Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Послесловие автора 17 страница



— Ну, скажем, через полчаса, — предложила она наудачу.

— Хорошо, пусть будет через полчаса. Встречаемся здесь, в гостиной?

— Да.

— Так, значит, решено.

На ее губах снова промелькнула улыбка, но уже иного свойства — многообещающая и нежная, которая по‑ особому подчеркивала ее ослепительную красоту.

— Да.

— Что ж, прекрасно… — Он отвесил Энн поклон, когда та проследовала мимо него в гостиную, и затем поднялся к себе в комнату, перескакивая сразу через две ступеньки.

Энн положила ложку рядом с pot de creme[24]. Десерт не слишком удался, как, впрочем, и остальная еда, от водянистого консоме[25] до рагу из отсыревших овощей и пережаренной баранины. Зато общество было как нельзя более приятным.

Их обед прошел под знаком необъявленного перемирия. Никто даже не упомянул о письме, или о Рексхоллском Призраке, или о событиях минувшей ночи. Но всякий раз, когда Энн смотрела на Джека, она вспоминала тот короткий миг их любви. Любовь. Само это слово казалось ей необычайно прекрасным и пробуждало в душе дивные ощущения.

Джек старался изо всех сил, чтобы она чувствовала себя как можно непринужденнее. А поскольку он и без того был самым любезным и обходительным собеседником из всех, с кем ей когда‑ либо приходилось иметь дело, и всеми силами старался не только угодить Энн, но и очаровать ее, то к тому моменту, когда им подали десерт, ему удалось всецело завладеть ее вниманием. В свете последних бурных событий она уже успела забыть о том, что совсем недавно несколько коротких недель они были друзьями и получали удовольствие от близости друг друга. Тонкая, едва уловимая ирония Джека вызывала у нее улыбку, а его подчеркнутая предупредительность должна была подтолкнуть к признаниям. И теперь, когда он был рядом, Энн, казалось, снова стала слабой тенью той жизнерадостной девушки, которая десять лет назад покорила лондонский свет своей искренностью и живостью. Ее огорчало лишь то, что он ей не доверяет и склонен думать о ней только самое худшее.

— Ты как будто чем‑ то опечалена?

Энн подняла глаза. Она даже не заметила, что он за ней наблюдает. Не был ли весь этот вечер — дружеская беседа, подчеркнутое внимание и обаятельная улыбка — просто еще одной уловкой с целью добыть у нее нужные сведения? Если так, то она сыграла ему на руку. У него это чертовски здорово получилось. На свой лад такой способ ее соблазнить оказался не менее действенным, чем тот, которым он воспользовался минувшей ночью.

От этого воспоминания щеки и шея Энн вспыхнули жарким румянцем. Эти смуглые пальцы, вертевшие ножку рюмки, еще совсем недавно дотрагивались до самых интимных частей ее тела. Эти губы, изогнувшиеся в простодушной улыбке, прошлой ночью с жадностью целовали ее лоно, доводя до изнеможения…

— Энн!

Она вздрогнула и попыталась направить свои мысли в нужное русло. О чем он ее спрашивал?

— Извини. Кажется, я немного отвлеклась.

Он сдержанно улыбнулся, как бы уличая ее во лжи:

— Я сказал, что ты чем‑ то опечалена.

— А! Я просто думала о… — Она сделала паузу, после чего выпалила первое, что пришло ей в голову: — Я вспоминала о прошлом.

Улыбка тотчас исчезла с его лица, словно на него набежала легкая тень.

— О своем замужестве?

— Нет. — Ей почему‑ то казалось крайне важным, чтобы он не подумал, будто Мэтью все еще присутствует в ее мыслях — все равно, сейчас ли, за обедом, или минувшей ночью. — О моих родителях.

— Расскажи мне о них.

Энн немного расслабилась.

— Мой отец был человеком неприметным, как трава на лугу или, быть может, лучше сказать, как нищий у собора Святого Павла. Он родился в районе лондонских доков.

Джек задумчиво кивнул.

— Ты уже знаешь о том, что он зарабатывал себе на жизнь воровством. Затем он бросил преступное ремесло и переехал в Суссекс. Там он встретил мою мать, и они полюбили друг друга. Времена тогда были такие, что ее отец, мой дед, не стал особенно возражать, когда папа попросил у него ее руки… предложив заодно уплатить все его долги.

Джек рассмеялся, отчего вокруг его глаз собрались морщинки, а на щеке появилась крупная ямочка. Энн подалась к нему через стол. Его улыбка для нее была так же притягательна, как первые лучи солнца для цветка.

До чего же ей приятно поговорить о своем отце. Не о сэре Триббле, удачливом выскочке из низов, который женился на женщине много выше себя по положению, но именно о ее отце, известном взломщике, у которого хватило ума удалиться на покой, прежде чем он попался в руки правосудия.

— А что было потом?

— Моя мать скончалась от инфлюэнцы, — ответила Энн, сразу погрустнев. — Несколькими годами спустя я приехала в Лондон и была представлена ко двору. Там меня увидел Мэтью, и вскоре мы поженились.

Каким простым все это казалось на словах!

— Готов биться об заклад, что твой отец был на седьмом небе от счастья. — Перегнувшись через стол, Джек налил ей рюмку шерри.

— Да, наверное. — Энн нахмурилась, погрузившись в воспоминания. — Мы с ним редко виделись после нашей с Мэтью свадьбы.

Отец с гордостью наблюдал за нею, когда она стояла с женихом у алтаря. Сразу же после свадебного обеда он крепко ее обнял и уехал. Словно навсегда исчез из ее жизни.

— А почему? — осторожно допытывался Джек. Энн обратила к нему встревоженное лицо.

— У него просто не нашлось удобного времени, чтобы навестить нас, да и нам было некогда ездить к нему в гости. Ты ведь сам знаешь, как обычно получается. То Мэтью обещал провести со мной осень где‑ нибудь вне Лондона, то он не хотел обременять отца необходимостью содержать наших многочисленных слуг. Потом начинался очередной сезон, и нужно было нанимать прислугу, заказывать новые экипажи и примерять наряды. Зимой Мэтью любил брать с собой друзей в плавание вдоль берегов Италии… — Ее голос звучал все глуше, пока не замер совсем. — А потом, вскоре после того как получил дворянство, отец скончался.

— Мне очень жаль.

— Да, — отозвалась Энн чуть слышно. — Я знаю, что ты говоришь правду. Спасибо.

У нее возникло ужасное ощущение, будто Джек сразу ущел в себя.

— Расскажи мне о Мэтью.

Энн глубоко вздохнула.

— Многие считали его святым.

— Святых людей не бывает, — ответил Джек твердо.

— О нет! — усталым тоном возразила Энн. — Он был щедрым, внимательным и великодушным.

— Но это говорит всего лишь о добром и отзывчивом сердце…

— Нет! — вдруг огрызнулась Энн. На лице Джека промелькнуло изумление. Усилием воли она заставила себя говорить спокойно: — Спроси у любого, кто его знал. Мэтью был исключительным человеком.

— Он хорошо к тебе относился?

— Он обращался со мной, как с королевой. Малейшее мое желание было для него законом. — Ее голос звучал безжизненно. — Стоило мне выразить восхищение какой‑ нибудь картиной, как через несколько часов она оказывалась у меня. Достаточно мне было похвалить ту или иную книгу, и Мэтью тут же брал на себя труд ее прочитать, чтобы мы могли обсудить ее вместе. Если он заставал меня смеющейся в обществе новых друзей, то немедленно приглашал их к нам на обед.

С каждым из перечисленных ею проявлений супружеской любви тон Энн становился все более натянутым и фальшивым, однако, раз начав, она уже была не в силах остановиться, будто слова, так долго таившиеся в ее душе, вдруг разом вырвались наружу.

— Да что там, Мэтью принимал любое высказанное мною мнение как свое собственное, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что он на моей стороне. По его словам, он делал все это только из любви ко мне и твердил мне об этом снова и снова. Он не раз повторял: все его поступки лишний раз доказывают, что он любит меня так горячо, как никто и никогда не любил.

И кроме того, Мэтью говорил ей, что ее отношение к его дарам лишний раз подтверждало, что она его не любит. Многие годы она стремилась убедить и его и себя в том, что он ошибался, делая все, что было в ее силах, чтобы дать ему ту любовь, которой он так жаждал. Однако в конечном итоге его сомнения взяли верх над ее стараниями. Ей так и не удалось вернуть мужу хотя бы ничтожную долю того чувства, которое так пугало и подавляло ее. И это разочарование стало причиной гибели Мэтью. Как могла она рассказать обо всем этом Джеку?

Энн посмотрела на свою рюмку. Рубиновая жидкость задрожала у нее в руке.

Джек не сводил с нее внимательного взгляда.

— Из него бы вышел превосходный отец. Я удивлен, что у вас не было детей.

Как бы она была счастлива иметь полный дом ребятни! Джек тотчас наклонился к ней и взял ее за руку:

— Извини меня. Что за непростительная грубость!

Энн опустила глаза на скатерть. Дети были тем единственным, в чем Мэтью отказал ей наотрез, и теперь ей казалось, что она знает почему. Он всегда заявлял, что, если ему придется делить ее с кем бы то ни было, его терпения хватит ненадолго. Тогда она решила, что он просто над нею подшучивает. Но что, если он говорил правду?

Образы прошлого, которые Энн вот уже целых пять лет тщетно пыталась изгладить из памяти, возникали перед нею один за другим: Мэтью, горько плачущий оттого, что она забыла напомнить ему о своей любви; Мэтью, стоящий перед нею на коленях в переполненной людьми бальной зале и со смехом заявляющий, что готов ради нее перевернуть все вверх дном, а рядом она сама, смущенная и раздосадованная столь открытым проявлением чувств; Мэтью, доведенный до отчаяния тем, что она отправилась в публичную библиотеку без него; Мэтью, входящий в ее спальню, словно прихожанин под сень храма, и прикасающийся к ней с таким благоговением, от которого все цепенело у нее внутри; Мэтью, заявляющий ей в порыве ярости, что низкое происхождение делает ее неспособной к тому, что он сам называл высшей формой любви… Еще год назад она не сомневалась в его правоте, считая, что ей не дано испытать настоящее чувство. В конце концов, разве он не твердил ей это в течение трех лет их совместной жизни? Теперь она уже не была в этом уверена.

Взяв Энн за руку, Джек принялся успокаивающе поглаживать ее, словно надеялся лаской вытянуть из нее нужные слова.

— Я… я хотела детей, но Мэтью решил, что нам лучше с этим повременить, пока я не повзрослею.

Выражение лица Джека было серьезным, сосредоточенным. Но будь Энн в состоянии прочитать мысли, которые будоражили сейчас его ум, то, без сомнения, они показались бы ей сплетенными в один темный и безнадежно запутанный клубок. Вряд ли она была готова выслушать приговор, который должен был последовать за этим допросом, поскольку начавшееся минувшей ночью с взаимной страсти кончилось совсем иным. Еще никогда прежде за всю свою жизнь молодая женщина не чувствовала себя такой уязвимой.

Теперь Энн постепенно теряла веру в непогрешимость Мэтью, однако не Джеку было об этом судить. Она решила подыскать более безопасную тему для беседы:

— Теперь очередь за вами, полковник.

Едва она упомянула его звание, как голова Джека тут же взметнулась вверх, а его глаза хищника снова стали пустыми. Однако теперь Энн знала его достаточно хорошо, чтобы понять: для него это просто мера защиты, к которой он прибегал всякий раз, когда она приближалась к тому, что ему самому хотелось бы сохранить в тайне. Поэтому его неприступный вид не заставил ее отступить.

— Расскажи мне о себе.

Энн не случайно задала Джеку этот вопрос. Она знала, о чем просила, и тем не менее это ее не остановило. И теперь она ждала от него ответа.

Джек перевел взгляд на хрупкое запястье, которое сжимали его пальцы. Осторожно перевернув руку Энн, он осмотрел уже заживающие раны на ее ладони.

Безоблачное детство с любящими родителями, неслыханно удачный дебют в Лондоне в качестве первой красавицы сезона, блестящая партия, невероятно счастливый брак… и затем трагедия, после которой Энн Уайлдер готова рисковать жизнью за те несколько тысяч фунтов, которые могли принести ей драгоценности, украденные у других дам. Но верно ли он описал последовательность событий? Обожание, с которым, по словам Энн, относился к ней ее первый муж, граничило в его представлении с извращением. Любовь Мэтью казалась ему скорее алчной, чем нежной.

— Полковник!

Джек медленно выпустил ее руку и снова поднял голову. Ее блестящие глаза были с любопытством устремлены на него.

— Я уже рассказала тебе о своей жизни, — заметила Энн.

«И к тому же гораздо больше, чем ты предполагаешь, дорогая».

— Справедливость требует, чтобы ты ответил мне тем же.

— А что именно тебе хотелось бы услышать? — осведомился он, не повышая голоса.

— Гриффин однажды уже говорил со мной… — После короткого колебания она продолжала: — Он рассказал мне о Париже и о том, что там произошло.

— Вот как? — пробормотал Джек. — А он чертовски предприимчив, наш старина Гриф.

— И еще немного о Джеймисоне. Я бы хотела узнать об этом больше.

Стало быть, ее интересовал Джеймисон. До сих пор Джек никогда и ни с кем не говорил о нем и вообще предпочитал не касаться в разговорах своего прошлого. Разумеется, он отдавал себе отчет в том, что его скрытность порождает новые и новые слухи, однако он не придавал им никакого значения. Но теперь Энн сама обратилась к нему с просьбой, и это в корне меняло дело.

Джек отодвинул кресло от стола и, скрестив ноги, посмотрел прямо в ее испытующие, темные, как полуночное небо, глаза. Сейчас он был готов согласиться с любым ее требованием, и если она пожелает, чтобы его сердце вырвали из груди и подали ей зажаренным на блюде, что ж, на все ее воля.

Он никогда не думал, что Энн Уайлдер вызовет в нем такую глубокую нежность. Он не ожидал, что воровка разбудит в нем похоть. А то обстоятельство, что обе женщины оказались одним и тем же лицом, только еще больше усложняло положение. И, что хуже всего, если его догадка верна, то достаточно одного откровенного признания с его стороны, чтобы заставить Энн исчезнуть из его жизни навсегда. Поэтому ему приходилось действовать со всей осторожностью.

Джек печально улыбнулся. В конце концов, он не ждал от жизни чудес. Он мечтал встретить нечто гораздо более редкое — любовь.

 

Глава 28

 

— Я не знаю своих настоящих родителей, — начал Джек. В его голосе не было и следа волнения. — Джеймисон утверждает, что он, возможно, и есть мой отец, однако это зависит от его настроения и от того, что именно ему от меня нужно. — Он отпил глоток шерри и поставил рюмку на место. — Этот человек нашел меня в одном из работных домов Эдинбурга, где он разыскивал своего незаконнорожденного сына от какой‑ то служанки родом из Шотландии. Я сам вызвался на эту роль, и Джеймисон согласился. Он выдвинул условия, которые устраивали нас обоих.

«Ну вот. Все оказалось куда проще, чем я думал».

— И сколько тебе тогда было лет?

Джек пожал плечами.

— Предположительно около семи, но на самом деле восемь. Или девять.

На какой‑ то миг за маской безупречной вежливости на ее лице проступил ужас.

— Извини, — произнес он. — Записи в таких местах ведутся не слишком аккуратно, а сведения обо мне были утеряны, если только они вообще когда‑ нибудь существовали.

— А твоя мать? — осторожно осведомилась Энн.

— По‑ видимому, умерла родами. Впрочем, мне трудно об этом судить. Я не помню никаких других женщин, кроме тех, которых встречал в работном доме.

— Как, ни единой? — Вероятно, его простота все же была обманчивой, решила Энн. — Кто же заботился о тебе?

Джек уставился на нее с видом полной безнадежности. Неужели отец никогда не рассказывал ей о том, как живут нищие?

Ее лицо на миг исказилось мукой. Она отвернулась, словно ей было больно даже на него смотреть.

Энн выглядела подавленной, а ведь он, в сущности, еще ничего ей не рассказал. Или почти ничего. Не в силах этого вынести, Джек уже собирался встать и уйти, но тут она снова обернулась к нему, на этот раз вся внимание.

— Так, значит, Джеймисон и впрямь приходится тебе отцом?

— Нет. — Джек глубоко вздохнул. — Я так не думаю. Там, в работном доме, находился еще один малыш — несчастное слабоумное создание, носившее то самое имя, которое искал Джеймисон. По‑ видимому, он и был его настоящим сыном.

— Но почему же тогда Джеймисон не спас того мальчика, раз он был его родным сыном?

Джек жалобно скривил губы.

— Да потому, что Джеймисон не мог извлечь для себя никакой выгоды из умственно отсталого ребенка. Поэтому‑ то он собрал всех остальных детей и спросил, не хочет ли кто‑ нибудь из нас занять место его сына, если ему дадут такую возможность. Я ответил утвердительно.

Последнее признание прозвучало для него подобно погребальному колоколу. Энн невольно прикрыла рот рукой — она была в ужасе.

«Что ж, — подумал Джек, — разве я мог ожидать от нее чего‑ либо еще? » Он лишил другого мальчика прав, принадлежавших тому по рождению, быть может, даже самой жизни.

Все кончено. Сейчас она встанет и выйдет из комнаты. Независимо от того, позволит ему Энн и дальше быть рядом с ней или нет, она навсегда останется для него недосягаемой. Когда Джек снова потянулся к рюмке с вином, его рука заметно дрожала. У него пересохло в горле, и ему просто необходимо было чем‑ нибудь его промочить. Он закрыл глаза.

— Но ты не можешь быть уверен в том, что он действительно приходился сыном Джеймисону.

«Она все еще здесь? Но надолго ли? » У него не хватило духу ей солгать.

— Да, — признался он, — хотя это все равно не меняет дела. Как‑ то, несколько лет тому назад, я пытался найти этого мальчика, но безуспешно. Он исчез. Скорее всего умер.

— О нет! — проговорила она чуть слышно, словно обращаясь к самой себе. — Ты ведь и сейчас поступил бы точно так же, не правда ли?

Джек попытался прочесть хоть что‑ нибудь по ее лицу и не смог.

— Мы с Джеймисоном заключили сделку. В обмен на жизнь в семье, регулярное питание и образование он, в свою очередь, ожидал от меня полного послушания, а затем, когда я подрасту, оставлял за собой право распорядиться моей судьбой по собственному усмотрению.

— Как ты, должно быть, его ненавидишь! — Голос Энн был глухим от волнения и полным гнева.

— Ненавижу? — переспросил Джек с явным изумлением — Нет.

Ее негодование смутило его. Пожалуй, ему действительно есть за что ненавидеть Джеймисона.

— Но почему? — настаивала Энн. — Он никогда не питал к тебе родительской привязанности. Он взял тебя в свой дом лишь для того, чтобы с помощью шантажа вбить тебе в голову, будто бы…

— Энн! — перебил ее Джек мягко. — Джеймисон сделал мне предложение. Я его принял. Я один несу ответственность за то, кем я стал.

— Только не говори мне, что ты его любишь!

В порыве раздражения Джек откинул назад волосы с висков.

— Люблю? Да. То есть нет. Я… я не знаю.

Энн в замешательстве уставилась на него.

— Недаром говорят, что сердцу не прикажешь. Очень часто оно не придает никакого значения достоинствам людей, к которым питает склонность. Оно подсмеивается над любыми доводами разума, подчиняет себе здравый смысл и делает волю своей заложницей.

Говоря это, Джек имел в виду не только Джеймисона, но и саму Энн, однако ей, по‑ видимому, не придется об этом узнать.

— Ты права, — признался он. — Джеймисон никогда не проявлял ко мне привязанности. Он обращался со мной сурово, временами даже жестоко. Он использовал меня ради собственной выгоды. Но, Энн, кроме него, у меня больше никого не было! Пусть даже он и не питал ко мне родственных чувств, зато ценил меня, как никто другой. — Он протянул к ней руку, как бы умоляя о понимании. — Послушай, Энн, ведь до него никто не видел во мне человека, для всех я был жалким заморышем, уличным отребьем, которое едва ли имело смысл оставлять в живых, но которое почему‑ то упорно не желало отправляться на тот свет. — Он снова скривил губы. — Люблю ли я Джеймисона? Я ему не доверяю, ничего от него не жду, да, собственно, и не прошу. Я его побаиваюсь, не одобряю многих его поступков, и мне претит та дьявольская сделка, которую нам с ним пришлось заключить. И тем не менее он мне по‑ своему дорог. Можешь ли ты это понять?

Он посмотрел прямо в глаза Энн, все еще простирая к ней руку. Молодая женщина перевела взгляд сначала на руку Джека, потом на него самого.

— Нет.

Его рука сжалась в кулак, и он опустил ее. Кто вообще способен понять вещи, столь чуждые человеческой природе? И как он может объяснить ей то, что до сих пор оставалось непостижимым для него самого?

— И какие именно задания давал тебе Джеймисон?

Энн словно умоляла его пустить в ход весь свой врожденный такт и приукрасить то, чем ему приходилось заниматься по воле Джеймисона. Однако сейчас он был не готов идти на сделку с совестью. Он просто не предвидел, что она станет его женой и будет его допрашивать. Надежда встрепенулась в его сердце с новой силой.

— Джеймисон и один его приятель по имени Ноулз стоят во главе группы политиканов, которые занимаются закулисными интригами. Я принадлежу к этим людям.

— А что ты называешь закулисными интригами? — осторожно осведомилась Энн.

— Всевозможные тайные интриги, сбор информации с целью направить те или иные события в желательное русло. Нет нужды добавлять, что большая часть этой работы происходит без прямого одобрения кабинета министров.

— Стало быть, ты — шпион?

— Иногда. — Джек беспокойно заерзал в кресле.

— Так вот почему тебе поручили меня выследить! По‑ видимому, это письмо, которое я будто бы украла, чрезвычайно важно. — Энн задумчиво нахмурила лоб. — В противном случае этот тип, Джеймисон, — добавила она, нарочито фыркнув, — не отдал бы приказ убить всякого, кто его видел.

— Да, — чуть слышно отозвался Джек. Энн подняла на него глаза.

— У меня нет письма, Джек, — произнесла она, — и никогда не было. Никто не нанимал меня его украсть.

У него не было никаких оснований ей верить. Она была лгуньей и воровкой. Более того, она специально поощряла его ухаживания, чтобы суметь предугадать последующие шаги и отвлечь от главной цели. Она использовала его тело, чтобы ублажить свое. И она не нашла лучшего способа почтить память своего высокочтимого супруга, чем лазить по ночам по крышам и красть драгоценности у его лучиых друзей.

И, несмотря на все это, он ее любил.

— Да, — ответил Джек. — Я знаю.

Она зажмурилась, словно боясь обнаружить свои чувства.

— Но, как я уже тебе объяснял, — продолжал он, — сейчас нас должно волновать только то, что думает на этот счет Джеймисон. Тебе незачем меня убеждать. Все равно это ничего не меняет.

Тут Энн снова открыла глаза и уставилась на него с восхитительной твердостью.

— Зато для меня это меняет все.

Выпрямившись, Джек подался вперед, чуть не потянув на себя скатерть. Казалось, вот‑ вот он лишится последней надежды.

Джек не мог не заметить, что его страстный порыв не ускользнул от внимания Энн. Он мог судить об этом по ее настороженному взгляду и по тому, как она слегка отпрянула от стола. Черт возьми, до чего же все забавно! Энн даже не отдавала себе отчета во власти, которую она над ним имеет.

— И что там было? — спросила она, едва переведя дух. Джек недоуменно озирался по сторонам, не понимая, о чем идет речь.

— Я о письме, — пояснила Энн. — Что в нем было такого важного, о чем никто не должен знать? Запись о крещении? Брачный контракт?

Ее слова снова напомнили ему о нешуточной угрозе, нависшей над ними. Даже сейчас, пока они мирно беседовали, Джеймисон мог готовить новое покушение на ее жизнь.

— Не знаю.

— Любовные признания? Исповедь? Как оно вообще выглядит, это письмо? Что это — копия какого‑ нибудь другого документа или страница из записной книжки?

Джек покачал головой.

— И опять я должен ответить: не знаю. Я его в глаза не видел. Лорд Атвуд был единственным, кто держал его в руках. Он должен был стать нашим курьером.

Энн в задумчивости сдвинула брови. Джеку хотелось бы остаться с нею, однако он не мог себе этого позволить. Он поднялся с кресла, желая привлечь ее внимание.

— Я отправляюсь в Виндзор. Судя по всему, письмо вышло из стен королевского дворца, и мне гораздо проще будет напасть на его след, если я установлю имя автора. Не могло же оно сквозь землю провалиться, и рано или поздно, Энн, я обязательно его найду. — Пройдя у нее за спиной, он оказался у двери.

— Джек…

Он остановился, положив ладонь на ручку двери.

— Да?

— Пожалуйста, береги себя.

— Ладно, — отозвался он небрежно, хотя это стоило ему немалых усилий. — Я сделаю все, что в моей власти.

 

Гриффин впустил Джека в дом уже перед самым рассветом. Полковник сбросил с себя пальто и приказал сонной горничной принести ему кофе. После того, что ему довелось узнать в эту ночь, уснуть было просто невозможно. Все и ничего по существу.

Телохранитель короля встретил его у черного входа и проводил в комнату с высокими сводчатыми потолками. Там его ожидал дряхлый слепой старик, чье немощное тело казалось почти незаметным под ворохом ночных одеяний. Одного короткого взгляда издали оказалось для Джека достаточно, чтобы узнать этого человека.

— Ваше величество! — Он отвесил низкий поклон, вытянув вперед руку в величественной манере давно ушедшего века и надеясь, что сделал все как положено. По‑ видимому, его надежды оправдались, и в последующие несколько часов Джеку пришлось на собственном опыте убедиться в том, что сила духа, до сих пор не угасавшая в монархе, невзирая на пошатнувшееся здоровье, находилась в резком противоречии с его тщедушной внешностью.

— У вас есть какие‑ нибудь новости, полковник? — спросил Гриффин.

— Похоже, слухи насчет старого короля оказались правдивыми, — ответил Джек.

— Так, значит, он не безумен?

— О нет, его рассудок, без сомнения, помрачен, но болезнь время от времени отступает, сменяясь светлыми промежутками. Письмо, о котором идет речь, написано королем, Гриф. Его величество извел уйму бумаги на послания. Однажды он передал Атвуду в дар всю Шотландию.

Гриффин только фыркнул в ответ.

— Да кому она нужна?

Джек улыбнулся.

— Однако слуга короля припомнил тот случай, когда Атвуд взял на себя труд проследить за тем, чтобы королевское послание было скреплено печатью с его личным гербом. Впрочем, он не придал этому особого значения. По словам телохранителя, он решил, что Атвуд просто потворствует прихотям его величества.

— И что такого могло быть в этом письме, из‑ за чего Джеймисон стал сам не свой? — съязвил Гриффин. — Уж не объявил ли король Принни бастардом? Судя по тому, как они ненавидят друг друга, это не исключено.

— Этого я не знаю, Гриф, но все же сомневаюсь в том, что он пошел бы на такую крайность. Всякий раз, когда я пытался расспросить его величество о содержании письма, которое он вручил Атвуду, король тут же разражался очередной проповедью по поводу морального разложения, поразившего нацию с тех пор, как она оказалась во власти «этого омерзительного толстого создания». Полагаю, он имел в виду своего сына.

— А как насчет остальных слуг?

— Они подтвердили слова телохранителя.

— По‑ моему, если король лишит принца‑ регента наследственных прав, это будет только справедливо… Куда вы собрались?

— Мне нужно послать кого‑ нибудь за Берком, — отозвался Джек, собираясь открыть дверь кабинета. — Я хочу, чтобы он немедленно отправился в дом Атвуда и попытался разговорить прислугу.

— Она там, — коротко произнес Гриффин. Джек разжал пальцы на ручке двери и изумленно осмотрелся.

— Энн?

— Да. — Выразительное‑ лицо Гриффина вдруг сделалось тусклым и безжизненным.

— И что она там делает в такое время?

— Понятия не имею. Мне известно только, что она еще не ложилась.

Джек осторожно повернул ручку и приоткрыл дверь.

— Спасибо, Гриф, — тихо произнес он, не оборачиваясь. — Иди, вздремни немного.

— Сначала вам нужно поесть, — возразил шотландец с явным неодобрением в голосе. — Вам незачем было связываться с этой женщиной, полковник. Она…

— Довольно, Гриффин. — Джек переступил через порог и прикрыл за собой дверь.

Несколько угольков, еще тлевших в камине, озаряли комнату слабым светом. Энн свернулась калачиком в углу потертого от времени дивана. Серая кошечка пристроилась у нее на коленях. Во сне морщины тревоги, слишком часто в последнее время омрачавшие ее лоб, разгладились, а тонкие кружева на корсаже ее платья поднимались и опускались в медленном, завораживающем ритме.

Джек обогнул диван, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не потревожить ее покой. Он молча любовался спящей женщиной, пытаясь собрать воедино разрозненные сведения о ее прошлом и угадывая просветы там, где прежде все казалось ему таким туманным.

Глаза Энн приоткрылись. Заметив Джека, она улыбнулась, словно увидев какой‑ то чудесный сон, после чего подложила ладонь под щеку и снова смежила отяжелевшие веки. Сердце в его груди забилось чаще.

— Здравствуй, Джек.

— Здравствуй.

— Мне только что приснился ты. — Ее речь напоминала далекую неясную мелодию. Она еще не вполне очнулась от дремоты.

— И что же ты видела?

— Гм‑ м… Ты и я… Мы оба стояли на краю обрыва, такого высокого, что с него было невозможно разглядеть землю внизу. Наступила ночь, и все погрузилось во мрак. Ты взял меня за руку и предложил лететь с тобой. Я ответила, что не умею летать. — Ее голос замер, и на какое‑ то мгновение ему показалось, что она снова погрузилась в сон, но тут Энн продолжила тем же вялым тоном: — Но ты притянул меня к себе и попросил посмотреть тебе в глаза. Я послушалась, и весь мой страх тут же исчез. И когда я посмотрела вниз, то поняла, что мы летим по серебристому небосводу — такому же серебристому, как твои глаза, Джек, — и что мы будем вместе всю ночь, до самого рассвета.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.