Переселенцы 10 страница

Ну и нахал же он.

– Ты развелся со мной, Алекс. Помнишь? Оставь меня в покое.

Сьерра повесила трубку. Когда телефон зазвонил снова, она выдернула шнур из розетки. Накрывшись с головой, она плакала, пока не уснула.

–*–

В прошлом месяце Джошуа побывал в индейской деревушке шесть раз.

Коксэнис все бремя приглашает его. Во время своего последнего визита Джошуа увидел приготовления Коксэниса перед очередной охотой. Этот индеец не живет вместе со своей женой и даже не смотрит на нее, большую часть времени проводя в своем типи, где натирает костным мозгом лани лук и стрелы. Джошуа рассказал, что Коксэнис разговаривал со своим оружием. Он также пил какую‑ то жутко пахнущую смесь, от которой ему стало плохо. Возможно, это была некая церемония очищения. После того как болезненные ощущения прошли, он натер тело и копье дягилем и другими травами. Джошуа ходил за Коксэнисом и наблюдал. Он рассказал, что тот так здорово изображает оленей, что в сумерках вполне может сойти за своего среди пасущегося на лугу стада. Животные даже и не подозревали, что он находится среди них, пока он не убил одного. Перед тем как освежевать оленя, Коксэнис встал на колени и нежно гладил его, разговаривая с ним. Когда мясо было приготовлено, он даже не прикоснулся к нему.

Джошуа почерпнул много ценных сведений от Коксэниса и его соплеменников. Он научил Хэнка плести сеть, чтобы ловить рыбу, а Мэттью ставить ловушки для кроликов. Он перекрыл наш ручеек и бросил корягу в воду. Это оглушило рыбу, так что она всплыла на поверхность. Мы подкоптили достаточное количество в одной из бочек, так что нам хватит на несколько недель.

Джошуа также научил Хэнка и Мэттью делать метательное оружие индейцев «бола», используя боковые прожилки листьев дикого ириса и привязывая кости к каждому концу. Джошуа говорит, что индейцы используют это простое оружие, чтобы ловить перепелок, кроликов и белочек. Мальчики усердно тренировались. Джошуа говорил, что индейцы не очень‑ то привередничают в еде, как это делаем мы, они могут пообедать древесной крысой, змеями, ящерицами и личинками. Он сам все попробовал и сказал, что это довольно‑ таки вкусная пища. Я не такая рисковая.

Бет с корнем вырывает рогозу и очищает ее. Стебли вполне годятся в пищу. Здесь много другой съедобной зелени. Весной у нас будут ягоды. Они растут в изобилии вокруг нас. Господи, Ты сотворил эту землю такой щедрой, такой плодородной, как в Эдеме. Нам даже не приходится вспахивать ее. Нам будет здесь хорошо.

– Он болен, мама, – сообщила Каролина.

«Скорее всего, голова болит с похмелья», – подумала Сьерра, но не стала высказывать свои мысли вслух. Ее голова раскалывалась от недосыпания.

– Он не откликнулся на звонок, и я сама вошла, – докладывала Каролина. – Он все еще в постели, мама. Папа никогда не лежит в постели так долго.

Клэнтон решил вмешаться:

– Может, пойдешь и посмотришь, что с ним?

– Прошлой ночью он был у нас, помнишь? Ему просто необходимо выспаться.

– Ты же вот встала, – заметил Клэнтон.

– Не могла бы ты просто пойти и посмотреть, все ли с ним в порядке, мама? – молила обеспокоенная Каролина.

– И что я буду делать?

– Вызови врача или сделай что‑ то еще, – предложил Клэнтон.

Конечно, она вполне могла бы сделать что‑ то еще, но с прошлой ночи она боялась подходить к нему ближе чем на двадцать шагов.

– Пожалуйста, – повторила Каролина.

Сьерра посмотрела на детей и поняла, что если она ничего не предпримет, дети решат, что она бессердечная, бездушная ханжа, лицемерно исповедующая христианскую веру. Разве не полагается любить своего врага?

– Я отнесу ему куриный бульон, – решила она и достала из холодильника пластиковый контейнер. Недавно Фрэнсис принесла ей этот бульон и поклялась, что это отличное средство чуть ли не от любой хвори.

Может, ей самой выпить немного и вылечиться навсегда от любви к Алехандро Луису Мадриду?

Клэнтон передал ей ключи от квартиры Алекса. Сердце ее бешено забилось, когда она отпирала дверь и входила. Квартира в точности повторяла планировку ее собственной, но интерьер был абсолютно другим. В гостиной вальяжно раскинулся огромный диван, обитый черной кожей, рядом сверкал стеклянной поверхностью журнальный столик. В комнате стояли торшеры в стиле модерн. Одна стена целиком заставлена электронной техникой: домашний кинотеатр, видеомагнитофон, радио, CD‑ записывающее устройство и кассетный магнитофон, игровые системы и четыре маленьких, но, без всякого сомнения, очень мощных динамика, расположенных почти под потолком. Кухня выглядела по‑ спартански, разве что кофеварка рядом с раковиной и крысы в клетках на краю стойки для завтрака придавали ей некоторую живость. Посуды было не много, лишь несколько сковородок и кастрюлек в нижних шкафчиках. Плита и микроволновая печь блестели такой первозданной чистотой, что сразу же стало понятно: Алекс никогда не использовал их. Она открыла пластиковый контейнер с бульоном и отлила порцию в большую кружку, добавила немного воды и поставила в микроволновку. Из любопытства заглянула под раковину. Под ней была мусорная корзина, забитая доверху одноразовой посудой из‑ под мексиканской пищи.

«Я вовсе не собираюсь брать вину на себя и жалеть его! »

Сьерра поднялась по лестнице в спальню и обнаружила там распластавшегося на спине Алекса, небрежно прикрытого ярким, в стиле графики ацтеков, одеялом. Мускулы, бронзовая кожа, черные волосы – все, что она увидела, заставило ее сердце бешено колотиться. Она отвернулась и увидела рубашку, в которой Алекс был прошлой ночью. Вывернутая наизнанку, та валялась на полу. Неподалеку, тоже вывернутые, лежали его джинсы. Ботинки стояли в дальнем углу комнаты, на стене прямо над ними красовались два темных пятна.

Сьерра поставила кружку с бульоном на столик возле кровати, взяла пустую бутылку из‑ под виски. За все прожитые с Алексом годы она ни разу не видела, чтобы он выпил более одной порции какого бы то ни было алкогольного напитка. Он ведь любил держать все под контролем. Сьерра прошла в ванную и выбросила бутыль в мусорное ведро.

Затем вернулась, подняла с пола рубашку, вывернула ее, отряхнула и повесила на спинку стула. То же проделала с джинсами, но предварительно вытащила ремень и, свернув его кольцом, положила на столик.

Взяв себя в руки, она повернулась и посмотрела на Алекса. Дрожь пробежала по телу, как только она подошла к его кровати и глянула на него сверху вниз. Такой потрясающе красивый, так великолепно сложен! На груди золотой крестик, подаренный его матерью. Сердце сжалось от сострадания и нежности к нему. И тут же брови ее сердито сдвинулись. Алекс повесил что‑ то еще на золотую цепочку, что‑ то, что она вернула ему вместе с бракоразводными бумагами, отданными ей на подпись.

Почему он носил на груди ее обручальное кольцо?

– Алекс?

Послышался стон. Изменив положение тела, он пробормотал что‑ то невразумительное по‑ испански и открыл покрасневшие глаза. Уставился на нее с таким выражением, будто не верил в реальность происходящего.

– Дети думают, что ты умираешь, – сухо сказала она, пересиливая страстное желание убрать с его лба прядь темных волос.

Передернувшись, он с трудом сел в кровати.

– Судя по ощущениям, я близок к тому, – проскрежетал он и снова уставился на нее.

Сьерра старалась не смотреть ему в глаза.

– Я принесла тебе куриный бульон, – протянула она, кивнув в сторону столика рядом с кроватью, и отошла от него.

– Я вовсе не хотел обидеть тебя прошлой ночью, Сьерра. Клянусь…

– Знаю. Давай просто забудем об этом.

Ему вовсе не нужно было что‑ то придумывать, чтобы заставить ее страдать. Болью отдавался каждый брошенный на него взгляд. Так всегда происходит, когда любишь, даже если тебя предали.

Когда Сьерра направилась к двери, Алекс откинул одеяло.

– Не уходи. – И застонал от нестерпимой боли, как только попытался сесть. Обхватив голову обеими руками, он прошептал по‑ испански:

– Мне нужно поговорить с тобой. Дай мне только пять минут на то, чтобы принять душ.

– Можем поговорить в другой раз. – Ее губы тронула слабая улыбка. – Когда будешь чувствовать себя лучше.

Руки его безвольно повисли, взгляд поник.

– Я не буду чувствовать себя лучше, пока не поговорю с тобой.

Сьерра думала, что со слезами покончено, но нет, она снова готова была разрыдаться.

– Может, я не желаю слышать того, что ты мне будешь говорить.

– Пусть так, – согласился он, – но я прошу выслушать меня в любом случае. Por favor.

Когда он встал, она затрепетала. Сьерра уже позабыла, что спит он обычно в коротких шортах. Она позабыла множество вещей, стремительно всплывших сейчас в памяти.

– Ладно.

В этот момент она согласилась бы на что угодно, лишь бы убраться поскорее из спальни, подальше от него и тех чувств, которые он все еще был в состоянии вызывать в ней без всяких усилий.

– Подожди здесь.

– Я буду внизу.

На кухне ей пришлось изрядно повозиться с многочисленными ящичками в поисках кофе. Руки нещадно тряслись, пока она готовила напиток. Почему‑ то Сьерра рассчитывала на большее время, однако уже через несколько минут, заглаживая назад мокрые волосы, спустился Алекс, весь в капельках воды. Безумно красив, даже с похмелья. Сьерра смотрела на него и вдруг затосковала. Она никогда не избавится от него. Никогда.

– Gracias, – поблагодарил он, когда Сьерра поставила перед ним кружку с горячим кофе. Ей было жизненно необходимо иметь некую преграду между собой и Алексом, нечто, чем можно занять руки, занять саму себя. Алекс сделал глоток. У Сьерры создалось впечатление, что он изо всех сил пытается взять себя в руки. И только после того, как допил весь кофе, он посмотрел на нее.

– Ты все еще моя жена.

Сьерра почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица, когда она заглянула в его глаза. Ее охватила паника.

– Нет. Я сделала все, о чем ты просил. Подписала бумаги. Передала их тебе, так что твой адвокат…

– Мы все еще женаты, Сьерра.

– Возможно. Но лишь на некоторое время, пока развод не получит законное основание.

– Ничего не кончено, и не кончится. Развода не будет, если ты сама не подашь на меня в суд.

– Ровным счетом ничего не понимаю, – недоумевала Сьерра. Разве не он бесчисленное множество раз повторял ей, как жаждет этого развода? – Но ты же сам требовал, грозился.

– Да, но я передумал. И не передал документы адвокату. Пропустил их через офисный уничтожитель бумаг.

– Что? – слабеющим голосом пробормотала Сьерра.

– Искромсал все бумаги на мельчайшие кусочки.

– Я поняла с первого раза. Хочу узнать зачем. Только для того, чтобы пройти через все это унижение еще раз?

– Не знаю, зачем я тогда это затеял, но все ведь неплохо обернулось.

– Неплохо обернулось? – Он что, думал, что сможет в любой момент вернуться в ее жизнь, подобрать ее там, где бросил? Или оставить ее в состоянии ожидания, пока сам будет наслаждаться жизнью? Нестерпимо захотелось плеснуть ему в лицо горячим кофе. Вместо этого она со стуком поставила кружку и направилась к двери.

Алекс настиг ее в гостиной и развернул к себе.

– Я никогда не любил Элизабет так, как тебя, Сьерра. Я знал, что добром это не кончится, как только в первый раз прикоснулся к ней.

Сьерра со всей силы ударила его. Заехала прямо в челюсть, так что он отпрянул назад на два фута. Бешенство и обида переполняли ее. Она полностью потеряла над собой контроль и снова накинулась на него. Налетела и стала молотить его кулаками в грудь, пока вдруг не осознала, что он безмолвно принимает удары. Всхлипнула и ожесточенно толкнула его на диван. Хватаясь в падении руками за ее свитер, он увлек ее за собой. Они свалились, запутались ногами и руками, скатились на пол.

– Мерзавец!

Сьерра вскочила на ноги и снова пошла к двери. Алекс оказался проворнее. Перепрыгнул через диван и преградил ей путь. Раскинул руки:

– Давай. Лупи меня снова. Я заслуживаю этого.

– Уйди прочь с моей дороги!

– Я еще не все сказал.

– А я все!

– Ты все еще любишь меня, Сьерра.

– Я справлюсь с этим!

– Нет, не сможешь. И я не смогу. Никогда.

Сьерра с тяжким всхлипом втянула в себя воздух:

– Ты думаешь, мне стало легче, когда ты сказал, что не любил ее? Думаешь, меня может вдохновить сознание того, что ты разрушил наш брак в угоду мимолетного увлечения, блажи?

– Это не было увлечением.

– Ничего не хочу слышать об этом, Алекс. Не нужно никаких мерзопакостных подробностей. Просто уйди прочь с моей дороги!

– Сьерра…

– Дай мне уйти!

Он схватил ее за плечи:

– Мои отношения с Элизабет развивались в основном по причине, о которой ты тогда говорила. Я просто захотел почувствовать, что покорил настоящую вершину. Образование не помогло мне ощутить этого. То же и с деньгами. Помнишь, как ты назвала ее? Трофеем, который я мог бы показывать миру, чтобы все видели – Алехандро Луис Мадрид не просто сын какого‑ то «латиноса»! – В его влажных глазах появилось выражение нестерпимой муки. – Ты знала меня лучше, чем я себя, Сьерра. До Коннектикута. Там я увидел себя со стороны, и мне захотелось блевать.

– Не смей называть своего отца «латиносом»!

Алекс мгновенно сник.

– Те amo. – Он попытался обнять ее. – Те amo muchi'simo[50].

На этот раз она изо всех сил ударила его коленом. Оттолкнула и подошла к двери.

– Я больше не буду любить тебя, Алекс, – всхлипывая, заявила она. – Слишком много боли!

Настежь распахнула входную дверь и скрылась.

–*–

С коро подойдет время рожать. Совсем скоро.

Ребенок сильно давит на низ живота. Насколько смогла, я приготовила все необходимое и объяснила Бет, что ей нужно делать, чтобы помочь мне. Ей меньше лет, чем было мне тогда, когда родился Джошуа, но она спокойная добрая девочка, она – великое для меня утешение. Надеюсь, она не растеряется, что бы ни случилось.

Господи, я боюсь за детей. Пожалуйста, помоги мне дать жизнь этому малышу и не потерять свою собственную.

Я знаю, это Ты послал мне Каванота, Господи, и он, послушный Тебе, вовремя подоспел сюда. Уверена, не будь его, я бы умерла. Джошуа отправился на поиски Коксэниса, чтобы попросить его жену помочь. В ту минуту, когда я отчаянно молилась о благополучном разрешении от бремени, кто‑ то откинул сплетенную из камыша циновку, закрывающую вход. Никогда, ни одному живому существу не радовалась я так, как Каваноту! Он подержал свой нож над огнем и полоснул им мою плоть. Потом приподнял меня, чтобы я могла присесть на корточки. После этого ребенок легко и быстро выскользнул из меня. К тому времени, когда появились Коксэнис, его жена и Джошуа, мы с новорожденной дочкой крепко спали.

Сегодня Каванот сказал мне, что больше не покинет меня, пока я сама не попрошу его уйти. Он был краток, однако смысл сказанного был вполне понятен. Думаю, я всегда, с того самого дня в Индепенденсе, когда он взглянул на меня, знала, что он неравнодушен ко мне.

Я назвала дочь Америка Фарр. Бет обожает малышку и очень помогает мне. Иду я на поправку медленно и все еще чувствую слабость. Каванот очень добр и нежен со мной, но при этом с достаточной твердостью, уверенно и без излишней суеты справляется с детьми. Они не особенно‑ то и сопротивляются.

Они всегда испытывали к нему благоговейный трепет.

В особенности Джошуа, хотя сейчас я чувствую, как между ними нарастает напряжение.

Каванот строит для нас дом. Он занял мальчишек поисками камней для фундамента, тогда как сам заготавливает балки для стен. Джошуа не очень‑ то разговорчив. Что‑ то гложет его, но он не говорит, что именно. Зато у Хэнка, Мэттью и Бет рот не закрывается – все время болтают.

Вот уже неделю непрестанно льет дождь, но Каванот и мальчики продолжают работать. Каменное основание завершено, и заложены опорные поперечные брусья. Сейчас Каванот и Джошуа делают зарубки и выемки на бревнах для возведения стен.

Сегодня вечером мы все сидим в нашей хижине у огня. Хэнк, Мэттью и Бет заняты уроками, ну а Каванот стругает. Он будет учить мальчиков своим хитростям, когда они покончат с чтением и упражнениями. Я очень рада, что мальчики не сопротивляются учебе, как когда‑ то мои братья. Должно быть, они пошли в мою маму. Уже сейчас они читают и пишут лучше, чем мои братья и отец, но они слишком далеки от того, что по меркам тети Марты считается образованностью. Как же я теперь жалею, что тогда была такой неразумной и отказалась от Библии.

Каванот и Джошуа повздорили. Джошуа налетел на Каванота со всей яростью, на какую только был способен, но тот лишь спокойно отражал удары. Я без умолку кричала, требовала прекратить эту возню, но Джошуа не слушал. Каванот сбил его с ног и держал, стараясь вразумить. Но Джошуа не внимал голосу разума. Когда Каванот отпустил его, он вскочил на ноги и плюнул в него. Я представить себе не могла, что он может позволить себе такую выходку, и была уверена, что Каванот убьет его. Но Джошуа так быстро вскочил на коня и ускакал, что предпринять что‑ либо у Каванота не было никакой возможности. Я побежала за ним, спрашивая, что случилось, но никакого ответа не получила. Он плакал и выкрикнул, что не вернется, пока Каванот находится здесь.

Три дня как Джошуа нет. Сердце болит так, что я даже не могу есть. Мне хватило и пяти минут, чтобы разобраться в причине, приведшей его в такое неистовство. Каванот хочет жениться на мне. Он испрашивал у Джошуа разрешения, поскольку думал, что он мой первенец. Джошуа выпалил, что теперь‑ то ему все ясно, и обвинил Каванота в том, что тот использовал их дружбу ради возможности быть ближе ко мне.

У нас с Каванотом было много времени поговорить обо всем. Я думала, что останусь с Джеймсом навсегда. Никогда не предполагала, что могу потерять его. Однако сейчас и здесь я вполне отдаю себе отчет в том, что не смогу самостоятельно управляться. Женщина с младенцем на руках не в состоянии без посторонней помощи построить дом и вырастить урожай. А возвращаться обратно в Иллинойс просто немыслимо.

Знаю также, что Джошуа не задержится с нами надолго. Его внезапный побег на самом деле не связан напрямую с Каванотом, виной всему его натура, хотя он может быть таким упрямым и заносчивым, что вполне способен использовать Каванота как повод. С каждым разом отлучки Джошуа становятся все продолжительнее. Его разъедает такое же неодолимое желание увидеть мир, какое было у Джеймса. Боюсь, этот голод он не утолит никогда и вечно будет бродить по свету, пока не откроет для себя Всемогущего и не найдет самого себя. Меня очень печалит мысль, что Джеймс не успел прийти к Богу. Должно быть, это в крови у Фарров и Макмюрреев – все время воевать со Всевышним и со всем остальным в этом мире. Одно из двух: мы либо видим свет, либо умираем в поисках его.

Душа моя теперь обрела мир и покой, и я часто и недоуменно спрашиваю себя, что же я так страстно сопротивлялась этому? Однако то, что я вижу свет, вовсе не означает, что мне легко смотреть, как Джошуа бродит в потемках. И говорить ему о Тебе я не могу, поскольку вряд ли он готов внимать. Думаю, у меня даже слов таких нет, чтобы убедить его. Мама и тетя Марта потратили великое множество слов, но я так и не увидела истину в сказанном ими.

За последние несколько дней я лучше узнала Каванота. Его полное имя – Гамлет Боган Каванот. Ему двадцать восемь лет, он умеет читать и писать. Он родился в Бостоне от отца‑ аристократа и матери‑ актрисы, которая решила, что, назвав своего сына в честь шекспировского героя, она тем самым облагородит свое чадо. Имя ему не особенно нравится. Несмотря на то, что мать так и не вышла замуж, она сделала все, чтобы отец заплатил за его образование. Согласившись оплачивать учителей, отец выдвинул ей ответное условие – навсегда уйти из его жизни. Она выполнила свою часть договора. Фамилия у Каванота от матери. Она умерла, когда ему было тринадцать лет от роду. Он пошел к своему отцу, который дал ему пятьдесят долларов и потребовал уехать из Бостона и больше никогда не переступать порог его дома. Так Каванот и поступил.

Я сказала Каваноту, что ему совсем не обязательно рассказывать слишком уж интимные подробности своей жизни, но он решил, что прежде чем мы поженимся, и у нас появятся наши общие дети, я должна узнать темную сторону его рождения. Когда он произнес эти слова, я забеспокоилась. Кажется, он уже давно решил для себя, как будут развиваться отношения между нами. Я спросила его, что бы он стал делать, если б не тот злополучный четверг, унесший жизнь Джеймса. Он спокойно ответил, что ждал бы, сколько нужно. Тогда я поинтересовалась у него, сколько же детей он собирается иметь. Он рассмеялся, сказал, что по одному за один раз, и бросил на меня такой взгляд, который прожег меня до кончиков пальцев на ногах.

Теперь его нет и я, наконец, могу свободно вздохнуть без дикого сердцебиения. Я отправила его подальше, чтобы обдумать все в спокойном состоянии. Меня удивил тот факт, что он не пытался помешать моему уединению. Он сильный человек, сильнее Джеймса во многом. Но его сила вовсе не в жесткости, которую я в нем ожидала увидеть. Джеймс порой тиранил мою душу. Была в нем какая‑ то необузданность, первобытная дикость, его невозможно было «приручить». Сейчас вот я думаю об этом, и все кажется таким странным. Джеймс, будучи фермером, обладал неукротимым характером, тогда как Каванот, житель гор, такой внутренне спокойный, организованный. Несмотря на все эти оленьи шкуры и длинные волосы, он джентльмен.

Не хочу, чтобы он находился здесь, когда Джошуа вернется домой. Мой сын и я должны решить кое‑ какие вопросы между собой, прежде чем я отвечу согласием Каваноту.

Ты вовсе не стараешься облегчить мне жизнь, не так ли, Господи?

Джошуа ушел, а я сижу здесь и думаю, увижу ли я его когда‑ нибудь вновь. Сердце изболелось, хотя я знала, что этот день настанет. На протяжении двух тысяч миль я сражалась с этим, и теперь вижу, что все усилия совершенно напрасны. Он мужчина и решил идти своим путем. По крайней мере, теперь он не думает, что Каванот использовал его, чтобы быть ближе ко мне. Каванот любит Джошуа и понимает его неукротимый нрав. Может, зная это, он когда‑ нибудь вернется. Он не связал себя никакими обещаниями.

Сказал лишь, что собирается обратно в форт Саттера, а оттуда направится на север, в Орегон, посмотреть, что это за место. А вот что он будет делать и куда поедет после, не имеет никакого представления.

Я плакала, когда он уехал. Из головы не шла мысль о тех израильтянах, которые странствовали сорок лет по пустыне и умирали на расстоянии одного взгляда от земли обетованной, потому что были такими недоверчивыми и упрямыми. Если б только они доверились Господу, жили бы они на прекрасной земле и катались бы как сыр в масле.

Очень надеюсь, что Джошуа не понадобится так много времени, как мне, чтобы пройти сквозь потемки и прийти к Тебе.

Последнее время я так много думаю о тете Марте. Порой возникает чувство, будто наши души соприкасаются друг с другом, несмотря на расстояние. Вчера я написала ей длинное‑ предлинное письмо, но не знаю, когда у меня появится возможность отправить его.

Кажется, Каванот передумал жениться на вдове с четырьмя детьми. Двадцать три дня прошло с тех пор, как он уехал.

Я начала вспахивать землю. Хэнк и Мэттью помогают мне, а Бет заботится об Америке. Вместе мы сумеем засеять небольшой участок.

Это ужасный, тяжелый труд, но думаю, вместе с детьми я все‑ таки справлюсь. У нас достаточно еды. Есть дом, в стенах и под крышей которого мы чувствуем себя защищенными от дождей и других напастей. Вокруг прекрасная земля, а у нас есть семена для посева. И, главное, у нас есть Ты, Иисус. Тетя Марта говорила мне, что все возможно верующему. Так вот, я прошу Тебя помочь нам в этом великом предприятии. Мы пришли сюда, в эту землю, Господи. Помоги нам сделать все, что в наших силах.

Сьерра не видела Алекса на следующий день, и он не звонил детям. Она подумала, что это из‑ за случившегося накануне, пока Каролина не просветила ее:

– Я сказала папе, что мы будем вечером на театрализованном представлении в церкви. Он же собирался идти по магазинам за подарками к Рождеству.

Потом Клэнтон огорошил ее вопросом:

– Можно, папа проведет с нами Рождество?

Сьерра взбунтовалась:

– Нет, он не может праздновать с нами Рождество.

– Он будет совсем один, – заключила Каролина и ужасно расстроилась. – В одиночестве. Неужели мы не можем позвать его? Пожалуйста?

– Поговорим об этом позже, – решила Сьерра, надеясь тем временем, что Алекса переедет какой‑ нибудь грузовик или его похитят террористы. – Прямо сейчас нам следует переодеться в костюмы и идти в церковь.

В течение последующих нескольких часов Сьерра наслаждалась охватившим ее трепетом и волнением перед выходом на сцену. Как только она надела костюм, члены хора собрались вместе и помолились за то, чтобы их театральное действо было воспринято не только как развлечение. Чтобы оно открыло сердца тех, кто будет слушать музыку и смотреть воссоздание событий в момент рождения Мессии.

Представление началось, и нервозность улетучилась. Сьерра так много репетировала, что сразу вспомнила роль, как только ступила на сцену, построенную прихожанами для расширения хоров. Она полностью отдалась музыке, пела от всего сердца, радуясь рождественской истории и сознавая ее значение для всего мира.

Иосиф прибыл из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называвшийся Вифлеем (его изобразили в углу сцены), где записал себя и свою молодую жену Марию, поскольку Квириний, правитель Сирии, проводил перепись населения по приказу римского императора.

– Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына Своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице[51].

Клэнтон, исполнявший роль одного из молодых пастухов, встал на колени перед архангелом Гавриилом и спел сольную партию, возвещая о великой радости:

– Ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь[52]…

Взрослый хор вступил, как только забрезжили тонкие лучики света на потолке, и затем новая ярчайшая звезда зажглась на «небе».

– Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! [53]

К Гавриилу присоединилась стайка детей в белом, с крыльями и нимбами вокруг маленьких головок, и голоса их растворились в сладчайшей гармонии. Среди них была и Каролина. Музыка стала громче, как только хор взрослых слился с детскими голосами. Сьерра слушала, как нарастает сила музыкального звучания, наполняя все пространство церкви, и звенят голоса, восхваляющие рождение Царя, и ее сердце забилось быстрее. Она ликовала!

«О, Иисус, Иисус, как бы я хотела чувствовать этот восторг каждый день! »

Любовь и радость наполнили каждую клеточку ее тела живительной силой и теплотой. Она забыла обо всем на свете, особенно о том, чего Господь ждал от нее.

Пастор прочитал молитву по окончании торжественной инсценировки, затем в холле подали закуски. В последнюю очередь Сьерра ожидала увидеть здесь Алекса. Когда она обнаружила его стоящим в дальнем конце помещения, такого красивого, в черных брюках, в дорогой шелковой серой рубашке и черной спортивной куртке, сердце Сьерры болезненно сжалось. Он беседовал с Дэннисом, и разговор этот явно не был легким.

– Эгей, папа здесь! – воскликнул Клэнтон, который все еще держал в руке пастушеский посох.

– Вижу.

Покидая Сьерру, Клэнтон выставил перед собой посох и, рассекая волны хористов и гостей, направился к отцу. Каролина чуть погодя тоже увидела Алекса и побежала к нему.

Маленькие предатели.

Сьерра все еще не могла успокоиться после сказанных Алексом слов вчера в его квартире.

«Я никогда не любил Элизабет так, как тебя».

Да, конечно! Если он так сильно любил ее, почему же он ушел? Почему он сказал, что презирает ее и ждет с нетерпением развода? Почему он смотрел на нее так, словно ненавидел ее?

«Так же, как ты сейчас смотришь на него, возлюбленная Моя? »

Она отвернулась и взяла печенье с большого блюда. Шоколадное, ее любимое. Сейчас его вкус показался Сьерре отвратительным. Весь тот восторг, который наполнял ее во время хвалебного песнопения Господу всего полчаса назад, внезапно испарился, выкипел, подогретый жаром возмущения и ярости.

«Он портит мне все Рождество, Господи. Разве Ты не можешь избавить меня от этой мучительной боли, которую я чувствую при одном только взгляде на него? Он изменил мне! Самое меньшее, что Ты можешь сделать, – это наслать на него какую‑ нибудь страшную болезнь».

– Папа сказал, что он завтра вылетает в Сан‑ Франциско, – сообщил Клэнтон. – Он проведет Рождество с abuelo у abuela[54].

Горькая досада наполнила Сьерру. Ему даже не хватает чуткости и душевной тонкости, чтобы остаться на праздники дома и пострадать в одиночестве! Нет. Он должен ехать в Хилдсбург и насладиться рождественскими каникулами в обществе Луиса и Марии.

Разумеется, она оставила без должного внимания тот факт, что они приглашали на праздники и ее.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 19 20 212223 24 Следующая ⇒