Первый вздох 1 страница

Акт II

Первый вздох

498 год до нашей эры

Греция, Афины

Эпикарм, молодой человек двадцати одного года, недавно с отличием закончил престижную «Школу Пифагора». Он написал две трагедии, которые пока никто не взял к постановке, и, к великому сожалению, уже подумывал о ремесле, не связанном с искусством: о торговле сандалиями.

Однажды вечером, прогуливаясь неподалеку от большого и уже опустевшего афинского рынка, он увидел, как какой-то человек убегает от пятерых преследователей. Они догнали жертву, повалили на землю, начали бить и обыскивать.

В «Школе Пифагора» Эпикарм изучал математику, литературу, историю, философию, а также искусство рукопашного боя. Особенно он преуспел в борьбе с использованием палки, которая в его руках превращалась в грозное оружие.

Молодой человек врезался в группу хулиганов и, вращая палкой, начал наносить им удары. Те отступили и обратились в бегство.

Эпикарм помог жертве разбойного нападения подняться на ноги. По одежде он сразу догадался о том, что перед ним житель Иудеи. Эпикарм свободно говорил на древнееврейском и начал беседу. Молодой человек из Иудеи поблагодарил его и поспешно продолжил свой путь. Эпикарм не заметил в темноте большого красного пятна, расплывавшегося на одежде еврея. Его ранили ножом в живот. Не сделав и ста шагов, он рухнул на землю.

Эпикарм изучал медицину у самого Гиппократа. Он знал, что делать в подобных случаях и остановил кровотечение. Разорвав собственную одежду, он быстро перевязал рану путника.

Придя в себя, молодой еврей пробормотал, что чувствует себя лучше и ему нужно торопиться, но, сделав несколько шагов, вновь упал.

Эпикарм взвалил еврея на плечи и понес к себе домой. Он ухаживал за ним всю ночь, меняя повязки. Под утро раненый заснул. В бреду он твердил о великой тайне, которую должен сохранить любой ценой.

Сначала Эпикарм подумал, что его гость – член какой-нибудь еврейской секты. Он слышал, что в иудаизме время от времени появляются эзотерические ответвления.

Еврей метался в лихорадке еще целый день, но все-таки остался в живых, благодаря бальзамам и лекарственным компрессам, которые изготовил Эпикарм.

Придя в себя, он назвал свое имя – Иммануил, из колена Вениаминова.

Эпикарм знал о недавних событиях в Израиле. После смерти царя Соломона на трон взошел его сын Ровоам, и представители двенадцати колен Израилевых просили его снизить налоги. Царь Ровоам отказал им, и это стало причиной раскола. Представители десяти колен избрали себе нового царя: Иеровоама.

Колено Вениаминово и колено Иудино остались верны сыну Соломона.

Молодые люди долго беседовали. Между ними завязалась дружба. Эпикарм научил Иммануила греческим играм, а тот помогал афинянину совершенствоваться в древнееврейском языке.

– В бреду ты говорил о какой-то великой тайне. Что это за тайна? – спросил Эпикарм.

Иммануил рассказал ему невероятную историю. Во времена царя Соломона один из его советников, некий Ниссим Бен Иегуда, создал мастерскую, чтобы исследовать силу слова и мысли, и сделал потрясающее открытие. Он создал некое духовное сокровище. С тех пор существует группа посвященных, хранящих эту тайну.

Ассирийцы захватили север страны и проведали о духовном сокровище. Они не знают, что это такое, но не прекращают попыток добыть его и преследуют любого, кто, по их мнению, может быть посвящен в тайну. Вот почему на него напали те пять разбойников. Это были ассирийцы. Иммануил признался, что он хранитель духовного сокровища.

– Оно не должно попасть в чужие руки. Подобно живому существу, сокровище живет своей жизнью, его надо кормить и охранять. А главное, необходимо следить, чтобы оно вас не укусило.

– Это живое существо?

– Это дракон. Его укус смертелен.

Встреча с Иммануилом перевернула всю жизнь Эпикарма. Иммануил не просто посвятил его в тайну, он изменил его мировоззрение, открыл ему новую, удивительно увлекательную философию. В самом конце Иммануил рассказал о кодексе чести и законах, которые соблюдают хранители секрета Ниссима бен Иегуды.

После этого молодой афинянин разительно изменился. Его одежда, образ жизни, круг общения – все стало другим. Он понял, что ошибался, желая сочинять трагедии, как и все прочие молодые авторы. Гораздо более мощный способ воздействовать на умы – мысль, выраженная не в трагической, а в комической форме.

Эпикарм начал разыскивать в греческой мифологии смешных персонажей и наткнулся на Момуса.

Момус был младшим богом, сыном Никты (богини Ночи) и Эреба (бога Мрака), братом Танатоса (бога Смерти). Он стал шутом, развлекавшим богов на Олимпе.

Он смеялся над Гефестом, спрашивая его, почему тот не сделал человеку дверцы в груди, открыв которую можно было бы увидеть его мысли.

Он смеялся над Афродитой – богиней, которая только и делает, что болтает глупости да демонстрирует всем свои сандалии.

Момус потешался даже над Зевсом, высмеивая его жестокость и сексуальную озабоченность.

Он так издевался над богами, что перестал быть смешным и начал всех раздражать. Его прогнали с Олимпа.

Лишь Дионис продолжал дружить с Момусом. И тот научил его искусству комических куплетов. А главное, доверил ему секрет юмора: «Нельзя быть остроумным, если пьешь воду. Чтобы придумать убойную шутку, нужно подвергнуться магическому воздействию вина».

Эпикарм вдохновился этим мифологическим героем и написал первую комедию. Иммануил помог ввести в текст шутки, придумал сценографию и костюмы. А сам Эпикарм сочинил блестящие диалоги и отшлифовал психологические портреты персонажей.

Пришел день, когда пьесу «Момус» сыграли в маленьком театре неподалеку от Акрополя. Публика, удивленная необычным спектаклем, начала улыбаться, затем раздались взрывы хохота.

После окончания спектакля зрители не аплодировали. Воцарилась долгая тишина. Друзья не понимали, победа это или поражение. Иммануил первым захлопал в ладоши, весь театр последовал его примеру. Успех оказался триумфальным.

Эпикарм прославился на всю Грецию. После «Момуса» он написал «Безумного Геракла» и «Одиссея-перебежчика». Он брал трагедии и превращал их в комедии. Всего он написал тридцать пять пьес на мифологические сюжеты.

Потом, по совету Иммануила, в его произведениях появились герои из народа. Свет увидели «Котелки», «Крестьянин», «Грабежи». Вслед за успехом у простого зрителя пришел успех у аристократов. На спектаклях по пьесам Эпикарма и богачи, и бедняки хохотали до колик.

Авторы трагедий его ненавидели, называли его произведения «незамысловатыми», говорили, что его нельзя воспринимать всерьез.

Эпикарм отвечал, что именно этого и добивается – «чтобы его не воспринимали всерьез». Чтобы еще раз подтвердить могущество комического театра, Эпикарм вывел на сцену персонажей с человеческим телом и головой животного. Это увенчалось немедленным и продолжительным успехом.

Однажды, уже на склоне лет, Эпикарм, достигший вершины славы, встретился со своим старым другом Иммануилом.

– Помнишь, когда мы впервые встретились, тебя преследовали люди, которые хотели украсть твою тайну, – сказал Эпикарм. – Ты говорил о живом сокровище, о драконе, чей укус смертелен. Я часто думаю об этом. Что это за тайна?

Девяностодвухлетний Эпикарм дрожал всем телом, девяностопятилетний Иммануил выглядел не лучше.

В глазах старого еврея загорелся странный огонек.

– Ты действительно хочешь знать? И понимаешь, что, узнав эту тайну, можешь умереть?

Старый греческий комик медленно кивнул головой. Он был готов рискнуть. Тогда Иммануил принес маленький сундучок с надписью на древнееврейском языке.

– Подожди, я сам разберу, – сказал Эпикарм, желая показать другу, что он не забыл его уроки. Он начал медленно читать, сразу же переводя на греческий: – Бевакаша ло лигро. Так, бевакаша — пожалуйста. Ло — нет или не. Лигро – читать. «Пожалуйста, не читайте».

Иммануил протянул другу ключ от сундучка и торжественно произнес:

– Именно за этим сокровищем охотились ассирийцы. Теперь поступай так, как хочешь. Я никогда не открывал этот сундучок. Я просто хранитель. Ты должен сам решить, хочешь ли прочесть лежащий в нем пергамент.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник GLH

Он погибает, даже не успев понять, что произошло.

Рука сбрасывает труп на пол, измазав простыню кровью.

Ненавижу комаров.

Но под потолком уже кружит второй комар.

Лукреции не удается заснуть. Она встает. Утро. Пять часов, пять минут.

Он согласился участвовать в моем расследовании. САМ ИСИДОР КАТЦЕНБЕРГ СОГЛАСИЛСЯ УЧАСТВОВАТЬ В МОЕМ РАССЛЕДОВАНИИ!

Она разглядывает потолок, освещенный лампой, пытаясь обнаружить второго кровопийцу.

Великолепно. Хотя это стоило мне квартиры и Левиафана. За все нужно платить. И я готова платить.

Она видит комара, усевшегося на штору, и быстро прихлопывает его. Мужчина, спящий на диване, что-то бормочет во сне.

Он сказал, что хочет найти истоки.

Лукреция вынимает из пакета ноутбук и открывает его. Он не работает. Тогда она достает синюю шкатулку.

Подумать только, если бы Циклоп был слепым, он бы не погиб.

Его убил зрячий глаз.

Какой же текст мог произвести на него такое действие?

Неожиданно этот человек, любимец толпы, который вызывал всеобщую зависть и обладал всем, что только можно пожелать – деньгами, властью, женщинами, почетом, славой, – этот человек кажется ей жалким.

Видимо, превыше всего он ценил свое могущество, свои несметные богатства, свой убогий Версальский дворец, где братья служили ему как лакеи, а мать была поклонницей номер один. Его, наверное, как и меня сейчас, терзали бессонница и грусть. Ему было так грустно, что приходилось смеяться надо всем вокруг.

Нехватка одного всегда компенсируется избытком другого, говорит Исидор. Какая правильная мысль, она объясняет психологию любого, даже самого сложного человека.

Необычайное остроумие Дария объяснялось тем, что им безраздельно владели тревога и печаль.

Лукреция останавливается перед зеркалом.

И у меня избыток одних качеств компенсируется нехваткой других, Исидор отлично это понимает. Поэтому мое очарование на него не действует.

Она берет стул, ставит его у дивана. Из-под одеяла торчит голова ее товарища по приключениям.

– Кто ты, Исидор Катценберг? Почему ты так бесишь меня и так притягиваешь? – шепчет она.

Она вспоминает их первую встречу. Она занималась очень сложным расследованием, и Флоран Пеллегрини посоветовал ей обратиться за помощью к «свободному художнику», к «Шерлоку Холмсу научной журналистики». Но он предупредил: характер у этого парня, как у волка-одиночки, вернее, как у слона-одиночки.

И Лукреция узнала очень необычного человека. Необычным оказалось уже его жилище, водонапорная башня в форме песочных часов, расположенная в пригороде Парижа, за воротами Пантен.

Тогда у него не было телефона, и Лукреция не могла заранее договориться о встрече. Она просто пришла к нему в гости. Они познакомились. Оказалось, что внешне они разительно отличаются друг от друга. Она была миниатюрной, он был огромен.

Слон и мышь.

Он не хотел с ней разговаривать. И сделал все, чтобы внушить ей антипатию.

Она рассказала, что расследует смерть одного палеонтолога, и это привело ее к удивительному открытию, связанному с происхождением человека. Он заметил: «Если вас интересует прошлое человечества, значит, что у вас проблемы с вашим прошлым. Вы, очевидно, сирота». Эти слова подействовали на нее как пощечина.

Слон раздавил маленькую мышку.

Но отступать было не в правилах Лукреции. Она вернулась и с огромным трудом заручилась его помощью. Они отправились в африканские джунгли и совершили множество открытий. Они разгадали тайну «отца наших отцов». Но их находка подрывала устои общества и будоражила умы. Предать ее широкой огласке было невозможно.

Однако они оба понимали, что прикоснулись к великой тайне. Через несколько лет Лукреция предложила Исидору расследовать странную смерть одного шахматиста. За время разлуки они оба немного изменились. Он чуть-чуть похудел, она слегка поправилась. Теперь они напоминали другую пару животных.

Медведя и кролика.

Время сделало Исидора несколько более разговорчивым. Он рассказал ей о своих увлечениях – о поиске Пути Наименьшего Насилия и эволюции сознания, заключенной в символике цифр. Показал ей Древо Возможностей.

Расследование привело их в необычную психиатрическую лечебницу на острове у Лазурного Берега, рядом с Канном.

Они открыли «Последний Секрет». Опасное расследование бросило их в объятия друг друга. В течение двух чудесных часов его огромное тело, казалось, парило в невесомости. Он был нежен, внимателен, чуток и в то же время горяч, непредсказуем и изящен.

Когда они расстались, она не сомневалась, что Исидор позвонит ей. Как все мужчины, с которыми она занималась любовью. Она забыла, что он медведь-одиночка. Ожидание оказалось напрасным, и тогда она его возненавидела. Она подумала: «За кого он себя принимает? Он толст. Он стар. У него нет друзей».

Впервые человек, к которому она испытывала сильное чувство, не отвечал ей взаимностью.

Чтобы забыть Исидора, она связалась с мужчиной, внешне похожим на него. Но вскоре рассталась с ним. Эта месть оставила у нее горький осадок.

Она заводила бурные романы, которые внезапно заканчивала беспричинным разрывом, получая удовольствие при виде отчаяния ее партнеров.

Сколько любовников она подвергла мучениям, представляя, что наказывает Исидора? Она доводила отношения с мужчиной до полного слияния тел и душ, а потом жестоко расставалась с ним. Она довела любовную игру до совершенства, превратила ее в искусство. Один из оставленных ею мужчин покончил жизнь самоубийством, двое впали в депрессию. Брошенные любовники становились ее охотничьими трофеями.

Кстати, она всегда предупреждала новых знакомых: «Я с мужчинами не церемонюсь. Вы уверены, что хотите продолжить наше знакомство? » Но вместо того, чтобы обратить в бегство, эти слова подстрекали принять вызов.

Исидор часто говорил: «Нельзя недооценивать противника». А они ее недооценивали. Потому что она была миниатюрной, юной, а главное, потому что она была женщиной. И им приходилось платить за урок.

Лукреция погружается в воспоминания.

Она превратилась в так называемую роковую женщину. Рост – метр пятьдесят пять сантиметров, вес – пятьдесят килограммов, рыжие волосы, высокая грудь, сильные ноги, изумрудные глаза.

Она снова попробовала однополые отношения, но и здесь находила удовольствие, лишь подчиняя партнершу своей воле. Она поняла, что настоящий садизм – это отказать мазохистке, умоляющей: «Сделай мне больно».

Лукреция смотрит на безмятежно спящего Исидора. Благодаря ему она познала глубину настоящей любви, лишенной стремления к безраздельной власти. Просто единение душ с тем, кто достаточно умен, чтобы понять тебя. А он…

До сих пор не могу поверить.

Он имел наглость сказать ей: «Мне это не интересно! »

Исидор улыбается. Видимо, ему снится что-то приятное.

Сейчас он еще больше похож на большого ребенка.

Ей хочется взять его на руки. Она дотрагивается до его облысевшего лба.

Вместе мы сильны. Как он этого не понимает?

Очень медленно она наклоняется и касается губами ямочки на его горле. Он тут же, не просыпаясь, отгоняет рукой нахального комара.

– Я не знаю, кто ты. Не понимаю, как устроены твои мозги. Но однажды ты поймешь, что не можешь больше жить один, – шепчет она ему на ухо. – Исидор, ты нуждаешься во мне гораздо больше, чем тебе кажется.

Человек заблудился в пустыне и умирает от жажды.

Вдруг он видит какого-то путника и кричит:

– Воды! Воды!

– Очень жаль, но у меня только галстуки.

– Галстуки? Да кому они тут нужны?!

Человек в отчаянии бредет дальше и наконец приходит к оазису, окруженному стеной. Вход охраняет часовой в будке.

Человек бросается к нему.

– Воды! Воды!

– У нас закрытое заведение, сударь, только для приличных посетителей. У вас есть галстук?

Отрывок из скетча Дария Возняка «После меня хоть потоп»

Утром их будит не крик петуха, а протяжный гудок рефрижератора, который привез продукты в ресторан отеля «Будущее».

Солнце встает, последовательно становясь лиловым, розовым, желтым, белым.

За завтраком Исидор достает мобильный телефон и, используя его как миниатюрный компьютер, создает файл «Расследование убийства Дария».

– Лукреция, напомните, что нам известно об этом деле.

Она не отвечает. Ее глаза прикованы к телевизору, который стоит за спиной Исидора. Он оборачивается и видит на экране лицо Себастьяна Доллена. Лукреция прибавляет звук.

В новостях сообщают, что комик Себастьян Доллен пустил себе пулю в висок. В его жизни были взлеты и падения, а перед гибелью он впал в нищету и алкоголизм.

– Это седьмой комик, который добровольно уходит из жизни, причем одним и тем же способом, – говорит журналист, напоминая об эпидемии самоубийств среди представителей разных профессий, которая поразила сначала работников служб связи, потом служащих автомобильных заводов, а теперь комиков.

– Зачем вы включаете телевизор во время серьезного разговора? – спрашивает Исидор, никак не реагируя на услышанное.

– Перед смертью Себастьян назвал мне имя убийцы Дария.

Исидор недоверчиво спрашивает:

– Ну и кто же это? Кто, по его мнению, убил Дария?

Лукреция чувствует, что ему действительно интересно. Она повторяет то, что услышала от Себастьяна Доллена, четко выговаривая каждый слог:

– Три-стан Ма-ньяр.

– Тристан Маньяр? Тот самый Тристан Маньяр?

– Да.

– Знаменитый комик, который таинственно исчез несколько лет назад?

– Именно он. Себастьян сказал дословно следующее: «Идет битва между смехом света и смехом тьмы. Дарий принадлежал тьме, а Тристан – свету. Архангел Михаил поразил копьем дракона». Вот что он сказал перед тем, как умер на сцене.

Исидор жует круассан.

– Что вы об этом думаете? – спрашивает Лукреция.

– Я не люблю юмор. Не люблю анекдоты. Я думаю, что к этому бесполезному занятию прибегают, чтобы скрыть отчаяние, являющееся естественным состоянием человека.

Он пристально смотрит на второй круассан, но сдерживает себя.

– Именно из-за юмора человек остается в унизительном положении. Без него он бы давно уже взбунтовался. Юмор, как анальгин, не дает чувствовать боль, и мы терпим то, с чем нужно бороться.

Лукреция встает за тостами и шоколадно-ореховой пастой, садится и начинает делать бутерброды. Она говорит с набитым ртом:

– Я не об этом спрашивала. Я хочу знать, что вы думаете о версии «Тристан Маньяр»?

– Появление этого призрака в нашем деле удивительно. Это действительно может стать версией. Настоящая, серьезная, интересная тайна порой открывается при помощи тайны еще более серьезной и еще более интересной.

Исидор снова берет айфон и печатает. Оторвавшись на минуту от своего занятия, он говорит:

– Тристан Маньяр был талантлив. Он не просто переделывал старые шутки. Я его обожал. Вот кто сумел превратить свою жизнь в отличный анекдот, заканчивающийся словами: «А потом он просто исчез».

Он делает вид, что разгоняет дым.

– Я думала, что вы не любите юмор.

– Наоборот, я слишком люблю это высокое искусство и не выношу, когда его унижают вульгарным кривлянием.

– Я вас не понимаю.

– Потому что вы не знаете трех основных принципов восприятия мира. Я не люблю юмор низкого качества. Юмор на телевидении в основном способствует деградации человека и его унижению, я его не выношу. Может быть, именно такой юмор Доллен называл юмором тьмы. Как бы там ни было, именно на нем основана индустрия Дария.

– Вы преувеличиваете.

– Я люблю тонкий юмор, самоиронию, абстракцию. Тристан Маньяр был в этом очень силен. Я не люблю юмор того же качества, что скверное вино. Но при этом с удовольствием выпью бокал «Бувэ Лядюбей» урожая 1978 года или чилийского вина «Кастильо де Молина» урожая 1998 года.

– Понятие «хороший юмор» очень субъективно, вот в чем проблема. А насчет вина все уже как-то пришли к общему мнению.

Исидор взмахивает чайной ложкой.

– Верно подмечено. Но Тристан Маньяр объективно был великим юмористом потому, что он открыл некий дополнительный подтекст. Его юмор не был сальным, непристойным, расистским. Его шутки – это интеллектуальные золотые самородки. Его юмор пробуждал разум, а не усыплял его.

Он читает вслух информацию, которую нашел в Интернете.

– Карьера Тристана Маньяра неуклонно шла вверх. Его наравне с Дарием признавали лучшим комиком своего времени. Он снял множество фильмов. Но после одного выступления с ним, видимо, что-то случилось. Он исчез безо всяких объяснений, оставив жену и детей. Это объясняют депрессией, говорят, что он уехал в другую страну и сменил имя.

Исидор кладет в чашку еще сахару и размешивает.

– Мне это кажется маловероятным… Правду об исчезновении этого человека еще предстоит узнать.

Он печатает несколько фраз.

– Итак, подведем итог. У нас есть: 1) орудие преступления – темно-синяя шкатулка; 2) надпись золотыми чернилами «Не читать! » и буквы «B. Q. T. »; 3) клочок засвеченной фотобумаги фирмы «Кодак»; 4) фотография убийцы в гриме грустного клоуна; 5) имя подозреваемого, произнесенное другим подозреваемым незадолго до смерти. Тристан Маньяр…

– Ну что ж, неплохо для начала. Чего нам не хватает?

– 6) мотива преступления; 7) доказательств; 8) Тристана Маньяра.

Исидор просит еще раз показать ему фотографию грустного клоуна и ищет в Интернете портрет Тристана Маньяра.

– Посмотрим, есть ли внешнее сходство.

Они сравнивают два изображения.

– Слой грима такой толстый, что черты лица разглядеть невозможно, – говорит Лукреция. – Да и красный нос не облегчает задачу.

– Не говоря уже о плохом качестве изображения с видеокамеры, которая снимала сверху. Нельзя даже понять, какого роста этот человек.

– Он точно выше Дария. Судя по телосложению, это может быть Тристан Маньяр.

– Или кто-то еще, – отвечает Исидор.

– Что вы собираетесь делать?

– Вы, Лукреция, начнете поиски Тристана.

– Разве мы не вместе будем это делать?

– Я буду вести параллельное расследование. Расследование сути, а не формы.

– То есть?

– Я уже говорил, что необходимо понять причину возникновения смеха. Все кроется именно там. Почему люди начали смеяться? Я пойду по следу к истокам этого биологически бесполезного явления.

Лукреция разочарованно вздыхает:

– Значит, мне придется работать одной?

– Мы будем рассказывать друг другу о своих достижениях.

Лукреция, скрывая огорчение, сует палец в банку шоколадно-ореховой пасты и облизывает его.

Ладно, вернемся на землю. Для начала нужно сделать необходимые покупки. Рюкзак. Трусы, лифчики, чулки. Косметичка. Помада. Духи. Лак для ногтей. Маленький револьвер калибра 7, 65. Патроны. Шампунь для нормальных волос. Ночной восстанавливающий крем. Мощный фен, гостиничный слабоват. Зубная щетка. Фотоаппарат 18-115 с картами памяти. И… презервативы. Вдруг он передумает?

389 год до нашей эры

Греция, Афины

Зрители стоя аплодировали пьесе «Женщины в народном собрании». В этой комедии жительницы Афин собрались на площади, чтобы захватить власть и проголосовать за решительные меры, на которые никак не решались их трусливые мужья.

Сюжет был действительно смелым для своего времени.

Автор, маленький лысый толстяк, поднялся на сцену и поклонился ликующей толпе. Его звали Аристофан. Несколько месяцев назад он стал любимцем афинян. Его пьеса «Тучи», в которой он смело и открыто издевался над самим Сократом, представляла великого философа педантом-женоненавистником. В «Осах» он смеялся над судьями, коррумпированными эгоистами, и над аристократами, судившимися из-за любого пустяка.

Он не боялся никого. Раскритиковав философов, судей, аристократов, он не пощадил и своего знаменитого собрата Еврипида, осмеяв его в «Лягушках». В «Птицах» он высмеивал афинян, ссорившихся с соседями. Во «Всадниках» он замахнулся уже на главу государства, Клеона, изобразив его глупцом и тираном. «Плутос» порицал систему перераспределения богатств между аристократами и простыми людьми.

Персонажи пьес Аристофана впервые заговорили на том языке, на которым люди разговаривают в жизни. Новый автор не стеснялся в выражениях, рассуждая о задницах, о половых органах, о деньгах, о политике. Он создал новый, более динамичный театр, действие пьесы в котором прерывалось хором, музыкой, танцами. Он придумал интермедию, «парабазу», во время которой актер, играющий главную роль, снимал сценический костюм и начинал серьезно рассуждать о морали, выступая от имени автора. Этот прием превращал театр в политическую трибуну.

Все задавались вопросом, как далеко зайдет автор и когда же власти нанесут ответный удар.

Залы набивались до отказа, публика хохотала до хрипоты. Никто не решался трогать знаменитость, покорившую город. Сам того не зная, Аристофан придумал ангажированный юмор.

В тот вечер Аристофан еще стоял на сцене, приветствуя зрителей, но аплодисменты внезапно смолкли. В театр вошла группа вооруженных людей. Они перекрыли выход, подошли к сцене, связали автора и увели под неодобрительные возгласы толпы.

У чувства юмора есть границы. Терпение Клеона лопнуло, и он велел арестовать Аристофана. Через месяц состоялся суд.

Аристофана обвинили в нарушении общественного порядка и призывах к неповиновению властям. Платон выступил в качестве свидетеля и заявил, что, издеваясь над его учителем Сократом, Аристофан стал виновником его смерти. Многие театральные авторы, интеллектуалы, литераторы-завистники подтвердили вредное воздействие автора на неокрепшие умы молодежи.

Не нашлось никого, кто выступил бы в защиту Аристофана или хотя бы привел смягчающие вину обстоятельства. Приговор был вынесен. Аристофану запрещалось писать пьесы, и он должен был выплатить штраф тем людям, которых он оскорбил.

Но власти на этом не остановились.

В 388 году до нашей эры народное собрание Афин приняло закон, запрещающий любую политическую критику в пьесах. Комические театры были закрыты.

Аристофан разорился. Нищий, бродил он по улицам Афин, забытый всеми, презираемый бывшими коллегами и толпой, которую столько развлекал.

Однажды к нему подошел некто, представившийся сыном великого Эпикарма.

– Я знаю, кто ты. Я пришел помочь тебе.

– Я погибший человек, бывший сочинитель пьес. Нам пенсия не положена, – попытался пошутить Аристофан. – Я хотел изменить общество с помощью юмора и потерпел неудачу.

Сын Эпикарма повел его в еврейский квартал Афин.

– Твоя борьба – это и наша борьба. Мы поможем тебе. Мы считаем тебя героем.

– Мы? Кто это – мы?

– Нас десятки, сотни, тысячи.

Сын Эпикарма рассказал Аристофану, что принадлежит к тайному обществу, сражающемуся за свободу слова, за право смеяться над педантами, диктаторами, моралистами. Первые члены этого общества много лет назад пришли из Иудеи и поселились в катакомбах.

– Очередная еврейская секта?

– Нет, мы – защитники особой формы духовности. Мы считаем твои труды выдающимися и хотим поддержать тебя.

Аристофан отнесся к этим словам скептически, но терять ему было нечего. Он последовал за сыном Эпикарма в подземелье. Они пришли в большой зал. Там их радостно встретило около полусотни человек. Вскоре тайное общество купило Аристофану дом и создало идеальные условия, благодаря которым он смог написать свою последнюю пьесу – «Кухня Эола».

За прошедшие годы многое изменилось. У власти уже стояли другие люди, и пьеса имела оглушительный успех.

Усталый и больной, Аристофан чувствовал приближение конца. Он сказал друзьям, что умирает счастливым, восстановив свое честное имя и вновь обретя свою публику.

Тогда сын Эпикарма принес ему синий ларец с надписью на древнееврейском языке.

– Бевакша ло лигро, – прочел он.

– Что это значит? – спросил Аристофан.

– Не читать!

– Зачем ты даешь мне это?

– Чтобы вы прочли. Это тайное духовное сокровище храма Соломона.

Старый комик протянул дрожащую руку к ларцу.

Великая Книга Истории Смеха.

Источник GLH

– Яичный шампунь?

Лукреция колеблется.

– Почему бы и нет?

– Знаешь анекдот? Пока я не начал пользоваться шампунем, мои волосы были сухими и безжизненными. А теперь они сырые и шевелятся!

Лукреция морщится.

– Алессандро, тема моего последнего расследования – юмор. И я опасаюсь передозировки. Если бы ты смог сделать мне мелирование, не рассказав ни одного анекдота, я… как бы это выразиться… смогла бы немного отдохнуть.

– Ты не любишь юмор, Лукреция?

– Люблю. Но, как и в винах, предпочитаю лучшие сорта.

– Нет, вы только ее послушайте!

Да, вот так! Я сейчас нахожусь под влиянием умного мужчины.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒