Станислав Ежи Лем 11 страница

И возможность сменить «неудобные» для Земли тела довольно скоро предоставилась. В район плато прикочевало племя теллемов. Птицам Балако не составило большого труда с помощью Йуругу развоплотить их примитивные души и занять затем соответствующие биологические тела, став таким образом псевдолюдьми. Лишь некоторая часть несчастных теллемов была оставлена в живых, в качестве рабов-земледельцев.

Свои прежние физические тела и Балако и Номмо свернули обратно в яйца, которыми эти виды размножались, и поместили сей драгоценный генофонд их цивилизаций в тайное пещерное святилище...

- это теллемы телом, но с душами пришельцев? »

Нет, не совсем так.

Шли годы, но у новоявленных «людей» неважно шли дела с воспроизводством, так как им, по сути птицам, трудно было освоиться с принятыми у Homo sapiens способами совокупления. И тогда они стали практиковать смешанные браки с оставшимися в живых теллемами.

Так вот! Дети, родившиеся от близости разумных птиц с Сириуса, «облачившихся» в человеческие тела, и обычных земных людей (теллемов), и стали называться доганами!

Истинные теллемы постепенно повымирали, птицы Балако, в облике теллемов, укрылись в тайном поселении, высоко, в одном из ущелий плато Бандиага- ра, а догоны, справедливо считая себя потомками пришельцев, стали жить под его стенами. Так сложилось еще семь веков назад, и теперь лишь некоторые из них (жрецы-олубару) знают о существовании тайной деревни своих истинных отцов, стерегущих генофонд настоящих биологических детей Сириуса и веками ждущих зова далекой родины.

Кстати, будущих олубару люди-птицы до сих пор отбирают из догонов еще детьми и обучают их у себя в тайной деревне языку сиги-со, родовым обрядам, праздникам и тем необычным знаниям астрономии, которые нас так удивляют.

Но в возрасте 70 лет жрецы обязаны приходить в тайное поселение, где их приносят в жертву духу Йуругу. Именно его, одного из духов смерти Вселенной, что рождаются в звездах, называемых белыми карликами, и вызывает в час «сумеречной зоны» бой ритуальных барабанов. От этого боя все участники церемонии впадают в глубокий транс, выражая тем самым готовность умереть в любой момент. Могущественному Йуругу вместо очередного человека предлагается жертвенный крокодил, приволакиваемый железными крюками гобо и забиваемый на алтаре дубинами до- молло...

Услышав эти слова, я понял наконец, чьи холодные объятия ощущал в тот первый сумрак догонской деревни, и возблагодарил жертвенного крокодила, которого он предпочел упрямому авантюристу. Йуругу не стал тогда забирать мою жизнь, но его незримое внимание к моей персоне явственно ощущалось во все последующие дни...

Закончив рассказ, Он провел меня в другой зал пещерного святилища. Таинственная синева сумерек заливала его стены и поверхность большого идеально круглого озера, располагающегося в центре. Незнакомая картина совсем близкого, но чужого звездного неба сияла над нашими головами.

В нишах стен подземелья лежало несколько десятков гладких зеленых шаров размером с футбольный мяч. Это были спящие яйца людей-птиц Балако, ждущие своего часа...

А где яйца тел земноводных Номмо? — спросил я.

Они хранятся на дне этого пещерного озера.

И тут я заметил, что вода его медленно движется по кругу.

«Неужели в озере есть кто-то живой? Это же будет сенсацией? »

Нет, живых Номмо в своем истинном обличье не существует. Но то, что я услышал далее, было не менее удивительным.

Ожидая зова, Балако нуждались в средстве связи со Вселенной. И тогда они построили пещерный гидрооптический телескоп! Отрыв круглый, диаметром до 30 м, конусообразный котлован, они направили в него рукав воды из виденного мною водопада, да так, что вода в этом искусственном озере стала плавно кружить, образуя на поверхности параболоид. Роль экрана над этим увеличительным зеркалом выполнял отшлифованный базальт потолка. А своеобразным объективом служило круглое отверстие в нем, прорубленное так, чтобы смотреть в тот участок безбрежного космоса, где каждые 50 лет и встречаются вместе все три звезды системы Сириуса.

Вот, оказывается, какое звездное небо сияло в пещере над нашими головами!

Он указал мне на совсем близкие звезды своего далекого дома и сказал, что вести от соплеменников обязательно должны прийти оттуда! Они верят и ждут этого. Ждут сотнями поколений и будут ждать еще столько же, потому что нет ничего более главного и святого в жизни хоть птицы, хоть рыбы, хоть человека, чем иметь свою родину!

А я стоял и думал... Ведь действительно, у каждого из нас, по большому счету, всего два дома. Нет, это не квартира и не семья. Они лишь важные «пожитки», что прожиты-нажиты в главных обителях.

Первый истинный дом каждого — это его тело. И хоть неизбежная смерть личного физического биоробота не является смертью для нашего тела духовного, нужно все же очень беречь его от объятий Йуругу. Нужно очень заботиться об этом хоть и временном, но своем родном малом доме.

Ведь только вместе с ним мы можем изучать нашу загадочную планету — наш большой и главный Дом.

Вы абсолютно правы. А ведь у человечества ничего дороже нее нет и быть не может!

История с доганами показывает, что такое, оказывается, возможно. Горько потерять семью, страшно — тело, но самое ужасное и невозвратимое — потерять свою матушку-Землю.

И пусть судьба детей Бледного Лиса еще раз напомнит нам о том, как важно человечеству и каждому из нас беречь свой главный Дом, свою большую родину! Беречь, чтобы сохранить! Чтобы не скитаться потом в поисках пристанища по чужим мирам.

Все тайное рано или поздно становится явным.

Сократ

Покинув догонов, мы вернулись в мопти, наняли большую моторную лодку-пирогу, называемую на Нигере пинаса, и отправились в сплав по великой африканской реке до деревушки Кабара, откуда до легендарного Тимбукту нам оставалось бы всего 12 км.

Десять последующих дней мы любовались необыкновенными речными восходами и закатами, жарили рыбу, купленную у рыбаков племен бозо, бамбара и сонгаи, да фотографировали гиппопотамов, добродушно фыркающих в осоке низких берегов.

В конце концов мы добрались до долгожданного города. Оказалось, что ныне вовсе не нужно мучаться «дорогой золотых колесниц», чтобы попасть сюда. Можно

сплавиться по реке, как мы, а можно и доехать на; вполне комфортабельной автомашине. Вот почему немало иностранцев ныне бродит по его улицам. Но мы нисколько ни жалели о проделанном пути...

На первый взгляд европейские исследователи были правы. Тимбукту действительно оказался серым, полупустынным городом, лежащим у южной границы Сахары. Песок здесь выстилает улицы и дворы домов так же, как снег — наши сибирские деревни. Околицей же города является сама великая пустыня.

Каждый, кто ныне приедет сюда с этим вопросом, не увидит ни золота, ни мудрецов с книгами...

Низенькие серо-желтые дома с плоскими крышами, в которых живут молчаливые, прячущиеся от фотокамер местные жители, построены из сырого глиняного кирпича банко. Дождей здесь практически нет, а потому дома стоят по сто — двести лет, разрушаясь лишь от ветра и времени, после чего «лепятся» вновь. Но архитектура их при этом не меняется. Точно так же эти дома выглядели и более тысячи лет назад: узкие карнизы и фризы из черепицы скупо украшают их фасады по горизонтали. Редкие и махонькие полукруглые окна сделаны по мавританскому образцу. Входные двери — самое главное украшение в непрерывных лентах этих домиков: мощные деревянные створки их покрыты витиеватыми резными узорами, выполненными в арабском стиле, и заперты замысловатыми засовами.

Прямо на улицах городка тут и там дымятся большие глиняные печи конической формы, в которых закутанные до глаз хозяйки выпекают пресные лепешки. Каноны ислама чувствуются здесь повсюду, а мечети являются основными архитектурными изюминками.

Еще в 1325 году паломник из Марокко Канхан мусса, возвращаясь из Мекки, надолго задержался в Тимбукту и украсил его двумя главными мечетями. Время постоянно разрушает их, но глины тут много и реставрация этих оригинальных лепных сооружений методично продолжается веками, не прекращаясь ни на минуту.

Мечеть Джингеребер находится возле дворца местного правителя — Мадуга. А мечеть Санкоре расположена в северо-восточных кварталах бывших солеторговцев. Сами по себе эти строения совершенно непримечательны. Из того же банко сложены низкие прямоугольники их темных залов. Плоские крыши поддерживаются десятками круглых глиняных колонн, упирающихся в глинобитный пол. А вот минареты чем-то напоминают новогоднюю елку, украшенную в стиле техно. Их глиняные, суживающиеся кверху конусы щетинятся во все стороны множеством деревянных жердей, торчащих из стен симметричными ярусами. Они служат и опалубкой для прочности самой конструкции, и лесами при ремонте глиняной штукатурки, и лестницей для муэдзина, забирающегося на башенку, чтобы призвать правоверных на очередную молитву.

Каждая мечеть имеет обширный двор, окруженный трехметровыми стенами, внутри которого множество могил богатых арабов из соседних стран, пожелавших своему телу упокоения в легендарном городе. Здесь же замурованы и тела тех иноземцев, кто когда-то пытался обманом проникнуть в него за золотом...

Судя по всему, увиденному нами, величие Тимбукту теперь осталось только в легенде. То, что может лицезреть каждый, — это действительно край света, лежащий в знойном кольце раскаленных барханов. Тихий и измученный былой славой, типичный старый арабский городок, медленно погибающий под непрерывным натиском безжалостной Сахары...

- всего лишь красивая сказка? »

Вроде бы так на первый взгляд...

Разочарованно бродили мы по узким улочкам города, бывшего, по сути, большой однообразной деревней, и не знали, как подступиться к его тайне, о которой все- таки догадывались. А потому с удовольствием согласились на предложение местных «туарегов» — отпрапиться на вечернюю экскурсию в их лагерь, расположенный в пустыне, неподалеку от Тимбукту.

Истинных туарегов в Сахаре осталось крайне мало. Как я говорил, потомки гарамантов очень красивы: высокие, светлокожие, с тонкими чертами лица и подчеркнутым чувством собственного достоинства. Они обособленно живут в самых потаенных уголках пустыни, избегая встреч с иноземцами.

В Тимбукту их нет. Зато есть спрос на них со стороны туристов. А потому все кому не лень косят тут под туарегов, зарабатывая себе на жизнь. В наезженных местах есть «стоянки туарегов» у племен белла и ыулле- меден, у берберов и даже у иссиня-черных негров, закутанных по глаза знаменитой чшшж-тагелъмус.

Мы попали к «туарегам» племени малинке. Когда- то их предки были земледельцами и охотниками саманны, ныне захваченной песками Сахары. Первые ушли от них на юг, туда, где еще можно выращивать ДУРРУ? маниоку и хлопок. Вторые остались медленно исчезать во мгле истории, вслед за былой своей добычей...

Не ушли из родных мест и певцы-сказители племени малинке, называемые гриотами. Вот они-то, совершенно неожиданно для нас, и приоткрыли занавес над тайнами Тимбукту.

Дело было так. Покатавшись на верблюдах, сфотографировавшись и вдоволь отведав национальных

блюд, мы остались в лагере на ночь и долго сидели y костра, глядя то в бездонное африканское небо, то на отблески пламени, пляшущие на склонах ближайшего бархана.

Отработав программу, довольные бакшишем «туа- реги» освободились от реквизита, раскурили кальян после чего началось естественное общение людей,, знающих и уважающих пустыню, под заунывные звуки однострунной скрипки-ашяд, тихо певшей в руках старого сказителя-гриота.

Мы неторопливо рассказывали хозяевам о своей предыдущей экспедиции через Сахару по «дороге золотых колесниц», проложенной колдунами-насамонами. Сообщили, что не верим в идею, будто нынешний, полумертвый Тимбукту и тот легендарный город, о славе и богатстве которого писал еще Лев Африканский, — это один и тот же город. Сообщили также, что к нам попали архивы британского офицера А. Лэнга, которым еще нет и двухсот лет, где он сообщает о загадочном городе совершенно невероятные вещи. Что мы, наконец, имеем рукописную карту этого майора, где он указал на подземные хранилища золотого запаса Тимбукту...

Тогда старик гриот сказал, что если нам дано, то мы услышим правду в словах его древней песни- легенды. А если дух наш готов, то он познает в ней истину о таинственном Тимбукту. И сказитель запел...

Это была странная песня из совершенно непонятных нам слов, лившихся витиеватой дорожкой, уводящей из реального мира. А какая была мелодия! Струна низко вибрировала в тишине пустыни, проникая волшебным звуком в самое сердце сознания и заволакивая его нежной пеленой небытия... И я пошел по магической дорожке слов в эту таинственную пелену и познал за ней правду о священном городе человечества — Тимбукту и магической силе золота.

Дарю и вам это знание.

Мир наш создан в единстве и противостоянии двух полярных сил: добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. И правят этими силами извечные противоборцы: Бог и Дьявол.

Люди пошли за Богом, и Дьявол решил наказать их за это, вдохнув в желтый металл свое особое заклятие пагубной страсти. Именно такое золото должно было вернуть человечество в царство темных сил. И Дьявол не ошибся: заклятие сработало, и люди, один за другим, стали «гибнуть за металл».

В самом сердце Африки, окруженное дугой излучины реки Нигер, лежит под землей «Эльдорадо» — золотой запас человечества. Извечно охраняют его воины-маги гараманты.

И стоит тут священный город — Тимбукту. Живут в нем 333 Великих Учителя, посланных на Землю Богом и ведающих все законы праведной жизни для каждого из нас. Хранятся тут и великие манускрипт ты, содержащие в себе опыт всех пяти предыдущий человеческих цивилизаций, погибших от золотого заклятия. Именно потому золотом выстланы улицы удивительного города, попираемые ногами мудрецов, чтобы подчеркнуть превосходство целей бессмертного человеческого духа над ценностями еще бренного тела.

Денно и нощно Великие Учителя тысячелетиями бьются в священном Тимбукту над формулой дьявольского заклятия, пытаясь освободить золото от его пут с помощью законов магической алхимии. Посылают они в наш мир то одного, то другого проповедника, пытаясь просветлить наш разум, затуманенный; алчностью...

Но не проста эта задача, ведь равновелик Богу его противник и сильны соблазны, исходящие от желтой манифестации Дьявола. Слаба часть человечества про- тивихсилы...

Люди нашей цивилизации также стали рваться к «Эльдорадо», пытаясь обогатиться, чтобы возвыситься над прочими. Утекать стало золото из подземных хранилищ. Воины-гараманты, как могли, перехватывали его на «дороге золотых колесниц» и возвращали в Тимбукту, помещая в могилы тех, кто осквернил себя непомерной страстью к обладанию желтым металлом. Так было многие столетия...

Два века назад, привлеченные рассказами о золотом запасе, в священный город стали пробираться авантюристы из тех стран, где неустанное обогащение давно стало целью жизни. И когда в конце концов одному из них удалось побывать в заветном городе и узнать его тайны, Великими Учителями было принято решение — скрыть священный город от глаз, застланных алчностью, находящихся во власти дьявольского заклятия.

Для этого магией гарамантов был создан город — двойник Тимбукту. Его пустынный мираж, его иллюзорный призрак в материальном мире, город, в котором может побывать теперь каждый, кто захочет. Но вместо золота там — песок...

Настоящий же Тимбукту виден теперь далеко не многим. Он виден лишь тем, кто знает разницу между истинными и мнимыми богатствами человечества.

И повел меня старик гриот к священным могилам предков, чтобы совершить тасауит — обряд испроше- ния совета. Отодвигали мы надгробный камень шуа- хед, испещренный множеством неизвестных знаков, и ложились в холодный мрак захоронения, отдавая себя во власть алтинен — духов иного мира...

И дозволено было мне пить колдовское зелье борбур и пройти очищение огнем.

А потом мы поднялись на бархан, и увидел я волшебное сияние во глубине пустыни. То светилось золото мостовых вечного города. Священного города нашей надежды...

И я пошел в него и был там. А что познал в нем — написал выше...

Совсем наоборот. Только простой человек и может теперь увидеть легендарный город и даже побывать в нем. Весь секрет заключается в том, что два Тимбукту существуют в этом мире. Они — как символы человеческого мировоззрения. Каждый волен увидеть в мечтах тот, что ближе его представлениям об истинных ценностях жизни...

И как хочется верить, что когда-нибудь золотое проклятие спадет со всех людских глаз и легендарный город снова станет единственно-единым, восхищая собой очнувшееся от дьявольских чар человечество.

До середины жизни судьба нас тащит, потом уже только подталкивает.

Владислав Гжегорчик

В Африке мне приходилось бывать неоднократно, но то были целевые экспедиции в конкретные страны. А лет десять назад мы впервые предприняли большое трансафриканское путешествие с самого юга континента и до экватора. Через семь стран и десять национальных парков пролегал тогда наш уникальный маршрут.

И вот, когда позади была уже добрая половина пути и мы порядком подустали, было принято решение отдохнуть несколько дней. Благо экспедиция достигла скалистых берегов озера малави, где наконец-то можно было купаться, не опасаясь вездесущих крокодилов и тотального шистоматоза.

Это мельчайшие простейшие, типа амебы, которыми заражены застойные воды озер и заводей рек Африки. Они внедряются в слизистую уретры купальщиков и вызывают потом диффузные кровотечения и боль при мочеиспускании.

Доктор никогда не шутит по поводу здоровья! Этих тварей нужно тут боятся не меньше, чем крокодилов и бегемотов.

Палаточный лагерь мы разбили неподалку от рыбацкой деревушки.

После завтрака одни из нас тотчас отправились загорать и плавать, другие — покупать в деревне незатейливые безделушки. Мы же с Пашей познакомились с местным 12-летним пареньком, по имени Винсент, который за пять долларов с носа предложил сводить нас в горы к великому африканскому шаману.

Около двух часов шли мы по лесной тропинке, пока наконец не увидели глухую деревеньку, состоящую из четырех тростниковых хижин. Шамана на месте не оказалось: он медитировал где-то в лесу. Сигнальный барабан в руках вождя племени гудел не менее получаса, пока из дебрей не показался худой высокий старик, иссохший и морщинистый, как мумия. Одет он был в козлиную шкуру, на голове красовался высокий тюрбан из пестрой ткани.

Мы спросили шамана, может ли он показать нам местный обряд камлания к своим духам. Старик согласился только тогда, когда узнал, что я и сам являюсь шаманом.

Он снял с себя шкуру козла и, оставшись лишь в одной набедренной повязке, стал готовиться к магическому ритуалу. Первым делом он натерся каким-то коричневым порошком, затем этим же составом намазал нам лбы, а потом дал глиняную плошку со скользкой и холодной белесоватой кашицей, велев нанести ее на виски. Смесь имела кисловатый запах и довольно быстро высыхала, болезненно стягивая кожу. Из другой плошки, в которой курился пучок рыжеватой травы, нам было предложено по очереди вдыхать тонкую струйку зеленоватого дыма, стараясь при этом ни о чем не думать...

Надышавшись до головокружения и с трудом оторвавшись наконец от опьяняющего дыма, мы подняли глаза на шамана. Он уже был окончательно готов к обряду. На его поясе болтались связки металлических и деревянных побрякушек. На лодыжках и запястьях — черные, белые и красные бусы вперемежку с маленькими колокольчиками. Голову венчала огромная шапка, сшитая, по-видимому, из шакальих хвостов.

Старик снял с шеи небольшой мешочек-кисет и высыпал оттуда зеленовато-коричневые, похожие на спитой чай листики. Набив ими короткую глиняную трубку, он подпалил угольком ее содержимое и сделал несколько глубоких затяжек...

Через минуту глаза его сначала потемнели, а затем подернулись белесоватой пеленой. Губы беззвучно зашевелились... Он отбросил трубку в сторону и, сжимая в руках изогнутый посох, вышел в центральный круг деревенской поляны, огороженный по периметру черепами животных.

Горел костер, три полуголых негра отчаянно отбивали замысловатый ритм на высоких барабанах. Мы же неотрывно смотрели на шамана, словно опасаясь, что он вот-вот может раствориться и исчезнуть.

Старик медленно раскачивался, что-то бормоча, затем неожиданно закричал, подпрыгнул и бешено закрутил бедрами. Побрякушки и бубенцы разлетелись в разные стороны, издавая страшный грохот и треск. Несколько женщин бросили в огонь костра охапки красноватой травы. Повалил густой дым с запахом вяленого мяса, и женщины протяжно и заунывно запели, постукивая в такт деревянными дощечками.

Я чувствовал, как мое лицо наливается свинцовой тяжестью, а голову наполняет приятное тепло. Постепенно все мои мысли испарились, и, казалось, я по грузился в состояние абсолютного счастья. Все вокруг пели, я тоже запел, произнося неведомые мне прежде звуки...

Ритм песни стремительно убыстрялся, и я лихора- дочно старался поспевать за ней, останавливаясь лишь на секунды, чтобы перевести дыхание. Было ощуще- ние, что мелодия льется сама собой, заставляя все тело неистово вибрировать. В то же время сознание остава- лось ясным, позволяя наблюдать происходящее как: бы со стороны...

Продолжали неистово грохотать барабаны, шаман в бешеной пляске гортанно выкрикивал что-то в сторону воображаемых духов. Все части его жилистого тела двигались независимо друг от друга, точно болтаясь в воздухе, будучи подвешенными на прозрачных нитях. Лицо старика напоминало каучуковую маску и постоянно меняло очертания: то казалось широким и круглым, то вдруг становилось совсем длинным и узким. Я же смотрел на него, словно сквозь гигантский самонаводящийся объектив, который поочередно показывал мне то дно огромного глаза, то заросли курчавых волос в ноздре, то красный

ком разбухшего до крови языка, то лабиринты морщинистого уха...

Желтый мерцающий свет сначала окружил неярким контуром фигуру шамана, а затем стал расплываться в стороны, постепенно заливая собой всю поляну...

Через какое-то время глаза старика налились багровой кровью, вены на висках набухли, будто гигантские черви, изо рта потекла густая белая пена. Внезапно, воздев руки к небу, он издал из самой глубины груди дикий стон и как подкошенный рухнул на землю. Тотчас и у меня потемнело в глазах...

Очнулся я от приятного запаха незнакомой травы, которую Винсент поднес прямо к моему носу. В голове, как и во всем теле, ощущалась необычайно странная легкость и свежесть. Легко поднявшись с земли, я увидел Пашу, которого пытался пробудить один из барабанщиков.

Паша наконец открыл глаза и, поймав мой взгляд, улыбнулся как счастливый ребенок.

Винсент сказал, что шаман ждет нас в своей хижине, и мы поспешили к нему. Тростниковые стены хижины были увешаны пучками трав и каких-то замысловатых корений, высохшими телами жаб, змей и разнообразных насекомых. На земляном полу, в окружении многочисленных скляночек, баночек, мешочков и коробочек с неясным содержимым, невозмутимо сидел наш старик — все в той же козлиной шкуре. Он будто бы спал, слегка прикрыв глаза...

Спрашивал ли ты о наших судьбах у местных духов? — спросил я шамана.

— Каким они видят наши жизненные пути? — добавил Паша.

Но шаман продолжал сидеть молча, все с тем же отрешенным видом, будто совсем не замечая нас.

Ну, скажи, одобряют ли они цели, на которые мы растрачиваем свои жизни? Готовы ли они хотя бы стать духами-помощниками для меня — шамана, прибывшего сюда с другого конца физического мира? — допытывался я.

Старик молчал. Замолчали и мы, словно поняв необходимость этой долгой паузы. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он заговорил, не открывая глаз.

Шаман сказал, что духи благословляют всех людей, идущих по тропе познания мира, и всегда готовы оказывать им помощь и поддержку.

Напутствуют они и нас, обещая свое содействие...

Мы молча вышли из хижины к поджидавшему нас Винсенту и собрались уже было уходить, как вдруг шаман вышел к нам. Оказывается, в память о нашей встрече старик решил подарить свои амулеты — на здоровье, удачу, любовь, ясность мысли, победу над врагами. Мы опять вернулись в хижину, и он долго смешивал различные порошки, зашивая готовые снадобья в маленькие тряпочки и вешая их нам на шеи.

А на прощание вдруг подарил каждому по живой ящерице. У моей был зашит нитками рот, а у Пашиной — веки глаз. Потом шаман сказал:

— Разрежьте нитки у больших камней, по дороге в лагерь, и выпустите ящериц на свободу. Это поможет вам открыть в себе то, чего недостает каждому для истинной мудрости и просветления.

На обратном пути в лагерь его наказ был нами исполнен.

Африканская экспедиция закончилась, мы вернулись в Россию, и довольно скоро круговорот житейских проблем захватил нас настолько, что мы забыли о встрече с малавийским шаманом, хотя и постоянно носили при себе полученные от него амулеты. И тут, через короткое время, в наших с Пашей судьбах стали происходить необычайные события. Сначала пошла полоса везения (как мы ее сперва расценили) в обычных житейских делах: к Паше вернулась жена, и восстановил давно нарушенные отношения с семьей сына, и оба мы неплохо заработали в личном бизнесе, сумев тем самым залатать финансовые прорехи после немалых расходов в трансафриканской экспедиции.

Но вдруг ни с того ни с сего Паша в несколько дней бросает свой хорошо отлаженный челночный бизнес, продает квартиру и уезжает в Индию, в долину Кулу, в небольшой городок Наггар, где обитает русская колония кришнаитов.

Мы познакомились с ними за два года до этого, во время поездки в имение семьи Рерихов, но ни тогда, ни позже я не замечал за Пашей склонности к адептам этой древней религии. Перед отъездом я успел только спросить, почему он так поступает. И вот что он мне рассказал:

— В одну из недавних ночей мне долго не спалось. Лежал в темноте, смотрел в пустоту и старался ни о чем не думать. Внезапно все мое существо будто дрон- зил совершенно ясный и оттого еще более ужасный в своей беспощадности вопрос: «А зачем ты живешь, Паша? Что сумел ты сделать существенного, прожив уже более половины отпущенного тебе срока? »

И тотчас я будто заглянул в архивы своей биографии, в глубины своей души и увидел там столько пустоты и одновременно столько ненужного духовного хлама, что стало за себя страшно. Мысль отчаянно заработала, стараясь найти решение, и вдруг я неожиданно вспомнил ту африканскую ящерицу, а в голову тут же откуда-то пришел совершенно четкий ответ: «Открой глаза души своей... »

Дальнейшее он быстро определил сам. Вспомнив про колонию кришнаитов, Паша для начала решил уехать под их кров. Вовсе не для того, чтобы принять это вероисповедание. Как бы это ни странно и даже фантастично не прозвучало, но он захотел стать одним из многочисленных йогов долины Кулу...

Для чего, Паша? — спрашивал я его по телефону.

Чтобы познать себя в мире и мир — в себе.

События, которые следом произошли со мной, не менее интересны и загадочны. К тому времени мне посчастливилось пройти в экспедициях по пятидесяти восьми странам. Я вел дневники, но никогда не издавал книг о своих богатейших впечатлениях. Всегда не мог найти свободного времени в череде извечных жизненных проблем, да и не считал себя вправе заниматься писательским трудом.

После той африканской экспедиции дела накопились огромной горой. Я привычно погрузился в них, и вдруг что-то будто щелкнуло в моей душе: я передал все накопившиеся проблемы, а вместе с ними и весь свой бизнес партнерам и сел за письменный стол. Шесть месяцев по восемь часов ежедневно я работал над своей первой книгой. Она называлась «7000 километров по Африке», но рассказывала, по сути дела, обо всех моих предыдущих странствиях по свету...

А дальнейшие события были вообще из разряда невероятных.

Мне потребовалось поехать в Санкт-Петербург, чтобы согласовать в Русском географическом обществе маршрут и план-задание по предстоящей нам через месяц длительной транстибетской экспедиции. Когда дела были закончены, питерские друзья позвали меня за город, чтобы побывать в знаменитых Са- блинских пещерах. Там, карабкаясь по лабиринту холодных, влажных и низких тоннелей, мы выбрались наконец в небольшой сводчатый зал, на берег темного и неподвижного подземного озера, уходящего лентой в непроницаемую мглу извилистого коридора. Отдыхая, все стали вспоминать многочисленные жуткие легенды о черных спелеологах, которые бродят во мраке пещер, наводя ужас на незваных посетителей их владений. Я рассказал в ответ, как выиграл спор на бутылку коньяка, когда отважился просидеть ночь на дне легендарной пещеры острова Крит, где, по преданию, родился сам Зевс. Приятели решили, что я их разыгрываю, поэтому мне пришлось повторить пари...

Нашелся и еще один смельчак. Утеплившись и оснастившись, мы засветло спустились на берег подземного озера. Для того чтобы исключить жульничество с нашей стороны, сопровождающие забрали все фонари и спички, пообещав вернуться ровно через десять часов...

Их голоса быстро затихли, и мы остались одни в кромешней мгле пещеры. Какой-то период беседовали ни о чем, чтобы подавить определенное напряжение, но потом решили, что чем больше времени мы проспим, тем меньше его останется до контрольного срока.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒