Лимонное сердце 1 страница

Ноябрь 1990 года

Сценой сна был небольшой, рассчитанный примерно на четыреста человек, привычный, родной театр. Он находится не в зрительном зале, не на сцене, а в звукооператорской студии, расположенной позади зрительских мест так, что прямо напротив снизу видна сцена, а ему поручено отвечать за звук. Перед ним — освещенная стойка с микшером и бобинным магнитофоном. Сидя на стуле, он кладет указательный палец правой руки на кнопку «play» на магнитофоне и, регулируя левой рукой баланс звука на микшерской пульте, внимательно наблюдает за действием на сцене. Совершенно ясно, что это сон. И хотя он знает, что будет дальше, он не может прервать его и проснуться... его уже перестала удивлять возможность осознавать себя таким образом. Разве можно пребывать в неясном состоянии, балансируя на границе сна и пробуждения?

Звукооператорская студия, которая находилась по соседству с осветительным цехом, играла важную роль в развивающемся на сцене спектакле. Наблюдая за действием спектакля, ловя сигналы режиссера, действуя одновременно с осветителем, он в положенный срок включал музыку и звуковые эффекты, согласуясь с расписанием тайминга. Эта труппа была особенно щепетильной в отношении музыки. Движения актеров и их реплики подстраивались под ритм мелодий, и стоило выйти из тайминга, как стройность спектакля разрушалась. Следовательно, от звукооператора постоянно требовалось быть внимательным и не расслабляться до конца пьесы.

На сцене любимая им молодая актриса сосредоточенно играла долгожданную роль. Это был ее первый выход, и она была поглощена этим важным моментом, который мог повлиять на всю дальнейшую ее актерскую судьбу.

Поскольку он лично был заинтересован, приходилось быть особенно внимательным, чтобы вовремя включить звук и нажать кнопку «play», сосредоточиваясь до кончиков пальцев. От напряжения на подушечках выступал липкий пот.

Сейчас, по ходу пьесы, она должна была спеть несколько куплетов из песни. Если нажать кнопку «play», включится запись и из микрофона перед сценой должна была политься смонтированная мелодия.

Кнопка «play», включение.

Однако из микрофона вместо ожидаемой лирической песни появляется незнакомый звук. Совсем не музыка, напротив, даже для звукового эффекта это слишком жуткий звук. Его плохо слышно, но он напоминает человеческий стон. Его достаточно, чтобы разрушить спектакль.

Бобины, крутящиеся перед глазами, несомненно, были смонтированы своими руками. Он четко знал, где и какие звуки записаны.

... Кто, когда и как вставил этот звук?

Он был не в состоянии придумать, как выйти из положения, объятый ужасом и паникой. В довершение всего в зале раздался телефонный звонок, который должен прозвучать в следующей сцене... Все вышло из‑ под контроля.

Неопытная молодая актриса еще не умела импровизировать. Она перестала играть и смотрела вверх на звукооператорскую студию. Так как в зрительном зале отсутствовал свет, а в звукооператорской горела подсветка, со сцены она хорошо была видна.

Молодая актриса в упор смотрела на него, и постепенно ее глаза переполнились негодованием.

... Черт, ты испортил мне первый спектакль!

«Я ничего не мог поделать. Я совершенно не представлял, откуда взялся этот жуткий стон. Нечего меня обвинять. Это я пострадал».

Он хотел оправдаться, но не может сказать ни слова, и тело, затвердев, перестало двигаться. Будто в оковах.

Теперь уже все актеры на сцене перестали играть и смотрели в сторону звукооператорской, даже зрители оборачивались. Ощущать всем телом осуждающие взгляды становилось невыносимо.

... Это не моя вина, не моя.

Слова, не произнесенные вслух. Голос из глубины души, почему‑ то усиленный микрофоном, раздался в театре:

— Это не моя вина, не моя.

Попытка оправдаться подлила масла в огонь, и по залу пронесся ропот осуждения.

Но самый бичующий среди всех взгляд принадлежал молодой актрисе, играющей свой первый спектакль. Девушке, с которой они одновременно поступили в театральную студию, с которой вместе учились и которую за время общения он полюбил... Он хотел ей помочь, но не мог. Нет, какое там, он мешал. До зубовного скрежета обидно, что сейчас он таким образом лишал ее будущего... Даже если он скажет ей «люблю», то ничего не изменится.

Раздирая грудь, обливаясь липким потом, Тояма очнулся ото сна.

* * *

Проснувшись, Тояма сначала не понял, где находится. Переведя дыхание, он осмотрелся. Зеркальный потолок... круглая кровать, на которой невозможно привыкнуть спать... на этой большой кровати рядом сидит женщина, завернутая в банное полотенце.

Он попытался рассмотреть лицо женщины, но внезапно грудь пронзила боль, будто ее крепко стянули. Он почувствовал, как по спине пробежала дрожь и выступил холодный пот. В последнее время он слишком часто ощущал боль в груди и спине. Тояма забеспокоился — неужели снова, все‑ таки лучше показаться врачу.

— Ты стонал.

Женщина, словно увидев что‑ то забавное, насмешливо улыбнулась.

— Да...

Тояма немного полежал не двигаясь. Неосторожное движение могло вызвать головокружение. Надо подождать, пока успокоится дыхание.

Он осторожно попробовал поменять положение тела, вроде все было нормально.

Медленно отодвинувшись от женщины, он начал сопоставлять содержание сна с реальностью и потом с облегчением вздохнул. Тояма много раз мучился этим кошмаром. Он боялся одних и тех же снов и успокаивался, лишь удостоверившись, что это не была реальность.

Посмотрев на наручные часы, Тояма спросил женщину:

— Сколько я спал?

— Минут пятнадцать. После того как ты уснул, я приняла душ, а когда вернулась, ты ужасно стонал. Ты плохо себя ведешь, поэтому и наказан.

Тояма печально улыбнулся и зарылся лицом в подушку. Кажется, он понял, что она имеет в виду.

Сорокасемилетний мужчина, несмотря на то что у него есть жена и дети, не прекращает ходить по женщинам и обливается холодным потом в ужасе от того, что жена обнаружит измены и будет ругаться — скорее всего, это.

Он не был пьян. Сейчас два часа дня. Из окон отеля можно увидеть ясное голубое небо конца ноября. Уйдя с работы под непонятным предлогом, позвал пообедать старую возлюбленную, зашел с ней в отель, чувство удовлетворения от еды и секса сменилось усталостью, и его внезапно одолела дремота, отрывок сна на всего лишь десять минут... То, что имеет смысл, — просто. Двадцать четыре года назад, когда он еще был двадцатитрехлетним студентом, его много раз мучил этот же кошмар.

У сна существовали разные варианты. Бывало, когда он включал мелодию в звукооператорской студии театра, бобина, склеенная липкой лентой, с шумом рвалась, бывало, во время спектакля на сцене звучал посторонний звук. Поэтому сцена, в которой появлялась актриса, впервые играющая в спектакле, обрывалась и спектакль проваливался. Какой бы ни был вариант, их обобщал звук, запущенный его руками в важный момент, когда его самая любимая девушка первый раз выходила на сцену.

Двадцать четыре года назад Тояма страдал от таких же кошмаров. В то время у него, звукооператора театральной студии «Полет», на самом деле могла возникнуть такая ситуация и даже произошло нечто подобное.

Почему сон, который с тех пор он не видел двадцать четыре года, в последнее время снова воскрес?.. Он знал причину.

И сейчас в визитнице лежала его карточка.

" Кэндзо Ёсино, Ёкосука,

отделение газеты N"

Месяц назад ему неожиданно позвонил человек, представившийся Ёсино, корреспондентом газеты N.

Этот звонок прозвенел во второй половине рабочего дня, Тояма, вернувшийся с обеда на свое рабочее место, снял трубку. Ёсино, убедившись, что его зовут Тояма и что он действительно в 1965 году входил в театральную труппу «Полет», сделал паузу, а потом задал тот вопрос.

... Извините, я хотел бы задать вам несколько вопросов по поводу Садако Ямамуры.

Тояма хорошо помнил даже интонацию корреспондента Ёсино, который, сдерживая нетерпение, хватался за него как за соломинку. Естественно, дело не в голосе, оставившем сильное впечатление, а в том, что совершенно незнакомый человек произнес дорогое ему имя — Садако Ямамура. Имя, которое он хранил в душе все эти двадцать четыре года и которое он никогда не называл постороннему человеку. Каждый раз, когда он вспоминал ее лицо, у него перехватывало дыхание и учащался пульс. Становилось ясно, что рана сердца все еще не зажила.

Удовлетворяя желание Ёсино встретиться и поговорить о Садако Ямамуре, он увиделся с ним только один раз. Тема разговора заинтересовала Тояму. Он не мог не встретиться. Тояма назначил Ёсино встречу в кафе в районе Акасака, недалеко от фирмы.

Ёсино, с виду действительно похожий на старомодного журналиста и время от времени запускающий руки в бороду, старался воскресить далекие события. Разговор вился вокруг того, что было до и после исчезновения Садако Ямамуры.

... Госпожа Садако Ямамура бесследно пропала в 1966 году после завершения спектаклей театральной студии «Полет», ведь так?

Журналист Ёсино настойчиво хотел выудить сведения о ней после ее ухода из труппы. Ёсино, не торопясь, спокойно расставляя паузы, задавал вопросы, и с его слов и по выражению лица можно было догадаться, насколько сильно он интересуется Садако Ямамурой.

... Сведения о Садако Ямамуре двадцатичетырехлетней давности.

Откуда Тояма мог о ней знать. Именно он изо всех сил искал Садако Ямамуру. Если бы он имел представление, куда она подевалась, жизнь Тоямы, наверно, была бы не такой, как сейчас.

Поэтому и ясна причина возобновления кошмаров. Потому что журналист Ёсино появился перед Тоямой и произнес имя Садако Ямамура. Другого объяснения причины, по которой воскрес кошмар, много раз мучивший его раньше, представить невозможно.

Когда они вышли их отеля, солнце сияло еще более ослепительно. Из‑ за того, что произошло за закрытой дверью, или из‑ за угрызений совести, он не обратил на это особого внимания. Наоборот, приятно было чувствовать повсюду последнюю свежесть осени, которая вот‑ вот закончится.

Они быстро шли по улице. В безлюдном месте Тояма схватил руку женщины и сказал сдавленным голосом:

— Ну что ж.

— Ты сейчас вернешься на работу?

Женщина беззаботно улыбнулась и слегка помахала рукой у пояса. Жест — до свидания.

— Да, куча работы.

— Несмотря на это, не можешь обойтись без секса. Ты не меняешься.

Женщина вдруг поступила крайне непристойно — хватила Тояма между ног.

Наверно, скоро начнется прилив, неожиданно подумал Тояма. Я уже не молод. Раз спазмы в груди, как было недавно, случаются так часто, непонятно, откуда ждать смерти.

— Я еще позвоню.

Тояма легонько, одними губами поцеловал женщину и быстро отошел. Немного пройдя, он обернулся, женщина еще смотрела на него. Помахав ей рукой, он поспешил с улицы Ногисака к Хитоцу‑ гидори. Он не соврал, сказав, что работы куча.

На третьем курсе университета, внезапно решив стать драматургом, он поступил в театральную студию «Полет». Однако драматургов и сценаристов, лучше и старше его, было навалом, и он не мог найти место, куда бы приложить свои силы. Понаблюдав за звукооператором, нахватался разных знаний, поработал с год, вернулся и окончил университет, после удачно устроился в звукозаписывающую фирму заведующим, где проработал двадцать три года. Ему пригодился его предыдущий опыт в театральной студии. Служба показалась ему очень интересной, почти призванием.

Общаясь с людьми, пришедшими в студию записывать музыку, он ни разу не почувствовал усталости от работы. Производственные совещания с начальниками иногда вызывали отвращение, но общение с музыкантами почти не доставляло волнений, и он действительно чувствовал, что удачно устроился на хорошую работу. Вдобавок музыкальный мир процветал как никогда раньше, находился на гребне волны. Тояма занимался чем хотел, зарплата была хорошая, недостатка в партнерах по развлечениям не было, он почти не жалел о том, как сложилась его жизнь. Работа, которая ждала его в фирме, не тяготила. Если исключить проблемы со здоровьем в последнее время, волноваться было почти не из‑ за чего.

И только имя Садако Ямамура, прозвучавшее из уст Ёсино, и сон про нее, который он видел раньше, отчего‑ то нарушили его покой и привели в подвешенное состояние. Можно сказать, что Садако Ямамура для него была единственной любимой женщиной. Его первый брак распался, второй постепенно стал стабильным, появились дети, и он, в общем‑ то, был сравнительно удовлетворен жизнью в окружении молодой, правда не подходящей ему по возрасту, жены и маленьких детей. Если бы не возникающие частенько «если».

... Если бы я женился на Садако Ямамуре, что бы было?

Он предполагал разные «если».

... Если бы планете Земля оставались последние часы, с кем бы я провел их?

... Если бы я мог начать жизнь сначала, с кем бы я был?

... Если бы только один раз и на всю жизнь выбирал себе женщину, кто бы это был?

В любом случае ответ Тоямы был один — Садако Ямамура. Если бы она сейчас в этот момент появилась и приняла его, у него хватило бы решимости все бросить. Даже кажется, что если бы еще один раз он прикоснулся к ее коже, в этот миг можно бы было закончить жизнь.

... Надо позвонить.

Если сегодня доделать работу, завтра, 27 ноября, он сможет свободно распоряжаться своим временем. Даже поехать в Ёкосука, если потребуется, для него не составит труда.

Решив, что лучше воспользоваться телефоном‑ автоматом по дороге, чем звонить с работы, Тояма достал телефонную карточку и подошел к краю тротуара. Когда он набрал номер отделения газеты N в Ёкосуке, к телефону подошел сам Кэндзо Ёсино.

В прошлый раз разговор, начиная с телефонного, получился односторонним — с начала и до конца его только и расспрашивали как о Садако Ямамуре. Наверно, он был занят, на мои вопросы почти не отвечал, а только спрашивал о том, что хотел знать, а когда понял, что не сможет получить информацию и только напрасно потратил время, Ёсино быстро поднялся и ушел. Этот уход, оставивший только бесчисленное количество вопросов в голове Тоямы, показался ему чересчур невежливым.

... Почему журналист газеты N вынюхивает сведения о Садако Ямамуре?

Самый простой вопрос ключом бил в голове. Тояма откровенно заявил о своих сомнениях взявшему трубку Ёсино и вежливо попросил встретиться и поговорить.

Он даже добавил, что в крайнем случае готов выехать в Ёкосуку, на что Ёсино ответил, что до этого не дойдет, и просто начал объяснять свои завтрашние планы. Вчера в больнице Синагавы скончался его коллега из газеты, а завтра ему нужно поехать в Синагаву на похороны. А после похорон, он может уделить ему часок.

... У турникетов на станции «Симбаба» скоростного поезда линии Кэйхин. В четыре часа дня.

Тояма, переспросив о месте и времени встречи, обозначил это в записной книжке пометкой «важно» и положил трубку.

Наступил вечер, стало темно, будто небо заволокло туманом, солнце заходило с огромной скоростью. У турникетов на станции частной железной дороги, выходящей на торговую улицу, в воздухе чувствовалось приближение зимы.

Здесь Тояма и Ёсино встретились за пять минут до назначенного времени.

Ёсино выглядел более осунувшимся, чем месяц назад. Наверно, на него не могли не повлиять похороны коллеги. Смерть человека моложе тебя обычно приводит людей в подавленное состояние.

На станции «Симбаба» скоростного поезда линии Кэйхин Тояма был впервые. Если немного пройти на восток, наткнешься на канал. Перед ним на север и на юг простирается Токийская набережная. Вдоль побережья проходит тихая улица со складскими помещениями, с Токийского залива доносятся гудки кораблей.

Тояма и Ёсино зашли в кафе на побережье. Не успели они заказать кофе, как Ёсино был вызван по пейджеру, встал с места и направился в глубь кафе к розовому телефону. Тояма проводил глазами удаляющуюся фигуру Ёсино — вот уж действительно газетчик. Особенно когда привычным жестом прижимает телефонную трубку ухом к плечу и крутит диск.

Естественно, до ушей Тоямы долетали обрывки телефонного разговора.

— Что? Обнаружили тело Маи Такано?

Маи Такано... конечно, Тояма впервые слышал это имя. Его занимала только Садако Ямамура. Интерес к незнакомой женщине не может возникнуть оттого, что услышал ее имя. Тояма скромно продолжал слушать.

Ёсино, не заботясь о том, чтобы понизить голос, изогнувшись, начал сердито бросать слова в телефонную трубку. Унюхав запах сенсации, он вышел из минорного настроения, и к нему вернулась журналистская активность.

— Три дня назад... место... на востоке Синагавы, вот как, совсем рядом. Если бы было время, можно было бы сходить на место происшествия, но... А где? Поэтому я спрашиваю, где было вскрытие, в палате судебной медэкспертизы или в городском морге! А, понял... Ого, девяносто часов после смерти. Что... судя по всему, сразу перед смертью родила... пуповина? Правда?! Ну а где младенец?.. Как нет? Нет, говоришь... ты говоришь, вообще никаких следов?

Для Тояма было понятно, что к чему. Три дня назад поблизости был обнаружен труп женщины, Маи Такано. Провели вскрытие и в результате обнаружили, что прямо перед смертью она родила ребенка. Однако этот ребенок исчез.

Похоже, сообщение довольно шокирующее. Однако это не его дело. Его не касается, кто и каким образом умер. Пусть даже прямо перед смертью эта женщина родила... И пусть даже сразу после родов, не пользуясь чьей‑ либо помощью, младенец самостоятельно исчез...

... Маи Такано.

Хотя он слышал это имя впервые, но то, что оно глубоко врезалось ему в память, имеет какой‑ то смысл.

Можно представить существо, копошащееся рядом с трупом, который начинает остывать. Перед его глазами возник образ младенца, который перелезает через труп матери и уходит.

Внезапно напал озноб. Что‑ то интуитивно тревожит его в родах Март Такано. С каждым словом Ёсино, который, выгнув спину и не смущаясь, говорит в телефонную трубку, обрывки фактов становятся реальным изображением и прокручиваются в голове. Будто куски разрозненных мелодий, благодаря монтажу, становятся единой, свободно льющейся музыкой.

Тояма закрыл глаза. Телефонный разговор прервался, через мгновение открыв глаза — когда только успел он вернуться на место, — на стуле напротив себя увидел Ёсино. Несколько минут, во время которых Ёсино говорил по телефону, Тояме показались временем, которое сильно искривлено. Несколько минут были скручены и вышвырнуты в другое измерение.

— Что‑ то случилось? — спросил Ёсино встревоженным голосом, должно быть, его обеспокоило выражение лица Тоямы, на котором смешались изумление и подавленность.

Тояма, сидевший откинувшись на спинку стула, выпрямился, глубоко вздохнул и сказал:

— Ничего... кстати, какое‑ то скандальное происшествие?

— Нет, происшествие или... просто обнаружен труп молодой женщины на крыше здания.

— Здание поблизости?

— Да, в восточной части Синагавы, в вентиляционной шахте на крыше здания... короче говоря, в глубокой яме. Странное место.

— Убита?

— Нет, такая возможность исключается. Наверно, несчастный случай.

— Просто я краем уха услышал, есть признаки, что она родила прямо перед смертью?

Ёсино, мельком взглянув в лицо Тоямы, скривил рот в непонятной улыбке. Будто спрашивал:

... Почему вы так интересуетесь разговором, подслушанным по телефону?

— Я еще ничего не могу сказать. Потому что сам только что услышал информацию... Молодая, печально! Умная, красивая девушка, поэтому как‑ то еще больше...

Ёсино, склонив голову набок, погладил руками бороду. Этот жест доказывал, что услышанное запало ему в душу. Тояму осенило.

— Эта девушка, Маи Такано, случаем, не ваша знакомая?

Ёсино покачал головой:

— Нет, лично я ее не знал. Асакава, который позавчера умер и на похороны которого я только сейчас ходил... он мой коллега в фирме, и мы с ним дружили... это была его знакомая.

Сейчас Тояма увидел на лице Ёсино выражение беспокойства. Наверно, больше, чем беспокойство, это было выражение близкое к страху.

— Две смерти — случайность? — Произнеся это, Тояма заметил, что его слова вызвали новую волну страха.

Смерть приятеля и странная смерть молодой женщины, которую он знал в лицо. Между ними наверняка существовала какая‑ то связь. Однако количество информации слишком мало, поэтому, возможно, постороннему человеку хочется связать эти две смерти.

Глаза Ёсино забегали, будто он отчаянно старался отогнать всплывающую мысль.

— Ну, потому что... это касается Садако Ямамуры.

Таким образом Ёсино соединил все эти три смерти воедино.

Во время прошлой встречи Тояма исполнял роль отвечающего на заданные вопросы о Садако Ямамуре. В этот раз у него нет желания следовать по этим стопам. Взяв инициативу в разговоре, он докопается до причины, по которой газетный журналист собирает сведения о Садако Ямамуре.

— Не пора ли вам уже объяснить мне, почему вы собираете сведения о Садако Ямамуре двадцатичетырехлетней давности, — напрямую спросил Тояма.

Ёсино, обхватив голову руками, изобразил измученное лицо. Такое же выражение было и в прошлый раз.

— Это... ну... Я сам плохо понимаю.

В прошлый раз он так же ответил. И как это прикажете понимать? Не зная причины, невозможно понять, где находится разумное основание того, что журналист крупной газеты выведывает сведения о женщине, четверть века назад живущей где‑ то в городе.

— Хватит.

Когда Тояма показал, что немного разозлился, Ёсино, как бы сдаваясь, поднял вверх руки и сказал:

— Я понял. Давайте поговорим начистоту. Казуюки Асакава, который работал в главном офисе издательства, расследовал некие происшествия. В ходе этого возникла необходимость в информации о Садако Ямамуре. Однако обстоятельства не позволили Асакава оторваться от других дел. Он попросил меня проверить всю информацию, связанную с Садако Ямамурой двадцать четыре года назад.

— Что за происшествия? — спросил Тояма, нагнувшись вперед.

— Это... ну... Асакава не рассказал мне всего полностью, а потом попал в аварию и, не приходя в сознание, позавчера умер. Истинное положение вещей, почему он упорно интересовался информацией о Садако Ямамуре, для меня тоже загадка.

Тояма, пытаясь понять, ложь это или правда, заглянул в глаза Ёсино. Должно быть, по большей части это не ложь. Однако казалось, что все‑ таки он что‑ то скрывает.

Ёсино, по требованию Асакавы, последовательно проводил расследование и в ходе его добрался до Тоямы. Посетив зал для репетиций театральной студии «Полет», Ёсино первым делом выбрал однокурсников, поступивших в труппу в качестве учеников в феврале 1965 года. Автобиографии, которые были сданы во время экзаменов на поступление в труппу, и сейчас хранились в дирекции студии. Насколько Тояма помнил, однокурсников было восемь человек. Если бы он опросил всех, наверно, собрал бы сведения о Садако Ямамуре.

— Вы и других расспрашивали?

Из однокурсников он помнил только два‑ три имени. Сейчас он уже не общается с ними и совершенно не знает, где они и чем занимаются.

— Из состава театральной труппы «Полет» в 1965 году можно связаться, включая вас, с четырьмя людьми.

— Значит, кроме меня вы связывались еще с тремя.

Ёсино утвердительно кивнул:

— Да, я разговаривал с ними по телефону.

— С кем вы говорили?

— С господином Ино, Китадзимой и госпожой Като, с этими тремя.

Когда прозвучали имена, перед глазами всплыли лица, которые находились в забытьи на дне памяти, понемногу становясь реальными. Это были образы еще невинных двадцатидвухлетних людей.

... Ино.

Это имя было совершенно забыто. Он был мастером пантомимы, и его любили второкурсницы.

... Китадзима.

Из‑ за маленького роста его почти не замечали, он прекрасно декламировал и настолько был талантлив в этом, что его использовали в качестве рассказчика. Он тоже втайне был влюблен в Садако Ямамуру.

... Като.

Ее на самом деле звали Кэйко. Из‑ за приземленного имени режиссер Сигэмори наградил ее смешным псевдонимом — Юрако Тацумия.

Она была очень красивой девушкой и совершенно не собиралась становиться лицедеем. Когда режиссер сам дает имя, отказываться не годится, но Тояма помнил, как она не могла скрыть своих переживаний. Когда, например, она выпивала с компанией приятелей и те начинали подтрунивать над ее псевдонимом, у нее на лице появлялось выражение, словно она вот‑ вот заплачет, и она обижалась.

А вот кто не отказался бы от псевдонима, так это Садако Ямамура. Ее имя казалось старомодным и не соответствовало ее внешности, красавицы современного образца. Когда ее поспешно ввели в спектакль, нужно было дать ей подходящий псевдоним. Но Сигэмори оставил в первом спектакле ее настоящее имя.

Только когда Ёсино произнес имена, нахлынули воспоминания. Тояма справился с охватившими его чувствами и спросил об одном закравшемся сомнении:

— Этим троим, Ино, Китадзиме и Като, вы только звонили по телефону?

Он надеялся, что Ёсино без слов поймет стоящий за этим вопрос — почему вы встретились только со мной?

— Я вам тоже сначала позвонил.

— Да, понимаю. Но с другими троими вы ограничились лишь телефонной беседой, почему вы решили встретиться только со мной?

Ёсино растерянно заглянул в лицо Тоямы. Казалось, он был немного озадачен тем, что дошло до этого вопроса.

— Вы не знаете? Все трое дружно сказали, что в то время между вами и Садако Ямамурой существовала особая связь.

... Особая связь.

Опустошенный, Тояма бессильно откинулся на спинку стула.

— Вот почему...

Наконец‑ то он понял, почему Ёсино с тремя другими ограничился только телефонными переговорами, а с ним захотел встретиться лично.

Не только от работников театральной труппы, даже от близких друзей‑ однокурсников он хотел скрыть свои отношения с Садако Ямамурой. Однако, похоже, глаза однокурсников видели все насквозь. Это произвело на них довольно сильное впечатление, раз и сейчас, спустя двадцать четыре года, они помнят об этом. Скорее всего, это из‑ за Садако Ямамуры. Или объектом любопытства стала их связь как таковая?

— Если можно, не могли бы вы рассказать мне?

Тояма опустил голову и перевел взгляд на заинтересованное лицо Ёсино.

... Он снова собирается играть роль спрашивателя.

— О чем?

— Почему Садако Ямамура в 1966 году внезапно пропала после весенних спектаклей?

Ёсино задавал вопрос о причине исчезновения Садако Ямамуры, подозревая, что Тояма, у которого были с ней близкие отношения, должен был знать это наверняка. Пусть даже он не знал, что было с ней после исчезновения, хорошо бы хоть причину исчезновения объяснил... Ёсино, как голодный волк, готов был проглотить что угодно.

— Откуда я знаю?

У Тоямы не было пищи, утоляющей голод. Почему она бросила его, даже не сообщив, куда отправилась? Если бы он это знал, все эти годы и месяцы, с двадцати трех лет до настоящего времени, наверно, были бы более светлыми.

— О, кстати, я хочу вам показать кое‑ что интересное.

Ёсино порылся в кейсе и достал сценарий.

На ветхой обложке значилось следующее.

Театральная студия «Полет»,

11‑ е представление

2 акта, 4 действия

«Девушка в черном»

Автор и постановщик Юсаку Сигэмори

Скопированный, переплетенный, это был сценарий того представления.

Тояма невольно протянул руку к сценарию, взял его и раскрыл на середине. Знакомый запах двадцатичетырехлетней давности.

— Как это к вам попало?

Слова вырвались сами собой.

— Я пообещал вернуть и одолжил его в дирекции студии. В марте 1966 года Садако Ямамура была дублером в этих спектаклях и исчезла почти в то же время, как они закончились. Что случилось? Мне кажется, что должна быть какая‑ то связь между исчезновением и выступлением в спектакле.

— Вы читали?

— Конечно... но это сценарий постановки, хоть я и читал его, плохо в нем разобрался.

Тояма перелистывал страницы. Двадцать четыре года назад он держал в руках такой же сценарий. Он должен был храниться на книжной полке, но в связи с первым браком, разводом и последовавшими несколькими переездами наверняка куда‑ нибудь исчез. Если сейчас поискать его в комнате, вряд ли найдешь.

На первой странице были написаны имена участников.

Звукооператор — Хироси Тояма.

Обнаружив свое имя, Тояма почувствовал себя задетым за живое. Будто встретился лицом к лицу с собой двадцатитрехлетним.

Потом шли имена действующих лиц.

Девушка в черном — Айко Хадзуки.

Однако имя Айко Хадзуки было зачеркнуто, и сбоку шариковой ручкой было вписано имя Садако Ямамура.

Девушке, играющей в спектакле важную роль и владеющей ключом истории, не было дано имени. Несмотря на важность роли, она мало появлялась на сцене, но каждый ее выход был обставлен так, чтобы производить сильное воздействие. Сначала эта роль принадлежала Айко Хадзуки, которая была в труппе ведущей актрисой. Однако за несколько дней до спектакля Айко Хадзуки внезапно заболела, и Садако Ямамура, которая была суфлером на репетициях, была спешно поставлена на замену. Это был ее первый спектакль.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒