ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые – журн. " Современный мир", 1909, ЉЉ 1 – 3. Написано в 1908 году.

Повесть " К жизни" в большей или меньшей степени не приняли как круги революционные, так и откровенно реакционная пресса. Положительные оценки были редки. Правда, критикой отмечалось, что новая повесть дает материал для изучения настроений эпохи. " Вересаев очень чутко улавливает разного рода общественные настроения, различные в творящейся вокруг нас жизни. Уловил он и эту апатию, и эту скуку, и это омертвение еще недавно столь живого организма… Вересаев как бы видит, что эта усталость, эта общественная апатия – только внешняя кора. Что под нею, в одних местах глубоко, но все же притихли живые ключи… которые еще недавно так бурлили на глазах у всех", – замечал В. Боцяновский в " Литературных листках" (" Новая Русь", 1909, 26 марта).

Вместе с тем рецензенты самых разных направлений писали, что по своей идейной направленности и художественным особенностям " К жизни" уступает повестям " Без дороги" и " Поветрию", но мотивы неприятия нового произведения В. Вересаева были различны у представителей борющихся лагерей русской общественной мысли.

Элементы мистики, биологизма, культ внесоциально толкуемой " живой жизни", естественно, вызывали возражения у тех, кто продолжал видеть в пролетарском движении залог успеха борьбы за новое общество. Н. На‑ ов в статье о сборниках " Знания" сожалел, что изображение революционных настроений рабочих оттеснено в повести " К жизни" на задний план " размышлениями на тему, что думает добрый интеллигент в этапе, когда ему не спится…" (" Голос Приуралья", 1910, 11 августа).

В условиях торжества реакции пресса в основном предоставляла слово рецензентам черносотенных и охранительных убеждений. Идеи гуманизма, очевидное желание автора противостоять упадническим настроениям, господствующим в литературе, вызывали раздражение в либерально‑ реакционных кругах. " Современное слово" (1910 1/14 января), " Весы" (1909, Љ 5) и др. называли повесть " длиннейшей и скучнейшей", а самого автора – " идейно‑ жизнерадостным товарищем из первокурсных медиков", " совершенно безнадежным", " конченным писателем". С другой стороны, критиков правого лагеря радовал определенный отход писателя от социальных тем к постижению " темных влечений души" (" Русские ведомости", 1909, 9 апреля). Они склонны были рассматривать повесть " протоколиста" марксизма В. Вересаева как симптом резкого изменения умонастроений в среде молодых революционеров и как свидетельство того, что революция зашла в тупик (" Новое время", 1909, 10/23 апреля).

Это были, конечно, передержки, попытки использовать " живую жизнь" В. Вересаева в борьбе с революционными настроениями.

Пожалуй, наиболее объективная оценка повести " К жизни" давалась в статье Вл. Кранихфельда (" Современный мир", 1909, Љ 5). Критик рассматривал повесть как " правдивую и вдумчиво написанную летопись интеллигентских настроений" тех дней. Вл. Кранихфельд убедительно вскрывал индивидуалистическую сущность таких мнимых революционеров, как герой повести Чердынцев. " Когда революционные волны пошли на убыль", Чердынцев " не поставил себе вопросов: почему не удалась эта работа, почему результаты ее не оправдали его ожиданий и надежд?.. Вопрос: зачем жить? – вытеснил все остальные и завладел всем его существом", " возрождение Чердынцева произошло в плоскости чисто индивидуальных переживаний", и поэтому вересаевский лозунг " живой жизни" не может увлечь массы. Объективно повесть рисовала характерный для тех лет процесс " разобщения личности со средой". Это определяет ее большое познавательное значение.

На склоне лет писатель весьма отрицательно оценивал свою повесть, считая, что она " самая плохая из всех" его вещей, " неуклюжая, надуманная, неубедительная" (" Записи для себя" ). С этой излишне резкой оценкой трудно согласиться, да и сам В. Вересаев включал " К жизни" во все свои собрания сочинений. Однако ряд его конкретных замечаний о повести представляет несомненный интерес: " Не могу… принять упрека за то, что повесть написана взъерошенным, претенциозным языком, что я в ней поддался тогдашней " моде". Решительно все другое мое, относящееся к тому времени, написано обычным моим языком. Здесь же " поддался моде" не я, а герой моей повести, которая ведется от первого лица, в виде дневника. Мне пришлось даже ломать себя, чтобы заставить говорить моего героя языком, для того времени характерным.

…Я захотел все свои нахождения вложить в повесть, дать в ней ответы на все мучившие меня вопросы. Но… ответы эти для того времени и для выведенного мною лица были совершенно нехарактерны. Это были именно только мои ответы, для себя". В то же время В. Вересаев подчеркивал, что " повесть… в известной степени отражает настроения тогдашней молодежи и составляет неотделимое звено в цепи моих повестей, отражающих душевную жизнь " хорошей" русской интеллигенции" (Там же).

Сама же идея " живой жизни" оставалась для него неизменно дорогой не только как теория, но и как практическое средство самовоспитания, укрепления в душе радостного отношения к миру. В одном из писем 1928 года он писал: " Эх, вся эта угрюмость, отчаяние, неприятие жизни, – как они вдруг становятся чуждыми и непонятными, когда человек начнет дышать чистым воздухом полей, моря или гор, когда солнце начнет горячо ласкать его обнаженную " кожу". Вот говорите Вы о " духе", когда одним лучом солнца можно перестроить всю душу человека и жизненно‑ страшное сделать смешно нестрашным. И как трудно утешать и поддерживать один " дух", когда ничем нельзя поддержать питающее его тело. И все‑ таки некоторым суррогатом может служить интенсивно осознанное убеждение, что страх и мрак жизни – не в ней самой, а в нашем восприятии. Мне лично иногда силою этой мысли удается встать выше идущего из нутра мрака и угрюмости". Б. Топиро, рассказывая о посещении В. Вересаева в 1940 году и о его философско‑ эстетических взглядах, писал: " Хорошо живет тот, кто творит жизнь, – вот мое учение! – повторяет он по‑ русски это замечательное изречение Гете" (" В гостях у писателя В. В. Вересаева". – " Ленинское знамя", Петрозаводск, 1940, 22 сентября).

По свидетельству В. Вересаева, " до известной степени прототипом доктора Розанова" был брат А. В. Луначарского – Платон Васильевич Луначарский, который, будучи сосланным в Тулу, вел там в начале века революционную работу.

Готовя повесть " К жизни" для Полного собрания своих сочинений в изд‑ ве т‑ ва А. Ф. Маркс (т. 4, СПб., 1913), В. Вересаев сделал небольшую стилистическую правку, несколько сократил рассуждения о " Хозяине" и " Властителе", снял тринадцать заключительных эпизодов повести.

Печатается по изданию: В. В. Вересаев. Полн. собр. соч., т. VI. М., 1930.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 78