|
|||
Снимок 005
Через год после того, как Фредерикс украл у Дилана камеру и сбежал из лаборатории, к нему стали приходить эти письма. На самые разные адреса, ведь в родительском доме он больше не мог оставаться после того, как умерла мать. Отец ушел в себя с головой. Все чаще и чаще он напивался вдрызг, что, конечно же, не могло не сказаться плохо – в его-то возрасте. Дилан знал, где его искать. В конце концов, его магия была сильна. Недостаточно сильна, чтобы просто покарать Фредерикса за загубленную карьеру, впрочем, наслать смерть – ведь демоны, как выяснилось, любят грешников и самонадеянных. Украв дьявольскую машинку, забрав ее силой, Фредерикс привязал ее к себе, сделал ее безраздельно своей. И все, что мог сделать Дилан – испортить камеру. Проклясть Фредерикса вечно хранить эту штуку у сердца. Первые письма были довольно вежливыми. Дилан понимал, как другу непросто. Они ведь все еще могли встретиться и переговорить. Он мог просто вернуть камеру, а Дилан помог бы ему восстановить репутацию в университете. Конечно, не без помощи всей этой чертовщины. Но ложь проступала из этих строк зеленой отравленной пеной. Фредерикс прекрасно помнил, что камера могла быть разобрана, что у нее были видны стыки на корпусе, отверстия для завинчивания маленьких шурупов. Но в один прекрасный день все это исчезло. В один прекрасный день Фредерикс открыл, что даже ударить молотком по ней не может – рука дрожит и немеет, все тело сковывает непонятно откуда накатывающий страх. Дилан писал, что он пожалеет. Что не понимает, с чем связался. Что все это давным-давно переросло из безумного всплеска зависти в нечто большее. Что он может сделать ситуацию еще хуже. Что он, в конце концов, заставит его отдать камеру – ведь смерть Фредерикса не решила бы ничего. Дилан не смог бы использовать ее себе во благо снова, ведь Фредерикс, движимый обидой и нестерпимой завистью, украл ее, и темным силам, заключенным в эти жалкие шестерни, выходка пришлась по душе. Потом письма прекратились. Но к тому времени в них не было проку. Фредерикс был навеки привязан к камере. И ее страшные свойства становились все явственнее с каждым новым снимком. Кажется, он впервые решил использовать ее по назначению в тот проклятый вечер, когда они вместе с какой-то полупьяной девицей завалились в бар. Все это закончилось в мотеле, в его номере. Он фотографировал их весь вечер, в разных ракурсах, и смеялся, как проклятый, когда на снимках выходило что-то не то. Ее этот фокус тоже смешил. Фредерикс редко пил, но в тот вечер груз осознания того, что он просто так поддался безрассудству и загубил две научные карьеры разом, давил особенно сильно. Он делал снимки в баре. В постели, когда она была сверху. Опять-таки в постели, когда сверху был он. Утром он понял, что не может ее разбудить. Что она не дышит. На фотокарточках на ее месте с определенного момента стало появляться простое черное пятно. Какой-то размытый непонятный силуэт, который вполне мог быть принят несведущим за дефект съемки. А вот он на всех снимках улыбался – глупой, пьяной улыбкой. Фредерикс сбежал из отеля через окно. К концу дня на перекладных он миновал два штата.
|
|||
|