Encounter – Ночной экстрим 4 страница

– Что он говорит? – спросил он у Димы.

Дима достал свое удостоверение капитана милиции и протянул прапорщику со словами:

– Он сказал, что когда вне населенного пункта в темное время суток останавливаете транспортное средство, проблесковые маячки нужно включать, а не жезлом махать.

Прапорщик помедлил, потом молча вернул документы и отошел к своей патрульной девятке. Когда БМВ скрылась из вида, он, состроив презрительную мину, сказал напарнику:

– Столичные засранцы… нажрались и ездят без документов…

До лесопилки доехали за три минуты – указатель на нее был прямо на трассе. Никого не удивило, что Наташи еще нет. Огорчило другое: здесь уже были и Фольцваген «Котов», и черный Опель Монтерей «Отморозков», и джип команды «Р& Б». По лесопилке и прилегающим к ней двум складам, мельтешили, словно светлячки, участники с фонариками самых разных принципов свечения. Ребята вышли из машины.

– «Отморозки» тут уже давно… – прикинул Олег.

– Да, но код до сих пор не нашли. Аня, свяжись со штабом, узнай, когда первая подсказка.

– Мы ее получим только через час, – вскоре проинформировала Аня.

– Да-а… – протянул Максим. – Я вот что думаю. Территория большая, так что код, скорее всего, надо искать в совершенно неожиданном месте. Дав не любит создавать уровни на «тупо поиск»…

– Ну да, а на заводе в Жодино? Помнишь, мы там три часа прокопошились… – напомнила Аня.

– Там интересно было, «риал индастриал». Я бы тоже забацал там такой уровень, чтобы народ побегал подольше. А здесь чего? Если даже тупо осматривать и саму лесопилку, и ангары, на это уйдет несколько часов.

– Так, а что тогда делать, если не искать код? – выразил недоумение Олег.

– Искать мы будем, просто я предлагаю проверять самые невероятные версии. Например, вернуться к указателю на лесопилку, поискать код на нем. Кодом может быть название организации, которая пилит тут доски. Со сторожем нужно потрепаться, видно же, что уровень согласован с владельцами, – Максим кивнул на сторожа, который молча стоял около своей будки и внимательно наблюдал за происходящим.

– Макс, а с Наташей как? – спросил Дима.

– А никак, – Максим пренебрежительно хмыкнул, – вон рельсы отсюда видны, значит, лесопилку она не пропустит. Надеюсь, хватит мозгов включить рацию и сказать, что нашлась. Никуда не денется. Или что ты предлагаешь?

– Давай я пойду ей навстречу, – неуверенно предложил Дима.

– На какую встречу, Дим? А играть ты собираешься?

– Собираюсь, разумеется, просто я волнуюсь за нее.

– Я про это и говорю: за что ты больше волнуешься – за наш результат или за свою девчонку?

Дима сдался. Сознаться, что девочка волнует его сейчас больше, чем игра, значило бы сильно обидеть Максима. А обижать друга было совершенно не за что.

Максим направился к сторожу, остальные разбежались по территории. «Отморозки» вскоре отчалили, уровень они прошли по так называемому «сливу». Это когда код автоматически выдается на сайте, если команде не удается выполнить задание за отведенное на него время.

У сторожа ничего толком выяснить не удалось. Его предупредили, что среди ночи на лесопилке будет проходить некое действо, а какое именно – не его ума дело. Лишь бы не сломали и не унесли ничего, подлежащего охране. Шарить разрешалось везде, хоть по крышам, но ангары были закрыты, и сторож следил за тем, чтобы туда никто не совался.

Олег бродил по слабо освещенному цеху лесопилки. Вот кругляк под распил: бревна аккуратно сложены… Олег присмотрелся: в торцы некоторых бревен вбиты гвозди. Зачем, интересно? Он чуть отошел… и замер: если визуально соединить бревна с вбитыми гвоздями прямыми линиями, то они образовывали буквы. Поняв закономерность, Олег разлыбился, как дурачок, которому показали палец. По-шпионски осмотрелся по сторонам, убедился, что рядом никого, кто мог бы покуситься на его открытие. Достал блокнот с ручкой и начал выписывать символы, которые образовывали «гвозданутые» бревна. В итоге у него получилось: «ENl314». Олег вразвалочку, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, подошел к машине и только там взял рацию в руки:

– Собираемся около машины. Прием.

Через две минуты все были в сборе.

– Где код был? – поинтересовался Дима.

– В бревнах, – гордо ответил Олег, – они там лежали, и в некоторые были вбиты гвозди. Вот, – он показал листик с начертанной схемой.

Сайт принял код как правильный. Скоренько подсчитали: теперь они отстают от «Отморозков» всего на пятнадцать минут. Сейчас бы рвануть на следующий уровень, но… Наташи все еще не было.

– Твою мать, где ее черти носят? – выругался Максим.

– Да, уже должна была быть здесь, – согласился Дима с виноватой интонации. – Давай я все-таки пойду ей навстречу по рельсам?

– И что толку? Вам потом все равно вместе к машине возвращаться, – резонно заметил Максим.

– Может, что-то случилось, может, помощь нужна. Даже если бы пешком шла, уже успела бы. А она бежала.

– Бежала бы, уже бы три раза прибежала. Ладно, топай. Мы здесь вас ждем. Аня, давай посмотрим следующее задание.

Но не успели разойтись, как у Димы зазвонил телефон:

– Дима, это я! – раздался голос Наташи. – Я за Сморгонью, километров тридцать дальше по железной дороге, я буду ждать вас здесь в будке на переезде!

– Каком переезде? Как ты там оказалась? – в полной растерянности расспрашивал Дима.

– Не могу говорить долго, я взяла чужой телефон! Это железнодорожный переезд перед поселком… каким? Солы! Это как ехать из Сморгони в Солы, будет красная будка на переезде, я тебя здесь жду.

Наташа оборвала связь. Все вопросительно уставились на Диму.

– Она... – Дима мямлил, отлично понимая, что новость паршивая и что Максим сейчас будет чертовски зол. Ему хотелось придумать для Наташи какое-нибудь оправдание, но факт оставался фактом…

– Она где-то за Сморгонью. Говорит, километров на тридцать дальше…

– Давай за руль, – процедил сквозь зубы капитан, и все быстро расселись по местам. Дима повернул на трассу, ведущую в Сморгонь.

Тишина в машине давала ему надежду, что Максим отнесется к случившемуся с юмором...

– Какого хрена она там делает? Как она там оказалась? Дима, ты понимаешь, что теперь из-за этих твоих сисек мы потеряем все преимущество? Чтобы туда доехать и вернуться, угробим минут сорок, – разъяренный капитан вроде выдохся. Только добавил: – Вот уж подстава так подстава…

Дима тоже озлился: чес-слово, если б не на игре – не спустил бы Максу эту грубость. Но по сути друг был прав, а ему крыть нечем. И он промолчал.

Когда Наташа убедилась, что световые «вопли» фонарика машинист не замечает, она вспомнила о рации. Но поезд уже вышел из зоны действия – рации брали только километра на три-четыре. Пошарила по карманам: мобилы нет, опять оставила в салоне. Это случалось каждый второй раз, когда она выходила из машины. Значит, связи с командной никакой. Вариант только один – как-то остановить поезд. Она еще раз наклонилась к зияющей пропасти между первой платформой и тепловозом – нет, точно не преодолеть. Там даже не видно, куда ногу можно поставить… а если утянет под платформу? Бррр! Она поорала во всю глотку, но шум работающего дизеля заглушал все звуки без остатка.

Она села на корточки, склонив голову к коленям. О чем-то думала. Вдруг со злости швырнула кусок угля в лес. Еще посидела какое-то время. Потом приподняла голову – ее лицо озаряла улыбка. Она выбрала подходящий кусок и изо всех сил швырнула в окно тепловоза. Четвертый бросок оказался результативным: уголь разбился о стекло и этот треск услышал машинист. За мутным оконцем, в скудном свете кабины показалось его физиономия. Он изумленно щурился в темноту, пытаясь понять, что происходит. Наташа скорчила рожу и посветила себе фонариком в лицо. Наконец-то состав начал тормозить.

Когда скорость снизилась, она спрыгнула. Кажется, подвернула правую ногу, но подхватилась и, даже не почувствовав боли, пустилась бегом по рельсам назад. Отмахав без оглядки минут пять, совсем запыхалась и перешла на шаг. Болела ступня. Девушка обернулась – никто за ней не гнался. Тогда она, прихрамывая, тихонько пошла вперед. Рация по-прежнему не находила себе пары. Вскоре на пути показался свет – это фонарь освещал железнодорожный переезд, на котором стояла будка.

Подойдя к желтой облезлой двери, она постучала три раза. Выглянула добродушного вида старушка в ярко-оранжевой униформе. Осмотрела Наташу с макушки до пят: вся перемазанная угольной пылью, взлохмаченная, она представляла собой довольно жалкое зрелище.

– Дитя мое, господи, а с тобой-то что стряслось? – молвила старуха, открывая шире дверь и пятясь внутрь, приглашая этим гостью зайти.

– Я прошу прощения, у вас есть телефон? – спросила Наташа.

– Испорченный он… в селе вон телефон только у начальника переезда работает. Хорошо хоть электричество пока не отключили… да ты заходи, лицо тебе вытрем. Мне тут о телефоне мечтать только. Просто, девонька, возраст, уж если что случится, даже позвонить не могу, позвать кого на помощь... В село идти надобно.

Наташа зашла. Кирпичная снаружи, внутри будка была обшита вагонкой. В углу масляный обогреватель, который старательно поддерживал духоту в помещении. Около окна, выходящего на железнодорожное полотно, висели связки репчатого лука. Стол покрыт клеенкой в клеточку, и в каждой клеточке изображена уточка.

Бабушка пригласила Наташу сесть на лежак, который служил ей и рабочим местом, и для сна.

– У нас тут дела такие… машинист тепловоза, нехристь эдакий, привидение ему примерещилось, состав целый остановил…Черти что такое… Я уж сообщу куда следует, от этих алкоголиков спасу нет… да ты чего ж, вот тебе полотенце, вытри лицо, а то сама как привидение сидишь.

Наташа улыбалась, стыдливо опустив глаза. Вытерла лицо, поблагодарила.

– А что до телефона, так вот что. Тебе позвонить нужно?

– Ну, было бы замечательски…

– Так это мы вот как обустроим. Я шлагбаум опущу, машина какая подъедет, ты подойди, проси телефон позвонить. Ты откуда будешь-то?

– Живу в Минске, родилась в Гомеле. А вы что же, обо всех гостях так заботитесь?

– В Гомеле? Родная моя, я же тоже тамошняя. Я жила в деревеньке под Хойниками… ее уж и на картах-то нету. Попали мы в зону отчуждения, и выселили нас пятого марта… двадцать лет назад, а как сейчас помню. Посадили в автобусы и вывезли. И не было меня больше на земле родной… – старушка уселась за стол, подперев кулаками голову. – Самое печальное, девонька, с дочкой получилось. Когда она решила замуж идти за бандита гомельского, я ей так сказала: если ты замужем за этим негодяем окажешься, то матери не будет у тебя больше… хотела собой ее шантажировать, чтобы послушалось мать родную... Подлый он человек был, сел потом. Вышла все-таки за него. А когда дочку родила да подрастила, так сказала ей, что бабка у нее прокаженная, из зоны отчуждения. Сказала, чтобы никогда со мной внучка не роднилась. Больно, девонька, ой как больно-то. Так и нет у меня теперь никого близких, каждому человеку рада, кто ко мне заглянет. В дом мой в селе, или сюда вот. Редко кто заходит.

Женщина склонила голову к столу. Наташа не видела ее лица, но чувствовала – если бы она могла еще плакать, сейчас бы плакала.

Наташа встала с лежака, приблизилась к ней и бережно обняла ее за плечи.

– А я была там, – сказала Наташа, – и в зоне отчуждения, и в Припяти самой тоже была. Не знаю, что меня потянуло туда…

– Так зона закрытая, как же тебя пустили? – хозяйка подняла голову и посмотрела на гостью. – Там же заражено все, и земля и вода…

– Может быть, не знаю, сейчас пускают. Сейчас туда туры организовывают. Платишь шестьдесят долларов и едешь. Мне важно было туда попасть… посмотреть на все это. Днем, при ярком свете солнца, там страшно. Реально страшно, ведь это сделал все человек. Взрыв, я имею в виду. Страшно, потому что ходишь по пустынному, заросшему городу и представляешь свой город таким. Даже не мертвым нет, но… такого слова подходящего в русском языке просто нет. Да и в других языках, я думаю, тоже нет. Это как анти-чудо света какое-то. Неописуемое. Вот вы боитесь чего-нибудь по-настоящему?

– Да мне-то что… мне знаешь сколько? Семьдесят шесть. Мне-то чего бояться, я уж на своем веку всего навидалась. Я ж тоже молода была, и страшно было, и всяко было... А теперь-то… я уж давно ничему не удивляюсь, да и не боюсь ничего. А на работу хожу, так не сложно мне, все же лучше, чем дома сидеть, там делать нечего, а тут хоть что-то. Мне полпенсии на жизнь хватает, я больше натуральным хозяйством обхожусь. А то, что остается, доченьке своей перевожу, у нее сейчас, знаю, не лучшие времена.

– Так что же она, деньги берет, а с вами знаться не хочет и внучке вашей не разрешает?

Собеседница опустила глаза:

– Так а как же не помочь, если возможность-то есть?

От всего услышанного Наташу пробрал легкий озноб: холодок по коже, по всему телу… что-то было жуткое в этом рассказе.

– Себе бы лучше помогли, телефон купили.

Хойникская переселенка лишь махнула рукой: мол, зачем мне.

Помолчали. Потом Наташа вернулась к тому, с чего начала.

– А мне вот бывает страшно. Глупости человеческой. От нее все беды на земле, мне так кажется. Войны все, конфликты, катастрофы. И ведь правду говорят, что история учит нас, что история нас ничему не учит. Каждому поколению хочется своих глупостей наделать. На чужих не учатся. На ошибках, в смысле, чужих, не учатся, на своих только. Да и то, как-то так…

Бабушка про историю и человечество судить не стала, только тяжело вздыхала. Минут через десять в окне загорелись огоньки приближающейся машины.

– Вот смотри, машина идет, давай быстренько – смотрительница переезда нажала на рычаг, и шлагбаум опустился вниз, а красные огоньки на светофоре взялись энергично перемигиваться. Наташа выскочила на улицу. Попросила телефон, позвонила Диме, объяснила, где она. Отдала трубку водителю и вернулась в будку. Старушка нажала на рычаг, шлагбаум взмыл вверх, но машина с места не тронулась. Тогда она вышла на улицу, к водителю:

– Ну, чего стоишь-то? Трогай!

– Дык, а поезд где? – спросил тот.

– Поезд прошел уже, двигай, тебе говорят!

Проезжий человек растерянно и недоверчиво посмотрел по сторонам и нерешительно дал газа.

Потом женщины пили чай в будке, который заварили при помощи кипятильника, каким Наташа пользовалась лет десять назад у себя в Гомеле… Неспешно беседовали о том, о сем. Только минут через двадцать за Наташей приехали. Она успела записать, как зовут хозяйку, где она живет. На прощание поблагодарила за гостеприимство и поцеловала ее морщинистую щеку.

Дима вышел из машины, уступая водительское место Наташе. Она села за руль. Дима сказал:

– Теперь мы разворачиваемся и обратно в Сморгонь.

Наташа с первого раза вписалась в разворот и без превышения поехала по трассе. Некоторое время в машине стояла обманчивая тишина.

– Ты нам ничего рассказать не хочешь? – как бы между прочим спросил Максим.

– Я на поезд села, – Наташа смущенно заулыбалась, – а он около лесопилки не остановился. Что еще ты хочешь узнать?

– Вот чудо ты какое! Какого хрена ему там останавливаться, там станции нет. Почему в Сморгони не сошла? И как ты вообще на него села? Зачем рацию выключила? Почему телефон в машине забыла? Мы из-за тебя битый час потеряли. Будешь теперь как Карлсон летать, чтобы время выиграть. А если права у тебя заберут, так правильно сделают, нехрен носиться как угорелая!

– Макс, – буркнул Дима, – успокойся! Наташа, как же ты на поезд села?

– Ну, как села, ехал он мимо, я и села. Он товарный был. Сначала медленно ехал. Я думала, заскочу, проеду немного, потом спрыгну. А он разгоняться начал…

– Клево, прямо боевик, жаль я с тобой не пошел, – вставил Олег.

– А дальше что? – спросил Дима.

– Дальше вышла, когда он остановился, – закончила свой рассказ Наташа.

«А если бы он вообще гнал себе до Гродно без остановок, что бы ты тогда делала? » – подумал Дима. Удивительно было то, что ее проступок скорее обрадовал его, чем огорчил: какой-то уж слишком примерной выглядела она до этого …безумства. Иначе такой поступок не назовешь!

Максим продолжил:

– Так, красавица, давай договоримся. Рацию не выключать, пока все в поле. Понимаешь? Это первое. На поезда без спроса не садиться, это второе. Раз уж подписалась играть с нами, будь добра быть членом команды, нам тут Жанны д'Арк нахер не сдались. На поезд она села! А то давайте: я сейчас на самолет сяду и в Катманду улечу, ты на поезд в Сморгонь, а Дима пешком в Шарм-Эль-Шейх – играть-то кто будет?

Жуткая картина полного разброда команды всех насмешила, напряжение разрядилось.

Дима с огромным облегчением вздохнул: казалось, конфликт неизбежен, но все благополучно разрешилось. Все как в жизни, хотя они всего лишь играют…

«Схватка» – такая же жизнь, даже более насыщенная событиями и эмоциями, чем рабочие будни. Ладно, Димины будни, где по плану «Перехват» случается погоняться за нетрезвыми водителями и мелкими уголовниками, а каково тем же офисным клеркам или студентам? Если бы не эта игра, разве рассекали бы они пространство ночи в поисках таинственных, заброшенных человеком мест? В «Схватке» можно приставать к прохожим с идиотскими вопросами, безудержно самовыражаться, дурачиться, словно малые дети, потому что игра все оправдывает – ведь это только игра.

Но как ни назови то, что происходит с участниками, ведь это происходит на самом деле, – так какая же это игра? А эти сборы, после ночных приключений: когда соперничество обостряется, страсти кипят, эмоции хлещут через край? Он-то не раз видел, насколько все это настоящее. И в чем тогда разница, где грань между жизнью и игрой? Ведь жизнь – та же игра: лидирует тот, кто лучше понимает правила, по которым ведется эта игра, тот, кто смелее, умнее, напористее. Тот, кто умеет обнаруживать, признавать и исправлять свои ошибки. Странно только, что если на финише в «Схватке» ты занимаешь определенное место, то в жизни – как не играй! – «приз» в финале уготован всем один и тот же…

* * *

«Дом прорицательницы. Внутрь не входить, стекла не бить. Сморгонь».

В Сморгони расспросили всех, кого только удалось, о прорицательнице. О ней никто здесь не слышал. Нет ни магазинов, ни парикмахерских с таким названием. Нет даже бабки-гадалки с таким прозвищем! Тыкались наугад, и все впустую, пока не пришла подсказка: «По пути из Залесья в Сморгонь обратите внимание на ночной магазин в деревне Бабкино».

– Твою мать! – выругался Максим.

Они бы заметили, без сомнения, этот «ночник», если бы въехали в Сморгонь, как другие команды, со стороны Залесья. Но из-за Наташи они подкатили с другой стороны.

Пятнадцать драгоценных минут потратили, чтобы добраться до деревни. На ободранной стене магазине висела розовая светящаяся вывеска «24h». Тусклый свет внутри. На окнах серые от пыли шторы. Они вошли и вдохнули ни с чем не сравнимый запах сельпо. «Мини-маркет» площадью в пятьдесят-шестьдесят квадратных метров торговал всем: от батона и молока до цветного телевизора. В углу за прилавком сидел «натуральный» деревенский мужик – агент организаторов.

– Карточка? – спросил он, безошибочно угадав участников игры.

Проверив документ, мужик сделал себе пометку, что команда «Максимусы» свое получила. Протянул им лощеный лист формата А4 со словами:

– То, что усложнит вам задачу в начале, упростит ее в конце.

Никто, разумеется, ничего не понял, но когда говорит агент, нужно внимательно слушать и запоминать, а разгадывать его иносказания можно и потом.

В центре листа была напечатан какой-то план – несколько улиц, дома. Одно здание отмечено крестиком и подписано снизу «Дом Прорицательницы». Некоторые улицы обозначены мелким рукописным шрифтом. Здешней топографии минчане не знали, у них не было карты Сморгони, чтобы сравнить и сопоставить ее с тем, что им вручил агент. Разве кто-то из местных, посмотрев загадочную схему, что-то подскажет.

Максим решил дать Наташе возможность реабилитироваться и протянул ей выданную распечатку:

– На, будешь хранительницей. Хоть какая-то польза от тебя будет.

Наташа еще раз всмотрелась в схему и молча сунула ее в задний карман штанов. Со стороны Залесья к магазину подъехали сразу два экипажа: «Квазимоды» и «Иксы».

«Максимусы» же направились в Сморгонь. Спидометр показывал девяносто километров в час.

– Слушай, а побыстрее нельзя? – спросил с заднего сиденья Максим. – Давайте нас еще «Квазимоды» обгонят для полного счастья.

Наташа втопила педаль газа… Когда стрелка уклонилась вправо на отметку сто восемьдесят, в салоне послышалось единогласное шуршание: начали вытягивать ремни безопасности. Дима пристегнулся быстро, только руку вправо протянул и слева от себя клацнул защелкой. Аня с Олегом извлекли ремни из щелей между сиденьями. Максим, который располагался на заднем сиденье по центру, между братом и его девушкой, тоже пошарил вокруг, но понял, что для него защита не предусмотрена. Дима обернулся к другу и с извиняющейся улыбкой произнес:

– Ремни спасают при ударах от двадцати до примерно ста двадцати километров в час. Если скорость выше, единственный способ остаться в живых – вылететь через лобовое стекло.

– Спасибо, успокоил, – с иронией парировал Максим. – Может быть, меня когда-нибудь и соскребут с асфальта, или там еще чего, но, клянусь, не раньше, чем мы выиграем эту игру.

Машина подскакивала на неровностях, но исправная подвеска не давала колесам оторваться от дороги. Включенные лампы дальнего света вместе с ближним ксеноном очень хорошо освещали пустынную дорогу. Наташа была уверена в себе: ее зоркий взгляд был устремлен далеко вперед, угол зрения сужен до предела. Она крепко держала руль обеими руками, твердо уперев локти в подлокотники.

Когда дорога начала вилять, Наташа сбросила до ста шестидесяти, затем до ста. Это самые опасные места на большой скорости: когда дорога словно обрывается на горке, а ты несешься болидом и не знаешь, куда асфальт уклонится после подъема. Это видно лишь с верхней точки, которую пролетаешь за секунды, и нет и доли мгновения, чтобы осознанно вписаться в неожиданный изгиб пути.

В Сморгони, около ночного клуба, увидели несколько такси – и сразу к ним. Наташа достала из заднего кармана пачку всяких счетов, каких-то записочек, мятых купюр. Из этой макулатуры она вычленила сложенный лист, который получила от Максима и протянула его Диме. Он, разворачивая схему, обратился к таксисту:

– Вы не подска… – и вдруг запнулся. На развернутом листе ничего не было, не считая каких-то серых разводов непонятного происхождения. Он перевернул его другой стороной – там лист был совершенно чист.

– Извините… – Дима отошел от водительского окна. Он показал лист Максиму и всем остальным.

– Это точно та бумажка? – уточнил у Наташи Олег.

– Та, – уверено за нее ответил Максим. Он не мог ошибаться: это тот самый плотный лощеный лист бумаги, на котором была схема. Капитан поворачивал лист и так, и эдак… Поелозил пальцем по серым пятнам на бумаге.

– Если бы это были чернила от струйного принтера, – начал рассуждать вслух Дима, – они бы размазались совсем по-другому, и скорее от влаги. А это, похоже, порошок от принтера лазерного.

– Ну, допустим, – пробубнил недовольный Максим. – Объясни тогда, почему он рассыпался на пылинки, этот твой порошок?

– А я знаю! – возбужденно воскликнула Аня. – У меня однажды было такое! Я печатала дома у себя курсовую, и раз – один лист застрял в принтере. Я позвала брата, он снял кожух и еле вытащил застрявший под барабаном лист. На нем было напечатано только полторы строчки. А когда я дотронулась до этих буковок, то чернила остались у меня на пальце, а с листа исчезли!

– Порошок, ты хотела сказать, – поправил Дима. – Я понял, в чем дело. Сначала барабан наносит порошок на лист, потом бумага нагревается. Так вот: нагреватель выключили, и порошок не запекся. Стоило дунуть на нашу схему, и она развеялась бы без следа. А Наташа его в карман засунула.

– Звучит логично, – согласился Максим. – Кто-нибудь запомнил названия улиц?

– Макс, ты же его рассматривал, а потом Наташе отдал, – напомнил Олег.

– Я не стал вчитываться, думал, мы на месте разберемся. А ты, Наташа?

– Я только одну разобрала. Там было что-то вроде «саксофонная», только не саксофон там был… на «фонная» точно помню заканчивалась. Но какая-то другая фигня была, с музыкой связанная, инструмент вроде такой…

Все притихли, давая возможность Наташе сконцентрироваться и вспомнить.

– Си… сифон!!! – от радости, что ее озарило, вскрикнула Наташа. Ее восторг, однако, никто не разделил:

– Ты уверена, что сифон – это музыкальный инструмент? – спросил Максим.

– А что же это, по-твоему? – совершенно невозмутимо ответила она вопросом на вопрос.

– Я думал, это такая изогнутая трубка… для слива воды...

– Правильно, а если это трубка, то что с ней можно делать? В нее можно дудеть!

Максим пытался понять: то ли Наташа издевалась над ним, то ли шутила, то ли была такой невежей, что искренне верила – в сифон можно дудеть.

– Ты что, издеваешься, что ли? Кто ж в сифон дудит-то?

– Послушай, ну откуда я должна все знать? – уже не так самоуверенно и даже с грустью ответила Наташа.

– А в школу ходить не пробовала? – съехидничал Максим.

– Пробовала, – серьезно ответила Наташа, – мне там совсем не понравилось, я оттуда быстро сбежала.

– Оно и видно…

По пути на Сифонную улицу Дима в который уже раз за последние сутки задумался о Наташе. Казалось, чем больше он ее узнавал, тем меньше понимал. Сам он был уверен: жизнь складывается хорошо, если идет по порядку, по системе. А у нее, похоже, все шиворот-навыворот. Да, она что-то там сделала в своем Интернете, и да, у нее получилось. Но сейчас ведь откровенно бездельничает. А нормальный человек всегда должен знать, чего он хочет, и добиваться своей цели. У всех же так происходит: сначала школа – чтобы попасть в институт. Потом ВУЗ – за профессией, за дипломом. Потом, естественно, работа, каждодневная, рутинная, да, порой нудная – но именно она и кормит, и развивает, и обеспечивает карьерный рост.

Неужели Наташа даже среднюю школу не закончила? Программист-самоучка… И куда ее может занести, если она напрочь выбилась из общепринятой колеи? И ее, судя по всему, ничуть не тревожит этот вывих. А ведь это куда серьезнее, чем минутное сумасбродство типа прогулки на товарном поезде. Нет, надо навести порядок в жизни девушки… И кому, как не ему, заняться этим?

Одноэтажный домик из силикатного кирпича на Сифонной нашли сразу: около него стоял автомобиль «Котов». Конкуренты неспешно рассаживались, собираясь отчалить. Главный «кот», Олег, подразнил Максима:

– Уровень мегазачетный, удачи вам!

За домом присматривали двое парней от организаторов, один из них был тот самый, который изображал ковбоя на первом уровне. Видимо, чтобы участники вопреки условиям задания не били стекла.

Жилье явно обитаемое, с окнами на все четыре стороны. Олег, Дима и Максим, встав на выступающий парапет, взялись светить в окна. Но лучи фонариков упирались в непроницаемые черные портьеры. В одном, впритык к оконному стеклу, экраном на улицу стоял жидкокристаллический монитор. Синий индикатор показывал, что монитор включен в сеть, но экран оставался черным. В противоположном окне, рядом с входной дверью, изнутри к стеклу нижней поверхностью была прикреплена компьютерная мышка. Она тоже была подключена и светилась синим светом.

– Почему синим? – спросил Олег, когда они рассматривали приклеенную двухсторонним скотчем мышку. – Обычно же лазерные красным светятся.

– Обычно да, а у этой синий лазер, вот и все, – дал исчерпывающее объяснение Дима.

– Как-как ты сказал? – насторожился Максим. – Синий лазер? Помнишь, что нам мужик сказал в магазине? Что вам сначала навредит, то вам потом поможет!

– И что же нам поможет? – нахмурив брови, спросил Дима.

– Лазер! – торжественно ответил Максим.

– И как это?

– Молча! Мы им посветим в эту замечательную мышку, мышка подумает, что ею начали елозить по столу, комп выйдет из спячки, и – да будет свет! – повысил интонацию Максим. – Экран загорится!

– Слушай, это просто гениально! – восхитился Олег.

– Осталось только синий лазер найти, – опустила всех на землю топтавшаяся тут же Аня.

– Да любой покатит, – в нетерпении потирал руки Максим.

– У меня, кажется, есть, – подключилась Наташа и пошла к машине. И действительно, принесла дешевый китайский лазер в виде брелка.

Дима направил лучик в святящуюся мышку. У противоположного окна за экраном монитора следил Максим. Почувствовав лазерное возбуждение, мышка в самом деле вывела компьютер из эргономичного режима, и на экране высветился небольшой фрагмент с несколькими символами. Дима изменял угол наклона лазерного брелка, и на экране начали частично проявляться другие символы, но как только курсор съезжал в сторону, проявленные символы тут же затухали. Процедура требовала жесткой синхронизации между игроками, находившимися по разные стороны дома. Чтобы снять все шестьдесят четыре символа с экрана, угрохали пятнадцать минут.

* * *

«Два основных кода: мачта и катакомбы. Бонусный код – 30 минут. В/ч 1488, Линки».

В деревне Линки никаких указателей на воинскую часть, естественно, не было. Но команде повезло: им встретился мужик на велосипеде. Навели справки. Долгое время воинская часть была засекречена и обеспечивала связь ПВО. Лет пять назад ее расформировали. Местные, тут же почуяв добычу, с энтузиазмом занялись мародерством. Тащили все, что поддавалось выносу, а главной ценностью были цветные металлы, которыми оборонная промышленность щедро нашпиговывала военную технику. Участковый милиционер распорядился заварить вход в подземную часть центра. Через неделю люки автогеном срезали, и «приватизация» продолжилась в том же темпе. Теперь вход под землю свободен, ибо красть больше нечего. Ребята поблагодарили мужчину за подробное повествование и по его указке свернули в лес.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 Следующая ⇒