Рождество 6 страница

— Она не любит тебя.

— Мойпиджак тоже не любит меня. Но он мой, и я использую его всякий раз, когда мне это необходимо.

Его насмешливый тон и слова рассчитаны вывести меня из себя. Я разжимаю руки. Он не доберется до меня.

— Ну, она не пиджак. Она женщина, и она может решать, с кем хочет быть.

— Позволь, кое-что тебе рассказать, почему она принадлежит мне, — говорит он обычным тоном, словно собирается рассказать мне забавный анекдот. — Когда она подползла к моим ногам и умоляла помочь, все ее тело было покрыто синяками и следами от укусов. Остались даже следы от их пальцев у нее на скулах, когда они держали ее лицо, еб*я ее в рот. Они заполнили ее своей спермой до краев. Когда ее вырвало, я видел комки, которые из нее выходили.

Я бледнею, и он видит это.

— Вау... я расстроил тебя, красавчик. Пошел ты на х*й. У нее было кровотечение из задницы. Она орала, когда ходила в туалет. Ее п*зда была настолько опухшей, что она не могла ходить несколько дней. Она была похожа на немого ребенка, неделями передвигаясь по комнате. Я выхаживал ее. Я купал ее, бл*дь, в ванной, потому что она даже не думала, что нужно мыться, мудак.

Он останавливается и подается вперед.

— Она просыпалась в середине ночи, крича и молотя руками и ногами, потому что ей снились кошмары. Иногда она даже не узнавала меня. Она стала сумасшедшей. Однажды она выбежала на улицуголышом в середине зимы. Япобежал за ней, догнал и скрутил, принес обратно. Я не буду рассказывать всего, что пережил с ней. Она была как покалеченная птица. Совершенно беспомощна. Я мог бы сделать с ней все, что хотел, но я ее не трогал месяцами. Так что нечего приходить сюда со всей своей молодой наглостью и притворяться, будто бы ты знаешь, как лучше стоит о ней заботиться только лишь потому, что ты трахнул ее несколько раз. Потому что ты, на самом деле, них*я не знаешь. Ты не знаешь, что мы пережили с ней вместе.

Он горько смеется.

— Впервые в жизни я почувствовал жалость к кому-то другому. Она что-то разбудила во мне. Говорят же, что даже самый законченный убийца имеет в своей душе Божественную искру. Она коснулась моей искры. Во мне что проснулось.

По какой-то странной причине, на самом деле, я верю ему, он, действительно, говорит правду. Он по-своему выхаживал и заботился о ней.

— Если ты, действительно, переживаешь за нее, дай ей свое благословение. Пусть она будет счастлива.

— С тобой?

— Да, со мной.

Он косится на меня.

— Почему? Потому что тебе нравится вкус ее киски? А?

У меня сжимается челюсть.

— Не говори о ней так.

— Посмотри на себя. Думаешь, ты разобрался уже со всем и все понял. Думаешь, что все, что касается ее это только забота? Ты готов встречаться с ее прошлым постоянно? Готов сидеть на самом виду в шикарном ресторане, когда она замирает, как чертова статуя, или хуже того, начинает рыдать в голос, хотя на самом деле, для этого нет никаких причин? Готов гнаться за ней в мороз, когда она голышом выскакивает на улицу? Готов к ее слезам, когда она начинает вдруг рыдать, пока ты трахаешь ее?

Желание врезать ему настолько сильное, заткнуть его поганый рот, настолько сильное, что я сжимаю кулаки и с трудомзаставляю себя усидеть на месте. Я делаю глубокий успокаивающий вдох. Я не позволю ему вывести себя из равновесия. Несмотря ни на что, у меня есть цель, и я не позволю ничему и никому встать на своем пути.

— Я здесь не для того, чтобы ты мне давал советы, как строить отношения, Ленни.

— Ты молодой и рьяный парень. Что ты знаешь об отношениях? Ты думаешь, я не знаю о тебе все? Скажи-ка мне, сколько по времени продолжалась твоя самая длинная связь?

— Она — совсем другое. Точно так же, как в тебе загорелась искра, она загорелась и во мне от ее присутствия, она затронула что-то во мне тоже.

Он смеется, но видно, как ярость клокочет у него внутри.

— Да, уверен, что ты тоже ей поверил.

— Неважно, что ты думаешь, — тихо говорю я. — Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать. Я пришел сюда за видеокассетами.

— Что за видеокассеты? — спрашивает он, но я вижу обманчивый блеск в его глазах, который он не успевает скрыть от меня.

— Видеозапись в лифте, котораязаписывают всех клиентов отеля второго этажа.

— С чего ты решил, что такая видеозапись вообще существует? — спрашивает он.

Я в упор смотрю на него.

— Ты забыл, мы знаем одних и тех же людей, что и ты. Все знают, что у тебя стоят камеры в лифте.

Он невозмутимо смотрит на меня.

— Кассеты — это моя собственность. Как и Сноу.

— Тебе следовало передать их в полицию. Это воспрепятствование осуществлению правосудия.

В его глазах виден неприкрытый гнев.

— Ты мне угрожаешь, мальчик?

— Нет, у меня меньше причин отдавать эти кассеты в полицию, чем у тебя. Я хочу, чтобы эти люди получили сполна.

Его глаза поблескивают.

— Месть. Да, я думал об этом. Но мне показалось, что это напрасный труд, когда уже имеешь синицу в руках. Ядаже, в какой-то степени, должен их поблагодарить.

— Просто отдай мне эти чертовы кассеты. Ты все равно ими не воспользуешься.

Он качает головой.

— У тебя видно стальные шары, что ты пришел ко мне с такой просьбой. Кем, мать твою, ты себя возомнил?

Пора заканчивать играться с этим дерьмом. Есть только один путь справиться с психопатом. И главное не сочувствовать его рассказу и не показывать ему своей слабости. Единственный способ справиться с психопатом — дергать за его ниточки жадности.

— Ты в курсе той отличной сделки, в которую вклинился в Амстердаме?

Его глаза тут же становятся серьезными.

— Я инициировал эту сделку, — говорю я. — Если у тебя возникла какая-нибудь идея выбить меня из игры, я выбью у тебя землю из-под ног. Русские получат по два миллиона евро и угадай-ка, кого они будут преследовать? Сколько вздохов ты сможешь совершить, прежде чем они поймают тебя?

Ленни натянуто улыбается и кивает.

— Хорошо играешь, мальчик. И ты сделал это все ради нее?

— Да.

— И ты хочешь моего благословения?

— Нет, я не нуждаюсь в твоем благословении, Ленни. Я знаю, кем ты являешься на самом деле. Ты нашел покалеченную птицу, но ты не отнес ее ветеринару, чтобы он смог правильно ее вылечить, ты даже не попытался наказать уродов, которые ее покалечили. Ты принес ее в свой дом-клетку, надеясь, что она никогда не может снова летать. Ты сделал все, чтобы у нее не было друзей, чтобы у нее не было никого, кто мог бы ее поддержать, кроме тебя. Так что не надо мне вешать свое дерьмо о том, как сильно ты любил ее. Ты ничего не сделал для нее, не преследуя свои собственные эгоистические цели.

— Ее будет так легко сломать.

Я подхожу к его столу и упираюсь ладонями о край. Угрожающе подаюсь всем телом вперед, нависая над ним.

— Попробуй, — тихо говорю я. — Только бл*дь попробуй, и я, бл*дь, сожгу и уничтожу все, что принадлежит тебе, я устрою тебе настоящий ад.

Он бледнеет, но смотрит на меня с презрением.

— Ты думаешь, что я тебя боюсь?

— Тебе стоит. Я скажу тебе только один раз: теперь она моя. Встанешь на моем пути, и я сломаю твою чертову шею своими собственными руками.

Он приближает свое перекошенное злобой лицо к моему.

— Ты *баный дурак, Шейн. Ты только выйдешь отсюда, ты уже покойник.

Я смотрю ему в глаза совершенно без эмоций.

— С того момента, как я перестану дышать, ты станешь ходячей бомбой с часовым механизмом. Ты хочешь войны, Ленни, я предоставлютебе войну. Или ты просто отдашь мне кассеты, и мы разойдемся. У тебя будет твое выгодное дело в Амстердаме, у меня будет месть.

— А женщина?

— Моя, — наотрез говорю я.

— А если я скажу нет? —он явно прощупывает почву.

— Тогда это война, и мы оба проиграем. Я не отдамее. Ты не получишь эти прекрасные миллионы, и мы оба очень разозлим русских, но думаю, они будут больше ненавидеть тебя, чем меня.

— Убирайся из моего кабинета, — с возмущением орет он. У него даже вены на шеи вздулись.

— Без кассет не уйду.

Он подлетает к сейфу, открывает и извлекает две кассеты. Они стянуты вместе резинкой. Он намеренно бросает их на стол таким образом, чтозаскользив по поверхности, они падают на пол вместе с его ручкой. Я наклоняюсь и поднимаю. Медленно кладу ручку обратно на стол.

Я смотрю прямо в его глаза, наполненные яростью.

— Конечно, мои ребята будут работать в контакте с твоими сотрудниками, проверяя записи того дня, и они никак не ожидают встретить холодный прием.

— Ты получил свои кассеты. Теперь убирайся из моего кабинета, — огрызается он.

— Еще увидимся, — отвечаю я, покидая его кабинет. За дверью, его телохранители косо поглядывают на меня.

34.

Сноу

Пятнадцать часов спустя я приземляюсь в Калькутте.

С тяжелым сердцем я обмениваю деньги и выхожу из сверкающего нового аэропорта ChandraBose. Снаружи беру такси. Водительулыбчивый, веселый мужчина.

— Чемоданов нет? — спрашивает он по-английски.

— Нет, — отвечаю я ему.

Я называю адрес, и он заводит мотор. Он пытается вовлечь меня в разговор, задавая интересующие его вопросы, но я отвечаю односложно, и через некоторое время он начинает что-то петь себе под нос.

Я поглядываю в окно на пыльные щиты, деревья, которыхне видела раньше, на толпы людей и машин, сигналящие без остановки, и я вспоминаю нелестные замечания своей матери, пока я росла здесь.

Она всегда говорила, что Калькутта— это гигантская мастерская, грязная, покрытая жиром, и здесь нет такого понятия, как чистота, белоснежная чистота. И, возможно, она права. Я замечаю, что нет ни одного белого дома, и люди тоже не носят белоснежных одежд, но, возможно, для этого города белое это слишком. Сердце этого города бьется так же сильно, даже сильнее, чем в Лондоне.

Водитель такси останавливает свою пыхтящую машину у ворот моего дома, я отдаю ему деньги и выхожу. Он уезжает, а я подхожу к воротам. Заперто.

Я стою у ворот, вцепившись в металлические прутья, и смотрю на дом. Я не была здесь около года, но мне кажется уже так давно, поэтомувсматриваюсьв свой дом со стороны, вспоминая, таким ли он запечатлелся у меня в памяти. Здесь ничего не изменилось. То, что произошло в номере отеля было кошмаром. Ленни является частью этого кошмара. А Шейн просто несбыточная мечта.

Конечно, я никогда не смогубыть с таким мужчиной, как Шейн, хотя иоколдована им полностью.

Я вижу зеленый, идеально подстриженный газон, идеально ровные клумбы, но я словно заморозилась у ворот, тупопялюсь на участок, но появляется садовник Купу со шлангом. Сначала он не видит меня. Затем поднимает глаза, потом опять смотрит на свой шланг, а потом он более внимательноприглядывается ко мне. От удивления он открывает рот и спешит к воротам.

— Сноу, Сноу, — радостно кричит он.

И на мгновение мое сердце, наполненное печалью, начинает радостно биться. Я люблю Купу. Это моя настоящая семья — Купу, Читра и Виджайя, наш повар. Я скучала по ним. Трясущимися руками он отпирает замок ключомиз связки, свисающей с егопотертого и разодранного ремня.

Он открывает ворота, и я вхожу.

Он складывает ладони в молитвенном жесте. Его глаза мокрые от слез.

— Как ты? — спрашиваю я.

— Я так рад, что ты вернулась домой. Без тебя все по-другому, — с грустью отвечает он.

— Как папа и мама?

— Твой папа совсем одинок. Очень исхудал, но не хочет идти к врачу. Все свое время проводит в своей комнате, смотрит телевизор, — он опускает голос до шепота. — Твой брат вернулсядомой.

Я вздыхаю.

— Спасибо, что предупредил, — ядотрагиваюсь до его худой, морщинистой руки. — Я зайду к тебе позже, ладно?

Он вдруг крепко хватает меня за руки.

— Хорошо, девочка. Не волнуйся, Бог все видит.

Мне хочется разрыдаться. Бог ничего не видел, он позволил всему случиться.

Я иду по направлению к портику дома. Машина моего отца стоит в гараже. Я открываю тяжелые балийские двери, покрытые замысловатой резьбой, и попадаю в прохладное помещение, дом моей семьи. Внутри меня пустота, у меня такое чувство, будто я никогда не покидала этих стен. Я прохожу дальше в комнату, мой брат поднимает голову от дивана, внимательно пару секунд разглядывает меня, потом приподнимается на локте.

— Ну и ну, блудная дочь вернулась, — с сарказмом говорит он.

Я иду к нему. Он просматривает какой-то спортивный журнал и ест арахис. Он откладывает журнал в сторону.

— Ты вернулась насовсем?

Я киваю.

— Почему?

Я пожимаю плечами.

— Просто так решила.

Его глаза блестят злобой.

— Улицы Лондона не вымощены золотом, так ведь?

— Они также вымощены золотом, как и улицы Канзас-Сити, — парирую я в ответ.

Он смотрит на меня с раздражением.

— Это не моя вина. Американцы все настолько тупые.

— Правда, неужто все американцы?

— Да, они все такие же глупые, как и ты, — говорит он, очищая очередной орех и закидывая его в рот.

Мой брат никогда не изменится. Ему всегда будет наплевать на других людей. Я смотрю на него, как он чистит и жует орехи.

— Где папа?

— А где ты думаешь он может быть?

Дальше вести дискуссию нет смысла. Чем дольше я буду оставаться с ним, тем больше возрастает вероятность, что мы в конечном итоге разругаемся. Я отворачиваюсь и иду к лестнице.

— Эй, ты так и не сказала, что случилось с твоей большой мечтой, стать учителем в Англии?

— Кто тебе это рассказал?

— Это же очевидно, мать.

— Понятно.

— Значит, ты не смогла устроиться даже в качестве дошкольного учителя, — со злорадством констатирует он.

— Нет, не смогла, — растерянно отвечаю я.

— Тебе не стоило возвращаться сюда. Здесь абсолютно ни х*я делать. И не строй планы остаться здесь навечно. Я пытаюсь уговорить мать продать этот дом и купить поменьше для нас троих. А оставшуюся часть денег хочу пустить на свой бизнес.

Я молча поднимаюсь по лестнице и стучу в дверь комнаты отца. Даже снаружи я слышу, как орет телевизор.

— Кто там? — с раздражением рычит отец.

Я открываю дверь и вхожу в комнату.

Он хмуро и раздраженно смотрит на меня, потом поднимается из кресла иудивленно восклицает:

— Сноу?!

Купу был право. Отец очень похудел, лицо осунулось, рубашка висит на нем как на вешалке.

— Да, это я, папа.

Он шарит по низкому столику в поисках пульта, выключает телевизор и поворачивается ко мне, с нетерпением интересуясь:

— Когда ты приехала?

— Я прилетела.

— Но почему ты нам не сообщила? Как ты добралась из аэропорта? Мать знает?

— Папа, я взяла такси из аэропорта, нет, мама не знает. Это было скоропалительное решение— приехать домой.

— У тебя все нормально? —обеспокоенно спрашивает он.

— Да, все в порядке.

— Уверена? —хмурясь, настаивает он. — Я... имею в виду, мы так волновались за тебя.

— Да, папа. Ты же видишь, что со мной все хорошо.

Он несколько раз кивает.

— Входи. Входи. Посиди со мной. Ты устала? Ты хочешь что-нибудь поесть? Виджайя может приготовить тебе.

Я сажусь рядом с ним.

— Нет, я не устала. Я спала в самолете и не голодна. С тобой все в порядке?

— Да, все хорошо, — он внимательно смотрит на меня и вздыхает. — Ты уехала ребенком, а вернулась женщиной. Мужчина, не так ли?

— Да, — шепчу я.

Он прищуривается.

— Ты беременна?

Я отрицательно качаю головой.

— Уверена?

— Да, уверена.

— Слава Богу. Ох, слава Богу, — говорит он с облегчением.

Я чувствую, как у меня глаза наполняются слезами.

— Не беспокойся, Сноу. Я найду тебе хорошего мужа. Ты молода и красива. Многие мужчины из хороших семей будут готовы взять тебя в жены. Никому не говори о человеке, обманувшем тебя. Знаешь, как это бывает. Люди начнут судачить. Чем меньше знают, тем лучше.

— Ох, папа. Никто меня не обманул. И я не хочу, чтобы ты искал мне хорошего мужа. Мне нужно некоторое время побыть дома, а потом я найду квартиру и уйду.

— Квартиру? Из моего дома? Что за западный бред? Ты моя дочь и ты останешься здесь до тех пор, пока не выйдешь замуж.

— Ох, папа, — вздыхаю я.

Он берет меня за руку.

— Это твой дом. Пока я жив, у тебя есть этот дом и он здесь. Никто не сможет тебя выгнать отсюда, — отец громко выдыхает.

— Я скучала по тебе, папа.

Он медленно кивает.

— Я все испортил, Сноу, сделав полный бардак. Знаешь, что когда ты родилась, всегда узнавала мой голос? Ты не могла отвести от меня своих больших, зеленых глаз и все время смотрела на меня. Но у меня всегда не хватало на тебя времени. Я был слишком занят. И ради чего? Я все равно все потерял. Теперь я сижу здесь, в этой маленькой комнате, с включенном на полную мощь телевизором и притворяюсь, что зол на весь белый свет, чтобы никто ко мне не входил. Я старый дурак.

— Ты не старый дурак, папа, — с грустью говорю я.

— Нет, именно старый дурак. Никто не знает о скольким я сожалею, кроме меня самого. Теперь иди, тебе нужно повидаться с матерью. Она будет очень рада, что ты вернулась домой.

— Я увижусь с тобой за обедом, да?

— Да, да, — тихо говорит он.

Я встаю и целую его.

Я выхожу из комнаты отца, закрываю дверь и вижу маму, идущую по коридору. Она одета в халат. Она останавливается на пол шаге. И смотрит на меня расширенными от удивления глазами.

— Привет, мам.

Она приходит в себя и подходит ко мне. Она совершенно не изменилась за год. Она осталась такой же красивой и такой же отчужденной, как и тогда.

— Ты выглядишь по-другому, — говорит она, внимательно рассматривая меня. — С тобой что-то произошло...

Я опускаю глаза.

— Что-то плохое, — говорит она.

Я быстро выдыхаю и поднимаю на нее глаза.

— Да, но сейчас я в порядке.

— Расскажи мне, что с тобой случилось, — сурово говорит она.

Я отрицательно качаю головой.

— Ох, мам. Ты знаешь, что со мной случилось, — несмотря на то, что я пытаюсь держать себя в руках, мой голос срывается.

— Я предупреждала тебя, но ты всегда была слишком своевольной, слишком непокорный, слишком умной, — ее тон звучит холодно и неумолимо.

А потом я замечаю по ее лицу — ей совсем не жалко меня. Она рада, что меня наказали. Я действовала импульсивно, и за это я получила наказание.

— Ты не против, если я поживу здесь некоторое время? — тихо спрашиваю я ее.

— Конечно. Куда еще ты можешь пойти?

— Спасибо, мам.

— Я скажу Виджайе, чтобы она приготовила для тебя место за столом. Почему бы тебе не принять душ и немного освежиться? Позже мы можем поговорить. Я так давно не была в Лондоне.

И она уходит. Я смотрю ей вслед. «Что же я такое совершила, что ты так меня ненавидишь? »

Я знаю, что мое пребывание в родительском доме будет недолгим. У меня еще осталось немного денег, и мне нужно как-то выбраться в город и найти там работу. Я все-таки лелею мысль потом снять квартиру. И я не оставила свою мечту и у меня хватит сил ее осуществить. Я все-таки стану воспитателем, учителем дошколят.

Я вспоминаю Шейна. У меня такое чувство, словно он из другого мира. Интересно, что он делает сейчас, и тут же я ощущаю, режущую боль в груди. Я достаю его фото и смотрю на него. «Все ли с тобой в порядке? В безопасности ли ты, дорогой? » Я провожу пальцем по его подбородку, опускаюсь ниже и провожу пальцем по его телу, слезы наворачиваются у меня на глазах.

О, Шейн, Шейн, дорогой Шейн.

35.

Джейк

Я вхожу в прокуренную комнату, в глубине ChiliClub, Ленни уже ждет, сидя за столом. Я закрываю дверь, он поднимается и идет мне навстречу.

— Как ты? — спрашивает он, пожав мне руку и приглашая сесть. Его дружелюбие не вводит меня в заблуждение и не застанет врасплох. Я общаюсь с Ленни уже довольно долго и знаю его хорошо. Он приветлив и дружелюбен, но тут же может воткнуть тебе нож в спину.

— Хорошо. А ты?

Уголки его рта опускаются.

— Пока не жалуюсь.

Я сажусь, откинувшись на спинку кресла, и наблюдаю как он занимает свое место за столом. Он открывает серебряный портсигар и протягивает его мне. На самом деле, я бросил курить. Но сейчас я хочу вспомнить те далекие времена. Я протягиваю руку и беру сигарету. Он открывает свою черную зажигалку. Я наклоняюсь вперед и затягиваюсь, в воздухе разносится еле уловимый аромат вишни.

— Спасибо, — говорю я и откинувшись назадна спинку, глубоко затягиваясь.

Он прикуривает свою сигарету и тоже откидывается на спинку кресла. Я наблюдаю за ним, как он затягивается и выдыхает. Его глаза встречаются с моими через пелену дыма.

— Как в старые времена, да? — говорит он.

— Да, как в старые времена, — повторяю я, совершенно невозмутимо.

— Чего ты хочешь, Джейк? —хитро поблескивая глазами, спрашивает он.

— Мой брат приходил к тебе?

— Да, — говорит он. — Мы пришли к соглашению.

Я не подаю вида, что не знаю о соглашении, но глубоко внутри себя чувствую гордость и радость. Я пришел сюда, предполагая, что придется торговаться, угрожать и даже, если потребуется убить ублюдка при необходимости, но Шейн уже все уладил. Мой младший брат, однозначно, вырос. Он прошел свой собственный бой и выиграл. Как, черт возьми, ему это удалось?

Я опять затягиваюсь.

— Хорошо. Значит между нами мир.

Он откидывает голову назад, посмеиваясь, словно мысль о войне между Иденами и им, ему никогда не приходила в голову.

— Ты же меня знаешь. Я не держу обид.

Даже знаю почему. Потому что Ленни всегда будет мстить, пока не удовлетвориться, получив тело обидчика.

— Да, ты прямой парень, Ленни.

— Я бы никогда не стал вредитьтвоей семье, Джейк.

Я внимательно смотрю ему в глаза.

— Конечно, ты слишком умен, чтобы на это пойти.

Он тушит окурок в пепельнице.

— Война между нами, никому не принесет пользы. Борьба мафии —это всегда нелегкий путь, а?

— Он молод, надеюсь, он не слишком далеко зашел с тобой? — спрашиваю я.

У него вылетает какой-то кудахтающийсмех.

— Слишком далеко? Шейн? Ты его не дооцениваешь.

Я молчу, делая еще одну затяжку, медленно выдыхая. Вдруг я начинаю волноваться. Во что ввязался Шейн? Что он мог такое предложить Ленни, чтобы тот остался доволен? Я ожидал увидеть его, харкающим кровью от ярости.

Я хмурюсь.

— В чем именно заключается ваше соглашение?

— Расслабься, Джейк. Он весь в вашу породу. Он не зашел слишком далеко. Проблема, на самом деле, не такая уж и большая. Я был рад отдать ему ее. Она порченный товар. Я держал ее как акт благотворительности, — он хитро посматривает на меня. — Он помог мне получить одну очень выгодную сделку.

Он поглядывает на кончик сигареты.

— И твой парень познакомил меня с двумя лучшими шлюхами, которых я когда-либо имел. Я займусь ими обеимив эти выходные. Одна из этих чертовых сук феноменально гибкая. Она может даже отсосать свою собственную киску.

Он внимательно смотрит на меня, присутствует что-то пугающее в его глазах. Я отчетливо это вижу.

— Могу дать тебе их номер телефона, если хочешь?

У меня появляется кислый привкус во рту. Удивительно, что совсем недавно это была моя жизнь. Словно все это было не со мной, и конечно, не со мной сейчас. Я тушу окурок в пепельнице на столе.

— Спасибо, но я пас.

Ленни пялиться на меня своими пустыми глазами. Я чувствую, что он что-то скрывает. Этодерьмо, что он оставил у себя Сноу, в качестве акта благотворительности, даже моя четырехлетняя дочь смогла бы раскусить мгновенно. Шейн что-то имел на него, но я не хочу знать, насколько далеко Шейн зашел. Он сделал то, что должен был сделать. Мне же нужно знать одно, что Ленни не таит на него обиду. И я должен быть уверен, что никакой мести с его стороны не последует, поэтому я поднимаюсь.

— Увидимся, Ленни.

— Передай мои сожаления Сноу, — говорит он.

Я разворачиваюсь и прищурившись внимательно смотрю на него.

Он медленно улыбается.

— Неудачная шутка, — говорит он.

Я открываю дверь и выхожу, надеясь больше никогда не ступать ногой в его клуб.

36.

Шейн

Я стою за воротами домаее родителей. Здесьимеется колокольчик, но до того, как я собираюсь позвонить, мужчина, похожий на скелет, в старой заношенной рубашке и мешковатых брюках, заляпанных пятнами, появляется в саду и идет ко мне. Его лицо испещрено морщинами, и между губ он сжимает палочку для чистки зубов. Он останавливается в полу метре от ворот и обеспокоенно оглядывает меня.

— Сноу. Сноу дома? — спрашиваю я с дружелюбной улыбкой.

И вдруг его лицо радостно озаряется. Энергично не переставая кивать, он открывает ворота и впускает меня. Я жду, пока он их закроет, потом машет мне рукой, чтобы я следовал за ним. Он открывает входную дверь в дом, сбрасывает свои резиновые шлепки и многозначительно смотрит на мою обувь.

— Конечно, — говорю я, снимая ботинки.

Он ведет меня внутрь дома и указывает рукой на диван. Я сажусь, и он тутже исчезает. Я оглядываюсь вокруг. Интерьер выполнен в балийском стиле, красивая деревянная мебель и два вентилятора, лениво вращающиесяпод потолком. Я подхожу к окну... и тут же замечаю ее.

Она сидит в саду, на качелях, прикрытых сверху тентом, и читает книгу. Я разворачиваюсь, собираясь отправиться к ней, и встречаюсь с блондинкой где-то за сорок, стоящей у входа в комнату. Она красива в своей красоте, и хотя трудно найти двух женщин настолько разных, но я сразу понимаю, что она — мать Сноу. Она хозяйка этого дома, холодная и чувствуется суровая. Ее глаза с пренебрежением оценивающе окидываютменя. Ой, мать твою! Футболка и джинсы. «Шейн, мальчик мой, твой вид явно не в твою пользу». Ее взгляд тут же потеплел, если бы ты предстал перед ней в сшитом на заказ костюме с часамиRolex.

Она заходит в комнату.

— Вы ищете мою дочь, верно? — спрашивает она с сильным британским акцентом, видно испытывая большую гордость, что она англичанка и пытается сохранить свой язык, несмотря на то, что столько летпрожила в этой стране.

— Добрый вечер, Миссис Дилшау.

Она слегка наклоняет голову, чтобы показать, что я прав.

— Боюсь, понятия не имею, кто вы.

— Я Шэйн Иден.

— Присаживайтесь, мистер Иден.

Я иду к дивану, с которого только что встал. Она изящно садится на другой напротив меня.

— Могу я поинтересоваться, что вы хотите от моей дочери?

Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой.

— Я думаю, вы могли бы сказать, что я пришел просить руки вашей дочери.

Ее глаза тут же становятся враждебными.

— Моя дочь сбежала от вас?

— Нет. Она неправильно истолковала ситуацию. Я пришел объясниться.

— Боюсь, это невозможно, мистер Иден.

Я хмурюсь.

— Почему?

— Здесь не Лондон, мистер Иден. У нас другие обычаи. Некоторые... тонкости должны быть соблюдены. Репутацию так легко разрушить. Отец Сноу как раз подыскивает ей жениха и находится в стадии переговоров. Я надеюсь, что вы поймете, насколько нежелательно будет ваше присутствие здесь для нее. Сожалею, что вы проделали такой бесполезный путь, но, боюсь, вы не сможете увидеть мою дочь.

— Я прекрасно вас понимаю. Спасибо, что вы так откровенны со мной, — говорю я вставая.

Она тоже поднимается, но в ее глазах читается изумление. Она не ожидала такой легкой победы.

Я направляюсь к входной двери, она следует за мной по пятам.

Худющий мужчина сидит на крыльце. Завидев меня, он поднимается на ноги и бежит к воротам. Я надеваю ботинки.

— До свидания, миссис Дилшау, — через плечо говорю я и направляюсь к воротам. Старик открываетих передо мной. Стоит мне сделать шаг за пределыих дома, он сразу же закрывает их на замок. Ее мать все еще стоит у входав дом. Я машу ей рукой. Она не отвечает взаимностью. Я благодарю старика и иду вдоль ограды.

Я останавливаюсь у конца стены, которая принадлежит семье Сноу. Затем, молюсь, чтобы они не держали сторожевых псов, перелезаю через соседскую стену и приземляюсь вчужойсад. Я быстро бегу вдоль стены, которая отделяет два поместья, в уме просчитывая то место, где я видел Сноу на заднем дворе, только с противоположной стороны забора.

Я опускаю руки на верх стены и подтягиваюсь, опять приземляюсьна упругий, идеально подстриженной газон миссис Дилшау. Через двадцать шагов я вижу Сноу, покачивающуюся на качелях с тентом. У нее на коленях лежит открытая книга, но она смотрит куда-то далеко вдаль. На ней одет какой-то новый индийский костюм, длинныйв теплых зеленых тонах верх и брюки из такого же материала. Ее волосы спускаются по спине, заплетенные в длинную косу.

Но она выглядит уязвимой и потерянной.

Я стою и наблюдаю за ней, испытывая боль в груди, и вспоминаю ролик NationalGeographicпро двух слонов, воссоединившихся после двадцатилетней разлуки. Поскольку никто не знал, как слоны отреагируют на встречу, встреча произошла в сарае, разделяя их друг от друга толстыми металлическимирешетками. Молодой сильный слон, стоявший перед металлической решеткой, через щель просунул свой хобот, гладя и обнимая другого слона, их желание приблизиться друг другу было настолько сильным, что они согнулипрутья металлической решетки.

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒