Благодарности 16 страница

— Ты слышал? — спросил Эрик.

Мы потратили два часа, выбирая дорогу к подножию горы. Постоянно теряя тропу, мы вынуждены были останавливаться, чтобы вернуться и освежить в памяти нужные ориентиры, прежде чем продолжать спуск. Дикие козы «разрисовали» гору сетью едва заметных, пересекающихся под разными углами тропинок, а по мере того как солнце исчезало за краем каньона, становилось все труднее держаться выбранного направления.

В конце концов мы углядели где-то далеко внизу высохшее русло ручья, которое, я был почти уверен, вело к реке. И, кстати сказать, очень вовремя: полчаса назад я допил остатки воды и теперь с трудом ворочал языком. Я устремился вниз, но Эрик окликом пригвоздил меня к месту:

— Давай-ка еще раз проверим! — И он полез на скалу, чтобы уточнить направление.

— Вроде все правильно! — крикнул оттуда Эрик.

Он начал спускаться… и в этот момент вдруг услышал голоса, эхом прокатившиеся по лабиринту узких ущелий. Он позвал меня к себе, и мы пошагали туда, откуда шел звук.

Через несколько минут мы обнаружили Дженн и Билли. По лицу Дженн текли слезы. Эрик отдал им свою воду, я — несколько оставшихся батончиков.

— Вы что, правда пили оттуда? — спросил я, с ужасом глядя на плавающую сверху ослиную какашку в надежде, что они перепутали эту лужу с каким-то другим озерцом.

— Ага, — ответила Дженн, — и нарочно вернулись, чтобы попить еще.

Я выудил свою камеру — на случай если специалист по инфекционным болезням захочет в точности определить, что попало к ним в требуху. Хотя… справедливости ради надо признать — эта грязная лужа спасла им жизнь: ведь если бы Дженн и Билли именно в тот момент не вернулись еще раз глотнуть водички, то и сейчас продолжали бы брести по безлюдью, заходя все дальше в глубь ничейной земли, пока за их спинами не сомкнулись бы стены каньона, отрезав им путь назад навсегда.

— У вас хватит сил еще на немного? — спросил я Дженн. — Мне кажется, тут где-то недалеко деревня.

— Без проблем, — ответила Дженн.

Мы тронулись в путь легкой трусцой, а когда вода и батончики воскресили Дженн и Билли, они задали такой темп, что я едва поспевал следом. И снова меня поразила их способность воскресать из мертвых. Эрик вел нас по руслу ручья, затем заметил поворот в узкий проход, который он опознал. Еле волоча ноги, мы пошли влево, и даже несмотря на то, что свет становился тусклым, мне удалось разглядеть: пыль впереди утоптана. Вскоре мы выбрались из ущелий и обнаружили, что Скотт и Луис с тревогой поджидают нас у Батопиласа.

Мы разжились четырьмя литрами воды в бакалейной лавочке и бросили в нее горсть йодных таблеток.

— Не знаю, сработает ли это, — вздохнул Эрик, — но, может быть, вам удастся вымыть из себя те бактерии, что вы заглотили.

Дженн и Билли уселись на край тротуара и начали жадно пить. Пока они пили, Скотт объяснил: никто не заметил отсутствия Дженн и Билли, пока остальные члены группы не спустились с горы. К тому времени все испытывали нехватку воды, поэтому возвращение ради поисков подвергло бы их всех риску. Кабальо схватил бутылку воды и повернул назад, взяв все на себя. Остальных он просил оставаться на месте; больше всего ему не хотелось, чтобы на ночь глядя гринго разбрелись по каньонам.

Через полчаса Кабальо прибежал назад в Батопилас, раскрасневшийся, весь в поту. Он разминулся с нами в разветвляющихся ущельях и, осознав безнадежность поисков в одиночку, вернулся в город за помощью. Он взглянул на нас с Эриком — усталых, но все еще державшихся на ногах, потом перевел взгляд на двух первоклассных молодых бегунов на сверхдлинные дистанции на обочине — измученных и смущенных. Я знал, о чем думал Кабальо, прежде чем он произнес это вслух.

— В чем ваш секрет, приятель? — спросил он Эрика, кивнув в мою сторону. — Как вам удалось поставить на ноги этого человека?

Глава 27

Встреча с Эриком произошла год назад, сразу после того как я с отвращением сбросил кроссовки и расслабился, развалившись в ледяном ручье. Я снова получил травму… и это в последний раз, решил я, насколько это, естественно, было в моих силах.

Вскоре после возвращения домой из Барранкаса я начал применять на практике уроки Кабальо. Я не мог дождаться момента, когда же наконец кончу шнуровать кроссовки и погружусь в ощущение, какое испытал на холмах Крила, просто, легко, плавно и быстро преодолевая путь. Мне не хотелось останавливаться ни на минуту — и так каждый день. На бегу я прокручивал в голове фильм о Кабальо, как он возносится над холмами, словно его похищают инопланетяне, а тело его расслаблено, только костлявые локти бесперебойно работают подобно хорошим насосам, поставляя энергию по принципу «качай-толкай». Каланчевидный Кабальо на тропе напоминал мне Мухаммеда Али на ринге: свободно расслабленный, его движения походили на колыхание морской водоросли, но с предчувствием яростной силы, в любую секунду готовой вырваться вон.

Через два месяца я уже бегал вовсю. Оценивая мою спортивную форму, можно было сказать, что она пока недотягивала до отметки «плавность», но я все-таки сумел стабильно удерживать планку где-то между «просто» и «легко». Однако мало-помалу мной стало овладевать некоторое беспокойство, ибо даже если я старался быть максимально осторожным, голени мои все равно бунтовали. Тот засевший в правой ступне маленький огнемет выплевывал искры, и в обеих икрах возникала резкая боль и что-то натягивалось, словно ахилловы сухожилия мне заменили фортепьянными струнами. Я собрал целую библиотеку книг по растяжке и покорно разминался по полчаса перед каждым забегом, но все равно надо мной как дамоклов меч нависала огромной длины игла шприца с кортизоном от доктора Торга.

Поздней весной настало время проверки. Благодаря другу-леснику Мне подвернулась прекрасная возможность: поездка для участия в трехдневном забеге по совершенно нетронутой дикой местности в континентальной части Соединенных Штатов (штат Айдахо). Организация была лучше некуда: наши припасы и принадлежности потащит вьючный мул, а мне и остальным четырем бегунам останется лишь поднимать пыль, двигаясь от лагеря к лагерю.

— Я и вправду ничего не знала о тамошних лесах, пока не приехала в Айдахо, —начала разговор Дженни Блэйк, ведя нас по тонкой как ниточка пыльной тропинке, извивавшейся в зарослях можжевельника.

Глядя, как она легко и плавно скользит по тропе, сильная, как подросток, трудно было поверить в то, что со времени ее приезда в эти места прошло почти двадцать лет. В свои тридцать восемь Дженни по-прежнему носит белокурую челку, у нее озорные голубые глаза и худые загорелые руки и ноги студентки-первокурсницы колледжа на летних каникулах. Странно, однако, что сейчас она больше похожа на беззаботного ребенка, чем была тогда, почти двадцать лет назад.

— В колледже я постоянно испытывала голод, и у меня было ужасное представление о себе, пока здесь я не обрела самое себя, — рассказала мне Дженни.

Она приехала как летний волонтер, и ее тотчас же снабдили пилой лесоруба и двухнедельным запасом провизии и, указав на удаленные от населенных пунктов и дорог места, отправили расчищать трассы. Она почти согнулась под тяжестью рюкзака, но оставила свои опасения при себе и двинулась в одиночку в лес.

На заре она надевала одни кроссовки и ничего больше, а потом отправлялась на длительные пробежки по лесу, а восходящее солнце согревало ее обнаженное тело.

— Я с удовольствием оставалась неделями там одна, — объяснила Дженни. — Меня никто не видел, и я просто ходила, и ходила, и ходила. Это было самое фантастическое ощущение, какое только можно себе представить.

Ей не нужны были ни часы, ни маршрут. Она судила о скорости бега по легкому прикосновению ветерка к своей коже и продолжала бегать по усыпанным сосновыми иголками тропинкам до тех пор, пока ноги и легкие не просились обратно в лагерь.

С этих пор Дженни стала заядлой бегуньей, бегая даже тогда, когда Айдахо укутывает снег. Возможно, она таким способом самостоятельно справляется с глубоко укоренившимися проблемами, но, быть может (перефразируя Билла Клинтона), с Дженни никогда не было ничего такого, что нельзя было бы исправить с помощью того, что подходит именно ей.

Но когда тремя днями позже, внутренне содрогаясь, я спускался с холма на заключительном этапе пути, ноги меня едва слушались. Я с трудом доковылял до ручья и уселся там, медленно закипая от негодования и пытаясь понять, что же со мной не так. Мне понадобилось три дня, чтобы пройти ту же дистанцию, что и отмеренная Кабальо, и для меня это закончилось разрывом одного ахиллова сухожилия, а возможно, и двух, и болью в пятке, подозрительно похожей на ощущение от укуса вампира, которое создают беговые травмы: подошвенным фасциитом (ПФ).

Если однажды этот ПФ вонзит свои клыки в ваши пятки, вы рискуете так и прожить всю жизнь с этой заразой. Просмотрите в интернете форум с информацией о бегунах и беге, и вы обязательно найдете массу надрывающих душу сообщений от людей, страдающих ПФ, с мольбой о врачебной помощи. Любой готов не задумываясь предложить вам одни и те же средства: ночные стабилизирующие шины для пятки, эластичные носки, ультразвук, электрошок, кортизон, протезирование, — однако сообщения все продолжают приходить, потому что ни одно из них, похоже, не помогает.

Но вот загадка: как Кабальо удавалось легко одолевать крутые спуски в паршивых старых сандалиях, тогда как у меня несколько не слишком напряженных месяцев бега не обходилось без серьезной травмы? Туша под именем Уилт Чемберлен без проблем отмахивала нехилые расстояния, и учтите, что ему стукнуло шестьдесят, а его колени пережили несколько лет баскетбола. Вот черт! А норвежский моряк по имени Менсен Эрнст, который уже и не помнил, что значит ходить по суше, когда в 1832 году сошел на берег, сумел тем не менее на спор за две недели пробежать без остановки от Парижа до Милана и выиграл пари, обутый бог знает в какие бахилы на бог знает каких дорогах.

И Менсен просто хрустел костяшками, прежде чем занялся серьезным делом: потом он пробежался от Константинополя до Калькутты, два месяца подряд проделывая рысью по 145 километров в день. Нельзя сказать, что он этого и не почувствовал. Менсену пришлось отдыхать целых три дня, прежде чем пуститься трусцой в обратный путь домой длиной 8690 километров. Так как же это так, что у Менсена никогда не было подошвенного фасциита? И не могло быть, потому что год спустя ноги у него были в отличной форме: он умер от дизентерии, когда пытался пробежать весь путь к истоку Нила.

Всюду, куда ни глянь, стайки незаурядных фигур в области бега на сверхдлинные дистанции, похоже, появлялись сами собой. Неподалеку от меня, в Мэриленде, тринадцатилетний Маккензи Райфорд благополучно пробегал кросс памяти Джона Фицджералда Кеннеди вместе со своей мамой («Было так весело! »), в то время как Джек Кёрк — он же Дипсийский Демон — в свои девяносто шесть все еще участвовал в жуткой Дипсийской гонке по бездорожью. Гонка начинается с подъема на 671 ступеньку по крутому обрыву, а это значит, что человек, возраст которого составляет почти половину возраста Америки, взбирался по лестнице на высоту пятидесяти этажей, прежде чем убежать в лес. «Вы перестаете бегать не потому, что стареете, — говорил Демон. — Вы стареете, потому что перестаете бегать».

Итак, что же я упускал? Теперь я был в худшей форме, чем тогда, когда начинал бегать; я не только не мог состязаться в скорости с тараумара — я не верил, что мои воспаленные от подошвенного фасциита ноги вообще смогут донести меня до линии старта.

— Вы ничем не отличаетесь от всех остальных, — сказал мне Эрик Ортон. — Вы не ведаете, что творите.

Через несколько недель после моего поражения в Айдахо я пришел по заданию журнала брать интервью у Эрика. Он как тренер по экстремальным видам спорта в Джексон Хоуле и бывший руководитель секции фитнеса Центра наук о здоровом образе жизни при Университете штата Колорадо специализируется в «разложении» видов спорта, требующих выносливости, на движения, являющиеся составными частями целого, и нахождении способа их выполнения, который можно передать другим. Он изучал скалолазание, чтобы открыть технику владения плечевыми суставами для байдарочников и применить плавное движение, характерное для лыжного двоеборья, к езде на горном велосипеде. Что он ищет на самом деле, так это основные технические принципы; он убежден, что следующий выдающийся успех в фитнесе обеспечит не тренировка или методика выполнения упражнений, а техника: спортсмен, который избегает травм, окажется вне конкуренции.

Он прочитал мою статью о Кабальо и тараумара и загорелся желанием узнать об этом больше.

— То, что делают тараумара, — это боди-арт чистой воды! — сказал он. — Никто более на планете не извлекал столько пользы из того, что человек — это «самодвижущийся экипаж».

Эрик «заболел» тараумара, поскольку один спортсмен, которого он готовил к «Ледвиллу», вернулся с удивительными рассказами о потрясающих индейцах, летающих в друидических сумерках в сандалиях и робах. Эрик перерыл библиотеки в поисках книг о тараумара, но все, что нашел, — это несколько антропологических текстов 1950-х годов и любительское сообщение супружеской пары, совершившей путешествие по всей Мексике в своем жилом автофургоне. Это был какой-то таинственный пробел в спортивной литературе; бег на длинные дистанции — это активный вид спорта номер один в мире, но о тех, кто постоянно им занимается, о главных спортсменах-бегунах на длинные дистанции, не написано почти ничего.

— Каждый думает, что знает, как надо бегать, — объявил мне Эрик. — Спроси любого, и он скажет тебе, что «люди просто бегают так, как бегают». Но это же смешно. Разве люди просто плавают так, как плавают?

В любом другом виде спорта уроки — это основа основ. Нельзя вот просто так выйти и начать хлестко бить по мячику, не занимаясь в гольф-клубе, или лихо скользить вниз с горы на лыжах, если кто-то не проведет вас по всем этапам и не научит надлежащему стилю. В противном случае неумение гарантировано, а травмы — неизбежны.

То же самое и с бегом, — объяснял Эрик. — Неправильная выучка — и ты никогда не прочувствуешь, какое это наслаждение.

Он дотошно расспросил меня обо всех деталях гонки, за которой я наблюдал в тараумарской школе. («Маленький деревянный шар, — в раздумье повторял он. — Таким образом они учатся бегать, подбрасывая его ногой; это не может быть случайно». ) Затем он предложил мне «обмен»: я рекомендую Эрика Кабальо, а он готовит меня к соревнованию, которое тот организует.

— Если этот забег состоится, нам обязательно надо туда попасть, — убеждал меня Эрик. — Это будет супермарафон, каких не бывало.

— Только не думаю, что я создан для такого забега, — сказал я.

— Все созданы для бега, — возразил он.

— Каждый раз, когда я увеличивал дистанцию, все кончалось травмой.

— На этот раз обойдется.

— Мне что, надо добегаться до ортопедических аппаратов?

— Забудь об этом.

Я был в нерешительности, но абсолютная уверенность Эрика убедила меня.

— Но сначала мне, вероятно, нужно сбросить вес, чтобы уменьшить нагрузку на ноги.

— Твой режим питания сам все изменит. Жди и смотри.

— А как насчет йоги? Она-то поможет?

— Забудь и о йоге. Все бегуны, кого я знаю, которые занимаются йогой, получают еще какие травмы.

Чем дальше, тем лучше это звучало.

— Ты и вправду думаешь, что я сумею?

— Давай говорить откровенно, — сказал Эрик. — Тебе нельзя ошибиться. Но это возможно.

Видимо, мне придется забыть все, что я знал о беге, и начать с чистого листа.

— Будь готов вовремя вернуться, — сказал Эрик. — Ты становишься членом племени бегунов.

Спустя несколько недель ко мне домой явился какой-то человек с вывернутой голенью ниже колена и, прихрамывая, направился прямо ко мне, держа в руках веревку. Концом веревки он обвязал мне талию, туго затянул узел и заорал:

— А ну пошел!

Я согнулся пополам и, взрывая ногами землю, потащил его вперед. Он отпустил веревку, и я рванул с места в карьер.

— Пойдет, — сказал человек. — И теперь, когда побежишь, всякий раз вспоминай, что ты чувствовал, натягивая веревку, и тогда ступни всегда будут прямо под тобой, бедра задвигаются прямо вперед, а пятки выйдут из игры.

Эрик рекомендовал мне начать «перековываться» в члена племени бегунов-марафонцев с того, чтобы отправиться в Виргинию и набиться в ученики к Кену Мирке, физиологу двигательной активности и чемпиону мира по триатлону, которого мышечная дистрофия заставила сделать свой стиль бега максимально экономичным. «Я — живое доказательство того, что у Бога есть чувство юмора, — любит повторять Кен. — Я был толстым ребенком с конской стопой^[52], отец которого жил спортом. Поэтому, будучи тяжеловесным сынишкой Джерри, я двигался намного медленнее, чем все, против кого я когда-либо играл. Я научился все пробовать и находить лучший способ».

В баскетболе Кен не мог выполнять проход, поэтому совершал трехочковые броски и убийственный бросок крюком. Он не мог угнаться за квотербеком или рисковать, но изучал угловые положения тела и линии нападения и стал грозным левым полузащитником. Он не мог перегнать кросс-удар с лету, поэтому в теннисе выработал мощную подачу и прием мяча. «Если бы я не сумел обогнать тебя в беге, то превзошел бы в сообразительности, — говорит он. — Я нашел бы твое слабое место и превратил его в свою сильную сторону».

Начав соревноваться в триатлоне, Кен из-за иссохших мышц в задней части правой голени мог бегать лишь в утяжеленном башмаке, который он соорудил из ботинка «Роллерблэйд» и пластинчатой пружины. Это ставило его в очень невыгодное с точки зрения веса положение по сравнению со спортсменами с ампутированной конечностью в дивизионе людей с ограниченными физическими возможностями, поэтому линейное нарастание эффективности использования им энергии для компенсации веса ботинок, составлявшего около 3, 2 килограмма, могло превратиться в огромное преимущество.

Кен раздобыл кучу видеозаписей кенийских бегунов и просматривал их кадр за кадром. После многих часов просмотра он сделал поразившее его открытие: величайшие в мире марафонцы бегали как детсадовцы. «Понаблюдайте за детьми, которые носятся туда-сюда по детской площадке. Их ступни опускаются на землю прямо под ними, и они совершают ими толчок назад, — объяснял Кен. — Кенийцы делают то же самое. Их манера бегать босиком в пору взросления удивительно похожа на то, как они бегают сейчас, — и разительно отличается от того, как бегают американцы». Взяв блокнот и ручку, Кен еще раз просмотрел пленки и кратко описал все составляющие махового шага кенийцев. Потом пошел искать «подопытных кроликов».

По счастью, Кен уже начал физиологическое тестирование триатлонистов, составляющее часть его исследований в области кинезиологии^[53] в политехническом колледже штата Виргиния, и в результате получил возможность общаться с массой легкоатлетов, чтобы проводить на них эксперименты. Бегуны обычно сопротивлялись тому, чтобы кто-то подправлял их маховый шаг, а вот «железные люди» готовы на все. «У триатлетов очень прогрессивное мышление, — объясняет Кен. — Это молодой вид спорта, и он еще не успел увязнуть в традициях. В 1988 году триатлонисты начали использовать на своих велосипедах аэрорули, и велосипедисты жутко над ними издевались… пока Грег Лемонд^[54] не установил себе такой же, после чего выиграл «Тур де Франс», улучшив рекорд на восемь секунд».

Первым объектом тестирования у Кена стал Алан Мелвин, в свои шестьдесят считавшийся одним из мастеров мирового уровня в триатлоне. Кен начал с того, что установил точку отсчета, заставив Мелвина пробежать на пределе сил четыреста метров. Затем он прицепил к его футболке маленький электрический метроном.

— Это еще зачем?

— Поставь его на сто восемьдесят ударов в минуту и беги, выдерживая этот темп.

— Зачем это?

— У кенийцев супербыстрое чередование ног, — объяснил Кен. — Быстрые и легкие сокращения икроножных мышц более экономичны, чем большие и сильные.

— Не понял… — озадачился Алан. — Мне что, нужно не удлинять шаг, а укорачивать?

— А ну-ка ответь мне, — оживился Кен, — ты когда-нибудь видел одного из тех босых парней, что участвуют в забеге на десять километров?

— Ага, они как будто бегут по горячим углям.

— А ты обгонял хотя бы одного из этих босоногих? Алан задумался.

— А ведь и верно…

Позанимавшись шесть месяцев, Алан явился на повторное тестирование. Он четыре раза прошел дистанцию и каждый крут пробегал быстрее своего предыдущего рекорда в забеге на четыре тысячи метров. «Это был человек, занимавшийся бегом лет сорок подряд и попавший в десятку лучших в своей возрастной группе, — рассказывал Кен. — Его успех не был результатом совершенствования новичка. Ведь как атлет шестидесяти двух лет он фактически должен был постепенно терять силы».

Кен также работал и над собой. Он был таким слабым бегуном, что во время своего лучшего на сегодня соревнования по триатлону лидировал в велогонке с отрывом целых десять минут, и все же умудрился проиграть. Но потом, всего за один 1997 год, Кену удалось разработать собственный метод, и, став непревзойденным, два следующих года подряд он выигрывал мировой чемпионат для людей с ограниченными физическими возможностями. Однажды прошел слух, что Кен изобрел способ бегать не только быстро, но и не создавая нагрузок на голени, после чего другие триатлонисты стали нанимать его к себе на работу в качестве тренера. Кен продолжал тренировать одиннадцать национальных чемпионов, а вообще его послужной список включает более ста легкоатлетов.

Уверенный в том, что заново открыл древнее искусство, Кен назвал свой стиль «эволюционным бегом». По случайному стечению обстоятельств в то же самое время возникли еще два других способа бега босиком. Бег-цзы, основанный на равновесии и минимализме тай-цзы, брал начало в Сан-Франциско, тогда как доктор Николас

Романов, выходец из России, спортсмен, физиолог, изучающий двигательную активность, обосновавшийся во Флориде, преподавал свой метод. Всплеск минимализма возник не в результате копирования или взаимного обогащения идеями; напротив, он как будто является проявлением насущной необходимости отреагировать на эпидемию травм, возникающих во время занятий бегом, и чисто механической логики того, что Босой Тед называл «временной починкой путем хождения босиком», — простоты лечения по принципу «чем меньше, тем лучше».

Но простая система вовсе не обязательно проста для изучения, что я и выяснил, когда Кен Мирке заснял меня в движении. Моя голова отмечала простое, легкое и плавное движение, а видеозапись показала, что я по-прежнему скакал вверх и вниз, наклоняясь вперед, словно шел против ураганного ветра. То, что мне легко и просто бегать в стиле Кабальо, и было моей ошибкой, объяснил Кен.

— Если я, преподавая эту технику, спрошу кого-нибудь из учеников, как она воспринимается, и услышу «Отлично! », я сам скажу: «Фу-ты, черт! » Это значит, что они ничего не изменили. Изменение должно доставлять неудобство. Необходимо пройти через период, когда вы уже больше не чувствуете себя отлично, бегая неправильно, но пока еще не чувствуете себя хорошо, делая все правильно. Вы адаптируетесь не только к своим навыкам, но и к своим тканям; вы активизируете мышцы, которые бездействовали на протяжении большей части вашей жизни.

У Эрика был понятный подход в преподавании того же самого стиля.

— Представь, что твоя дочурка выбегает на улицу и ты должен внезапно ее поймать, босиком, — говорил мне Эрик, когда я возобновил тренировки под его руководством, после того как некоторое время позанимался с Кеном. — Ты моментально автоматически примешь нужную позу: на носках, спина выпрямлена, голова зафиксирована прямо, руки подняты, локти в движении, ступни быстро опускаются на переднюю часть и отталкиваются от земли назад…

Затем, чтобы запечатлеть этот легкий шелестящий удар ступней о землю в моей мышечной памяти, Эрик начал составлять для меня программу тренировок, включая в нее массу подъемов и спусков с холма.

— С плохой биомеханикой ты не сможешь мощно брать подъем в гору, — объяснял Эрик. — Она просто не сработает. Если ты будешь стараться приземляться на пятку при прямой ноге, начнешь опрокидываться назад.

Эрик заставил меня приобрести монитор для контроля за частотой сердечных сокращений, чтобы я исправил вторую из самых распространенных ошибок всех бегунов — выбор темпа. Большинство из нас — абсолютные невежды как в смысле скорости, так и в отношении манеры бега. «Почти все бегуны выполняют медленный бег слишком быстро, а быстрый бег — слишком медленно, — замечает Кен Мирке. — Иначе говоря, они научают свой организм сжигать глюкозу, а это последнее, что требуется бегуну на длинные дистанции. У вас вполне достаточно жира, чтобы добежать до Калифорнии, а значит, чем сильнее вы приучите свой организм сжигать жир вместо глюкозы, тем на дольше хватит вашего запаса».

Способ активировать собственную «топку для сжигания жира» состоит в том, чтобы не превышать своего аэробного порога — то есть уровня, когда вам становится трудно дышать, — во время соревнований по бегу на выносливость. Соблюдать этот предел скорости было намного легче до появления кроссовок с амортизатором и мощеных дорог; попробуйте хотя бы иногда наддать по каменистой тропе в открытых сандалиях, и вы быстро избавитесь от соблазна прибавить скорость. Если ваши ступни лишены искусственной защиты, вам приходится варьировать темп и наблюдать за скоростью: в тот момент, когда вы переходите на слишком быстрый и небрежный бег, резкая боль в передней части голени мгновенно заставит вас замедлить движение.

Я испытывал искушение полностью влезть в шкуру Кабальо и выкинуть свои кроссовки ради пары сандалий, но Эрик предупредил меня, что так я добегаюсь до усталостного перелома второй или третьей плюсневой кости, если вдруг побегу босиком после того, как в течение сорока лет держал стопы в обездвиженном состоянии. Поскольку первоочередной задачей было подготовить меня к забегу с тараумара где-то на задворках цивилизации, у меня не было времени не спеша укрепить стопы, прежде чем начать серьезные тренировки. Начинать мне надо было с обеспечения хоть какой-то защиты, и поэтому я приступил к экспериментам с моделями с низким срезом, на липучке, пока в итоге не остановился на классическом варианте, который я обнаружил на eBay: это была пара из давнишней серии компании Nike — Nike Pegasus^[55] выпуска 2000 года, я бы сказал этакий откат назад к ощущению плоской стопы, создаваемому старыми «кортесами».

В начале второй недели Эрик отправил меня позаниматься часика два упражнениями на растяжку с единственным напутствием: побольше сосредоточиваться на форме и не слишком жестко держать темп, чтобы время от времени дышать закрытым ртом. (Пятьдесят лет назад Артур Лидьярд дал такой же полезный, но противоположный по смыслу совет относительно того, как управлять частотой сердечных сокращений и темпом: «Беги в такой степени быстро, чтобы быть в состоянии на бегу вести разговор». ) В начале четвертой недели Эрик занялся отработкой скорости: «Чем быстрее ты сможешь бежать, не испытывая дискомфорта, — учил он меня, — тем меньше энергии тебе потребуется. Скорость обеспечит меньшее время работы твоих ног». Всего восемь недель занятий по его программе, и я уже пробегал в неделю больше, причем в более быстром темпе, чем когда-либо прежде.

Именно тогда я и решил схитрить. Эрик пообещал мне, что еда у меня станет саморегулирующейся, как только начнет расти километраж, но я слишком сомневался в этом, чтобы сидеть и ждать, когда это произойдет. У меня есть приятель-велосипедист, который выбрасывает бутылки с водой перед подъемом в гору; если 340 граммов снижали его скорость, то нетрудно было подсчитать, что делали со мной мои лишние 13, 6 килограмма жировых отложений на талии. Но если я собирался подправить свою диету за несколько месяцев до забега, мне нужно было не преминуть сделать ее тараумарской: я должен был стать сильным при меньшем весе.

Я разыскал Тони Рамиреса, ученого-садовода из города Ларедо близ границы с Мексикой, который на протяжении тридцати лет путешествовал по стране тараумара и теперь выращивает кукурузу в соответствии с тараумарской традицией и размалывает ее для приготовления собственных пиноли. «Я большой поклонник пиноли. Я их просто обожаю, — делился со мной Тони. — Это неполноценный протеин, но в сочетании с фасолью они более питательны, чем бифштекс из заднепоясничной части говяжьей туши. Они обычно смешивают пиноли с водой и пьют, а я люблю их в сухом виде. Так они напоминают по вкусу измельченный поп-корн.

— Вы что-нибудь знаете о фенолах? — продолжал Тони. — Они представляют собой натуральные растительные химические вещества, которые борются с болезнью. По существу, они форсируют вашу иммунную систему».

Когда исследователи Корнеллского университета произвели сравнительный анализ пшеницы, овса, кукурузы и риса, чтобы выяснить, в чем содержится больше всего фенолов, кукуруза легко победила. И поскольку пиноли представляют собой еду из цельного зерна с низким содержанием жира, они могут резко сократить риск заболеть диабетом и множеством разновидностей рака пищеварительной системы, фактически всеми видами рака. Как утверждает доктор Роберт Вайнберг, профессор, исследователь рака в Массачусетском технологическом институте, открывший первый ген, подавляющий опухоль, одна из каждых семи смертей от рака вызвана ожирением. Арифметический закон строг: уберите жир, а вместе с ним риск заболеть раком.

И выходит, что «тараумарское чудо» в смысле заболевания раком совсем не такое уж чудо. «Измени свой образ жизни, и ты сумеешь уменьшить риск заболеть раком на шестьдесят — семьдесят процентов», — говаривал доктор Вайнберг. Рак толстой кишки, простаты и груди был почти неизвестен в Японии, отмечает он, до тех пор пока японцы не начали питаться так же, как американцы. За несколько десятилетий смертность от этих трех видов рака резко возросла. Когда в 2003 году специалисты Американского противоракового общества провели сравнительное исследование худых и тучных людей, результаты оказались намного хуже, чем ожидалось: люди с избыточным весом подвергались неизмеримо большему риску умереть как минимум от десяти разновидностей рака.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒