Послесловие автора 14 страница

Джек пододвинул шаткий стул поближе к камину. Энн взглянула на него с подозрением.

— Садитесь, прошу вас, — обратился он к ней.

Энн кивнула и присела на стул, не спуская с него глаз. Какое грязное у нее лицо, и вместе с тем сколько в нем серьезности и искренности. Можно подумать, что он привык общаться с уличными сорванцами с такими же честными физиономиями и черными душами. Джек мрачно усмехнулся. Он уже не помнил, когда ему в последний раз случалось так недооценить человека.

По‑ видимому, там, где дело касалось этой прелестной и вероломной вдовушки, грубая похоть брала в нем верх над здравым смыслом. Даже сейчас он чувствовал, что возбужден. Кто бы мог подумать, что плоть способна до такой степени над ним властвовать или хотя бы попытаться подчинить его себе?

Джек отошел в самый дальний угол комнаты и зажег свечи на столике. Чем больше между ними будет преград, тайных или явных, тем лучше.

— Есть один человек, — начал он без долгих предисловий, — по имени Джеймисон.

— Ваш отец? — вставила Энн.

— Да, возможно, что и так. Он имеет отношение к политике. — Джек сделал паузу, не зная, как ей объяснить, чем занимается Джеймисон, а значит, и он сам. — Точнее, к тем ее сторонам, которые обычно скрыты от широкой публики, однако зачастую оказываются наиболее важными.

Энн кивнула, хотя на ее лице по‑ прежнему отражалось замешательство.

— Джеймисон интересуется письмом, которое вы похитили. — Джек воздел руки, предупреждая неизбежные протесты с ее стороны. — Более того, если в самом начале его целью было просто вернуть украденное, то теперь он хочет, чтобы и сам документ, и любой человек, к нему причастный, были уничтожены. И чтобы добиться своего, Джеймисон не остановится ни перед чем. Он… — Джек оглянулся по сторонам, словно ища способ объяснить ей всю серьезность ее положения, а равно силу и могущество человека, искавшего ее гибели. — Он распоряжается судьбами людей. У него нет ни служащих, ни агентов — только мужчины и женщины, которые всецело от него зависимы.

Когда Джек упомянул о письме, Энн упрямо покачала головой и продолжала делать то же самое по ходу беседы. Ее темные влажные волосы вились вокруг испачканного лица, точно змеи. Как же ему хотелось сейчас стащить ее со стула, где она сидела с видом капризного ребенка, и вбить в нее хоть крупицу здравого смысла!

— Я уже в который раз вам повторяю, что у меня нет письма и никогда не было! Что еще я должна сделать, чтобы вы мне поверили?

— Верю ли я вам или нет, больше не имеет значения. Главное, что Джеймисон вам не верит.

Даже сквозь слой сажи можно было заметить, как побледнела ее кожа, едва до нее стало доходить смысл слов Джека.

— Но у меня его и вправду нет!

Джек сделал шаг вперед и тут же остановился. Она испытывала его терпение и самообладание, как никакая другая женщина до нее.

— Я не могу поручиться за вашу безопасность. Рано или поздно Джеймисон сумеет вас найти. Это лишь вопрос времени. Если письмо не будет возвращено, ваши дни сочтены.

Энн молча смотрела на него, однако он напрасно пытался прочесть что‑ либо по ее лицу. В конце концов она была на редкость способной актрисой.

— Для кого вы украли шкатулку с драгоценностями?

— Для себя.

— Только не пытайтесь меня убедить в том, что шкатулка со столь важным документом была похищена вами по чистой случайности, — произнес он устало. — В особенности памятуя о прежних связях вашего отца…

— Каких связях? — Ее удивление казалось неподдельным.

— Видите ли, — пояснил Джек устрашающе мягким тоном, — ваш отец получил дворянское звание за то, что занимался шпионажем по поручению Джеймисона. Я уверен в том, что, помимо имен своих хороших знакомых из числа скупщиков краденого, он также назвал вам ряд лиц, готовых щедро заплатить за некоторые послания особо деликатного свойства.

— Это неправда! — Энн снова отрицательно покачала головой.

Стремясь скрыть всевозраставшую досаду, Джек продолжал:

— Вероятно, мне следует внести: я не верю ни единому вашему слову…

— Но зачем мне лгать вам? — воскликнула Энн с горечью. — Вы же сами сказали, что, если я не отдам вам письмо, меня ждет неминуемая гибель. Почему вы думаете, будто я пытаюсь скрыть от вас правду?

— Да потому, что вы опасаетесь человека, которому продали письмо, куда больше, чем Джеймисона. Что, на мой взгляд, является весьма серьезной, возможно, роковой ошибкой.

— Но я вам не солгала! — отозвалась она жалобно, умоляюще простирая к нему руки. Ее ладони были до крови ободраны и выпачканы сажей.

Джек едва удержался от того, чтобы не броситься к ней.

«Прелестная поза, дорогая. Прямо сердце кровью обливается. Ты могла бы тронуть мою душу, не будь она уже опустошена — и по твоей же вине».

Театр, бесспорно, лишился одной из своих ярчайших звезд, когда Энн Уайлдер предпочла подмосткам лондонские крыши.

— Отлично, — отозвался он без особого энтузиазма. — Вы говорите мне правду. Письма у вас нет. В шкатулке с драгоценностями не было никакого тайника.

Энн едва удалось скрыть вздох облегчения. Однако ее радость оказалась преждевременной. Рано или поздно он добьется от нее ответа. Джек провел всю свою сознательную жизнь, совершенствуясь в искусстве раскрывать чужие секреты. Да, она его боялась, но вместе с тем и желала. Это сочетание страха и плотского влечения являлось особенно взрывоопасным, и он намеревался обратить его себе на пользу. Более того, он был готов использовать любые средства, имевшиеся в его распоряжении, чтобы разгадать загадку Энн Триббл‑ Уайлдер‑ Сьюард.

Она беспокойно поежилась под его пристальным взором.

— Мы приложим все усилия для того, чтобы найти шкатулку, — произнес Джек. — Если письмо все еще там, то, быть может, нам удастся убедить Джеймисона в том, что вам не известно ни слова из его содержания.

Энн собиралась что‑ то возразить, однако Джек ее опередил.

— А пока что я хотел бы получить от вас возможно более полное описание этой шкатулки, — продолжал он спокойно. — Кроме того, мне нужно знать имена всех лиц, так или иначе связанных с преступным миром, о которых вам когда‑ либо доводилось слышать. А начнем мы с того, в чем вы готовы сознаться добровольно.

— Мы? — Она ухватилась за это слово, как за соломинку, и Джек мысленно выбранил себя за то, что дал ей эту зацепку. — Но почему вас это должно заботить? Почему вы хотите мне помочь?

— Да потому, дорогая, — отозвался он голосом, начисто лишенным какого бы то ни было выражения, — что вы теперь моя жена.

Час был непривычно ранним, а кофейня, в которой происходило дело, считалась одной из наименее посещаемых во всем Лондоне, и потому выглядела почти пустой. Пара торговцев, старательно корчивших из себя джентльменов, загораживали окно. Их новенькие цилиндры лежали рядом на мраморной крышке столика с явным намерением пустить пыль в глаза, а позы были такими же принужденными и натянутыми, как и их благоприобретенный респектабельный выговор.

«О Господи, — подумал Ноулз, — до чего же я не переношу этих горожан! Пожалуй, почти так же, как аристократов. В большинстве своем они просто избалованные дети».

Опустив в густое темное варево еще один кусок сахара, он помешивал его чайной ложкой и терпеливо ждал. Как только Ноулз узнал о том, что Сьюард настаивает на срочной ветрече, то решил приехать в кофейню заранее, думая, что полковник его опередит. Однако в последнее время у Сьюарда появилось слишком много забот, что, в свою очередь, не могло не сказаться на его работе.

Какая, однако, загадочная личность этот Джек Сьюард — человек, в чьем присутствии Ноулз всегда чувствовал себя немного неловко. Слишком многие люди, достигнув с годами определенного положения, становятся излишне благодушными и самодовольными, принимая данную им власть как должное. Однако к Джеку Сьюарду это не относилось. Джек всегда оставался для Ноулза чем‑ то вроде темной лошадки. Его необъяснимая преданность Джеймисону подчас проявлялась в самое неподходящее время и самым странным образом. В то же время другие его поступки свидетельствовали о полном отсутствии у него жалости. Ноулз вынужден был признать, взяв с тарелки усыпанное сахарной пудрой пирожное и отправив его в рот, что, помимо пользы, которую он приносил, Джек нравился ему просто как человек.

— Какое пирожное вы мне посоветуете? Миндальное или с медом?

Вытерев салфеткой губы, Ноулз уголком глаза посмотрел на Джека, после чего снова перевел взгляд на стоявшую перед ним тарелку. Джек выглядел ужасно. Глаза ввалились, лицо осунулось, густая щетина покрывала подбородок, галстук сбился набок. За все годы, в течение которых Ноулз имел дело с Джеком, тот всегда появлялся на людях безупречно одетым.

— С медом, — отозвался Ноулз, как будто заранее обдумал этот вопрос. — Миндальные показались мне не совсем свежими.

Джек знаком приказал слуге принести ему кофейный прибор и занял место за столом напротив Ноулза.

— Мне нужна ваша помощь, сэр, — начал он без долгих предисловий.

«Что ж, отлично», — решил Ноулз. Оказать содействие Джеку означало обеспечить себе долговременную выгоду. Однако он не произнес ни слова, а только отхлебнул глоток кофе, искоса поглядывая на собеседника.

Джек между тем подался вперед на своем стуле.

— Джеймисон хочет убить одну особу, а я намерен ему в этом воспрепятствовать.

— Понимаю. Попробуйте пирожное, Джек. У вас такой изнуренный вид. — Он подал ему тарелку, однако Сьюард отрицательно покачал головой. Вздохнув, Ноулз снова пододвинул тарелку с пирожными к себе поближе. — Что ж, вероятно, мне удастся на какое‑ то время расстроить планы Джеймисона. Может быть, даже до тех пор, пока данное лицо не перестанет быть вам нужным, но что касается дальнейшего…

По‑ видимому, это был не тот ответ, на который рассчитывал Джек. Он провел рукой по волосам, словно пытаясь взять себя в руки. Час от часу не легче. Джек Сьюард, вдруг поддавшийся эмоциям. Теперь Ноулзу все стало ясно, и он с извиняющимся видом пожал плечами.

— Вы же сами знаете, каким настойчивым может быть Джеймисон в достижении однажды поставленной цели.

— Да, знаю. Именно поэтому я прошу вас обеспечить безопасность этого лица. И не просто на день или на неделю, а навечно.

— Ах! — Ноулз печально улыбнулся, скрестив пальцы на животе. — Кто из нас вечен на этом свете?

Джек и не подумал улыбнуться в ответ.

— И тем не менее я хочу, чтобы она жила как можно дольше.

Она? Их беседа принимала очень интересный оборот.

— Уж не о вашей ли жене идет речь?

Джек коротко кивнул.

— Понимаю… — Ноулз поджал губы, теперь уже весь внимание.

Официант принес кофе и удалился.

В действительности Ноулзу было известно даже больше, чем мог предположить Джек. У него имелось множество соглядатаев, о существовании которых никто даже не догадывался и чьей единственной задачей было докладывать ему о малейших обстоятельствах из жизни тех или иных людей, которые, в свою очередь, должны были следить за передвижениями других, еще более влиятельных персон, и так далее в том же духе, вплоть до самого выжившего из ума старого короля. Новоявленная супруга Джека с ее пристрастием к прогулкам по крышам лишь недавно попала в поле его зрения, и Ноулз готов был аплодировать Джеку за то, что тот сумел выявить некоторые любопытные дарования Энн Уайлдер раньше его самого. Но теперь для него это уже не являлось тайной, так же как и то, что Джеймисон желал ее гибели. Оставался лишь один вопрос — почему? Настойчивое стремление Джеймисона во что бы то ни стало убрать с пути воровку под тем предлогом, что она успела прочесть письмо, казалось слишком крайней мерой даже для него. Судя по описанию письма, данному Атвудом в его предсмертной записке Ноулзу, оно, без сомнения, представляло интерес, но являлось ли это достаточным основанием для кровопролития? У Ноулза возникло подозрение, что ему далеко не все известно о содержании этого документа.

Ноулз протянул руку к тарелке за очередным пирожным. «Занятно», — подумал он, отправляя его в рот. Вся эта история его заинтриговала. Он уже не помнил, когда в последний раз с ним это случалось.

— Между мною и Джеймисоном существует негласное соглашение, — наконец промолвил Ноулз. — Мы не вмешиваемся в дела друг друга. Вы просите меня нарушить правило, которого мы твердо придерживались не один десяток лет.

— Избавьте меня от ваших отговорок, сэр. Помнится, вы сами сказали как‑ то, что, если мне что‑ нибудь понадобится, я могу обратиться прямо к вам. Что ж, на этот раз мне действительно нужна помощь. Поэтому я здесь.

Ноулз вытер пальцы о салфетку и с серьезным видом кивнул.

— Посмотрим, что я смогу предпринять. Но вряд ли мне удастся сделать что‑ нибудь в кратчайший срок, а между тем я не исключаю, что на жизнь вашей… э‑ э… супруги могут быть предприняты новые покушения.

Будь Сьюард способен с облегчением вздохнуть, он бы сделал это сейчас. Однако Ноулз не заметил ничего, кроме того, что напряженные плечи его собеседника чуть расслабились. Впрочем, нельзя было сказать, что они полностью распрямились. «Ну и ну, — подумал он fie без некоторого злорадства. — И как только Джеймисону удалось добиться от парня такой покорности? »

Он с трудом поднялся на ноги — дородный мужчина в летах, чей жилет был густо обсыпан сахарной пудрой. С чисто торгашеской скупостью Ноулз отсчитал несколько монет за кофе и пирожные и положил деньги на столик. Он не стал платить за кофе Джека, так и оставшийся нетронутым. Водрузив на свою лысеющую голову цилиндр, он уже повернулся, чтобы уйти, но напоследок еще раз бросил взгляд на Сьюарда:

— Само собой, я буду ждать от вас ответной услуги.

— О да, разумеется, — отозвался Джек.

Глава 23

Служанки вносили в комнату одну бадью горячей воды за другой — кипятка, от которого так и валил пар. И как только им удалось немного смыть с ее кожи сажу и глубоко въевшуюся грязь, оставшиеся после путешествия по дымоходу, они слили всю воду из сидячей ванны и наполнили ее еще раз. Энн с видом покорности судьбе погрузилась в дымящуюся жидкость. Мыльная пена щипала ее ободранные до крови руки, жар, казалось, проникал до самых костей. Совершенно изнуренная как физически, так и душевно, она отдала себя на милость Спролинг, которая крепко скребла ее мочалкой.

У Энн уже не оставалось сил для сопротивления. Некто желал ее гибели, и единственный, кто стоял на пути этого «некто», был тот самый человек, который имел полное право ее ненавидеть и который уже не раз заявлял, причем с полным на то основанием, что не верит ни единому ее слову. Ей следовало опасаться за свою жизнь, однако это естественное чувство страха перебивалось ощущением нестерпимой боли.

Мысль о враждебном отношении к ней Джека все время вертелась у нее в голове. Его ненависть ранила ее до самой глубины души, вернее, того, что от нее осталось. Это сочетание страха и душевной муки в конце концов полностью лишило ее воли, не оставив и следа от того лихорадочного возбуждения, в котором она пребывала все это время.

Джек мог оставить ее в живых, чтобы тем вернее отомстить ей впоследствии, или же для того, чтобы использовать ее в собственных интересах как средство давления на своего отца, или по каким‑ то иным причинам, которые были выше ее понимания. Ей оставалось только набраться терпения и ждать, а там уже будет видно, что он ей уготовил, что он собирается с ней сделать.

Энн машинально намылила волосы и застыла в ожидании, пока Спролинг поливала ей голову чистой теплой водой из черпака.

— Благодарю вас, — пробормотала Энн, выбравшись с помощью горничной из ванны и облачившись в толстый турецкий халат. Энн уселась перед туалетным столиком, а Спролинг принялась расчесывать частым гребешком ее спутанные волосы.

— Вы вообще когда‑ нибудь открываете рот? — спросила Энн.

— Да.

Энн мельком взглянула на замкнутое, непроницаемое лицо женщины, отражавшееся в зеркале.

— И давно ли вы служите у полковника Сьюарда?

— Два месяца. Меня нанял мистер Гриффин.

«Да, пожалуй, Джеку не откажешь в предусмотрительности», — подумала Энн устало. Тут раздался короткий стук, заставивший горничную подойти к двери. Через минуту она вернулась.

— Полковник хочет вас видеть, мэм.

Первым побуждением Энн было отказаться, но чего бы она этим добилась? Все равно ей некуда идти. Родители давно умерли, свекровь ее ненавидит… у нее даже нет собственного дома.

Энн не решилась отказать Джеку в надежде на то, что его снисходительность даст ей хотя бы небольшую передышку. Молодая женщина поднялась с места. Спролинг уже открыла дверцы шкафа и вынула оттуда платье.

— Вы хотите это надеть, мэм? — спросила она, держа в руках robe de chambres[22], принадлежавший Софии. Должно быть, горничная уложила его с вещами Энн по ошибке.

— Да, — отозвалась Энн беззвучно. — Оно очень милое.

Спустя четверть часа Энн уже вошла следом за Гриффином в ту самую комнату, где Джек незадолго до того учинил ей допрос. Шотландец открыл перед нею дверь и тотчас ее захлопнул, едва она переступила порог.

Энн не сразу заметила Джека. Лишь неяркое пламя в камине да настольная лампа с плохо подрезанным фитилем освещали комнату. Тяжелые портьеры были задернуты на ночь… а, может быть, чтобы помешать проникновению незваных гостей.

От этой мысли озноб пробежал у нее по коже, и она принялась потирать ладони, чтобы согреться. Комната действовала на нее угнетающе. Не желая больше ждать, молодая женщина уже собралась повернуться и уйти, как вдруг заметила его.

Джек сидел в кресле в темном углу, положив локти на его ручки и подпирая руками подбородок. Он опустил голову, однако его глаза были прикованы к ней. Энн невольно вздрогнула, смущенная тем, что не сразу заметила его присутствие. У нее уже успело развиться шестое чувство, даже во сне подсказывавшее ей, когда за ней наблюдают, и до сих пор оно еще никогда ее не подводило.

Не в силах вынести столь бесцеремонный, даже враждебный взгляд, Энн отошла в сторону, однако его глаза преследовали ее с такой же настойчивостью и хладнокровием, с какими хищник следит за своей будущей жертвой. Джек был в одной рубашке, с закатанными рукавами. На ослепительно белом фоне его кожа выглядела смуглой, а руки сильными и изящными. Его худое лицо казалось темным, и не только из‑ за тени: Джек уже давно нуждался в бритве.

Тут Энн вдруг осознала, что смотрит на него, и в смущении отвела взгляд. Его непоколебимое спокойствие отнюдь не было обычной маскировкой, и у нее также не возникало ощущения, что он просто ушел в себя, так глубоко скрыв свою истинную сущность, что ее уже невозможно было обнаружить. Напротив, ей казалось, что человек, сидевший перед нею, подхвачен каким‑ то безжалостным вихрем, который сорвал с него один за другим все покровы и развеял по ветру его душу.

В ее глазах он не был воплощением добра или зла, но чем‑ то средним между тем и другим. Сумеречный призрак, существующий лишь в один короткий миг между светом и тьмою. «О Господи, — вдруг пришло ей в голову, — ведь я же никогда не видела его при свете дня».

Ей нужно было что‑ то сказать, поскольку один его вид лишал ее присутствия духа.

— Вы хотели меня видеть?

— Вот именно — видеть.

Только губы Джека казались живыми. Головня в камине с шумом треснула, разбрасывая вокруг целый сноп искр, отражавшихся в его серых глазах. Человеку с богатым воображением могло бы показаться, что где‑ то в самой глубине его существа вспыхнул огонь. Однако Энн не была наделена таким воображением. Она через силу сглотнула.

— Зачем вам это понадобилось? — спросил Джек.

Было бы совершенно напрасно притворяться, будто она не поняла его вопроса. Но как объяснить ему то, чего она сама до конца не понимала? Поскольку у Энн не нашлось готового ответа на его вопрос, она дерзко парировала:

— А разве вам никогда не приходилось красть что‑ либо у других, полковник?

Она никак не ожидала от Джека такой бурной реакции на свои слова. Он рванулся к ней, потом вдруг резко остановился, словно кто‑ то держал его на поводке. Энн попятилась от него, ее пульс участился. Губы Джека расползлись в зловещей усмешке.

— В сравнении с тем, что украли вы, это сущие пустяки.

Энн знала, что он намекал на ту памятную ночь, когда она привязала его к стулу и издевалась над ним. Его усмешка ранила ее острее ножа.

— Я вижу, вы меня поняли. Неужели вы думали, что я блефовал, когда сказал, что рано или поздно вы будете моей? Или что я отступлюсь от своего слова, обнаружив, что чопорная вдовушка со скромно потупленными глазками и та женщина, которая со страстным упоением ласкала мое тело, на самом деле одно и то же лицо? Ни за что на свете. Я еше никогда не нарушал собственных обещаний.

Колени Энн подкосились, и она ощупью искала, за что бы ухватиться. Джек поднялся и приблизился к ней с таким изяществом и предупредительностью, словно он был придворным кавалером, спешившим на помощь даме сердца. Взяв Энн за руку, он подвел ее к маленькому креслу с прямой спинкой, на котором Энн уже сидела раньше.

— Вот. Сядьте поближе к камину.

Он пододвинул ей кресло. Озадаченная этим странным сочетанием поклонника и недруга в одном лице, Энн повиновалась. Сам Джек встал у нее за спиной и теперь возвышался над нею, невидимый и молчаливый.

— Думаю, я заслуживаю некоторого возмещения за тот памятный вечер, как вам кажется?

Его руки легли ей на плечи. Энн хотела вскочить с кресла, но он силой усадил ее обратно.

— Спокойно, — пробормотал он таким тоном, словно успокаивал брыкавшуюся лошадь. — Вы совсем продрогли. У вас мокрые волосы. Позвольте мне вам помочь.

Его хриплый голос обволакивал ее, подобно тончайшему шелку. Джек провел пальцами по ее волосам и не спеша разделил их густую массу на отдельные пряди, раскинувшиеся по ее плечам и груди. У него были на удивление красивые руки. Даже искалеченная обладала притягательностью.

Энн немного смущало то, что Джек стоял у нее за спиной, поскольку она не могла видеть его лица. Он прикасался к ней привычным, почти небрежным жестом, и ей очень хотелось прочесть его мысли, однако у нее не хватало духа обернуться. Это было бы не совсем прилично. От усталости и напряжения у нее кружилась голова.

Рука Джека между тем скользнула дальше. Энн застыла на месте, словно попавшая в силки лань. По ее телу пробежала дрожь. Когда‑ то Джек поклялся, что рано или поздно отплатит ей за все. Страх сообщал неповторимый привкус буре чувств, бушевавшей в ее душе.

— Вы и в самом деле восхитительны, — произнес он тоном праздного зеваки, любующегося красивым пейзажем. С тем же невозмутимым видом он приспустил платье с ее плеч, открыв грудь почти до самых сосков. Если он и услышал вырвавшийся у нее слабый вздох, то не обратил на него внимания. — Можно только удивляться тому, что такое изысканное создание со множеством достоинств предпочло заняться воровством, чтобы убить время.

Энн едва ли была в состоянии что‑ либо соображать. Его руки скользили все ниже и ниже по ее телу. Тепло от его широких ладоней проникало сквозь тонкий слой шелка, согревая ей кожу. Обхватив обеими руками грудь Энн, он принялся поглаживать ее с настойчивой нежностью.

Языки пламени играли на ее коже, чередуя полоски света и тени. Энн не могла припомнить, когда в последний раз ее ласкали с такой непринужденностью и со столь очевидными намерениями.

— Это все из‑ за скуки?

— Что?

Он поглаживал ее сосок, похожий на бусинку под полупрозрачным шелком.

— Я спрашиваю: вы занялись этим ремеслом от скуки?

— Нет. — У Энн перехватило дыхание. Она попыталась было подняться, но Джек перестал лениво поглаживать ее грудь и почти насильно снова усадил в кресло. Энн хотела обернуться, но он осторожно обхватил ладонями ее голову, вынуждая смотреть вперед.

— Сидите смирно, — прошептал он ей в самое ухо, обдавая жарким дыханием. Трудно было судить, чего он добивается, по его тихому хриплому голосу. — Я хочу всего лишь несколько раз до вас дотронуться, и ничего более. В любом случае вы получили от меня намного больше.

Джек осторожно положил ее руки на подлокотники кресла и накрыл их своими.

— Не шевелитесь. От вас ничего не требуется. Никаких признаний. Просто отдайтесь своим чувствам.

Его приглушенный шепот словно зачаровывал ее, суля некое тайное знание, которое ей не терпелось с ним разделить. Ему удалось лишить ее остатков воли.

Энн опустила глаза. Смуглые руки Джека небрежно поигрывали атласными петельками, украшавшими вырез платья, а пальцы как бы невзначай ласкали ее соски.

— Итак, Энн? Зачем вы грабили людей? Или это просто голос крови? — Трудно было сказать, чего было больше в его тоне — иронии или тщательно скрываемой боли.

— Нет.

Джек прекратил забавляться с атласной отделкой ее пеньюара. Разочарование и облегчение в равной мере заполонили все ее существо. И тут Энн услышала позади какой‑ то шорох. Джек опустился на колени за ее креслом. Энн по‑ прежнему смотрела перед собой. Она не догадывалась, что у него на уме, и это ее немало тревожило.

Протянув руку, он сунул ее под подол платья Энн и провел ладонью по ноге молодой женщины до самого колена. Он медленно, методично мял в кулаке тонкую материю, пока ее икра не оказалась обнаженной. Его пальцы не спеша рисовали маленькие кружки на нежной коже ее бедра.

— Расслабьтесь, — прошептал Джек ей прямо в ухо. — Помнится, в ту ночь вы меня хотели. Или вы уже забыли об этом? Я — нет.

От унижения и стыда лицо Энн покрылось густым румянцем.

— Мне… мне очень жаль.

На мгновение его рука замерла, после чего он снова взялся за свое. В его смехе не было и следа веселья.

— Ложь. Жаль должно быть не вам, а мне.

— Прошу вас…

Джек продолжал лениво водить пальцем по мягкой, нежной коже с внутренней стороны ее бедра.

— Вы никогда не давали мне возможности доставить вам удовольствие. Я со своей стороны был бы только рад вам угодить. Сделать для вас все, что в моих силах. Впрочем, вы и сами об этом знаете. — На какой‑ то миг в его безучастном голосе послышалась резкая нотка. — Вы сами уже имели случай убедиться в том, каким я могу быть покладистым.

От той пытки, которой он подвергал ее, у Энн все вертелось перед глазами, и она крепко зажмурилась. Да, она действительно его хотела, хотела подчинить себе целиком эту мужскую силу и чувственность. С самого начала ее привлекали в нем именно его сила, мощь, его железное самообладание, которые так контрастировали с ее собственной слабостью и неуверенностью.

— Сейчас я хочу оказать вам услугу. Позвольте мне доставить вам чуточку удовольствия.

Удовольствия? Предложение звучало весьма заманчиво. До сих пор Энн еще никогда не было позволено испытать наслаждение ради наслаждения, в его самом простом и примитивном виде. Еще ни один мужчина не проделывал с ней ничего подобного. Соблазн оказался слишком велик.

Она желала его всем существом, а то обстоятельство, что в его власти было ее уничтожить, только еще больше притягивало к нему, как пламя костра манит к себе мотылька. Свободная рука Джека между тем приподняла тяжелую копну густых волос Энн и откинула их в сторону. Она почувствовала, как его губы коснулись ее затылка, и откинулась назад, отдаваясь всецело на его волю. Его теплые губы покрывали быстрыми, легкими поцелуями сначала ее глаза, потом щеки и подбородок.

— Разрешите мне быть вам полезным.

— Да. — Энн едва могла выдавить это слово, означавшее ее поражение. Ее больше не заботило, что он ей уготовил — месть или позор.

— Но сначала, Энн, вы должны мне объяснить, что толкнуло вас на воровство.

Она хотела было поднять руки в знак того, что готова уступить, но он, перехватив в воздухе ее запястья, снова положил их на подлокотники кресла.

— Держите руки вот так.

В его тоне не было и следа прежней игривости, и только тут она впервые осознала, что, поддразнивая ее, он тем самым дразнил самого себя. Эта мысль промелькнула в ее сознании и снова исчезла, утонув в потоке ощущений: его влажные поцелуи и легкие, почти неуловимые движения пальцев, полумрак комнаты и жар камина, невидимая фигура человека, ублажавшего ее плоть с таким высокомерным пренебрежением. Энн обхватила металлические шарики на концах подлокотников.

— Я жду, Энн.

Его рука поднималась все выше и выше по ее ноге к сокровенным глубинам ее тела. Пульс Энн резко участился, от прикосновения его пальцев она мелко дрожала.

— Итак? — спросил Джек.

У Энн не нашлось готового ответа. Она сама не могла этого объяснить и потому наугад подыскивала слова, которых он от нее ждал. Она сидела как на иголках, вздрагивая и ловя губами воздух, жалкая и беспомощная.

— Они этого заслуживали, — проговорила она наконец, захлебываясь от сдерживаемых рыданий.

Он тихо рассмеялся над ее ухом, обдав ее своим теплом.

— Не годится.

Его пальцы снова принялись слегка поглаживать самые интимные места ее тела.

Энн подалась назад, приоткрыв рот. Зубы Джека ущипнули ее за ухо — небольшой привкус боли только придал пикантности наслаждению.

— Итак, зачем вы крали?

— Мне нужны были деньги для приюта.

— Неправда!

Он широко раздвинул ей ноги, а свободной рукой приподнял мягкий бугорок груди над вырезом пеньюара. Опустив глаза, Энн посмотрела на себя: ноги бесстыдно раскинуты, одна рука Джека лежит на ее лоне, пальцы другой поигрывают соском груди, выступавшей над корсажем…

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒