|
|||
Кодзи Судзуки. Рождение. Кольцо (Звонок) – 04. Аннотация. Козди Судзуки. Рождение. Гроб в небеСтр 1 из 7Следующая ⇒ Кодзи Судзуки Рождение
Кольцо (Звонок) – 04
OCR Денис http: //mysuli. aldebaran. ru «Кодзи Судзуки. Петля»: Амфора; Москва; 2006 ISBN 5‑ 367‑ 00026‑ 6, 4‑ 04‑ 873151‑ 3 Оригинал: Koji Suzuki, “Basu Dei” Перевод: Н. Саватюгина
Аннотация
Эта книга, подводящая итог знаменитой трилогии, состоит из трех частей: «Гроб в небе», вероятно, должен был стать наиболее ярким эпизодом романа «Спираль»; «Лимонное сердце» — это самый первый по времени эпизод из «Звонка»; «День рождения» опускает занавес после романа «Петля».
Козди Судзуки Рождение
Гроб в небе
Ноябрь 1990 года Перед тем как она потеряла сознание, в ее глазах отразилось небо. Не само небо — поле зрения было слишком небольшим, — а его узкий прямоугольный вырез. Кроме этого вертикального голубого столба света все вокруг было черным. Сначала она не поняла, что видит и где находится. Так бывает, когда просыпаешься и еще нечетко осознаешь грань между сном и явью. Справа и слева вплотную подходили бетонные стены, спина тоже ощущала что‑ то твердое. Если бы кусок неба был круглым, то могло показаться, что лежишь на дне колодца, но, судя по форме, это была прямоугольная шахта глубиной несколько метров. Было зябко. Отсюда невозможно было увидеть солнце, но прозрачность воздуха подсказывала, что еще раннее утро. Иногда где‑ то поблизости необычайно громко каркали вороны. Самих их не было видно, не слышно и хлопанья крыльев, только карканье раздавалось в тесном пространстве. Внезапно оно прекратилось, и донесся пароходный гудок. Не иначе, по близости море. Ее ноздри уловили едва ощутимый запах соленой воды. Крыша здания, стоящего на набережной Токийского залива? Она постепенно исследовала место, где находилась. Чуть повернув голову, она увидела две ржавые трубы. Стены подходили так близко, что трудно было пошевелиться. Из раскрошившегося цемента торчали стальные прутья. Они усиливали ощущение тесноты и без того небольшого пространства. Оставалось только лежать как палка, прижав руки к телу и вытянув ноги. Она приподняла голову и постаралась взглянуть наверх. То, что раньше казалось тонким железным прутом, теперь (уж не галлюцинация ли это? ) мягко раскачивалось на ветру, задувавшем в шахту. Она пригляделась и поняла, что это не прут, а тонкая матерчатая веревка, похожая на пояс от легкого летнего кимоно‑ юката. К чему она крепилась, видно не было. ... Паутинка. Как только в памяти всплыло название «Паутинка»[1], она подумала об аде, и ей показалось, что все поры ее тела плотно закупорены. Она не могла вспомнить, как оказалась здесь. Воспоминания распадались на бессвязные отрывки, будто рассыпавшаяся мозаика. Как ни старалась, фрагменты не складывались в осмысленный порядок, и непонятно было, что за чем следует. ... Где же я? Почему я здесь? Она понимала, что частично потеряла память, но не знала, насколько велика эта часть. Она попробовала произнести про себя свое имя. ... Маи Такано. Вроде так. Похоже, ее действительно зовут Маи Такано. Но она не могла избавиться от неприятного ощущения, будто в ее тело втиснуто что‑ то инородное, с какого‑ то момента ей стало казаться, что она — это не она. Теперь возраст, место жительства, биография и так далее. Она пробовала восстановить, пока не поздно, информацию, которая могла бы помочь что‑ нибудь прояснить. ... Двадцать два года, студентка. Поступила на факультет литературы, потом, в аспирантуре, решила заняться философией. Вдруг заболели ноги. Точнее, она впервые, с тех пор как пришла в себя, заинтересовалась болью в ступнях. Маи Такано с опаской попыталась взглянуть на свои ноги, но не смогла их разглядеть. Она была ошеломлена. Что‑ то заслоняло ноги. Она прищурилась и поняла, что это — ее вздувшийся живот. От удивления Маи Такано широко открыла глаза. Живот под толстым свитером сильно выделялся. Забыв про боль в ступнях, Маи Такано осторожно положила руку на выступавший живот. Это не было что‑ то инородное, она хорошо чувствовала, что кожа на животе натянута. Что‑ то росло внутри тела, сильно натягивая кожу живота. Маи Такано всегда была стройной, с небольшой грудью и необыкновенно узкой талией. Не было ни страха, ни отчаяния. Когда прошло первое удивление, Маи Такано стала торопливо ощупывать живот обеими руками. Она не могла поверить в происходящее и не могла определить, какое чувство сейчас испытывает. Она осматривала свое тело объективным, спокойным взглядом. Мысли будто остановились, на душе было пусто. Она пристально разглядывала свой вздувшийся живот. Как ни посмотри, последний месяц беременности. Вот и слово — «беременная». В мозгу Маи Такано одно за другим стали возникать отрывочные изображения. Что‑ то подсказывало ей, почему она здесь. Первопричиной служила видеокассета. ... Потому что я посмотрела ее. Посмотрела, невзирая на плохое предчувствие, а не следовало. Маи Такано отчетливо вспомнила, как вставила кассету в видеомагнитофон и нажала пальцем на кнопку «play».
Не было ничего особенного в том, что она взяла в руки видеокассету и посмотрела ее. Маи Такано не могла знать, стоит ли за этим, на первый взгляд неожиданным событием чья‑ то воля или нет. Ужасно боясь невидимых глазу сил, она старалась уверить себя в чистой случайности. Скорее всего, она бы предпочла не знать правду. Маи слышала от Асакавы, друга Рюдзи, что смерть Рюдзи Такаямы как‑ то связана с видеокассетой. Однако никто не мог объяснить Маи, как именно. Маи сама придумала гипотезу о смерти, вызванной шоком при виде чего‑ то невообразимо ужасного. Чем еще можно объяснить причастность видеокассеты к смерти?.. Как еще можно понять вопрос Асакавы, заданный Маи, которая была свидетелем смерти Рюдзи Такаямы. — Вы уверены, что Рюдзи ничего не говорил вам перед смертью? Например, про видеокассету?.. Из его слов следовало, что смерть Такаямы связана с видеокассетой, но Маи все‑ таки сомневалась. Именно поэтому она и посмотрела ее, невзирая на предчувствия. Рюдзи Такаяма преподавал в университете логику и готовил для ежемесячного журнала большую философскую статью. Маи, его студентка, вызвалась переписать рукопись на чистовик. Каракули Рюдзи мог разобрать только человек, привыкший к его почерку. Маи и не думала ничем жертвовать, она предложила свои услуги просто потому, что было почетно первой прочитать работу учителя. Однако сразу после публикации последней части Рюдзи Такаяма скоропостижно скончался. По заключению Мицуо Андо, патологоанатома, проводившего вскрытие, смерть, по всей вероятности, была вызвана внезапным инфарктом миокарда вследствие закупорки коронарной артерии, которая, разветвляясь, покрывает всю поверхность сердца, но все же в кончине было много сомнительных моментов. Что же касается Асакавы, друга Рюдзи, он туманно намекал, что непосредственной причиной стал просмотр видеокассеты. Слухи о гибели Рюдзи привели его окружение в растерянность, растущую с каждым днем. Перед сдачей ответственному редактору заключительной части рукописи, публикация которой растянулась на целый год, Маи обнаружила, что не хватает нескольких страниц. Она тщательно обыскала квартиру Рюдзи, но не нашла их и решила попытать счастья в доме родителей Рюдзи, который находился в Сагами‑ Оно. Сразу после смерти Рюдзи все вещи из его квартиры были перевезены в родительский дом. Оставалось надеяться, что отсутствующая часть рукописи могла оказаться там. Когда Маи объяснила матери Рюдзи в чем дело, та пригласила ее приехать. Маи отвели на второй этаж в комнату Рюдзи и предоставили полную свободу действий. Здесь Рюдзи прожил с начальной школы до второго курса университета. Все имущество из его однокомнатной квартирки — книги, одежда, электроприборы, мелкая мебель — было запаковано в картонные коробки, сваленные в беспорядке. Несколько листов бумаги могли быть где угодно. Понимая, что поиски займут уйму времени, Маи сняла шерстяную кофту и принялась за работу. Вскоре она осознала, что ищет иголку в стоге сена. Но как восстановить недостающие страницы? Оставалось только методично искать, но... Уже ощущая усталость от предстоящей работы, Маи вдруг почувствовала взгляд, сосредоточенный на ее сгорбленной спине. Ощущение, что за ней наблюдают, становилось все сильнее. Когда‑ то, еще старшеклассницей, Маи позировала классному руководителю, учителю рисования. Конечно, она позировала в одежде, но его взгляд, проникая сквозь одежду, ощупывал ее кожу, заставляя ее испытывать чувство стыда и какое‑ то странное пьянящее возбуждение. Узнав потом, что художник, рисующий голову человека, прежде всего внимательно изучает форму его черепа, Маи поняла, что она тогда чувствовала. ... Учитель рисования не сводил глаз с моих бедер. И теперь такой же, как тогда, проницательный взгляд пронзал ее спину, будто проходил сквозь кожу, протыкал мясо, старался дотянуться до костей... Маи, не в силах сопротивляться, обернулась. За спиной стоял какой‑ то черный предмет, накрытый ее розовой кофтой. Когда перед началом работы Маи сняла кофточку, она, сама того не заметив, кинула ее именно сюда. Маи сдернула кофту: под ней оказался черный корпус видеомагнитофона. Он не был включен в сеть, но маленькая красная контрольная лампочка почему‑ то тускло светилась. В голове Маи пронеслись слова Асакавы: «Вы уверены, что Рюдзи ничего не говорил вам перед смертью? Например, про видеокассету?.. » Этот вопрос заставил Маи включить магнитофон в сеть.
Ощущение того, что она находится именно там, где и должна находиться, становилось все сильнее. Это не случайность. Видимо, это неизбежность. Да, действительно, шахта на крыше здания, в которой сейчас лежала Маи, по форме напоминала видеокассету. Точнее, коробку для видеокассеты. Непонятно, какую роль играла эта шахта в конструкции здания. Может быть, это была водопроводная или вентиляционная шахта. Маи плохо разбиралась в устройстве многоэтажных зданий. Звуки, доносившиеся сквозь бетон, походили на движение лифта. Возможно, она где‑ то рядом с машинным отделением. Небо заметно светлело. Утренний воздух прояснялся и голубел. Солнечные лучи разделили стены шахты на полосы света и тени. Полоса света росла так медленно, что взгляд успевал следить за ней. Внутри огромной видеокассеты двигались лучи солнца... Маи вспомнила, как она вытащила видеокассету из магнитофона в доме родителей Рюдзи. Она включила его в сеть и нажала на кнопку «Eject». Заработал моторчик, видеокассета выпрыгнула и, растянув губы в хитрой улыбке, показала язык — «бе‑ э‑ э». Мертвый механизм почему‑ то был теплым. Хотя Маи только что включила его в сеть, пальцам передалось живое тепло. Сбоку на видеокассете плохим почерком была сделана надпись: «Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис‑ младший. 1989». Трудно было представить, что надпись соответствует содержанию. У Рюдзи не могло быть этой музыкальной подборки. Наверно, на кассете что‑ то другое, просто название старое. Сейчас Маи больше раскаивалась не в том, что посмотрела видеокассету, а в том, что взяла ее без разрешения из дома родителей Рюдзи. Почему же она ее не оставила? Раз уж она зашла, чтобы найти недостающие страницы рукописи, незачем было обращать внимание на всякие посторонние предметы. С тех пор как она взяла кассету домой, ее судьба была предрешена. Полоса света спускалась по стене шахты, в глаза Маи ударил солнечный луч. Солнце стояло высоко. Время летело очень быстро. Не то что раньше. Она очнулась совсем недавно, сейчас должно быть раннее утро. Однако, судя по тому, что полоса света дошла до дна шахты, близился полдень. Она подняла левую руку. Часов на руке не было, оставалось сверять время по солнцу. Казалось, будто из сознания выпали некоторые части. Иначе было невозможно объяснить, почему время движется не плавно, а скачками. Состояния в сознании и обмороки чередовались. Возможно, после прихода в сознание она несколько часов находилась в полудреме, пытаясь припомнить произошедшее. Теперь она поняла, что делать. ... Надо придумать, как выбраться отсюда. Если выбраться не удастся, останется только сходить с ума в ожидании медленной смерти. ... Я уже становлюсь странной? В такой ситуации страх и тоска должны быть сильнее. Но Маи будто наблюдала за собой со стороны. Она боялась только одного: что скоро от обмороков и слабости уже не будет понимать, что к чему. Вдруг в мозгу Маи всплыло воспоминание о девочке, умирающей на дне колодца. Образ должен был обязательно от чего‑ то исходить, но Маи не могла найти его источник. Может, это от запаха. Откуда‑ то потянуло чем‑ то цитрусовым, а может быть, ей только показалось. Образ маленькой девочки повисел над Маи и медленно растаял. Образ был такой реальный, будто девочка на самом деле находилась здесь. Маи внимательно прислушалась и оценила ситуацию. Невыносимо страшно быть совсем одной. Ей хотелось, чтобы кто‑ нибудь был рядом. Она могла надеяться только на слух. Маи неподвижно ждала, когда поблизости раздастся звук шагов. Обидно, что сама она была бессильна. ... Ужасно ждать помощи, когда ты не в силах помочь себе. Маи терпеть не могла пассивное ожидание. Веревка, спускавшаяся со стены, была единственной спасительной нитью, связью с миром внизу. Наверное, вместе связано несколько поясов от юката, но отсюда виден только один узел. Откуда взялась веревка? Если сравнить веревку с телом змеи, то узел был головой. Веревка была тонковата, чтобы выдержать вес Маи, но другого выхода не было. Конец веревки раскачивался в нескольких десятках сантиметров от руки. Маи решила проверить, насколько может двигаться ее тело. Она с трудом приподнялась на локтях, но стукнулась о стену левой, больной, ступней. Боль была такой сильной, что Маи даже не могла вскрикнуть. Лодыжка была вывихнута или сломана. Но все‑ таки боль говорила Маи о том, что она в ясном сознании, и это придало ей смелости. Покрываясь холодным потом, она терпела боль. Какое там выбраться самой — она не могла даже подняться на дне этой шахты. ... Позови на помощь! Маи изо всех сил пыталась найти решение. Как можно сообщить обитателям другого мира, что я здесь. — Помогите! Помогите! Она кричала, но голос только улетал в небо, раскинувшееся вверху, и вряд ли ее кто‑ нибудь слышал. Пока кто‑ нибудь не появится на крыше, кричать бесполезно. Маи подумала о другом выходе. Если люди сами не выйдут на крышу, можно привлечь их внимание. Например, если сверху что‑ нибудь упадет, прохожие могут посмотреть вверх. ... Может, что‑ нибудь попытаться сбросить? Вытянув руки, она пошарила над головой и нащупала кончиками пальцев несколько кусочков цемента. Маи взяла один из них — он был размером с большой палец руки. Шероховатый кусочек старого раскрошившегося цемента наверняка не сильно ранит, если случайно попадет в голову. В старшей школе Маи была хорошей спортсменкой, она занималась бегом на короткие дистанции, а в метании мяча была одной из первых. Однако она никогда не пробовала кидать мяч, лежа на спине. Высоко ли он сможет подняться? Другого способа, кроме как согнув и резко распрямив правую руку, нет. Если кусочек цемента не перелетит через ограждение крыши, все будет напрасно. Солнце клонилось к западу. Надо попробовать днем, пока еще многолюдно. Маи зажала кусочек цемента в правой руке и бросила его в небо. В одно мгновение он исчез, беззвучно поглощенный воздухом. Только теперь в этом пространстве с ограниченным полем зрения Маи почувствовала страх. Весь мир свелся к узкому длинному куску неба, напоминавшему тандзаку[2]. Она стала сомневаться, связано ли вообще это место с миром внизу. Кусочек цемента не мог разрешить ее сомнений. Пошарив вокруг еще раз, она нащупала обрезок железной трубы, сантиметров десять. Судя по величине и весу, ее можно было подкинуть гораздо выше, чем кусочек цемента. Однако если он попадет человеку прямо в голову, то основательно ранит его. Но желание подать о себе знак было сильнее жалости к возможной жертве. Маи залезла рукой в карман в поисках подходящего клочка ткани. Все что угодно, хоть носовой платок. Если привязать его к обрезку, вероятность того, что ее сочтут случайно упавшей вещью, наверняка уменьшится. Платка в кармане не оказалось. Оторвать кусок от свитера или от подола юбки не представлялось возможным. Что же делать? Маи закрыла глаза, и тут ее осенило. Нужно привязать трусы. Чем больше будет контраст привязанной вещи с железной трубой, тем больше это привлечет внимания. Сразу станет понятно, что это принадлежит женщине. У нее только один шанс, если она ошибется, все пропало. Правда, она не была уверена, что сможет вытерпеть боль, когда будет снимать трусы. Маи медленно подтянула подол юбки и дотронулась до бедер там, где должны были быть завязки эластичных трусиков, но ее ногти только царапнули по коже. Маи искала снова и снова, но никак не могла найти завязки. ... Трусов нет?! Такого никак не могло быть. Маи никогда не выходила на улицу без нижнего белья. Она повернулась на правый бок, потом на левый, неестественно вытягивая шею и пытаясь посмотреть на бедра, но выступающий живот закрывал обзор, оставалось действовать на ощупь. Когда Маи окончательно убедилась в том, что на ней нет трусиков, она почувствовала, как под руками внутри живота что‑ то задвигалось. Можно было подумать только, что это движение плода. Но Маи была девственницей. Вопрос, почему она не надела трусов, сменился вопросом, что же у нее в животе. Из‑ под задранной юбки выглядывала часть живота. Что‑ то давило на него изнутри, на сильно натянутой коже появлялись и исчезали выпуклости, живот неуловимо быстро менял форму. Вспомнив похожую сцену из фильма, который она видела несколько лет назад, Маи снова начала терять сознание.
Она не могла забыть. Маи знает саму себя лучше всех. Только один раз она предоставила свое тело парню. И сейчас она лежит в такой же позе, как тогда, на узкой кровати в его квартире: навзничь, с вытянутыми руками и ногами. После долгих переговоров они решились. Он учился на литературном факультете того же университета, что и она, его звали Сугияма. У Сугиямы были гармоничные черты лица и стройная фигура. Он был немного выше Маи и, по ее мнению, на самом деле являлся подходящей парой для нее. Однако не внешность привлекала в нем Маи, а его образованность не по годам. Он был очень начитан, обладал эрудицией, охватывающей все области знаний, и мог с легкостью ответить на любой вопрос. Отвечал он так быстро и точно, что само задавание ему вопросов доставляло удовольствие. Он хорошо знал литературу, его речь пестрила цитатами из греческих мифов и других легенд. Он владел техникой обольщения женщин в разговоре. Поступив в университет, Маи забросила спорт и решила всецело посвятить себя учебе, но потеряла голову от сексуальной притягательности Сугиямы. В средней и старшей школе Маи занималась легкой атлетикой, и ее давние друзья удивлялись, что она выбрала такого мужчину, как Сугияма. ... Ого, тебе же нравятся спортивные мужчины. Однако если бы Маи пришлось выбирать, что лучше — тело или душа, Маи без колебания выбрала бы душу, в которой есть место таланту. Конечно, это не распространяется на тех, у кого есть и то и другое, но до знакомства с Рюдзи Такаяма Маи таких мужчин не встречала. Когда Маи еще посещала секцию легкой атлетики, ее несколько раз приглашали на свидания старшие ребята. Будучи еще невинными юношами, они ни разу прямо не предложили ей переспать, но, когда они вместе сидели за столом, ей бывало неприятно чувствовать их растущий мужской пыл и бьющее через край возбуждение. Ей нравилась бесполая привлекательность... Она создавала своеобразное чувство вольготности, когда нет необходимости защищаться от непрошеного внимания, привлекать, а потом вынужденно отталкивать. Тогда в квартире Сугиямы это началось как церемония. Спланированный поступок, отвечающий обоюдному желанию. У Маи в это время не было никаких сомнений по поводу потери девственности. Следуя указаниям, Маи легла на кровать и крепко закрыла глаза. От волнения ее руки и ноги одеревенели, и это положение, с вытянутыми прямо руками и ногами, было таким же, как и сейчас. Сугияма не пытался снять напряжение Маи. Наоборот, будто наслаждаясь этим, он молча приступил к делу. Сугияма постепенно снимал с нее одежду. Маи отчетливо представила себя обнаженной. Эта на редкость равнодушная церемония перед сексом, совершенно без поцелуев и ласк, с четким распределением ролей на человека, который снимает одежду, и человека, с которого снимают одежду, не показалась странной для неопытной Маи. Когда остались только лифчик и трусики, Сугияма поднес руки к ее груди. Потом внезапно задрал ей лифчик, и на свет показалась маленькая грудь Маи, которая в положении лежа казалась почти плоской. Маи увидела свою грудь глазами Сугиямы. Ей казалось, что огромные, по сравнению с небольшой грудью, соски направлены прямо в потолок. Этот образ четко отпечатался в ее голове. Маи оставалась с выставленными на обозрение грудями и задранным лифчиком несколько секунд. Ей представлялось неприличным лежать с подчеркнуто плоской грудью в состоянии неопределенности. Маи почувствовала взгляд Сугиямы, внимательно осматривающий ее тело, потом направление взгляда изменилось. Маи догадалась об этом по движению воздуха, и ее охватило беспокойство. ... Что он делает? Быстрее. Однако желание Маи не осуществилось, руки Сугияма вернули лифчик на место. Маи открыла глаза и с удивлением наблюдала за Сугиямой, который надевал на нее одежду. Она осталась невинной. Маи одними глазами спросила Сугияму: ... Почему? Сугияма сказал ей на ухо: — Все‑ таки не будем. Неестественно кратко для своей обычной болтливости. Сугияма мог бы в красках объяснить свою нерешительность и убедить Маи в ее необходимости. Но он без всяких объяснений только произнес: «Не будем». В голове Маи стало пусто, она перестала понимать произошедшее. Ее захлестнуло чувство унижения. Будто ее лишили личности и сделали просто куклой, которую одевают и раздевают. Несмотря на то что они оба были согласны заняться сексом, почему пришлось на полпути повернуть обратно? Ее тело оказалось настолько непривлекательным? На словах объяснения не последовало, поэтому само по себе возникло негативное ощущение. Не понимая, почему у него пропало настроение, Маи погрузилась в глубокое отчаяние. ... Потому что грудь маленькая? Задала себе вопрос Маи. Если причина в этом, то и до раздевания размер груди был виден под одеждой. Ей так ничего и не объяснили, и оскорбленной Маи ничего не оставалось, как уйти из квартиры Сугиямы и пойти к себе домой. Отношения Маи и Сугиямы на этом закончились. Потом парни часто ей это предлагали, однако она не смогла переступить черту. Маи каждый раз вспоминала эту сцену, и сразу подступал страх этих нескольких секунд пустоты. Неприятно, когда долго оценивают ее голое тело. Лучше уж оставаться девственницей всю жизнь. Ошибки не было. Невозможно, чтобы в памяти образовались такие провалы, даже проверять глупо, ведь она еще совсем неопытна. ... Почему я беременна? Возмездие... Результат, имеющий под собой предлог. Непосредственным основанием можно считать то, что она посмотрела ту видеокассету. Затем Маи четко припомнила основную причину. ... Когда я смотрела видеокассету, у меня случилась овуляция. Подтверждением тому служили середина цикла месячных и температура во влагалище. Овуляция... видеокассета... из‑ за того, что сложились два важных фактора, это привело к нынешним изменениям в теле. По стенам поднимались солнечные лучи. Солнце клонилось к западу, шахтой с каждым часом овладевала темнота. Маи снова почувствовала оценивающий взгляд, будто на ее тело смотрит Сугияма. Но рассматривали ее не снаружи шахты. Взгляд исходил из глубины. Действительно, похоже, что за ней наблюдают глаза внутри нее. Словно доказывая это, что‑ то снова ударило в утробе слабым, но резким тычком.
Потерянная часть рукописи так и не нашлась. Встреча с редактором, занимающимся публикацией, была назначена на завтра. До завтрашнего дня надо было переписать оставшуюся часть рукописи и отдать ему. Был уже поздний вечер. Маи в своей однокомнатной квартирке мучилась над разложенной на столе рукописью. Комната Маи была маленькой, всего в пять татами. Когда она занималась, то сидела в кресле перед низеньким столиком, который использовала и как обеденный, и как письменный. Опять же с книжных полок можно было все достать, стоит лишь протянуть руку. Между книгами была втиснута четырнадцатидюймовая видеодвойка. Не зная, как лучше закончить рукопись, Маи который раз отрывала от нее взгляд и тяжело вздыхала. Все это время она была поглощена только тем, как дописать пропавшую часть рукописи собственными словами. Понятно, что между двумя страницами есть логический зазор. Поскольку она пыталась восполнить своими мыслями эту прореху, рукопись совершенно не двигалась, оставалось только со стоном ломать себе голову. Однако внезапно ее осенило, что можно не вносить поправки в рукопись, а упорядочить ее, что‑ нибудь исключив. ... У меня ничего не получается, потому что я пытаюсь добавить что‑ то свое. Намного легче было урезать рукопись, чем дополнять. При этом нечего бояться, что она исказит мысли Рюдзи. В тот самый момент, когда она приняла решение, что делать, Маи расслабилась — если до утра она с этим справится, то цель будет достигнута. И тут на глаза ей попалась видеокассета, нацелившаяся заполнить пространство, освобожденное от мыслей о рукописи. Видеокассета, которую она взяла вместо ненайденной рукописи, безучастно лежала на телевизоре. Даже если я просмотрю ее для смены обстановки, наверно, у меня останется достаточно времени, чтобы успеть подготовить рукопись. Сейчас стало понятно, что Маи попала в искусно подстроенную ловушку. Неизвестно кем расставленная западня... Маи была обманута умыслом невидимого существа. Сидя в кресле, Маи привычно протянула руку и взяла видеокассету. «Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис‑ младший. 1989». Кассета была без коробки. Даже по почерку на этикетке можно было определить, что кассета не принадлежала Рюдзи. Кто‑ то другой записал кассету, она каким‑ то образом попала в квартиру Рюдзи и, пройдя через несколько человек таким окружным путем, сейчас использовала силу притяжения в квартире Маи. Маи вставила кассету в видеомагнитофон. Система автоматически включилась. Маи нажала кнопку «play». В тот момент, когда она коснулась кнопки, чувство интуиции приказало ей остановиться. ... Сейчас еще не поздно выкинуть эту дрянь. Однако голос инстинкта заглушило шуршание пленки в магнитофоне, и все‑ таки любопытство взяло верх. По экрану пошли полосы, потом мгновенно экран словно залило чернилами. Все, пути назад нет. Маи, выпрямившись, приготовилась смотреть до конца. Через экран на нее выливалось высокомерие, требующее пристального внимания. «Смотри до конца! Иначе тебя съест мертвый». Толстая чернильная линия, извиваясь, действительно сформировалась в угрожающую фразу. На экране появилась светящаяся мерцающая точка, и хотя было неприятно, что ее свет проникает в глазное яблоко, но отвести взгляд было невозможно. На экране появилось изображение — беспорядочный набор бессмысленных кадров. Однако эти следующие одна за другой сцены поистине обладали сильным воздействием и брали за душу, вызывая чувство сопричастности. Сила воздействия была настолько велика, что создавала ощущение влияния изображения на тело. Выплеснулось что‑ то алое и превратилось в лаву, обжигающую склоны, с первого взгляда видно, что это — действующий вулкан, из жерла которого течет лава. Искры огня, танцуя, поднимались в вечернее небо — несомненно, природный пейзаж. Сцена неожиданно оборвалась, и на белом фоне появился черный иероглиф «гора» и растаял, потом две игральные кости стали перекатываться на дне чугунной плошки. Потом на экране наконец появилась человеческая фигура. Старуха, сидевшая на рисовой циновке, смотрела прямо в камеру и что‑ то бормотала. Она говорила на редком диалекте, и слов невозможно было разобрать, но казалось, что это предостережения. Старуху сменил истошно вопящий, красный, только что родившийся младенец. Его тело на глазах становилось все больше и больше. Маи испытывала галлюцинацию, будто она обнимает двумя руками младенца, находящегося внутри экрана. Ладони ощущали прикосновение к коже, покрытой околоплодными водами. Младенец был весь мокрый и, казалось, выскальзывал из рук. Маи невольно отдернула их. В это мгновение младенец исчез, раздались крики множества людей: «Лгун! », «Мошенник! ». Возникли вставленные в поле клеток доски для игры в го сотни лиц. Если присмотреться, то каждое лицо выражало осуждение. К тому же они размножались, делились и, превратившись в бесчисленное количество точек, заполнили весь экран. Экран стал темным, в центре всплыл иероглиф «непорочность». Внезапно появилось лицо мужчины — перемена слишком неожиданная. Мужчина прерывисто дышал, по его лицу струился крупный пот. За спиной мужчины были видны деревья. Спортивная куртка сползла с плеча, и оно, обнаженное, светилось от пота, обожженная на солнце тонкая кожа шелушилась. Пейзаж за спиной и внешний вид мужчины говорили о том, что событие происходило летом. Глаза мужчины, в которых сквозило скрытое желание убивать, налились кровью. Он скривил рот, из которого капала слюна, поднял голову и исчез за рамками экрана. Когда он появился снова, на его плече зияла рана. Видно было, как из распоротого мяса брызжет кровь. Прямо на экран, огромное количество крови. Снова неизвестно откуда раздался плач младенца. Истошный, который будто заставлял дрожать не только барабанные перепонки, а всю кожу. Маи вспомнила ощущение от прикосновения к коже младенца. В центре экрана появилась круглая светлая дыра. Как будто из темноты смотришь вверх на полную луну в небе. Вскоре из полной луны стали падать большие, размером с кулак, камни. ... Наверно, этот человек смотрит вверх со дна колодца. Маи, увидев сцену с полной луной, смогла полностью осознать ситуацию, наверно сработала интуиция. Окружность, похожая на полную луну, если и была очертанием колодца на самом деле, в этот момент определить это было невозможно. В самом конце снова всплыли фразы: «Каждый, кто видел эти кадры, умрет ровно через неделю в это же время. Если ты хочешь остаться в живых, то сделай так, как я тебе скажу. Ты должен... » На этом изображение внезапно прерывалось рекламой средства от комаров, которая часто идет по телевизору. То место, где был записан способ избавления от неминуемой смерти, было стерто — поверх него записали телевизионную рекламу. Маи дрожащей рукой нажала на видеомагнитофоне кнопку «stop». Она клацала зубами от страха, пробовала что‑ нибудь сказать, но не могла произнести ни слова. Она была ночью совсем одна в однокомнатной квартирке, даже не с кем было поговорить... Вдруг она осознала, что видеокассета, убивающая человека, который ее посмотрел, через неделю, существует. Асакава в отношении причины смерти Рюдзи Такаямы точно спрашивал о ней. «Вы уверены, что Рюдзи ничего не говорил вам перед смертью? Например, про видеокассету?.. » Видеокассета, без сомнения, была в комнате Рюдзи Такаямы. Рюдзи посмотрел эти кадры и ровно через неделю умер загадочной смертью. Если ты сам не видел этого, наверно, никогда не поверишь, если тебе расскажут. Ужасающая реальность, заключенная в любой из сцен, передалась каждой клетке. Появилась тошнота. Маи, которая испуганно сидела перед видеомагнитофоном и не знала, что делать, почувствовав надвигающийся приступ рвоты, бросилась в ванную. ... Не нужно было смотреть. Однако раскаиваться уже было поздно. Ее охватила ужасная мысль, что она посмотрела кассету не по своей воле. Воля другого человека заставила ее. Маи вставляла пальцы в рот, пока не опустошила желудок. В этот момент ей хотелось, чтобы вышло все, что находилось внутри ее тела. Будто какая‑ то инородная вещь проникла в организм. От вкуса желудочного сока у нее на глазах выступили слезы. Маи, стоя на коленях перед унитазом, тяжело дышала. Потом возникло ощущение, что она постепенно исчезает, и Маи потеряла сознание. После просмотра кассеты она часто неожиданно теряла сознание. Она не могла полностью вспомнить череду событий за неделю. Маи приходила в себя через несколько часов, и она даже не могла определить, где она находится. Будто у нее забирали душу. ... Забирали душу. В самую точку. Маи заметила, что кто‑ то все больше и больше управляет ее телом. После того просмотра инородное тело, проникшее в ее плоть, постепенно разрасталось. Инородное тело пробралось так легко именно потому, что она просмотрела кассету в день овуляции? Или все люди, видевшие эту видеокассету, таким же образом отправлялись в путешествие к смерти? Маи чудилось несчетное количество сперматозоидов, направляющихся в сторону яйцеклетки во флопиевой трубе. Реальный рисунок, который она однажды видела в учебнике по половому воспитанию. Не бросились ли к трубе микрочастицы вируса, зародившиеся во множестве из‑ за просмотра видеокассеты? Иначе невозможно понять причину того, что она забеременела, несмотря на то что была девственницей. В ней несомненно существует жизнь. Жизнь, которая двигает руками и ногами в растянутой матке и постоянно по ней ударяет.
Конец веревки щекотал согнутые в коленях ноги. Кажется, что кончик веревки опустился немного ниже, чем днем. ... Кто и зачем спустил эту веревку в шахту? Даже сомнений не возникало. Рукам Маи вернулось ощущение того, как она привязывала к поручням на крыше другой конец веревки. Моментальные фотографии, снятые со вспышкой, вставлены одна за другой в сознание, в темноте фактически всплывала собственная фигура. Тем, кто привязывал веревку нервными движениями пальцев, управляемый чьей‑ то волей, несомненно, была сама Маи. Казалось, обессилишь, если бросишь это занятие; ноги тряслись, при этом Маи преследовало непонятное чувство ответственности, она сосредоточенно привязывала веревку. Веревка была заготовлена перед выходом из квартиры. Вместе с веревкой она должна была еще что‑ то приготовить, но это стерлось из памяти. Что же это могло быть? Насколько она помнила, оно лежало в пакете. Осталось только ощущение склизкости. С тех пор как она посмотрела видеокассету, жизнь, постепенно развивающаяся в матке, с какого‑ то момента начала оказывать влияние на организм. Когда она внезапно прислушивалась к себе ночью, до нее иногда доносились движения инородного тела. За четыре‑ пять дней живот вырос настолько, что достиг размера последнего месяца беременности, и молоко выступало из набухших сосков. Почему она на дне шахты этого здания? Только сейчас Маи четко поняла причину. ... Чтобы разрешиться от бремени... Маи ни капельки не верила, что внутри находится ее собственный ребенок. Она даже сомневалась, человек ли это. ... Зверь. Нет, она даже не ощущала, что оно живое. Чувство ответственности заключалось в том, что надо родить эту ни на что не похожую вещь тайно. Чувство ответственности взялось непонятно откуда, но оно навалилось, не давая возможности выбора. Оно подстрекало Маи к действию — надо сыграть роль «куколки бабочки». Как раз вчера ночью в это же время Маи сняла и отбросила трусики, незаметно вышла из квартиры, поднялась на крышу этого здания, окруженного складскими помещениями. Это было старое здание, построенное вдоль набережной, с наступлением вечера прохожие здесь не появлялись, даже машин сюда мало заезжало. Забравшись на решетчатую площадку на уровне второго этажа, она поднялась по спиральной пожарной лестнице на крышу, потом — по маленькой лестнице на башню и вышла на верхнюю часть здания, где находилось лифтовое отделение. Со стороны моря располагалась глубокая вентиляционная шахта, совсем как гроб, плывущий в воздухе. Место, как раз подходящее, чтобы бабочке вылезти из кокона, чтобы оставить кожу, из которой ушла душа. И от дома Маи не очень далеко, и попасться людям на глаза довольно трудно. Маи попыталась спуститься вниз по привязанной веревке, но упала и вывихнула лодыжку. ... Сколько сейчас времени? Днем, благодаря движению солнечных лучей, время примерно понятно. Однако ночью, через несколько часов после захода солнца, полагаться на свет звезд действительно ненадежно, теперь не узнать, сколько времени. После того как она вышла из комнаты, наверно, прошло двадцать четыре часа. Неожиданно Маи стало грустно. Это время она провела здесь, а ее сознание возвращалось к ней часа на два‑ три, не больше. Она много раз испытывала странные неприятные чувства — изумление и страх, но печаль — впервые. Несомненно, тело Маи знает, что ее земное существование заканчивается. Она попробовала встать, но не смогла, попробовала крикнуть, но горло было заложено. В противоположность ее слабости движения в животе становились все более ощутимыми, сила, давящая изнутри, была полна жизни. Происходила передача сил жизни. Она вспомнила о прожитых двадцати двух годах, и ей стало горько. Ужасно жаль себя, когда твое тело предназначено для того, чтобы в него засунули что‑ то непонятное, и используется, только чтобы родить. Маи теперь понимала причину своих слез. Страх перед существом, которое старалось убить ее жизнь, породило печаль. Середина ноября. Последние несколько дней держалась ясная и теплая погода, но, конечно, с наступлением ночи становилось прохладно. Холод цемента пронизывал до костей, делая печаль Маи все сильнее. Тоненькая струйка воды, будто что‑ то протекает, появилась внутри шахты. Пришли ощущения сырости и подавленности. Маи разрыдалась. ... Помогите, помогите. Слова не прозвучали вслух. И тут навалилась боль схваток, ассоциирующаяся с большим волнением моря, и печаль, и холод — все чувства отступили. Казалось, запах моря почувствовался сильнее. Не иначе как сейчас начинается прилив. Мама говорила об этом, когда я была маленькой. ... Ты родилась во время прилива. Мама утверждала, что, согласно природным ритмам, человек рождается во время прилива и умирает во время отлива. Все сконцентрировалось, будто жизнь и смерть возникли одновременно. Если так, что это — прилив или отлив? Изменение силы тяжести, несомненно, влияет на жизнь и смерть. Схватки немного ослабли, стали несколько реже, чем ритм набегающей волны. Слышно, будто низко звучащая мелодия заглушает их. Гудок судна, сигналы машин вдалеке эффектно расставляли акценты. Эти накладывающиеся друг на друга звуки ночных улиц создают мелодию? Или сюда случайно доносится музыка, которая плывет из квартиры дома? Или?.. Маи уже не может судить, действительно ли она слышит музыку или нет. Невозможно понять разницу между слуховой галлюцинацией и реальным звуком. Просто когда ее слышишь, на душе становится спокойнее. Ужасная боль в теле от загадочных схваток на какое‑ то время стихла, и Маи в это мгновение испытала странное чувство. Она неожиданно догадалась, откуда раздается неясная мелодия. Хотя вряд ли это возможно. Стараясь отогнать внезапную мысль, она приподняла голову и пристально посмотрела на свой живот. ... Кто же поет в таком месте? Маи представила, как жизнь, находящаяся внутри, поет песню, чтобы смягчить боль. Совершенно темная матка, наполненная околоплодными водами, сейчас похожа на окружающую среду, где находится Маи. Существо, которое нежно поет, собирается уже скоро показаться на свет. Голос молодой девушки. Он и рядом, и далеко. Хозяйка голоса перестает петь и начинает низко или тихо говорить. Слова женщины, которая прежде один раз умирала. ... Я раньше умерла на дне колодца! Женщину зовут Садако Ямамура, и она просто рассказывает подробности. Трудно было не верить. Голос говорил, что изображение на видеокассете не снималось видеокамерой, а запечатлено воздействием мысли, отображающей пять чувств Садако Ямамуры. «А, вот как», — она и сама догадывалась. Во время просмотра чувства Маи совершенно совпали с чувствами незнакомой женщины, Садако Ямамуры. Изображение только что родившегося младенца промелькнуло перед мысленным взором Маи. Матка резко увеличилась. Маи стала тужиться в соответствии с ритмом схваток. В ушах застыл стон боли, раздавшийся в тесном пространстве. Совершенно не осознавая, что это ее собственный голос, она пыталась разобраться в нахлынувшем неприятном чувстве. Если сравнить с самым началом, то ритм схваток стал чаще, энергия, направленная на рождение, сгустилась, еще сильнее сжимая мышцы матки и живота. В голове Маи безостановочно разбивались гигантские волны. Согласно этому ритму она дышала полной грудью, сдерживая желание закричать от родовых потуг и сосредоточив все силы организма в нижней части живота. Не иначе как сейчас Луна обходит Землю и медленно направляется к приливу. Внезапно пошли сильные потуги. Энергия, став глыбой, старалась прорваться к выходу. Маи вытянула руку, чтобы опереться. Она хотела хоть что‑ нибудь схватить. ... Рождается! Когда ощущение растеклось по всему телу, сознание Маи отдалилось куда‑ то очень далеко.
Наверно, потеря сознания длилась не более двух‑ трех минут. Придя в себя, Маи уловила маленькую тень, копошащуюся между ее бедер. Младенец беззвучно выползал из матки, извиваясь телом и стараясь поднять верхнюю его часть, умело используя две руки. Казалось, будто он плывет. Молчаливое движение, не сопровождаемое первым криком младенца... Только одно это доказывало, что у него уже есть воля. Грудь Маи не переполнилась радостью и волнением, которые следует испытывать от материнства. Тело смутно осознало тот факт, что наконец он родился. Наверно, победило чувство успокоения, что она избавилась от инородного тела. Когда глаза привыкли к темноте, Маи разглядела, как маленькая фигура постепенно становилась больше и больше. Младенец, чье тело было полностью покрыто липкими околоплодными водами, светился наготой при свете звезд и с отчаянным видом держал в руках что‑ то похожее на веревку. Перекрученная веревка, которая тянулась из его тела... похоже, он держал пуповину. Хоть он и родился, но еще не был разделен с ее телом, связан пуповиной. Совсем как той веревкой, которая болталась в шахте. Захотелось быстро ее перерезать. Однако Маи не могла сделать этого сама, лежала совершенно обессиленная. Значит, придется оставить все как есть. По сравнению с замученной Маи, младенец был очень энергичен. Он натянул двумя руками пуповину, больше похожую на канат, и захватил ее ртом, стараясь перегрызть. Конечно, это не означало, что у него уже были зубы. Красными деснами он вгрызся в центр пуповины, судорожно мотая головой из стороны в сторону. Это выглядело настолько ужасно, что невозможно было поверить, будто это младенец. Маленькое личико искривилось оскалом сатаны. Покончив с этим, младенец достал из полиэтиленового пакета, валяющегося у ног, влажное полотенце и начал вытирать свое тело. Это полотенце, похоже, и было именно той вещью, которую Маи сама приготовила вместе с веревкой и о которой забыла. Свалившись и подвернув лодыжку, она лежала так, что не могла увидеть его. Наверно, она не осознавала, что ей приказали подготовиться к родам, что она подчинялась командам зародыша, развивающегося в матке. Однако Маи этот факт не мог прийти в голову. Матка Маи продолжала сокращаться. Она попробовала немного поднатужиться, и тут же возникло ощущение, будто вышел послед. Как только это произошло, живот Маи будто сдулся. Теперь, из‑ за ставшего плоским живота, она смогла разглядеть фигуру младенца. Он вытирал свое тельце. Спокойно, будто разглаживал складки. Он знал, что надо делать после рождения, и мастерски справлялся с этим. Закончив вытираться, младенец, присев на корточки, начал двигать ртом. ... Что он делает? Движения, совершаемые ртом и руками, свидетельствовали о том, что он что‑ то ест. Вид с жадностью жующего младенца пробудил в Маи аппетит, она подняла голову. Кровь густо‑ красного цвета окрасила маленькие губки. Послышалось чавканье беззубого рта, кусающего мясо. Очень похоже, что он ел послед. Он набивал полный рот очень питательным последом. Внезапно тело младенца начало увеличиваться, он набирал жизненные силы. Поедая часть внутренности Маи, у которой от голода и сил не осталось, младенец удовлетворенно улыбался. В темноте их взгляды встретились. На маленьком личике в это мгновение отразилась печаль. — Ты Садако Ямамура? — с трудом спросила Маи. Младенец, не отводя глаз, наклонил вперед головку, ко лбу которой прилипли мягкие волоски. Это выглядело так, будто он подтверждает то, что он Садако Ямамура. Свисающая веревка коснулась его плеча. Младенец решительно схватился за эту веревку и бросил пристальный взгляд на Маи. В его поведении читалось желание выйти в другой мир. Младенец собирался взобраться по веревке. Как она и думала, он начал подтягивать свое тело выше и выше. На полпути остановился, посмотрел сверху на Маи, подмигнул и послал ей осмысленный взгляд. Может, он даже взывал к чему‑ то? Враждебности, сострадания, ненависти не было. Может быть, невозможно прочитать порывы души по выражению маленького морщинистого личика?.. Вскоре, достигнув начала вентиляционной шахты, младенец, залитый светом звезд, приобрел контурные очертания. Перегрызенная им пуповина была четко видна в середине контура. Пуповина была похожа и на хвост зверя, и на рога черта. Младенец стоял на краю шахты и смотрел на Маи. У нее возникла мысль уцепиться за эту черную фигурку. ... Помоги. Кроме него никого. Остается просить помощи только у существа, которое сама родила... Защищать должна сторона, которая рожает, но они поменялись местами. Просьба оказалась напрасной. Младенец стал втаскивать веревку наверх. Так же ловко, как отгрыз пуповину. Может, он не хотел оставлять ее привязанной, чтобы она не смогла вылезти. Однако она мечтала о том, чтобы он хотя бы только опустил веревку. Существовала какая‑ то причина, по которой он специально оборвал единственную паутинку, связывающую ее с другим миром. Навечно ей теперь оставаться в аду. Маи отчаянно взывала к нему, она была оскорблена жестокостью младенца. Движения младенца были само спокойствие. Он вел себя так, будто совсем не слышал просьб Маи. ... Пожалуйста, не бросай. Когда веревка была втянута наверх, личико младенца исчезло из отверстия вентиляционной шахты. Что же он теперь делает? Сверху доносился еще звук его шажков. Значит, он не ушел. Младенец, снова заглянув в отверстие, быстро взмахнул левой ручкой и бросил что‑ то вниз. При слабом освещении это что‑ то напоминало свернувшуюся змею. Моток несколько раз спутавшейся веревки упал на живот Маи. Что это? Простое озорство? Или это злой умысел? Младенец засмеялся и, не колеблясь, исчез в темноте ночи. Куда сейчас он идет и что потом будет? В глазах Маи пуповина, короткий конец которой торчал из младенца, навсегда осталась олицетворением черта. Со стороны Токийского залива донесся гудок парохода. Звук был похож на вой волка, на крик по крайней мере живого существа. Где‑ то рядом, отзываясь, залаяла собака. И море близко, и улица, где живут люди, не так далеко, как она думала. Несмотря на это, здесь правят законы совершенно другого мира. Прилив, наверно, сменился на отлив. Ничего особенного не произошло. Жизнь и смерть, не противореча друг другу, прекрасно сосуществовали в этом пространстве. Маи беспомощно улыбнулась и сосредоточила свой взгляд на темноте в том месте, где исчез младенец, и подумала о его будущем. Потом она пожелала, чтобы наступило утро, но ночь, похоже, будет еще долго тянуться. Маи не была уверена, что останется в сознании до рассвета. Вдруг она неожиданно почувствовала, будто звезды спустились к ней. Или ее тело поднялось?.. Состояние не такое уж плохое. Смерть подошла.
|
|||
|