|
|||
- Какой самый большой секрет твоего ОСа?Прочтя этот вопрос, Им-Эл тут же весело засмеялся, даже по стулу вниз сполз. - Вот теперь ты просто обязан рассказать секрет! - потребовал Фредди. - Да нет никакого секрета! - отмахнулся Им-Эл. - Что за признаки жизни тогда? - прищурил глаза Норберт. - Да нет, я тут просто вспомнил! - Донор уселся на свой стул так, как сидел прежде. - Из детства кое-что вспомнил. Сейчас расскажу. У меня по-моему кроме как в детстве за всю жизнь больших секретов и не было. А даже если и были... уж не настолько запоминающиеся! В общем вся штука в том, что когда я совсем пацаном был, мне каким-то чудом удавалось всё время выкидывать разные пакости своим родителям, причем совершенно непреднамеренно. Вот про отцовский термос я вам уже рассказывал. Так я его не специально перевернул - там над столом как раз мишень для игры в дартс висела, и я тогда так в нее дротик запустил, что она слетела с гвоздя и опрокинулась прямо на термос. Отец орал еще не только из-за чая и ковра, но и потому что он мне вообще в этот дартс играть не разрешал. Но там были еще такие случаи, например когда я на заднем дворе дома играл с мячом и умудрился снести им бельевую веревку, которую наша экономка незадолго до этого натянула. Так вот там уже висело несколько материнских летних платьев и отцовских рубашек, совершенно белых. И они все разом в грязи оказались. Смотрю я значит, что экономка еще не вернулась, и думаю, надо бы сделать как-то так, чтобы она не заметила, сгреб всю одежду и запихал ее под живую изгородь. Какое-то время она была там, а потом я ее унес и пытался отстирать, но у меня ясное дело не получилось, потому что стирал я всё вместе - белые рубашки, цветастые и темные платья - и мало того я чего-то не того туда налил, так рубашки отца стали напоминать половые тряпки, а материнские платья пошли совершенно безобразными пятнами! В общем после неудачной стирки я эту одежду упихал в мой шкаф для школьных принадлежностей, и это был тогда мой самый большой секрет. Что эти вещи находятся у меня, и что это я их так ухайдакал. А с дартсом была еще такая история, что я однажды вообще снес дротиком с полочки одну из отцовских наград. Не помню за какие залуги награда предназначалась, но она была сделана в виде его бюста - бюста отца в смысле - из такого нежного материала и так тонко, что когда свалилась, нос у нее попросту вмялся внутрь, и отец стал походить на коренного жителя дальневосточной Анкатории, ну или человека, перенесшего неудачную пластическую операцию. Эту фигурку я тоже спрятал, а потом пытался выправить нос, но в итоге тот совсем отвалился. Наверное я тогда как раз и понял, что кто-кто, а доктор из меня выйдет неважный. Вот только секреты были не только самыми большими, но и самыми недолгими. Потому что и одежду и фигурку, да и всё, что бы я так вот не испортил, быстро находили. Отец тоже орал, но не как в случае ковром, та его ругань до меня сейчас не доносится. А экономка на меня вообще смотреть не хотела, потому что мать тогда начала думать, что это она у нас вещички тащит. Хотя знаете, на месте экономки я бы на тот страшный отцовский бюст уж точно не позарился. Да и никто бы не позарился! Наверное без носа он даже чуточку посимпатичней стал... - А ты еще говоришь, что это от меня в детстве на потолок хотелось лезть! - воскликнул Фредди. Они с Норбертом вместе тряслись от смеха. - Ну я-то ведь пакостил не специально, - возразил Им-Эл, - а потом всегда еще пытался всё исправить. - Весьма удачно! - Норберт уже вытирал заслезившиеся глаза. - Я честно говоря, рад, что ты тому бюсту нос на клей не стал приклеивать! - Ладно! - Донор попытался успокоиться. - Это еще не всё! Был у меня еще один секрет, похуже! Стыдно признаться, но я в детстве страх как любил подворовывать. И воровал не что-то, а разные красивые безделушки в магазинах для туристов - статуэтки там, брелоки и прочее подобное. Только их я не прятал никогда, а ставил себе на стол и в шкафчики за стекло, чтобы красовались. Мне как-то удачно удалось отделаться, сказав родителям, что все эти вещи мне дарят Лео и Сьюзен. И вот как-то я пригласил друзей к себе в гости. Когда мы сидели за столом, в кухню зашла мать, поздоровалась, по паре вопросов им задала, а потом вдруг как возьмет и как выдаст: " Вы его так задариваете! " Они тут же в один голос: " Чем? " А мать: " Сувенирами всякими... " И тогда... - Донор подавил накатывающий смех, - тогда у Лео и Сьюз обоих такие лица стали, совершенно одинаковые. И такие же точно, как у тебя Норб бывает, когда Фредди в очередной раз в твой фургон впишется... - Ой, не сыпь мне соль на рану! - страдальчески изрек Норберт, но Донор продолжал говорить: - После этого я больше ничего не воровал. Стоило мне только сунуть нос в сувенирную лавку, как в голове сразу эти два лица возникали, и я готов был от стыда сгореть, как тогда, за столом. И при этом мне прямо до слез смеяться хотелось. Но вот родители в конце концов так и не поняли, откуда взялись все те безделки. Только Лео, Сьюзен и Кристен знали. - И всё же маме с папой очень мало понадобилось, чтобы на тебя повлиять! - заметил Норберт. - Скажи-ка мне, пожалуйста, почему я не могу повлиять на это олуха, - он махнул рукой на Фредди, - когда делаю такое же выражение лица? - Между прочим, Им-Эл не перестал воровать совсем, - ухмыльнулся Фредди, - он просто перешел на домашнее тырение! - Да отстаньте вы с этим тырением! - махнул рукой Дональд. - Мы о секретах разговаривали! По крайней мере от вас у меня точно никаких секретов нет. - А вообще? - спросил Норберт. - Не поверю, что с детских лет за всю жизнь ты больше ни от кого ничего не скрывал! - Ну скрывал, - вздохнул Донор. - Свою ненависть к дисанестерам от всех долго скрывать пытался. Потом много чего о работе " Коралл" от Джанет скрывал. Но то, что я скрывал от одних, всегда другие знали. Вот о ненависти к дисанестерам - Лео и Сьюз с самого начала, а о работе - да только одна Джанет и не знала. Он замолчал, задумчиво глядя на стол, а потом неожиданно встрепенулся и сказал: - Хотя знаете, экскъюзиторская работа " Коралл". По мне так тоже секрет. И точно уж мой секрет. Потому что я зачинал всё это и привел людей к действиям столь немилосердного характера. И я же потом потрудился над тем, чтобы скрыть хреновейшие из последствий этих самых действий от новоиспеченных членов организации. Сейчас обо всех сторонах нашей работы знает полсотни человек - не больше, и все они ухитряются говорить об этом вскользь, так, что за пределы конкретного устоявшегося круга ни капли лишней информации не просачивается. Это больше всего остального достойно секретом называться. Причем секретом с большой и жирной буквы, потому что он... ну вот прямо как в этих дешевых картинках, которые без конца мотали в Кладдокских кинотеатрах в конце прошлого века. Такой же неприятный. И грязный настолько, что аж тухлятинкой попахивает, а гланды пухнут от того, насколько сложно его знать и держать. - Ну не настолько уж, Эл, - тихо возразил Норберт. - Прежде всего это разумное предостережение. Хотя насчет того, что держать сложно, соглашусь целиком и полностью. Никуда не могу себя деть от мыслей, будто все догадываются. - Они и догадываются! - заявил Донор. - Это ж нужно быть попросту бесподобным идиотом, чтобы полагать, что трупы после операций самовольно растворяются в воздухе. О том, что на убийствах наша работа с дисанестерами не заканчивается, догадаться несложно. Но вот о том, что чувствуешь, когда зачищаешь поля боя, догадаться почти нереально. - Ну и что в этом страшного? - не понял Фред. - Это ж всего лишь трупы. - Вот знаешь, братишка, я рад, что ты этого не понимаешь, - бросил ему Норберт. Фредди озадаченно захлопал глазами. - Ладно, хватит об этом. - Донор быстренько записал последнюю пару строк в своем пункте и поднял глаза на Норберта. - У тебя, Норб, большие секреты имеются? - Как и в твоем случае, Эл, от вас по ходу нет, - отозвался старший Нидман. - Как будто от вас можно что-то скрыть! Я порой и не говорю ничего, а вы всё равно знаете, что и как. Так что нет. Свое отношение к " Коралл", ко всей этой чертовщине с дисанестерами я нахожу нужным скрывать от большинства. Да вообще многое от большинства скрываю, вплоть до мнения и настроения, вплоть до шрамов, потому что людям, особенно в рабочей обстановке, это всё ни к чему. И экскъюзиторский Обет Неразглашения соблюдаю. Но вы-то что об этом не знаете? - Какое отношение к " Коралл"? Какое экскъюзиторство? - засмеялся Фредди. - Мы даже про твое полотенце с уточками знаем! - Ну вот и радуйся! - сверкнул на него глазами Норберт. - Но всё равно! Мне кажется, что ты пытаешься скрыть от нас, чем большее время занимаешься за дверью своей комнаты! - Это вопросы личного пространства, а не больших секретов, олух! Но если тебе так любопытно узнать, что я запиваю колой, могу дать тебе парочку экземпляров своих транквилизаторов, попробуешь разложить на элементы. - Спасибо, не надо! - надулся Фредди. - Да и благо! И не шарься по шкафам в моей ванной. Что изображено на моих полотенцах, тебя совершенно не касается. - Норб, что ты куксишься? - нахмурился Донор. - У тебя гвоздя на сидушке нет случайно? Норберт молча взял в руки свою смятую банку из-под колы и принялся вертеть ее в пальцах. - Ну у меня-то секретов точно нет! - заявил Фредди, который ничуть не расстроился. - Кроме разве что одного. Но он такой давний, что его наверное можно раскрыть. Донор облокотился на стол, Норберт с любопытством обернулся. - Как-то лет шесть или семь назад я разбил Норбертский фотик! - выдохнул Фредди. Глаза Норберта сразу ощутимо увеличились в размере. Но его брат не видел этого, продолжая рассказывать так же, на одном дыхании: - Я взял его пофотографировать разные городские виды, и один раз хотел щелкнуть себя на высоком бордюре возле дороги, на фоне городской ратуши. А фотик был тяжелый и выскользнул из моих рук, я честно пытался его поймать. Но прямо под бордюром оказался канализационный люк, и фотик укатился в дырку на асфальте под ним. Правда он там застрял углом. И я... в общем не смог его вытащить. - Что? - шепотом спросил Норберт. - Я попробовал осторожненько его изъять, а он взял да и ухнул вниз! - Фредди всплеснул руками. - Так ты его еще и подтолкнул! - прорычал Норберт. - Да вовсе нет! Это случайно получилось. Но глупо так вышло и забавно... хе-хе! - Забавно! Ты еще и забавным это считаешь? Этот " Никон" между прочим был первым фотоаппаратом купленным на мои деньги! Символом моей самостоятельности! А ты его укокошил, обезьяна криворукая! Норберт сказал это негромко, но в голосе его была ощутимая злость, а банка из под колы так и скрежетала в его пальцах. - А я еще думал, что это я, идиот, его потерял, - добавил он потише. - Да ну тебе, Норб! - Донор протянул руку через стол и дружески толкнул парня. - Это ж было давно. Теперь ты таких " Никонов" себе с десяток купить можешь и все стены ими увешать, да хоть на ужин их есть. Не злился бы ты на Фреда! - Не злился бы, как же! - фыркнул Норберт. - Этот дубина ведь, мало того, что мой фотоаппарат в колодец с дерьмом сплавил, так еще и сам туда с бордюра навернуться мог, а они, сам знаешь, на честном слове держатся! Фредди сделал изумленное лицо. - Ну так ведь этого же не случилось! - улыбнулся Донор. - А сейчас я думаю, ему хватит ума не повторять таких трюков. Правда, Фред? Тот молча кивнул, всё еще изумленно глядя на Норберта. Им-Эл остался этим доволен и начал записывать. - Какое время дня предпочитает твой ОС? - прочел Норберт в анкете. - Да что за вопрос! - выпалил Фредди, разом забыв всё, о чем говорилось до этого. - Ночь конечно! - Ночь? - Норберт посмотрел на брата озадаченно. - Ты же ночью спишь! - Да вот потому это время суток и лучше всего. Хотя вообще любое время суток хорошее, когда отдыхаешь, ешь и развлекаешься. Кроме утра. - А что, утром это делать нельзя? - Конечно нет! Непринужденно утром можно только спать. А если ешь и развлекаешься, значит для этого пришлось себя поднимать! - Да ну! - усмехнулся Донор. - По-моему утро это как раз очень хорошее время суток. После сна сил под завязку, а вот к вечеру они так и так уже растрачиваются. А потом утром парк наш из окна смотрится лучше всего. Я им частенько вдохновляюсь перед выходом из дома. - Это всё потому что ты жаворонок, - заявил Фредди. - Тебе утром легко встать, а вот нам с Норбом нет. - Да, - кивнул Норберт. - Я кстати не очень люблю утро, потому что твоя, Им, музыка по выходным не дает мне придти в себя после рабочей недели. - Вот поэтому ты еще и свою включаешь!? - возмутился Фредди, толкая брата. - Ну я же спать так не могу, - пожал плечами Норберт. - Ты мне вообще-то тоже отдохнуть не даешь, когда врубаешь в полночь свои тормозные мотивчики, так что не гони. - Вид у Им-Эла был уязвленный. - Да вы оба хороши! - вскинулся Фредди. - Не забывайте, что вы в первую очередь ни в чем не повинному человеку жизнь отравляете - то есть мне! - Он шумно ткнул себя пальцем в грудь. - Ладно, напиши, Эл, что мое любимое время суток - вечер, потому что у меня тогда реже всего мозги бывают перегружены. - Норберт снова завертел банку в пальцах. - А на меня, значит, всем-таки плевать! - разозлился Фредди. - Нет, я записываю, - ответил Им-Эл. - Да я не про это, а про музыку вашу! - Ой, не надо, Фред, - отмахнулся от него Норберт, - недосыпом ты не страдаешь, я по твоей гладкой без единого намека на круги под глазами физии вижу. А в том, что у тебя слуха нет, никто не виноват. - Какой тут слух, когда ваша музыка в одну сплошную бурду смешивается!? - вскричал со страданием Фредди. - На мою несчастную голову! -... поесть... поразвлекаться... особенно ночь... - диктовал себе под нос Донор, не обращая на эти вопли ни малейшего внимания, а потом поднял голову и потребовал: - Следующий вопрос! - Как твой ОС пахнет? - поспешил оповестить Норберт. Фредди обиженно отвернулся от них и подпер ладонью подбородок. - Уж не знаю чем пахну я, - сказал Норберт, отрывая взгляд от анкеты, - зато прекрасно знаю, чем пахнет Им-Эл! Им-Эл засмеялся. - Ты про табак или про мазут? - Да про то и другое, записывай! Донор покачал головой и застрочил. Фредди, как бы он не был обижен, молчать не мог и резко обернувшись выдал: - Ты пахнешь старьем, занудством, а еще " Пемоксолью" и " Доместосом", когда у тебя случается сдвиг на почве уборки в своей комнате! - Вот тебе на! - поднял ручку Донор. - Заткнись! - посоветовал Норберт, от души заежая локтем в братский бок. - От тебя вообще рыбой твоей хреновой несет. А о том, как пахнет в твоей комнате, говорить страшно. Вот кому точно не помешало бы свидание с " Пемоксолью"! - Да ты че, совсем одурел что ли со своим локтем, жердь рыжая?! - Так мне рыбу писать или что? - поднял голову Донор. Он будто и не слышал Нидманской ругани. - Напиши, что я пахну нормально, - попросил Фредди. - Ага, да, - протянул Норберт. - Ой, да ну вас! - Донор снова уткнулся в бумажку. - Я точно знаю, что Норберт действительно пахнет иногда старой одеждой, но чаще химией и дымом - работа у него вонючая. А ты, Фредди, имеешь стойкий запах геля и лака для волос. Тут младший Нидман встал и, перегнувшись через стол, заглянул в заполняемый Им-Элом лист. - Ээээ, почему это ты пишешь у нас всякую фигню, а у себя - " качественным одеколоном". Сигаретный дым прежде всего! - Фредди! - зарычал Норберт. - Прекрати трясти передо мной своей подмышкой! Она у тебя тоже невесть как пахнет! Вот кстати не забудь, Эл, про Фреда - " иногда немытыми подмышками"! На что Донор с улыбкой ответил: - Все кто работает в " Коралл" иногда пахнут подмышками, а еще грязью и кровью. Ты, Норб, тоже не исключение. Особенно когда возвращаешься с экскъюзиторских заданий, только от тебя тогда еще потягивает глиной и фармальдегидом. Так что работа у тебя не вонючая, а вонючая вдвойне! Фредди бухнулся на свое место и недовольно заметил: - А ты наверное и после встречи с дисанестерами одеколоном пахнешь, да? - Ну не знаю, - смеясь, пожал плечами Им-Эл, - в следующий раз можешь понюхать. А затем наклонился к анкете, и выражение его лица тут же изменилось. - А вот этот вопрос мы, наверное, пропустим. - Что там? - Фредди тоже сунул нос в анкету. Норберт нахмурился. - Ну где? - Его брат в это время привстал и лихорадочно водил пальцем по мятому листу, размазывая принтерную краску. - Дай сюда! - Им-Эл придвинул лист к себе и накрыл ладонью. - Да ладно уж, Эл, - вздохнул Норберт. - Ты про тот вопрос о родителях, да? Тогда Донор нехотя убрал руку с анкеты и тихо озвучил:
|
|||
|