Перепелка во ржи

Едва Олег вошел в КБ, началась гроза. На улице будто ворочали, мяли, гнули огромные листы железа. Ливень бешено захлестал в окна. Казалось, что снаружи кто‑ то злой и упрямый направил в рамы струю из пожарного шланга.

В помещении стало сыро, пасмурно. Конструкторы ходили, шаркая ногами, разговаривали вполголоса и сморкались, словно вдруг наступила осень и они все подцепили насморк.

Мама Зина, бледная, смотрела на полыхающие синим пламенем окна, украдкой крестилась и говорила, что в грозе ничего сверхъестественного нет.

Сегодня надо было сдавать чертеж на проверку, но Олег никак не мог сосредоточиться. В руках была вялость, мысли разбегались, в голову лезла разная чепуха.

Ливень хлестал в окна, снизу, через пол, пробивался легкий гул работающих машин. Сегодня в КБ особенно уютно. И этот неожиданный дождь, и выскобленные до желтизны мамой Зиной полы. И сама мама Зина, полная, в старинных черепаховых очках, совсем не похожая на уборщицу, читавшая в уголке на высоком табурете газету и зорко, поверх стекол, следившая, не бросит ли кто бумажку на пол.

Олег полез в карман за резинкой и наткнулся на металлический рубль. Интересный случай все‑ таки. Девушка взяла ему билет. Красивая девушка. Из тех, что обычно скользят по нему безразличными взглядами. Девушка со странным, словно подсвеченным голубым светом изнутри лицом. Как на картинках в фантастической книге.

И как только Олег подумал о фантастической книге, сразу же вспомнил, где он видел голубую девушку. Это было далекое детское приключение, его первая любовь.

Дождь все шел, но в раме окна уже возился первый солнечный зайчик, мокрый, храбрый, деловито лизал свою желтую шубку.

– Гусев, дай циркуль, ты все равно не чертишь.

– Я черчу…

…Впервые они встретились на базаре. Олег пробирался сквозь толпу, жадно вдыхая воздух, пахнущий тающим снегом, свежевыпеченным хлебом, навозом, лошадиной мочой, – всем тем, чем пахнут базары в райцентре поздней зимой.

Это был базар послевоенных голодных лет. Низко ревели линючие тощие коровы, кудахтали куры, тоскливо выглядывая из клеток на дымящийся под морозцем лошадиный помет, пронзительно кричали продавцы морса. Молчаливые щетинистые люди в шинелях торговали заграничными диковинками: зажигалками, женскими чулками, порнографическими открытками, добротными немецкими планшетами на подметки.

Это был базар загадочный, так как на нем продавались самые неожиданные вещи. Базар тревожный: недавно объявили амнистию уголовникам, и те «кодлами» двигались на юг к Одессе‑ маме и Ростову‑ папе, проводя дни на базарах, а ночи – в темных привокзальных улицах.

Голоса животных и крики людей свивались в толстый жгут, который далеко хлестал над обычно тихим райцентром.

Внимание Олега привлек веселый крик:

– Кому девку? Продаю девку! Всего триста! Задарма отдаю! Не девка, а малина с сахаром! Себе бы оставил, да жена ревнует!

Торговца живым товаром плотно закрывала толпа. Протиснувшись, Олег увидел разбитного малого в блатной кепке, который, дурачась, качал на руках небольшую писанную маслом картину. Люди разглядывали товар, смеялись, острили, но картину никто не брал.

На переднем плане холста был изображен фантастический лес. Желтые лианы обвивали геометрически правильные деревья. По красным цветам порхали огромные черные бабочки. Солнце в этом удивительном мире было голубого цвета, а небо песочного.

Из кустов на лужайку выходила девушка с белым‑ белым до голубизны лицом. Казалось, оно светится изнутри. Необычным, каким‑ то двойным был и взгляд девушки: в упор на зрителя и в то же время в небо.

В кармане Олега лежало пятьдесят рублей. Он проглотил слюну и спросил парня в блатной кепке:

– А за пятьдесят?

Но «работорговец» даже не удостоил его ответом.

До самого вечера кружил Олег вокруг продавца картины. Когда парень стал уходить, Олег сделал еще одну попытку купить картину, но владелец весело обругал его:

– Вали, вали, малец! Мал еще на девок заглядываться.

Парень в блатной кепке больше не появился на базаре. Наверно, он продавал картину уже в Ростове или Одессе.

Эта девушка стала сниться Олегу. Каждый раз почти одинаково. Она выходила из‑ за красных деревьев, осторожно и в то же время доверчиво клала ему руки на плечи и заглядывала в глаза. Олег просыпался и долго не мог заснуть, пытаясь унять колотившееся сердце. Однажды Олег даже расплакался в сарае на старой деревянной кровати – так хотелось ему встретить девушку с картины…

– Гусев, ты дашь циркуль?

– Я черчу.

…Тем же летом Олег увидел голубую девушку живой. На каникулах после седьмого класса он работал почтальоном: помогал матери развозить почту по деревням.

Как‑ то в знойный полдень он катил на велосипеде среди цветущей ржи с тяжелой сумкой за плечами.

Было душно. Не шевелился ни один колосок. Солнце дрожало в полупрозрачном мареве. Противоположная сторона неба была тяжелой. Она была почти такой же, как и солнечная, – раскаленной до белизны, у горизонта подернутой окалиной, мутной, разве что немного потемней, но Олег почти физически чувствовал ее тяжесть, тысячетонную тяжесть июньского ливня. Казалось, все застыло в неустойчивом равновесии. Еще немного – и светлая сторона вместе с солнцем начнет скользить, все убыстряя и убыстряя свое движение, скроется за горизонтом, и над рожью засияют звезды.

Олег так засмотрелся вправо, что не заметил, как выскочил прямо на бетонированный арык. Эти арыки понастроил везде научно‑ исследовательский институт, занимавшийся искусственным орошением. Вода в неглубоких арыках была теплая, но иногда, в жаркий день, все же можно было освежиться в них.

Олег выскочил и остолбенел. Посреди арыка стояла обнаженная девушка. Вода, покрытая пыльцой цветущей ржи, словно ряской, едва доходила ей до колен. Девушка не видела велосипедиста. Она черпала ладонью воду, доносила до подбородка, распрямляла пальцы и слегка поеживалась, щурясь на солнце. Светлые ручейки сбегали с высоких, кругло стоящих грудей. Тело у девушки было совершенно не загоревшее. Мокрые волосы обвивали узкие округлые плечи, словно несколько змей.

Они встретились глазами.

В следующее мгновение девушка вскрикнула и села в воду, обхватив себя руками. Велосипед по инерции пронес Олега мимо арыка, запутался во ржи, и Олег упал. Боясь оглянуться назад, он поднял машину, вытолкнул ее на дорожку. Со стороны арыка не донеслось ни звука.

С полчаса Олег летел с бешеной скоростью. Но затем устал и поехал медленнее, в подробностях припоминая встречу. Он первый раз в жизни видел обнаженную девушку. Вот они какие… Девчонки его класса были похожи на мальчишек: плоские, поджарые, вихрастые. Ходили «драть горобцов», потихоньку курили. Олег иногда в шутку боролся с ними, норовил дать «подножку» и даже не предполагал, что под платьем они такие… стыдные, что все у них округло, вызывающе непропорционально. Их тела до такой степени не похожи на его, Олегово, что это кажется противоестественным. Потом его мысли перешли ко взгляду девушки. В ее глазах была гордость. Олег совершенно уверен в этом. Он бы умер от стыда, а она… Значит, ей было приятно его появление…

Олегу захотелось посмотреть на девушку еще раз, посмотреть во что бы то ни стало. Ах, дурак! Почему он уехал! Почему не спрятался во ржи и не рассмотрел ее получше… Ведь она как две капли воды похожа на ту, с картины… Как же он не понял сразу? То же лицо… Все пережитое весной с картиной опять встало перед глазами…

Олег соскочил с велосипеда, повернул его назад и помчался по дорожке, нажимая со всей силой на педали. Его подбрасывало на кочках, хлестало по рукам рожью, сумка колотила в спину. Но Олег не замечал всего этого. Он мчался и мчался.

Вот наконец и арык. Он пуст… На горячем бетоне сохранились маленькие влажные следы. Желтая пыльца еще не стянула к центру свое покрывало. От арыка уходили три тропинки. Олег бросился по одной из них, потом по другой, третьей.

Но девушки нигде не было. Притихшая перед грозой даль молчала тяжело и настороженно.

А потом разразился ливень. Длинные светлые пучки дождя ударили в землю. Над головой затрещало, заполыхало. Олег никогда еще не слышал таких громких звуков и не видел такого яркого света. Как безумная, заметалась перепуганная рожь, запрыгали между ее стеблей маленькие серые комочки – перепела.

Олег стал ездить на велосипеде к тому арыку, но так больше никогда и не увидел незнакомку.

Он создал теорию. Голубая девушка – марсианка. Ее корабль – тунгусский метеорит. Из всего экипажа осталась в живых лишь она. Боясь людей, девушка уже много лет бродит по стране, маскируясь и прячась. Эта теория объясняла исчезновение девушки из арыка. Марсиане – вечно юны. Они могут свободно перемещаться в пространстве, менять свой облик, превращаться в растения или животных. Возможно, тогда, в грозу, она стала серой перепелкой и наблюдала за ним изо ржи. Иначе почему на бетоне дымились следы, а вокруг никого не было?

Он серьезно верил в ее существование. Он даже написал письмо в Академию наук с просьбой прислать экспедицию для поисков пришелицы с другой планеты. Он подробно описал виденную на базаре картину, тот предгрозовой день, следы на бетоне…

Вскоре на удивление всему селу Олег получил толстый пакет со штампом «Академия наук СССР». Пакет содержал брошюру о тунгусском метеорите, статью о происхождении марсианских каналов и любезное письмо, в котором «Уважаемому т. Гусеву» предлагалось записаться в краеведческий кружок, чтобы расширить свой кругозор.

Полгода Олег носил в себе жгучую тайну, а потом не выдержал и рассказал все Кольке Верзиле. Колька слыл циником и бунтарем. Уже в шестом классе Колька знал о женщинах все и отзывался о них в высшей степени пренебрежительно. В восьмом классе он клялся, что покорил трех девушек, прочел все медицинские справочники и даже пробрался в гинекологическое отделение райбольницы, где ознакомился с содержанием вывешенных там плакатов.

И вот этому страшному человеку Олег рассказал про марсианку. Он знал, что будет. Он жаждал Колькиного цинизма. Колька остался Колькой. Он не стал издеваться, кричать, хохотать, кататься по земле, что сделал бы обыкновенный циник. Верзила не был обыкновенным циником, он был великим циником. Он просто сплюнул и растер ногой плевок, Но в этом простом жесте было столько презрения и неуважения к Олеговой слюнтяйной личности! И от Колькиного плевка Олегу вдруг сделалось очень легко на душе, и было легко до тех пор, пока однажды он не встретил у того арыка Кольку Верзилу. Великий циник ползал по бетону и разглядывал на нем что‑ то.

… – Ребята, кто даст угольник под сорок пять? Гусев и сам не ест и другим не дает.

Олег пододвинул чертеж, провел линию. Сегодняшняя девушка очень похожа на ту. Прямо хоть опять пиши в Академию наук. Так и так, мол, уважаемые товарищи академики, факты подтверждаются, марсианка продолжает разгуливать по земле.

Впереди горбил узкую длинную спину Александр Синеоков в черном пиджаке с модным разрезом. Даже Олегу было приятно смотреть на Синеокова, а уж о девушках и говорить нечего. Они без ума от изящного, начитанного Александра. У него полгорода знакомых. Может быть, он встречал эту голубую…

Олег встал, подошел к Синеокову и сказал, стараясь говорить как можно небрежнее:

– Понимаешь, какая со мной сегодня смешная история приключилась. Еду я это, значит, в автобусе…

Александр, не отрываясь от расчетов, поднял одну бровь (явное подражание шефу):

– Ага…

– Автобус без кондуктора, а у меня один металлический рубль.

– Ага. Сорок на восемьдесят семь…

– И вдруг одна девушка берет за меня билет… Представляешь? Между прочим, очень красивая… Лицо такое необычное… Словно голубое.

– Ага… ну что ж, – пробормотал Синеоков, не поднимая головы, – поздравляю… пятьдесят на тринадцать…

– Я не успел с ней познакомиться.

– Ну и дурак… и плюс тридцать пять…

Олег вернулся на свое место. Уж Синеоков не растерялся бы. Он представил, как Александр склоняется к девушке в прозрачном плаще, и у него сразу испортилось настроение. Может быть, у нее есть парень? Этакий марсианин с атлетической фигурой… Конечно, есть.

Сзади Олега сидит Глебыч. Старику уже давно пора на пенсию, но он не хочет расставаться со своим кульманом. Лев Евгеньевич держит Глебыча лишь из уважения к его прошлым заслугам, так как сейчас конструктор больше сидит с закрытыми глазами, чем чертит, а после обеда откровенно дремлет, свесив лысую пергаментную голову на грудь и тонко посвистывая. На столе у Глебыча обязательно стоит красная роза с зеленым стеблем в мелких пупырышках. Старый конструктор – довольно известный в городе любитель‑ садовод. Иногда Олег приезжает к нему на дачу и помогает возиться с цветами. Олег обернулся к старику:

– Как сегодня чувствуют себя ваши принцессы, Глеб Петрович?

– Ничего… спасибо… Твой куст только что‑ то приболел. – Глебыч поднял от чертежа плоское, словно срезанное, доброе лицо с бесцветными слезящимися глазами. – Наверно, червь в корнях завелся.

– А со мной сегодня смешная история приключилась, Глеб Петрович. Еду это я, значит, в автобусе, а в кармане один рубль. И вдруг девушка берет мне билет. Я еще таких странных лиц, как у нее, не встречал. Такое белое, что голубым кажется. А черты лица тонкие‑ тонкие, словно их и нет совсем.

Глебыч вздохнул:

– Жениться тебе надо. Я в твои годы уже двоих детей имел.

– Квартиры нет, Глеб Петрович.

– Да, квартиры, конечно, – вздохнул конструктор. – Ты бы поговорил с главным… Пока можешь пожить у меня на даче… А то твой куст так и не дождется…

– Мне пока не на ком жениться.

Олег машинально чертил и думал о квартире. Хорошо бы в этом году получить квартиру. Хотя бы однокомнатную секцию, пусть даже на окраине. Все в КБ уже получили в новом доме… Не хватило только ему. Если бы он лез, доказывал… В сущности, Синеокову совсем не нужна квартира. Он холост, у его отца – дом. Нет, с ним, Олегом, поступили несправедливо. И все потому, что он «тихоня». Чертит он не хуже других. Олег смахнул крошки резинки с листа ватмана и посмотрел на чертеж. Да, не хуже, если даже не лучше, и тем не менее шеф ни разу не похвалил его. А на каждом собрании расхваливает Синеокова, хотя тот конструктор так себе. Берет больше горлом, чем карандашом.

Ему, Олегу, надо завоевать любовь шефа. Быть порешительней, поостроумней. Вот взять остаться сегодня после работы и поговорить со Львом Евгеньевичем по душам. Рассказать про голубую девушку и под этим соусом попросить квартиру. Мол, неудобно же марсианке жить на частной квартире, – что подумают о нас на другой планете? Только надо, чтобы это не выглядело простым «клянчаньем», он где‑ то читал, что важные дела лучше всего решать за шуткой. Олег силился представить себе улыбающегося шефа, и у него ничего не получалось.

– Олежка, просчитай мне вот эту балку. Что‑ то не получается.

Роза сидит рядом с ним, но она отгорожена от Олега кульманом. Видны только ее красивые ноги. Пожалуй, у нее самые красивые ноги, которые Олегу приходилось видеть у женщин. Да и сама Роза очень симпатичная женщина, несмотря на то, что ей под сорок и она уже слегка располнела.

Олег подошел к соседке. На Розе сегодня ситцевый сарафан, который ей очень идет, и красные босоножки.

– Вот эту, что ли?

– Эту.

– Дай справочник.

Олегу всегда приятно делать что‑ нибудь для Розы. Да и она охотнее всего обращается именно к нему.

– Линейку. Карандаш.

Олег командовал, как хирург во время операции, чувствуя удовлетворение от того, что сразу нашел нужное решение. Он склонился над столиком. От Розы ненавязчиво пахло приятными духами.

– Возьми пока вот этот интеграл.

Роза стала послушно рыться в справочнике. В КБ ее не любят и боятся. За удивительную способность по поводу и без повода высказывать свое мнение. Причем Роза это ухитряется делать в какой‑ то ультимативной форме, резко, даже с раздражением. Допустим, пришел Синеоков в пестром галстуке, Роза не стерпит, обязательно выскажется по этому поводу.

– Я бы никогда не надела такой галстук, – скажет она сердито. – Это вульгарно.

Или тогда, на профсоюзном собрании. Дом уже был заселен, споры прекратились, а она возьми и выступи:

– А я бы не так эти квартиры распределила. Зачем Ивлеву трехкомнатная секция? Ну и что из того, что он комсорг? Комсорг должен сначала о людях беспокоиться, а потом уже о себе. Жирно слишком на троих три комнаты, когда люди живут по частным квартирам. Почему Гусеву не дали комнату, а дали этому оболтусу Синеокову?

И пошла, и пошла. Синеоков потом с месяц дулся на Гусева, хотя он тут абсолютно ни при чем.

– Спасибо, Олежка. Мне бы с ней весь день возиться. Что у тебя сегодня такой надутый вид? Ты не заболел? Или с хозяйкой поссорился? Они тебя дочкой не соблазняют? Смотри, а то еще женят. Дать тебе совет? Никогда не становись на квартиру, где дочка невеста. Сколько вашего брата квартиранта на этом погорело, ужас. Так дать таблетку от головной боли?

– Спасибо. Я себя хорошо чувствую.

– А я сегодня в командировку еду.

– Куда?

– Томск.

Роза все время разъезжает по командировкам. Пробивает изготовление образцов их продукции на других заводах. Ей это удается лучше других, и директор посылает обычно ее. Синеоков утверждает, что Роза – любовница директора, но Синеоков может и натрепать в отместку за «оболтуса». Хотя… Будь он, Гусев, на месте директора, он обязательно сделал бы Розу своей любовницей.

– Ни пуха ни пера.

– К черту.

Олег вернулся на место, посидел над незаконченным чертежом и вдруг дал себе страшную клятву сегодня же попросить у шефа квартиру.

Синеоков принес билеты на «Русское чудо». Сегодня культпоход. Идут все, кроме шефа, Глебыча и Олега. Шеф занят, Глебыч спешит к своим розам, а у Олега никто не догадался спросить, хочет он смотреть «чудо» или нет.

Когда все ушли, весело переговариваясь и топоча ногами, Олег встал из‑ за своего кульмана. Шеф сидел, низко склонившись над столом, – седой, умный, усталый. Все ушли в кино, а он сидит. И будет сидеть до вечера, а завтра придет раньше всех. Зато машины, которые проектирует их КБ, ходят быстрее всех и дальше всех…

От любви и нежности к этому человеку у Олега сжалось сердце.

– Лев Евгеньевич…

Шеф удивился, увидев перед собой взволнованное лицо своего конструктора. Он даже вздрогнул. У него был очень усталый вид. Усталый и отсутствующий.

– Что тебе, Гусев?

– Я хотел спросить, – забормотал Олег, – где найти коэффициент «сигма»?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Что вы можете сказать о вашем работнике Олеге Гусеве?

Л. Е. СИНЬКОВ, главный конструктор:

– Гусев… гм… Тихий, скромный работник. Как конструктор проявил себя с положительной стороны. В его чертежах всегда было мало ошибок. Ему не удавалась только деталировка. Знаете, деталировка – дело скучное и поэтому требует большой внимательности, а Гусев рассеян. Один раз он вместо болтов поставил шплинты. Что еще? Необщителен… замкнут…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Чем он занимался в нерабочее время?

Л. Е. СИНЬКОВ:

– Не знаю. Как‑ то не приходилось сталкиваться. Кажется, холост. Да. Да. Холост. Один раз он у меня просил квартиру.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Имеет ли он друзей здесь, в КБ?

Л. Е. СИНЬКОВ:

– По‑ моему, нет. Он у нас словно белая ворона. Знаете… Гусеву не хватает эрудиции, а у нас народ такой, что в рот палец не клади.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– В чем он был одет, когда вы видели его в последний раз?

Л. Е. СИНЬКОВ:

– Одет?.. Гм… Кажется, синяя рубашка или нет… белая… а брюки серые… Впрочем, за точность я не ручаюсь…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Чем Гусев занимался в последний день?

Л. Е. СИНЬКОВ:

– Гм… Чем же еще? Чертил.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Не заметили ли вы вчера что‑ нибудь особое в его поведении?

Л. Е. СИНЬКОВ:

– Нет, не заметил.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Как вы считаете, мог бы Гусев убить человека?

Л. Е. СИНЬКОВ:

– Человека? Убить! Да вы что! А впрочем… я его плохо знаю. А разве что случилось?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:

– Да. Сегодня утром в лесу найден труп. Возле него лежал заводской пропуск Гусева.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒