Глава первая. КАНОНАДА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Глава первая. КАНОНАДА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

На батарее No 10 утром 6 октября спешно выстраивались обе бывшие там роты артиллеристов: приехал вице-адмирал Нахимов.

Старый моряк, всего только год назад уничтоживший не только турецкий флот, но и сильные береговые форты Синопа, не мог успокоиться на одних только донесениях о " благополучии".

С шестого бастиона он видел, что даже промежуточное пространство между этим бастионом и батареей No 10 было сплошь засыпано ядрами и осколками разрывных снарядов; что же могло в таком случае остаться от батареи?

Он знал, что под Синопом был он впятеро слабее, чем союзники перед севастопольскими фортами, -- вот почему, не совсем доверяя донесениям, отправился он на батарею сам.

Он приехал верхом, к чему начал уже привыкать в последнее время. Хотя при спешной езде брюки его задирались к коленям, но он и к этому привык, как к неизбежному неудобству верховой езды.

Командир батареи, полковник Желтышев, заставивший солдат с раннего утра убирать двор и складывать неприятельские ядра и неразорвавшиеся снаряды в кучи, встретил Нахимова с рапортом при въезде.

Оглядев внушительные кучи ядер, Нахимов сказал Желтышеву:

-- Однако они не поскупились на это добро! Сколько навалили-с, ого!..

На бастионах за целый день все-таки меньше-с!

В этом замечании была некоторая доля признания преимущества флота перед береговыми батареями вообще, пусть флот даже был неприятельский, и Желтышев, некрупный, но энергичный человек, с простоватым, но весьма себе на уме лицом подрядчика, это уловил и отозвался весело:

-- Засыпали, ваше превосходительство! Совершенно засыпали!.. Я приказал считать, и насчитали мои молодцы две тысячи семьсот ядер... Но, во-первых, далеко не все еще убрали, а затем -- недолеты: очень много ядер их падало в море у берега, -- затем перелеты, затем гранаты и бомбы...

Думаю, что одни мы им стоили не меньше, как двадцать тысяч выстрелов!..

Говорю так из осторожности, но думаю, что гораздо больше, чем двадцать.

-- Возникает вопрос: сколько же они выпустили по всем фортам, -- покачал головою Нахимов и добавил:

-- Ведь они с первых же выстрелов были в дыму, как же вы в них стреляли?

-- Орудия наши были пристреляны, когда еще корабли не закрылись дымом.

-- Но ведь они все-таки двигались, -- перебил Нахимов. -- Не замечено было вами: не потопили ни одного корабля?

-- Хотел бы этим порадовать, но из-за дыма разглядеть не было возможности... Даже и солнца не было видно. Уверен все же, что всыпали мы ему здорово, и сегодня он уже едва ли рискнет подойти! -- молодцевато подбросил голову полковник.

-- Сегодня будут чиниться... Сегодня не ждите-с, нет... А как у вас тут, -- много ли потерь?

-- Восемь убито, двадцать два ранено, ваше превосходительство, -- и это считая также убыль в людях двух рот прикрытия от Минского полка... Из орудий подбито только три, и у семи повреждены лафеты.

-- Для такого огня?.. Невероятно мало! -- удивился, как моряк, Нахимов и даже несколько подозрительно поглядел на противника. -- Очень удачно отделались, очень, очень... -- бормотал он, окидывая глазами всю обширную площадь батарей с пятью десятками орудий. -- А скажите мне, если бы не был закрыт вход на рейд, что могло бы быть тогда, а?.. -- спросил он быстро.

-- Тогда мы, конечно, утопили бы два-три их корабля на рейде! -- тут же ответил, как на знакомый уже вопрос, Желтышев.

-- Д-да, утопили бы, я не сомневаюсь, -- как будто даже обиженно отозвался Нахимов, -- но пока утопили бы, они нам могли бы наполовину уничтожить арсенал-с, наполовину город-с! А форта были бы обстреляны с тылу-с! И я даже уверен-с, что они пытались форсировать рейд, почему и подходили близко к заграждению-с!.. Они могли бы также высадить десант и захватить вашу батарею с суши-с, -- вот что они могли сделать-с!

Нахимов даже разгорячился, как будто сам в воображении командовал огромной атакующей эскадрой союзников.

-- Не забывайте того, что они были в десять раз сильнее по огню, чем все форты вместе взятые-с, и что у них стояли при орудиях матросы, а не солдаты... Да... вот-с... А как действовали ваши артиллеристы? -- спохватился Нахимов.

-- Выше всякой похвалы, ваше превосходительство! -- восторженно ответил Желтышев, точно был он и не пожилой уже человек и не полковник, а восемнадцатилетний прапорщик вроде одесского Щеголева.

-- А-а! -- протянул Нахимов, тем самым как бы предлагая полковнику высказаться полнее и обстоятельней.

-- Сначала они были, конечно, как ошпарены кипятком, -- продолжал возбужденно Желтышев, глядя снизу вверх в голубые глаза Нахимова. -- Потом горячились зря, палили в белый свет, но скоро взяли себя в руки, разделись, -- жарко стало! -- и потом уже действовали отлично: выше всякой похвалы.

-- Представьте список особо отличившихся на предмет награждения, -- казенной фразой отозвался Нахимов, но левая рука его, дотянувшись до плеча полковника, задержалась на нем, точно он хотел ласково погладить командира батареи за то, что он в восторге от своих артиллеристов.

-- Слушаю, ваше превосходительство, -- отозвался полковник. -- Вот этот фас батареи, -- показал он на орудия, обращенные жерлами к рейду, -- бездействовал, и прислуга отсюда сама перешла к действующим орудиям на помощь... Так же и для подноски бомб из погреба, потому что у нас в начале боя при каждом береговом орудии находилось только по двадцать бомб... Был такой еще случай с одним часовым из рот прикрытия, ваше превосходительство, -- спешил рассказать полковник. -- Он стоял на часах вот там, где теперь все разворочено. Там был склад ручных гранат, при них полагается по уставу пост... Вдруг попадает в этот склад граната... совсем другого свойства, отнюдь не ручная, -- и весь склад взорвался. Но была такая канонада, что никто этого взрыва стекляшек и не расслышал, один только часовой остался не у дел, хотя жив и невредим... Ждал смены -- смены нет. Оказалось, в прикрытии его разводящего ранило. Смены нет, однако и склада уж тоже нет. Спрашивается -- зачем же ему стоять? Только чтобы зря его ранили или убили? Я его снял с поста своею властью. Однако он к прикрытию не пошел. " Дозвольте, говорит, мне тут что ни что делать". -- " Нечего, говорю, тебе тут делать, пехоте". И как раз мимо шел с двумя зарядами из погреба канонир Прокопенко, а в него ударило ядро и убило наповал. Другой бы, видя такое, растеряться бы мог, а этот часовой ко мне:

" Дозвольте заряды заместо него донесть! " Дозволил, конечно. Так он и работал на подноске зарядов и бомб до конца пальбы, а ведь от погреба до орудий четыреста шагов!

-- Вот-с, вот-с, видите-с!.. Вот и его тоже в список внесите-с.

Непременно-с!

Глаза Нахимова лучились, и уже обе руки его легли на плечи Желтышева, когда он говорил этому артиллерийскому полковнику, точно лейтенанту флота:

-- Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы с вами только пружины, которые на него действуют, да-с! Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля, он же бросится на абордаж, -- все сделает матрос, если мы с вами забудем о том, что мы -- помещики, дворяне, а он -- крепостной! Он -- первая фигура войны, -- матрос, да-с! А мы с вами -- вторые-с! Он -- матрос, -- вот кто!.. Так же и солдат! -- заметил вдруг Нахимов, что он говорит с сухопытным полковником и что в отдалении, выстроившись, ждут его не матросы, а солдаты-артиллеристы.

И он пошел к ним, наконец, высокий, сутуловатый, в своем длинном сюртуке с густыми эполетами, с георгиевским большим за Синоп полученным крестом на шее и с полусаблей на портупее, продетой под эполет. Брюки его внизу от частой верховой езды были сильно помяты, встопорщены, покрыты гнедой лошадиной шерстью, когда он подходил к артиллеристам.

-- Здорово, друзья! -- звонко крикнул он, приложив пальцы к козырьку фуражки.

-- Здравия желаем, ваше превосходительство! -- радостно отозвались роты.

-- Благодарю вас!

-- Рады стараться, ваше превосходительство! -- загремели солдаты.

-- Вы защищали Севастополь как герои! -- взволнованно продолжал Нахимов. -- Вами гордится наш славный город!.. Если все мы будем действовать, как вы, то мы скоро прогоним от стен Севастополя врагов, как вы прогнали союзный флот... с большим уроном для них прогоним!.. От всей души благодарю вас, друзья! -- и он поклонился солдатам, держа руку у козырька фуражки.

Неистовым " ура" отвечали на это солдаты, и расстроился парадно-чопорный строй. Никто не командовал " вольно! " -- это сделалось как-то само собою, что фронт -- " святое место" по правилам дисциплины того времени -- сломался, и разнообразно изгибались солдатские шеи, чтобы можно было как следует разглядеть необычайного адмирала, который только что называл их " друзьями" и о котором все слышали как об адмирале " геройском".

-- Господа офицеры! Прошу ко мне! -- крикнул Нахимов.

Офицеры вышли. Их было не так и много в двух ротах.

Каждому из них, от капитана до прапорщика, Нахимов жал руку, вглядываясь в них пристально и признательно, а уходя с батареи, окруженный ими, он говорил:

-- Союзники думали, что Севастополь -- это другой Бомарзунд, где и казармы-то не были достроены и орудия были малых калибров против всего флота Непира... Теперь, наконец, они будут знать, что такое Севастополь!..

Просто уму непостижимо, что писали о Синопском бое в английских газетах и как это печатали! Писали даже, что один из моих лейтенантов ворвался в разбитый турецкий корабль, нашел там в каюте капитана этого корабля, который, натурально, хотел ему сдаться... Но он, лейтенант мой, будто бы убил этого турецкого капитана, отрезал от убитого кусок мяса, -- не сказано только было, откуда именно отрезал! -- и... и, представьте себе, будто бы съел сырьем-с! Да-с, сырьем-с! И вот за этот подвиг был представлен мною к Георгию четвертой степени, каковой и получил-с! Вот каковы эти английские журналисты-с! Мы, по их мнению, людоеды-с! Однако мы вот отбили атаку огромного их флота и заставили уж замолчать французские батареи на Рудольфе... А сегодня-завтра, может быть, и английские молчать заставим, если будем все действовать, как вы вчера. И наш... Владимир Алексеич... может тогда спать спокойно... в своем гробу... Он свое дело сделал... хорошо сделал... А мы по его стопам...

В это время Нахимов подошел уже к лошади, оставленной под присмотром казака-ординарца, и мог, отвернувшись к ней, смахнуть движением руки непрошенно проступившие на глаза слезы.

Когда же привычным уже движением взобрался он на своего гнедого, то обратился к офицерам голосом уже вполне окрепшим и словами начальнически точными:

-- Из приказа по гарнизону вам, господа, известно, что похороны генерал-адъютанта, адмирала Корнилова назначены на пять с половиной вечера... Так вот, господа, прошу... свободных от нарядов по службе к этому времени в Михайловский собор...

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒