Благодарности 14 страница

— В «пегасах» вы гораздо сильнее наступаете на пятку, — сделала вывод доктор Айрин Дэвис.

Дэвид Сминтек решил проверить теорию ударного воздействия в ходе уникального эксперимента, поставленного им на самом себе. Будучи бегуном и одновременно физиотерапевтом, специализирующимся в экстренной реабилитации, Сминтек всегда настораживался, когда люди, настойчиво рекомендовавшие ему купить новую обувь, оказывались теми же самыми людьми, которые ее продавали. Журнал Runner’s World и его магазин «Все для занимающихся бегом» настоятельно предупреждали его, что ему следует регулярно менять обувь для бега; но как же тогда быть с Артуром Ньютоном, одним из величайших бегунов на сверхдлинные дистанции за все время их существования, который не видел никаких оснований заменять свои кроссовки на тонкой резиновой подошве до тех пор, пока не набегает в них по крайней мере тысяч шесть километров? В 1930-х годах Ньютон не только пять раз побеждал в соревновании по бегу на дистанции 88, 5 километра, но его ноги оставались по-прежнему пружинистыми, чтобы в пятьдесят один год установить рекорд в забеге Бат—Лондон.

Итак, Сминтек решил проверить, сможет ли стать Ньютоном из Ньютонов. «Когда мои туфли сносятся с одной стороны, — задавался он вопросом, — что если я просто переобую их с одной ноги на другую? » Так начался безумный эксперимент с ногами: когда его туфли истончались с наружного края, Дэйв менял правый и левый местами и продолжал бегать.

— Этого человека нужно понять, — говорит Кен Лирман, один из коллег-терапевтов Дэйва. — Дэйв не заурядный индивидуум. Он любознателен, умен, это человек того типа, каких невозможно в два счета сбить с толку. Он скажет: «Если это должно быть так, давайте посмотрим: действительно ли это так? »

На протяжении следующих десяти лет Дэвид ежедневно бегал и наблюдал. И как только он понял, что чувствовал бы себя вполне комфортно в обуви, надетой не на ту ногу, то первым делом спросил себя, а зачем ему вообще нужна эта обувь. Если он не использует ее по назначению, размышлял Дэвид, возможно, ее конструкция не имеет такого уж большого значения? И с тех пор он покупал только дешевую обувь на резиновой подошве.

— Вот он какой: бегает больше остальных, надев правый башмак на левую ногу, а левый — на правую, и не испытывает никаких проблем, — замечает Кен Лирман. — Этот эксперимент всех нас кое-чему научил, а именно — что, когда речь заходит о кроссовках, надо помнить: не все то золото, что блестит.

И последняя неприятная истина. Даже Алан Вэбб говорит: «Человеческие существа созданы бегать босыми».

Алан Вэбб, знаменитейший в Америке бегун на дистанцию 1500 метров, попал в руки тренера страдающим плоскостопием студентом-первокурсником. Его физическая форма была удручающей. Но тренер разглядел в нем огромный потенциал и начал заново ее строить, говоря без преувеличения, с нуля.

— Вначале меня преследовали травмы, — признался мне Вэбб, — и стало ясно: причиной их может быть моя биомеханика. И тогда мы стали делать упражнения на укрепление ступней и совершать пешие прогулки босиком.

Постепенно Вэбб стал замечать, как прямо на глазах преображаются его ноги.

— Вдобавок к плоскостопию у меня был огромный размер ноги. По мере того как крепли мышцы в ступнях, свод стопы делался выше, и обувь я теперь ношу на пару размеров меньше.

Тренируясь босиком, Вэбб стал получать меньше травм, что позволило ему провести такой интенсивный тренинг, что в 2007 году он обеспечил ему рекордный в США результат и лучшее в мире время на дистанции 1500 метров.

— Бег босиком многие годы был одной из составляющих моей философии тренинга, — заметил как-то Джерард Хартманн, доктор философии, ирландский физиотерапевт, ставший для лучших в мире бегунов на длинные дистанции кем-то вроде Великого и Могучего Волшебника из страны Оз.

Пола Рэдклифф^[46] никогда не выходит на марафон, не посетив перед этим доктора Хартманна, а такие титаны, как Хайле Гебрселассие^[47] и Халид Ханнуши^[48], доверяли свои ступни исключительно его рукам. В течение вот уже нескольких десятков лет доктор Хартманн с тревогой наблюдает за бурным развитием протезирования и постоянным усложнением строения беговой обуви.

— Ухудшенное физическое состояние мускулатуры ступни — вот самая большая проблема, приводящая к травмам, а за последние двадцать пять лет мы позволили нашим ступням очень сильно деградировать, — рассуждал доктор Хартманн. — Пронация превратилась в ругательное слово, но это всего лишь естественное движение ступни. Ступня должна совершать пронацию.

Чтобы понаблюдать за пронацией в действии, сбросьте туфли и пробегитесь по дороге. На твердой поверхности ваши ступни слегка отучатся от привычек, приобретенных при ношении обуви, и автоматически перейдут на режим самозащиты: вы обнаружите, что приземляетесь на наружный край ступни, затем мягко перекатываетесь с мизинца на большой палец, пока ступня не встанет ровно. Это и есть пронация — всего лишь мягкий амортизирующий перекат, позволяющий своду стопы сжаться.

Но еще в 1970-х годах самый уважаемый авторитет в области бега начал выражать некоторые сомнения по поводу всех этих поворотов и перекатов стопы. Доктор Джордж Шиэн был кардиологом, а его эссе о красоте бега сделали его королем-философом марафонцев. Он высказал мысль о том, что чрезмерная пронация, возможно, является причиной формирования «колена бегуна». Он был одновременно и прав и очень сильно заблуждался. Человеку нужно приземляться на пятку, чтобы вызвать сверхпронацию, а на пятку можно приземлиться, только если она снабжена амортизатором. Тем не менее компании по производству спортивной обуви не замедлили откликнуться на призыв к оружию доктора Шиэна и нанесли ответный ядерный удар: создали чудовищно клиновидные и перенасыщенные техническими штучками штиблеты для бега, в которых пронация исключалась практически полностью.

— Но стоит вам заблокировать естественные движения, — указывал доктор Хартманн, — как это плохо отразится на других движениях. Мы провели исследования и выяснили, что только у двух-трех процентов населения имеются реальные проблемы с биомеханикой. Итак, кому же требуется все это биопротезирование? Всякий раз, когда «заковываем» кого-нибудь в ортопедическое устройство, мы создаем новые проблемы, решая несуществующие.

В 2008 году журнал Runner’s World сделал потрясающее признание, что годами неумышленно вводил читателей в заблуждение, рекомендуя ортопедические кроссовки бегунам с подошвенным фасциитом: «Но, как показали недавние исследования, обувь, обеспечивающая устойчивость, вряд ли облегчит подошвенный фасциит, а возможно, даже обострит симптомы».

— Только посмотрите на структуру стоп, — объяснял доктор Хартманн. — Сделайте светокопию своих стоп, и вы обнаружите сущее чудо, уровня которого инженеры пытались достичь веками. Главный элемент ступни — свод, самая удачная несущая массу тела конструкция из когда-либо созданных. Достоинство любого свода заключается в том, каким образом он становится прочнее под нагрузкой; чем с большим усилием вы давите вниз, тем плотнее сцепляются его составляющие. Никакой каменщик, по праву владеющий своим мастерком, никогда не вставляет опору под свод; подоприте его снизу, и вы ослабите всю конструкцию. Свод стопы со всех сторон поддерживает обладающее высокой растяжимостью сплетение двадцати шести костей, тридцати трех суставов, двенадцати эластичных сухожилий и восемнадцати мышц, как сейсмостойкий висячий мост. Надеть ботинки — это все равно что наложить на ноги гипсовую повязку, — продолжил он. — Если я засуну вашу ногу в гипс, то не пройдет и шести недель, как у вас произойдет атрофия от 40 до 60 процентов мышц. Нечто похожее случается и со ступнями, когда они «закованы» в обувь.

Когда башмаки выполняют за ноги спортсмена всю работу, его сухожилия задубевают, а мышцы увядают. Ступни живут борьбой и расцветают под давлением. Позвольте им лентяйничать, и они, как установил Алан Вэбб, ослабеют. Потренируйте их — они выгнутся радугой.

Я поработал более чем с сотней лучших кенийских бегунов и обнаружил у них одну общую особенность — поразительную эластичность ступней, — продолжает доктор Хартманн. — Объясняется это тем, что до семнадцати лет они никогда не бегают в обуви.

И по сей день доктор Хартманн уверен, что из всех известных ему рекомендаций по поводу защиты от травм наилучшую дал тренер, посоветовавший «бегать босиком по росистой траве три раза в неделю».

Кстати сказать, он не единственный медик-профессионал, исповедующий «доктрину босоногости». По мнению доктора Пола Брэнда, директора реабилитационного отделения в госпитале службы общественного здравоохранения в США и преподавателя хирургии на медицинском факультете Университета штата Луизиана, мы вполне способны ликвидировать любое общее патологическое изменение стопы за одно поколение, просто скинув с ног ботинки. Еще в 1976 году доктор Брэнд обратил внимание, что почти все болячки, ожидающие его в приемной — все эти мозоли, бурситы большого пальца стопы, молоткообразные искривления, плоскостопие, опущение свода стопы, — практически полностью отсутствуют в странах, где большинство жителей ходят босиком.

— Босой пешеход получает непрерывный поток информации о поверхности дороги, по которой идет, и о своем отношении к ней, — отмечает доктор Брэнд, — тогда как обутая ступня «спит» внутри неизменной окружающей среды.

В последнее время все громче звучит обращенный ко всем призыв разуться и ходить босиком. Однако вместо массового выступления врачей за мускулистые стопы эта кампания обернулась классическим вариантом боевых действий ортопедов, занимающихся диагностикой и лечением болезней стоп, против их же пациентов. Адвокаты босоногих, вроде доктора Брэнда и доктора Хартманна, были все еще редким явлением, а ортопед с традиционным мышлением по-прежнему считал человеческую ступню «ошибкой природы», этаким полуфабрикатом, который всегда можно улучшить, слегка поработав скальпелем на манер ваятеля и достигнув новой формы биопротезированием.

Сдвигнутый менталитет нашел полное свое выражение в «Руководстве по восстановлению для бегунов». Одна из самых ходовых книг всех времен, написанная доктором Мюрреем Вайзенфелдом, ведущим спортивным ортопедом, специалистом в области диагностики и лечения болезней стоп, и посвященная уходу за ногами, начинается такой вот ужасающей сентенцией: «В исходном варианте человеческая ступня не предназначалась для хождения пешком, и еще меньше — для бега на длинные дистанции».

Так для чего же, согласно «Руководству», предназначалась наша ступня? Итак: прежде всего для плавания («Ступня в ее современном виде развивалась из плавника какой-то первобытной рыбы, и эти плавники были повернуты назад»). А еще для лазанья («Хватательная ступня позволяла живому существу сидеть на ветвях, не рискуя сорваться вниз»).

А потом?..

А потом, согласно ортопедическому отчету об эволюции, у нас что-то там заело. И пока остальные части нашего тела прекрасно адаптировались к твердой почве, единственная его часть, которая фактически соприкасалась с землей, каким-то образом поотстала. Мы довольно-таки проворно развивали мозги и руки, чтобы делать операции на сосудах, а вот наши ступни так навеки и застряли в эпохе палеолита.

«Ступня человека пока что еще не полностью адаптировалась к земле, — горько сокрушается " Руководство", — и лишь небольшая порция населения одарена хорошо приспособленными к почве ногами».

Итак, кто же эти немногие с хорошо развившимися ступнями? Если вдуматься, то никто: «Природа пока еще не обнародовала свой план относительно идеальной современной ступни бегуна, — пишет доктор Вайзенфелд. — А пока не сформируется совершенная ступня, у нас, как подсказывает мне мой опыт, есть отличная возможность получить какую-нибудь травму». Природа, возможно, и не опубликовала свою программу, но это не остановило некоторых ортопедов от попыток придумать собственный план действий. И именно эта самоуверенность — убежденность в том, что четыре года ортопедической подготовки способны превзойти два миллиона лет естественного отбора, — привела к катастрофической лавине операций в 1970-е годы.

«Не так давно колено бегуна лечилось хирургическим путем, — признает доктор Вайзенфелд. — Это не слишком помогало, потому что, когда вы бегаете, вам нужна та самая амортизация». Как только пациенты вылезали из-под хирургического ножа, они обнаруживали, что их мучительная боль превратилась в коверкающее всю жизнь увечье; без хряща в коленных суставах они уже никогда не могли снова бегать, не ощущая боли. Несмотря на «полосатую» историю профессии ортопеда, характеризующуюся попытками переплюнуть природу, «Руководство по восстановлению для бегунов» ни в коем случае не рекомендует укреплять ступни, напротив, предлагается лечение на выбор — бинт, биопротезирование или хирургия.

Даже доктору Айрин Дэвис, чьи полномочия и широту взглядов трудно превзойти, потребовалось время до 2007 года, чтобы серьезно отнестись к ходьбе босиком, и то только потому, что один из ее пациентов открыто не повиновался ей. Его хронический подошвенный фасциит приводил его в такое отчаяние, что он решил попробовать избавиться от него, бегая в похожих на комнатные туфлях на тонкой подошве. Доктор Дэвис объявила ему, что он спятил. А он все равно поступил по-своему.

«К ее изумлению, — сообщил позднее журнал BioMechanics, — симптомы подошвенного фасциита ослабли, и пациент был в состоянии пробегать короткие дистанции в обуви».

«Вот так мы часто и узнаем что-то важное, когда пациенты нас не слушаются, — любезно ответила Айрин Дэвис. — Я полагаю, широкое распространение подошвенного фасциита по крайней мере отчасти объясняется тем фактом, что мы на самом деле не позволяем мышцам наших стоп выполнять те функции, для которых они предназначены». Выздоровление ее мятежного пациента произвело на нее такое сильное впечатление, что она даже начала включать прогулки босиком в собственные тренировки.

Если бы компания Nike смогла объединить всех «босых тедов» себе на пользу, то эта польза имела бы ежегодное материальное выражение в 17 миллиардов долларов.

Вскоре после того как представители компании вернулись из Стэнфорда и доложили, что движение босоногих дошло и до стадиона элитарного колледжа, найковское руководство задалось вопросом: нельзя ли извлечь выгоду из проблемы, какую оно же и создало?

Возлагать всю вину за эпидемию беговых травм на большую бяку — компанию Nike — было бы слишком просто, хотя… пусть будет так, ибо в значительной степени это все же ее вина. Основателями компании были Фил Найт, бегун из Университета штата Орегон, который мог торговать чем угодно, и Билл Бауэрман, тренер из того же университета, который считал, что все знает. До того как эти двое объединились, современной беговой обуви не было и в помине, равно как не было и большинства нынешних травм, связанных с бегом.

Для человека, который многих поучал, как надо бегать, сам Бауэрман не слишком увлекался бегом. Лет этак в пятьдесят он немного побегал трусцой, после того как в Новой Зеландии познакомился с Артуром Лидьярдом, основателем оздоровительного бега и самым авторитетным тренером за всю историю бега на длинные дистанции. В конце 1950-х Лидьярд открыл «Оклендский клуб любителей бега трусцой», чтобы помочь восстановить здоровье больным, перенесшим сердечный приступ. В то время такого рода метод реабилитации пациентов вызвал ожесточенные споры. Врачи были уверены, что Лидьярд запустил механизм массового самоубийства. Но шло время, и как только прежде больные мужчины осознали, насколько хорошо себя почувствовали после нескольких недель бега, они начали приглашать своих жен, детей и родителей поддержать компанию и побегать с ними часика два по бездорожью.

К тому времени как в 1962 году Билл Бауэрман нанес первый визит Лидьярду, групповой забег по утрам в воскресные дни стал в Окленде самым популярным занятием. Бауэрман попробовал, так сказать, приобщиться к спорту, но его физическое состояние оказалось настолько паршивым, что он еле-еле дотрюхал до финиша, да и то лишь с помощью бегуна семидесяти трех лет, перенесшего три инфаркта. «Бог свидетель, единственное, что поддерживало во мне жизнь, так это надежда, что я в конце концов умру», — признался он впоследствии.

Но он вернулся домой новообращенным и вскоре написал ставшую бестселлером книгу, название которой представило американскому народу новое понятие и навязчивую идею: «Бег трусцой». В перерывах между написанием книги и тренировками Бауэрман был занят тем, что портил свою нервную систему и вафельницу жены, химича в подвале с литой резиной и изобретая новый вид обуви. После этих экспериментов Бауэрман пребывал в изматывающем состоянии нервозности, но обувка для бега с самым большим амортизирующим эффектом была создана. По мрачной иронии Бауэрман нарек свое творение «Кортесом» — в честь конкистадора, который крал золото в Новом Свете и выпустил, как джинна из бутылки, ужасную эпидемию оспы.

Самым ловким ходом Бауэрмана была пропаганда нового стиля бега, возможного лишь в его творении для ступней. Туфли «Кортес» позволяли бегать с недостижимой прежде безопасностью: приземляясь на костистые пятки. До изобретения обуви с упругими прокладками бегуны веками выглядели одинаково: Джесси Оуэнс, Роджер Баннистер, Фрэнк Шортер и даже Эмиль Затопек бегали с прямыми спинами, согнутыми коленями, чиркая ступнями назад под бедрами. У них не было выбора: единственное поглощение ударного воздействия обеспечивалось сжатием голеней и толстым скоплением жировой ткани в середине стопы. Фред Вилт подтвердил именно это в 1959 году в своем классическом учебном пособии по легкой атлетике «Как они тренируются», в котором подробно рассмотрел технические приемы более чем восьмидесяти лучших бегунов мира. «Выбрасываемая вперед ступня совершает " поглаживающее" (а не " тычковое" и не ударное) движение вниз и назад, и первым касается дорожки наружный край подъема свода стопы, — пишет Вилт. — Продвижение во время бега обеспечивается толчковыми силами, действующими за центром тяжести тела…» Когда разработчик биомедицинских устройств Ван Филлипс создал в 1984 году соответствующий современному уровню развития механики протез для бегунов с ампутированными конечностями, он даже не потрудился снабдить его пяткой. Филлипс, который сам был бегуном, лишившимся левой ноги ниже колена в результате несчастного случая при катании на водных лыжах, понимал: пятка нужна лишь для стояния — но не для движения. С-образная «ступня гепарда» Филлипса так эффективно имитировала действие натуральной ноги, что позволила южноафриканскому спортсмену с обоими ампутированными конечностями Оскару Писториусу соревноваться с лучшими спринтерами мира.

Но у Бауэрмана возникла некая идея: а не получится ли у вас немного увеличить дистанцию, если вы сместитесь вперед относительно центра тяжести? Прилепите под пятку кусок резины, рассуждал он, и вы сумеете выпрямить голень, приземляться на пятку и удлинить маховый шаг. В книге «Бег трусцой» он сравнивал стили: при маховом проверенном временем шаге «плоской стопой», признал он, «широкая поверхность служит подушкой для удара ногой и удобна для тела век обще». Тем не менее он все равно был уверен в том, что шаг «с пятки на носок» оказывается «наименее утомительным на длинных дистанциях». Если у вас для этого имеется обувь.

Маркетинг Бауэрмана был блистательным. «Один и тот же человек создал под продукт рынок, а потом и сам этот продукт, — заметил орегонский финансовый аналитик. — Это был гениальный ход, один из тех приемчиков, какие они изучают в школах бизнеса». Партнер Бауэрмана, обернувшийся предпринимателем бегун Фил Байт, заключил в Японии производственное соглашение и вскоре стал продавать кроссовки быстрее, чем они успевали сходить с конвейера. «С амортизацией по-кортесовски мы стали монополистами, по крайней мере накануне 1972-го — олимпийского — года», — злорадно хвастался Найт. К тому времени как другие компании наконец очухались и принялись копировать новые «шузы», во всем мире уже властвовал «Свуш».

Вдохновленный реакцией на свои поделки, Бауэрман развернулся с творчеством на полную катушку. Он задумал выпустить непромокаемые туфли из рыбьей кожи, но дальше планов дело не двинулось и они отошли в мир иной прямо на чертежной доске. Тогда он предложил следующую новинку: туфли с немыслимо широкой подметкой, бегать в которых было все равно что перемещаться, привязав к ступням тарелки для торта. Бауэрман решил, что такая подметка сразу же нейтрализует пронацию, напрочь забыв о том, что если бегун поставит ступню не прямо, то расширенный задник непременно вывернет ему голень. «Вместо стабилизации эта конструкция ускорит пронацию и повредит и стопы, и щиколотки», — пишет бывший орегонский бегун Кении Мур в биографии Бауэрмана. Другими словами, обувь, предназначенная обеспечить вам идеальный маховый шаг, работает лишь в том случае, если он у вас уже есть. Когда Бауэрман понял, что провоцирует травмы, вместо того чтобы предотвращать, он дал задний ход и в следующих моделях сузил задник.

Тем временем в Новой Зеландии потрясенный Артур Лидьярд, наблюдая за хлынувшим из Орегона дешевым экспортом, гадал, что же затевает его друг. По сравнению с Бауэрманом у Лидьярда был ум, намного более ориентированный на легкую атлетику; он тренировал многих олимпийских чемпионов и рекордсменов мира и разработал программу подготовки, остающуюся золотым стандартом. Лидьярд любил Билла Бауэрмана и уважал как тренера, но — Боже милостивый! — что за хлам он продавал?

Лидьярд знал: вся эта заваруха с пронацией была всего лишь продажным бредом. «Если вы предложите обычному человеку любого возраста снять туфли и пробежаться по коридору, то почти всегда обнаружите, что в работе ступни нет ни малейшего намека ни на пронацию, ни на супинацию, — причитал Лидьярд. — Все эти вихляния лодыжек в стороны начинаются только тогда, когда люди зашнуровывают себя в эти кроссовки, потому что конструкция многих из них тотчас же изменяет естественные движения стопы».

«Мы бегали в парусиновых тапочках, — продолжал Лидьярд. — Мы не знали проблем с подошвенной фасцией, не думали о супинации, о пронации; грубой парусиной мы немного могли стереть себе кожу, когда бегали марафоны, но, вообще-то говоря, со ступнями у нас не было никаких неприятностей. Покупка последней модели высокотехнологичных кроссовок за несколько сотен долларов не гарантирует исключение любой из названных травм, а, напротив, даже может обеспечивать их получение в той или иной форме».

В конце концов даже Бауэрмана одолели сомнения. Пока компания Nike пробивалась с боями вперед, как блины выпекая умопомрачительное разнообразие моделей и ежегодно меняя их исключительно ради того, чтобы еще что-нибудь продать, Бауэрман чувствовал: его изначальная миссия — создание честных туфель — загублена новой идеологией, каковую он изложил в двух словах: «Делай деньги». Фирма Nike, подметил он в письме к коллеге, «распространяла массу дерьма». Даже для одного из партнеров-основателей Nike в словах общественного критика Эрика Хоффера, по-видимому, звучала правда: «Каждое великое дело начинается как движение, становится бизнесом и превращается в обман».

К тому времени, когда восстание босоногих в 2002 году обретало влияние, Бауэрман уже умер, так что компания Nike снова обратилась к старому наставнику Бауэрмана, чтобы выяснить, действительно ли идея беганья босиком не лишена достоинств. «Ну конечно! — якобы фыркнул Артур Лидьярд. — Вы подпираете какой-то участок, а он становится слабее. Пользуйтесь им больше, и он станет сильнее… Бегайте босиком, и вы распрощаетесь со всеми этими неприятностями».

«Туфли, которые позволяют вашей ступне вести себя так, словно вы разуты, — это туфли для меня», — заключил Лидьярд.

Компания Nike сопроводила этот словесный выпад собственными достоверными данными. Джефф Писчётта, старший научный сотрудник лаборатории спортивных исследований фирмы Nike, собрал двадцать бегунов на травяном поле и заснял на пленку, как они бегут босиком. Укрупнив план, он был потрясен: каждая ступня вместо того, чтобы топать, как в туфле, вела себя как живое существо, наделенное своим разумом, — вытягивалась, сжималась, нащупывала почву растопыренными пальцами, готовилась к приземлению, как садящийся на озеро лебедь.

«Забавно бывает наблюдать, — признался мне впоследствии все еще не оправившийся от удивления Писчётта, — как мы, надев кроссовки, почему-то думаем, что они начинают отчасти управлять бегом». Не откладывая дела в долгий ящик, он разослал команду собирать материал для фильма обо всех возможных проявлениях культуры босоногих, какой только они сумеют добыть. «Обыскав весь земной шар, мы нашли массу тех, кто по-прежнему бегает босиком, и установили, что во время толчка и приземления их стопа совершает намного больше разных движений, в которых участвует большее число пальцев. Ступни изгибаются, распластываются, выворачиваются наружу и хватаются за поверхность. Результат: меньше пронация и лучше распределяется давление».

Когда в один прекрасный день компания Nike встала перед фактом, что торгует никому не нужным барахлом, она принялась искать выход из трудного положения. Джефф Писчётта стал руководителем сверхсекретного и, похоже, неосуществимого проекта: найти способ делать баксы из голой ступни.

После двух лет напряженной работы Писчётта наконец был готов обнародовать свое гениальное изобретение. Знакомство общества с шедевром Писчётты произошло посредством телерекламы, в которой участвовали кенийские марафонцы, шлепающие по грунтовой дорожке; пловцы, хватающиеся пальцами ног за стартовый плот; гимнасты и бразильцы, танцующие капоэйру; альпинисты и борцы-вольники; каратисты и игроки в пляжный соккер. Там было столько босых, что через какое-то время трудно было и вспомнить, кто вообще носит обувь и для чего.

В кадрах поверх изображений вспыхивали мотивационные сентенции: «Ваши ступни — это ваша основа. Пробудите их! Сделайте их сильными! Соедините с землей… Естественная технология обеспечивает естественное движение… Зарядите свои ступни энергией». Затем появляется голая ступня, поперек которой начертано: «Показатели начинаются здесь». И в заключение грандиозный финал — пока на заднем плане разгоралось: «На цыпочках по блаженству», — нас возвращают к прежним кадрам с кенийцами, босые ноги которых теперь обуты в нечто похожее на тонкие, низко срезанные штиблеты. Это и были пресловутые новые «найк фри», скоростные тапочки, даже более тонкие, чем старые «кортесы».

А слоган?

Есть и слоган: «Бегай босым! »

Глава 26

Малыш, этот город вырывает кости из твоей спины; это смертельная ловушка, это подталкивание к самоубийству…

Брюс Спрингстин. Рожденные бегать

Лицо Кабальо Бланко порозовело от гордости, и я попытался сказать что-нибудь приятное.

Мы только что приехали в Батопилас, шахтерский городишко, спрятавшийся на глубине двух с половиной километров от края каньона. Он был основан четыреста лет назад, когда испанские путешественники обнаружили серебряную руду в каменистой речке, и с тех пор не слишком изменился. Он по-прежнему представляет собой узкую полоску домов, прилепившихся к берегу реки, место, где ослики встречаются так же часто, как автомобили, а первый телефон установили тогда, когда весь мир осваивал уже айпод.

Чтобы спуститься в сей городишко, нужно иметь крепкий желудок и безграничную веру в собрата, в данном случае того, кто был за рулем автобуса. Единственный путь в Батопилас — грунтовая дорога, которая серпантином обвивает отвесную поверхность скалы, понижаясь на 213 метров на отрезке 16 километров. Пока автобус лихо преодолевал крутые повороты, мы держались изо всех сил и смотрели на валявшиеся далеко внизу обломки автомобилей, водители которых просчитались на несколько сантиметров. Через два года Кабальо внес свою лепту в это кладбище металлолома, когда пикап, за рулем которого он сидел, задел за выступ скалы и, перевернувшись, рухнул вниз. Кабальо чудом удалось выпрыгнуть из него в последний момент и увидеть, как грузовичок взорвался на дне ущелья. Позднее куски обгоревшего остова растащили на талисманы.

Автобус затормозил на краю города, и мы, одеревеневшие, на негнущихся ногах, выбрались на твердую землю. Пыль и соль от высохшего пота наложили на наши физиономии боевую раскраску, сделав всех похожими на Кабальо, каким я увидел его в день нашей первой встречи.

— А вот и он! — торжественно воскликнул Кабальо. — Здесь я и живу.

Мы оглянулись вокруг, но не увидели ничего, кроме древних развалин старой миссии на другом берегу реки. Строение было без крыши, а его стены из красного камня, вырубленные прямо в горной породе, мало-помалу разрушаясь, как будто растворялись в отвесных скалах, словно песчаный замок, постепенно осыпаясь, превращается снова в песок. Место было лучше и не придумаешь. Для живого призрака жилище Кабальо нашел идеальное. Моего воображения хватило только на то, чтобы представить, как это, должно быть, необычно — пробираться сюда по ночам и наблюдать, как твоя уродливая тень мечется по скалам в свете бивачного костра… Квазимодо в развалинах.

— Да, — восхитился я, — нет слов.

— Нет, приятель, — отозвался Кабальо, — это вон там. — Он ткнул пальцем за наши спины, в сторону едва заметной козьей тропы, исчезающей в зарослях кактусов.

Кабальо начал подниматься, и мы гуськом покорно полезли следом, хватаясь за жидкие кустики, если вдруг случалось за что-нибудь зацепиться на этой каменистой тропе.

— Кабальо! — не выдержал Луис. — Знаешь, я думаю, это единственная в мире «подъездная аллея», где не обойтись без ориентиров и медпункта на середине пути.

Метров через сто мы прошли сквозь заросли дикого лайма и наткнулись на маленькую хижину с обмазанными глиной стенами из речных камней. Хибара эта подходила Кабальо в качестве дома даже больше, чем разрушенная миссия; здесь, в своей рукотворной уединенной крепости, он мог видеть все происходящее в долине реки, оставаясь при этом невидимым.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒