Глава двенадцатая

Гардения провела ночь в слезах. Как только они с герцогиней добрались до своего номера в отеле, та рухнула в изнеможении. Гардении пришлось раздеть ее и уложить в кровать. Герцогиня выпила слишком много шампанского, была убита проигрышем и не могла ни говорить, ни осознавать происходящее.

Поэтому Гардения молча уложила ее, затем ушла к себе в комнату и закрыла дверь. Лишь когда она разделась и отдернула занавески, чтобы взглянуть на море, слезы заструились по ее щекам, и она по-детски отчаянно разрыдалась.

Она пыталась убедить себя, что плачет из-за безвыходного положения, в котором теперь оказалась ее тетушка, из-за страха перед будущим, из-за тех немыслимых обстоятельств, которые были всему причиной. Но в глубине души она знала, что это не так. Она плакала, потому что была одинока и испугана, потому что всем своим существом она жаждала любви, которая была с ней всего несколько коротких мгновений и которую, казалось, отняли, едва она успела протянуть к ней руки.

Даже будучи в глубоком отчаянии, она не могла забыть тот момент, когда любила и верила, что любима, когда весь мир казался сверкающим и прекрасным, потому что она думала, будто лорд Харткорт испытывает те же чувства, что и она.

— Идиотка, идиотка! — рыдала она, презирая себя за собственную глупость и неопытность; но даже готовность обвинить во всем себя не могла смягчить это пронзительное ощущение пустоты, которое было неотличимо от физической боли.

Она проплакала несколько часов; затем взяла себя в руки, понимая, что теперь никто не поможет ее тетушке, кроме нее, и что ей надо принять какое-то решение и потребовать от герцогини, чтобы она ему последовала.

Если во время поездки, слушая рассказы тетушки, Гардения повзрослела, то теперь из бедной безответной родственницы она превратилась в главу семьи. Она отвернулась от окна, потому что ей было тяжело смотреть на романтическую красоту моря, и принялась ходить взад и вперед по мягкому ковру своей спальни.

Надо было что-то предпринять, притом быстро! Она мысленно подсчитала, что у них есть: кучка бриллиантов, оставшихся в ларце тетушки, — несколько брошей, пара серег, одно или два кольца. За них можно получить кое-что, хотя далеко не ту сумму, которую они стоят на самом деле. Гардения ясно понимала, что сейчас все в Монте-Карло только и будут говорить о том, как ее тетушка швырнула бриллиантовое ожерелье на стол и как шакалы, почуявшие добычу, поймут, что с финансами у герцогини неблагополучно; в противном случае она не стала бы прибегать к таким театральным жестам, чтобы иметь возможность продолжать игру.

Гардения понимала, что завтра управляющий начнет наводить справки. Дойдут слухи о случившемся в Париже, и их попросят съехать.

Она вспомнила о том, что ее тетушка оставила в Париже: великолепные картины на стенах Мабийон-Хауса, дорогую мебель, севрские вазы, коллекцию золотых украшенных драгоценностями табакерок в малой гостиной, позолоченный, выложенный бриллиантами туалетный столик в спальне герцогини. Все это стоило тысячи и тысячи франков, но все было теперь конфисковано французскими властями, и не было никакой надежды, что герцогиня когда-нибудь увидит их снова.

Невольно мысли Гардении вернулись к манто из шиншиллы, и хотя оно стоило немалую сумму, она была рада, что оно также осталось в Париже. Это был символ предательства. В то время как герцогиня относилась к этому совершенно спокойно, Гардения знала, что никогда не смогла бы смотреть на манто, не испытывая чувства стыда и отвращения.

Таким образом, все, что у них было, помимо драгоценностей, — это платья герцогини и ее соболя, которые были на ней в поезде.

Гардения мало в этом разбиралась, но догадывалась, что за подержанную одежду вряд ли получишь много денег. Актрисы и дешевые проститутки не захотят платить большую сумму даже за модель от Ворта, а кто еще захочет надевать обноски? Бедным женщинам ни к чему вся эта роскошь — шифон, кружева, парча, вышитые и украшенные бриллиантами вечерние туалеты. Что же им теперь делать?

Гардения закрыла лицо руками, а в ее ушах все еще звучал голос лорда Харткорта, который говорил, что он будет о ней заботиться и защищать ее. Если бы только он был здесь, подумала она, и тут же упрекнула себя за слабость.

Едва только рассвело, она оделась и отправилась в пароходную компанию. Полицейский указал ей, где она находится, и после долгого ожидания наконец открылась дверь, и появился небритый чиновник средних лет.

Он был очень вежлив с Гарденией, пока не узнал, что ее интересует самый дешевый билет до Англии. После этого он вдруг сделался отвратительно фамильярным и кончил тем, что пригласил Гардению отобедать с ним вечером. Несмотря на это, Гардения все же смогла узнать, что завтра отплывает «Ласточка», маленькое и потрепанное грузовое суденышко. Оно берет на борт лишь шестерых пассажиров, и, хотя Гардения с замиранием сердца думала, какие неудобства вынуждена будет терпеть герцогиня, она понимала, что будет сумасшествием брать билеты на какой-нибудь дорогой корабль, потому что это поглотит все их скудные средства.

Она забронировала двухместную каюту и сказала чиновнику, что принесет деньги вечером.

— Я поверю вам на слово, — ответил тот, бросая на нее косой взгляд, — если вы скажете мне, где мы с вами можем встретиться сегодня вечером.

— Я узнаю и сообщу вам, — ответила Гардения.

Не было смысла злить его, к тому же он уже сказал ей, что, если они прозевают завтрашний рейс, им придется ждать еще три-четыре дня.

Дело было даже не в том, что им не на что существовать в Монте-Карло, а в том, что Гардения боялась оставлять герцогиню так близко от казино, зная, как тяжело оттащить ее от игорного стола.

Она поспешила обратно в отель и обнаружила, что герцогиня все еще спит. Гардения сидела голодная в роскошной гостиной, боясь вызвать горничную, зная, что это стоит денег, которых у них не так уж много.

Время тянулось медленно, было около полудня, когда наконец ее тетушка проснулась. У нее, как обычно, болела голова, и она выглядела старой и измученной.

Гардения подала ей дежурную таблетку, но когда герцогиня потребовала бренди, она решительно покачала головой.

— Мы не можем себе этого позволить, тетя Лили, — сказала она.

Герцогиня пыталась было возразить, но тут внезапно к ней вернулась память о том, что произошло накануне вечером.

— Мое ожерелье… — пробормотала она, — мое… бриллиантовое… ожерелье…

Она дотронулась рукой до шеи, как бы надеясь, что каким-то чудом ожерелье окажется на месте.

— Как я могла это сделать? О, Гардения, как только я могла это сделать? — простонала она.

— Боюсь, что вы все проиграли, — мягко ответила ей Гардения. — У нас ничего не осталось, совсем ничего.

— У нас есть еще мои драгоценности, — с ноткой надежды в голосе сказала герцогиня.

— Их осталось очень мало, — ответила Гардения. — Тетя Лили, послушайте меня. Нам нужно ехать в Англию. Нам нельзя здесь оставаться, мы не можем себе этого позволить. Я сомневаюсь даже, сможем ли мы оплатить счет за гостиницу.

Тетя Лили собралась было протестовать, но со стоном откинулась на подушки.

— Генрих должен был получить мою телеграмму вчера ночью или в крайнем случае сегодня утром, — сказала она наконец.

— Его может не быть в Германии, — ответила Гардения, — а если он даже и там, у нас нет никаких оснований считать, что он сейчас у себя дома в Пруссии.

— Да, ты права, — согласилась герцогиня. — Возможно, нам придется подождать день или два. Телеграмму перешлют ему, и он прибудет до конца недели.

— Тетя Лили, мы не можем рисковать, — убеждала ее Гардения. — Мы не можем здесь оставаться и дальше залезать в долги. Подумайте только, во что нам обходятся эти апартаменты.

Она сделала паузу, чтобы эта информация улеглась, и добавила:

— В Англии мы могли бы жить очень скромно, я нашла бы какую-нибудь работу. Вы стали бы встречаться со своими старыми друзьями. Наверняка же у вас есть друзья в Англии?

— Я не еду ни в Англию, ни куда бы то ни было, пока не увижусь с бароном, — заявила герцогиня с неожиданной силой. — Барон напишет мне, я знаю. Не следует так падать духом, Гардения. Неужели ты не понимаешь, что он любит меня? Он приедет, как только узнает, где я.

Гардения вздохнула. Она была бы рада разделить оптимизм своей тетушки. Но, зная барона, она была уверена, что он попытается снять с себя всякую ответственность, и, даже если он поможет ее тетушке деньгами, все равно это будет не та сумма, которая даст ей возможность продолжать жить так, как она привыкла.

— Нам все-таки лучше уехать в Англию, — мягко сказала она. — Барон с тем же успехом может приехать и туда. Это даже ближе! Завтра утром отходит корабль; тетя Лили, я подумала, что, если мы уедем на нем, по крайней мере мы перестанем дальше залезать в долги.

Герцогиня посмотрела на нее.

— На самом деле ты просто не хочешь, чтобы я оставалась поблизости от казино, — сказала она. — Ну что ж, возможно, ты и права. Мне кажется, всякий раз, когда я сажусь за игорный стол, я теряю рассудок. Я всегда абсолютно твердо уверена, что в следующий раз непременно выиграю! О, мое ожерелье, мое любимое ожерелье!

Гардения чувствовала, что ей нечего на это сказать. Тем не менее она была полна решимости попытаться убедить свою тетушку уехать.

— Давайте оденемся и пойдем поищем, где бы можно было перекусить, — принялась уговаривать она. — Наверняка в городе можно найти недорогое кафе. Мы не можем позволить себе есть здесь. Я видела, как вы вчера выписывали счет. Того, что мы заплатили за обед и ужин, в Англии хватило бы на неделю!

— Мне не хочется есть, — угрюмо сказала герцогиня.

— Если вы выпьете хотя бы немного кофе, вы сразу почувствуете себя лучше, — попыталась убедить ее Гардения.

— В таком случае позвони и попроси… — начала было герцогиня, но остановилась, увидев выражение лица Гардении. — Ладно, — согласилась она, — мы отправимся в город и поищем какое-нибудь жалкое дешевое кафе. Никогда к жизни я не делала ничего подобного!

Гардения промолчала. Она понимала, как страдает герцогиня.

Она помогла ей надеть элегантное и дорогое платье от Ворта, и, когда они обе были готовы, она подумала, что они выглядят как миллионерши, а не как две нищенки, которых отделяет от голодной смерти лишь кучка бриллиантов.

— Принеси мою брошь, — сказала она Гардении. — На главной улице мы зайдем к одному из ювелиров и посмотрим, сколько можно за нее получить. — Она поколебалась и добавила: — Мне кажется, лучше больше не обращаться к месье Жаку, как ты считаешь?

— Я уже думала об этом, — ответила Гардения. — Мы не должны дать им заподозрить, как обстоят ваши дела на самом деле.

— Хотя они все знают меня очень давно, я думаю, ты права, — согласилась герцогиня. — Когда речь идет о деньгах, в Монте-Карло забывают о чувствах. Они здесь видели слишком много долгов, банкротств и самоубийств. Я слышала их разговоры, и в них никогда не было сочувствия или жалости к тем, кто имел глупость поставить все свои деньги на карту.

— Я так и думала, — сказала Гардения. — Пойдемте, тетя Лили, может быть, мы обе будем себя лучше чувствовать, когда поедим.

Герцогиня наложила на лицо свой обычный макияж, скрывая следы горечи и разочарования, и, когда они спустились в холл, Гардения была поражена тем, как ее тетушка смогла взять себя в руки, улыбнуться служащим, здоровающимся с ними, и кивнуть управляющему, который низко склонился, когда они выходили на улицу сквозь вращающиеся двери.

— Шакалы, — прошептала она Гардении, — если бы они знали правду, они растерзали бы нас на месте!

— Я знаю, — с горечью сказала Гардения.

Ей казалось, что она участвует в какой-то пошлой пьесе.

Они прошлись по саду, где повсюду были разбиты яркие клумбы и журчали прозрачные ручейки. С моря дул легкий ветерок, мягко шелестели листья пальм у них над головами. Было очень жарко, и, когда они наконец добрались до главной улицы, герцогиня слегка запыхалась.

Они нашли маленькое кафе и скромно позавтракали кофе со свежими рогаликами. Герцогиня с тоской посмотрела на ряды бутылок за стойкой бара, и Гардения видела, каких усилий ей стоило не попросить чего-нибудь выпить.

— Мне нужно найти кого-нибудь из друзей, кто бы пригласил нас к ужину, — сказала она. — Я не видела никого интересного в «Отель де Пари», но, может быть, кто-нибудь остановился в «Сплендиде» или в «Александере». Я попрошу швейцара обзвонить эти отели; я скажу, что хочу устроить прием. Он поймет.

— Я все равно думаю, что нам лучше будет уехать завтра, — сказала Гардения.

Она увидела, как ее тетушка сжала губы, и добавила:

— Корабль отходит лишь после полудня. Давайте договоримся, что если к тому времени вы не получите известий от барона, то пошлете ему телеграмму, где скажете, что мы уехали в Англию.

Ее тетушка принялась медленно натягивать перчатки.

— Я подумаю, — сказала она холодно. — А что, если он приедет, а меня здесь нет? А вдруг твои друзья, лорд Харткорт и мистер Каннингэм, сообщили обо всем в Англию, что тогда?

Гардения вздрогнула.

— Я не подумала об этом, — сказала она.

— Англия и Франция объединились против Германии и находятся в тесной дружбе, — резко заметила ее тетушка. — Я полагаю, они обмениваются всеми дипломатическими секретами. Так что ехать в Англию — это не такая уж хорошая идея, как тебе кажется, Гардения.

— Тогда куда же нам деться? — с отчаянием спросила Гардения.

— Я полагаю, в настоящий момент лучше всего оставаться здесь, — ответила ее тетушка.

— Но, тетя Лили, вы сами должны понимать, что мы не можем оставаться в «Отель де Пари». Одни апартаменты обходятся нам за один день в такую сумму, которой в Англии нам хватило бы дней на десять, а то и на месяц. Мы должны быть благоразумны.

— Милое дитя, как ты похожа на свою мать, — почти снисходительно заметила герцогиня. — Она всегда беспокоилась из-за пустяков. Все образуется, как всегда бывает. А сейчас давай вернемся в отель и попросим швейцара позвонить и узнать, кто сейчас здесь. В свое время я была знакома со стариком, у которого вилла на границе с Италией. Интересно, он еще жив?

Герцогиня потребовала счет, дала официанту на чай такую сумму, что он чуть не лишился дара речи от благодарности, и выплыла из кафе, оставив позади себя благоухание дорогих духов.

Гардения с несчастным видом последовала за ней.

— А что будем делать с брошью? — спросила она.

— Знаешь что, — ответила герцогиня, — возвращайся в отель, а потом одна незаметно выскользни и пойди к ювелиру. Я думаю, дорогая, что мне будет неудобно закладывать самой свои драгоценности. Я уверена, что ты меня понимаешь.

Гардения понимала очень хорошо: герцогине хотелось избежать неловкого и неприятного положения. Но делать было нечего, и, когда герцогиня наняла экипаж, чтобы вернуться в отель, Гардения даже не пыталась протестовать.

— Я и вправду не могу больше идти пешком, — объяснила герцогиня. — С твоей стороны было очень жестоко тащить меня в гору так быстро. Мои доктора всегда говорят, что я должна заботиться о своем сердце. К тому же сейчас слишком жарко, чтобы ходить пешком.

— За экипаж нужно платить, — заметила Гардения.

— В отеле заплатят, — ответила ее тетушка. — Они включат это в счет.

Они ехали молча. Гардения хотела бы наслаждаться солнечным светом, цветами и видом моря, лазурного в тени большой скалы, на которой стоял дворец принцессы Монако, но она думала лишь о том, что они скатываются с горы в бездонную пропасть.

Экипаж остановился возле «Отель де Пари». Герцогиня начала спускаться по ступенькам, и в этот момент сквозь вращающиеся двери из отеля вышел мужчина в сопровождении очень красивой дамы, чья шляпка была украшена перьями цапли, колыхавшимися на ветру.

Гардения первая узнала барона; затем, когда герцогиня была уже на тротуаре, она подняла голову и тоже увидела его.

У нее вырвалось радостное восклицание:

— Генрих! Казалось, она с трудом могла говорить, ее лицо светилось, а обе руки были протянуты к нему.

Барон посмотрел на них. На нем была военная форма, высокая фуражка прикрывала его лысеющую голову. Он поднял свой лорнет и посмотрел на них в упор.

— Генрих! — снова вскричала герцогиня.

Барон намеренно отвернулся и протянул руку даме, вышедшей вместе с ним.

— Позвольте мне помочь вам спуститься по ступеням, дорогая графиня, — сказал он.

Даже не взглянув на герцогиню, он медленно и с достоинством прошествовал мимо нее, следуя со своей дамой по направлению к казино.

Герцогиня с пепельно-серым лицом смотрела ему вслед. На секунду Гардении показалось, что тетя Лили упадет, и она протянула руку, чтобы поддержать ее. Затем неверными шагами, слегка покачиваясь, как будто она получила удар, герцогиня поднялась по ступенькам и вошла в отель.

Она ничего не говорила, пока они не вошли в свой номер и она не упала на диван.

— Он отказался от меня! — прошептала она. — Ты видела, Гардения, он отказался от меня!

— Негодяй! Животное! Как он посмел! — бушевала Гардения.

— Он посмотрел на меня так, будто он меня ненавидит, — рыдала герцогиня; слезы текли у нее по лицу, оставляя на щеках черные полосы от туши. В одно мгновение она превратилась в старуху, неспособную больше привлекать внимание мужчин.

— Какая мерзость с его стороны! — воскликнула Гардения.

— Почему он ненавидит меня? Почему? — спрашивала герцогиня. — Я люблю его. Я делала все, что он просил. Я ни в чем ему не отказывала.

— Он вас просто использовал, тетя Лили, неужели теперь вы не поняли? — сказала Гардения. — Он не стоил вашей любви. Вы просто были полезны ему.

Очень медленно герцогиня сняла шляпку и положила рядом с собой на диван.

— Мне часто казалось, что он требует от меня… слишком многого, — прошептала она. — Все эти его друзья, которых он приводил в дом… но он всегда говорил, что это такая мелочь… по сравнению с той любовью, которую мы испытываем друг к другу.

Речь ее была прерывиста и почти неразборчива, она говорила так жалобно, что Гардения встала рядом с ней на колени и обняла ее.

— Не надо, тетя Лили, — сказала она. — Не мучайте себя! Он этого не стоит. Забудьте его. Мы уедем. Мы поедем в Англию.

— Где никто нас не знает, — отозвалась герцогиня. — Я бросила всех ради Генриха, всех своих друзей. Он их ненавидел, оскорблял; он говорил, что делает это из ревности, но я думаю, он просто хотел изолировать меня от всех уважаемых и порядочных людей. О, Гардения, как мог он оставить меня теперь?

Слезы душили ее, и она судорожно рыдала, пока силы не покинули ее.

— Вам лучше прилечь, — уговаривала ее Гардения.

Она отвела тетушку в спальню и уложила в кровать. Накрыв ее одеялом, она опустила жалюзи, чтобы солнечный свет не проникал в комнату.

— Попробуйте заснуть, тетя Лили, — увещевала она.

— Я не могу, не могу, — говорила герцогиня. — Я могу думать только о Генрихе и о том, как он посмотрел на меня. Как ты думаешь, почему он это сделал? Может быть, в тот момент у него была какая-то причина не заговаривать со мной? Может быть, позже он вернется и все объяснит?

— Вы сами знаете, тетя Лили, что это маловероятно, — тихо ответила Гардения.

— Как он мог? Как он мог так поступить? — плакала герцогиня, и слезы градом текли по ее щекам.

Гардения вспомнила, что в дорожном несессере ее тетушки она видела пузырек со снотворным. Она нашла его и пошла в ванную, чтобы налить воду в стакан. Когда она вернулась, герцогиня сказала:

— Я только сейчас вспомнила, что барон должен мне кое-какие деньги, не очень много, но он продал в Германии одну из моих картин. Он сказал, что один из его знакомых генералов хочет иметь Ренуара, вроде того, который герцог купил несколько лет назад. Я сказала, что отдам его за десять тысяч франков. На самом деле он стоил гораздо дороже.

— Десять тысяч франков! — воскликнула Гардения.

— Они бы нам сейчас не помешали, — пробормотала герцогиня сквозь слезы.

— Еще бы! — ответила Гардения. — Выпейте это, тетя Лили, вы сразу почувствуете себя лучше. Мы поговорим обо всем после и решим, что нам делать.

Она дала герцогине таблетку снотворного и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Она не хотела подвергать герцогиню дальнейшим унижениям со стороны барона. Но в то же время она была полна решимости заставить его заплатить хотя бы то, что он должен. Она взглянула на часы. Было уже почти половина четвертого. Она подняла трубку телефона и обратилась к швейцару.

— Здесь остановился барон фон Кнезбех? — спросила она.

— Нет, мадемуазель, — ответил швейцар. — Барон обедал здесь, но мы не имеем чести принимать его в качестве гостя. Он остановился в «Сплендиде».

— Благодарю вас, — сказала Гардения.

Она села на кровать и принялась обдумывать свои дальнейшие действия. Барон отправился в казино. Он пробудет там, возможно, до половины пятого, а затем вернется к себе в отель. Из того, что в поезде говорила ей герцогиня, она уяснила, что французы подразумевают под фразой «с пяти до семи». В пять часов барон, безусловно, отправится к очаровательной графине, или же она сама придет к нему.

Гардения подождала до двадцати минут пятого. Затем она привела себя в порядок, взяла перчатки и спустилась вниз. Она вышла из «Отель де Пари» и пошла вдоль сада, окружавшего казино. Она знала, где находится «Сплендид», потому что утром, когда они с тетушкой гуляли по пальмовой аллее, она заметила большую вывеску над воротами.

Войдя в ворота, она на минуту присела на одну из скамеек, стоявших около журчащего ручейка, окруженного искусственными скалами и заросшего водяными лилиями, среди которых мелькали золотые рыбки. Она достала из сумочки вуаль, украшенную мелкими бархатными мушками, принадлежавшую ее тетушке. Это было слабым прикрытием, но ей было стыдно идти к такому развратному и бесстыдному человеку, как барон, хотя никто ее не знал и не интересовался ею.

Она подошла к «Сплендиду», держась уверенно и спокойно, но сердце выпрыгивало у нее из груди.

— Я хочу видеть барона фон Кнезбех, — сказала она швейцару.

Она рассчитывала, что швейцар возьмет телефонную трубку и спросит ее имя. У нее был уже заготовлен подходящий ответ, но, к ее удивлению, швейцар сказал лишь:

— Господин барон ждет вас, мадам. Комната триста шестьдесят пять, третий этаж, пожалуйста.

Портье распахнул перед Гарденией двери лифта. Она подумала, что швейцар, должно быть, спутал ее с графиней. По крайней мере, это избавило ее от необходимости лишний раз лгать. Рассыльный повел ее по коридору. В двери комнаты триста шестьдесят пять торчал ключ. Рассыльный постучал и открыл дверь.

— Благодарю, — сказала Гардения.

Она очутилась в небольшой передней, в которую выходили три двери. Дверь напротив была полуоткрыта, и Гардения увидела, что она ведет в гостиную. Поскольку некому было объявить о ее приходе, она вошла сама.

Комната была пуста. Дверь, очевидно ведущая в спальню, была открыта, и оттуда доносился звук текущей воды, как будто кто-то умывался. Гардения подумала, что барон прихорашивается перед встречей с женщиной, которую он ждет. Когда он увидит, кто находится в его гостиной, он очень удивится.

Гардения огляделась по сторонам. Это была обычная гостиная, как в любом отеле. На спинке стула висел украшенный медалями мундир барона. Стул стоял возле письменного стола рядом с открытым окном.

Гардения рассеянно взглянула на него, думая о том, что она скажет, когда барон выйдет из спальни и обнаружит ее присутствие. И тут кое-что привлекло ее внимание. Телеграфный бланк. Она подумала, не та ли это телеграмма, которую посылала ее тетушка, и вдруг увидела рядом с телеграммой маленькую раскрытую книжечку. Невольно она сделала шаг вперед, чтобы получше рассмотреть ее. И тут она поняла, что это была за книжка — такая же, какую она сама однажды искала! Но в отличие от той книжки эта была на немецком языке!

Она схватила ее. Плеск воды все еще доносился из спальни. Гардения повернулась и медленно, не спеша вышла из гостиной. Она открыла дверь, ведущую в коридор, и тихо затворила ее за собой. Идя по коридору, она осознала, что наконец отомстила барону — так отомстила, что пока даже не могла представить себе всех последствий этой мести.

Она спустилась по лестнице, не желая, чтобы лифтер заметил ее или удивился, что ее визит к барону был столь непродолжительным.

Внизу в холле было много народу. Она прошла мимо них, как она полагала, совершенна незамеченной и через несколько секунд была уже на улице. Лишь когда она шла по направлению к «Отель де Пари», пробираясь сквозь оживленное движение, она поняла, что это все могло для нее значить. Если она захочет, она сможет шантажировать барона на любую сумму или же может послать эту книжку англичанам, и, едва подумав об этом, она уже знала, кому именно в британском посольстве она ее пошлет.

Гардения добралась до «Отель де Пари». Она была так возбуждена, что ей казалось, будто лифт, поднимающий ее наверх, еле движется, и, выйдя из него, она побежала по коридору.

В сумочке у нее были ключи и от гостиной, и от тетушкиной спальни. Она открыла дверь спальни и вошла. В комнате царила тишина, было очень жарко и душно, поэтому она подошла к окну и подняла жалюзи.

— Тетя Лили! — взволнованно воскликнула она. — Мне нужно вам кое-что сказать!

Ее тетушка спала, откинувшись на подушки. Гардении было жаль будить ее, но ей так хотелось показать маленькую серую книжку.

— Тетя Лили! — снова позвала она и внезапно остановилась.

Что-то в комнате изменилось с того момента, как она ушла. Не было на месте пузырька со снотворным. Она оставила его на туалетном столике, после того как дала одну таблетку тетушке. Теперь пузырек лежал на одеяле. Он был пуст, а крышка от него валялась на полу. У Гардении замерло сердце. Когда она уходила, пузырек был полон. Она еще подумала, что, по крайней мере, им долго не придется тратить деньги на снотворное!

Она подняла пузырек дрожащими руками. Не было необходимости дотрагиваться до тетушки. Она знала, что та уже не дышит. Герцогиня избрала самый простой выход. Она была мертва.

Гардения долго стояла, глядя на нее.

— Бедная тетя Лили, — сказала она вслух и в то же время подумала, что в глубине души она понимает ее.

Это было большим грехом — лишить себя жизни, но, после того как у нее не осталось ни красоты, ни денег, ни возлюбленного, герцогиню ждали впереди одни страдания. Она бы невыносимо мучилась от нищеты, оттого, что она больше не может привлекать к себе внимание мужчин — кем бы они ни были. По ее понятиям, она приняла единственное разумное решение, и Гардения, хотя и чувствовала глубокую печаль, все же не могла плакать.

Очень тихо она подошла к окну и снова опустила жалюзи. Скоро ей придется позвонить управляющему, попросить его подняться к ним и объяснить ему, что произошло. Но пока ей хотелось оставить тетушку одну хоть ненадолго, чтобы она предалась полному забвению, чтобы она наконец отрешилась от всех печалей и приобщилась к вечному покою.

«Я помолюсь», — сказала себе Гардения.

Она сняла шляпку с вуалью и опустилась на колени возле тетушкиной кровати. Ни одна из молитв, которым ее учили в детстве, как-то не подходила к случаю. Поэтому она своими словами попросила бога, чтобы он понял и простил.

Немного успокоившись, она поднялась с колен. Только теперь она осознала, насколько она одинока. Тетушка была мертва, и ей ничего не оставалось, как только вернуться в Англию и попытаться найти работу, чтобы не умереть с голоду.

Она стояла, глядя на герцогиню. Морщины на ее лице разгладились, и тетя Лили казалась молодой и необычайно красивой.

Гардения почувствовала, как слезы подступили к ее глазам, но сказала себе, что не должна давать им волю, ей столько всего нужно сделать. Она увидела, что маленькая серая книжка, которую она выкрала у барона, лежит на одеяле, и подняла ее. Ничто, принадлежащее барону, не должно теперь находиться рядом с ее тетушкой. Он был настоящим убийцей, все равно как если бы застрелил ее собственной рукой, и она надеялась, что когда о смерти ее тетушки будет объявлено, он поймет, что это его вина.

С яростью, потому что ей была ненавистна одна лишь мысль о нем, Гардения распахнула двери в гостиную. Комната была залита солнечным светом, и после полумрака спальни ей было трудно что-либо разглядеть. Потом она заметила, что в комнате находится мужчина, который стоял у окна и смотрел на море.

На мгновение ей показалось, что это барон, но что-то в осанке этого человека было таким знакомым, и пламя охватило ее. Ей подумалось, что она неожиданно вернулась к жизни.

— Гардения!

Он отвернулся от окна и быстро приблизился к ней.

— Лорд… лорд Харткорт! — проговорила она почти шепотом.

— Поезд опоздал, — пояснил он, — и мне сказали, что тебя нет дома. Я ждал твоего возвращения.

— Ты пришел, чтобы увидеться со мной?

Ее глаза не отрывались от его лица. Было ли это ее воображением или игрой света, но ей показалось, что он смотрит на нее с таким выражением, что сердце стало бешено колотиться у нее в груди.

Он взял ее правую руку и поднес ее ледяные пальчики к губам.

— Любовь моя! — сказал он. — Я приехал просить тебя оказать мне честь и согласиться стать моей женой.

— Ох, нет, нет! — Словно издалека она услышала свой собственный возглас, а затем, почувствовав, что он выпустил ее руку, неверными шагами отошла к дивану и вцепилась в спинку.

— Ты не простила меня, — сказал лорд Харткорт. — Я тебя не виню. Я готов убить себя за собственную глупость, за то, что так обидел и унизил тебя.

— Нет, — сказала Гардения. — Я не об этом. Я просто не понимала тогда.

— Потом мне все стало ясно, — тихо проговорил лорд Харткорт. — Я был слеп и глуп. Ты, наверное, сочла меня последним негодяем. Прости меня, Гардения. Если ты согласишься стать моей женой, я буду самым счастливым человеком на свете!

— Нет, остановись! — взмолилась Гардения. — Я хочу сначала сказать тебе кое-что. Выслушай меня, пожалуйста.

— Конечно, любимая, — ответил он. — Я готов выслушать все, что ты мне скажешь.

Гардения уронила маленькую серую книжку на мягкие подушки дивана. Внезапно она утратила всю свою важность. Лишь много позже она узнала, какой удар нанесла немецкой гордости и секретной дипломатии.

— Я хочу сказать тебе, — начала она дрогнувшим голосом, — что лишь после того, как я покинула Париж, я поняла, насколько была слепа, глупа и наивна. Видите ли, меня воспитали очень просто. Я не понимала, что можно быть герцогиней и в то же время принадлежать к полусвету. Лишь после того, как я об этом узнала и она мне все рассказала о своей жизни, я поняла, чего именно ждали от меня и вы… и мистер Каннингэм.

Лорд Харткорт открыл было рот, но она жестом остановила его.

— Конечно, именно это ты и думал, — настаивала она. — Просто я не понимала. Поэтому все, что вы говорили и делали, вызывало у меня недоумение, и когда ты поцеловал меня, — ее голос снова дрогнул, но она продолжала, — я поняла, что люблю вас… и я, естественно, решила, что мы поженимся… и всегда будем вместе.

— Так и должно было быть, — взволнованно сказал лорд Харткорт.

— Мне стало все ясно лишь тогда, в ресторане, — сказала Гардения, — и когда я спросила вас, собираешься ли ты жениться на мне, и ты ответил, что нет, мне показалось, что мир рухнул. Я чувствовала себя униженной, я испытывала глубокий стыд и отчасти отвращение ко всему происходящему.

— Родная моя, прости меня, — пробормотал лорд Харткорт.

— Нет, позвольте мне закончить, — сказала Гардения. — Потом я много об этом думала. Я знаю теперь, что тетя Лили сделала со своей жизнью и отчасти с моей, потому что я ее племянница. Поэтому я… я решила, что, если я еще когда-нибудь увижу тебя… и если ты все еще будешь во мне заинтересован… я приду к тебе… и буду жить с тобой… потому что я люблю тебя… потому что теперь я поняла, что лучше испытать хоть немного счастья в жизни, чем не иметь его вовсе.

Последовала пауза, затем лорд Харткорт со сдавленным восклицанием опустился на одно колено, схватил подол платья Гардении и поднес его к своим губам.

— Вот как я отношусь к тебе, — хриплым от волнения голосом сказал он. — Моя глупая, смешная, очаровательная возлюбленная! Я недостоин целовать землю, по которой ты ступаешь! Нет, Гардения! Неужели ты можешь думать, что ты нужна мне лишь как любовница? Я полагал, что это так. Я был глуп, высокомерен и самодоволен, я был круглым идиотом, потому что не понимал, что мне предлагали то, о чем может лишь мечтать каждый мужчина, — искреннюю и настоящую любовь невинной, доверчивой и совершенно не испорченной светом женщины!

Он поднялся с колен. Он стоял так близко от нее, что у Гардении перехватило дыхание.

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты, и только ты стала моей женой. Я знавал немало женщин, но клянусь тебе, Гардения, ни одну из них я никогда не просил выйти за меня замуж, и я хочу, чтобы ты стала моей женой, матерью моих детей, потому что ты единственная женщина, которую я люблю всем сердцем и боготворю, потому что ты чиста и совершенна.

Гардения дрожала всем телом, но это был трепет почти невыносимого счастья.

— О, Вейн! — прошептала она. — Я так тебя люблю!

Он схватил ее в объятия и прильнул губами к ее губам, и она почувствовала, что для них обоих ничто на свете не имеет значения, кроме их страстной, всеобъемлющей, всепоглощающей любви, которая охватила их как пламя, разгораясь все жарче и жарче.

— Я люблю тебя, — снова и снова повторял лорд Харткорт, — я люблю тебя, Гардения!

Время остановилось, и Гардении показалось, что прошло целое столетие, прежде чем она осторожно высвободилась из его объятий.

— Мне нужно сказать тебе кое-что, — проговорила она.

— Позволь мне лишь смотреть на тебя, — ответил лорд Харткорт. — Мне кажется, что ты красивее всех на свете!

Он хотел было снова поцеловать ее, но она прижала руку к его губам.

— Пожалуйста, Вейн, выслушай меня, — попросила она. — Тетя Лили мертва. Она выпила все свои таблетки снотворного. Она не смогла пережить того, что весь ее мир рухнул.

Лорд Харткорт кивнул.

— Это правда, — сказал он. — Я собирался сообщить тебе. Выдан ордер на ее арест, она больше никогда не смогла бы вернуться во Францию.

— А все ее имущество и деньги остались там, — пояснила Гардения.

— Я боялся, что дела обстоят именно так, — сказал лорд Харткорт. — И даже если бы она направилась в Англию, боюсь, у нее все равно были бы неприятности. Берти сказал мне, что он посоветовал вам ехать в Монте-Карло, и это было лучшее из всего, что он мог придумать.

— Он был так добр, — сказала Гардения. — Без его помощи нам не удалось бы бежать.

— Если бы я знал об этом, я поехал бы с вами, — отозвался лорд Харткорт. — Я ждал лишь одного, Гардения, чтобы приняли мое прошение об отставке.

— Ты ушел в отставку! — воскликнула Гардения.

— Да, — улыбнулся лорд Харткорт. — Я собираюсь жить со своей женой в Англии. Управление моими поместьями требует много сил, и для меня найдется множество занятий. Кроме того, я хочу быть с тобой.

— Ты уверен, совершенно уверен, что я буду именно такой женой, которая нужна тебе? — спросила Гардения с трепетом. — А что скажут окружающие?

— Меня совершенно не волнует, что они подумают или скажут, — ответил лорд Харткорт. — Но мы сделаем так, что им нечего будет сказать, хотя бы для того, чтобы в будущем это не беспокоило тебя. Я сейчас же увезу тебя в Англию. Так получилось, что смерть твоей тетушки все упростила, а поскольку власти Монте-Карло больше всего боятся самоубийств, не будет никакого скандала. Они объявят, что герцогиня скончалась в результате сердечного приступа. Мы можем смело предоставить все им.

— Ты хочешь сказать, что я должна немедленно уехать? — спросила Гардения.

— Немедленно, — ответил лорд Харткорт. — Я не позволю тебе больше самой принимать какие-либо решения. Я сам буду заботиться о тебе, Гардения, как мне и следовало делать с самого начала. Я отвезу тебя в Англию к моей матушке. Она очень чуткая и отзывчивая женщина, но ей не следует знать слишком много. Она живет в своем мире, в который никогда не попадали такие, как герцогиня или представители парижского полусвета.

Гардения удовлетворенно вздохнула.

— Это замечательно, — сказала она.

— Ты уверена, что хочешь выйти за меня замуж? — тихо спросил лорд Харткорт.

— Я знаю лишь одно: я хочу всегда быть с тобой, — просто ответила Гардения.

— О, моя родная, это тот ответ, которого я ждал, — с нежностью в голосе сказал он. — Я люблю тебя.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке BooksCafe. Net

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 10 1112