Берг Dок Николай: другие произведения. 7 страница

Лечение у Берестова было долгим, но все когда-нибудь подходит к концу. Он и " слоном походил" и дождался, чтобы лоскут его ткани прикрыл дыру в щеке и стоматологи свою работу сделали, он теперь даже жевать мог... Ну как мог... Так, по сравнению с тем временем, когда его только привезли сюда. Зубов осталось ровно половина от того количества, что было до пули и располагались они не так, как должно, а врозь и большей частью если были вверху - то внизу их не было, а если внизу - на другой стороне, то опять же без стоящих на другой челюсти. Лицо из-за этого перекосилось, щеки впали и Берестов старался лишний раз в зеркало не смотреть, разве что приходилось это делать при бритье, которое тоже стало очень сложным делом. Разговаривать пришлось учиться заново, язык был чужим и деревянным, отчего половину букв лейтенант произносил не так, а черт поймет - как. Он и себя-то порой понимал плохо, когда говорил. Но человеком он был упертым и если чего хотел - то добивался. А еще он как-то решился - и взял медсестричку за руку, сразу вспотев от волнения и от того, что боялся - она руку отдернет. Но она в ответ только улыбнулась, но тоже покраснела, как помидор, так оба и стояли, словно их электричеством пробило. Как прикипели руки.

Рувинская покраснела еще и потому, что в такой патетический момент ей вдруг вспомнился - вот ничто другое, а - неприличный анекдот про даму в санатории, которая, приехав туда в отпуск, познакомилась с интересным мужчиной, через три дня он осмелился взять ее за руку, через неделю несмело попытался обнять за талию, а она ему на это сердито заявила: " Ты видно думаешь, что мы сюда на год приехали? " Сама вздохнула глубоко, " на пару кубометров", попыталась разобраться в том, что сейчас в душе творилось - вот так ее за руку еще ни один мужчина не брал, и это вызвало совершенную бурю эмоций. Своей циничной, трезвой, медицинской стороной рассудка она попыталась уменьшить накал, вспомнив выражение про бурю в стакане воды, но не прошло. Очумелая какая-то была, сама себе удивлялась.

А красный как рак пациент еще и закултыхал на своем увечном языке что-то, что медсестра привычно сумела понять. И, страшно гордясь собой, своей волей и выдержкой, сумела дать драматическую паузу аж в целые четыре секунды, прежде чем сказать " Да! " В ЗАГС сбегали и расписались в обеденный перерыв. И стала Рувинская Берестовой.

- Вы определенно счастливы, потому как точно вижу - похорошели - изысканно выразил свое впечатление старый профессор. И могучая медсестра впервые растерялась и смогла только улыбнуться в ответ. Другие коллеги отнеслись по - разному. Одни - порадовались вместе, другие не очень. Медсестричка - куколка с перманентной завивкой даже и пофыркала, дескать, тут можно и на майора глаз положить, или хотя бы и на капитана, таких тоже хватает. Но ее-то опытная Берестова отшила на счет раз, заявив простую и всем на отделении известную истину о том, что стать женой генерала очень просто - надо выйти замуж за лейтенанта. Что она и сделала, так что определенно будет женой генерала. А доктору Румковскому она повторно пожелала, чтоб у него руки отсохли, когда убедилась, что очередной анекдотик этого кафедрального хохмача был явно направлен в ее адрес. Да и остальные поняли и потому не смеялись, хотя рассказчиком Румковский был признанным. И шуточка о руководителе полярной экспедиции, который всегда берет в команду очень некрасивую женщину и понимает, что пора возвращаться тогда, когда она ему начинает там, среди льдов и медведей, нравиться - не вызвала обычного взрыва смеха. А медсестра словно прямо увидела, как то - первое пожелание начет рук - было словно бы черновиком, а тут она все начисто переписала и подпись поставила и печать шлепнула, все, желание оформилось полностью.

Вот с бытовой стороной у молодой семьи было совсем швах. У недолеченного лейтенанта - койка в общежитии, сама молодая жена снимала угол - жила за занавеской, потому надо было что-то решать, но хотя Ленинград был большим городом, а найти себе жилье было не так просто. Да и по деньгам выходило не фонтан. Совсем не фонтан. Берестов отправился в Управление кадров Ленинградского военного округа, вернулся оттуда озадаченный.

Но доложил все достаточно внятно и четко - для своего калечного языка, разумеется. Треть алфавита у него теперь не выговаривалась, и потому речь лейтенанта понять можно было не так просто. Ситуация оказалась витиеватой. Из-за ранения получался теперь лейтенант Берестов " ограниченно годным". Потому найти место ему в гарнизоне и окрестностях было не так, чтоб легко, а те вакансии, что имелись, были совсем не сахарным медом. Получалось что ни роста, ни званий заслужить в этих мышиных должностях невозможно. Так и будешь - навеки лейтенантом. Соответственно - ни жилья толком, ни перспектив. Другое дело - порекомендовал кадровик иной вариант. На Западе сейчас формируются новые дивизии с нуля. Штаты не заполнены, людей не хватает люто.

Строевик сейчас из Берестова - никакой, даже команду не подать, но есть отличная вакансия - адъютант старший медсанбата (так до 1943 года называлась должность начальника штаба, ведающего всем делопроизводством и контролем за исполнением запланированного и приказанного, в дальнейшем автор будет исользоватьи более привычное 'начштаба', так как адъютант в неынешнем понимании - значительно иное, чем тогда - пояснение автора). Должность - капитанская, но по причине острого кадрового голода возьмут и лейтенанта, присвоив сразу старшего. Это считай - прыжок хороший на два звания. Плюс тот, что и жена медик, может и вольнонаемной поступить, с радостью возьмут, а если что - у нее после училища и звание военное есть, так тоже удобно. Конечно, уезжать из Ленинграда грустно, город красивый, но и медсанбат в городе стоит, меньшем конечно, но все ж - очаг культуры и молодой семье комнату дадут тотчас. И оклад у старлея куда гуще, а на капитанской должности - уже и совсем хорошо получается. Опять же - не захолустье какое, не замшелый гарнизон у черта на рогах, а вполне себе перспективное направление. И - намекнул умудренный кадровик - в Ленинград вернуться лучше капитаном. Как-никак, а Берестов повоевал, в личном деле у него все чисто и гладко, ранен опять же не на коммунальной кухне сковородкой, а в бою, так что перспективы есть. И - намекнул кадровик опять же - ворон ворону глаз не выклюет. Свояк свояка видит издалека. А тут еще и почерк отличный и голова светлая, так что и тут должность 'начальника над всеми бумагами' в самый раз. К тому же среди медиков и вылечиться будет проще до строевого состояния.

Берестова кивнула. Конечно, не для того она в Ленинград приезжала, чтобы отсюда уезжать, но в сказанном был толк. Прозябать за занавеской в снятом у чужих людей углу - то еще удовольствие. Когда будут дети, можно и на комнату рассчитывать, но опять же - муж у нее не пробивной, жуликовать не умеет, так что толстого тылового лейтенанта в сладком сале из него не получится. Посадят мигом. Видала она всяких, иной старшина умеет устроиться так, что и майору не достать, но тут прирожденное умение надо. У мужа - не выйдет. С одной стороны вроде и плохо, а с другой... Ленинград подождет, а вернуться и впрямь лучше со связями и со шпалами в петлицах. Опять же сразу на два чина... Это - солидно! И очень хотелось жить в своей комнате. А лучше - в квартире. И чтоб просторно было, чтоб метров по шесть на человека получилось! Или даже по восемь!

Имущества у обоих было - аккурат на полчемодана, собирались не долго. И уже вскоре медсестра убедилась, что не зря так решили. Ленинград подождет, а пока можно и здесь пожить - и комната замечательная сразу и работа вполне себе и муж доволен, только устает очень на работе, во все вникать надо, а медсанбат - штука громоздкая и сложная. Хорошо еще пока Берестов лежал в госпитале - вник в медицинские дела немного, пообтесался, не совсем дуб - дерево. И даже шутки медицинские сам понимает. Бляхер - кохер - нахер!

Старший лейтенант Берестов, не пойми кто на данный момент.

- Ну, а от меня-то ты цего хоцешь? - уставшим тоном спросил его уполномоченный Особого отдела Солнцев.

У сидящего напротив за столом собеседника вид был не лучше.

- Девать мне шдо? Посоведуй! - сказал Берестов без особой надежды.

- Ты же сам говоришь, цто вряд ли это вредитель или шпион, так? Так. У меня, знаешь, и так работы выше головы. Вот бумага, вот карандаш. Пиши, буду разбирацца. Заранее скажу - если ты у меня зря время отнимешь - я тебе это попомню. Ты начальству доложил? Это твоя инициатива?

- Довожив - уныло кивнул старший лейтенант. Последнее время у него такой водоворот вокруг крутился, что впору запить. По прибытии к новому месту службы хоть и покривили морды в кадрах, а видно деваться было некуда, и лейтенант гордо занял капитанское место. И офонарел тут же, потому как все, чему его учили - тут было даром не нужно. Медсанбат, хоть и числился военной самостоятельной единицей, но из-за медицинской специфики легко свел бы с ума и более здорового строевого командира. Ну, не было в этой штатской артели ничего военного, разве что ходили врачи и прочий личный состав в военной форме. И командир - военврач второго ранга Левин, был глубоко штатской шляпой. Даже общались все эти лекаря друг с другом не как положено по уставу, а по имени - отчеству, словно не в воинском формировании служили, а в гражданской клинике работали. Представление на присвоение очередного звания лейтенанту Берестову начальство подписало быстро, третьи рубиновые кубики так же быстро заняли свои места на петличках, а шеврон " с тремя галочками" - на рукаве, и все вроде бы и хорошо, ан не совсем. Как только он попытался в соответствии со своими обязанностями по подписанному плану боевой подготовки устроить для подчиненных строевые и тактические занятия, как его тут же вызвал к себе командир МСБ.

И когда прибывший по вызову Берестов четко козырнул и старательно прожевал положенную кашу во рту, с трудом выговорив на свой новый манер это самое: " Дыщ воевдащ вгодого дагга, сдадший вейдедадт Бедесдов по вашему пдикасадию пдибыв! ", командир на его четкое козыряние кивнул, пожевал губами и предложил сесть.

И огорошил начальника над всеми бумагами тем, что настоятельно порекомендовал не проявлять излишней ретивой прыти в превращении врачей и медсестер в строевиков и пехотинцев. Да, положено заниматься строевой подготовкой, но в первую голову медсанбат - лечебно -профилактическое учреждение и основные показатели его успешной деятельности - вовсе не успехи в парадной шагистике или там в рукопашном бое. Известно же начальнику штаба о том, какая сейчас тут тяжелая ситуация?

Берестов кивнул. Конечно - известно. Корпус только формируется, дивизия только комплектуется, всего не хватает, хаос и безобразие на каждом шагу, рядового состава призвали на 80 %, а командного - хоть сержантов, хоть командиров - и до 30% не добрали, призыв идет из местных, а они - народ темный и малограмотный, поляки не шибко-то заботились о местном быдле, так что голова кругом у всех. Учить надо всему, вплоть до того, что правила гигиены тут неизвестны, вшивость и хронические болезни на каждом шагу. И те же врачи в медсанбате - тоже практически все - вчерашние штатские, которым дали суррогат - звания военврачей всякого ранга и теперь надо сколачивать из аморфной массы нормально работающее заведение. А многие лекаря - местные, про армейские порядки слыхом не слыхивавшие (или очень грамотно притворяющиеся, что не слыхивали) и чувствовал себя в их среде Берестов как та щука, что пошла в сарай мышей ловить. И ей-ей казалось иногда, что вот-вот хвост щуке хитрые мыши и отгрызут. Потому что он один. А они его требования саботируют. И даже вот его непосредственный начальник ту же линию гнет старательно. И точно, Левин мерным доброжелательным голосом, в котором все же угадывались железные нотки, продолжал увещевать ретивого и неразумного подчиненного:

Так вот, раз известно, давайте вместе совершенствовать работу нашего батальона, потому Дмитрию Николаевичу (так упорно именовал своего начштаба доктор Левин) стоит обеспечить всю свою бумажную работу в первую очередь, а вот когда все будет приведено по медицинской части до совершенства - тогда и занятия по строевой можно будет проводить, а пока - начштаба должен понять на что важнее тратить драгоценное время. К слову начальнику штаба неплохо бы больше озаботиться тем, что санитарного персонала не набрано и половины. Медсестер не хватает катастрофически. Их тоже набирать надо - и весьма тщательно. И тут не нужны глупые люди, медсанбат - это интеллигентное место.

- Я полагаю, что мы таки поняли дгуг дгуга? - грассируя почти по-французски прозрачно намекнуло начальство.

Берестов все понял и ушел озадаченный. А вечером жена добавила масла в огонь, заявив, что доктор Мерин - явно мошенница и документы у нее поддельные. Мало того, что дура и стерва, так еще и очевидно, что не врач. Потому как не знает ничего и не умеет ничего. Так что надо бы муженьку этот вопрос провентилировать, где следует. Муж попытался было объяснить, что это не его уровень, потому что командный состав - это дивизионное веденье, он для того мелковат, но довод не сработал.

- А может она шпионка? Кому тогда пропишут клистир со скипидаром и патефонными иголками? И таки если и не шпионка - она тут напортачит так, что опять же никакой радости всем не будет, кому хорошо? - спросила мудрая жена и как всегда оказалась права. Вот и сидел сейчас Берестов как дурак последний перед особистом. И не хотелось ничего писать, потому как и сам чуял - скорее всего мошенница эта Мерин, не более того. А у Солнцева и так вид груженый, ясно - хватает ему тут и серьезной работы. К тому же не любил этот особист неконкретных доносов, особенно - пустопорожних. По долгу службы, как ведающий кадровыми делами в медсанбате, Берестов периодически посещал уполномоченного ОО, а то, что у особиста были выбиты многие зубы как-то сблизило обоих. Из пары намеков понял Берестов, что загремел сам Солнцев по доносу во время ежовщины, как раз к самому ее концу, и бравые соколы мелкорослого наркома тут же повышибали зубы подозреваемому, а потом, на его счастье, ежовщина кончилась, и те, кто вышибал ему зубы, отправились подставлять затылок пуле. И на их место вот Солнцев и попал, потому сам работал аккуратно, без нахрапа и глупого энтузиазма. И вроде - хорошо работал, было у него чутье и навыки. Потому не интересно ему было тратить время на всякую шелупонь. Да и начальство в медсанбате как - то отнеслось без восторга к докладу о странностях у доктора Мерин. Не любило начальство шумихи, хлопот и неприятностей.

- В соседнем колхозе сразу десять грузовиков из строя вышло полностью. Кто-то добрый залил электролит в бензобаки, и концов не найти. А у местных сразу слушок - плохая де техника у совецких, ломаеца. Понимаешь?

Берестов хмуро кивнул.

- Плохо понимаешь. Поцему кобура пустая опять? Зарежут, как цыпленка и фамилию не спросят! Не могу с тобой делиться информацией, но тут и пилсудчики рукоблудят, и литовские фашисты и прочая сволочь гадит и это не считая уголовного элемента. А народ тут запуганный, темный, языки за зубами привыкли держать, так что непросто все.

Старший лейтенант пробурчал, что и склады только формируются, в первую голову оружие получают боевые подразделения, да и начальство батальонное не приветствует спешку в плане вооружения, оно считает, что медики не стрелять должны, а лечить.

- И ты так сцитаешь? - усмехнулся особист.

Берестов только вздохнул. Он так не считал и вообще чувствовал себя в этом странном учреждении совсем не в своей тарелке. И попытки донести свое мнение всякий раз оказывались гласом вопиющего в пустыне. Вроде бы и батальон - а на деле самая что ни на есть больница. Ну, ничегошеньки военного. И он в этой артели, как собаке пятая нога. Но ведь создавали-то структуру медсанбата люди поумнее доктора Левина и поглавнее его, раз ввели должность начштаба со всеми обязанностями - так ведь неспроста же! Понять бы еще - в чем это неспроста заключается. Пока только массу бумажек писать приходилось, тонул в документации Берестов, как в океанской пучине. Иной раз только чертыхался свежеиспеченный начштаба, выписывая особо кудреватые писания и диву даваясь разнообразию мира.

- В общем, докторшу эту мутную убирайте отсюда в тыл. Там с ней пускай разбираюця, не нужны нам тут бездари косорукие. А то притащат меня, героицески раненого бандитской пулей, в вашу артель, мне и зашьет такая все дырки, но не те, которые нужно. С глаз долой из сердца - вон. Оружие полуци, хотя бы для обеспецения караульной службы. Могу завтра твоему нацальству позвонить, дескать, возможны вылазки уголовных элементов - он сразу напугаеця. Или послезавтра когда к зубному вашему приеду скажу. И надо же ему такую фамилию таскать! Скажи кому, что у Гопника лецусь - посмеюця.

Берестов грустно усмехнулся. Фамилии у медиков были те еще - доктор Гопник, доктор Пергамент, хорошо еще доктора Ойнахера перевели в соседнюю дивизию. Да и вообще дружба народов немало головной боли доставляла, вот как раз на неделе сам же принял в госпитальный взвод медсестру, которую звали Махтута Гиздатовна Иванова. Только головой крути, записывая такое в карточку учета и в ведомости.

Военврач второго ранга Левин, главврач, то есть командир медсанбата.

Умение всегда договориться и сработаться практически со всеми, кто попадался ему на жизненном пути, было его сильной стороной. Ухитрился пережить благополучно и не без пользы для себя и царский режим и обе революции и всех, кто болтался потом на Украине - и немцев и австрияков и петлюровцев и белогвардейцев разной масти и у Махно побывал и к большевикам вовремя примкнул. Потому в будущее смотрел со сдержанным оптимизмом, зная себе цену. Заведование этой странноватой больницей, которую почему-то называли батальоном, было неплохим этапом в жизни, положение в обществе, оклад жалования, разве что приходилось вместо привычного белого халата носить еще и униформу другого склада и другого цвета. Но хаки не режет глаз и в быту не маркое.

Если бы еще не морочили голову всеми этими военными забавами и игрушками, ненужными в лечебной работе - совсем было бы хорошо. Покалеченный мальчик, которого ему прислали для исполнения работы начальника штаба батальона, никак этой простой истины не мог понять и все рвался играть в солдатиков. Только и не хватало заниматься тут идиотской шагистикой и фрунтом. Больше делать нечего!

Нет, так-то парады вполне импонировали Левину, они ему даже нравились, если на них посмотреть со стороны или в кино, он вообще любил пышность и красивость, но для медиков - тянуть носок и ходить строем, вовсе не было обязательным делом. Главное - хорошо лечить.

И тут возникала проблема. Коллектив был собран с бору по сосенке, публика была очень разная, все яркие индивидуальности, а с профессиональными навыками обстояло весьма иначе. Таки очень даже слишком и совсем. Особенно с хирургией, на весь медсанбат хирург пока был один - сам Левин. И перед собой он мог признаться. что это немножко не то.

Вот и теперь надо было решать - что делать с амбициозной и высокомерной докторицей из недавно прибывших. И начштаба высказал сомнения в подлинности ее документов об врачебном статусе, и от больных поступали нехорошие сигналы, а жена этого самого Берестова - очень толковая медсестра, прямо заявила, что это не врач, а недоразумение - базовые манипуляции делать не умеет вовсе от слова совсем.

Надо что-то решать, и решать быстро.

Сам же военврач второго ранга своими собственными ушами слышал пикировку барышень, хорошо хоть не при пациентах. И ему это категорически не понравилось. Он даже задержался за углом в коридоре, чтоб послушать. И женская ядовитость не подвела, мало уши не опухли, как от крапивы.

Берестова протопотала и с ходу начала прямо у дежурной комнаты:

- Где эта девочка преклонных лет? К ней тут посетители с благодарностями!

- Благодарность-то велика? - узнал голос зубного врача Левин.

- В дверь не пролазит! Флегмона теперь настоящая, всамделишная, как я вчера и предупреждала. Башка как на дрожжах вспухла. Оно же любому нормальному глазу видно, если хоть что-то знаешь! Таки нет, надо жеж было зашивать и без дренажа! - фыркнула медсестра, и Левин удивился - обычно она при врачах вела себя куда почтительнее.

- А вам, милочка, я бы не доверила даже после вскрытия зашивать. Перед родственниками неудобно будет. Хотя если в родственниках Франки Штейны, то конечно! - зло огрызнулась врач Мерин.

- Да куда уж, с нашим-то рылом, в калашный ряд гладью шить, какие с нас белошвейки! Академиев не кончали, бамажек самописных не сподобили, псесно, не то, что всякие лошадиные кони, кто бы что сказал! - пропела свирепо и ехидно Берестова.

- Что вы себе позволяете?! Настоящий медик никогда жеж не спустится до подобной пошлости! - вспылила Мерин.

- Ой, б-же ж мой. Где?! Где он?! Где тут среди здесь настоящий медик, не глядю на почтенного Гопника, который таки да, хотя и зубной - но все жеж доктор с руками и документами. Но все остальные? Одна - как сказано выше, вчера то есть, некоей конской фамилией - из кухарок уток щипать только годится, другая с дипломом с Малой Арнаутской, кто ж таки среди тут медик? Покажьте мне пальцем! Могу сходить за лампочкой, чтоб виднее стало! - спустила всех собак медсестра.

- Если брать во внимание полную конкретику, то уважаемая мадам Берестова не может со мной не согласиться, что в кухарках она была бы полезнее, при всему моему уважении - иронично прошипела Мерин.

- Кто о чем? Какое уважение, какие речи? Вы посмотрите на себя. Ни в вену не попасть ни даже внутримышечное сделать! Да хоть бы раз диагноз правильный выставлен был! Так ведь ни разу! Даже аппендэктомию самостоятельно не смочь сделать? - уже без флера " как бы шуточности" врезала медсестра.

- Я могу на себя посмотреть. От моего вида зеркала не трескаются! - отбрила Мерин.

В этот момент Левину показалось, что сейчас начнется смертоубийство и потому он все же вмешался, появившись как утреннее солнце. Обе сотрудницы, красные, словно спелые помидоры, заткнулись нехотя. Робкий зубной врач, который, несмотря на свою грозную гопническую фамилию, был трусоват и по этой причине все время попадал в нелепые ситуации, старательно тер стекла очков платочком, словно бы и не видя и не слыша происходящего в шаге от него.

Военврачу очень хотелось сказать что-то более подходящее к моменту, вроде слова " Брек! ", как говорят на боксерском ринге, но он просто строго посмотрел и пригласил к себе в кабинет медсестру Берестову. Где и отсыпал ей полной меркой обеими руками за несоблюдение этики и субординации. Грубиянка повторно распунцовелась и ответила только, что врачей она уважает, а вот всяких самозванок безграмотных она уважать не будет, потому что так лечить - вредительство сплошное. И вывалила начальнику с десяток вопиющих ошибок, сделанных только за прошедшую неделю доктором Мерин. Это несколько поменяло ситуацию, потому как Левин всерьез испугался. Сказанное пахло трупами, что совсем не нужно в нормальном учреждении. И сегодняшняя флегмона лица явно в перспективе грозила самыми худшими последствиями. Действительно, так дворник бы и то не сделал!

Отпустил медсестру с внушением, затребовал истории болезней, еще раз ужаснулся. Особенно разозлило то, что и почерк у Мерин был не врачебный, а разборчивый и понятный. Самое то - следователю читать без запинок!

Пригласил к себе врачиху, позадавал ей вопросы. Понял, что хорошо, что уже вся шевелюра седая, дальше уже седеть некуда. Попытался вразумить докторшу. И совсем обалдел, когда она ляпнула:

- Вы впустую придираетесь ко мне, гражданин Левин, потому что вы - антисемит!

Редкий случай в жизни, когда он так удивлялся, что пару минут не мог произнести ни слова. Потом все же взял себя в руки. И выпроводил дуру набитую без крика и рева. Хотя и хотелось. И покричать и пореветь. Вместо этого озадачился и после хлопот сумел таки откомандировать ее на учебу куда-то в тар - тарары, за край земли, то ли в Томск, то ли в Омск, где, как считал не слишком сведущий в географии, Левин уже видать слонов, что на черепахе стоят или что-то вроде того. И постарался обставить это дело так, чтоб назад врач Мерин уже не вернулась, хотя кадровики и пообещали разборчивому лекарю, что больше ему врачей не пришлют.

Еще начштаба донимал постоянно. Если от строевой подготовки медиков удалось отбрыкаться, то вот от огневой и командирской подготовки - фигушки. Пострелять многие согласились и пришлось выкраивать время для этого, да лекцию прослушать - это таки не шаг печатать. Левину пришлось согласиться, тем более что учеба все же должна быть в принципе, как ни увертывайся. И, кстати, пришлось и конференции врачебные тоже проводить, хотя бы в простеньком формате. В течение месяца сам прочитал выступление " Сложный случай удаления желчного пузыря", терапевты из госпитального взвода разродились очень своевременной лекцией " Как улучшить диагностику сифилиса", весьма актуальной, да и назойливость Берестова вынудила дать и ему слово с темой " Организация стрелковых подразделений в РККА". Разумеется, сам он ее прочитать не мог из-за дефектов дикции, поэтому написал текст, а читала его жена. Голос у нее оказался вполне роскошным, трубным и звучным, и она же потом отвечала на вопросы, переводя и разбирая на удивление легко неудобьсказуемые ответы мужа.

Несколько позже настырный старший лейтенант сумел выбить на командный состав медсанбата и личное оружие, хотя одолеть бюрократические препоны было очень и очень непросто, со снабжением - и это Левин знал из первых рук - было все очень сложно и многодельно, а вот выход получался никакой совсем.

Упорный начштаба сумел добыть револьверы, причем что удивило - польские, с польского же армейского склада. Потом по мере своих сил рассказал, что да как. Дело в том, что поляки купили оборудование фабрики Нагана и лепили себе наганы и дальше, после отделения от Империи. Оказалось, что у них это был основной образец, выбранный после анкетирования полицейских и армеутов. А для начальника Берестов расстарался и теперь у Левина в ящике стола в кабинете лежал тяжелый черный Кольт, правда, тут его именовали как ВИС. Переделали поляки американскую стрелятельную машину, и ВИС пошел привилегированной публике - танкистам, авиаторам, еще кое-кому из начальства, а в основном у поляков был наган. Когда и тульский, когда собственного производства, отличавшийся только клеймом " Радом". Была еще пара образцов, но редко встречалась. Впрочем, врач относился к пистолету скорее, как к символу власти, типа скипетра у царя, а не как к оружию и смертоносной машине.

Как-то даже и не так уже раздражал этот милитарист - молокосос, в конце - концов старается и вроде не совсем глуп для армеута. Хотя, конечно, пользы от него медсанбату немного. Разве что сумел все - же санитарами укомплектовать полностью, а вот с медсестрами было по-прежнему кепско. А в настоящей клинике немалая часть работы держится именно на медсестрах. И здесь как раз такой рутинной, но очень важной работы было более чем много. Тем более, что на медсанбат навалили и профилактическую деятельность, которую Левин не любил в принципе и раньше ею не занимался вообще, потому как полагал, что если никто не будет болеть, то и врачи будут не нужны. А общество без врачей - обречено на впадение в ничтожество! И это не говоря уже о том, что и врачам как-то такое нехорошо, что опять таки - совсем нехорошо.

Старший лейтенант Берестов, все-таки начштаба медсанбата.

Вторая война в его недлинной жизни началась как-то буднично и нелепо. Можно сказать - прозаически. Сидел ясным воскресным утром, читал газету, посматривал поверх листа на жену, тихо радовался - она перебирала крупу, но при этом, видимо, про себя напевала какую - то песенку и не то, что пританцовывала, это было нельзя делать при такой хлопотной и тонкой работе, а по движению бровей, губ, мимике видно было - что у женщины душа поет. И немножко танцует. И это написано на счастливом лице.

Характер у Берестовой изменился, она стала гораздо спокойнее и мягче, а Берестов - наоборот нервничал, особенно после того, как на майские праздники она огорошила его тем, что в их семье будет к ноябрьским праздникам пополнение в виде маленького симпатичного чада. Простофиля муж не сразу понял, что это такое - маленький чад, а потом искренне обрадовался и даже возгордился. И теперь волновался, как бы что не повредило маме и дитю. Но сама будущая мать никак не подпускала супруга к домашней работе и ей нравилось, когда он вел себя так, как положено в ее понимании настоящему мужу и красному командиру - например чтобы в воскресенье с умным видом читал газету.

А потом в дверь постучал посыльный - санитар из местных призывников и скучным протокольным голосом заявил, что в 12. 00 в клубе будет собрание товарищей командиров и товарищ старший лейтенант должон там быть. Немножко разленившийся от спокойной жизни Берестов поворчал про себя, что вот, неймется людям в воскресенье и убыл. Сослуживцы, которых так же неторопливо собрали понятия не имели, зачем собственно все это натеяно, благо тему собрания не обозначили.

Потом так же неторопливо расселись в зале, подождали когда разместится президиум. И вышедший на трибуну помполит как - то очень спокойным голосом сообщил, что в 4 часа утра без объявления войны германская военщина атаковала границы Союза Советских Социалистических Республик.

Несколько минут старший лейтенант сидел ошарашенный. Нет, войну ждали, в воздухе таким пахло густо, но как-то все же не думалось, что все будет так быстро. И приятели и сослуживцы были уверены, что будет - но еще не сейчас. Все-таки Рейх сожрал слишком большой кусок, всю Европу - и переварить нужно время, подчинить своей воле, насадить свои порядки в свободолюбивых странах. К тому же французские, чешские, немецкие рабочие и крестьяне - братья по классу, потому будут сопротивляться нацистскому насилию. Чтобы подавить сопротивление и саботаж время надо.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒