Annotation 9 страница

— Кто бы сомневался, Шерлок Холмс, — хмыкнул Кроу.

Корсак выпучил свои налитые кровью глаза.

— А ты из тех юных гениев, которые все знают?

— Не нужно быть гением, чтобы разобраться, что мы здесь имеем.

— Ну, и что же мы имеем?

— Копию. Ночное вторжение в дом. Застигнутые врасплох супруги. Жена похищена, мужу перерезали глотку.

— Ну, а где же чашка? — При всей своей неадекватности Корсак все-таки сумел заметить главную нестыковку, которая так беспокоила Риццоли.

— Ее нет.

Корсак уставился на голое колено жертвы.

— Он связывает мужа, усаживает его к стене, чтобы смотрел шоу. Все как в прошлый раз. Но он забыл про систему подстраховки — про чашку. Если он будет занят женой, как сможет уследить за мужем?

— Гент — парень хилый. Вряд ли он представляет собой угрозу. К тому же он связан по рукам и ногам. Как он встанет, чтобы защитить свою жену?

— Я просто сказал, что он изменил тактику.

— Ну, значит, просто переписал сценарий. — Кроу пожал плечами и отвернулся.

— Наш умненький мальчик все знает, не так ли?

В комнате воцарилось молчание. Даже доктор Айлз, которая частенько выступала с ироничными замечаниями, ничего не сказала и лишь наблюдала за происходившим с легкой усмешкой.

Кроу обернулся и едва не прожег Корсака своим испепеляющим взглядом. При этом слова его были адресованы Риццоли:

— Детектив, есть какая-то необходимость в присутствии этого человека на месте происшествия?

Риццоли взяла Корсака за руку. Рука была пухлой и влажной, а в нос ей ударил запах кислого пота.

— Мы еще не видели спальню. Пойдемте.

— Да уж, — расхохотался им вслед Кроу. — Не пропустите спальню.

Корсак вырвался и сделал нетвердый шаг в сторону Кроу.

— Я первым вышел на этого негодяя…

— Пойдемте, Корсак, — попыталась остановить его Риццоли.

— … вылизал все место преступления в поисках улик. И меня первым следовало вызвать сюда, потому что я знаю его. Я его чую.

— О! Это им так воняет? — спросил Кроу.

— Пойдемте. — Риццоли уже отчаялась утихомирить буянов. Она боялась, что не сдержит эмоций и выплеснет на этих тупиц всю свою ярость.

На помощь пришел Барри Фрост, который искусно разрядил обстановку. Риццоли никогда не лезла за словом в карман, а Фрост славился как миротворец. Это участь среднего ребенка в семье, как однажды объяснил он ей. Ребенка, у которого нет иного выбора, иначе он получит тумаки от всех вовлеченных в конфликт сторон. Он даже не попытался успокоить Корсака, а вместо этого обратился к Риццоли:

— Вам следует посмотреть, что мы нашли в спальне. Это связывает оба преступления. — С этими словами он прошел через гостиную в другой коридор, и его непринужденная походка как будто говорила: «Если вам интересно посмотреть место действия, следуйте за мной».

Корсак послушно поплелся за ним.

В спальне Фрост, Корсак и Риццоли уставились на смятые простыни, откинутые одеяла и две характерные полосы, протянувшиеся по ковру.

— Их волокли от кроватей, — пояснил Фрост. — Как Йигеров.

Однако Александр Гент значительно уступал доктору Йигеру и в росте, и в мускулатуре, так что убийца довольно быстро справился с задачей, затащив его в гостиную и усадив к стене. И ему было гораздо легче запрокинуть голову жертвы и полоснуть по горлу.

— На комоде, — сказал Фрост и жестом указал на лежавший там предмет.

Это была нежно-голубая сорочка четвертого размера, аккуратно сложенная, забрызганная кровью. Сорочку такого фасона молодая женщина могла выбрать, чтобы привлечь любовника, возбудить мужа. Разумеется, Каренна Гент и представить себе не могла, что однажды этот предмет туалета сыграет свою роль в театре ужасов. Рядом лежали конверты с авиабилетами компании «Дельта Эйрлайн». Риццоли заглянула в них и пробежала глазами маршрут, составленный для музыкантов их агентством.

— Они должны были вылетать завтра утром, — сказала она. — Следующей остановкой был Мемфис.

— Бедняги, — заметил Корсак. — Они так и не увидели Грейсленд.

* * *

Когда Риццоли и Корсак оказались на улице, они забрались в машину и сидели там с открытыми окнами, пока Корсак курил. Он глубоко затягивался сигаретой, а потом с блаженством выпускал дым, совершивший свое черное дело в его легких. Сейчас он выглядел более спокойным и сосредоточенным, чем три часа назад, когда прибыл на место происшествия. Доза никотина как будто обострила его ум. Или просто алкоголь выветрился.

— У вас есть какие-то сомнения в том, что это наш клиент? — спросил он Риццоли.

— Нет.

— «Краймскоуп» не выявил никакой спермы.

— Может, в этот раз он был аккуратнее.

— Или же он не насиловал ее, — предположил Корсак. — Вот почему ему не понадобилась чашка.

Раздраженная дымом, Риццоли отвернулась к открытому окну.

— Убийца не следует жесткому сценарию, — сказала она. — Каждая жертва реагирует по-своему. Это спектакль для двух актеров, Корсак. Для убийцы и жертвы. Каждый из них может повлиять на финал. Доктор Йигер был гораздо более крупным мужчиной в сравнении с Алексом Гентом. Может быть, наш убийца чувствовал себя менее уверенным в присутствии Йигера, поэтому использовал фарфоровую чашку как сигнал тревоги. А с Гентом он не видел такой необходимости.

— Не знаю. — Корсак стряхнул пепел в окно. — Все-таки чашка — это его фирменный знак. Вряд ли он стал бы так вдруг менять почерк.

— Но все остальное сходится, — заметила она. — Обеспеченная пара. Муж так же связан, в той же позе. И пропавшая женщина.

Оба вдруг замолчали, потому что подумали об одном и том же: женщина. Что он сделал с Каренной Гент?

Риццоли уже знала ответ. Хотя фотография Каренны вскоре появится на телеэкранах, сопровождаемая призывом о помощи, а бостонская полиция будет реагировать на каждый телефонный звонок, проверять все ниточки, которые могут вывести на пропавшую темноволосую женщину, Риццоли знала, каков будет результат. Она чувствовала это. Каренна Гент была мертва.

— Тело Гейл Йигер было выброшено спустя два дня после похищения, — напомнил Корсак. — А сейчас что мы имеем? Сутки с момента нападения.

— Парк Стоуни-Брук, — сказала Риццоли. — Вот куда он принесет ее. Надо усилить группу наблюдения. — Она бросила взгляд на Корсака. — Джо Валантайн каким-то образом вписывается в этот эпизод?

— Я продолжаю работать в этом направлении. Он наконец дал мне образец своей крови. Жду анализа ДНК.

— Его поведение нетипично для виновного. Вы все еще следите за ним?

— Следил. Пока он не написал на меня жалобу, будто я его домогаюсь.

— А вы и вправду его домогались?

Корсак рассмеялся, выпуская облако дыма.

— Что бы я ни делал, этот извращенец, раскрашивающий мертвых старух, все равно рано или поздно расколется, как девчонка.

— Интересно, и как же девчонки колются? — раздраженно парировала она. — Так же, как и мальчишки?

— О, черт. Не морочьте мне голову. Я на свою дочь насмотрелся. Сначала выпендривается, а когда у нее кончаются деньги, начинает подлизываться к своему мерзкому папочке. — Внезапно Корсак выпрямился. — Эй, посмотрите, кто приехал.

На стоянку въехал черный «Линкольн». Риццоли увидела, как из машины вышел Габриэль Дин — подтянутый, атлетически сложенный, как будто сошедший со страниц глянцевого журнала «GQ». Он постоял, оглядывая красный кирпичный фасад дома. Потом подошел к патрульному, стоявшему в оцеплении, и показал свое удостоверение.

Патрульный пропустил его.

— Ну, это уже слишком! — возмутился Корсак. — Теперь я действительно взбешен. Этот самый коп держал меня здесь, словно школьника. А Дину достаточно было лишь махнуть своей «корочкой» и представиться каким-то федеральным агентом, черт побери, и ему — пожалуйста, проходите. Нет, ну почему его пропускают, а?

— Может, потому, что он пришел в глаженой рубашке?

— О да, мне следовало бы нарядиться. Вы только посмотрите на него. Выглядит так, будто у него весь мир в кармане.

Риццоли наблюдала за тем, как ловко Дин балансирует на одной ноге, надевая бахилы; как натягивает перчатки на свои длинные пальцы, будто хирург, готовящийся к операции. Да, внешность многое решала. Корсак был из тех, кто привык спорить и сражаться даже там, где этого не требовалось. И окружающий мир отвечал ему тем же.

— Кто его сюда звал? — спросил Корсак.

— Только не я.

— И все-таки он здесь.

— Он всегда тут как тут. Кто-то сливает ему информацию. Но не из моей команды. Это идет сверху.

Она вновь уставилась на крыльцо. Дин прошел в дом, и она представила его в гостиной, где он рассматривает кровавые потеки, читает по ним сценарий убийства.

— Знаете, я думал об этом, — сказал Корсак. — Дин появился на месте происшествия только через три дня после убийства Йигера. Впервые мы увидели его в Стоуни-Брук, где было обнаружено тело миссис Йигер. Верно?

— Да.

— Так почему же он так долго тянул? На днях мы с вами обсуждали версию о том, что убийство Йигеров было исполнением приговора. Что они были втянуты в какой-то криминал. Если бы они находились в поле зрения федералов — ну, под следствием или под наблюдением, можно предположить, что федералы объявились бы на месте преступления первыми. Но они ждали три дня, и только тогда вступили в игру. Что их заставило? Что заинтересовало?

Она посмотрела на него.

— Вы отправляли отчет по форме ВИКАП?

— Да. Целый час потратил, чтобы закончить его. Сто восемьдесят девять вопросов. Всякая галиматья вроде: «Была ли какая-нибудь часть тела откушена? Какие предметы были засунуты в какие отверстия? » Теперь придется составлять дополнительный отчет по миссис Йигер.

— Вы запрашивали консультацию, когда передавали отчет?

— Нет. Зачем мне спрашивать совета у ФБР, если я и так все знаю? Я просто исполнил свою должностную обязанность, заполнил форму ВИКАП.

ВИКАП — программа выявления насильственных преступников — была разработана ФБР и являлась своего рода базой данных по самым тяжким преступлениям. Вечно пребывающие в цейтноте полицейские не успевали заполнять длинные опросные листы ВИКАП, а многие даже и не стремились к этому.

— Когда вы отправили свой отчет? — спросила она.

— Сразу же после вскрытия доктора Йигера.

— И тогда же появился Дин. На следующий день.

— Вы думаете, дело в этом? — спросил Корсак. — Он из-за него примчался?

— Возможно, ваш отчет поднял тревогу.

— Что же их так заинтересовало в нем?

— Не знаю. — Она посмотрела на дверь, за которой исчез Дин. — И совершенно очевидно, что он нам этого не скажет.

Джейн Риццоли нельзя было отнести к меломанам. Ее любовь к музыке исчерпывалась коллекцией компакт-дисков с несложными композициями и двухлетним опытом игры на трубе в школьном оркестре. Труба привлекала ее тем, что звучала громче всех, не то что писклявые кларнеты и флейты, на которых играли другие девчонки. Нет, Риццоли хотела, чтобы ее было слышно, поэтому и оказалась среди мальчишек-трубачей. Ей нравилось, когда из ее инструмента вырывались оглушительные звуки.

К сожалению, слишком часто звуки оказывались фальшивыми.

После того как отец запретил ей трубить где-либо, кроме как на задворках, а соседские собаки стали выть в знак протеста, она распрощалась с трубой до лучших времен. К тому же у нее хватило ума признать, что голого энтузиазма и мощных легких недостаточно, чтобы компенсировать отсутствие таланта.

С тех пор музыка значила для нее чуть больше, чем ненавязчивые мелодии в лифте или звуки автомобильных клаксонов. В концертном зале на углу Хантингтон и Масс-авеню она была всего дважды в своей жизни, и оба раза еще школьницей, когда их водили на репетиции Большого симфонического оркестра. В 1990 году к зданию пристроили крыло Коэн-Винг, и здесь ей еще не доводилось бывать. Когда они вошли сюда с Фростом, она поразилась, насколько современно выглядит здание — совсем не то мрачное и массивное, каким она его помнила.

Они показали «корочки» пожилому охраннику, который заметно распрямил свою сгорбленную спину, когда увидел, что посетители из отдела убийств.

— Вы по поводу Гентов? — спросил он.

— Да, сэр, — ответила Риццоли.

— Ужасно. Просто ужасно. Я видел их на прошлой неделе, сразу после их приезда в город. Они заехали, чтобы посмотреть зал. — Он покачал головой. — Такая красивая молодая пара.

— Вы дежурили в тот вечер, когда они выступали?

— Нет, мэм. Я работаю только днем. Мне нужно уходить в пять, чтобы сменить сиделку. Понимаете, моей жене требуется круглосуточный уход. Она может забыть выключить газ… — Он запнулся, покраснев. — Но я так понимаю, вас не это интересует. Вы, наверное, пришли к Эвелин?

— Да. Как пройти в ее кабинет?

— Ее там нет. Я видел, как несколько минут назад она прошла в концертный зал.

— Там репетиция или что-то еще? — поинтересовалась Риццоли.

— Нет, мэм. У нас сейчас мертвый сезон. На лето оркестр выезжает в Тэнглвуд. В это время года у нас только редкие гастролеры.

— Так мы можем пройти прямо в зал?

— Мэм, у вас ведь удостоверение. А с ним, как мне кажется, можно пройти куда угодно.

* * *

Они не сразу заметили Эвелин Петракас. Оказавшись в полутемном зале, детективы увидели перед собой лишь ряды пустых кресел, слегка спускающиеся вниз, к освещенной сцене. Они двинулись по проходу на свет, и деревянный пол заскрипел у них под ногами словно палуба старого корабля. Уже почти возле самой сцены они услышали обращенный к ним вопрос:

— Я могу вам чем-то помочь?

Щурясь от яркого сценического света, Риццоли развернулась к темному залу.

— Мисс Петракас?

— Да.

— Я детектив Риццоли. А это детектив Фрост. Мы можем поговорить с вами?

— Я здесь. В последнем ряду.

Они прошли к задним рядам. Эвелин не поднялась со своего кресла и так и сидела, словно прячась от света. Она уныло кивнула им. Детективы сели по бокам от нее.

— Я уже разговаривала с полицейским вчера ночью, — сказала Эвелин.

— С детективом Слипером?

— Да. Кажется, так его звали. Пожилой такой мужчина, очень приятный. Я знаю, что мне следовало дождаться других детективов, но я была вынуждена уйти. Просто я больше не могла оставаться в том доме… — Она устремила взгляд на сцену, словно загипнотизированная действием, которое видела только она. Даже в полумраке Риццоли могла различить, что у женщины красивое лицо, ей около сорока, и в ее темных волосах пробивается ранняя седина. — У меня здесь много дел, — сказала Эвелин. — Вся эта кутерьма с возвратом билетов. Да и пресса понаехала. Мне нужно было вернуться и все уладить. — Она устало усмехнулась. — Как всегда, принять огонь на себя. Это моя работа.

— Все-таки, в чем конкретно заключается ваша работа, мисс Петракас? — спросил Фрост.

— Вы хотите знать, как официально называется моя должность? — Она пожала плечами. — Координатор программ гастролирующих артистов. То есть я должна сделать все, чтобы в Бостоне им было хорошо. Вы не поверите, насколько беспомощными бывают музыканты. Они проводят жизнь в репетиционных залах и студиях. Реальный мир для них загадка. Ну, начать с того, что я рекомендую им место жительства. Организую встречи-проводы в аэропорту. Вазу с фруктами в гостиничном номере. Короче, весь набор услуг.

— Когда вы впервые встретились с Рентами? — спросила Риццоли.

— На следующий день после их приезда в город. Я поехала забрать их из дома. Они не могли взять такси, потому что у Алекса громоздкий футляр с виолончелью. А у меня минивэн с раскладывающимся задним сиденьем.

— Вы возили их по городу, пока они находились здесь?

— Только из дома в концертный зал и обратно.

Риццоли заглянула в свой блокнот.

— Насколько мне известно, дом в Бикон-Хилл принадлежит члену совета директоров симфонического оркестра Кристоферу Харму. Он часто приглашает музыкантов останавливаться у него?

— Да, на лето, пока он в Европе. Все-таки дом — это лучше, чем номер в гостинице. Мистер Харм доверяет классическим музыкантам. Он знает, что они будут поддерживать в доме порядок.

— А кто-нибудь из гостей мистера Харма жаловался когда-нибудь на проблемы в этом доме?

— Проблемы?

— Ну, скажем, воришки, окружение — все, что могло доставлять неудобство.

Эвелин покачала головой.

— Это Бикон-Хилл, детектив. Лучшее место для жизни трудно найти. Я знаю, что Алексу и Каренне там очень нравилось.

— Когда вы видели их в последний раз?

Эвелин с трудом проглотила слюну и тихо произнесла:

— Вчера вечером. Когда обнаружила Алекса…

— Я имела в виду живыми, мисс Петракас.

— О! — Эвелин смущенно усмехнулась. — Разумеется. Извините, я как-то не подумала. Просто очень трудно сосредоточиться. — Она покачала головой. — Я даже не знаю, зачем вообще пришла сегодня на работу. Если бы не эти неотложные дела…

— Так когда вы видели их в последний раз? — поторопила ее Риццоли.

На этот раз Эвелин ответила уже более уверенным голосом:

— Это было накануне вечером. После концерта я отвезла их обратно в Бикон-Хилл. Примерно около одиннадцати.

— Вы просто высадили их из машины? Или вместе с ними зашли в дом?

— Я высадила их прямо перед домом.

— Вы видели, что они зашли в дом?

— Да.

— Выходит, они не пригласили вас зайти?

— Думаю, они здорово устали. И испытывали легкое разочарование.

— Почему?

— Понимаете, они так долго ждали гастролей в Бостоне, а народу в зале было немного. А ведь наш город называют столицей музыки. И если уж у нас такая малочисленная публика, на что они могли рассчитывать в Детройте или Мемфисе? — Эвелин печально уставилась на сцену. — Мы динозавры, детектив. Так сказала Каренна, когда мы ехали в машине. Кто теперь слушает классическую музыку? Большинство молодых людей предпочитают видеоклипы и орущих в микрофоны певцов. В общем, один только секс, мишура и глупые костюмы. Разве это имеет какое-то отношение к музыке?

— Абсолютно никакого, — согласился Фрост, охотно подхватывая тему. — Знаете, мисс Петракас, мы с женой на днях тоже об этом говорили. Элис любит классическую музыку. По-настоящему. Каждый год мы покупаем абонементы в концертный зал.

Эвелин грустно улыбнулась.

— Тогда, боюсь, и вы динозавр.

Уже собираясь уходить, Риццоли заметила глянцевую программку, лежавшую на сиденье впереди. Она нагнулась и взяла ее в руки.

— Генты здесь есть? — спросила она.

— Откройте страницу номер пять, — сказала Эвелин. — Там их рекламное фото.

Это была фотография двух влюбленных.

Каренна, изящная и элегантная в черном платье с открытым плечом, смотрела снизу вверх в улыбающиеся глаза мужа. Ее лицо светилось от счастья. Александр озорно улыбался ей, и светлый локон падал ему на глаза.

— Они были красивы, не правда ли? — тихо произнесла Эвелин. — Знаете, это очень странно. У меня не было возможности посидеть и поговорить с ними по душам. Но я очень хорошо знаю их музыку. Я слушала их записи. Видела их на сцене. Многое можно сказать о человеке, если послушать его музыку. Я хорошо запомнила, с какой нежностью они играли. Да-да, именно этим словом можно описать их. Они были очень нежными людьми.

Риццоли посмотрела на сцену и представила себе Александра и Каренну в тот вечер, вечер их последнего выступления. Сияющие под лампами ее черные волосы, его виолончель. И их музыка, словно голоса влюбленных, поющие друг другу.

— В тот вечер их последнего концерта, — произнес Фрост, — вы сказали, они были несколько расстроены.

— Да.

— А сколько народу было в зале?

— Кажется, мы продали около четырехсот пятидесяти билетов.

Четыреста пятьдесят пар глаз, устремленных на сцену, подумала Риццоли. На сцену, где признаются друг другу в любви двое музыкантов. Какие чувства пробуждали Генты у своих слушателей? Удовольствие от хорошей музыки? Радость созерцания влюбленных? А может, в ком-то из тех, кто был в зале, проснулись мрачные инстинкты? Голод. Зависть. Непреодолимое желание завладеть чужой собственностью.

Она вновь перевела взгляд на фотографию Гентов.

Что тебя так возбудило — ее красота? Или их любовь?

* * *

Она выпила черного кофе и уставилась на стопку досье, по-прежнему ожидавшую ее на рабочем столе. Ричард и Гейл Йигеры. Леди Рахит. Александр Гент. И человек из самолета, который, хотя больше и не считался жертвой убийства, все-таки не давал ей покоя. Как и все мертвые. Это был нескончаемый поток трупов, и каждый требовал ее внимания, у каждого была своя история, в которой Риццоли приходилось копаться. Она так давно этим занималась, что ей уже казалось, будто все мертвецы перемешались словно скелеты в общей могиле.

Когда в полдень на пейджер пришло сообщение о том, что готов анализ ДНК, она испытала некоторое облегчение: представлялась возможность хотя бы ненадолго отвлечься от этой стопки с незавершенными делами. Она встала из-за стола и поспешила в южное крыло здания.

Лаборатория по исследованию ДНК находилась в комнате под номером S253, а на пейджер ей звонил криминалист Уолтер Де Грот, светловолосый голландец с бледным лицом, как будто не от мира сего. Обычно он морщился при виде нее, поскольку она приходила лишь затем, чтобы поторопить с анализами, но сегодня Де Грот встретил ее широкой улыбкой.

— Я проявил авторад, — объявил он. — Вон висит, сохнет.

Авторад, или авторадиограмма, представляла собой рентгеновский снимок фрагментов ДНК. Де Грот снял снимок с веревки и поместил его на экран. Параллельные цепочки из темных пятен протянулись сверху вниз.

— То, что вы здесь видите, — начал он, — есть краткое изложение парных повторений. Я извлек ДНК из различных источников, которые вы мне предоставили, и выделил фрагменты с характерным рисунком. Это не гены как таковые, но участки ДНК, которые повторяются. Они могут служить хорошей сравнительной базой.

— Ну и что это за цепочки? Чему они соответствуют?

— Первые две — те, что слева, являются контрольными. Номер один — это стандартная ДНК, позволяющая оценивать все прочие образцы. Цепочка номер два — стандартная клеточная дорожка, тоже используемая как контрольная. Цепочки три, четыре и пять — это образцы, взятые из известных источников.

— Каких источников?

— Цепочка номер три — это подозреваемый Джо Валантайн. Номер четыре — доктор Йигер. Номер пять — миссис Йигер.

Взгляд Риццоли уперся в цепочку номер пять. Ее разум отказывался постичь тот факт, что перед ней то самое пятнышко, из которого развилась Гейл Йигер. Ей казалось невероятным, что человеческое существо — от кончиков волос до интонаций голоса — может быть разложено на крохотные составляющие в виде этих цепочек из темных пятен. Она не видела ничего человеческого в этой радиограмме, не видела женщины, которая любила своего мужа и оплакивала мать.

Неужели мы все такие? Цепочки химических соединений? Где же здесь место для души?

Она перевела взгляд на крайние полосы справа.

— А это что? — спросила она.

— Эти образцы из неопознанного источника. Образец номер шесть — сперма, взятая с ковра в доме Йигеров. Образец номер семь — свежая сперма, изъятая из вагины Гейл Йигер.

— Эти две последние очень похожи.

— Совершенно верно. Оба неопознанных образца ДНК принадлежат одному и тому же мужчине. И, если вы заметили, это не доктор Йигер и не мистер Валантайн. Так что мистера Валантайна в качестве поставщика спермы можно исключить.

Она уставилась на неопознанные полоски ДНК. Перед ней был генетический код чудовища.

— Вот он, ваш неизвестный, — сказал Де Грот.

— Вы уже передали это в базу данных КОДИС? Может, мы уговорим их сделать сверку побыстрее?

КОДИС — общенациональная база данных ДНК, хранила генетические коды тысяч осужденных преступников, а также коды неопознанных образцов, изъятых на местах преступлений по всей стране.

— Собственно говоря, я потому и позвонил вам. На прошлой неделе я послал им образец ДНК с пятна на ковре.

Она вздохнула.

— Это значит, что мы узнаем результаты через год.

— Нет. Мне только что позвонил агент Дин. Так вот ДНК вашего неизвестного не значится в базе данных КОДИС.

Риццоли удивленно посмотрела на него.

— Это агент Дин сообщил вам?

— Должно быть, он надавил на этих ребят или еще что. За все время, что я здесь работаю, никогда еще запрос в КОДИС не обрабатывался так быстро.

— Вы получили подтверждение напрямую от КОДИС?

— Вообще-то нет. Я так понял, что агент Дин… — нахмурился Де Грот.

— Пожалуйста, позвоните им. Я хочу, чтобы результат подтвердили официально.

— У вас есть какие-то… мм… сомнения в надежности Дина?

— Давайте спросим просто на всякий случай, договорились? — Она опять взглянула на снимки, развешанные на экране. — Если наш мальчик действительно не значится в КОДИС…

— Значит, у вас новичок, детектив. Или кто-то, кому удалось не засветиться в системе.

В раздражении она уставилась на загадочные цепочки из пятен. У нас есть его ДНК, подумала она. И генетический портрет. Но его имени мы до сих пор не знаем.

* * *

Риццоли вставила компакт-диск в проигрыватель и села на диван, попутно вытирая полотенцем мокрые волосы. Из колонок полились густые звуки виолончели. Не будучи поклонницей классической музыки, она все-таки купила в сувенирном киоске концертного зала диск с ранними записями Гента. Если уж ей предстояло подробно изучить обстоятельства его смерти, то нелишне было бы побольше узнать и о его жизни. Большую часть которой составляла музыка.

Смычок Гента скользил по струнам, словно по океанским волнам, рождая мощную мелодию сюиты Баха № 1 соль мажор. Эта запись была сделана, когда ему было всего восемнадцать. Он сидел в студии, и его теплые пальцы перебирали струны, уверенно сжимая смычок. Теперь эти же пальцы — белые и неподвижные — стыли в холодильнике морга, и его музыка навеки умолкла. Сегодня утром Риццоли присутствовала на вскрытии и обратила внимание на длинные тонкие пальцы музыканта, представила, как они порхали над струнами виолончели. Эти пальцы смогли заставить неодушевленный предмет издавать такие волшебные звуки!

Она взяла в руки обложку компакт-диска и вгляделась в его фотографию, сделанную, когда он был еще мальчиком. Взгляд опущен, левая рука обвивает инструмент, прижимая его к телу, — так в один прекрасный день он обнимет свою жену, Каренну. Риццоли очень хотела купить диск с записями их совместных концертов, но, к сожалению, все уже были распроданы. На прилавке оставался лишь диск Александра. Одинокая виолончель, тоскующая по своей подруге. И где она теперь, эта подруга? Жива и корчится в муках перед лицом неизбежной смерти? А может, боль уже в прошлом, и тело ее на ранней стадии разложения?

Зазвонил телефон. Риццоли приглушила звук проигрывателя и схватила трубку.

— Вы дома? — удивился Корсак.

— Я заехала принять душ.

— Я звонил несколько минут назад, вы не отвечали.

— Наверное, не слышала. Что случилось?

— Это я хочу знать, что случилось.

— Если у меня будут новости, я вам первому сообщу.

— Да? Как уже было сегодня? Про ДНК Валантайна я почему-то узнаю от лаборанта.

— Я просто не успела вам позвонить. Моталась как сумасшедшая.

— Помните, я первый привлек вас к этому делу.

— Я не забыла.

— Знаете, — сказал Корсак, — уже пятьдесят часов прошло, как он ее похитил.

Вероятно, Каренна Гент мертва уже двое суток, подумала Риццоли. Но смерть не отпугнет убийцу. Она только усилит аппетит. Он посмотрит на труп и увидит в нем объект желания. Объект для обладания. Она не может сопротивляться. Она холодна, пассивна, смирится с любыми надругательствами. Она — идеальная любовница.

Мелодия звучала еле слышно, и виолончель Александра, казалось, оплакивала кого-то. Риццоли знала, к чему клонит Корсак, догадывалась, чего он хочет. Только вот не знала, как успокоить его. Она поднялась с дивана и выключила проигрыватель. Даже в наступившей тишине ей мерещились звуки виолончели.

— Если все будет как в прошлый раз, он привезет ее в лес сегодня вечером, — сказал Корсак.

— Мы готовы взять его.

— Так я член команды или нет?

— Но у нас есть группа наблюдения.

— Там нет меня. Разве вам не нужна лишняя пара глаз?

— У нас расписаны все обязанности. Послушайте, я позвоню вам, как только…

— Хватит кормить меня обещаниями, понятно? Так я и буду сидеть у телефона, как клуша. Я знаю этого негодяя дольше, чем вы, дольше, чем кто-либо. Как бы вы себя почувствовали, если бы кто-то вклинился в вашу игру? Вывел бы вас из дела? Подумайте сами.

Она понимала его состояние. Понимала как никто другой, поскольку с ней это уже было. Однажды ее тоже отодвинули в сторонку, в то время как другие устремились вперед, к победе.

Она взглянула на часы.

— Я выхожу прямо сейчас. Если вы хотите присоединиться ко мне, тогда встречаемся на месте.

— А где ваше место наблюдения? — уточнил Корсак.

— Зона парка вдоль дороги от Смит-Плейграунд. Мы можем встретиться у гольф-клуба.

— Я буду.

В два часа ночи воздух в Стоуни-Брук был густым и тяжелым. Риццоли и Корсак сидели в ее машине, припаркованной почти вплотную к кустам. С этой позиции они могли видеть все автомобили, въезжавшие в парк с востока. Дополнительные наблюдательные посты были выставлены вдоль Эннекинг-Парквей — главной аллеи, которая тянулась через весь парк. Если бы кто-то заехал на одну из стоянок, его бы тотчас блокировали патрули. Засада была выставлена профессионально, и вырваться из сетей вряд ли кому удалось бы.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒