Lasse Lehtinen (Arto Paasilinna) NÄTTI-JUSSI

Lasse Lehtinen (Arto Paasilinna) NÄ TTI-JUSSI

Romaani

Лассе Лехтинен (в соавторстве с Арто Паасилинной) КРАСАВЧИК ЮССИ

Роман

Биография финского авантюриста

К читателю

На второй неделе апреля 1964 года меня отправили из Куусамо в Рованиеми делать репортаж. Главный редактор газеты «Койллиссаномат» велел мне подкараулить в отеле «Похьянхови» компанию во главе с Урхо Кекконеном, приехавшую покататься на лыжах. Моей задачей было взять интервью у самого, на худой конец – у его адъютанта.

В снегах Лапландии именно на этой неделе наилучшая во всей Северной Финляндии погода. Крепкий наст выгнал народ на весенний лёд реки Оунасъйоки покататься на лыжах и порыбачить. Ночью было темно и холодно, но все дни светило солнце, а отражающееся от наста излучение повышало температуру возле поверхности земли. Некоторые бесбашенные катались на лыжах в одних ботинках и толстых подштанниках, с оголённым торсом. Народу было множество, словно горожане и туристы по одному и тому же приказу собрались под солнцем.
Я смотрел этот ежевесенний спектакль из окна ресторана отеля «Похъянхови». Я не смел ослушаться приказа главного редактора, поэтому находился в здании. Вот вой поднялся бы в редакции, если бы в газете «Лапин Канса» появился репортаж о Кекконене, а в «Койллиссаномат» – только фото загоревшего журналиста.

Шум из вестибюля отеля доносился до зала ресторана. Кто-то крикнул: «Он уже едет! » К отелю подъехала колонна из десятка такси, большей частью чёрных, зелёных и коричневых «Волг» и «Побед». Я спросил у портье, почему кекконенская свита не ездит на служебных машинах. «Так это не президента везут», - ответил мужчина. – «Это приехал Красавчик Юсси».
Я слышал много рассказов об этом мужчине, но никогда не поверил бы, что увижу его собственным глазами. Из первой машины вышел он сам, из следующей персонал вытащил его каракулевую шапку, из третьей – трость с серебрянным наконечником, затем перчатки, портфель, пальто и так далее.

В фойе вошёл внешне непритязательный, но совершенно отчётливо знающий себе цену пожилой мужчина. В походке всё ещё чувствовалась подтянутость.

Никто не мог не заметить его левую стопу, которая смотрела в противопjложную, по сравнению с правой, сторону, то есть прямо назад. Перед прибывшим заискивали по-фински – исключительно льстиво.
– Парень приехал? – спросил вошедший.

– Президент республики ждёт господина Нятти в каминной на втором этаже, – известил громким голосом портье. В тот вечер в коридорах не видели ни президента, ни Красавчика Юсси. В ожидании я решил, что сделаю репортаж не о Кекконене, а об этой живой легенде лапландских лесорубов.
Голова молодого человека не мёрзла. Обильными чаевыми я заставил портье поклясться, что он сообщит утром когда президент отправится кататься на лыжах. Ночью в ресторане я встретил хорошего друга моего брата Эрно радиожурналиста Юссу Лихтонена. Он дал мне напрокат магнитофон Nagra, принадлежавший компании Юлейсрадио. Разумеется, я не стал говорить Лехтонену кого намеревался интервьюировать.
Интервью удалось. Вместе с господином Нятти мы провели за записями почти двое суток. Напротив меня сидел худощавый подтянутый мужчина с огромными ладонями и длинными руками. Это были руки человека, занимавшегося тяжёлым трудом. Нятти был блондин, у него были высокие скулы и острый, пронзительный взгляд.
Рассказчиком Юсси Нятти был изумительным. Он говорил медленно, помнил всё подробно до самых удивительных мелочей, но тем не менее умел делать акцент на важных моментах. Когда рассказ подходил к кульминационной своей точке, голос становился тише, Нятти вставал и на мгновение умолкал. Затем о пепельницу или в цветочный горшок он выбивал пепел из трубки, выковыривал из неё остатки табака, которые собирал на ладошке и затем отправлял туда же, куда и пепел, и снова усаживался набивать трубку. После первых затяжек беседа могла вновь продолжаться и достигать своей вершины. Это очень по-человечески, что известная в лесах и на лесоразработках личность хотела оставить последующим поколениям сведения о своей жизни и достижениях, ведь о нём говорили разное, даже обидное. Позднее я понял также и то, что он знал о приближающейся своей смерти. Старуха пришла к Нятти уже следующим летом.
Моя собственная трагедия в этом вопросе началась после того, как записи были сделаны и магнитофон возвращён. Не говоря никому о причине, я остался в «Похъянхови» отметить свою журналистскую победу в компании, в которую входили в том числе председатель совета городских уполномоченных города Рованиеми и мэр. Во время ни с чем не сравнимого весёлого вечера плёнки исчезли, как о считал, навсегда.
Долгое время этот давило на меня, но понемногу забылось. несколько лет тому назад я получил от молодой женщины из рованиеми посылку, где было моё имя. Плёнки были пронумерованы именно в том порядке, как, как я помню, я их были мною упакованы в номере отеля. По словам отправительницы, этот

пакет нашёлся нераспакованным среди вещей её матери. Упокой всевышний душу её, но покойница могла бы сделать это ещё при жизни.
На основании интервью я с воодушевлением начал в позапрошлом году писать книгу о невероятной жизни Красавчика Юсси, но закончить её не смог. Поэтому очень приятно, что мой коллега писатель Лассе Лехтинен взял на себя труд довести книгу до ума. Как историк-исследователь он мог профессионально проверить в финских и зарубежных архивах все данные о главном действующем лице.

Эспоо, в год господень 2012
В день моего 70-летия
Арто Паасилинна

(В начале первой записи на плёнке слышен нервный кашель интервьюера, звук закрывающейся за официантом двери и ещё несколько резких стуков, когда господин Нятти выбивал в жестяную пепельницу остатки табака из своей трубки. На дне помятой пепельницы (помню это как будто это было вчера) было написано: «Пиво из Топпилы».
А затем с фразы «Я – подменённый ребёнок» начинаются воспоминания.

Подменённый сирота

Дело-то всё в том, что местом моего рождения указана Карстула, но позднее я выяснил, что это была совершенно другая коммуна. Во дворе главы коммуны Карстула в один из дней была оставлена плетёная корзина с двухнедельным мальчиком. Кто-то успел заметить, что это была скромно одетая молодая женщина, но не из местных. Больше женщину никто не видел.

Коммуна отдала меня в хорошую семью, чтобы уже от рождения ставшую грешной мою душу можно было зарегистрировать в церкви. Имя мне дали Йохан Виктор Нятти. Родителями были сплавщик Яйя Нятти и его жена Майя. Заодно я заполучил и трёх сестрёнок. Позднее меня продали с аукциона в соседнюю крестьянскую семью Пойконенов, которой коммуна выплатила небольшую компенсацию за моё содержание.
С подлинным своим происхождением я разобрался только в тридцать лет. На лесоразработках объявился однажды горный советник из акционерного общества лесопромышленников, которому рассказали, что один из лесорубов по роже и вообще по виду просто вылитый он, только одет похуже. Когда меня вызвали на место, только самый глупый не мог не заметить сходства. Горный советник спросил не была ли моя мать работницей у них в поместье. Я ответил, что мать у работницах у вас не была, а вот отец там батрачил. Других вопросов у горного советника не было.

Во время следующей распутицы я отправился в Мянттяя. думаю, что каждый хочет знать правду о своём происхождении. Я страшно напугал деревенских, особенно старую повитуху, которая сразу же признала мою хромую ногу. Плача и выпрашивая у бога прощение, она шепнула мне, что видела, как знатная госпожа вздрогнула, увидев, меняя пелёнки, мой врождённый дефект. Она быстро взяла из соседней колыбельки здорого ребёнка себе на руки. До этого акушерка никому не рассказывала об этом и не собиралась рассказывать и впредь.

Был у меня при рождении и другой недостаток, он и теперь есть: у меня только одо яичко. Это совершенно не мешало, возможно, напротив. Старые лошадники говорят, что тот жеребец, которого также называют крипторхом, зачастую более живой, нежели обычный. Но вернёмся к главному.

Таким образом, ребёнок какой-то бедной батрачки по воле судьбы получил сытую жизнь вместо меня. Я не огорчился, узнав об этом, собственно говоря, это объясняло многое. Меня успокоило то, что я, как бы то ни было, принадлежу к барскому роду, как я подсознательно и чувствовал. Не нужно преуменьшать наследственность; что касается меня, то даже множество испытаний не смогли подавить мою одарённость. Да и при рождении я не испугался настолько, чтобы бояться того, чего нет.
Впоследствии я иногда думал о том, что из меня получилось бы в той барской семье. Видимо, горный советник или, как минимум, лесной советник. Я столько этих советников с глазу на глаз перевидал, что могу так утверждать.

В детстве и молодости я так мало знал о своём происхождении, собственно, ничего. Внебрачный ребёнком, которого толкали и игнорировали, я дорос в доме Пойконена до школьного возраста. Слоняться я никогда не мог, быть свободным – да, но под свою ответственность. Как только научился ходить, помогал работницам во всяких делах во дворе и коровнике. От этого была, по крайней мере, та польза, что мог обпиваться тёплым коровьим молоком прямо из вымени или выпить свежее куриное яйцо, пока хозяева не видели. В детстве я не был недокормленным, хотя за столом мне доставались только объедки.

В пять лет я был вынужден пасти коров в пастбищный период. С собой мне давали кусок сухого хлеба наполовину из заболони, а то и вообще без крошки хлеба. Но рядом с пастбищем в лесу был родник с прозрачной водой, дающий питьевую воду. В конце лета боры были полны ягод, из которых самой лучшей была земляника. Конечно, ребёнку было страшно в лесу. Иногда хозяин говорил, что хотел бы, чтобы этого ублюдка чёрт превратил в волка, так что я долго боялся, что у меня вырастет хвост с шерстью. Иногда мне казалось в лесу, что я слышу волчий вой, тогда я прятался за камень, чтобы волчья стая меня не нашла. Об огромных же камнях мне говорили, что их по лесу разбросал рассердившийся великан. А что если и за камнем не так безопасно, а что если великан снова рассердился бы и снова стал швырять камни?
Из-за ноги меня считали увечным и вообще слабоумным. Меня это устраивало. Я отвечал только если меня спрашивали, да и то бурча. Но больше всего слушал о чём говорят вокруг меня и всё запоминал. Когда я достиг предшкольного возраста, меня снова продали с аукциона. В 1897 году, в день невинных детей, который отмечался в Вифлееме в память о детях, выброшенных в реку, пьющий, но набожный кузнец Ряйхя сделал для комиссии по попечению о немощных и больных самое выгодное предложение и получил в моём лице здорового работника для раздувания мехов и наковальщика.

Супруги были бездетными, так что думаю, что меня, вследствие отсутствия собственных детей, взяли в семью, чтобы колотить. Кузнец был небольшого росточка человек, страшный на лицо, но работа кузнеца нарастила у него крепкие мускулы. Пьяный он был дурак дураком, лупил собаку, лошадь, а иногда и поющую псалмы собственную бабу. Жена его была ещё страшнее, если так вообще о женщине можно сказать: щеки в бородавках, нос картошкой, редкие зубы. Протрезвев, кузнец просил прощения у бога и бабы, но никогда – у меня и животных.
Моим единственным другом была жившая в доме собака Пени, которая была уже на втором десятке, как и я, но для возраста собаки это было, конечно, много. Пени был смешанной породы, что-то среднее между ездовой собакой и медвежатником, она лаяла на всё, что двигалось, и даже на кузнеца, когда тот был пьян, но никогда – на меня. Моё спальное место было в избе возле печи. Когда обитатели дома засыпали, Пени в темноте шлёпал ко мне и спал своим собачьим сном у меня в ногах. Как только погода позволяла, я сразу же перебирался спать в дровянник, а Пени – следом.

Пришлось мне и в лесу поработать, помогать взрослым во время весеннего сплава. Эля мальчонки это была тяжёлая работа, но теперь, по прошествии лет, вспоминаю её с благодарностью. На заводе в Каннонкоски нужна была древесина. Её брали в лесах вокруг озера, откуда сплавляли по воде до озера, а там – буксировали до места. Большое группа мужиков, в их числе и Яйя Нятти, сначала расчищала места для лесной биржи и делала лесосплавные лотки, а затем углубляла мелкие фарватеры. Мужики помоложе, и я в их числе, гнали баграми брёвна вперёд. Мне пришлось сначала выковать для себя сплавной багор по данному кузнецом образцу и из молодой ели вырезать для него рукоять.

Уже мальчонкой я стал мастером по сплаву по порогам. Бревно крутилось подо мной и неслось по порогу, я, стоя на бревне, удерживал равновесие с помощью багра. Я так мастерски овладел этим делом, что в 1928 году попал на роль сплавщика в фильме «Сплав на реке». Из-за великолепно созданного образа сплавщика кооператив молочных ферм «Валио» попросил разрешения использовать моё изображение на упаковке своего сыра «Сплавщик». Женщины, как известно, любят героев. Поэтому в период между двумя мировыми войнами моё имя гремело в женском мире. Когда я приглашал на танец, вставал целый ряд самых красивых женщин. Слышно было только как головами бьются.
В разгар сезона снимали жильё в домах, что были по маршруту, где меня принимали по-человечески. В Сарамяки у меня было постоянное место, где я квартировался, и хозяйка, у которой любимой присказкой было het pikkusevverran paljo«тут же чуть больше, чем нужно», что подходило почти к любой ситуации. В это время у каждой деревни были огромные брёвна, которые нужно было сплавить до запани. Запанью называли то место, где брёвна спускали в озеро. Запань была в озере вокруг того места, куда плыли брёвна.

В Киннуланлахти был буксир «Ахти», который медленно, чуть ли не вздыхая, гнал пучки брёвен до порога Каннонкоски. За ним тащилась почти двухкилометровая сплотка, в которой пучки были скреплены между собой сплавными бонами. Боны скрепляли между собой ещё и прутьями, которые скручивал приставленный для этого парнишка. В сплавной бригаде была должность загонщика. ulostelija. Он, пользуясь багром, смотрел за тем, чтобы сплотка на поворотах не цеплялась за берег. Вскоре судно возвращалось обратно, вспахивая воду весело и легко, словно это было совершенно другое судно. Тогда у меня впервые промелькнула мысль отправиться в моря.

Я был вынужден ходить за самогонкой для кузнеца к одному арендовавшему в Пюлькёнмяки землю мужичку, который непрерывно гнал самогонку на одном дальнем ручье. Вскоре я научился химичить и в этом деле. Брал с собой две посудины: в одну наливали спиртное, в другую я набирал в ручье воду. Тамошним я объяснял, что беру воду на обратную дорогу. На полпути в лесу под камнем у меня была прятка, где у меня была припрятнная посудина, в которую я отливал пятую часть самогонки, вместо которой доливал родниковую воду. Кузнец Ряйхя ничего не подозревал, только пил всё больше и больше и написался, как и прежде. В прятке у меня за год набралось несколько молочных бидонов невыпитой самогонки. Дело в том, что у меня был свой план, но его осуществление требовало продуманности.
В период ожидания я оказался в передвижной школе, которую устраивали в избе владельца Ойкари, вернувшегося из Америки. В церкви мне приходилось бывать каждое воскресенье вместе с четой ряйхя. Церковь и стоявшая рядом с ней колокольня впечатляли. Я расстроился, когда поп рассказывал о Якове, который за миску похлёбки отнял право первородства у Исава. И в то же время очень обрадовался, когда Давид одержал победу над филистимлянами и собрал с них крайнюю плоть и позволил помазать себя царём Израиля. Меня рассмешило и то, как поп читал пословицу о том, что безрукая жена похожа на свинью, у которой в носу золотое ожерелье.

Для меня это были настоящие годы учёбы у Юсси. Тогда у меня была хорошая память, особенно на имена, да и теперь не хуже. Учитель учил письму и чтению, поп приводил детям предложения из Библии, кузнец учил ругаться, а жена кузнеца – петь псалмы.

Встань, сбрось грешные одежды,
Не утони,
Возьми одежды праздничные.
Сойди с дороги греха, крестись,
Чтобы не умереть с голоду,
Нельзя терять время.

В приходском центре был мемориальный камень в честь какого-то Отто фон Фиендта только за то, что он проиграл русским сражение при Энойоки. Забрали ли русские у Отто хотя бы переднюю плоть? Я быстро всему учился, но в то же время понимал, что хромому ублюдку не стоило показывать свои знания. Разыгрывая из себя дурачка, можно было намного лучше прожить среди более глупых.

Хозяин Ойкари рассказывал о всяких чудесах и прелестях америки всем, кто хотел слушать. Он был дородным мужчиной с висящим огромным пузом, обрамлённым длинной жилеткой. Полы жилетки не застёгивались, а развевались над галифе, словно хвост вороны. На лесоразработках Ойкари вместе со своим земляком из Каухавы будто бы где-то в Орегоне свалил при помощи пилы для валки крупного леса красное дерево, окружность которого составляла двенадцать метров. Перед самым падением дерева с его вершины, говорят, поднялся в воздух орёл, длина крыльев которого была четыре метра и гнездо которого даже не было видно с земли. По его словам, Ойкари боролся с медведем и занимался сексом с индейской женщиной. Или всё это было наоборот, и он занимался приручением диких лошадей для индейцев.

Понемногу все эти истории перестали занимать сельчан. Они дивились тому, почему Ойкари вернулся домой таким же безденежным, как и отправляясь туда, хотя, по рассказам, за границей все просто строгали золото. Меня же все эти россказни в такой степени заставляли задумываться, что, ещё не достигнув и десятилетнего возраста, я убеждённо решил отправиться посмотреть большой мир, и как можно подальше.

Иногда, когда кузнец Ряйхя спал напившись в стельку, а его жена могла в это время отдохнуть, я брал выкованное кузнецом для себя кремниевое ружьё, немного пороха и дроби и отправлялся с Пени на край поля устраивать засаду на куропаток и тетеревов. Если же в ельнике мне попадался глухарь, то после выстрела он обязательно тяжело шлёпался с высоты на кочку. Дичь готовилась на синеватом пламени кузнечного горна и, полосенная крупной солью, неделями хранились вдали от чужих глаз. В этом доме чаще всего предлагали ячменную болтушку и пареную репу, так что дополнительное питание было растущему парню в самый раз.

В состоянии благодушной стыдливости кузнец однажды разрешил мне выковать для себя финку и острогу. С помощью остроги я ночью при свете факела за несколько августовских вечеров выловил более десятка огромных щук. Работница из поповской усадьбы с разрешения жены пробства заплатила мнре десять пенни за штуку. Я серьёзно начал собирать средства для себя.

12 3 Следующая ⇒