Table of Contents 18 страница

- Когда ты вышел из этого состояния? - наконец, спросил Луис.

- Раньше... прежде... не знаю. Постепенно это прошло. И теперь я нормальный, совершенно нормальный, не так ли?

- Это не твоя вина, Эрл. Точнее, не совсем твоя.

- Не морочь мне голову, Луис. Пожалуйста, не надо. - Он поднялся на ноги и снова сел в кресло. - Только не это. Я теперь такой же, как остальные. Убийца. Всего лишь убийца...

Стая терпеливо ждала на склоне холма.

Покрытые полосами грязно-коричневого, кроваво-красного и темно-синего цветов, как змеи из джунглей, их тела были почти невидимыми. Только зубы и широко раскрытые глаза мерцали в лунном свете. Легкий ветерок донес запах добычи, восхитительный аромат живого мяса, и по стае пробежала волна возбуждения.

Внизу, в обсаженной деревьями лощине на краю бывшей Нижней Пятой улицы, скрывалась группа жертв. Они думали, что они в безопасности от существ, бродящих в ночи. Но они ошибались.

Предводитель рассматривал блестящие лезвия своего оружия - большого армейского ножа, тесака, копья и мачете, острого, как бритва. Они ему нравились. Лунный свет отражался от их поверхности. Предводитель тихо хмыкнул, коснувшись ожерелья из ушей, висящего на шее.

Стая поднялась из травы.

Это были его дети. Они плотно обступили его, чувствуя кровавый смрад жестокости, который он использовал, как оружие. Он придавал им сил.

Не говоря ни слова, Предводитель стал спускаться с холма. Остальные последовали за ним. Он избегал редких уличных фонарей, старался держаться теней, сам становился одной из них, скользил сквозь их черные глубины, словно змея в пруду.

Там было три дома, и он разделил свою стаю на три охотничьих отряда, во главе которых стояли самые свирепые его войны.

Пора.

Издав дикий волчий вой, он бросился через первый двор. Уткнулся в запертую дверь, но та оказалась хлипкой, и он выбил ее ногой. Его охотники устремились внутрь. В доме раздались крики. Охотники обнаружили прятавшихся там женщину и двух детей. Они принялись колоть их копьями, рубить тесаками, пока стены и потолок не покрылись кровавым узором.

На полу, в луже собственной крови, лежал умирающий мужчина.

Из черепа у него торчал тесак.

Он сражался, отчаянно сражался за то, что принадлежало ему. Размозжил бейсбольной битой голову одному из охотников, а другому превратил лицо в кашу. Но на этом все. Некоторые охотники дрались за куски женщины и детей, остальные срезали ножами трофеи с умирающего мужчины.

Предводитель услышал выстрелы.

Звон бьющегося стекла.

Снова крики.

Он выбежал на улицу и бросился к соседнему дому. Один из охотников лежал на крыльце с пулей в виске. Окно было разбито. Внутри лежал труп еще одного охотника. Затем Предводитель увидел, как трое его людей потрошат какую-то женщину, а еще один засовывает в камин тело старухи. Когда огонь охватил ее, та закричала. На лестнице с пулей в животе лежал его охотник, от тела тянулся кровавый след.

Наверху прозвучало еще два выстрела.

Затем раздался вой охотников. Какой-то грохот и крик боли. Предводитель улыбнулся. Тот, кто устроил стрельбу, был повержен. Он слышал его вопли сквозь стук лезвий, врезающихся в плоть и дробящих кости.

Снова на улицу.

Следующий дом. Когда Предводитель зашел за угол, задняя дверь открылась. Какая-то женщина попыталась сбежать. Увидев Предводителя, она попробовала захлопнуть дверь, но он выбил ее плечом. Женщина закричала и ударила его столовым ножом. Предводитель сбил ее с ног, и стал пинать, пока та не превратилась во всхлипывающую груду мяса. Потом рывком поднял ей голову и перерезал горло.

Затем он наткнулся на трех своих охотников, загнавших в угол какого-то мальчишку. Те кололи его копьями. Зрелище, представшее перед ним в гостиной, заставило его немного замешкаться, когда в голове у него мелькнул какой-то отголосок человечности.

Его охотники стояли над лежащей на полу беременной женщиной. Она была мертва, тело разрезано от горла до промежности. Один из мальчишек мочился на нее. Группа девчонок вырвала нерожденного ребенка у нее из утробы.

Они поедали его, все еще связанного с матерью пуповиной.

Предводитель отрезал женщине уши и повесил их на свое ожерелье, пока его дети были заняты трапезой. Глаза у них были черными и неподвижными, лица вымазаны в крови.

Он вышел на крыльцо. Там он увидел мужчину, истекающего кровью от колотых и рубленых ран, но еще живого. Издав победный клич, Предводитель снял с него скальп...

Девчонка артачилась, поэтому Охотница поняла, что ее нужно сломать любыми средствами, как ломают молодого жеребца. То, что должно случиться сейчас, должно быть не жестоким и низким по своей природе, а торжественным, ибо это будет ритуал. И проводиться он должен соответственно.

Охотница посмотрела на девчонку.

- Охоться с нами, как одна из нас.

Девчонка подняла на нее глаза. В них стояли слезы.

- Мишель, пожалуйста....

Охотница не ожидала услышать это имя. Именно так мужчина назвал ее. Она боялась, что это имя использовалось для того, чтобы заставить ее почувствовать себя беспомощной и неуверенной. Она не могла допустить, чтобы клан видел это. То имя. Мишель. Оно было волшебным, как заклинание силы. Остальные не должны знать об этом, иначе они сломают ее с его помощью.

Девчонка снова открыла рот, и Охотница влепила ей пощечину.

Схватила девчонку за горло и стала давить, пока та не задрожала, ловя ртом воздух и слабо сопротивляясь. Охотница снова и снова била ее об стену, пока та не обмякла.

- Готовьте ее, - сказала она, - немедленно.

Внезапно Мейси схватило множество белых рук, похожих на щупальца кальмара. Они лапали, щипали, царапали ее, оставляя глубокие борозды на теле. Сил к сопротивлению не осталось. Словно выжатая подчистую, она безвольно лежала на холодном полу из каменных плит. Голая и уязвимая. Дикари, эти первобытные твари из кошмара, обступили ее. Заостренные зубы поблескивали, намазанные жиром лица ухмылялись. Охотница возвышалась над ней, мрачная и жестокая, ее холодные глаза сверкали, как алмазы. Мейси посмотрела на нее, но не увидела жалости. Женщина, известная ей, как Мишель, была теперь королевой диких воинов. Лицо у нее было раскрашено под череп, в волосы вплетены какие-то предметы, на шее висело ожерелье из крошечных костей. В ней не было ни сочувствия, ни жалости, потому что Мишель была теперь словно пришедшей из давних времен. Темных, туманных времен, когда люди были не намного лучше лесных зверей.

Члены клана напирали, лишая Мейси света и воздуха.

Она ощущала лишь прикосновение их сальных тел, смрад шкур, которые они носили и смеси костного мозга и жира, которой они себя натирали, отвратительного, пахнущего тухлым мясом вещества. Все они трогали, ощупывали ее. Ногти царапали до крови, зубы рвали кожу, языки слизывали пот с груди, а влажные распухшие губы прижимались к ее ранам и губам. Липкие руки раздвигали ей ноги, и в легких не было воздуха для крика. Ни один мускул не подчинялся, пока новые руки протискивались к ней, натирали ее жиром и маслом, пока она не стала блестеть так же, как они. А затем, затем...

Затем она закричала, резко и пронзительно. Крик ее эхом разносился по церкви, пока она мотала головой из стороны в сторону, не в силах выдержать ужас происходящего. Крик стих, когда множество ртов и языков облепило ее лицо.

Поэтому Мейси ничего не видела.

Не видела разрисованного, блестящего от жира мужчину, облаченного в окровавленные, рваные шкуры людей и животных, в шапке из скалящейся собачьей морды. Она не видела его, и руки, прижимающие его к ней, но почувствовала, как его пенис скользнул у нее между ног, словно набухшая змея. Давил все выше и выше, входя в нее, пока она содрогалась, лягалась и выкрикивала имя единственного человека, который, как ей казалось, защитил бы ее.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Луис, пожалуйста, не дай им, не дай им, не дай им сделать это со мной, не дай им уничтожить меня вот так...

Но там были лишь члены клана, хватающие, щупающие и удерживающие ее. До синяков тычущие в нее грязными пальцами, целующие, лижущие ее, покусывающие заостренными кончиками своих зубов. Она была погребена заживо под их телами, смердящими кровью, экскрементами и содранными шкурами. Мужчина лежал на ней, тот, которого выбрала Охотница, проникал в нее, причиняя боль, скакал на ней, хрюкая, как боров, изо рта у него зловонными нитями свисала слюна.

Когда его семя пролилось в нее, и его тело напряглось и задергалось, она издала последний крик, разрывающий ее изнутри, превращающий ее душу в кровоточащую расселину, которая поглощала все, чем она была, или могла стать, затягивала в черную кипящую пустоту доисторической эпохи...

Луис всматривался в темноту за окном. Он понимал, что должен бежать как можно дальше, пока они не вернулись. Но, казалось, его это не волновало. Все рушилось, и внутри и снаружи, и он утратил решимость. Он вспоминал то, что сказал ему Эрл, тогда, у изгороди.

Мы - инструменты собственного уничтожения! В каждом из нас есть заряженный пистолет, и колоссальный популяционный взрыв спустил курок. Да поможет нам Бог, Луис, но мы истребим самих себя! Звери из джунглей! Убивающие, насилующие, грабящие! Бессознательное генетическое побуждение уничтожит все, что мы создали, выпотрошит цивилизацию, истребит человечество, как крупный рогатый скот, потому что мы охвачены первобытными потребностями, и в нас бушует память рода!

Сейчас это звучало уже не так безумно, как тогда.

- Ты все еще веришь в теорию гена?

Эрл сидел, закрыв лицо руками.

– Да, абсолютно. Позволь мне предаться здесь некоторому дарвинизму, Луис. Ибо, если естественный отбор действует, то в каждом из нас заперта генетическая склонность к охоте и убийству, устранению соперников. Я говорю о звере, живущем в нас. Этот зверь является самой сутью того, кем и чем мы являемся. Именно он вызвал все это. Зверь. Первобытный хищник внутри нас всех, дитя рассвета, темный охотник, дикость и жестокость, формирующие основу человека-зверя.

- Зверь, - произнес Луис. - Я видел его. Смотрел ему в глаза.

Эрл кивнул.

- Да, и это тревожное зрелище, не так ли? По своей сути мы - звери, и никто больше. Звери. Мы выползли из бессмертной слизи творения с желанием убивать, и это желание по-прежнему живет в нас. Прямоходящие звери с дикими инстинктами, унаследовавшие варварские качества. Мы можем писать стихи и сочинять музыку, строить города и микрокомпьютеры, посылать зонды на Марс, но в душе, в своей черной маленькой душе мы остаемся обезьянами меоценового периода и охотящимися питекантропами. Любовь, ненависть, жадность, желание, жестокость, война. Любовь - это романтическая адаптация репродуктивного инстинкта. Материализм - это просто выражение животного инстинкта желать чего-либо. Национализм, наш ура-патриотизм, - это не что иное, как древний животный позыв захватывать и защитить территорию, а война... да, даже война, это всего лишь более ярко выраженный территориальный импульс нападать, убивать, отнимать у других то, что им принадлежит, и присваивать это себе.

Луиса интересовал вопрос: что же активировало этот чудовищный ген? Что привело в действие этот регресс, эту первобытную память?

- Что стало механизмом, Эрл? Влияние чего именно высвободило все это, да еще в таком масштабе? Перенаселение? Стресс?

- Мы никогда не узнаем, Луис. Мы - не больше, чем любое другое стадное животное. Но все это живет у нас внутри, дружище. Эти импульсы, этот садизм, все это - врожденное. Мы являемся продуктом наших предков. Ни больше, ни меньше. Почему люди убивают друг друга? Почему они убивают собственных детей? Своих соседей? Жен? Почему они допускают геноцид? Почему линчуют людей с другим цветом кожи? Почему ненавидят тех, кто имеет больше или меньше, чем они, или людей с другими религиозными принадлежностями? Это зверь, Луис, внутренний зверь. Во всех нас заперта потребность погрузиться в доисторическую эпоху, в наше дикое прошлое.

- Сколько раз ты читал о том, что кто-то кого-то убил и не смог объяснить причину? Дьявол заставил меня сделать это... вот только мы все носим в себе дьявола. Наше звериное прошлое - вот причина. Во всех скрыты те ужасные импульсы, но большинство из нас не подчиняются им. Но время от времени, некоторые или даже группы людей попадают под их влияние. Это сочетание нашей жестокой наследственности, действующей в соответствии с глубинными, подавленными желаниями и потребностями. Именно это ты и видишь здесь: все грязные, мерзкие и порочные твари, растущие в недрах этого мира, этого города, в его коллективном подсознании, были выпущены на свободу. Все ужасные твари, расплодившиеся внутри людей, были освобождены. Думаю, это было предопределено генетически. Условия стали подходящими, и это произошло. Ответа нет. Правда. Но потенциал был. Он присутствовал в каждой человеческой популяции с тех пор, как мы стали чуть выше примитивных приматов. Да поможет нам Бог, но современный мир - это огромная живая лаборатория по исследованию человеческой природы и механизма насилия, первобытных инстинктов, очищения и атавизма. Зло - здесь, Луис, и этим злом являемся мы. Мы создали Дьявола по своему образу и подобию.

- А что насчет животных, Эрл?

- Животных?

С трудом сглотнув, Луис рассказал Эрлу про полицейский участок. Про собак. Как они погибли, сражаясь с людьми, и друг с другом.

- Хммм, интересно. - Эрл задумался. - Что ж, есть лишь одно логичное объяснение. Гормоны.

- Гормоны?

Эрл кивнул.

- Да, гормоны, феромоны. Долгое время считалось, что феромоны относятся к сфере насекомых. Но это не так. Недавние биохимические исследования говорят о другом. Все виды имеют их. Большинство феромонов являются видоспецефическими, но некоторые могут считываться и другими видами. Существуют феромоны агрегации, функция которых состоит в объединении видов для защиты от хищников или для спаривания. Феромоны-праймеры, которые вызывают поведенческие изменения в ответ на окружающую среду. Релизеры или феромоны-аттрактанты, которые привлекают брачных партнеров за многие мили. Территориальные феромоны, которые присутствуют в моче для обозначения территориальных границ или логовищ или для отпугивания чужаков. Секс-феромоны, указывающие на то, что самка готова к спариванию. Все виды химических сигнатур. А еще есть феромоны тревоги, которые предупреждают вид, когда один из них подвергается нападению. Исследования показали, что эти феромоны активируют у млекопитающих инстинкт боя или бегства. Они делают животных довольно агрессивными. Безобидный кот превращается в дикого зверя. Животные, на которых охотятся, как правило, убегают, хищники же вступают в бой. Те " примитивы" - какое милое название - должно быть, источали феромоны тревоги или абсолютной агрессии, и собаки среагировали соответствующе. Произошла химическая реакция. Собаки не могли ничего с собой поделать. Они стали драться. Будто сплотившись против общего врага, они стали драться с нашими " примитивами". В противном случае они дрались бы друг с другом.

В этот момент Луис ненавидел Эрла. Тот опускал человека до уровня лабораторной крысы. Возможно, все виды становились жертвами собственной химии, но Луис ненавидел эту идею. Это было так... бесчеловечно.

- Этот регресс, Эрл. Можно его остановить?

Эрл даже не попытался ответить на этот вопрос.

- Слышал когда-нибудь о человеке, по имени Рэймонд Дарт?

Луис ответил отрицательно.

- Рэймонд Дарт был австралийским антропологом и сравнительным анатомом. Настоящий гигант в данной области. В 1924-ом он обнаружил ископаемые останки австралопитека в известняковом карьере в Южной Африке. Со временем он обнаружил больше останков этих вымерших гоминидов, а также многочисленные окаменелые кости, принадлежавшие добыче австралопитеков. Также он обнаружил примитивное оружие, такое как дубинки, сделанные из костей антилопы, и ножи, сделанные из челюстных костей, а еще кучи костей животных и черепов павиана, которые носили следы смертельных ударов, оставленных этим самым оружием. Как и черепа других австралопитеков. Факты, которые были подтверждены судмедэкспертами, исследовавшими останки. То была заря организованных убийств, Луис! За четверть миллиона лет до появления человека! На основании этого Дарт предположил, что мы произошли не от незлобивой травоядной обезьяны, как утверждала общепризнанная палеоантропология, а от дикой хищной обезьяны с желанием убивать. Эта теория называлась " Обезьяна-убийца". Он увековечил ее в своей статье " Хищнический переход от обезьяны к человеку". Он писал, я цитирую дословно: " Забрызганные кровью, выпотрошенные архивы человеческой истории, начиная самыми ранними египетскими и шумерскими записями и заканчивая самыми недавними зверствами Второй мировой, связаны с ранним повсеместным каннибализмом, с принесениями в жертву животных и людей или их замещениями в официальных религиях, и с распространенным по всему миру скальпированием, охотой за головами, телесными увечьями, и некрофильскими практиками человечества, чем провозглашают этот общий кровожадный дифференциатор - эту хищническую привычку, эту метку Каина - который диететически отделяет человека от антропоидных родственников и скорее связывает его с самыми опасными плотоядными. " Ну, разве ты не видишь это, Луис? Разве не понимаешь?

Луис был слишком уставшим, чтобы думать, ибо все это было очень сложно.

- Полагаю, мы произошли от обезьяны-убийцы. Не то, чтобы я очень удивлен.

- В общем и целом, да, - сказал Эрл, очень обрадовавшись возможности снова читать лекции. - Врожденная порочность нашего вида происходит непосредственно от обезьяны-убийцы. Цивилизация - это лишь хорошее прикрытие, потому что по сути своей мы - зверские убийцы. Мы защищаем свою территорию, мы агрессивны и жестоки. По отношению к нашему виду и всем остальным, вот почему мы ведем войну, это основа массового истребления, серийных убийств, геноцида, и нашей инстинктивной жестокости. Мы - убийцы. Послушай меня, Луис. Далее Дарт предположил, что мы не развили интеллект, а затем обратились к убийству, мы развили интеллект, потому что обратились к убийству. В какой-то момент наши предки отвернулись от своих неагрессивных двоюродных братьев. Эти ранние гоминиды, возможно, стали хищниками из-за нехватки пищи и из-за подражания другим хищникам. Мы научились стоять прямо, чтобы охотиться, чтобы преследовать добычу. Руки, свободные, чтобы хватать и рвать, но из-за отсутствия зубов и когтей мы придумали оружие. Грубые имитации из костей, камня и дерева. Теперь использование оружия влечет за собой серьезную согласованность действий, поэтому наша нервная система стала неполноценной, а мозг увеличился. Развитие охотничьей тактики еще сильнее увеличило наш мозг. Сегодня мы - люди, Луис, поскольку наши предки были убийцами. Как сказал Роберт Ардри в " Африканском Бытии", " не человек создал оружие, а оружие создало человека"

Эрл сказал, что теория " Обезьяны-убийцы" очень противоречива. Многие антропологи отвергли ее, видимо, потому что она смела их консервативные, бескровные теории в мусорную корзину, где им и место. Но сейчас нет причин сомневаться в ней. Поскольку там, на улицах беснуются обезьяны-убийцы.

- Дьявол, так сказать, появился из наших хромосом, Луис. Подобно некоторым болезням и раковым заболеваниям, которые являются наследственными по своей природе, генетическое желание регресса непреодолимо. Бороться с ним это все равно, что бороться с цветом своих глаз. Он предустановлен, запрограммирован заранее и совершенно неизменен.

Луис вздохнул.

- Но почему Мейси сумела побороть этот регресс? Почему сумел ты? Почему я еще не превратился в дикаря?

- Кто его знает, Луис. Возможно, в какой-то момент этот ген вывелся из твоего рода. Возможно, таких, как ты тысячи, а может, всего несколько человек. Что касается меня и девочки... боюсь, что возвращение рассудка носит лишь временный характер. Своего рода ремиссия.

Луис не знал, что ответить. Это была дикая и невероятная теория, хотя возможно, так оно и было. И это беспокоило больше всего. Ибо человек в душе был зверем, а цивилизация - не более чем иллюзией. Как сказал Эрл, красивым прикрытием, за которым кроется уродливый монстр... и за этим прикрытием можно было бы спрятать все те когти, зубы и кровожадность, но они никуда не делись. Ждали своего времени. А еще, как сказал Эрл, это довольно часто случалось на индивидуальном уровне, а иногда - на общинном. Но то, что происходило здесь, наверное, впервые достигло таких пропорций, инфицировало и вызвало деградацию у такого количества людей за столь короткий промежуток времени, приняло мировые масштабы. Но это происходило всегда, с самого начала. Время от времени ген активировался - несомненно, случайно - и появлялись серьезные жертвы. Но тот Большой взрыв, Судный день человечества, наступил только сейчас.

Страшно становилось от мысли, что все, за что человек боролся и чего достиг, теперь разрушалось примитивным геном, биохимическими реакциями глубоко в микроскопических клетках.

- Я боюсь за человечество, Луис. Очень сильно боюсь. Что если этот регресс продолжится? - задумчиво произнес Эрл. - Что будет через год? Мы продолжим деградировать? Те люди, они еще не утратили способность говорить и мыслить логически. Но я бы сказал, они стремительно превращаются из Гомо сапиенс в Гомо эректус. Конечно же, это всего лишь предположение. Но на что мы будем похожи через пять или десять лет? Будет ли наша культура целиком и полностью забыта? Не превратимся ли мы в группы охотящихся австралопитеков? Не будем ли делать орудия из костей животных, бродить по вельду, по лесу или лугу, ведомые кровожадностью предков, пока наши города будут медленно превращаться в руины и воспоминания?

- Я не знаю, Эрл. Не могу больше думать.

Эрл покачал головой.

- Это то, что греки называют " губрисом", Луис.

- Губрисом?

- Да, губрисом. Когда человек задирает голову слишком высоко или поднимает свои достижения и устремления до божественного уровня, боги оказываются под угрозой. А раз им угрожают, они реагируют соответственно - уничтожают его. И мы - мы все - несомненно, ведем себя, как боги, не так ли? Убиваем друг друга, ведем войны, насилуем планету, истребляем другие виды, уничтожаем все, что встает у нас на пути... да это определенно сфера деятельности богов, а не людей. И теперь природа, Бог, или во что ты там веришь, ставит нас на место. Если это не карма, то я не знаю, что это.

Луису хотелось расплакаться, поскольку он стоял на пороге Судного дня. Хотелось разрыдаться у этой угрюмой мраморной могилы цивилизации и человечества. Господи, это же абсолютный ужас!

Эрл вздохнул.

- У меня болит голова. Боже, как же болит голова. Мне нужно воспользоваться твоей ванной, Луис. Нужно умыться. И поссать. Да, поссать в унитаз, как человек, а не на дерево, как собака, метящая территорию. - Он встал, пошел, было, из гостиной, но повернул назад. - Ты был хорошим соседом, Луис. Самым лучшим. Я всегда считал тебя особенным, и теперь знаю это наверняка.

Но Луис покачал головой.

- Я не такой. Я не особенный.

- Нет, такой, - сказал старик. - Ты не терял рассудок, как все мы. Ни на секунду. Та штука не смогла запустить в тебя свои когти, и это делает тебя особенным, Луис. Очень особенным. Возможно, ты - последний из адекватных людей. Вид, приближающийся к вымиранию. Последний человек, который будет изучать других людей, а не просто убивать их. Жалко. Я всегда считал, что природа человека - это изучать природу человека. Но я заблуждался. Природа человека - убивать. Рефлекс защиты территории, Луис.

- Я не понимаю, что ты пытаешься сказать, Эрл. Не понимаю.

- Приобретенный рефлекс, культурный инстинкт, мой друг. Эти вещи составляют основу поведения каждого существа. Тебя нужно учить, как делать бумажный самолетик, но никому не нужно учить тебя, как делать оружие. Понимаешь, это - из области инстинктивного. Как и желание убивать.

- Они делают оружие, Эрл... копья, дубинки, и все такое. И знаешь, что? Они все рабочие. Я бы подумал, что создание копья, которое можно бросить и даже поразить им цель, является неким искусством. Что для этого требуются некоторые технические расчеты. Трудно поверить, что те дикари так быстро с этим разобрались.

- Им не пришлось разбираться, Луис. Они знали все на инстинктивном уровне.

Эрл привел ему небольшой пример. Во Франции, в долине Роны, бобры веками строили свои плотины и " хатки", так же, как бобры по всему миру. Но потом с приходом европейского пушного промысла, бобры были доведены охотой на них почти до полного исчезновения. Остались лишь считанные единицы. Несколько сотен лет не было ни плотин, ни " хаток". Затем французское правительство взяло под защиту небольшую популяцию бобров в долине Роны. За десятилетия их численность возросла. Затем, впервые за несколько сотен лет бобры начали строить плотины и " хатки" в притоках реки Рона. Строительство плотин и " хаток" требует очень сложных совместных усилий... но никому не пришлось учить бобров, как это делать, они сами все знали. И плотины в Роне полностью идентичны тем, которые были построены американскими канадскими бобрами. Культурный инстинкт в действии.

- А те наши друзья, Луис. Никому не пришлось учить их тому, что знали их предки. Это - генетическая память. Они знают, как выживать. Как убивать, как делать оружие, как разделывать тушу и сдирать шкуру. Культурный инстинкт.

Пока Эрл отсутствовал, Луис нашел оружейный шкаф Майка Содерберга. Разбил стекло молотком и проверил содержимое шкафа. Сам он не был профессиональным стрелком, поэтому схватил оружие, с которым был знаком: Полулегкий " Винчестер" с продольно-скользящим поворотным затвором, калибра. 30-06. У его отца был такой. В детстве ему не раз приходилось стрелять из него. Он зарядил магазин патронами " Спрингфилд", распихал еще несколько по карманам.

- Нам лучше убираться отсюда, Эрл, - сказал он, когда старик вернулся.

- Куда?

- Пока просто отсюда.

Они вышли вдвоем на крыльцо. На улице было тихо. Но Луис сразу же почувствовал неприятное ощущение в желудке, и его нельзя было объяснить с точки зрения таких пустяковых вещей, как разум или логика. В этом ощущении было что-то древнее. Чувство обреченности.

- Не думаю, что мы здесь одни, - сказал Эрл.

Что-то шевельнулось в кустах, и Луис, не колеблясь, вскинул ружье, передернул затвор и выстрелил. Ничего не произошло, лишь звук выстрела эхом разнесся вокруг. Никакого движения.

- Уходим отсюда, - сказал Луис.

Держа ружье поднятым, он вывел Эрла на тротуар. Он знал, что в доме оставаться небезопасно, и на улице тоже. Дикари были близко, и он чувствовал их запах. Смрад маслянистых шкур и мокрых собак. Что-то метнулось через улицу. Луис замешкался. Что-то шевельнулось за припаркованной машиной. Он выстрелил, выбив лобовое стекло. Эрл повернулся к нему, открыл рот, чтобы сказать что-то... ну потом хрюкнул и шатнулся вперед. Из поясницы у него торчало древко копья. Рот у него наполнился кровью, и он, издав булькающий звук, упал на колени.

Луис выстрелил.

Услышал свист.

Повернулся, готовый выстрелить снова, и из глаз у него посыпались звезды. Ружье выпало из рук. Открыв глаза, он понял, что лежит на спине посреди тротуара. Он слышал, как Эрл ловит ртом воздух. Но не обратил на это внимания. Потому что над ним возвышалась какая-то фигура. От нее пахло мочой, мясом и дерьмом.

Сперва Луис подумал, что это монстр. Какой-то жуткий, ходячий труп, выбравшийся из сырой могилы. Но это было не так. Это была женщина... или нечто, похожее на нее, с огромными грудями и топором в руках. Кожа у нее была бугристой, белой, как кость и блестящей. Тут он понял, что она покрыла себя белой глиной или пеплом. Покрыла себя этим и загладила назад волосы, отчего стала похожа на бескровного призрака. С белизной кожи контрастировали ярко-красные диагональные полосы вокруг рта и глаз. Луис разглядел желтые, заостренные зубы и блестящие белки глаз. На шее у нее висело ожерелье из меха. Потом он догадался, что это был десяток человеческих скальпов, сшитых в один кусок.

Она источала запах абсолютной мерзости.

Луис попытался пошевелиться, но голова у него кружилась. Из темноты вышли еще две женщины - помоложе и постройнее, с грудями, похожими на маленькие конусы. Они тоже были вымазаны призрачно-белым пеплом. Одна несла пращу, из которой выпустила Луису в голову камень. Другая подошла к Эрлу, поставила ногу ему между лопаток и выдернула копье. Эрл закричал, и она трижды вонзила ему копье в горло.

Я - следующий... меня они убьют следующим.

Так подумал Луис, находясь на грани потери сознания. Женщины обступили его, чтобы убить. Та, что постарше, присела рядом с ним на корточки, провела по нему руками. Когда одна из тех, что помоложе, схватила его за промежность, она шлепнула ее по руке и зашипела, как змея.

- Мое, - произнесла она. - Мое...

Предводитель скальпировал свою добычу.

Мужчина лежал в траве, лицом вниз. Предводитель - некогда известный как мистер Чалмерс - стоял коленями на его плечах. Он прижал смертоносное зазубренное лезвие своего армейского ножа за левым ухом мужчины и провел им вдоль затылка, над правым ухом, вдоль лба и вернулся к точке первоначального надреза. Затем без особых усилий снял с черепа скальп, и поднял, чтобы остальные могли его увидеть.

Они завыли, как звери.

Заверещали.

Залаяли на висящую высоко в небе луну.

Предводитель вытер окровавленные пальцы об безрукавный лисий полушубок, затем бросил скальп в толпу. Те устроили из-за него дикую драку. Предводитель тем временем отрезал мужчине уши, а затем, проделав кончиком ножа в них дырки, повесил на свое ожерелье.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒