Восемь лет спустя 7 страница

— Ты мне нравился. — Ее голос хриплый, и я знаю, как ей трудно это признать. — Я знала, что это неправильно. У меня был Лиам, и я была счастлива, но...

— Я знаю, — обрываю ее, не желая больше говорить об этом.

— Я была чертовски зла и растерянна. Из-за этого вела себя с тобой как последняя стерва. Когда ты приходил домой после ночного загула, воняя сексом, это выводило меня из себя.

— Это случалось не так часто.

Эверли наклоняет голову набок и закатывает свои красивые глаза. Я улыбаюсь, скользя рукой вниз по ее шее, а затем к спине по гладкой коже.

— Да, но этого было достаточно.

— Это было до того, как у меня появились отношения. Я был одинок... — Я сглатываю комок, который образовался у меня в горле, но держу глаза открытыми и пристально смотрю на нее. — И наблюдать за тобой и за ним было пыткой. Чистая пытка, Эв.

Ее глаза на мгновение закрываются, она медленно кивает головой, а затем снова открывает их.

— Это было так неправильно. Я должна была сказать тебе тогда.

— Нет. — Ее глаза расширяются. — Я имею в виду... Я тоже знал, что тебя влечет ко мне. Но что бы мы сделали? Правда?

Эв медленно качает головой из стороны в сторону.

— Не знаю.

— Ты не собиралась бросать его. И даже если бы ты... Эв, это убило бы его. Так что при любом раскладе, мы не смогли бы быть вместе.

— Я знаю. — Она вытирает очередную слезу, ее грудь прижимается к моей. — Мы, как пара, все равно бы не сработали. Это был бы просто секс. Я знаю, что ты прав. — Это не то, что я сказал, но знаю, что она считает, что между нами только физическое влечение. — Но я так ревновала, что не могла этого выносить. Поэтому была стервой. Так что просто позволь мне извиниться.

— Нет. — Ее рот приоткрывается, и знаю, что она начинает злиться, но я просто наклоняюсь вперед, целую ее в губы и улыбаюсь. — Мне это нравилось. Мне все еще это нравится. Ты бросаешь мне вызов. Во всех отношениях. Заставляешь меня хотеть стать лучше, и я бы ничего не изменил в том, как мы взаимодействуем.

— Тебе нравится, что я веду себя с тобой как стерва? — Ее правая бровь приподнимается, когда я откидываюсь назад, кладя голову на диван.

— Ага. Мне нравится этот вызов. Клянусь, ты причина, по которой у меня средний балл четыре.

— У тебя средний четыре?

Я смеюсь.

— И это все, что ты услышала из всего, что я сказал?

Эверли тоже смеется и целует меня в грудь, потом еще раз.

— Прости. Я просто не знала этого.

— Да, я получил пятерку за тест в одну из первых недель, когда ты с ним начала встречаться. Я похвастался, а ты назвала это случайностью.

Она съеживается.

— Господи. Мне очень жаль.

— Не стоит. После этого я поставил перед собой цель всегда получать пятерку, чтобы доказать, что ты ошибаешься.

Она качает головой, но улыбается.

— Мы полностью облажались. Ты ведь это знаешь, верно?

Я пожимаю плечами.

— Может быть.

Сейчас она выглядит опечаленной, глядя на огонь, пылающий в другом конце комнаты от нас.

— Завтра Рождество.

Я глажу ее по спине.

— Извини, что у меня нет подарка.

— То же самое. — Она целует меня в шею, поднимаясь немного выше. — Уверена, что мы сможем что-нибудь придумать.

— Конечно, сможем. — Я тоже смотрю на огонь, наблюдая за мерцанием пламени и позволяя себе задуматься о том, что бы мы делали, если бы не попали в аварию. Думая о наших друзьях в кампусе. Наших семьях.

И о том, что я лежу здесь с девушкой своей мечты. Мы совершенно одни в глуши. Где реальность не может нас затронуть.

Даже страшно, как мало я сейчас скучаю по вещам за пределами этого дома.

Глава двадцать третья

ЭВЕРЛИ

Откусываю кусок вяленой говядины и смотрю в окно, радуясь, что это Рождество не стало белоснежным. Снега не было уже несколько дней, и, к счастью, сегодня он тоже не выпал. Я помню, как мечтала о снеге каждое Рождество, но сегодня это не так.

— Рождественская трапеза, а? — Куп улыбается, сидя рядом со мной и отпивая из своей почти пустой бутылки виски.

— Это не так уж плохо. — Я смотрю на банку с солеными огурцами и вяленой говядиной между нами. Купер не ест соленые огурцы, но, похоже, ему нравится вяленое мясо.

— Да. На самом деле неплохо.

— Не слишком ли поздно для ванны? — спрашиваю я, отправляя в рот еще один маринованный огурец.

Купер наблюдает за моими губами, пока я жую, и должна признать, что это заставляет меня жаждать его. Кажется, я никак не могу насытиться им.

Стараюсь не зацикливаться на том, как это неправильно. И после двух недель, проведенных наедине с ним, мне больше необязательно, чтобы это причиняло боль. Кажется, я оцепенела от чувства вины.

— Нет, мы можем это сделать.

Я улыбаюсь, и мы выливаем ведра холодной воды, которые уже наполнили, в ванну. Затем поспешно надеваем все наше снаряжение для холодной погоды и выходим на улицу к колодцу, наполняем ведра и ставим следующие два на огонь, чтобы согреть.

Он обнимает меня одной рукой за талию, притягивая ближе к себе, именно там, где я хочу быть. На нем нет пальто, потому что Купер ненавидит надевать его поверх повязки, но на нем шапочка, которую я стягиваю и отбрасываю, любуясь тем, как взъерошены его волосы.

Куп прижимается своими губами к моим, и я целую его в ответ без колебаний или чувства вины. Я люблю его губы и его рот. Мне нравится, как его язык играет с моим. Нравится сосать его язык и заставлять парня стонать.

Он расстегивает молнию на моем пальто и сбрасывает его с плеч, позволяя ему упасть на пол, пока мы целуемся. Огонь пылает за нашими спинами. Я потерялась в этом моменте.

Помогаю ему снять перевязь. Купер достаточно умен, чтобы держать руку согнутой, пока я расстегиваю его рубашку, помогая и в этом тоже. Руками скольжу по его упругой груди и по каждой линии крепких мышц, которые он сохранил, несмотря на отсутствие нормальной пищи и травму.

Мне нравятся его татуировки, с которыми я очень хорошо познакомилась за последние две недели. Провожу пальцем по надписи «Не навреди» на его боку. Он определенно помешан на врачебных штучках.

Я улыбаюсь, глядя парню в глаза.

— Доктор Кингстон.

— Еще нет.

Опускаюсь на колени, когда Купер криво усмехается мне сверху вниз.

— Недолго осталось.

— Если мы выберемся отсюда.

Я расстегиваю его джинсы, хмыкая.

— Сейчас не об этом, доктор.

— О. У тебя фетиш насчет докторов, да? — Точно нет. Я всегда ненавидела их, но не говорю ему об этом.

— Прямо сейчас... я очень увлечена одним. — Он приподнимает бровь, и я фыркаю: — Доктор.

Купер одобрительно кивает, и я расстегиваю молнию на его джинсах и стягиваю их, но оставляю боксеры. Он выходит из штанов, и я восхищаюсь палаткой в его трусах. Он уже твердый для меня. Кажется, мы не можем насытиться друг другом.

Я целую его член сквозь материал, и парень хрюкает, двигая бедра вперед в поисках облегчения.

— Черт возьми, Эв.

Стягиваю с него трусы, освобождая твердый и гордо торчащий член. Сжимаю его в руке, закрываю глаза и запоминаю каждый твердый дюйм, пока глажу его.

— Вода готова, — говорит он, задыхаясь. Я открываю глаза, смотрю на его красивый член, прежде чем обвожу языком его кончик. — Хочешь, чтобы я остановилась?

— Нет, — мгновенно отвечает он, и я улыбаюсь, открывая рот и принимая его длину внутрь. Куп скользит пальцами по моим волосам, и я сосу, намеренно сводя его с ума.

Мне нравится видеть, как Купер кончает.

— Боже, Эв, твой рот. Так приятно. — Я улыбаюсь вокруг его огромного члена, а затем выпускаю его изо рта, издавая стон. Зрачки парня потемнели, и, когда встаю, он смотрит на меня. — Я сказал, что не хочу, чтобы ты останавливалась.

— О, да? — Я притворяюсь застенчивой, и он качает головой в ответ на мою выходку. Куп знает, что доберется до конца. Мы определенно собираемся трахнуться. Это то, что мы делаем сейчас постоянно.

Мы наполняем ванну, и я беру с собой в комнату одну из ламп. Потом раздеваюсь, и мы оба забираемся внутрь. Беру мочалку и промокаю ее, поливая гелем для душа, а затем провожу ей по плечам парня. Его член все еще тверд, и я не собираюсь его игнорировать. Провожу мочалкой по его грудным мышцам и вниз по рельефному животу, улыбаясь, когда дохожу до его члена.

Купер стонет.

— Ты же знаешь, я был близок.

Я сажусь на колени между его раздвинутыми ногами и наклоняюсь к нему, мой рот у его уха.

— Как бы сильно я ни любила твой член во рту, мне очень, очень нравится, когда он у меня между ног.

Купер целует меня, жестко и наказывающе, именно так, как мне нравится. Так, как ему самому нравится. Убираю мочалку с его паха и провожу ею по животу, а затем по груди. Мои соски твердые и чувствительные, мое собственное тело жаждет облегчения.

— Мне это тоже очень, очень нравится. — Он забирает у меня мочалку и проводит ею по моей груди, дразня мои чувствительные соски, в то время как я мучаю нас обоих, потирая свою киску о его член, но не позволяя ему войти в меня. — Я хочу быть внутри тебя, Эв.

Я кусаю его за мочку уха.

— Я тоже этого хочу. — Купер толкает бедра вперед, но я все еще не даю ему доступа. — Но не сейчас.

Его лоб прижимается к моему.

— Ты меня убиваешь.

— Нет. Просто оттягиваю удовольствие.

Куп опускает голову к моей груди, втягивая сосок в рот и сильно посасывая, прежде чем прикусить его зубами, что заставляет меня стонать и тереться об него.

— О, боже.

— Зачем откладывать?

— Почему нет? — выдыхаю я. Его член касается моего клитора с каждым движением моих бедер, и я чувствую приближение оргазма.

— Потому что я хочу кончить, и ты тоже отчаянно этого хочешь. — Он сжимает пальцами один сосок и сосет другой, сводя меня с ума, но я отстраняюсь от его члена, когда удовольствие нарастает, отказывая себе и ему.

— Еще нет.

— Ты чертовски упряма.

— Ты сказал, что тебе нравится вызов, — усмехаюсь я и забираю мочалку обратно, мо́ ю свое тело и перемещаюсь на другую сторону ванны, хватаю бритву и быстро бреюсь, пока он смотрит.

— Никогда не думал, что бритье может быть таким сексуальным.

Я ухмыляюсь, когда брею правую ногу, упираясь ступней в край ванны и устраивая ему отличное шоу. Мы перестали скромничать.

— Ты просто очень возбужден.

— Да, — соглашается он, его взгляд сосредоточен между моих ног, когда я провожу бритвой по своей киске, тщательно бреясь. — Черт, Эв, ты закончила?

В его голосе слышится отчаяние. Не буду лгать, мне нравится контроль. Нравится, что он отчаянно нуждается во мне.

Киваю и кладу бритву, вставая, но Купер хватает меня за бедра, прежде чем я успеваю вылезти из ванны, притягивая меня ближе к себе.

— Ты чертовски красивая.

Я стону, когда его язык медленно скользит от моего клитора по всей влажности моей киски, пропитанной желанием к нему. Раздвигаю ноги, предоставляя ему лучший доступ, хотя почти уверена, что он не позволит мне кончить.

Парень будет дразнить меня так же, как я только что дразнила его. Дрожь пробегает по моему телу от предвкушения этого.

Руками сжимаю его плечо, когда он возвращается к моему клитору, водит по нему языком и наказывает меня, приближая меня к краю, прежде чем отстраниться, а затем покусывает мое бедро, заставляя меня хныкать.

— Куп.

— Хочешь кончить?

Киваю, зная, что он мне не позволит. Я чувствую, как два пальца легко скользят в мою киску, когда он снова находит мой клитор, дразня меня. Извиваюсь всем телом и крепко сжимаю его плечо, впиваясь ногтями в его кожу.

— Пожалуйста.

Клянусь, я чувствую, как он улыбается мне, но парень убирает пальцы, и я стону.

— Еще нет. — Его язык погружается в меня, и Куп пальцами, скользкими от моего возбуждения, двигается ниже, к другой моей дырочке, делая ее влажной. — Тебя когда-нибудь здесь трогали?

Я нервно качаю головой.

— Нет.

Купер одобрительно стонет, скользя языком по моему клитору. Потом просовывает два пальца в мою киску, а затем одним пальцем проникает в мою задницу. Не больно, но немного неудобно, когда он растягивает меня. Я чувствую наполненность и возбуждение, все мое тело напряжено, жаждет разрядки. И почти обезумела от этих ощущений. Его язык так хорошо работает над моим клитором, что я едва замечаю, как он проникает внутрь, туда, где никто никогда не был.

— Куп.

Он останавливается.

— Слишком много?

Я не хочу, чтобы он останавливался, и качаю головой.

— Хочу кончить.

Он возвращает рот к моему клитору, его пальцы заполняют меня повсюду. Пальцы внутри моей киски касаются точки G, и я впадаю в экстаз, все мое тело вибрирует. Слова, слетающие с моих губ, бессмысленны, когда я впиваюсь в кожу его плеча и кончаю сильнее, чем когда-либо прежде.

Купер ласкает мой клитор и не прекращает двигать пальцами, пока я не обретаю достаточный контроль, чтобы оттолкнуть его и умолять остановиться, ощущение почти невыносимое.

Он улыбается своей дерзкой, уверенной улыбкой, когда встает и берет меня за руку, выводит из ванной и ведет обратно на диван, мы оба мокрые и голые. Когда добираемся до дивана, Купер садится, и я забираюсь к нему на колени.

Я знаю, что ему, вероятно, нравится больше контроля в спальне, но его рука немного ограничивает его движения, и мне просто хочется, чтобы он был внутри меня, пока мое тело все еще гудит от удовольствия.

Опускаюсь к нему на колени, впуская его в свое тело, и целую в губы, когда он свободной рукой обхватывает мою задницу и помогает мне оседлать его.

Прямо сейчас я ни о чем другом не думаю. Просто целую его и теряюсь в нашем хаотичном ритме.

Здесь только я и Куп.

Глава двадцать четвертая

КУПЕР

Эверли скачет на моем члене, и я сжимаю ее задницу своей здоровой рукой, чертовски желая, чтобы другая рука быстрее исцелилась.

Эта женщина сводит меня с ума, и я уже близок к тому, чтобы кончить благодаря часу прелюдии.

Эверли встречается своими губами с моими, когда ее киска сжимается вокруг меня, сигнализируя, что девушка близка к тому, чтобы кончить снова. Прижимаюсь своим ртом к ее и наслаждаюсь ее стоном, который проглатываю вместе с поцелуем. Моя грудь болит от чувства вины, но не так, как обычно.

Нет, прямо сейчас мой разум зациклен на том факте, что я знаю кое-что, чего она не знает о Лиаме. Знаю, что он изменял ей, и не сказал ей об этом. У меня в голове все перемешалось, и не понимаю, кому, черт возьми, я должен быть предан.

Мой лучший друг мертв, но означает ли это, что я больше не испытываю к нему никакой преданности?

Эверли идеальна и в настоящее время скачет на моем члене, но разве она не ненавидела меня всего несколько недель назад? Или, по крайней мере, так казалось?

Линии размыты, и все так хреново. Но я чувствую, что предаю ее каждую секунду, когда не говорю правду о Лиаме.

— Эй. — Она останавливается и отстраняется, ее красивые глаза встречаются с моими. — О чем задумался?

Я смотрю на нее, на ее пухлые губы, припухшие от нашего поцелуя, и эти пылающие огнем глаза, полные беспокойства. Потом поднимаю руку, чтобы откинуть ее волосы в сторону.

— Ни о чем.

Она изучает меня.

— Уверен? Мне показалось, что ты был где-то в другом месте, а я действительно чертовски близко к великолепному оргазму.

Теперь Эв улыбается и прикусывает свою пухлую губу.

— Я здесь. — Приближаю ее лицо ближе и неистово целую. Когда ее губы начинают двигаться вместе с моими, и она сосет мой язык, а затем и мою нижнюю губу, я знаю, что должен сказать ей правду.

Честно говоря, я в долгу перед ней.

Мы снова начинаем наши движения, ее киска втягивает мой член, когда я вонзаюсь в нее, стремясь к освобождению, в то время как мы атакуем рты друг друга. Вскоре ее голова падает вперед. Эверли прижимается лбом к моему, ногтями впиваясь в плоть моих плеч, и она падает с края, увлекая меня за собой.

Я кончаю в нее, и когда она приходит в себя от оргазма, то улыбается и прижимается своими губами к моим.

— Отличный рождественский подарок.

Я улыбаюсь, но мои мысли все еще мечутся, застряв в прошлом. На том, что сказал мне Лиам. На том, что он ей изменил. Эверли слезает с моих колен, хватает одну из моих футболок, которые любит надевать в постель, и несет лампу в ванную, вероятно, чтобы помыться. Я подтягиваю трусы, но остаюсь без штанов.

Эв возвращается, одетая в мою футболку, и мы ложимся на диван. Она прижимается ко мне, пока мы смотрим на огонь.

— Лиам был твоим первым?

Она поднимает на меня взгляд, выглядя слегка испуганной. Почему, я не уверен. На самом деле мы не сдерживаемся с нашими вопросами. Просто говорим то, что думаем большую часть времени.

— Эм... — Она склоняет голову набок, все еще глядя на меня так, словно я сошел с ума, спросив об этом. — Нет. У меня был парень в старшей школе. Он был моим первым.

Я киваю, отчасти благодарный этому факту, потому что, если бы Лиам был ее первой любовью, думаю, что от информации, которой я располагаю, было бы только хуже. Провожу рукой по ее шелковистым черным волосам.

— Что с ним случилось?

Эверли поворачивается в моих объятиях, чтобы посмотреть на меня.

— Почему ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами, пытаясь казаться беспечным, но знаю, что она видит меня насквозь.

— Скука.

Она смеется над этим и ложится на спину.

— Ну, спасибо. Разве мы не можем просто наслаждаться эйфорией после секса?

— Мне просто любопытно.

Эверли тихо вздыхает, но в ее голосе нет особой грусти.

— Он был на год старше меня. Мы начали встречаться в его выпускном классе, и он был великолепен. Но потом он поступил в колледж, а я все еще училась в средней школе. — Я напрягаюсь, потому что у меня такое чувство, что я знаю, к чему это приведет. — Мы думали, что сможем заставить отношения работать на расстоянии, но, конечно, не смогли. Он изменил мне на какой-то вечеринке во время своего первого семестра.

Вот черт.

— Придурок.

Она снова смеется и поворачивается, ее руки лежат на моей груди, когда она смотрит на меня.

— Мы были молоды. Было глупо думать, что мы сможем преодолеть это искушение.

Сглатываю, желчь подступает к горлу, потому что, если расскажу ей о Лиаме... Я знаю, что она не справится с этим так же хорошо, как с изменой какого-то придурка в старшей школе. Если Эверли списала его измену на искушение, когда ее не было рядом, как можно объяснить измену Лиама?

У него было все. Он мог заполучить ее в свою постель в любое время, когда хотел. Она была внимательной и хорошей девушкой.

Я бессознательно сжимаю ладонь в кулак, думая об этом.

«Как, черт возьми, он мог так поступить с ней? »

— Ты злилась?

Могу сказать, что она обдумывает это по выражению ее лица, но затем медленно качает головой.

— Не совсем. Я имею в виду... Сначала конечно разозлилась, но была рада, что он рассказал мне об этом на следующий день вместо того, чтобы просто постоянно обманывать. — Черт возьми. — Но моя мама была очень, очень зла.

— Думаю, что любая мама бы разозлилась.

Она снова качает головой, на ее хорошеньком личике появляется мрачное выражение.

— Нет. Она злилась на меня.

— Какого хрена?

— Видишь ли, его родители и мои родители были лучшими друзьями. Все четверо хирурги. Они надеялись, что мы поженимся и произведем на свет какого-нибудь суперхирурга.

— Это ужасно.

Она не спорит.

— Так и есть. Но они смотрели на это иначе. Когда я сказала маме, что мы расстались из-за его измены, она была в ярости. Сказала мне, что это ничего не значит. Что мужчины ничего не могут с этим поделать.

Я прижимаю ее ближе к себе, мой желудок скручивает.

— Это полная чушь собачья.

Она кивает, обводя пальцем одну из моих татуировок.

— Согласна. Но у моего отца было так много романов за эти годы, что, вероятно, это то, во что она верит. И мама сама далеко не невинна.

— Вау.

Она улыбается, и ее лицо словно светится от оргазма и света камина в комнате.

— Да. В нашей семье все испорчено, но я не буду такой. Думаю, что муж в первую очередь должен быть другом. Это должно быть партнерство с полной честностью.

И снова мое нутро сжимается от ее слов, и меня тошнит от чувства вины.

— Вы с Лиамом... Вы, ребята, собирались пожениться, как думаешь?

Она выглядит задумчивой, ее кончики пальцев скользят по легкой дорожке волос ниже моего пупка.

— Не знаю. Мы на самом деле не говорили об этом.

— Вы встречались три года.

— Да, но когда мы говорили о будущем, в основном речь шла только о его карьере. Лиам мечтал стать врачом.

Я знал, что он сосредоточен на своей карьере, но думал, что он также сосредоточен и на Эверли. Сейчас все кажется искаженным. Я не знаю, чему верить.

— А о чем мечтаешь ты?

Эверли встречается с мной взглядом, ладонью поглаживая мой пресс, а затем улыбается, качая головой.

— Не скажу.

— Почему?

— Ты будешь смеяться.

Теперь она меня заинтриговала.

— Скажи мне.

Я вижу по ее лицу, что ей этого хочется. Эверли нервно покусывает нижнюю губу, а затем заправляет волосы за ухо.

— Когда я росла, если мне хотелось увидеть своих родителей, мне реально приходилось идти в больницу, чтобы сделать это. Все мои братья и сестры навещали их и однажды решили, что тоже хотят быть врачами или хирургами, но не я. Это было последнее, чего я хотела.

Это объясняет, почему она не на медицинском.

— Но я действительно была там добровольцем. — Она застенчиво отводит взгляд. — Это звучит так глупо.

— Совсем не глупо. Просто скажи мне. — Мне хочется знать о ней все.

— Ну, я приносила небольшие презенты из магазина подарков пациентам. И мне нравилось видеть, как их лица загораются, когда я приносила букет цветов. — Я вопросительно приподнимаю бровь, не зная, к чему та клонит, но отчаянно желая, чтобы она продолжала. — Просто... Несмотря на то, что все было мрачно, у них как будто щелкал внутренний выключатель, когда они видели цветы. Это давало им надежду. И они знали, что кто-то заботится о них.

Эверли отводит взгляд, и я знаю, что она смущена.

— Посмотри на меня.

Эв делает это, и я слежу за ее нежным горлом, когда она сглатывает, а затем прочищает горло.

— Я хочу нести такую радость. Хочу освещать мир, который... — Ее глаза закатываются. — Я знаю, что это не похоже на меня.

— Ты приносишь мне радость. — Я улыбаюсь, пытаясь превратить это в шутку, но на самом деле это не так. Она всегда заставляла меня улыбаться, даже когда ненавидела меня.

— Я хочу быть флористом. Чтобы у меня был свой собственный магазин. — Она поднимает один палец, чтобы указать им на меня. — Ничего не говори.

Я смеюсь, хотя ее локоть теперь упирается мне в живот.

— Я думаю, что это потрясающе. Почему бы и нет?

— Мои родители убили бы меня. Они уже закатили истерику, когда я решила изучать бизнес.

— Это пригодится, когда у тебя будет свой собственный магазин.

Эверли качает головой, а затем кладет щеку мне на грудь.

— Они этого не допустят.

— К черту их, ты взрослая.

— Я буду нищей взрослой без их денег.

— Я профинансирую. Врачи — богатые ублюдки.

Девушка хихикает, и мне нравится этот звук. Интересно, слышит ли она, как быстро от ее смеха бьется мое сердце.

— Да, но не сразу. Тебе еще сколько учиться... пять лет?

Я улыбаюсь.

— Мой отец уже богатый ублюдок. Я уговорю его на это.

Чувствую, как она улыбается рядом с моей обнаженной кожей.

— Это просто глупая идея. Я больше никому о ней не рассказывала.

— Даже Лиаму?

— Даже ему. Он не понимал всего этого бизнеса и ни за что не понял бы моей идеи с цветами.

Я стараюсь не радоваться тому факту, что знаю о ней то, чего не знал он. Это делает меня мудаком, но все равно улыбаюсь.

— У моей мамы была пекарня.

Она смотрит на меня с удивлением.

— Серьезно?

Я киваю головой, выдавая ей информацию, которую больше никто не знает.

— Да. Так познакомились мои родители. У нее была маленькая пекарня недалеко от шоссе. Однажды утром отец отправился туда позавтракать и разозлился, потому что его кофе остыл. Он потребовал поговорить с владельцем. Моя мама была владелицей и единственным работником. — Я думаю о своем отце, который напился до чертиков в годовщину ее смерти и рассказал мне эту историю. — Он был безжалостным, беспощадным финансистом в костюме, а она была крошечной женщиной в сарафане, совершенно не боявшейся его.

Эверли улыбается и проводит пальцами по моей щеке.

— Звучит как эпическая история любви.

Я фыркаю, не в силах думать о том, что мой отец любит кого-то, кроме себя.

— Он пригласил ее на свидание. Она отказалась, но налила ему кофе. — Я улыбаюсь на это. — Отец сказал, что не мог выбросить ее из головы. Он не привык к отказам. Итак, он возвращался каждый день в течение трех месяцев, пока мама, наконец, не смягчилась.

— Похоже, он любил ее.

— Может быть.

— Куп...

Я пытаюсь проглотить боль, превращающуюся в комок в горле.

— Я не могу представить, чтобы он был влюблен. Мама умерла от сердечного приступа. Вовремя не был поставлен диагноз. Никто не знал, что она больна, пока не стало слишком поздно.

Ее взгляд скользит по моей татуировке с изображением человеческого сердца, и ее пальцы скользят по ней.

— Мне очень жаль.

— Я был молод. Действительно молод.

— Что случилось с ее пекарней?

Я отвожу взгляд от нее и смотрю на огонь, все эти чертовы воспоминания переполняют меня.

— Отец продал ее. Он продал все — пекарню, а потом, когда умерли мои бабушка и дедушка, продал и их землю тоже. Как будто не хотел вспоминать ни об одном из них.

— Куп... — Эверли двигает рукой к моему лицу, возвращая мой взгляд к ней. — Иногда воспоминания слишком болезненны.

— Я предпочитаю думать, что он эгоистичный ублюдок. Мне нужна была земля моих дедушки и бабушки. Мне нужна была мамина пекарня. Она могла бы продолжать работать.

— Может быть, это было слишком.

Я мягко прижимаюсь своими губами к ее и сильнее притягиваю Эв к себе, злясь на своего отца, а также на свою мать за то, что она умерла. На Лиама за то, что он лгал и изменил единственной девушке, ради которой я бы убил. И на себя за то, что не сказал ей правды.

— Мы все делаем то, что должны, чтобы пережить боль утраты. У тебя было так много потерь.

Я нежно целую ее.

— Как и у тебя. — Я отодвигаюсь достаточно, чтобы заглянуть ей в глаза. — Делать жизнь других людей ярче очень благородное занятие. Тебе следует открыть свой собственный цветочный магазин.

Я знаю, Эверли думает, что она темная, а Ария была светлой, но, на мой взгляд, ее образ лучше, чем всегда быть яркой и блестящей. Эв не чувствует этого внутри, но все же хочет быть такой. Хочет, чтобы другие были счастливы, даже когда сама этого не чувствует.

Эверли открывает рот, чтобы что-то сказать, но, должно быть, передумывает, когда кладет руку на мое колотящееся сердце.

— Твоя цель — лечить сердца людей, чтобы какому-нибудь другому маленькому мальчику не пришлось страдать от потери матери — это тоже прекрасно. Ты не он.

Это все слишком, и вместо того, чтобы продолжать говорить, я снова целую ее.

И она охотно отдается мне, забирая мою боль.

Потому что это то, что делает Эверли. Она унимает боль.

Глава двадцать пятая

ЭВЕРЛИ

— Опять идет снег. — Смотрю на Купера после того, как выглянула в окно и увидела, что снегопад обрушился с удвоенной силой. Я так чертовски устала от снега.

Куп едва отрывает взгляд от журнала, который мы нашли на прошлой неделе. Он лежал на полу в одном из шкафов. Это какой-то кулинарный журнал, который мы оба уже выучили наизусть от корки до корки. Парень был странным с самого Рождества, прошедшего несколько дней назад.

Может быть, мы слишком много раскрыли друг другу.

Не знаю из-за чего, но он определенно был не в себе. Я подхожу к нему и на ходу снимаю рубашку.

— Куп...

Он поднимает глаза, его взгляд прикован к моему кружевному лифчику.

— Что?

Я расстегиваю лифчик и позволяю ему упасть на пол, прежде чем сесть ему на колени.

— Если мне придется раздеться, чтобы ты обратил на меня внимание, думаю, я могу это делать.

Он бросает журнал рядом с собой, и я тянусь, чтобы поцеловать его в шею, все еще не в силах насытиться им.

— Эв...

Его голос звучит сдавленно, как будто ему трудно произнести мое имя. От этого по мне пробегает леденящий страх. Я перестаю целовать его в шею и смотрю ему в глаза.

— Что не так?

— Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Меня переполняет страх. Я понятия не имею, что у него на уме, но один взгляд в его глаза говорит мне, что это что-то нехорошее.

— Что не так?

Я наблюдаю, как его кадык подскакивает к горлу, когда он отводит взгляд. Солнце начинает садиться, но света с улицы и от огня в камине достаточно, чтобы в комнате оставалось светло, поэтому я ясно вижу его. И Купер выглядит обеспокоенным.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒