Л.ШАПОШНИКОВА 12 страница

У северной стены цитадели внизу сверкают белокаменные купола мавзолеев — усыпальниц королей Голконды и членов их семей. Это своеобразное кладбище обнесено высокой оградой. Тень ветвистых деревьев падает на каменную резьбу мавзолеев. Между мавзолеями проложены чистые дорожки. Здесь очень тихо, и только птичий гомон нарушает покой величественных могил. Мавзолеи — ценные исторические памятники. Они находятся под охраной государства. Красные цветы пламенеют на тщательно сделанных клумбах. Внутри кладбищенской ограды высятся каменные сводчатые стены специальных ванн. В них обмывали и натирали благовониями тела царственных мертвецов перед погребением.

Теперь только мавзолеи да руины цитадели напоминают о прошлых временах могущественного королевства. Жизнь давно покинула эти места. Но она бурлит вокруг.

* *

По дорогам мимо цитадели тянутся крестьянские повозки. На плацу у крепостных стен идет учение местного гарнизона индийской армии. На шоссе между Голкондой и Хайдарабадом снуют велорикши.

С вершины цитадели ясно виден город, раскинувшийся на многие мили, — новая столица нового штата независимой Республики Индии. И ее жизнь так непохожа на то, что здесь было в прошлом. В прошлое отошло не только средневековье, но и времена колонии. Страна уверенно смотрит в будущее. Впереди немало трудностей и напряженной борьбы со старым, и отживающим. Но и сейчас уже ясно, что будущее Андхра Прадеш и его столицы принадлежит новой жизни, которая неодолимо овладевает освобожденной землей.

ГОРОД СЕМИ ОСТРОВОВ

ХАЙДАРАБАД ― БОМБЕЙ. ЙОГА КРИШНА

Наш поезд отошел вечером от платформы центрального вокзала Хайдарабада — Нампалли. Крики продавцов прохладительных напитков, фруктов, вечерних газет постепенно замирали, заглушаемые ритмичным стуком колес. За окнами проплыли пригороды Хайдарабада: плоские крыши невысоких домов, тонущие в сиреневой дымке тропических сумерек, узорные минареты мечетей, полуразрушенные мавзолеи, вертикальные гранитные плиты мусульманских кладбищ. Надрывно взвизгивал гудок старого паровоза. Потом замелькали пестрые клочки рисовых полей, и потянулся унылый и мрачноватый пейзаж Телинганы: голая, выжженная солнцем равнина с редкими зарослями веерных пальм. Эти пальмы безводного и жаркого края дают удивительные плоды. Их мякоть — прозрачная, студенистая и прохладная — хорошо утоляет жажду. На многие мили по плоскогорью Декана разбросаны огромные гранитные валуны. Группируясь в причудливых сочетаниях, они иногда напоминают средневековые замки Европы, а временами — каких-то огромных ископаемых животных. Далеко, у самого горизонта, можно разглядеть невысокие синеватые горы.

Вдоль полотна железной дороги двое дочерна сожженных тропическим солнцем мальчишек в ярких тюрбанах гнали домой стадо буйволов. Черная блестящая шкура буйволов вся перемазана липкой грязью. Широкие ребра резко выделяются на раздутых боках животных. Они медленно бредут по каменистой почве, привыкшие ко всему и ко всему безразличные, не поворачивая своих странно вытянутых голов в сторону шумного поезда.

Ночь быстро спускается над равниной, и теперь очень трудно что-либо увидеть на ней.

В вагоне вспыхивает яркий свет. Под потолком неутомимо работают фены, разгоняя густой жаркий воздух. Становится заметно прохладнее. Со мной в купе едут индийцы — муж и жена. Он — совершенно сед, с живыми черными глазами и по-молодому строен. Она — несколько грузная, сидит на диване, поджав под себя ноги. Темные очки прикрывают глаза. Мы знакомимся, и завязывается оживленная беседа.

— Вы откуда? — спрашивают меня.

— Из Советского Союза.

В глазах моих собеседников вспыхивают огоньки неподдельного интереса и дружелюбия.

— О, это страна великого эксперимента. Мы бы многому могли поучиться у вас.

— А вы видели, как запускали спутник? — быстро осведомляется женщина.

— Нет. Я только наблюдала его в московском небе...

— Мы тоже наблюдали. И это было страшно интересно.

— А что вы думаете о нашей Индии?

Что я думаю...

— Мне кажется, что вы тоже когда-нибудь запустите свой спутник.

— Обязательно, — оживляются мои собеседники, — только, очевидно, это будет очень нескоро. Нам еще надо так много сделать... хотя мы уже достигли немалого. Мы завоевали независимость.

Седой человек — господин Кришна. Он — один из старых членов Национального конгресса.

— Я присоединился к движению Ганди-джи еще в 1919 году. Тогда я был совсем молодым, студентом. Мы все верили, что выбросим этих... из нашей страны. А в 1931 году я сидел за это в английской тюрьме. Вы знаете, это было не очень приятно. Крыши тюремных камер раскалялись от солнца, а нам не давали пить. Да, за спинами у нас нелегкий путь...

Брови господина Кришны вдруг хмурятся и сердито сходятся у переносицы.

— А теперь, — продолжает он, — некоторые об этом забыли. Есть руководители Конгресса, которые больше заботятся о своем кармане, чем о благе народа.

За окнами освещенного купе плотная темнота тропической ночи. Старый вагон дребезжит и вздрагивает на стыках бесконечных рельсов. Наш путь лежит на запад страны, к побережью Индийского океана.

— Я читал Ленина, — говорит Кришна, — во многом я с ним согласен. Действительно, он — гигантская фигура, подлинный творец нового мира.

— А что вы скажете об индийских коммунистах?

— О, они вызывают во мне чувство симпатии. Думаю, что это единственная партия, которая знает точно, чего она хочет. Конечно, я расхожусь с ними в некоторых вопросах, но они мне нравятся своей определенностью и настоящей преданностью делу. Да, я, собственно, считаю себя марксистом и материалистом.

А между прочим, господин Кришна — помещик. Его имение, насчитывающее 500 акров земли, расположено под Хайдарабадом. Вдруг я замечаю в руках Кришны и его жены четки. Длинные нити, унизанные небольшими шариками сандалового дерева. Кришна перехватывает мой взгляд.

— Четки, — смущенно улыбаясь, произносит он, — нужны, чтобы сосредоточиться. Они необходимы для каждого йоги.

— А вы занимаетесь йогой?

— Да, и очень серьезно. Вот и сейчас мы едем в Пуну к нашему учителю. Это великий йога.

«Неплохое сочетание, — думаю я, — марксист и йога».

И вот человек, понимающий Ленина и восхищающийся спутниками, начинает с жаром рассказывать о высшей силе людей, общающихся с богом, о чудесах, которые способны совершить «святые» и йоги. Он вынимает из чемодана стопку книг в пестрых обложках. Все они написаны большими знатоками йоги. Владелец книг поднимает на меня глаза и неожиданно спрашивает:

— Вы, должно быть, считаете меня сумасшедшим?

— Нет, — вежливо говорю я.

Но, очевидно, в моем ответе не чувствовалось уверенности и господин Кришна начинает водворять книги в чемодан.

А я снова, в который раз думаю об этой прекрасной и богатой стране, жизнь которой полна противоречий и где иногда так удивительно переплетаются темнота средневековья и религиозный фанатизм со светом творческого человеческого разума и новыми материалистическими идеями, люди которой, поклоняясь многорукому Шиве, подчас искренне верят в социализм.

Господин Кришна опять говорит. Но теперь уже об английской литературе. Байрон, Шелли... Он любит Шелли, он хорошо знает его стихи. И лирическая, мягкая музыка строф Шелли наполняет тесное купе вагона, утонувшего, в черном бездонье индийской ночи.

... Наутро Пуна. Носильщики в ярко-красных тюрбанах и в униформе цвета хаки почти на ходу вскакивают в наш вагон. Худые жилистые руки подхватывают багаж моих спутников. Мы прощаемся.

Пуна — крупный железнодорожный узел, один из промышленных центров штата Бомбей... Стены вокзала пестрят надписями на хинди и на маратхском языках. Поезд стоит недолго, и снова наш путь лежит на запад, в глубь Махараштры.

Дорога до предгорий Западных Гхат чем-то напоминает Телингану. Та же выжженная равнина со скудной растительностью и безлесными холмами на горизонте. Когда высокие холмы подходят близко к железнодорожному полотну, на некоторых из них можно видеть силуэты разрушенных крепостных стен и башен. Это печальные следы жестокой усобицы, разгоревшейся между маратхскими феодалами и могольским императором в XVII веке. Степные грифы плавно парят над развалинами, сидят на телеграфных столбах, настороженно косясь в сторону проходящего поезда.

По мере приближения к горам пейзаж становится веселее. На смену унылому однообразию равнины приходят зеленые заросли кокосовых и веерных пальм. Они разбросаны небольшими рощицами по берегам ручейков и речушек с удивительно прозрачной водой. Неподалеку от пальмовых зарослей мелькают яркие тюрбаны мужчин и сари женщин. Это — крестьяне, работающие на полях. Свой трудовой день они начали на рассвете. Сейчас солнце уже высоко стоит в застывшей голубизне бездонного неба, и его лучи безжалостно жгут согнутые бронзовые, блестящие от пота спины людей.

Наконец замелькали горы, щедро покрытые кустарником и густыми деревьями. Это — Западные Гхаты. Их цепь тянется на многие мили вдоль побережья Индостанского полуострова. Извилистая линия железной дороги идет по отрогам и хребтам, то поднимаясь, то резко падая на спусках. Паровоз с трудом берет подъемы, устало пыхтит, и горное эхо гулко разносит сбивчивый стук колес и надрывно хрипловатый свист паровоза. Горы и горы без конца... Временами поезд вырывается из густых зарослей и осторожно пробирается по самому краю глубокой пропасти. И тогда из окна вагона четко видна несколькосотметровая отвесная гранитная стена, уходящая куда-то вглубь, в зеленое море причудливо переплетенных крон неизвестных мне деревьев. Гранитные стены иногда стискивают с двух сторон железнодорожное полотно. Это путь, прорубленный в твердом камне гор. Очевидно, было нелегко высечь гранитное ложе для стальных рельсов. В те времена, когда это делалось, люди не знали ничего о машинах, применяющихся на дорожном строительстве. Рубили вручную, страдая от жажды среди раскаленных камней. Труд изнурительный и бесчеловечный, стоивший жизни многим безвестным индийским кули.

Часто поезд ныряет в гранитные тоннели. Их, на мой взгляд, не менее двадцати. И вот горы позади... Поезд идет по прибрежной полосе, хотя океан еще далеко. Мелькают названия крупных станций: Амбернахт, Тхана. Поезд останавливается на одной из станций перед Бомбеем. «Курла» — читаю я. Это уже промышленный пригород Бомбея. Лес заводских и фабричных труб окружает полотно со всех сторон. Тянутся обшарпанные дома рабочих кварталов и многоэтажные корпуса знаменитых бомбейских текстильных фабрик. Стены домов вдоль железной дороги испещрены рекламой. «Лучший бензин только в Барман Шелл», «Пейте кока-кола», «Курите сигареты " Кэпстейн" ».

На ярких кинорекламах смеются, сердятся, страдают, целуются, ездят в автомобилях, пьют виски знаменитые кино-звезды: Ава Гарднер, Радж Капур, Тэйлор, Нутан, Антони Перкинс, Наргис, Ашок Кумар, Юл Брайен.

За окнами вагона пробегают городские улицы, и наконец поезд тормозит у одной из платформ вокзала Виктория.

Бомбей... Многоголосый шум врывается в купе. Толпы, бронзовых носильщиков осаждают вагоны прибывшего поезда. Гиды мечутся по платформе, наметанным глазом определяя среди толпы пассажиров иностранных туристов, новичков, людей, приехавших поразвлечься. Они неотступно следуют за намеченной «жертвой», засыпая сотнями вопросов и давая тысячи рекомендаций.

— Сахиб, вы не пожалеете, если остановитесь в отеле «Тадж Махал».

— Только я знаю, где расположены лучшие рестораны Бомбея.

— Если вы захотите искупаться в океане, послушайте моего совета...

— Вы первый раз в Бомбее, идемте, я покажу вам его достопримечательности.

— Если вы наймете меня, через три дня вы будете знать Бомбей, как свой родной город.

— Послушайте меня, миссис, я могу отвезти вас в недорогой и очень комфортабельный отель.

И так без конца... Множество предложений, бесконечные советы. Я с трудом отделываюсь от осаждающих меня гидов представителей отелей, агентов по продаже кашмирских кустарных изделий.

На привокзальной площади шоферы такси перехватывают друг у друга пассажиров. Мой чемодан оказывается в одном такси, я — почему-то в другом. Я, естественно, протестую. Разгорается странный, на мой взгляд, спор. Один шофер считает, что мэм-саб должна сесть в машину, где лежит ее чемодан, другой — иного мнения.

— Мэм-саб, — говорит он запальчиво, — не тронется с места, а ты отдашь ей чемодан.

Ждать чужого решения — привычка не очень хорошая, особенно в незнакомой стране. Я вмешиваюсь и наконец получаю возможность ехать.

Несмотря на зимний сезон, в городе жарко и влажно. Люди одеты по-летнему: мужчины без пиджаков, на многих женщинах легкие европейские платья. Сари попадаются редко...

«СИ ГРИН ОТЕЛЬ». ЖЕМЧУЖНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ БОМБЕЯ

Отель, где я живу, называется «Си грин отель», или, если сделать вольный перевод, «Зеленый отель на взморье». Это пятиэтажное здание светло-зеленого цвета. Оно стоит на набережной Бомбея, носящей звучное имя «Марина драйв». Отель сравнительно недорогой. Я плачу 17 рупий в день, приблизительно половину месячной заработной платы неквалифицированного бомбейского рабочего. А есть гостиницы, где плата за день превышает многомесячное жалованье индийского кули. Служащие отеля одеты в белую униформу, белые тюрбаны оторочены голубой каймой. Целый день «бои» носятся с этажа на этаж, бегают за сигаретами, разносят выстиранное белье, чистят ботинки, получают пинки от привередливых клиентов. Босые натруженные ноги неслышно ступают по мягким коврам. А в конце дня «бои» снимают красивую одежду и забываются тяжелым сном на лестничных площадках отеля или просто на тротуаре перед зданием. Им нечем платить за дорогостоящее жилье в городе, и поэтому у большинства из них нет постоянного пристанища.

Утром в дверь моего номера робко стучат. Это — «бой». Немолодой человек, с горькими морщинами у рта, покорно склоненная голова.

— Мэм что-нибудь нужно?

— Нет.

Но на самом деле мне нужно, нужно узнать, кто этот человек, как он живет. Я стараюсь с ним разговориться. Очевидно, он к этому не привык и односложно отвечает: да, мэм, — нет, мэм.

— Откуда вы? — наконец спрашивает он несмело.

— Из Советского Союза.

— О! Я много слышал об этой стране. Говорят, у вас совсем нет безработицы?

— Да, ее действительно нет.

— Но как же вам это удалось?

— В двух словах это трудно объяснить.

Человек уже не жмется к двери, ему не хочется уходить.

— Расскажите, я пойму, — торопливо говорит он. — У меня ведь высшее философское образование. Десять лет назад я окончил университет.

Но что же случилось? Почему он, образованный человек, только слуга, «мальчик» на побегушках? Его история очень проста и печальна. Нет работы. Он много лет искал ее. Но в его знаниях не нуждались. Таких, как он, много, а работы мало.

— Понимаете, у меня семья, четверо ребят. Что мне оставалось делать? И я рад, что нашел хоть это. Если меня сегодня уволят, я не знаю, что будет с нами завтра... Но я очень стараюсь.

Да, он старается.

— Эй, бой, — кричит ему американец-турист. — Скорее почисть ботинки.

— Эй, бой, — зовет толстый индиец, один из совладельцев крупной текстильной фабрики в Шолапуре, — сбегай за сигаретами.

«Эй, бой» — эти слова звучат целый день. У него нет имени, он только «бой». И никто не знает, что этот безымянный и безгласный «бой» умнее и образованнее богатых клиентов, которым он должен чистить ботинки и бегать за сигаретами. Но так устроена здесь жизнь, и в ней на долю многих выпали беспросветная нужда и поруганное человеческое достоинство.

Марина-драйв — это комфортабельные европейские отели, красивые особняки, дорогие рестораны. Ее сверкающие белизной здания тянутся вдоль набережной, дугой застывшей над океаном. Широкая полоса асфальта отделена от воды каменным парапетом. По асфальту в четких тенях кокосовых пальм мягко скользят элегантные «доджи» и «форды». Вечером Марина-драйв освещена молочно-розоватым светом фонарей. Фонари длинной цепочкой тянутся вдоль побережья, напоминая гигантское жемчужное ожерелье. Поэтому набережную и зовут «жемчужным ожерельем Бомбея».

Когда солнце уходит за океан, набережную заполняет шумная, нарядно одетая толпа. Степенно прогуливаются дородные бизнесмены в хорошо сшитых европейских костюмах. Дорогие украшения сверкают в ушах и на руках их жен. Целыми группами проходят студенты, среди них много девушек. Этого нельзя увидеть ни в Дели, ни в Хайдарабаде. Люди среднего достатка позволяют себе прокатиться по набережной в экипажах, запряженных парой низкорослых лошадей. В экипажах много женщин и детей, гуляют целыми семьями. В толпе можно увидеть расшитые шапочки гуджаратцев, низко повязанные тюрбаны маратхов. Мелькают ярких цветов женские сари. Люди отдыхают на скамейках, сидят на каменном парапете. Вечер приносит прохладу с океана, и после жаркого дня, если у тебя нет забот, приятно провести здесь время. Над толпой гуляющих сверкает, переливаясь всеми цветами, реклама: «Покупайте автомобили " Форд" », «Лучшие конфеты фирмы Джемс Лорд», «В путешествиях пользуйтесь услугами Британской трансатлантической компании».

У подъездов ресторанов и отелей терпеливо ждут своих хозяев дорогие автомобили. Из окон вырываются на набережную звуки джаз-оркестров. Музыка не только в ресторанах, но и на улице. Сначала она слышится в отдалении, затем все ближе и ближе. Это — свадебная процессия. Да, если жених богат, он может, не стыдясь, ехать к невесте через Марина-драйв. Процессия многолюдная и красочная. Впереди идут слуги и несут яркие фонари на высоких ножках. За ними целый эскорт музыкантов в красных ливреях, расшитых золотом. На высоких нотах они выводят какую-то очень знакомую мелодию. Да это же известная польская песенка «Шла девица через речку». Какими судьбами она забрела на набережную далекого тропического города? Вслед за музыкантами важно выступают празднично одетые мужчины — родственники жениха. Сам виновник торжества, облаченный в парчовое ширвани и шитый золотом тюрбан, едет на разукрашенной лошади. Лицо жениха скрыто за гирляндами цветов. И если все старые свадебные традиции строго выдержаны, невеста увидит сегодня это лицо в первый раз. Процессию провожают сотни любопытных глаз.

Но вот снова раздаются звуки барабана, и свирель выводит заунывную мелодию. Это уже не свадебная процессия, а бродячие уличные музыканты. Они плетутся от отеля к отелю, от ресторана к ресторану в надежде заработать хотя бы рупию за вечер. Но подают мало, и в их корзиночке лежат только медные монетки. Вот у одного из отелей останавливается маленькая живописная группа. Плохо одетый с усталым лицом мужчина играет на гитаре, а двое детишек семи-восьми лет ломкими неверными голосами поют португальские песни. Эти люди из Гоа, тогда еще португальской колонии. Потом поет сам мужчина. Голос сильный и приятный. Европейским туристам, посетителям дорогого отеля, он нравится, и с балконов летят серебряные аны. Дети ползают по пыльному тротуару, стараясь отыскать брошенные монетки.

Тут же на тротуарах разместились уличные продавцы. Около них чадят факелы и керосиновые лампы. Они торгуют жареным арахисом, сладостями, морскими раковинами, жасмином, раскрашенными фигурками, искусно сделанными из мелких ракушек, сигаретами и спичками.

С наступлением ночи праздная нарядная толпа исчезает, и на смену ей на аристократическую набережную приходят другие. Это бездомные. Их в Бомбее много. Большинство из них — безработные. Знаменитые текстильные фабрики города не в состоянии дать работу всем желающим. И все-таки у каждого из них теплится надежда. Она же заставляет их оставаться в городе и спать на пыльных его тротуарах. Здесь, под жемчужным светом фонарей, находят короткий отдых измученные тяжелым трудом портовые кули и семьи обездоленных, бесприютных людей. Они спят на грязных рваных подстилках, положив под голову весь свой скудный скарб. Запоздавшие гуляки бесцеремонно цепляют их заплетающимися ногами. Голодные дети бесшумно снуют по набережной, стараясь выклянчить лишнюю пайсу у редких прохожих.

... Гаснут окна особняков и отелей. Затихают голоса шумного города. Ночь вступает в свои права. Тревожно спят бездомные, выброшенные безжалостной стихией капиталистического Бомбея, на панели его «жемчужного ожерелья».

ГОРОД СЕМИ ОСТРОВОВ

Бомбей — крупнейший промышленный центр и порт Западной Индии. Сейчас город занимает территорию в 111 квадратных миль и имеет около трех миллионов населения. Большая часть жителей — маратхи, есть также значительный процент гуджаратцев и небольшая часть людей, говорящих на хинди. Бомбей — столица одноименного штата, включающего национальные районы Махараштры и Гуджарата[14]. Город раскинулся на семи островах — Колаба, Форт, Бикалла, Парель, Матунга, Махим и Ворли. Разделявшее их водное пространство было постепенно осушено, и теперь это сплошной массив, неразрывно соединенный с материком. История, города связана прочными узами с судьбами всей Индии.

Еще во времена легендарного царя Ашоки на побережье жил народ, потомки которого оставили после себя подземные храмы Элефанты. Позднее эта часть побережья много раз оказывалась под властью сменявших друг друга королей, раджей, феодалов. Как город Бомбей стал формироваться в конце XIII века. А когда в Индию хлынули первые орды европейских хищников, Бомбей стал добычей португальцев (середина XVI века). От этих времен сохранился старый полуразрушенный форт Бассейн да несколько католических церквей.

Более предприимчивые и удачливые завоеватели — англичане хорошо понимали всю стратегическую важность и выгодное торговое местоположение города. Они сделали несколько попыток захватить Бомбей с моря, но укрепиться там им не удалось.

В 1661 году состоялся династический брак английского короля Карла II и Екатерины Португальской. В качестве свадебного подарка Карл получил от тестя... Бомбей. Но лишь пять лет спустя англичане стали действительными владельцами города. В 1668 году Карл отдал Бомбей в управление английской Ост-Индской компании, объявив ее «действительным и абсолютным хозяином». Однако жизнь этих «хозяев» в Бомбее не была спокойной. Их постоянно тревожили своими набегами свободолюбивые маратхи. «Туземные пираты» — так называли этих борцов британские завоеватели. Небольшие маневренные маратхские суда совершали смелые вылазки против английского флота, стоявшего на бомбейском рейде. С «пиратами» расправлялась морская артиллерия. И только в начале XIX века англичане обрели в Бомбее относительный покой. Но это продолжалось недолго. Пламя народного восстания 1857 года охватило многие районы порабощенной Индии. Запылал и Бомбей. Два года англичане топили восстание в крови. На одной из центральных улиц города, там, где теперь стоит мраморная статуя королевы Виктории, английские солдаты расстреливали повстанцев. Их привязывали к орудийным жерлам...

В 1858 году, после подавления восстания, Бомбей окончательно перешел под власть английской короны. С этого времени началась история современного Бомбея, каким мы знаем его: города, являющегося национальной гордостью индийского народа, города славных традиций освободительной борьбы, города строящей новую жизнь независимой республики.

Бомбей... Откуда это имя? Одни считают, что слово «Бомбей» произошло от имени маленькой рыбацкой деревушки Мумбаи. Эта деревня когда-то положила начало городу. Другие предполагают, что оно произошло от имени богини города — Маха Амба. В старых португальских источниках Бомбей известен как «Бомбаим», что означает по-португальски «хороший залив». Трудно судить, какая из этих версий наиболее верная. Возможно, органическое соединение всех этих названий и породило имя города.

Бомбей — старейший центр текстильной промышленности. В 50-е годы XIX столетия здесь была построена первая фабрика. Когда вспыхнула гражданская война в Америке, значительно вырос спрос на мировом рынке на индийский хлопок. Предприниматели Бомбея, воспользовавшись благоприятной конъюнктурой, стали строить все новые и новые текстильные фабрики. Они находились в руках национального капитала. Одна из первых железных дорог Индии соединила город с глубинными районами страны. Постройка Суэцкого канала неизмеримо повысила его роль как торгового порта мирового значения. Через бомбейскую гавань английские колонизаторы выкачивали из Индии дешевое сырье и наводняли страну готовыми изделиями.

Колыбель национальной промышленности, Бомбей вскоре становится важнейшим центром освободительного движения.

В районе водоема Говалиа, около строений благотворительного общества Сетха Гокулдаса Теджпала, есть внешне ничем не примечательное здание. В нем в 1885 году впервые заседали организаторы крупнейшей партии страны — Индийский национальный конгресс. А неподалеку от этого места проходит приморская улица Чоупатти. Здесь происходили политические митинги борцов за независимость. Эта улица была свидетельницей боевых пролетарских демонстраций в период политической забастовки рабочего класса Бомбея в защиту выдающегося борца за свободу страны Б. Г. Тилака. На Чоупатти сейчас стоит его памятник. Спокойные руки лежат на трости, голова чуть приподнята, взгляд устремлен вдаль. Множество мест в городе связано с событиями 1908 года. Старые жители Пареля еще помнят баррикады на улицах. Небольшой приморский парк Шиваджи был местом ожесточенных схваток рабочих с английскими войсками.

Недалеко от центральной улицы, бывшей Хорнби-роуд, а теперь Дадабхай Наороджи-роуд, расположена большая площадь. По ее краям растут кокосовые пальмы. Чахлая трава выжжена солнцем и вытоптана ногами маленьких горожан. Это излюбленное место бомбейских мальчишек. Они гоняют здесь футбольный мяч, бегают наперегонки, играют в чехарду. А площадь носит звучное имя Свободы.

Вдоль побережья тянутся желтые казармы Бомбейского форта. Они до сих пор сохранили старое название: казармы Королевского индийского флота. У входа на территорию казарм стоят часовые — индийские военные моряки. Они в белой форме, короткие штаны едва доходят до колен крепких бронзовых ног. На головах часовых белые тюрбаны. В 1946 году казармы были центром обороны восставших против колониального гнета военных моряков. Восстание это сыграло решающую роль в борьбе за независимость страны.

А через одиннадцать месяцев, в январе 1947 года, в одном из зданий города Всеиндийский комитет Национального конгресса принял предложения английского правительства. Согласно этим предложениям, страна была разделена на два самостоятельных государства — Индию и Пакистан. Английские войска были выведены из бывшей колонии. Говасджи Джехангир Холл, где была провозглашена историческая резолюция, стоит на перекрестке двух улиц — Махатма Ганди-роуд и Майо-роуд. Ганди — национальный вождь, а Майо — английский вице-король, но в названиях улиц их имена уживаются рядом. Уже давно отошли времена английского режима, но названия улиц часто напоминают о колониальном прошлом: Кингсвей, улица Леди Хардинг, Риппон-стрит, улица Виктории... Однако в последнее время появились и другие. В них зазвучали имена национальных лидеров: Гокхале-роуд, Дадабхай Наороджи-роуд, Фирозшах Мехта-роуд, Нетаджи Субхас-роуд. В городе воздвигнуты памятники в честь многих из них. На центральных улицах стоят лидеры национального движения Гокхале, Ранаде, Дадабхай Наороджи, Баннерджи, Бенгали. Но до сих пор монументы английских королей и вице-королей бесстрастно глядят на город с высоты своих постаментов: королева Виктория, Монтегю, Хардинг, принц Уэлльский...

Придет время, и последние следы мрачного прошлого исчезнут.

ДЕЛОВОЙ ЦЕНТР

Центральная часть города, где сосредоточена деловая жизнь, называется фортом. Широкие магистрали застроены многоэтажными европейскими домами. По нагретому солнцем асфальту течет поток автомобилей, автобусов, грохочут по рельсам двухэтажные трамваи. И, кажется, только кокосовые пальмы напоминают о том, что город находится в Индии. На перекрестках стоят регулировщики-полицейские. Черные зонтики защищают их от солнца. Рукоятки зонтиков заткнуты за ремень с большой медной бляхой. Улицы надо переходить в положенных местах. Если этого не делают, полицейский подзывает нарушителя и читает ему внушение. Звукосочетание «кс-кс» или «кш-кш» заменяет бомбейскому полицейскому свисток.

Район форта пересекает улица Аполло-стрит. Здесь и на прилегающих улицах расположены крупные банки: Государственный банк, Аллахабадский банк, Пенджабский национальный банк, Резервный банк Индии. В этом районе вы найдете биржу и редакции влиятельных газет и журналов: «Бомбей кроникл», «Фри пресс джорнал», «Блитц», «Коммерс». Чуть повыше, на Дадабхай Наороджи-роуд, против вокзала Виктории, высится четырехэтажное здание редакции и издательства одной из старейших газет страны — «Таймс оф Индиа».

Конторы промышленных компаний и фирм занимают целые этажи тянущихся вдоль улиц зданий. Здесь, среди представительств английских, американских, западногерманских фирм, вы легко обнаружите и индийские компании. Одно из внушительных зданий принадлежит деловым учреждениям крупнейшего в стране монополиста Тата.

На Дадабхай Наороджи-роуд расположились фешенебельные европейские магазины, рестораны, кинотеатры, где демонстрируются американские и английские фильмы. Их помещения приятно освежаются кондиционирующими установками, но посетителей немного. Здесь нужны деньги.

Жизнь в Бомбее начинается рано. В шесть часов утра появляются подметальщики. Они метут тротуары и поливают не успевший остыть за ночь асфальт. Спешат на рынок слуги, идут разносчики фруктов. Чистильщики обуви располагаются на тротуарах со своим нехитрым инвентарем — небольшими ящиками и щетками. Это знаменитые бомбейские мальчишки. Они не ходят в школу, у них нет мягкой постели и сытного обеда. С раннего утра до поздней ночи они сидят на корточках перед своими ящиками и стуком щеток зазывают прохожих. Чистильщики — дети улицы, и улица кормит их, правда, не очень щедро. Если им перепадет в день несколько ан, это уже неплохо. На них можно купить объедки в кухне какого-нибудь ресторана. А иногда целый день ничего не приносит, тогда приходится затягивать туже пояс. Около дорогого кинотеатра «Эрос» расположилось десять-пятнадцать мальчишек-чистильщиков.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒