Иллюстрации 3 страница

Мы слушали, затаив дыхание, и я решила: попрошусь в роту Докукина.

10-е июля.

Станция Торопово.

Поезд стоит уже несколько часов. Все наши на перроне.

Пишу в сумерках.

Только что закончился разговор с Давидом Моисеевичем. Он рассказал о наших актерах. Они работают в бригаде артистов при политотделе штаба дивизии. Здесь же, при политотделе, создан оркестр. Актеров в дивизии уважают, ценят. Они делают большое и нужное дело, выступают с концертами на переднем крае.

Давид Моисеевич предложил и мне перейти в бригаду.

Я сказала, что о бригаде актеров не может быть и речи. Зачем же мне тогда боевая подготовка и к чему были все эти долгие ожидания! Кончилось тем, что Давид Моисеевич обиделся. Сказал, что я не имею ни малейшего представления об армии. В армии не рассуждают и не обращают внимания на прихоти капризных барышень.

Расстались мы сухо. Недовольные друг другом. Удивительно: Манский, умнейший человек, даже не попытался понять меня. Разговор с ним меня очень взволновал. Надо немедленно принимать меры. Сейчас допишу свои каракули в дневнике и составлю рапорт на имя командира дивизии Турьева. К рапорту приложу направление райвоенкомата. В нем прямо сказано: «Аверичева С. П. направляется в Ярославскую коммунистическую дивизию в качестве мотоциклиста-связиста или бойца-автоматчика в моторазведку».

Девушки уже набились в вагон. Они привыкли к моей писанине и не обращают на нее внимания. Запели. У Томки Красавиной неисчерпаемый запас частушек, одна другой залихватистей.

А все-таки испортил настроение Давид Моисеевич!

11-е июля.

Проснулась ночью. Поезд медленно движется. В окно увидела ракеты. Одни вспыхивали, поднимались, повисали в воздухе и гасли, другие загорались, очерчивали дугу и падали. «Ракета! Ложись! » — вспомнила я тактические занятия. Заскрежетали, запищали тормоза. Поезд остановился. Темно. Опять ракеты со всех сторон.

В темноте сквозь деревья проглядывает деревенька. Деревья рядом с железнодорожным полотном. Протяни руку — коснешься колючих еловых ветвей.

Выгружались на станции Ломоносово. Станция… Землянки да разбитые вагоны. Построили нас, и мы зашагали. Пришли в деревню Подвязье. Тишина. Ни одного выстрела. Неужели это фронт!..

Утром встретила Муру Рыпневскую. Сначала не узнала. В Ярославле она была брюнетка… Повела меня к себе. Чистенькая комната. Белоснежная постель. Я вынула из вещевого мешка лишние вещи и отдала Муре: ей в клубе все пригодится. Написала тут же еще два рапорта— начальнику по разведке Осьмаку и начальнику штаба дивизии Завадскому. У Муры уютно, но надо было спешить.

Около нашего батальона меня схватила за руку Лаврова, отвела в сторону и заговорила быстро:

— Ищу тебя всюду, где ты бродишь? Вот что, Софья! Давай начистоту, довольно нам с тобой играть в прятки. У тебя в направлении моторазведрота, я тоже туда пойду. Давай действовать вместе, сообща!..

И мы решили пойти прямо к командиру дивизии.

На поляне в окружении командиров стоял полковник. Лаврова шепнула: «Видишь, вон глыбина какая, — это и есть командир дивизии Турьев. А рядом с ним комиссар дивизии Михаил Павлович Смирнов, бывший секретарь Ярославского обкома партии».

У командиров шел оживленный разговор. Наверно, рады прибытию нашего батальона. Говорят, дивизия потрепана основательно. А тут четыреста бойцов, двести вооружены автоматами, а ППШ-2 — новинка в дивизии!

— Вон тот, видишь, лейтенант небольшого роста, крепыш такой? Это Малков, он формирует учебный батальон. Наверняка заберет лучших! Он уже подходил к вашей роте, знакомился с ребятами, спрашивал: пойдете к нам в батальон? Поговаривают, что ему отдадут вашу первую роту целиком…

Валентина показала мне командира саперного батальона Федосеева и командира артиллерийского полка Золотарева.

— А это ПНШ по разведке — Осьмак! Видишь? — скороговоркой проговорила Валентина.

Осьмак отделился от общей группы и приближался к расположению нашего батальона. А мы пересекли ему дорогу и обратились, как положено, по всей форме.

Перед нами стоял красивый молодой лейтенант, с широкими плечами, узкой талией. Безукоризненной чистоты гимнастерка, выутюженные брюки, сапоги блестят. Объяснили нашу просьбу, подали рапорты. Лейтенант посмотрел на нас удивленно.

— Каждая секунда жизни разведчика связана с риском, — сказал Осьмак. — Рота действует в тылу врага. Нет! Девушек я туда допустить не имею права!.. — Лейтенант постукивал по сверкающему сапогу тоненьким прутиком и смотрел на нас карими решительными глазами. Мы поняли, что разговор окончен.

Потом мы обратились к начальнику штаба дивизии. Худой, высокий, смуглый. «Типичный штабной работник», — подумала я. Чувствовала: у него поддержки не жди. Но Валентина заявила: «Рискнем! »

— Разведка — не девичье дело! — услыхали мы лаконичный ответ начальника штаба.

Раздалась команда: «Стройсь! » К батальону приближался полковник Турьев с командирами. Капитан Сташкевич четким шагом пошел навстречу и отрапортовал:

— Пополнение из города Ярославля, присланное Ярославским областным комитетом партии, прибыло для участия в боях в составе Ярославской коммунистической дивизии!

Турьев поздравил нас с благополучным прибытием. Объяснил, что дивизия сейчас занимает жесткую оборону, но ведет активные боевые действия. «Мы вас очень ждали, мы рады вам! » Он рассказал о героях дивизии. Рота, состоявшая из студентов Костромского текстильного техникума, погибла, но не пропустила ни одного танка. Роту Докукина немцы боятся. Рассказал о героической гибели комиссара Щелокова, о зверски замученных комиссаре Гущине и комсомольце Петрове.

— А сейчас, — продолжал полковник, — начнется распределение по подразделениям. Командиры ждут вас, товарищи красноармейцы! — и вдруг спросил: — Может, у вас есть вопросы или просьбы ко мне?

Я поняла, что именно сейчас решается моя судьба. Подняла руку, вышла из строя.

— Товарищ полковник! Убедительно прошу вас направить меня в отдельную моторазведроту к лейтенанту Докукину! Вот рапорт и направление военкомата…

Турьев прочитал мой рапорт, задержался глазами на направлении.

— Мотоциклист, — проговорил он. — Ну что ж, идите в моторазведроту, к докукинцам. Только там мотоциклы единственной марки — одиннадцатый номер. Пока стоим в болотах, лесах, тут не до них. А мотоциклы нужно забрать у немцев! — добавил Турьев.

— Есть забрать у немцев!

— Товарищ полковник, разрешите и мне подать рапорт! — загремела Лаврова. Во всей ее фигуре, крепкой, сильной, была такая решимость, что Турьев, не читая рапорта, сказал: «Ну, что ж, идите, действуйте! »

Распределение продолжалось. Кроме нас с Валей и еще тринадцати разведчиков, наша комсомольская рота почти целиком ушла в учебный батальон. Девушек распределили по специальностям. Удивила нас Анна Сарычева: пошла официанткой к командиру дивизии. Вот это да! А я-то боялась, что она перебьет у меня место в разведке.

Михаил Голубев и почтальон Саня Травкин повели нас в деревню Никулино, где расположилась рота лейтенанта Докукина. По дороге мы расспрашивали о роте, главным образом о ее командире. Саня Травкин молчал, а наш старый знакомый Михаил Голубев подбадривал нас:

— Ничего, привыкнете! Докукин из любого красноармейца сделает настоящего разведчика!

12-е июля.

В низинке деревенька, окруженная лесом. Это и есть Никулино. Штаб и хозяйство роты разместились в домах, все остальные — на окраине села в больших сараях, у самой опушки леса. Вошли в сарай. Вдоль стен длинные нары. Полки под котелки. Пустые пирамиды для оружия. Стол, скамейки. Видно, давно ушли разведчики из своего жилища. На засаленном столе крошки, немытые котелки и ложки. Окурки, обрывки бумаги по всему сараю. На нарах, среди грязных клочков соломы и скомканных пыльных плащ-палаток, лежат разведчики, освобожденные Докукиным от задания. Как оказалось, Докукин с ротой и взвод диверсионной группы уже больше недели не были на базе. Оставшиеся ребята больны.

— Паша Савченко!

— Петр Пушнев!

Перед нами небольшого росточка красноармейцы, без сапог, без поясов. Воротнички гимнастерок расстегнуты. Савченко смотрит на нас широко открытыми, удивленными, смеющимися глазами. Девичье круглое лицо. Розовые щеки. Пушнев — худой, смуглый паренек, смотрит вниз и вертит голой пяткой лунку на земле.

— Сержант Марусин! — В сарай вошел толстый, розовощекий увалень. Он пыхтел и глуповато улыбался. За ним влетел широкоскулый, с узкими глазами парень.

— Варзанов! Ротный писарь и художник, — представился он.

Марусин хихикнул:

— Девиц и старушек рисует…

Все дружно рассмеялись. «Вы что же, больные? »— удивились мы. «Да, так, знаете», — неопределенно ответил Марусин.

— Располагайтесь, ребята! Нары свободны, а придут с задания, разберемся, — гостеприимно предложил Варзанов.

Мы смели с нар мусор и решили спать на досках, а завтра сделать капитальную уборку и постелить свежего сена или соломы.

Валентина облюбовала нам местечко на нарах около стены. На сем и кончился наш первый фронтовой день.

Фронтовой!.. Просто и не верится, что мы на фронте. Я думала: прибудем на фронт, и нас сразу из вагонов бросят в бой. А тут тишина. Чудесный воздух! И тихое похрапывание друзей.

13-е июля.

С утра мы, новички, с рвением принялись за уборку. Вытрясли грязные плащ-палатки, подмели нары и полы, принесли свежей соломы. Разожгли костер, нагрели воды. Выскоблили стол добела. С котелков, ведер чашек, ложек обдирали грязь камнями, травой, песком. Застелили стол газетой и даже поставили цветы — ромашки и васильки. А бывалые бойцы — докукинцы лежали около сарая (больные! ) и посматривали на нас с удивлением и легким пренебрежением. Эх вы, мол, новички! Чем занимаетесь! Здесь же война, фронт!

Затем мы с Валентиной перестирали свое белье у ручья. Устроили себе прекрасную баню. Блаженство! А сейчас лежим на траве около сарая. Валентина и ребята слушают докукинцев, а я записываю впечатления двух дней и нет-нет, да и прислушиваюсь к их рассказам.

Вот к нашей группе подходит худощавый боец. Аккуратно застегнут на все пуговицы, на гимнастерке ни единой морщинки. Разведчики его представили. Это ординарец лейтенанта Докукина — Лева Маслов. Маслов скромно поздоровался, присоединился к нам.

Докукин! У ребят загораются глаза. Перебивая друг друга, они торопятся рассказать о Докукине все, что знают. Это не хвастовство, это скорее гордость за своего командира.

Докукин в первом же бою завоевал уважение бойцов. Он абсолютно бесстрашен. Очень хорошо натренирован, быстрее всех бегает, дальше всех бросает гранаты. Стреляет без промаха. В бою заражает всех своим темпераментом. Трусости не терпит. Малейшее сомнение, неуверенность бойца чувствует моментально и не берет такого в разведку, просто оставляет дома, на положении больного. Рота не только ведет разведку перед передним краем противника и в его тылах. «Докукинцы» выполняют диверсионные задания, участвуют в наступлении вместе с дивизией, действуют совместно с партизанами.

Партизаны! Взглянуть бы хоть на одного!

14-е июля.

Живем как трутни. С утра уборка, готовим пищу. Умываемся, бежим к ручью. Завтракаем. Читаем газеты. Чистим оружие, разбираем, собираем, вообще возимся с оружием с большим удовольствием. Автоматы собираем на скорость, задаем друг другу задачи на устранение порчи оружия. Потом готовим обед, греемся на солнышке, а к вечеру слушаем рассказы.

Узнаем новые фамилии разведчиков.

В роте двое Борисовых, оба Михаилы и оба помкомвзводы. Сержант Борисов — из Переславля-Залесского — небольшого роста, рыженький, веснушчатый, веселый баянист. Старший сержант Борисов — из Ярославля — высокий, стройный, лет сорока. Узкое длинное лицо, прямой нос, глубоко посаженные глаза смотрят исподлобья. Угрюмый, молчаливый. Сидит в стороне и думу думает. Смотрю на него, и кажется, что его грызет какая-то тоска. Может, от того, что в городе у него остались жена и дети?

В роте к Борисову относятся с уважением, но как к нему подойдешь, если он всегда такой сердитый. Мысленно называю его «страшным сержантом», хотя он страшен только для фашистов. Бойцам это друг. Строгий, беспощадный друг. Он всегда собран, особенно в боевой обстановке, и никогда не теряет головы. В этой собранности чувствуется закалка военной школы: он — кадровый военный.

Ребята рассказывают о боевых делах Дмитрия Ершова из Брейтовского района, Алексея Сотского из Ярославля, пятнадцатилетнего разведчика Васи Талдыкова из Пречистенского района Смоленской области, Владимира Чистякова и его друга, парашютиста Ефима Рудкина.

— В начале войны Рудкин был ранен и попал в ярославский госпиталь, — рассказывает разведчик Павел Савченко. — А после госпиталя его направили в Ярославскую коммунистическую дивизию.

От старшего сержанта Борисова мы услыхали о зверствах фашистов. Двести гитлеровцев ворвались в партизанские деревни Кирьяки, Кочерговку и Морново и сожгли их дотла. Застрелили, а потом изрубили на куски семь стариков, а женщин и детей загнали в хату и сожгли.

Разведчики заминировали дорогу противотанковыми минами, и ночью на минах подорвались танки и автомашины с немецкими солдатами. В эту же ночь разведчики налетели на деревню Кирьяки, где были фашисты, и отомстили за гибель наших советских людей.

15-е июля.

С утра старший сержант Борисов повел нас, новых разведчиков, на опушку леса. Там мы занимались стрельбой из автоматов. Потом он дал каждому бойцу по две, а мне и Валентине по три боевые гранаты. Лучшие результаты по прицельному огню из автоматов оказались у нас с Валентиной. Но это наших ярославских ребят не удивило. Они знали, что мы стреляли хорошо и раньше. Ну, а вторая половина дня, к сожалению, опять в бездействии.

16-е июля.

Перед рассветом проснулась от страшной брани.

— Дайте же пожрать, черти! — кричал боец. — Ну хоть корку! Два дня ничего не жрал. Да проснитесь же вы, лежебоки! — тормошил он то Савченко, то Пушнева, то Марусина.

Я достала хлеб, открыла консервную банку из собственного «НЗ».

— Ешьте!

Передо мной стоял высокий красноармеец, весь мокрый.

— Ох, ты! — удивился он. — Девушка? Откуда вы взялись?

— Ешьте! Я с новым пополнением к вам в роту… Софья Аверичева.

— Алексей Сотсков. — Он замолчал и с жадностью принялся уничтожать консервы.

— Откуда вы? — Я села с ним рядом на скамейку.

— От Докукина с донесением, да пулемет притащил, вывели его из строя фрицы, надо ремонтировать… Ох, и жарко было там сегодня! Нарвались на немецкие бронетранспортеры. Подорвали две машины, а остальные отошли, — рассказывал он.

Я пожелала Сотскову спокойного сна. Он улегся среди ребят, завернулся в плащ-палатку с головой и моментально захрапел, засвистел. А я до утра не могла уснуть. Скорее бы в дело! Скорее бы увидеть Докукина. Картина боя, только что рассказанная в трех фразах человеком, не успевшим остыть от схватки, впечатляла больше, чем рассказы разведчиков. Я представила, как ползут бойцы, как они бросают гранаты, как пылают подорванные машины…

Дождалась утра и пошла по деревне на свой ручеек. Неожиданно меня окликнули: «Хэлло! Их либэ дих, фрейляйн! » В дверях дома стоял статный боец. Из-под темных бровей насмешливо смотрели черные глаза. Я остановилась и ответила: «Цу фрю! » (Слишком рано). «Вы умеете по-немецки? » — спросил он удивленно. — «Айн бисхен» (немного), — и прошла. Он засмеялся. «Кто вы? Переводчик? » — спросил он, догоняя. — «Нет, разведчик! Прибыла с новым пополнением». — «Владимир Чистяков», — представился он. «Софья Аверичева», — ответила я. Он галантно поклонился и пожал мне руку. Подошли еще трое. «Ребята, знакомьтесь, у нас в роте новое пополнение: разведчик Софья Аверичева». — «Саша Семенов». — «Михаил Кукуев! » — «Георгий Гусев! » Все, как на подбор, высоченного роста. «До чего же хороши», — подумала я. Как будто специально Докукин подбирал их в свою роту. Это оказались разведчики диверсионной группы, только что прибывшие с задания. Разговорились. Владимир Чистяков окончил автотехникум, ярославец, живет возле театра Волкова. Дома остались мать и сестра. Михаил Кукуев женат. Давно нет писем из Ярославля. Беспокоится.

Рассказала о Ярославле, о театре, о нашей группе пополнения. Слушали внимательно, забросали вопросами. Расстались друзьями.

22-е июля.

Здравствуй, милый мой дневник! Рассталась я с тобой почти на недельку. Не обижайся. Когда ты услышишь, что я пережила в эти дни, ты не будешь на меня в обиде. Ты лежал на дне вещевого мешка в Никулине, а я в это время принимала боевое крещение. И могу сказать (только тебе, потому что другие могут в это не поверить), я счастлива. Теперь Софья Аверичева — разведчик, равноправный боец. Ты требуешь подробностей? Пожалуйста! Сегодня эта возможность у меня есть, а дальше — привыкай, может всякое случиться. Война!

16 июля мы готовили на костре обед. Валентина ушла в лес с ребятами, а я читала газету и помешивала ложкой в котелках. В это время прибежал Ларин. Помнишь его? Наш ротный запевала. У него очень приличный тенор, чистенький и мягкий. Сам он худенький, белесенький, с длинной мордочкой. Воспитанник детского дома. Вслед за ним прибежал Рома Перфильев и Александр Кузнецов. Ларин кричит, будто дразнится: «Аверичева, а мы идем сейчас к Докукину! А ты кашу варишь! Ну, вари, вари кашку! » Я взволновалась: «Кто вас посылает? » — «Старший сержант Калинкин. Идем с донесением». Бросила я все и помчалась в штаб роты. Калинкин здесь сейчас самое главное начальство. Ворвалась в дом:

— Товарищ старший сержант, ребята идут к Докукину. Разрешите и мне с ними!

— Что ты! Что ты! — замахал он на меня руками. — Докукин убьет меня. Ты же ничего не знаешь!

— И знать не хочу, отпустите меня к Докукину!

— Ну так слушай! — сказал он и прикрыл двери. — Докукин разговаривал с Осьмаком и Турьевым. Он возмущен, что в роту прислали женщин. Вы что, говорит, мою боевую роту позорите! Женщин присылаете вместо бойцов. Да еще артисток.

Во мне все возмутилось. Опять начинается. «Женщины у нас наравне с мужчинами! — кричу. — Лозунги, одни лозунги! А как до дела дойдет! — и потребовала — Звони Осьмаку, слышишь! » Видно, я была в такой ярости, что Калинкин растерялся и позвонил Осьмаку. Тот долго советовался с кем-то. Но вот слышу: разрешение получено.

На радостях я даже не захватила с собой поесть и ничего не успела сказать Валентине. Схватила автомат с запасными дисками, гранаты, надела пилотку, плащ-палатку, и мы, несколько «новеньких», под командованием «бывалого» разведчика — докукинца Паши Савченко двинулись тропинкой вдоль деревни.

Шли молча, гуськом. Когда подходили к опушке леса, Савченко показал нам Вервищенскую высоту, где еще недавно хозяйничали немцы. Сейчас эта высота нейтральная, однако немцы боятся сюда и нос показывать. Но все может быть. Надо идти тихо, смотреть в оба. У разведчика походка должна быть как у лани: легкая, плавная. Ступай с носка на пятку, а не всей ступней хлопай! Да выбирай, куда ставить ногу, чтоб ни один сучок не треснул. Мы смотрели в оба и ступали тихо.

Через небольшую поляну, в кусточках, заметили дымок. «Садись! » — тихо скомандовал Савченко и стал наблюдать в бинокль, хотя было видно и простым глазом: сидят бойцы и курят. Савченко буркнул: «Всякое бывает. Бойцы-то бойцы, да только не наши. В этих краях действуем и мы и горьковчане… А ведь и правда, — обрадовался он, — это горьковские разведчики».

В той группе тоже за нами, как видно, наблюдали, потому что, когда мы приподнялись, они нам замахали руками. Это были действительно разведчики Горьковской дивизии. Они сообщили, что Докукин вернулся в деревню Грядозубово после боя с полицейскими в Боярщине.

И мы пошли быстрее, уже не обращая внимания на предостережения Савченко.

А вокруг чудесный лес. Огромнейшие сосны, тишина. А воздух!.. Мы так спешили, что не заметили, как вышли из леса. Перед нами неожиданно открылась деревня.

Остановились на поляне, недалеко от дороги, напротив добротного дома.

— Это дом тети Поли. Здесь всегда располагается КП роты, лейтенант Докукин и комиссар роты младший лейтенант Полешкин, — сообщил нам Савченко и строго приказал — Сидите здесь, не расходитесь, а я пойду к Докукину.

В деревне чувствовалось праздничное настроение. Прошли девушки в нарядных платьях и белоснежных косынках. Промчалась веселая стайка ребятишек.

Мы лежали на поляне, гадая, что же сегодня за праздник, ильин день? Нет, он позднее. Спросили одну из девушек. Она удивилась нашей неосведомленности: «Докукинцы пришли! » А мальчишки добавили: «Дядька Докукин в Боярщине всех полицаев побил! »

В пути Павел Савченко кое-что рассказал нам об этой Боярщине. Здесь гестапо устроило штаб полицейских. Начальником полиции был местный житель, сын бывшего кулака Иван Талдыков по прозвищу Вавиленок. В 1938 году он исчез из деревни (жители говорят, что он жил в Москве), а с приходом немцев на Смоленщину Вавиленок снова поселился в Боярщине. Он выслуживается перед фашистами, собирает в полицию со всей округи таких же оголтелых бандитов, как он сам. По малейшему подозрению поджигает, вешает, убивает, предает в руки гестапо своих же селян.

Не раз совершали налет на Боярщину докукинцы в надежде разгромить полицейское гнездо и поймать предателя Ивана Талдыкова, но полицейские, не принимая боя, трусливо удирали из деревни. В Боярщине оставались только женщины и дети.

Вася Талдыков, однофамилец Ивана, сообщил разведчикам, что полицейские удирают через мост из нижней части Боярщины в Ясенцы, поближе к деревне Стрынково, где расположен немецкий гарнизон.

Вася Талдыков оказался смелым хлопцем. Ему 15 лет. Он рассказал Докукину, что его отец, Талдыков Александр Илларионович, на фронте, в Красной Армии, бьет фашистов, и сам он с радостью ушел бы в армию, но в семье у них — мать, двое маленьких братишек да семнадцатилетняя сестра Дуся. Если уйдешь из Боярщины, полицейские замучают их допросами.

Вася, встречаясь с Докукиным в условленном месте, сообщал ценные сведения о немецком гарнизоне, о полицейских, о передвижении войск, о настроении жителей, о разбоях и насилиях немецких оккупантов, — все, что знал. А знал он многое. Наблюдательность, точность, отличная память паренька поражали Докукина и Полешкина, и они, волнуясь за жизнь своего пятнадцатилетнего друга, подумывали о том, как бы забрать к себе в роту Василия со всей семьей, а то не сносить ему головы.

Однажды Василий сам приполз лесом к засаде разведчиков и рассказал о своем страшном горе: полицейские казнили сестру Дусю и ее подругу Лену Матюнину за связь с партизанами. Ночью пьяные полицаи ворвались в дом Талдыковых, схватили Дусю и Лену. После короткого допроса бандиты надругались над девушками. Дуся кричала: «Убейте меня! Лучше убейте! »

Ранним утром избитых, опозоренных девушек повели под конвоем через все село на работу. А ночью снова всей пьяной сворой измывались над ними.

Целую неделю полицейские мучили девушек, а потом отправили их в Пречистое, и там они были казнены. На другой день после казни, как только полицейские сняли блокаду с дома Талдыковых, мать шепнула Васе: «Беги к нашим! »

Докукин с радостью принял в роту Василия Талдыкова и не ошибся в нем. Паренек искусно проводил разведчиков по оврагам, лощинам, непроходимым болотам в расположение врага. Он действовал во всех боевых операциях.

Недалеко от Боярщины еще недавно стояла на высотке деревня Лосевка. Солнечная, светлая. Сады и палисадники около каждого дома. Ульи с пчелами, огороды, скот и птица. С приходом немцев началось разорение. Фашисты вырубили вокруг все березки, фруктовые сады, разграбили улья, передушили птицу. Жители, спасаясь от фашистов, ушли в лес, угнали с собой скот. Долго фашисты здесь не задержались, боялись возмездия партизан. Вокруг лес, а раз лес — значит партизаны.

Но вот в Лосевке появились докукинцы. Люди с радостью встретили разведчиков. Наварили картошки, принесли молока. Красноармейцы поделились с ними чем могли. С тех пор докукинцы стали желанными гостями. Придут в Лосевку — жители выходят из укрытий, несут угощение, вытаскивают из пруда и очищают от ила самовары. А уходит рота, и снова жители бегут в лес.

Особенно девушки были рады приходу докукинцев и с нетерпением поджидали бравых и храбрых бойцов-ярославцев.

В деревне жили учительница Мария Поликарпова — Маня Красивая — и ее подруга Мария Борисова — Маня Длинная, как прозвали их в деревне. Полюбили девушки командиров разведки: Мария Поликарпова — командира роты Докукина, а Мария Борисова комиссара роты младшего лейтенанта Полешкина. Уйдут докукинцы на боевую операцию — не спят девушки, дожидаются прихода разведчиков.

Недавно докукинцы, получив задание, покинули Лосевку. Жители тоже собирались уходить, но в это время появилась группа незнакомых красноармейцев. Усталые, мокрые, они вышли из леса и решили отдохнуть в Лосевке. (Говорят, это были разведчики Горьковской дивизии. ) Жители обрадовались приходу красноармейцев, пригласили их в дома и сами остались ночевать в деревне — «поспать в тепле, в хатах, на своих постелях».

А ночью налетела банда Вавиленка. Убили часовых. Подожгли хаты. Вокруг крики, стоны. Пожар охватил всю деревню. Разведчики приняли бой. Героически отбивались от полицейских, но выйти из пылающих, осажденных домов не смогли.

После разгрома Лосевки полицейские согнали оставшихся в живых людей и угнали их в Боярщину. Среди угнанных были Мария Поликарпова, Мария Борисова и их отцы: Петр Поликарпов и Герасим Борисов.

Докукинцы, вернувшись с задания, узнали о трагедии Лосевки. Командир не мог найти себе места. «Из-за нас загубили людей проклятые полицаи». А тут еще Вася Талдыков твердит: «Командир! Идем на Боярщину! Долго мы будем смотреть, как Вавиленок с полицейскими мучают наших людей! »

Получив разрешение командира дивизии, Докукин связался с партизанским отрядом, и сегодня они совместно совершили налет на гнездо полицейских.

Мои размышления прервал появившийся вдруг Савченко. Размахивая руками, он рассказал о проведенной разведчиками боевой операции.

— Докукин разгромил бандитское гнездо! — кричал он. — Женщины Лосевки спасены, а Петра Поликарпова и Герасима Борисова полицейские угнали в село Пречистое!

Из-за угла дома показался велосипедист. Он был в белой рубашке, без головного убора. Положив босые ноги на руль, велосипедист лихо мчался вдоль дороги. «Товарищ Докукин! » — закричал Савченко. Велосипедист махнул рукой, промелькнула копна светлых волос и сияющее колесо.

Мы вскочили. «Неужели это Докукин? » В моем представлении Докукин был огромного роста и, конечно же, не такой молодой.

— Этот велосипед разведчики взяли в Боярщине у полицейских в штабе. Много сегодня трофеев захватила рота, — похвалился Савченко.

Вскоре нас позвали на КП роты. Для себя я решила: от Докукина никуда не уйду, — и успокоилась.

В доме Полины Алексеевны, в первой половине, за столом, на скамейках сидели командиры и разведчики.

Нас провели в большую светлую горницу, с чисто вымытыми, выскобленными полами. На широкой деревянной кровати лежали Докукин и Полешкин. Когда мы вошли, они встали. А Савченко тут же сел на пол, стянул с ноги сапог и достал конверт. «Товарищ лейтенант! Вам пакет из штаба дивизии! » — отрапортовал он. А потом, косясь в нашу сторону, добавил: «А это вот новые бойцы пришли Тс нам в роту с пополнением».

Докукин вскрыл конверт, улыбнулся, почесал затылок: «Горит наша мечта о бане, комиссар», — и застрочил карандашом в блокноте. Потом приказал:

— Вот что, Савченко, доведешь свое пополнение до Никулина, а сам, не задерживаясь, отправляйся прямо в штаб дивизии! Понятно?

— Товарищ лейтенант, разрешите остаться с вами! — почти застонала я.

— Нет у нас оснований не доверять бойцу только потому, что боец женщина! — встал на мою сторону комиссар роты.

В дверях появились женщины. Впереди стояли две девушки. Одна из них была такая высоченная, что я сразу догадалась: Маня Длинная. Вторая — действительно красавица: Маня Красивая. Гладкие волосы стянуты на затылке в черную косу, на смуглом худом лице румянец. Тонкая, прямая, — как березка. А какой изумительный изгиб шеи!

— Проходите, товарищи, — расправляя гимнастерку и приглаживая взъерошенные волосы, сказал Докукин.

Женщины двинулись. Но Маня Красивая остановила их. «Думаю, что мы теперь уж лишние», — и острые ее глаза сверкнули в мою сторону. «Да что ты, Маруся? » — смущенно протянул Докукин. Маня Длинная взглянула на свою подругу с укоризной.

— Товарищ Докукин, — сказала она, — мы пришли поблагодарить вас и ваших бойцов — спасителей наших. Большое вам спасибо!

— Дай вам бог счастья, сынки наши!

Женщины плакали. Только Маня Красивая стояла гордая и злая.

— Будьте здоровы, сынки, спасибо, — и женщины заторопились к выходу.

— Через час построить роту! — приказал командирам Докукин.

Около дома собрались разведчики.

— Из Ярославля к нам в дивизию прибыло пополнение, знакомьтесь, товарищи, с новыми бойцами! — обратился к разведчикам комиссар.

«Привет землякам! Ну, как там Ярославль, на месте стоит? » — зашумели разведчики, окружая нас со всех сторон. «А как там поживают красноперекоповцы? — спросил, пожимая нам руки, сержант и представился — Власов».

На крыльце богатырского роста красноармеец, перевязывая руку старшему сержанту, приговаривал: «Леня, а хорошо бы тебе сейчас в ярославский госпиталь. В Рыбинск, к жене бы заглянул…» Раненый хмурился: «Кончится война, увидимся! А сейчас не ко времени разговорчики такие». Это были боец Дубровин и старший сержант Зинин.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒