Снимок 001. Снимок 002

ДЬЯВОЛ С ФОТОАППАРАТОМ

Снимок 001

Все сотрудники лаборатории квантовых оптических технологий – на одном фото.

Здесь есть и старые, умудренные, и совсем еще молодые, но уже – такие перспективные. Уже – самые настоящие ученые. Они стоят плечом к плечу и смотрят в объектив. Кто-то камере улыбается, кто-то – хранит спокойное выражение лица. Как доктор Фредерикс, например. Ну, тогда еще – всего-навсего аспирант Фредерикс, в плохо подогнанном по долговязой фигуре лабораторном халате, со смешной прической «под Битлз». Он вообще редко улыбается, ему не нравится собственная улыбка (да и к собственной внешности вопросы – чего уж там); он плохо получается на фотографиях – и даже с этой предпочел бы куда-нибудь убежать. Он еще не знает, что рано или поздно его желание сбудется. Что рано или поздно он будет сторониться любых линз фотографических машин в любых их проявлениях. «Полароиды». Фотобудки. Маленькие детские «мыльницы». Все это будет страшить его.

Дьявол тоже попал на этот снимок. Дьявол – в нижнем ряду, сидит на пластмассовом стуле, что всегда в обилии были раскиданы по террасе снаружи лабораторного корпуса; рано или поздно кто-нибудь непременно притаскивал пару стульев на этаж. Одна нога закинута на другую – вальяжно и непринужденно; одна ладонь покоится на колене, пальцы другой – ворошат волосы цвета перезрелой ржи. Впрочем, на черно-белом фото никаких цветов нет.

Дьявол улыбается.

Снимок 002

Они – достаточно разные, сами по себе. Фредерикс – серьезен, целиком в себе, сосредоточен на работе. Дилан – беспечен, у него одни девушки на уме. С ними, кстати, у него никогда не было проблем. Несмотря на оттопыренные уши и маленькие хитрые глазки, Дилан нравится многим, а вот угрюмый нрав будущего профессора перечеркивает его наследную, по-немецки же сдержанную привлекательность. Впрочем, может быть, всему виной болезненная худоба – отголоски материнской болезни Марфана. Может быть, в этом дело, может быть, нет – так или иначе, Фредерикс до сих пор переживает разрыв с Лорен, своей выстраданной школьной любовью, а Дилан, похоже, сменил третью пассию. Легко и непринужденно.

Их даже не назвать друзьями, но они определенно близки – они умнее многих. Лабораторных сотрудников не назовешь поверхностными умами, но этих двоих сближает неподдельный, подкрепленный глубокими знаниями интерес к оптике. Они здесь, в лаборатории квантовых оптических технологий, не просто потому, что институт прислал им разнарядку отправиться туда-то и делать то-то, они здесь – по своему желанию. Фредерикса интересует возможность света, проходящего через фоточувствительные элементы, создавать электрическую энергию. Он восхищен этим свойством – восхищен самим фактом того, что свет, присутствующий в мире людей везде и всегда, обладает потаенной силой. Фредерикс видит в силе света самый великий в мире потенциал, никем толком не используемый – мощность и производительность современных солнечных батарей до смешного низкая, а ведь могла бы питать целые города легкодоступной и безгранично возобновляемой энергией. И, кажется, будущий профессор (в этом практически никто не сомневается! ) Фредерикс знает, как устроить этот переворот в энергетической промышленности. Кажется, он знает, чего не хватает световым батареям, чтобы раз и навсегда покончить с убивающими экологию дизельными электростанциями.

Дилана не интересует, впрочем, подобный размах. Ему куда ближе простые и понятные, даже и слегка сиюминутные, задачи индустрии развлечений. Он знает – там, где развлечения, там и большие деньги.

- Только представь, Паук, – говорит он однажды, – сколько можно заработать, установив эти штуки в Дисней-парках.

Уже тогда к Фредериксу прицепилась эта кличка – Паук. То ли из-за нелюдимости, то ли из-за пресловутой болезненной худобы. Марфанова болезнь отыгралась на нем сравнительно безобидно, впрочем – вот на его несчастную мать действительно иной раз страшно взглянуть, столь хрупкой и невесомой она кажется. Если Фредерикса сравнивают с Пауком, то мать его можно сравнить с Водомеркой – существом настолько тонким, что даже гулять по воде для него – не проблема.

- Люди подходят, представь себе, – продолжает самозабвенно вещать Дилан, – к будке. Суют монетку в прорезь. И – бам! – фотография выползает из прорези. Только на ней видно, как тот дурень, что ее сделал, роняет мороженое на голову своей подружки. И ведь взаправду роняет – минут пятнадцать спустя!

Он кивает на установленную на штативе в центре его комнаты штуку. С виду это – простой фотоаппарат с функцией быстрой проявки, правда, лишенный корпуса. Шестерни и детали обнажены, выпирает равнодушное око линзы.

- То есть, фотографии из будущего. – Фредерикс, сидящий на стуле в другом конце комнаты, поднимает на Дилана взгляд. На коленях у него лежит кое-как составленная документация – в оформлении бумаг на собственное детище Дилан традиционно небрежен. По сути, это чертеж простой, ничем не примечательной камеры… с парой-тройкой не совсем понятных вставок, будто бы и смысла никакого не несущих.

- Из ближайшего будущего, – уточняет Дилан. – То есть, что-то, что произойдет с тобой, ну, скажем, в течение дня. Какая-нибудь маленькая, незначительная глупость, ничего особенного – никаких тебе роковых пророчеств. Меня они не интересуют. Да никого не интересуют, если подумать – кому по-настоящему хочется знать, что произойдет с ним через год? Людям жить одним днем нравится. – Он усмехается. – Вот на этом-то я и хочу сыграть.

- Ты понимаешь, что это – какая-то фантастика? – скептически вопрошает Фредерикс, кивая на лежащие на коленях бумаги. – Я все просмотрел, и сам принцип мне не очень-то понятен.

- Ну, друг мой Паук, – Дилан снова улыбается, – не думаешь же ты, что я стану выкладывать все карты заранее? Я возлагаю на эту штучку большие надежды. Назовем мою осторожность мерой сохранения производственной тайны. – Встав, Дилан прошел к штативу и положил на оголенный скелет фотокамеры руку.

- Уж мне бы мог сказать. Ты ведь прекрасно знаешь, что я у тебя ничего красть не стану. – В голосе Фредерикса слышны обиженные ноты. – Каков сам принцип, вот ты мне скажи?

- Я использую особые, пока еще не уточненные в физических исследованиях свойства света, – подумав, сообщил Дилан. – Свет – довольно древняя штука, ты не станешь спорить? Так вот, представь, что он – некий беспрерывный поток информации. Несущий в себе огромную память. Проходящий непрестанно сквозь прошлое, настоящее и будущее… и кое-что оттуда берущий.

- Все равно – какая-то фантастика.

- Не веришь? Сам взгляни! – Обратив линзу к Фредериксу, Дилан склонился к видоискателю. Краешек его улыбки все еще выступал из-за непривычно гротескной конструкции оголенной камеры. – Ну-ка, улыбочку!

Вспышка – необычайно яркая – озаряет комнату. Жужжат маленькие сервомоторы, на пол планирует маленький белый квадратик, и Фредерикс морщится, понимая, что карточка сто пудов выйдет плохой, ведь наверняка его рука, взметнувшаяся, чтобы прикрыть глаза, даст смазанное пятно.

Вот только когда Дилан протягивает ему фото, там нет никаких смазанных пятен. Снимок – предельно четкий. Даже слишком четкий для старенькой фотобумаги, на которой отпечатан.

На нем Фредерикс не сидит на стуле и не морщит глаза. Он стоит в скованной позе, устремив взгляд на пол, где рассыпаны какие-то книги.

И книги эти собирает, присев на корточки, спиной к объективу, Дилан.

Несомненно, это он – оттопыренные уши ни с какими другими не перепутаешь, – вот только в момент вспышки его никак не могло быть в кадре.

- Что за черт? – Фредерикс взволнованно поднимается со стула, не веря своим глазам. – Как это у тебя…

Поднимаясь, он совершенно не замечает, как задевает локтем одну из полок, подвешенных на стене. Закреплена та из рук вон плохо – скашиваясь на бок, она опорожняет все содержимое под ноги молодому лаборанту.

- Вот же зараза. – Как-то уж слишком поспешно, будто опасаясь, что друг увидит что-нибудь непотребное, Дилан нагибается и начинает собирать просыпанные тома. Впрочем, слишком уж отвлечен Фредерикс созерцанием фотокарточки. Его взгляд выражает почти что испуг. И этот испуг растет, когда он обращает-таки внимание на то, что произошло.

- Смотри-ка, – хмыкает Дилан, откладывая собранные с пола книги в сторону и принимая фотокарточку из протянутой, чуть подрагивающей руки Фредерикса. – Ухватила самый ближний кусок этого временного потока. Странно, я-то заряжал ее так, чтобы она имела отложенное действие! Ну вот, придется опять перебирать…

- Дилан, – повторяет Фредерикс настойчиво, – как это у тебя получается?

- Дружище, я же говорю – это секрет. – Прошагав к своему рабочему столу, Дилан прячет фотокарточку в папку – судя по всему, она тоже набита снимками. – Приходи на мою защиту в конце семестра – я там кое-что, возможно, объясню. Кое-что, но не все…

Инстинктивно Фредерикс делает шаг навстречу другу – и спотыкается о стопку книг на полу. Те снова рассыпаются. Он опускает к ним взгляд, отмечая, что никогда, в общем-то, и не обращал внимания на то, что стоит на полках у друга – думал, что там обычные учебники или какие-нибудь вычурные экспериментальные романы, вроде «Нагого ланча», к которым Дилан питал достойный дружеского смешка интерес.

Но нет. Это довольно странный подбор литературы для молодого ученого.

Половина томов даже по виду – очень старая. Корешки с надрывами, обрезы грязные, будто какая-то часть этих книг стояла в древнем, заплесневелом подвале или хранилась в зарытом в землю сундуке, разъеденном временем. На некоторых из них названий нет вовсе, а те, что есть – кажется, латынь. Фредерикс, в общем-то, никогда не сомневался, что интересы Дилана – довольно специфические, но – Grimoire du Pape Honorius? De Vermis Mysteriis? Церковная латынь?..

12 3 4 Следующая ⇒