Восемь лет спустя 12 страница

— Только один раз?

Она выразительно кивает.

— Мы не были влюблены. Он был на седьмом небе от счастья из-за твоей матери.

— Да. Он хорошо это показал.

Мама Лиама снова морщится от язвительности, сквозившей в моем голосе, но ее лицо остается серьезным, когда она поднимает подбородок.

— Никогда не сомневайся в этом. Твой отец сложный человек, и я знаю, что он не был хорошим отцом для тебя, но он любил ее. Когда твоя мама умерла, это сломило его, Купер.

Меня бесит ее привязанность к моему отцу. Из-за Джима и Лиама. И из-за меня. Все кажется гребаной ложью.

— Он трахал кого-то другого, пока она была беременна. Еще и без презерватива. Мило.

Она делает глубокий вдох.

— Не все черно-белое, Купер. Мы совершили ошибку из-за горя, но это привело к Лиаму. И я не могу и никогда не буду сожалеть об этом.

— Горе?

— Когда твоя мать выгнала его, он думал, что потерял самую большую любовь в своей жизни. Он был в отчаянии. И мне было одиноко.

Я потираю рукой щетину на подбородке, думая о том, как был в доме с Эверли, и она думала, что мы потерялись в горе.

Я встаю со стула.

— Нет, черт возьми. Нет. Вы не можете винить только это. Там должно было что-то быть. Искра или что-то в этом роде.

Сейчас она смотрит на меня с подозрением, и мне не нравится ее уязвимость.

— Мы были друзьями, но никто из нас не хотел ничего большего. Ни до, ни после.

— Значит, это было просто так? Из-за горя и одиночества?

Она кивает головой, все еще изучая меня.

— Да.

Мое нутро сжимается, и не знаю, злюсь ли я больше из-за этого или из-за долгих лет лжи. Но потом думаю о своем лучшем друге, и мои глаза устремляются к его матери.

— Лиам знал об этом?

Она сглатывает, а затем печально кивает головой, когда слезы снова начинают течь.

— Да. Я сказала ему примерно за месяц до его смерти.

Мои глаза расширяются. Он знал. Лиам, блядь, знал, и ничего мне не сказал.

— Он мне не сказал.

Женщина встает и подходит к стулу поближе ко мне, садится рядом и кладет руку мне на плечо.

— Он был расстроен. Очень. Уверена, он не хотел, чтобы ты чувствовал себя также.

Я недоверчиво качаю головой из стороны в сторону. Как он мог скрыть это от меня? Мы жили вместе.

— Он должен был сказать мне. И мог бы это сделать.

Она кивает.

— Он был расстроен. И злой. — Теперь она всхлипывает, прикрывая рот, прежде чем опустить руку. — Я не жалею о том, что привело его в этот мир, но если бы я могла взять свои слова обратно и не говорить ему об этом, я бы так и сделала.

— Тогда зачем вы мне это рассказываете?

— Потому что тебе нужно простить себя, Купер. Ты держал нас на пьедестале с тех пор, как я тебя знаю, но мы все несовершенны. Каждый из нас. Тебе нужно это знать.

Она проводит рукой по моей щеке, и я едва сдерживаю слезы.

— Черт.

Она вздрагивает, но затем вздыхает, кивая головой.

— Он потерял себя, когда я сказал ему правду. Но прямо перед смертью мне показалось, что он простил меня. Он сказал мне, что Джим всегда был и будет его отцом.

— Он и был его отцом.

Она кивает в знак согласия.

— В ту ночь, когда я сказала ему... — Я смотрю в ее глаза, полные вины, и все становится на свои места.

— Он изменил Эверли.

Она на мгновение отводит взгляд, а затем кивает.

— Он не считал это оправданием. Но он сказал мне — ну, вернее накричал на меня, — что так напился, что изменил любви всей своей жизни с незнакомкой.

«Черт, Лиам. Почему ты, блядь, не поговорил со мной? »

Я смотрю в потолок, думая, что он каким-то образом может услышать меня.

— Я все еще не понимаю, как он мог это сделать.

— Я чувствую себя ужасно из-за этого. Знаю, что давным-давно запустила цепочку событий. Но теперь ты понимаешь, что мы все несовершенны.

Я встаю.

— Мне нужно идти.

Она кивает и всхлипывает. Я не могу этого вынести и успокаивающе кладу руку ей на плечо.

— То, что он сделал, было на нем. Вы совершили ошибку. Они случаются. Мне просто нужно время, чтобы разобраться с этим.

Она встает и обнимает меня.

— Лиам хотел бы, чтобы ты был счастлив. Он был твоим братом, даже если ты не знал об этом до сих пор, а он не знал об этом долгое время. Вы всегда были братьями.

Чувство вины только усиливается, но я крепко обнимаю женщину и прощаюсь, прежде чем уехать.

К тому единственному человеку, которого я не должен желать.

Потому что Лиам был моим братом, а я влюблен в женщину, которую он любил.

Глава сорок вторая

ЭВЕРЛИ

— Куп?

Он стоит за моей дверью и выглядит таким чертовски расстроенным, что я не знаю, что делать. Мне хочется обнять его и никогда не отпускать.

— Он был моим братом.

Уже поздно, сегодня Четвертое июля, но, как неудачница, я осталась дома, в своей квартире... думала о нем.

— Кто? Лиам? — Он проводит пальцами по волосам, выглядя таким чертовски потерянным. — Я знаю, что…

— Нет. — Купер качает головой из стороны в сторону. — Нет, он был моим настоящим братом.

Он что, пьян? Я так не думаю. Тяжело вздыхаю, предполагая, что чувство вины действительно овладело им. Может быть, потому, что это был любимый праздник Лиама?

— Я знаю, что он был тебе, как брат. Все в порядке, Купер.

Он прижимает руку к сердцу, и я замечаю, что его глаза блестят от непролитых слез.

— Нет. Эв. Он был моим кровным братом. У нас был один и тот же гребаный отец.

Я уставилась на него, разинув рот, и теперь только качаю головой.

— Это неправда. Его отец — Джеймс.

Он смеется, но как-то невесело.

— Да. У него был самый лучший гребаный отец, но не единокровный, потому что мой чертов отец должен был сунуть свой член туда, где ему не место.

Я в шоке смотрю на него и пытаюсь осмыслить его слова.

— Что? Как это вообще...

— Его мама трахалась с моим отцом, когда моя мама была беременна мной. На самом деле мы были братьями, Эв, а я не знал.

На этот раз я действительно обнимаю его за талию и притягиваю его тело к себе.

— Ты уверен?

Я чувствую, как его руки обвиваются вокруг меня, и он крепко обнимает меня.

— Да, она только что рассказала мне.

Я смотрю ему в глаза, когда он подносит руки к моему лицу, удерживая мой взгляд. И пытаюсь осмыслить эту информацию, пока мы стоим в дверях моей квартиры.

— Лиам знал об этом?

Купер медленно кивает головой, его пальцы скользят по моим волосам, когда он держит меня.

— Да. Она рассказала ему примерно за месяц до его смерти.

Месяц. Мои глаза расширяются, но остаются прикованными к нему, и он наблюдает, как осознание пронизывает меня.

— Когда он изменил?

Купер кивает.

— Лиам был расстроен и зол. Но все равно не имел права причинять тебе боль.

— Я знала, что что-то не так. Что-то было не так. Думаю, поняла в тот момент, когда он мне изменил. Но я позволила себе увлечься всем остальным.

— Мне так чертовски жаль, Эверли. Обо всем.

Я качаю головой и прижимаю его ближе к себе.

— Нет. Тебе не за что извиняться. Он не сказал тебе...

Купер слабо улыбается мне.

— Эй, теперь я знаю, каково это, когда мне чего-то не говорят.

Ему чертовски больно, а я не хочу этого.

— Иди сюда. — Я тяну его за собой и закрываю за нами дверь. Мы садимся вместе на диван, он обнимает меня за плечи. — Прости меня, Купер.

— За что ты извиняешься?

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— За все. Все до единой вещи. За то, что была такой сукой по отношению к тебе. За то, что оттолкнула тебя. За то, что Лиам предал тебя. За то, что твой отец лгал тебе. — Я поворачиваюсь так, чтобы быть лицом к нему, протягиваю руку и обхватываю его щеку. — Ты невероятно сильный. И мне так жаль, что я такая чертовски слабая.

— Ты совсем не слабая.

— Это неправда. — Я выдерживаю его взгляд. В его глазах боль, но они все равно прекрасны. Он прекрасен. — Я твердила себе, что мои фантазии о поцелуях с тобой были нормальными, что ты был как кусок мяса или что-то в этом роде. И что для людей нормально фантазировать. Твердила себе, что ненавижу тебя, и что между нами будет только секс, если что-нибудь случится.

— Не надо, Эв. — Его голос почти срывается, и я улыбаюсь, гладя его лицо и заставляя себя продолжать:

— Но все это было чушью собачьей. Потому что, когда ты приходил домой и рассказывал нам о том, что получил пятерку или награду, я испытывала это безумное чувство гордости и была так счастлива за тебя. А потом набрасывалась на тебя, как стерва.

— Ты не стерва.

Я улыбаюсь.

— Всегда защищаешь меня.

— Я люблю тебя.

Я вздрагиваю от его слов, но никто из нас не двигается. Мы больше не убегаем.

— Я тоже тебя люблю.

Он изучает меня мгновение, а затем подозрительно приподнимает бровь.

— Ты сказала мне встречаться с другими людьми.

— Сказала.

— Почему?

У меня болит сердце.

— Потому что хотела быть уверенной. Я хотела знать, что, если мы сделаем это, — я опускаю руку, чтобы прикрыть его сердце, — это будет навсегда. Что бы мы не проснулись через год или десять и не обвинили бы в этом случайность или горе.

Что-то мелькает в его глазах, и он накрывает мою руку на своей груди.

— Нет. Дело было в этом. Возможно, они трахались из-за горя и одиночества, но не мы.

— Кто? — И тогда приходит понимание. — Ох. Поэтому они...

— Она сказала, что Джим всегда был в разъездах, и ей было одиноко. А мой отец думал, что потерял мою маму, но это не имеет значения. Может быть, это их правда, но я люблю тебя уже много лет. Задолго до этой гребаной аварии. Это не было горем или страхом. Наконец-то я смог заполучить тебя.

— Я всегда буду немного ненавидеть себя за то, что признаюсь в этом вслух, но я тоже хотела тебя. Для меня тоже ничего подобного не было. Я скучала по Лиаму. Думала, что умру от боли, потеряв Арию, но когда была с тобой... — Я наклоняюсь вперед и касаюсь его губ своими. — Это было потому, что я хотела тебя.

— Думаю, что мы всегда будем чувствовать себя виноватыми, но должны перестать наказывать себя. Я хочу тебя, Эверли. Мне больше никто не нужен.

Я улыбаюсь, мое сердце воспаряет от его слов. И забираюсь к нему на колени и встречаю его губы своими, нежно целуя его.

— Я люблю тебя и хочу тебя. Мне жаль, что Лиам не сказал тебе о том, что вы братья... Но думаю, что понимаю, почему.

— Почему? Он мог рассказать мне все, что угодно.

Я кладу руки ему на плечи и отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Лиам не хотел, чтобы тебе было больно. Точно так же, как ты хотел меня, но ничего не делал с этим, потому что не мог вынести, когда ему было больно. Вы двое были братьями, даже не подозревая, что у вас общая кровь.

— Черт, Эв, — выдыхает он, и я обхватываю его лицо обеими руками, притягиваю его рот к своему и целую его со всей страстью, которую чувствую.

Потому что я влюблена в Купера и больше не борюсь с этим.

Глава сорок третья

КУПЕР

— Ты такая чертовски красивая.

Эверли улыбается мне сверху вниз, оседлав мою талию в нашей кровати. Мы вместе с той ночи, несколько месяцев назад, в ее квартире. Когда рассказал ей о том, что Лиам — мой брат, я знал, что могу либо погрязнуть в чувстве вины и гневе, либо, наконец, добиться того, чего хотел.

К счастью, Эв оказалась того же мнения.

Эверли поворачивается и смотрит в окно, ее волосы спадают на грудь. Она одета в мою рубашку, как обычно по вечерам.

— Идет снег. Ненавижу этот гребаный снег.

Я смеюсь.

— О, да ладно тебе. У нас есть и приятные воспоминания о снеге.

Эверли снова смотрит на меня, игриво сверкая глазами.

— Нет. Я ненавижу снег. — Она скатывается с меня и ложится рядом. Мой член, оживившись, когда Эв забралась на меня сверху, мгновенно скучает по ней. — Я предпочитаю трахаться в нашем теплом доме, и чтобы мне не нужно было согреваться огнем, а только термостатом.

Я усмехаюсь над этим. Мы переехали в этот съемный дом, примерно через месяц после того, как наконец-то решили быть вместе. Я больше не мог жить в доме, который делил с Лиамом, и мы были готовы к этому.

Как бы плохо все ни было раньше, сейчас все чертовски хорошо. Я переворачиваюсь так, что нависаю над ее телом, поддерживая свой вес на локтях.

— Мне это нравится. — Мои пальцы скользят по ее шраму от аварии, которая изменила нашу жизнь, а затем мои губы скользят вниз по гладкой коже ее шеи. — Но давай будем честными, я бы трахнул тебя где угодно.

— Так романтично. — Я чувствую, как она улыбается, уткнувшись лицом ей в шею, а когда опускаю руку вниз, задирая ее рубашку, тоже улыбаюсь, когда обнаруживаю, что она не надела трусики прошлой ночью.

— Я чертовски романтичен. — Я стягиваю боксеры со своей задницы и проскальзываю между ее ног, застонав, когда обнаруживаю, что она уже влажная для меня, прежде чем вонзаюсь в нее. Ее спина выгибается, когда она притягивает меня для поцелуя.

— Очень, — стонет Эверли, двигая бедрами вместе с моими, ее тело реагирует на наш ритм. Зубами покусывает мою челюсть, когда я двигаюсь в ней и выхожу из нее, ее тело принимает каждый карающий толчок. — Нам нужно поторопиться. Сегодня у меня выпускной экзамен.

Я ухмыляюсь, нащупывая большим пальцем ее клитор и вырывая у нее стон.

— Я могу это сделать. Ты можешь?

— Да, — выдыхает она, выгибая спину навстречу мне. — Вот так.

— Я не могу кончить, пока ты этого не сделаешь. Ты знаешь правило. — Она улыбается, когда я врываюсь в нее, поглаживая ее клитор. Мы стали довольно хороши в быстром сексе по утрам, прежде чем начинать наш день, и не проходит много времени, как она задыхается и хватает меня за волосы. Ее киска выжимает жизнь из моего члена, прежде чем я изливаюсь в нее.

Я падаю на ее маленькое тело, опираясь на одну руку, и улыбаюсь, глядя ей в глаза.

— Черт.

Она улыбается.

— Ага. А теперь мне придется окунуться в это мерзкое дерьмо.

Хихикаю. Она действительно чертовски ненавидит снег. Я скатываюсь с нее и хватаю свой телефон.

— Это твой последний экзамен?

Она кивает, встает и вытягивает руки над головой, отчего моя рубашка задирается на ее бедрах.

— Да.

— Хорошо. Хочешь уехать на рождественские каникулы?

Она наклоняет голову набок и смотрит на меня, как на сумасшедшего, когда снова садится на кровать.

— Ты что, блядь, с ума сошел?

Боже, я люблю эту женщину.

— Я думал о том, чтобы купить машину...

— Купер гребаный Кингстон, клянусь, я убью тебя.

Я ухмыляюсь и показываю ей фотографию на своем телефоне.

— Машину, чтобы отвезти нас в аэропорт, чтобы мы могли убраться к чертовой матери с холода. — Она смотрит на фотографию пляжного домика, который я снял на три недели. — Три недели. Солнце и песок. Тепло. Никаких шансов на метель.

Теперь Эверли широко улыбается.

— Когда мы уезжаем?

— Завтра утром.

— Да! — Она откидывается на кровать, утыкаясь головой мне в плечо. — Я готова. Это звучит потрясающе. — Она просматривает фотографии на моем телефоне. — Ух ты. Ты действительно хорошо меня знаешь, да?

Я улыбаюсь и целую ее в макушку.

— Ну, ты преподносишь сюрпризы. Я никогда не буду считать, что знаю о тебе все.

— Очень умно.

Она возвращает мне мой телефон, переворачиваясь на живот, чтобы посмотреть на меня.

— Спасибо.

— Для протокола, ты единственный человек, с которым я не против где-нибудь застрять. И делал бы это снова и снова, если бы пришлось.

Она нежно целует меня в губы.

— Я тоже, но мне бы это не понравилось.

Я смеюсь, но смех быстро утихает.

— Я вчера разговаривал с мамой Лиама.

— И? — Она напрягается, но не отстраняется от меня.

— Я не стыжусь того, что мы вместе, Эв. И хочу, чтобы все знали, включая ее.

Она выглядит обеспокоенной, покусывая нижнюю губу.

— Что она сказала?

Я улыбаюсь и провожу рукой по ее волосам.

— То, что я и думал. Что она рада за нас. И что мы должны прийти к ним на рождественский ужин.

Она, кажется, испытывает облегчение, выдыхая воздух.

— Ты сказал ей, что увозишь меня?

— Да, и я думал, что у нее будет сердечный приступ, пока не заверил ее, что мы не едим на машине, а летим в теплые края.

— Я рада, что она знает. — Эверли снова целует меня. — Я тоже не стыжусь нас.

Наши друзья были на удивление спокойны, когда мы им рассказали. А Кортни и Калеб — наши частые двойные свидания.

Я игриво шлепаю ее по заднице.

— У тебя экзамен.

— Какого черта экзамен назначают на утро? А? — ворчит она. — Объясни мне это.

Старая добрая Эверли.

— Поднимай свою задницу. Пойду приготовлю завтрак, пока ты будешь в душе.

— Пирожные не считаются завтраком, — говорит она, направляясь в ванную.

— Черт возьми, уверен, что считаются, — кричу в ответ, когда иду на кухню готовить нам бекон, яйца и тосты.

У нее экзамен. Ей нужно немного белка.

Я все еще чувствую укол вины, иногда будучи таким чертовски счастливым, но я искренне верю, что Лиам хотел бы этого. В глубине души.

Я улыбаюсь, готовя завтрак.

И знаю, что даже если бы это было не так, ничто не удержало бы меня от Эверли теперь, когда она моя.

Глава сорок четвертая

ЭВЕРЛИ

— Идеально. — Купер одаривает меня этой понимающей улыбкой, протягивая мне чашку кофе, и мы смотрим на океан из спальни пляжного домика, который он арендовал.

Через год после самой большой трагедии в нашей жизни, мы действительно в отпуске. Сказать, что я нервничала из-за крушения самолета, было бы преуменьшением, но пока все шло хорошо.

Не думаю, что кто-то из нас не будет жить в страхе.

Иногда мы оба все еще испытываем чувство вины, но мы любим друг друга. Этого нельзя отрицать. Связало ли нас время, проведенное в том доме, вместе или нет, наша любовь реальна. И чувствую это глубоко в своем сердце каждую секунду, когда я с ним.

— Да, здесь прекрасно. Можем остаться здесь навсегда?

Его щека касается моей, когда он обнимает меня.

— У тебя остался еще один семестр.

Я ворчу, делая глоток кофе.

— А потом у тебя будет медицинская школа.

Я чувствую, как он улыбается, что теперь делает часто.

— Да, потом у меня будет медицинская школа. Но когда я стану богатым врачом, а твой цветочный магазин будет процветать, мы сможем остаться здесь.

Сейчас у него такие оптимистичные взгляды, и, полагаю, что теперь и у меня тоже. Я определенно ловлю себя на том, что чаще улыбаюсь.

— Я не могу ждать. И хватит уже о цветочном магазине.

— О, это должно произойти. — Он такой чертовски самоуверенный. Но думаю, что то, что я сказала ему, что хочу стать флористом, на самом деле говорило о том, как сильно я заботилась о нем. Как сильно ему доверяла. Жаль, что я была слишком убита горем и слепа, чтобы увидеть это раньше, но теперь мы вместе. — Я же говорил тебе, что с радостью профинансирую это.

— Доктору требуется много времени, чтобы начать зарабатывать большие деньги, понимаешь?

Я ставлю свой кофе на ближайший столик и поворачиваюсь в его объятиях так, чтобы оказаться лицом к нему. Обнимая меня за шею, он говорит:

— Хорошо, что твой доктор по совместительству также очень избалованный ребенок с трастовым фондом.

Я смеюсь над этим и качаю головой, наслаждаясь тем, насколько нам комфортно друг с другом. Нет ничего запретного. Мы обо всем говорим.

— Ты не можешь пойти к своему отцу и сказать: «Эй, папа, я собираюсь использовать свой трастовый фонд на маленький цветочный магазин моей девушки».

Его губы растягиваются в прекрасной, дьявольской улыбке, и мое сердце начинает так быстро колотиться в груди, что я с трудом перевожу дыхание.

— Я не это сказал. — Моя бровь выгибается, когда я смотрю на его руку, видя сверкающее кольцо с бриллиантом между его большим и указательным пальцами. — Я пошел к своему отцу и сказал, что хочу финансировать цветочный магазин моей будущей жены.

— Куп, — шокировано выдыхаю я. И это все, что я могу сказать.

Он убирает мою левую руку со своей шеи, не сводя с меня глаз.

— Эверли. Хотя думаю, что брак немного устарел, и это похоже на замашки пещерного человека, когда я заявляю права на тебя... — Он надевает кольцо мне на палец, умудряясь сделать это хотя моя рука дрожит. — Я хочу, чтобы ты была моей до конца нашей жизни.

Мои глаза встречаются с его, и я не могу сдержать улыбку на своем лице.

— Ты хочешь жениться на мне?

— Да, — отвечает он без колебаний.

— Ты ожидаешь, что я буду мириться с твоей неряшливой, дерзкой и упрямой задницей?

Он улыбается и держит мою руку с кольцом на месте и перед моим лицом.

— Навсегда.

— Думаю, что смогу это сделать. — Я снова обнимаю его за шею и целую. — И для протокола, я думаю, что получаю лучшую сделку. Тебе придется мириться с моей капризной, упрямой...

— Красивой.

— Задницей.

Он смеется и целует меня.

— Я, черт возьми, не могу дождаться.

— Я тоже не могу.

— А еще я сказал маме Лиама, что мы придем к ним на новогодний ужин.

Мое сердце замирает, а тело напрягается.

— Она должно быть ненавидит меня.

— Никто не может ненавидеть тебя, Эв. — Он крепко обнимает меня, когда я качаю головой.

— Я встречалась с ее сыном и сразу после его смерти начала встречаться с его лучшим другом. — Теперь он приподнимает бровь, глядя на меня. — Ну, это упрощенная версия.

— Она последний человек, который будет осуждать. Ей просто хочется, чтобы мы были счастливы.

Мы подходим к кровати, и я ложусь, положив голову ему на плечо.

— Ты все еще чувствуешь себя виноватым?

— Часть меня сожалеет, но я не жалею о том, что был с тобой, и никогда не пожалею. — Он тихо смеется. — Хотя я бы хотел, чтобы он мог ударить меня. Только один раз.

— Тебе нужно немного физического насилия?

Он криво улыбается.

— Думаю, что было бы лучше, если бы я мог почувствовать его ярость и двинуться дальше. Но этому никогда не бывать.

— Знаю. Это нечестно. — Я прижимаюсь ближе. — Но если хочешь, я могу ударить тебя.

Он притягивает меня к себе. Я перекидываю волосы через плечо и сажусь, оседлав его бедра.

— Сделай так, чтобы было больно, Эв.

Я наклоняюсь и целую его с улыбкой на лице.

Мы перестали наказывать себя за то, над чем у нас никогда не было никакого контроля с самого начала. Потому что любовь абсолютно неконтролируема.

Глава сорок пятая

ЭВЕРЛИ

Не могу избавиться от чувства, что мать Лиама должна ненавидеть меня, но я также знаю, что не могу уклониться от этого ужина. Похоже, нам это нужно для завершения.

Мы собираемся пожениться.

И все, что я хочу чувствовать, — это радость.

Пальцы Купера переплетены с моими, пока мы ждем у входной двери холодной зимой в Канзасе, только что вернувшись из отпуска.

— Все будет хорошо.

Я улыбаюсь, любя и ненавидя одновременно за то, как хорошо он меня знает.

Мать Лиама открывает дверь с той же успокаивающей улыбкой, которую я помню, и обнимает нас.

— Я так счастлива, что ты здесь! — Она крепко обнимает нас обоих, и я неловко похлопываю ее по спине, когда она сжимает нас.

Куп смеется.

— Мы бы не пропустили это.

Она отпускает нас и впускает внутрь, где мы снимаем пальто и идем к обеденному столу, чтобы найти отца Лиама, сидящего там и окруженного едой, от которой у меня урчит в животе.

Я убираю волосы за ухо, и мать Лиама взволнованно хватает меня за руку.

— Она сказала «да»?

Она смотрит на Купера, и я прослеживаю за ее взглядом.

— Ты сказал ей?

Купер подмигивает.

— Конечно, сказал. Подумал, что это заставит нас обоих чувствовать себя лучше.

Черт бы его побрал. Я смущенно смотрю на мать Лиама.

— Я... эм... согласилась.

Она улыбается и проводит рукой по моим волосам, оставляя их на моем плече.

— Это замечательно. Как и сказала Куперу, я знаю, что это, наверное, немного странно, но я знаю, что Лиам смотрит, и он рад за тебя. — Я напрягаюсь еще больше, потому что не уверена, что он может быть счастлив.

— Надеюсь, он не смотрит все время, — шутит Куп, и мои глаза расширяются, когда я смотрю на него и в ужасе качаю головой.

Он просто смеется, и, что удивительно, родители Лиама тоже смеются.

Джим встает и жестом приглашает нас присоединиться к нему.

— Я умираю с голоду. Разве мы не можем поговорить об этом за ужином?

Я улыбаюсь ему и подхожу, чтобы тепло обнять, прежде чем мы все сядем и поедим вкусную еду. Странно быть здесь с родителями Лиама без него, но в то же время это не так. Я действительно чувствую его здесь. И Арию.

Я не думаю, что Лиам был бы слишком рад, если бы мы были вместе, но, может быть, он смог бы найти способ простить, как это сделали мы.

В конце концов, Куп и Лиам были братьями во всех смыслах этого слова. Купер — самый бескорыстный человек, которого я знаю, позволивший своему брату так долго быть со мной.

— Итак, когда свадьба? — спрашивает мать Лиама, когда мы начинаем ужинать.

Я отвечаю, потому что рот Купера набит едой.

— Летом. Хотим что-то маленькое.

Она улыбается.

— Это очень мило. Я рада за вас двоих.

И я верю ей.

Смотрю на Купера с улыбкой на лице, и я так чертовски счастлива, что перестала бороться с чувствами между нами.

Он — все, что мне нужно в этой жизни.

Главасорок шестая

Восемь лет спустя

КУПЕР

— Ух ты! — Я поднимаю свою маленькую девочку в воздух в тот момент, когда она бежит в мои объятия. — Ты становишься огромной!

— Я знаю! Я большая девочка. — Я смеюсь и целую ее в макушку.

— Не слишком большая. Еще нет.

— Мне четыре. — Я улыбаюсь своей дочери, и мне нравится, что у нее глаза Эверли. Прямо сейчас они темного оттенка синего.

— Я знаю. — Ее брат неторопливо входит в мой кабинет, неся своего любимого медведя и улыбаясь. Я опускаюсь на колени, все еще обнимая одной рукой дочь, и заключаю сына в объятия. — Привет, приятель. Где мама?

— Я здесь. — Эв входит — хорошо, может быть, ковыляет вразвалку — в дверь на восьмом месяце беременности нашим третьим ребенком. — Они пытаются убить меня.

Я смеюсь и отпускаю своих детей, подхожу к своей прекрасной жене и хватаю ее за голову, прежде чем поцеловать в губы.

— Им лучше не делать этого. Мне придется последовать за тобой, и тогда они останутся сиротами.

Она усмехается на это и морщит нос.

— Так романтично.

— Всегда.

— Мы совершенно сумасшедшие, верно?

Мне не нужно спрашивать ее, о чем она говорит.

— Полностью.

Каждый год мы вылетаем из Канзаса на трехнедельную поездку в пляжный домик, который купили по действительно выгодной цене. Я — кардиолог. И забочусь о своих пациентах. Но моя семья — это мой приоритет номер один. И так будет всегда.

Это было обещание, которое я дал Эверли в нашу первую брачную ночь и сдержал его. И так будет всегда, потому что я совсем не похож на ее родителей, и мне нужно, чтобы она это знала.

Эверли медленно садится в кресло за моим столом.

— Фух.

— Мы можем пропустить это?

Она качает головой.

— Ни за что.

— Ну, я имею в виду, что мы могли бы отложить это до тех пор, пока малыш не появится.

Она снова качает головой, так же упрямо и вызывающе, как всегда, и мне это чертовски нравится, может быть, сейчас даже больше. Этот огонь в ней все еще заставляет меня стараться лучше, чтобы быть лучшим мужем и отцом, каким только я могу быть. Эв знает, чего она хочет, и получает это. И если я смогу это осуществить, то обязательно сделаю.

Совсем как с цветочным магазином. Тем, который, на самом деле, процветает, и я знал, что так и будет. Приятный штрих, то, что, я думаю, сделало его таким успешным, заключается в том, что Эверли настояла на том, чтобы это была также пекарня в память о моей матери, с которой она никогда не встречалась. Универсальный магазин приятных ощущений, и она управляет им.

Мой папа этого не говорит, но я знаю, что это много значит для него. И, что удивительно, он был ее лучшим клиентом и довольно приличным дедушкой. Может быть, мама Лиама была права, и моя мать была любовью всей его жизни, и ее смерть сломила его.

Я все еще скучаю по Лиаму каждый гребаный день. И по Арии. Но если бы я потерял Эв... не думаю, что смог бы когда-нибудь справиться с этим.

Магазин остается открытым все три недели, пока нас нет, и Эв звонит, чтобы проверить своих сотрудников несколько раз в день. Но все же больше всего на свете я с нетерпением жду этих трех недель, чтобы запереться в уединенном пляжном домике с любовью всей моей жизни.

Я не хочу ничего другого. И всегда буду любить и защищать свою семью. Они все, что мне нужно.

С ними у меня есть все, о чем я когда-либо мог мечтать.

КОНЕЦ

[1] Традиционная овощная закуска мексиканской кухни, состоящая из мелко нарезанных овощей в различных сочетаниях.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 11 1213