Глава восьмая

— Быстрее! Быстрее! — возбужденно кричала Гардения Бертраму, искусно правившему парой лошадей, запряженных цугом. Они неслись по пыльным пустынным дорожкам Булонского леса.

— Если вам хочется ездить с такой скоростью, попросите лучше Берти покатать вас на его «Пежо», — сухо заметил лорд Харткорт.

— На лошадях намного приятнее, — запротестовала Гардения. — Кроме того, здесь чувствуется скорость.

Берти засмеялся.

— Это только игра воображения, — сказал он. — Я однажды воображал, как лечу на аэроплане.

— На аэроплане! — воскликнула Гардения.

— Вчера я разговаривал с парнем по имени Густав Хаммель, — продолжал Берти. — Он полон решимости побить рекорд Блерио и долететь до Англии в два раза быстрее. Ты знаешь, Вейн, в этом что-то есть. Через несколько лет, может статься, мы все будем летать.

— Как интересно! — проговорила Гардения. — Я помню, как мы с мамой были потрясены, когда прочитали, что месье Блерио перелетел через Ла-Манш. Кажется, французы постоянно придумывают такое, что позволяет им оставлять все страны далеко позади.

— Не всегда! — запротестовал Берти. — В старом британском льве еще теплится жизнь. Ты со мной согласен, Вейн?

— Надеюсь, — угрюмо промолвил лорд Харткорт, — но нам придется признать, что в воздухе французы нас обошли.

— О, мне так хотелось бы встретиться с месье Блерио, — сказала Гардения. — Кто-нибудь из вас знаком с ним?

— Ну, я могу представить вас Густаву Хаммелю, а он, в свою очередь, познакомит вас с Блерио, — заверил ее Берти. — И есть еще англичанин, который много летал, — Клод Грехэм-Уайт. Ты знаешь его, Вейн?

— Встречался, — ответил лорд Харткорт. — Полагаю, времена, когда женщины станут летать в небесах, придут не скоро.

— Не будьте так высокомерны, — взмолилась Гардения. — Если вы будете говорить подобные вещи, я примкну к движению суфражисток и буду бороться за права женщин!

— Я в жизни не слышал большей глупости, — заявил Берти. — Женщины превращают себя в чертовски надоедливые создания — прошу вас, Гардения, простить меня за подобные слова, — когда ругаются, кричат в парламенте. Это кого угодно заставит устыдиться своей принадлежности к этому полу!

— Я сама не собираюсь голосовать, — сказала Гардения, — но думаю, женщинами помыкают: во-первых, родители, а во-вторых, мужья. У женщины нет возможности самостоятельно принять решение или сделать то, что она хочет.

— Я разрешу вам делать все, что пожелаете, — тихо проговорил Берти.

— Вы очень добры, — беспечно заметила Гардения, — но ведь я не смогла бы поехать с вами сегодня, если бы тетушка сказала «нет».

— Почему же она передумала? — спросил Берти, с потрясающим изяществом объезжавший две стоящие у тротуара машины.

— Не могу представить, — поспешно ответила девушка, не имея ни малейшего желания продолжать обсуждать этот вопрос. — Должно быть, потому, что женщины непредсказуемы.

— Предоставьте судить об этом нам, — засмеялся Берти. — Я всегда считал женщин таковыми. А ты, Вейн?

Казалось, лорда Харткорта разговор совсем не интересует, потому что он спросил совершенно о другом:

— Что вы думаете о лошадях Берти, мисс Уидон? Вы согласны, что они великолепно подобраны?

— Конечно, — ответила Гардения, — и думаю, господин Каннингэм поступает правильно, что держит лошадей, а не эти шумные дымные автомобили. Такое впечатление, что у всех молодых людей в Париже есть машины.

— За исключением щеголей, — поддразнил он Бертрама. — Все настоящие пижоны разъезжают в кабриолетах и сами правят лошадьми. Вы тут увидите пару таких же кабриолетов, соперничающих с Берти, да и лошади попадаются прекрасные.

— Меня вполне устраивают наши, — улыбнулась Гардения.

— Серьезно? — Берти был полон энтузиазма. — Как же замечательно. Мне так редко делали комплименты в последнее время, поэтому я особо ценю то, что мне все-таки перепадает.

— Не поощряйте его, — с насмешливой серьезностью попробовал настаивать лорд Харткорт. — Если вы не перестанете, ему захочется править шестеркой, а тогда мы ни за что не проедем под Триумфальной аркой.

Гардения рассмеялась. Прогулка доставляла ей гораздо больше удовольствия, чем она предполагала. От сознания, что она, возвышаясь над прохожими, едет в этом модном высоком, но крайне неудобном кабриолете в обществе двух самых красивых, как она втайне от всех считала, молодых людей, ее охватывал восторг.

Она надела одно из самых очаровательных своих платьев и знала, что розовый креп с ажурными голубыми лентами вокруг шеи, запястий и талии очень идет ей. Крохотная шляпка, отделанная венком из роз, служила великолепным обрамлением для ее очаровательного личика и только усиливала блеск глаз. Она не была бы женщиной, если бы не понимала, что все, кого они встречали на своем пути, оборачиваются им вслед, пытаясь еще раз взглянуть на живописную картину, которую они собой представляли.

— Я так счастлива! — воскликнула она, и лорд Харткорт, который не мог остаться равнодушным к столь сильному чувству, прозвучавшему в ее словах, посмотрел на нее и улыбнулся.

— Я начинаю думать, что вам слишком мало надо для счастья, — заметил он.

— Часто именно мелочи могут сделать человека несчастным, — ответила Гардения. — Можно каким-то образом устоять против большой беды и крушения всех жизненных надежд, но мелочи доводят человека до слез.

В ее голосе слышалась дрожь, что заставило лорда Харткорта почувствовать себя виноватым. Он был раздражен, что Берти вынудил его играть роль третьего лица при встрече любовников, однако старался скрыть свое плохое настроение и был полон решимости сделать все, что в его силах, чтобы стать более любезным.

«Ты обязан поехать, — настаивал Берти. — Тебе прекрасно известно, что герцогиня не выпустит Гардению из своих когтей, пока у нее не появится надежда, что девочка будет в твоем обществе. Потом мы что-нибудь придумаем, но в первый раз, Вейн, будь другом, позволь мне написать этой старухе, что мы оба заедем за Гарденией завтра утром».

«Почему я должен подыгрывать в этом многообещающем любовном спектакле? » — с горечью проговорил лорд Харткорт.

«Только потому, что без твоей помощи не будет ни романа, ни чего-то другого», — продолжал ныть Берти.

Лорду Харткорту было трудно ответить отказом на подобную откровенность, и в конце концов он, весело рассмеявшись, согласился стать тем, кого называл «третьим лишним».

Тем не менее его ужасно раздражало то, что приходится пропускать партию в поло. Однако, увидев сбегавшую по ступенькам Мабийон-Хауса Гардению, похожую на готовый раскрыться розовый бутон, он не нашел в себе сил сопротивляться не столько ее красоте, сколько неподдельной радости и счастью, охватившему девушку в предвкушении прогулки.

— У нас вчера был такой жуткий прием, — щебетала она. — Не понимаю, почему вы не пришли.

— На ужасный прием? — поинтересовался Берти. — Вы же не желаете нам зла?

— Он не был бы ужасным, если бы вы оба приехали, — ответила Гардения.

Она совсем забыла о грубости лорда Харткорта и о том, что в субботу легла спать в слезах. Она только помнила, что эти два англичанина — ее друзья и единственные люди во всем Париже, с которыми она может позволить себе свободно беседовать.

— Ну и что же сделало его таким ужасным? — спросил лорд Харткорт своим глубоким, приятным голосом.

Гардения обернулась к нему.

— Если бы только я могла ответить на этот вопрос, — проговорила она. — Я сама спрашивала себя, что же не так, и не смогла понять. Гости были такими странными, а тетя Лили отправила меня спать очень рано, почти сразу после ужина.

— Ну уж не старайтесь убедить меня, что вы не восхищены этими галантными темноглазыми французами, расточающими комплименты направо и налево, — решил поддразнить ее Берти. — Всем женщинам нравятся французы, потому что они говорят массу лестных и необычных комплиментов.

— Да разве можно им верить?! — презрительно воскликнула Гардения. — Они звучат очень неискренне.

— А мои комплименты кажутся вам искренними? — поинтересовался Берти.

— Мне кажется, любой комплимент может привести в смущение, — ответила Гардения. — К тому же все французы на приеме были немолоды, а их вид не вызывал никакого волнения души. На ужине был один отвратительный человек. Я не выношу его.

— Кто это? — спросил Берти.

— Кажется, его звали Гозлен, — ответила Гардения. — Это уродливый толстый господин, почти лысый, весь какой-то жирный, и — вы даже не поверите — барон сказал, что нам с тетей Лили надо быть любезными с ним.

— Гозлен, вы говорите? — переспросил лорд Харткорт неожиданно резко. Гардения промолчала, догадавшись, что проявила неосторожность. — Так его звали? — продолжал настаивать он.

— Да, — с некоторым колебанием ответила Гардения. — Его звали Пьер Гозлен, но мне, кажется, не следовало бы так пренебрежительно говорить о нем. Уверена, он неплохой человек.

— Вам нет надобности притворяться перед нами, — сказал Берти, с неподражаемым изяществом щелкая кнутом. — Мы с вами соотечественники и друзья — по крайней мере я надеюсь на это, — и меня очень расстроит, если же мы не будем откровенны друг с другом в этой «лягушачьей» стране. Расскажите нам о месье Пьере Гозлене. Дальше нас ваши слова не пойдут. Мы с Вейном не болтуны.

— Я не сомневаюсь в этом, — заверила его Гардения, — но, думаю, мне не пристало отрицательно отзываться о госте тети Лили, к тому же о таком важном человеке. Это признак дурного тона и плохого воспитания.

— Почему же он такой важный? — поинтересовался лорд Харткорт.

— Не знаю, — уклончиво проговорила Гардения.

Она не собиралась рассказывать им, как перед ужином барон зашел в малую гостиную и сказал:

«Я пригласил на сегодня Пьера Гозлена. Позаботься о нем, Лили. Ты ведь знаешь, что он без ума от тебя».

«О, опять этот ужасный тип! — вскричала герцогиня. — Зачем же вы так поступили, барон! Вам известно, как он мне неприятен: он всегда страшно напивается. После его последнего визита я решила предупредить мажордома, что для месье Гозлена меня дома нет».

«Вы не посмеете этого сделать! — Слова прозвучали как приказ. — Пьер Гозлен очень важен, — продолжал барон, — он имеет для меня большое значение, и он раскаивается, совершенно искренне раскаивается в том, что его поведение доставило вам неприятности. Он объяснил мне, что в последнее время много работал и не успевал нормально поесть, поэтому вино — изумительное и очень дорогое вино, моя дорогая герцогиня, — ударило ему в голову«.

«Меня не интересуют его извинения, — раздраженно проговорила герцогиня. — Это отвратительный человечишка! Мне всегда кажется, что говорит он одно, а думает совсем другое. Ко всему, у него дряблые и потные руки».

«И все же я настаиваю, чтобы вы были полюбезнее», — бросил барон.

Его обращение с герцогиней показалось сидевшей в углу Гардении дерзким и наглым.

«А если я откажусь? — спросила герцогиня. Она стояла и, гордо вскинув голову, вызывающе смотрела на барона. В тот вечер она выглядела изумительно, мягкий полумрак гостиной скрывал желтоватый оттенок ее кожи и морщины на лице. Огромное бриллиантовое ожерелье казалось мерцающим обручем. Платье, искусно скрывавшее все недостатки, присущие ее возрасту, только подчеркивало достоинства фигуры. Как обнаружила Гардения, облачению в платье предшествовало длительное затягивание герцогини с помощью Ивонны и других горничных в корсеты и пояса, оснащенные множеством шнуровок. Барон не ответил. Герцогиня нетерпеливо постукивала атласной туфелькой, что заставляло бриллианты переливаться всеми цветами радуги. — Ну? Если я откажусь? »

Барон приблизился к ней.

«Тогда, моя дорогая Лили, — очень медленно, напрочь забыв обо всех формальностях, проговорил он, — тогда мне придется пригласить его в другой дом».

В его голосе слышалась явная угроза, и, к своему ужасу, Гардения увидела, что тетушка сжалась, как от удара.

«Нет, Генрих, нет! Ты не сделаешь этого! Я просто пошутила. Я буду любезна с месье Гозленом… Обещаю тебе».

«Вот это хорошо! » — раздался голос барона.

Не успели они вымолвить и слова, как дворецкий торжественно объявил:

«Месье Пьер Гозлен! »

Гардения сразу же поняла, почему тетушке не нравился этот человек. Он совсем не был похож на француза, обрюзгший, жирный, он скорее походил на Лягушонка из «Алисы в Стране чудес».

Он заскользил по натертому полу, схватил затянутую в белую перчатку руку тети Лили и покрыл ее поцелуями.

«Простите меня, — заговорил он по-французски. — Я прошу прощения, я падаю у ваших ног, мадам. Мой близкий друг, герр барон, сказал, что вы прощаете меня».

«Не будем говорить об этом», — успокоила его тетя Лили.

«Вы прекрасны, вы сам ангел, спустившийся с небес! » — Восторг переполнял Пьера Гозлена.

«Какой он смешной, — подумала было Гардения, но, увидев его глаза, вдруг почувствовала, будто потянуло могильным холодом, и по ее спине пробежали мурашки. — Нет, он страшный», — заключила она.

Она испытала неимоверное облегчение, когда увидела, что Пьер Гозлен сидит по правую руку тети Лили, на другом конце огромного стола.

Пил он много, но не настолько, чтобы кто-то мог сказать, что он перебрал. Гардения чувствовала, что излучаемое им зло довлеет над всеми присутствующими. Зло исходило не от его слов, а от всего его облика. «Он страшный», — не раз повторяла она про себя…

— Я встречался с месье Гозленом, — тихо говорил лорд Харткорт. — Советую вам не попадаться ему на глаза. Он неприятный, как вы говорите, субъект.

— Значит, я не ошиблась, — заключила Гардения. — У меня было такое чувство, будто в нем… есть… что-то плохое.

— Держитесь от него подальше, — предупредил ее лорд Харткорт.

— Не могу понять, почему он так нравится барону, — пробормотала Гардения, обращаясь скорее к себе, чем к своим спутникам, — но мне кажется, ему всегда нравятся странные люди.

— У вас не возникло впечатления, что они близкие друзья? — спросил лорд Харткорт. — Я имею в виду барона и месье Гозлена.

— О да, очень близкие! — воскликнула Гардения. — Мне показалось, что барон весь вечер проверял, доволен ли месье Гозлен, проявляет ли тетя Лили достаточно заботы о нем, а когда я уходила спать, то заметила, что барон во время танца остановился и передал тетю Лили Гозлену. Я тогда подумала, что это не доставит ей особого удовольствия. — Девушка замолчала, ее вновь охватило ощущение, что она сказала лишнее. Ей стало интересно, почему лорд Харткорт так заинтересовался противным, похожим на лягушку французом. — Мне не следовало бы все это вам рассказывать, — поспешно проговорила она. — Забудьте, прошу вас, забудьте мои слова.

— Конечно, все это неважно, — успокоил ее лорд Харткорт.

Однако подозрение, что как раз это и имеет для него огромное значение, не покидало Гардению. Как только речь зашла о Гозлене, лорд Харткорт стал совершенно другим, каким-то настороженным. В начале прогулки он держался иначе. Ей показалось, что она перехватила его предостерегающий взгляд, обращенный через ее голову к Берти. А может, она ошибается? И зачем только она так много рассказала про барона. С чего это им интересоваться гостями тети Лили? Возможно, они не знают, что барон часто бывает в доме и что они с тетей Лили в дружеских отношениях? Лучше бы они не знали, решила девушка.

Они проехали через Булонский лес и наконец остановились у ресторана, около которого был разбит сад. В саду стояли маленькие столики под зонтиками. За столиками сидели посетители и потягивали аперитив.

— Как красиво! — воскликнула Гардения.

Лорд Харткорт помог ей спуститься. Когда они проходили через белые ворота, он заметил старика, продавшего ему гардении для Генриетты — те самые гардении, которые он в конце концов выбросил в мраморный фонтан на площади Согласия.

— Добрый день, месье, — дрожащим голосом проговорил старик, когда они поравнялись с ним.

Гардения остановилась.

— Как изумительно пахнут ландыши! — воскликнула она.

Губы лорда Харткорта скривила циничная усмешка. Маленький английский воробушек может казаться невинным, но ему прекрасно известны все уловки, которыми пользуются представительницы древнего ремесла. Впрочем, у него возникали сомнения, достаточно ли у нее опыта, чтобы позже вернуться и потребовать у старика свои комиссионные.

— Я куплю вам цветы! — с энтузиазмом предложил Берти.

— Нет, нет! Эта привилегия принадлежит мне! — запротестовал лорд Харткорт, в его голосе слышалась ирония.

Гардения с удивлением смотрела на них.

— Прошу вас, я не хочу, чтобы вы мне что-то покупали, я просто не могла удержаться от восклицания, когда почувствовала этот божественный аромат. Понимаете, у нас дома была целая клумба ландышей, это мамины любимые цветы.

Казалось, Берти не слышит ее. Он вытащил из кармана золотой соверен и обнаружил, что это вся его наличность.

— Я куплю цветы, — продолжал настаивать лорд Харткорт, чье настроение резко улучшилось. — Иди найди удобный столик, Берти. Должен заметить, она перегибает палку, — тихо добавил он, стараясь, чтобы не услышала Гардения.

— Я верю каждому ее слову! — воскликнул Берти.

— Ни минуты в этом не сомневаюсь, — весело заметил лорд Харткорт. — Не спорь со мной, дружище. Я и так многим пожертвовал, решившись провести с тобой весь вечер.

— Я ни на минуту не прекращал повторять тебе, что безмерно благодарен, — отпарировал Берти и поспешил к Гардении.

Он нашел ей столик под огромным оранжевым зонтом рядом с крохотным фонтанчиком.

— Что бы вы хотели выпить? — спросил он. — Шампанское?

— О боже, нет, конечно же! — засмеялась Гардения. — Я не могу пить шампанское в это время дня. Как вы думаете, они могут принести чашечку чаю?

— Вряд ли, — ответил Берти, — но я попробую.

Лорд Харткорт все еще разговаривал со стариком-цветочником.

Берти склонился к Гардении и сказал:

— Вы знаете, как вы красивы. С каждым разом вы кажетесь мне все прекраснее. Черт возьми, я страшно рад, что вы смогли сегодня выбраться! Нам надо составить план на будущее, вам и мне.

— План чего? — удивилась Гардения. — Как мы будем встречаться, — ответил Берти. — Не могу же я каждый раз таскать с собой Вейна в качестве третьего лица. У него свои интересы.

— Какие интересы? — спросила Гардения.

— Ну, в общем-то, он стал сейчас посвободнее, — признался Берти. — Он поссорился со своей chere amie.

— А что это значит? — поинтересовалась Гардения.

— Я думал, вы понимаете по-французски, — удивился Берти. — Понимаете, это его очень близкая приятельница. И тоже красавица.

— Вы хотите сказать, что он был обручен? — уточнила Гардения.

— О, конечно же, нет! — воскликнул Берти. — Ну не настолько же вы неопытны! Он, естественно, не собирался жениться на Генриетте. Она дама полусвета. Париж прямо кишит ими. Вы обязательно должны уговорить тетю Лили повести вас к «Максиму»: там вы их всех увидите.

Гардения почувствовала, как запылали щеки. Значит, у лорда Харткорта была любовница! Подобные мысли как-то не приходили ей в голову. Каждый раз, когда они виделись, он был один, но, конечно же, встретить его Генриетту на одном из приемов тети Лили она не могла. Почему-то хорошее настроение сразу же исчезло. «Как же можно быть такой глупой? » — упрекала себя Гардения. У таких, как лорд Харткорт, и, наверное, у господина Каннингэма, конечно же, есть приятельницы-француженки, с которыми те развлекаются, ходят по ресторанам. Как же наивно она выглядела, когда заговорила об обручении! Гардения знала, что есть женщины, которых не допускают в уважаемое общество, веселые, живые дамочки, привлекающие мужчин. Но лорд Харткорт казался таким степенным и щепетильным в отношении условностей, ей трудно было поверить, что он является самым обыкновенным бабником, как ее отец называл подобных мужчин. Внезапно ее охватило страстное желание узнать, что представляет собой Генриетта, Что в ней нравилось лорду Харткорту, что привлекало его? Естественно, она знала, что неприлично расспрашивать об этом господина Каннингэма и даже вообще упоминать о чем-то подобном. Как строго сказала бы ее мама, женщины не обсуждают такие вопросы и таких людей.

Берти совершенно забыл о Генриетте, так как больше всего на свете интересовался собственными делами.

— Когда я снова увижу вас? — настаивал он. — Вы не можете как-нибудь вечером улизнуть из дома? Я бы ждал вас у дороги, и мы бы придумали какое-нибудь интересное занятие. Вам понравилось бы в «Мулен-Руж»! Хотя там иногда немного шумно, но я оберегал бы вас.

— Я не могу позволить себе ничего подобного, — ответила Гардения. — Вы хорошо знаете, что тетя Лили разрешила мне поехать с вами только потому, что нас сопровождает лорд Харткорт.

— Я же не говорю, что вам надо спрашивать разрешения у тетушки, — с досадой в голосе уговаривал ее Берти. — Зачем ей знать? Когда она рано отправит вас спать, вы выберетесь и встретитесь со мной. Все очень просто: когда ее шумные вечеринки в полном разгаре, никто не услышит даже, если рядом разорвется бомба!

— Я не могу, я действительно не могу, — сопротивлялась Гардения.

Она никак не могла понять, почему господин Каннингэм так настойчиво заставляет ее делать то, что, по ее мнению, было неправильным, и с таким пренебрежением отзывается о старших, не говоря уже о тете Лили, которая была так добра к ней.

Она хотела еще что-то добавить, но тут подошел лорд Харткорт. В руках он держал огромный букет ландышей — почти все цветы, которые были у старика.

— Замечательно! — воскликнула Гардения. — Но вы не должны были тратить на меня такие деньги. Мне стыдно, что я обратила ваше внимание на цветы. Большое спасибо! — Гардения опустила лицо в букет, а когда подняла глаза, мужчины увидели, что они полны слез. — Я понимаю, это неблагодарно с моей стороны, — тихо проговорила она, — но я безумно скучаю по Англии.

Перед мысленным взором лорда Харткорта внезапно предстал его дом весной, окруженный рододендронами, буйно цветущей сиренью и вишнями, усыпанными розовыми цветами и кажущимися незнакомыми восточными растениями на фоне нежных изумрудных листочков. К своему изумлению, он обнаружил, что его заинтересовал вопрос, почему он находится в чужой стране, когда может жить дома. Там его ждут лошади, егеря будут с горячностью рассказывать, как фазаны высиживают птенцов. Возникнет масса проблем с поместьем. Раньше подобные вопросы казались ему скучными и утомительными, теперь же он займется этими делами с большим интересом.

«Я уже достаточно повеселился, пора домой», — заключил он.

Но тут он представил, как пустынен огромный и красивый особняк. Совершенно другое дело, когда в доме гости, но нельзя же постоянно устраивать приемы, а мужчине, если он намерен довольно продолжительное время жить в деревне, нужна жена. Лорд Харткорт вспомнил о девице Роугэмптон и содрогнулся. Он становится сентиментальным, сказал он себе. Ему нужна не жена, а новая Генриетта, и чем раньше он займется поисками, тем лучше.

— Продолжай развлекать мисс Уидон. — Голос Берти ворвался в его думы и вывел его из оцепенения. — Я заметил тут Арчи Клейдона. Я хочу спросить, нет ли у него каких-нибудь сведений о скачках дерби. Ему всегда все известно.

При этих словах Берти поднялся и стал пробираться между столиками, оставив лорда Харткорта и Гардению вдвоем.

Девушка пыталась найти какую-нибудь тему для разговора, но тщетно. Мысли ее были заняты тем, что она только что узнала о лорде Харткорте. Внезапно она подняла на него глаза. Ей показалось, что он задал ей вопрос, но она никак не могла сообразить, о чем речь.

— Вы все еще счастливы? — поинтересовался он.

— Конечно, — ответила она, понимая, что ее слова не совсем искренни.

— Вы очень хорошо выглядите, — сказал он, и почему-то его комплименты значили для нее гораздо больше, чем примитивное восхищение Берти. — И платье у вас замечательное.

— Тетя Лили была так любезна, что купила мне его, — засмущалась Гардения.

— Она не единственная, кто готов проявить щедрость по отношению к вам, — заметил лорд Харткорт.

Совершенно неожиданно для себя он накрыл ее руку своей. Рука была без перчатки, и Гардения почувствовала тепло и приятную тяжесть его пальцев. Внезапная дрожь пронзила ее тело, это ощущение не было похоже на те эмоции, которые она когда-либо испытывала в своей жизни.

Девушка заметила, что взгляд лорда Харткорта устремлен на ее губы. Щеки Гардении запылали, и совсем не потому, что она все поняла. Ее заставило покраснеть незнакомое чувство, волной нахлынувшее на нее при его прикосновении, и какое-то волшебное притяжение, возникшее между ними. Она почувствовала, как его пальцы напряглись.

— Знаете, — мягко заговорил он, — право выбора остается за вами. Никто не заставит вас делать то, чего вы сами не желаете. Вы сами должны принять решение.

Его слова озадачили Гардению. Она не поняла, что он имел в виду. Все это было частью непостижимых отношений между нею и двумя молодыми людьми, столь неожиданно ворвавшимися в ее жизнь. Она не понимала и половины сказанного ими. Единственное, что она знала, — что сердце начинает учащенно биться, дыхание с трудом прорывается через приоткрытые губы.

— Вы так молоды и неиспорчены, — услышала она голос лорда Харткорта. — Думаю, с вами надо срочно что-то делать.

Гардения собралась было спросить его, почему надо спешить, но не успела вымолвить и слова, как он убрал руку и откинулся на спинку стула. Ей не понадобилось оборачиваться, чтобы понять — возвращается Бертрам Каннингэм.

Сев, он опустил свой цилиндр на соседний стул.

— Арчи говорит, что Майнорин наверняка выиграет, — объявил он.

— Лошадь короля! — воскликнул лорд Харткорт. — Да, у нее есть некоторые шансы.

— Арчи считает, что она обязательно победит. Если мои финансовые дела уладятся, я все поставлю на нее, и Гардения получит лучший и красивейший подарок во всем Париже.

Гардения покраснела. Он назвал ее по имени, но она решила, что будет выглядеть суровой и старомодной, если одернет его. Ей также казалось, что тетя Лили будет недовольна, если она примет подарок от молодого человека, но она считала грубым и неблагодарным сказать ему об этом. Может, лошадь проиграет, успокоила она себя.

Время бежало быстро, и наконец Гардения поднялась.

— Думаю, мне пора домой, — сказала она. — Сегодня мы идем в театр, в «Комеди Франсез». Я впервые в жизни буду смотреть французский спектакль, и мне, естественно, не хочется опаздывать.

— А кто вас сопровождает? — поинтересовался Берти.

— Барон, — ответила Гардения. — Он сказал, что приведет с собой одного знакомого, чтобы нас было четверо. Надеюсь… — Внезапно она замолчала.

— …не Пьера Гозлена, — закончил за нее лорд Харткорт. — Ради вас я тоже буду надеяться.

— Я не вынесу этого! — воскликнула Гардения. — Он все испортит. Нет, я уверена, это будет кто-то другой.

И все-таки, чувствуя себя несчастной при мысли, что может ошибаться, она промолчала всю дорогу домой.

— Не забудьте, о чем я вас просил, — прошептал Берти, когда они остановились около Мабийон-Хауса. — В четверг я приду в гости к вашей тетушке, и у меня будет с собой план. Но все равно ждать слишком долго. Я обязательно заеду, может, представится возможность увидеть вас.

— Я не знаю, какие планы у тети Лили, — ответила Гардения.

— К черту тетю Лили! — в бешенстве проговорил он. — Я должен увидеть вас.

Гардения улыбнулась. Лорд Харткорт помог ей сойти.

— Большое спасибо, — сказала она. — Я очень хорошо провела время и получила огромное удовольствие.

Лорд Харткорт пожал ей руку, и молодые люди приподняли цилиндры.

Гардения взбежала по ступенькам и скрылась в доме. Проходя через холл, она бросила взгляд на часы и увидела, что уже шесть. Значит, тетя Лили отдыхает. Она поднималась по лестнице, когда из будуара тетушки вышел барон и захлопнул за собой дверь.

— А, вот и Гардения, — сказал он. — Тетушка считала, что вы вернетесь пораньше.

— Мне очень нравилось кататься, — ответила Гардения.

— С двумя англичанами? — поинтересовался барон.

Гардения кивнула:

— Да, с лордом Харткортом и его кузеном, господином Каннингэмом. Мы катались в кабриолете, запряженном парой. Экипаж такой красивый!

— Ха! Эти англичане немедленно кидаются на что-то новенькое, — презрительно проговорил барон. — Такое легкомыслие, такая трата денег! У моих соотечественников более важные дела.

— Кто же захочет все время заниматься серьезными делами, когда он в Париже и наступает весна, — запротестовала Гардения.

Она наслаждалась жизнью, и ей не хотелось, чтобы барон своей критикой и брюзжанием испортил хорошее настроение. Она слышала, как он раньше говорил, что англичане измельчали, что они растрачивают жизнь в поисках развлечений.

— И о чем же вы говорили с лордом Харткортом? — спросил барон.

— Ни о чем серьезном мы не разговаривали, — отпарировала Гардения.

— Вам нравится лорд Харткорт? — поинтересовался барон.

Вопрос был неожиданным, и, к своему ужасу, Гардения почувствовала, что краснеет.

— Мне они оба нравятся: и лорд Харткорт, и его кузен, — ответила она. — По крайней мере, мы все говорим на одном языке.

Ответ прозвучал грубо, но барона, казалось, он нисколько не задел.

— Замечательно, — заключил он. — Вы должны дружить с приятными молодыми людьми. Именно этого ваша тетушка и хочет от вас, а особенно ей нравится лорд Харткорт.

— Мне надо переодеться, — поспешно проговорила Гардения, — иначе я опоздаю в театр. Я с нетерпением жду, когда мы туда поедем.

— Ах да, в театр, — пробормотал барон, как будто только что вспомнил об этом. — Я собираюсь привести своего знакомого. Полагаю, вы виделись с ним вчера — месье Пьер Гозлен.

— О нет! — не сдержалась Гардения.

Барон удивленно вздернул брови.

— Он вам не нравится? Ваша тетушка тоже так к нему относится. Он не очень располагает к себе, но он умен, исключительно умен. Нельзя, чтобы человек одновременно был и красив, и умен. Когда вы станете старше, вы поймете. Но ведь месье Гозлен желает говорить не с вами, а с вашей тетушкой. Вы можете разговаривать со мной. Вам это будет приятно, а?

— Очень приятно, — процедила сквозь зубы Гардения.

Барон издал каркающий звук, который следовало принять за смех, ухватил ее своими толстыми пальцами за подбородок и развернул к себе.

— Очень приятно, — повторил он, и не успела Гардения понять, что происходит, как он наклонился и впился в ее губы. Она отпрянула от него и, вырвавшись, побежала по лестнице, с отвращением вытирая губы тыльной стороной ладони.

Всю дорогу ее преследовал смех барона, каркающий хриплый смех, заставивший ее так возненавидеть его. Еще никто и никогда не вызывал у нее такого отвращения!

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒