше превосходительство. Если то, что мы ищем, находится здесь, можете не сомневаться в успехе, — с уверенностью в голосе ответил он.

— Немедленно приступай, — скомандовал он и пристально посмотрел на меня. — Ты что-то слегка побледнел, Боккадоро, дружок, — усмехнулся он. — Скоро мы узнаем, не пытался ли ты одурачить нас. Клянусь, тебе не поздоровится, если это так. У нас, в Чезене, правосудие творится скоро.

— Если оно столь же скоро, сколь и справедливо, то вас можно поздравить, синьор Рамиро, — невозмутимо отозвался я. — А сейчас позвольте откланяться: мне пора в путь.

— Зачем же так спешить? — ведь нам по пути.

— Не совсем, ваша светлость, я направляюсь в Каттолику.

— Не совсем, чучело, — грубо передразнил он меня, — ты едешь, в Чезену и не вздумай сопротивляться, если не хочешь познакомиться с методами принуждения, которые практикуются у нас. Эрколе, — вновь крикнул он одному из своих всадников, — посади этого малого к себе. Помоги ему, Стефано.

Через несколько минут я уже ехал позади закованного в стальные доспехи Эрколе, с каждой минутой удаляясь от Паолы и с ужасом думая о том, какая судьба ее ожидает.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒