Лен Джованитти 3 страница

Капрал без труда дополз до тела Старика. Сержант Стоун был мертв, кровь сочилась из тысячи ран, внутренности вывалились на землю. Томас в поисках карты перевернул сержанта, чтобы обыскать его карманы, как вдруг гук открыл огонь из автомата.

– Я фактически залез в тело Старика, – сказал Томас – У меня не было другого укрытия. Перепугался до чертиков, но не шелохнулся, притворившись мертвым. Я знал, что у гука осталось еще полмагазина, а потом ему надо будет перезарядить. Я приоткрыл один глаз и заметил, что он передвигается на дереве. Я решил, что он не станет слезать, чтобы проверить, жив ли я, потому что знает, что вы, ребята, сидите в кустах. Я молил бога, чтобы вы обстреляли его и дали мне передышку, но этого не произошло.

– Мы решили, что тебя шлепнули, – сказал Блонди. – Мы не знали, где он прячется и сколько еще гуков с ним.

– Да, я так и подумал, но не мог же я лежать там весь день. Я подождал, когда он снова зашевелился и ветках, потом бросился сюда. Застиг гада врасплох. Наверное, остаток магазина достался Старику. – Он задумчиво покачал головой. – Но ему уже все равно. Он спас мне жизнь, этот мертвый Старик.

Мы молчали, жадно затягиваясь сигаретами. Интересно, сколько лет было Старику. Он был намного старше меня. Пожалуй, года двадцать три. Но я не стал спрашивать.

Наконец Долл нарушил молчание, спросив деловым тоном:

– Взял карту?

– Нет, но теперь она не нужна.

– Нет, нужна. Возьмем ее и пойдем дальше. Что толку здесь сидеть?

– Верно. – Томас помолчал. – Может быть, лучше вызвать штаб и доложить?

– О чем ты собираешься докладывать? – спросил Долл.

– О нашем местоположении. О минном поле. О Старике. И ведь мы столкнулись с чарли, разве не так?

– Подумаешь, один гук! И это пока все. К тому же мы не установили расположение сил противника. Я бы подождал, пока мы действительно не натолкнемся на что‑ то.

– Может, ты и прав, – неохотно согласился Томас. – Пошли.

Мы вышли из укрытия сначала с опаской, потом пошли смелее. Сержант лежал на берегу реки на том же месте, где я его видел. Его живот был словно распорот ножом мясника. Увидев, что у него между ногами ничего не осталось, я отвернулся. Томас взял карту, вынул все из карманов и сложил в свой ранец, потом перевернул тело лицом вниз. Долл забрал патронташ и винтовку Старика. Он вынул магазин и забросил винтовку в реку.

– Оттащим его в кусты, – сказал он. – Если гуки найдут Старика здесь, они разденут его догола. А когда вернемся, вызовем вертолет, чтобы его увезти.

Мы оттащили тело сержанта Стоуна – я так и не узнал, как его звали, – в высокую траву у самого берега реки. Потом занялись другим мертвецом, тем, что на дереве.

Томас дотянулся, обрезал ремень автомата и взял его себе. Долл обдумывал положение. Ему хотелось заполучить уши чарли, но тело повисло на толстом суку в шести футах над землей, и он не мог достать до головы. Долл хотел было стащить труп на землю, но раздумал. Ему поправилась идея оставить скрюченный труп на дереве. Это будет хороший ориентир для них на обратном пути. Он удовольствовался средним пальцем с правой руки чарли, который мог достать без труда и отрезать ножом. Потребовалось лишь какое‑ то усилие, чтобы перерезать кость.

Согласно карте мы сейчас находились строго на восток от лощины. От заминированного участка на берегу реки прямо на запад вела тропинка через заросли травы к опушке леса. Мы не пошли по тропинке, а стали пробиваться через высокую густую траву. Солнце стояло прямо над головой, раскаляя наши каски. У меня стучало в висках, от жары, но еще больше мучила трава. Приходилось рубить ее на уровне глаз, чтобы уберечь лицо от режущих краев. Я держался вплотную к Блонди и не хотел отрываться. Он был единственный человек, который проявил ко мне какое‑ то участие. Двое других заботились только о себе. Я вспомнил правило из курса начального обучения: на первом месте задание, на втором твои солдаты, а потом уже ты. Чепуха! Долл научил меня истине: на первом месте своя шкура, потом твой приятель, и наплевать на задание. Так было в этом первом патруле, и так было в течение всего года моей службы во Вьетнаме. Спросите любого, кто был там в шестьдесят восьмом и шестьдесят девятом годах. Если они скажут вам другое, значит, врут. Перед лицом возможной казни на электрическом стуле за совершенное мною я не стану лгать. Ложь мне не поможет.

Я не могу отвлечься от условий, в которых пишу. Решетка камеры в трех футах от меня, и мой тюремщик стоит на страже, пока я пишу. Иногда трудно сосредоточиться на том первом патруле и на всем, что потом последовало. Это кажется мне теперь таким нереальным. Единственная реальность для меня – это предстоящий суд. И все же мне нужен строгий взгляд тюремщика, который не может скрыть ненависти ко мне. К счастью, он бессилен мне помешать. Итак, я продолжаю.

Мы достигли опушки леса без приключений. Медленно, с трудом пробивались через заросли травы, усталые как собаки от жары и душевного напряжения, постоянно настороже в ожидании противника. Пока не встретился мальчик на берегу реки, патруль был самым обычным. Мы испытывали только физические трудности. Но убийство мальчика подействовало на меня гораздо сильнее, чем телесные страдания. А внезапная гибель Старика и первая встреча с противником только усилили напряжение. Меня сковал страх перед противником и растущее беспокойство за товарищей по патрулю.

Перейдя реку, мы оказались на территории противника, на его поле, только это была скорее игра в прятки, чем в бейсбол. В приюте, когда мои товарищи прятались, а я должен был их искать, я в напряжении ждал неожиданного. Но когда я прятался, напряжение спадало, потому что я мог наблюдать за искавшим из своего укрытия. На войне я быстро постиг, что всегда ищу, а противник прячется, наблюдает и ловит момент, чтобы застигнуть меня врасплох. За этот долгий год я никак не мог привыкнуть к такому положению, но никогда у меня не были так натянуты нервы, как в этом первом патруле.

Когда мы наконец остановились на опушке леса и бухнулись на землю отдохнуть и перекусить в тени, я уже превратился в сплошной комок нервов. Хотя уже больше семи часов у меня во рту не было ничего, кроме чашки кофе, я едва смог проглотить два кусочка из своего сухого пайка. Зато осушил почти половину фляги, и часть воды стекла по подбородку под рубашку. Я сразу почувствовал облегчение, внутреннее и внешнее.

Остальные ели с большим желанием, особенно капрал Томас, который не терял аппетита ни при каких обстоятельствах. Блонди, почувствовав мое состояние, предложил мне единственное в этих условиях лекарство – еще одну сигарету с марихуаной, всю для меня. Я был ему очень благодарен. Докурив, я размяк, как тряпичная кукла, но внимание мое обострилось. Я с интересом наблюдал за капралом Энди Доллом. Он разглядывал нас с выражением презрения на лице, не наслаждался отдыхом на траве, и мы, остолопы, были ему ни к чему, только раздражали. Капрал Томас сидел в стороне, откинув голову на ствол дерева и закрыв глаза.

Блонди дружелюбно толкнул меня и усмехнулся:

– Тридцать один с половиной день, и потом рай.

Я рассмеялся.

– Курите, курите, – проворчал Долл, – и пуля гука сразу отправит вас в рай!

– Хочешь травки, дружище Энди? Она тебя смягчит.

– Я не такой дурак.

– Конечно, ты не дурак. Ты охотник за трофеями.

– Что ты хочешь сказать?

– Что ты сделаешь с пальцем чарли? Заткнешь им задницу?

– Придержи язык, болван. Я еще могу тебе очень скоро понадобиться.

– Как понадобился Старику?

– Старик в раю.

– Аминь.

– Бросьте! – вмешался капрал Томас.

Он достал карту и расстелил ее на земле. Вместе с Доллом они стали изучать и обсуждать маршрут через лес к лощине. Томас предложил двинуться на юг, а потом свернуть направо, чтобы подойти к лощине сбоку. Долл возражал, потому что пришлось бы лишний час пробираться лесом. Он был за то, чтобы идти к лощине напрямик. Томас не соглашался, но не мог объяснить почему. Никто из них не знал, где скрывается противник в этом лесу, если он там есть, но Томас настаивал на своем и требовал, чтобы Долл согласился с его планом, как соглашался с сержантом Стоуном. Так должен был поступить «второй номер», которым теперь стал Долл. Однако он не мог поддакивать Томасу. Он оспаривал его мнение, не выступая открыто против его власти, но Томас знал его достаточно хорошо и понимал, что за этим кроется. Он все еще испытывал сильную досаду оттого, что Долл перехватил инициативу, после того как разнесло на части Старика. Томас твердо решил заставить Долла признать его власть, а Долл точно так же решил поставить ее под сомнение. Борьба была неравная. На стороне Томаса была только храбрость, а она не могла сравниться с проницательностью Долла.

Прислушиваясь к их перепалке, я подумал, что, если бы у меня было право выбора, я предпочел бы следовать за Доллом. Мне не по душе были личные качества капрала Энди Долла. Это был прирожденный убийца, но вместе с тем он был осторожен и сумел выжить, а мне отчаянно хотелось остаться в живых.

К тому времени, меньше чем за восемь часов патрулирования, я стал свидетелем нелепой смерти мальчика, нелепой смерти его убийцы и тоже нелепой смерти неизвестного врага, которого мы фамильярно называли чарли. Все это представлялось мне ужасным безумием, тем более что я был готов следовать инстинктам незнакомого человека, который отпилил палец у мертвого.

И вот такую мерзость я вынужден был терпеть в тот день и во все дни моего пребывания на войне. Я вспомнил как однажды читал, что человеку необязательно съесть дерьмо, чтобы узнать, что оно невкусное, и поверил этому. Но больше не верю. Все зависит от человека.

В тот момент, если бы это было в моих силах, я поставил бы во главе патруля какого‑ нибудь генерала – нет, самого президента. Что знает президент, сидя в тиши своей овальной комнаты о том, как жрать дерьмо своей войны? Хотел бы я, чтобы он ощутил отвратительный вкус, какой я чувствую во рту.

Таковы были мои дурацкие мысли, когда я размышлял о нелепости своей жизни в этом тихом, тенистом лесу, где таятся маленькие люди в черных пижамах, готовые меня убить. У них было правое дело – у меня ничего.

Обсуждение нашего маршрута через лес кончилось тем, что Томас неохотно согласился с мнением Долла, но лишь потому, что мы не укладывались в сроки. Итак, мы направились прямо в лощину. Долл вызвался идти впереди, и Томас на этот раз охотно согласился. Быть вторым номером было спокойнее. Ведущий всегда подвергается большей опасности. Это доказал сержант Стоун. Но, думаю, у Томаса была другая цель. Если бы мы в чем‑ то не справились с задачей, рассчитывал он, то ответственность легла бы на Долла. Бедняга не подумал, что начальником патруля официально числится он и, что бы ни случилось, отвечать будет именно он. Выкуренная травка не обострила его ум, только чувства. А этого ему и надо было.

Лучи света, пробивавшиеся сквозь листву деревьев, создавали ряд завес, через которые трудно было смотреть вперед. Это сияние утомляло глаза. Я стиснул зубы и сосредоточил все свое внимание на лежащей впереди местности. Голова была ясная, но я дрожал от волнения. Травка переставала действовать. Тем не менее я упорно тащился вперед, не позволяя себе расслабляться от света и теней леса. На деревьях было полно птиц, и каждая издавала свои трели. Они громко отдавались у меня в ушах, усиливая напряжение. Я не мог заставить их замолчать. Травка обостряла слух. Такое же влияние она оказывала и на Томаса. Чуть ли не с каждым шагом его голова дергалась то вправо, то влево на звук шелестящих листьев или крик птицы. Он нервничал, и это передавалось другим. Меня пугало жужжание насекомых вокруг головы, и звук наших шагов казался слишком громким. На Блонди, похоже, тоже действовали лесные звуки.

Только Долла, казалось, они не тревожили. Он твердо шагал вперед, все дальше отрываясь от нас, пока Томас не приказал ему замедлить шаг. Долл остановился и поглядел назад. Какая‑ то птица с визгливым криком перелетела через нашу дорогу и скрылась в листве. Справа раздался звук треснувшей ветки. Мы все услышали его и остановились как вкопанные. Звук доносился из зарослей. В колючем кустарнике что‑ то зашевелилось. Томас среагировал быстрее всех, бросившись ничком на землю. Блонди и я упали рядом. Долл остался на ногах, только присел, направив винтовку на кусты. Оттуда раздался громкий треск. Долл открыл стрельбу, поливая огнем кусты. Томас стрелял короткими очередями. Блонди и я не стреляли, не видя, во что целиться. Послышался странный храп и стон. Кусты затряслись как живые. Долл выпустил весь магазин. Прорываясь сквозь заросли, из кустов вышел буйвол. Он шатался, из его большой головы лилась кровь. Томас разрядил весь магазин прямо ему в глаза. Буйвол рухнул на землю в шести футах от нас. Его тонкие ноги дернулись в предсмертной судороге, точно так же, как ноги того мальчика на берегу реки. Мы испытали огромное чувство облегчения.

Долл подошел к животному и пнул носком ботинка его окровавленную морду. Он ухмыльнулся:

– На нашем счету один убитый гук и один убитый гуковский буйвол.

– И один убитый мальчик, – добавил я, не сумев сдержать себя впервые за весь день.

– Правильно. А я и забыл о нем. Значит, два убитых гука. Недурно.

– Долл, а ты не собираешься отрезать буйволу уши? – поддел его Блонди. – Ведь у него нет пальцев.

– Пошел к чертовой матери, болван!

– Я просто подумал о твоей коллекции трофеев.

– Предупреждаю тебя, брось приставать.

– Ладно, – сказал Томас. Он был на ногах и заряжал новый магазин. – Пошли. Мы достаточно здесь нашумели.

Мы пошли лесом осторожнее, опасаясь, что наша стрельба всполошила гуков. Наши опасения не оправдались. В два часа мы вышли на опушку леса, не обнаружив никаких признаков противника. Впереди было рисовое поле, а за ним лощина у подножия западных холмов. Мы остановились под прикрытием деревьев, чтобы обдумать следующий шаг. Мы знали, что противник засел на холмах и может накрыть минометным огнем все, что движется через поле. Но чего мы не знали и что нам приказали выяснить, это степень его активности в лощине. Спускается ли он с холмов? И если да, то с какой целью?

Глядя через ничейную землю рисового поля, я подумал, что поставленная нам задача не для патруля. Если наша разведка подозревает, что противник создает в этой лощине арсенал, почему его просто не разбомбят? У нас хватает огневой мощи, и не беда, если даже мы растратим ее попусту. Пути армейского начальства неисповедимы, но пути патруля ясны. Начальство не рискует жизнью – мы рискуем. Мы получили приказание, но не собираемом выполнять его неразумно. Мы стояли на опушке леса, не двигаясь с места, в ожидании каких‑ нибудь признаков деятельности противника. Долго ждать не пришлось.

Неизвестно откуда появились четыре вьетнамца в крестьянской одежде, по‑ видимому невооруженные. Они шли с севера и пересекали рисовое поле, направляясь к лощине. Долл был убежден, что это вьетконговцы, и хотел открыть по ним огонь, но Томас воспротивился, напомнив, что наша задача – наблюдать и докладывать, не вступая в бой с противником без крайней необходимости. Наша позиция в тени деревьев была идеальной, и Доллу не терпелось обстрелять крестьян. Такую хорошую возможность нельзя было упускать, но он не решался противоречить новому начальнику патруля, да еще при двух свидетелях, явно не симпатизирующих ему. Мы следили за вьетнамцами, пока они не скрылись в густых зарослях лощины.

Томас был в нерешительности относительно наших дальнейших действий, и Долл подсказал:

– Пора связаться по радио с командиром взвода, доложить добытые сведения и запросить огневую поддержку для обстрела лощины.

– Но мы пока еще не знаем, что там есть, – возразил Томас.

– Мы знаем, что там четыре гука, – отвечал Долл. –

Доложи, что мы видели восемь.

– Но ведь это вранье!

– Да, вранье. А ты что, хочешь перейти поле и узнать сколько их там?

– Меня смешают с дерьмом, если окажется, что в этой лощине нет ничего, кроме четырех невооруженных гуков.

– Как они узнают? Восемь вьетконговцев – это уже подразделение. Попробуй доложи, что мы уже убили одного гука и потеряли Старика. Это будет более убедительно.

– Ну и гад ты!

– Пусть, – согласился Долл. – Ты собираешься включать рацию или нет?

Томас больше ничего не мог предложить. Он вызвал по радио командира взвода лейтенанта Колдрона и доложил о действиях патруля. Он подробно сообщил об уничтожении снайпера и о гибели сержанта Стоуна, но об убийстве мальчика не упомянул. Я понял, что Томас и Долл намерены скрыть это дело.

Держа перед собой карту, Томас передал координаты минного поля и того места, где вьетконговцы вошли в лощину. На лейтенанта Колдрона это произвело впечатление, и он охотно согласился, когда Томас нерешительно предложил нанести артиллерийский удар по этому месту. Лейтенант сказал, что пошлет вертолеты, вооруженные ракетами и пулеметами, для обстрела всего района. Он приказал патрулю наблюдать за налетом со своей позиции на опушке леса и наводить по радио вертолеты на цель. Если потребует обстановка, он пришлет в этот район подкрепление. Томасу со своим патрулем оставаться на месте и держать связь. Томас обрадовался этому решению лейтенанта, поставив его себе в заслугу, к досаде Долла, который тем не менее был готов пойти на уступки, если и Томас пойдет.

Мы сидели на траве на опушке леса, отдыхали и наблюдали за рисовым полем в ожидании вертолетов. Но тут выскочил Долл со своим вопросом.

– Ты все еще собираешься доложить обо мне, когда вернемся? – обратился он к Томасу.

Опираясь о ствол дерева, Томас натянуто улыбнулся:

– Подумаю.

– Почему бы просто не забыть об этом? Ведь ты знаешь, что я был прав.

Томас подался вперед:

– Я знаю, что ты покинул меня в беде. Тот гук чуть не убил меня. Господи, как я молил, чтобы вы открыли огонь, но ничего, ничего! – Это обвинение относилось ко всем нам. – Я не могу этого забыть.

– Мы не знали, что там делается, – возразил Долл.

– Сволочь! А разве ты знал, что делается в этих кустах, когда поливал их огнем, охотник за буйволами?

– Я думал, что это чарли.

– А кто же, черт возьми, ты думал, стрелял в меня, а?

– Мы ничего не видели.

– Брось! Нечего было видеть. Узнать гуковский автомат можно на слух. Но это была не твоя шкура.

– Оставь, Томас. Ты не должен иметь зуб против меня. Они тоже виноваты.

– Да, но ты должен был пойти за картой, И если бы тот гук прижал тебя к земле, – я бы не побоялся поставить себя под удар. Я сделал это для Старика, но он умер.

– Тебе нужна была карта.

– Нам была нужна карта, умник. Ведь по этой карте сюда пришлют вертолеты. В то время как ты прохлаждаешься в покое и безопасности.

– Это была моя идея.

– Пошел ты к… Не раздражай меня. Ты хочешь все очки приписать себе.

Долл стиснул зубы и промолчал. Я подумал, что Томас зашел слишком далеко. Не то чтобы я его обвинял. Долл это заслужил, да и мы тоже. Но Долл был мстительный тип. Я надеялся, что он не станет мстить. Я его боялся.

Через несколько минут появились три вертолета. Они кружили высоко над рисовым полем, чтобы сориентироваться, прежде чем нанести удар. Томас связался с ними по радио и сообщил наше местонахождение на опушке леса. Он уточнил место, где вьетконговцы вошли в лощину, и вертолеты приступили к делу. Они развернулись позади нас, потом прошли обратно над самыми вершинами деревьев. Рев их моторов звучал успокаивающе. Теперь мы были не одни. Вертолеты пронеслись через рисовое поле прямо на цель. Летя рядом, они выпустили ракеты в пятидесяти метрах от края лощины. Одновременно бортовые стрелки поливали лощину пулеметным огнем. Огонь был оглушительным, и я смотрел зачарованный, как они дошли до конца маршрута и резко взмыли вверх, чтобы не задеть холмы. Лощина поглотила разрывы ракет, и снова наступила тишина, когда вертолеты развернулись над лесом и легли на обратный курс. Никаких признаков противника не было. Ни из лощины, ни с холмов огня не вели.

– Мы опять опростоволосились, – удрученно сказал Томас Доллу.

Долл ничего не ответил.

Вертолеты с ревом вернулись для второго удара, на этот раз направившись вправо. Они повторили атаку на малой высоте. Ракеты поразили цель. Раздался сильный взрыв, из лощины взметнулся огненный шар, полетели осколки. В трескотне пулеметов вертолеты стали набирать высоту.

– Склад боеприпасов! – радостно воскликнул Долл и хлопнул, Томаса по спине. – Разве не замечательно?

– Замечательно, дружище.

Мы наблюдали, как вертолеты набирают высоту. Есть момент, когда вертолет зависает перед набором высоты. Противник знает этот момент и дожидается его. На этот раз чарли был подготовлен. С холма на уровне вертолетов противник открыл огонь из автоматического оружия. Два крайних вертолета разошлись в стороны. В тот момент, когда средний поворачивал влево, он вспыхнул и взорвался. Разорванные взрывом части попадали на зеленый склон холма, не оставив никаких следов его гибели. Нас ошеломила внезапность его исчезновения – всех, кроме Долла. Он был слишком возбужден боем и тем, что мы обнаружили противника. Долл потребовал, чтобы Томас доложил сведения в штаб и попросил поддержки наземной артиллерии и дополнительных вертолетов. Томас послушался, почувствовав облегчение оттого, что за него думает кто‑ то другой. Его красочное описание взрыва в лощине привело лейтенанта Колдрона в восторг, а потерю вертолета он воспринял как обычное дело. Лейтенант снова запросил координаты лощины и сообщил Томасу, что наземная артиллерия пристреляется. Кроме того, на рисовое поле будут направлены два отделения, находящиеся поблизости, для наступления на лощину вместе с его патрулем. Последнее сообщение потрясло меня. Долл заметил мою тревогу и набросился на меня:

– Ты за весь день ни разу не выстрелил из своей паршивой винтовки, парень! Да, да, я заметил. Но теперь у тебя не будет оправдания. Старый чарли ждет тебя в лощине и нисколько не сочувствует перепуганным соплякам. И я тоже.

– Оставь парня, Долл, – вмешался Блонди. – Это его первый патруль. Дай ему возможность…

– Этот подонок имел уже две возможности. Но он не стрелял ни в гука на дереве, ни в буйвола.

– Я тоже не стрелял в буйвола. Не все стреляют без разбора.

– Лучше приготовься стрелять, когда пойдем через поле, если не хочешь быть убитым в бою.

– Кем убитым – чарли или тобой?

Долл не ответил, но встретил осуждающий взгляд Блонди, не отводя глаз. Они поняли друг друга, и я понял их. У меня пробежала дрожь по спине от их враждебности.

В течение следующего часа боевые действия усилились, и мы оказались в самой их гуще – некогда было предаваться своим мыслям. К тем двум вертолетам присоединились еще три, и все сосредоточили удары по тому месту в лощине, где взорвался склад боеприпасов. Кроме того, появились два самолета – корректировщики огня артиллерии. Мы наблюдали за развертыванием наступления, пока слева не подошли два отделения. Потом мы вместе с ними пошли через поле, в то время как вертолеты пикировали на вражеские позиции на холмах, а наша артиллерия, взаимодействуя с ними, вела огонь вдоль лощины. К счастью, противник был слишком занят ведением огня по вертолетам, чтобы помешать нашему продвижению через поле. Если не считать нескольких мин, которые взрыли землю, мы добрались до края лощины без происшествий. Теперь нам приказали проникнуть в лощину и вступить в рукопашный бой с противником. Этого момента я боялся больше всего. По какой‑ то причине, непонятной для меня в то время, я меньше боялся лишиться жизни, чем лишить жизни противника. Я вспомнил замечание Блонди, что убийство «придет само собой». Я так не думал, не думал и Долл. Он не спускал с меня глаз, ожидая промаха с моей стороны.

Когда мы приблизились, наша артиллерия прекратила огонь. За два дня пребывания в лагере я наслушался историй о солдатах, убитых своими снарядами. Выжившие рассказывали об этом крайне осторожно, так как начальство не хотело, чтобы эти факты стали известны. Это отражалось на моральном состоянии и портило представление об армии на родине. В нашем случае радиосвязь действовала хорошо, и лейтенант Колдрон тщательно координировал действия всех подразделений, участвующих в наступлении.

При последнем ударе перед выходом из атаки вертолеты обстреляли ракетами пункт посредине лощины. Удар пришелся не только по деревьям и земле. Что‑ то взорвалось и горело, выбрасывая вверх ярко‑ оранжевые языки пламени. Это было ободряющее зрелище.

Мы углубились в густые заросли лощины. Продвигаться было трудно. Сплетение кустарника было таким плотным, что мы не видели друг друга на расстоянии пяти метров. Наш патруль продвигался между двумя отделениями. Мы двигались как стрела при замедленной съемке: Долл во главе, за ним Томас, потом рядом мы с Блонди. Вокруг громко ругались солдаты, когда оружие или одежда цеплялись за колючие ветки. Стояла жестокая жара, а когда приходилось прилагать столько усилий, чтобы пробиться через заросли, она становилась просто невыносимой. Но успокаивала численность наших рядов и действия авиации. Я чувствовал себя в безопасности, хотя это было далеко не так.

Кроме шума, издаваемого нами, в зарослях было тихо, слишком тихо. Мы прошли, должно быть, метров сорок, от силы пятьдесят, когда тишину нарушил настоящий огневой налет. Автоматы били по вас с обеих сторон и спереди. В этих джунглях я не мог видеть, откуда ведут огонь, но пули свистели над головой и летели через кусты. Многие достигали цели, и солдаты, вскрикнув, исчезали в кустах. Я был слишком испуган, чтобы думать о чем‑ нибудь, кроме своего спасения. Только позднее я поразился, что в лощине могло оставаться столько солдат противника, после того как ее так тщательно обработали ракетами и артиллерийским огнем. Живучесть чарли была самым поразительным фактом, который я усвоил за этот год войны.

Вокруг меня трещали винтовки, ведя огонь по невидимому противнику. Только моя молчала, потому что Блонди и другие солдаты были впереди меня, и я смертельно боялся в них попасть. Стрельба продолжалась вслепую, вызывая смятение в наших рядах. Солдаты выкрикивали приказания, противоречащие одно другому. В результате никто их не выполнял. Прошел слух, что командиры обоих отделений убиты. Это усилило неразбериху.

Навел порядок в этом хаосе Долл. Он заорал во все горло, приказывая прекратить огонь. Его голос звучал властно, и команда дошла до солдат. Огонь прекратился. К нашему удивлению, противник тоже перестал стрелять. Наступила жуткая тишина. Мы окопались и ждали, напряженно вслушиваясь в звуки, которые могли бы подсказать, где находится противник. Все было тихо.

Долл, пробираясь через кусты, обнаружил, что оба отделения потеряли своих радистов. Были разбиты и их рации. Единственная действующая рация оставалась у нас. Томас связался с командиром взвода, а говорил Долл. Он доложил лейтенанту Колдрону наши координаты и сообщил о стычке с противником, отметив, что тот превосходит нас по численности и что мы вынуждены залечь. Я восхищался самоуверенностью, с какой он отвечал на вопросы лейтенанта.

– Сколько там вьетконговцев?

– До черта! Больше, чем нас, лейтенант.

– Но ведь мы расколошматили их, прежде чем вы вошли в лощину.

– Да, но все же они здесь.

– Что с двумя другими отделениями?

– Они истекают кровью.

– Где их командиры? Почему не докладывают?

– Они убиты. Радисты тоже убиты, и рации вышли из строя.

– Сколько убитых и раненых?

– Хватает. Что, пойти сосчитать?

– Спокойно, капрал.

– Слушаюсь, сэр лейтенант.

– Что вам нужно?

– Больше огня. Вертолеты поразили что‑ то большое, перед тем как мы вошли. Гуки держатся за то, что осталось.

– Вы не можете это захватить?

– Не с такими силами.

– Где капрал Томас?

– Здесь, рядом, держит эту чертову рацию, сэр.

– Он должен был доложить.

– Я собрал сведения. Лучше передать их прямо, для экономии времени.

– Хорошо. Вам там виднее. Что вы думаете, капрал? Мы можем подкинуть артиллерийского огня, но это довольно опасно.

– Опасно. Чарли не больше чем в пятидесяти метрах от нас. Могут нас зацепить.

– Мы не хотим лишних потерь.

– Да, сэр. Мы тоже не хотим.

– Тогда убирайтесь к чертовой матери оттуда! Отходите на рисовое поле. Я пошлю «кобры».

– Дайте нам десять минут, чтобы вынести убитых и раненых.

– Хорошо. Десять минут. Берегите Томаса. У него единственная действующая рация.

– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, сэр.

– Десять минут. Отправляйтесь и стойте на приеме.

Мы отошли к полю, взяв с собой убитых и раненых. Чарли учуяли наше отступление и открыли огонь. Мы оставили несколько солдат прикрывать тыл. Наши фланги оказались не защищены, но огня оттуда не было. Густота джунглей действовала в нашу пользу. Вьетконговцы не оставляли своих позиций. Что бы там ни было, в этой лощине, они намеревались ее защищать.

Когда мы прорвались через лианы назад, к краю лощины, то увидели, что через поле приближаются два санитарных вертолета. Противник открыл минометный огонь с холмов по лощине, рядом с нами. Из влажной земли вздымались гейзеры грязи. Мы продолжали сидеть под прикрытием листвы, ожидая, пока сядут вертолеты. Погрузить убитых и раненых надо было быстро. Вертолеты могли находиться на земле не больше минуты.

Долл в течение всей операции руководил действиями и наблюдал за эвакуацией. Он взял на себя командование, и никто не возражал. Оставшись без командиров, оба отделения были рады, что кто‑ то взял на себя ответственность за них. Даже Томас примирился. Смятение в лесу граничило с паникой, и находчивость Долла, сумевшего вывести нас из лощины, быстро создала ему авторитет.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒