|
|||
Сандему М. 7 страницаО Господи, из ее ран все сочилась и сочилась кровь! У нее были постоянные кровотечения последние две недели, и именно они больше всего пугали Джессику. Что же ей делать? Она бы согласилась скорее умереть, чем говорить об этом с Танкредом. Девушка застонала, и Танкред тут же придержал лошадь. Они уже давно выехал из Копенгагена и теперь скакали по проселочной дороге. — Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Танкред. Она тихонько застонала, а потом прошептала: — Спасибо за письмо. — А... Ты простила меня? — Давно. А ты? — Я простил тебя уже по дороге домой от тетушки. Но так и не смог тебя разыскать. Мама считала, что ты не хочешь меня видеть после всего, что случилось. Я вел себя безобразно. Я был слишком молод и глуп. Джессика через силу улыбнулась. У нее кружилась голова и не было сил отвечать. — Мне кажется, мы должны были объясниться... — продолжал прекрасный незнакомец, крепко прижимая ее к себе, — именно поэтому я и искал тебя все это время. Но я боялся, что ты все забыла. Ведь ничего и не было? Она почти не расслышала умоляющего тона Танкреда от жгучей боли. Изо всех сил Джессика пыталась не потерять сознания, но постепенно проваливалась в черную дыру. Он осторожно продолжал ехать вперед, пока наконец совсем не стемнело. Ее молчание задевало молодого человека. Чуть обиженно он сказал: — Так будет лучше, Джессика. Тебе стоит побыть у нас, пока ты болеешь. К тебе было совершенно не пробиться в этом чертовом доме. Я один раз попытался, но меня не пустили, а Ульфельдт закатил истерику. Джессика на этот раз смогла ответить: — Да, сейчас он не думает ни о чем, кроме своих обид. Она боялась лишний раз пошевелиться, что кровь не пошла сильнее. Ей было больно. И еще она очень переживала из-за того, что Танкред сказал, что между ними ничего не было. Но она влюбилась тогда первый раз в жизни и была влюблена в него до сих пор. Она вновь потерла сознание, и Танкред почувствовал, как тело Джессики обмякло у него в руках. Нет, так дальше продолжаться не может. Не хватало только, чтобы из-за него она еще и умерла. Тут неподалеку есть таверна, но остановиться именно в этой таверне? Этого ему совсем не хотелось. Нет, что бы там ни было, но Джессике надо сейчас отдохнуть. Господи, а если ей уже ничто не может помочь? Если она потеряла последние силы за эту ужасную поездку на лошади? Поскольку теперь Джессика была без сознания, он пустил коня галопом. И когда показались светящиеся окна таверны, вздохнул с облегчением. Он въехал на задний двор, поскольку решил не появляться перед главным входом. Ему навстречу тут же вышел хозяин. — Господин Танкред, вы так поздно? — У тебя есть для меня приличная комната? Я приехал с девушкой, она больна, и ей нужна моя помощь. Нет-нет, не пугайся, это не заразная болезнь. Во всяком случае, он очень на это надеялся. Да нет, конечно, не заразная, иначе бы давно уже кто-нибудь заразился бы еще. Хозяин пообещал, что сделает все, как надо, и принял из рук Танкреда Джессику, чтобы молодой человек мог соскочить с лошади. — О Господи, — вскричал он тут же, — эта девушка совсем плоха, да и почти совсем ничего не весит. Может быть, мне разбудить жену? — Нет, нет. Джессике надо просто отдохнуть. — Танкред помолчал и продолжил: — А он здесь? — Я не видел этого типа уже несколько дней, — прошептал в ответ хозяин. Танкред заметно успокоился. Он вновь взял Джессику на руки и поднялся вслед за хозяином на второй этаж таверны. Им предоставили маленькую аккуратную комнатку. Двуспальная кровать, стол и стул у окна. — Я схожу за горячей водой, чтобы вы могли с дороги вымыться. Вам прислать что-нибудь поесть? — Да, спасибо. И кувшин пива. Думаю, что девушка есть ничего не будет. Хозяин ушел, и Танкред положил Джессику на постель. И только тогда увидел, что одна его штанина вся в крови. — О Господи, — воскликнул он. — Что же делать? Позвать хозяйку? Нет, он не хотел причинять Джессике боль. Она так стеснительна! Танкред представил, как страдала девушка во время их поездку и боялась сказать об этом чужому незнакомому мужчине. Боялась, что он обнаружит ее кровотечение... Бедняжка! Но что же ему делать? В жизни Танкреда последнее время не было места женщинам и их деликатным проблемам. Но мама Сесилия всегда учила его быть внимательным и добрым. Поэтому сейчас он принял решение промыть раны Джессики сам. Без посторонней помощи. Чем меньше народу будет знать о ее болезни, тем лучше. Он вздохнул и снял с бедняжки плед. И его глаза расширились от удивления. Джессика была в тонкой льняной ночной сорочке, которая не могла скрыть ужасных язв на теле девушки. Сердце Танкреда готово было разорваться от сострадания, когда он увидел, что Джессика пыталась сама перебинтовать раны. — О Боже! — только и мог он пробормотать. На лестнице послышались шаги хозяина таверны. Танкред быстро прикрыл Джессику пледом. — Ну как? Она пришла в себя? — Нет, пока еще нет. У тебя есть две чистых простыни, которые ты бы мог продать мне? Я должен сделать из них бинты... У нее... Танкред не хотел особо распространяться о болезни своей несчастной «Молли». Он постарается на этот раз проявить максимальный такт и понимание. Хозяин ушел за простынями, а молодой человек утер пот со лба. Если бы он был дома! Сесилия всегда знала, что делать! В этой ситуации Танкред чувствовал себя неуклюжим медведем.
А в доме Ульфельдтов в Копенгагене на кухне Элла готовила питье для Элеоноры Софии и молоко для Джессики. — Можешь сама выпить молоко фрекен Джессики, — коротко сказала ей горничная. «О нет, неужели она уже умерла? Так быстро? И я не успела помучить ее? Высказать все, что хотела! Неженка! » — Почему? — невинно спросила Элла горничную. — Потому что фрекен Джессика тут больше не живет. За ней приехал красивый офицер и увез куда-то. — Девушка хихикнула. — Какие глупости! — Правда! Он накричал на всех, даже на госпожу Леонору Кристину. — Но кто же он? — Понятия не имею. Он пообещал, что Джессика вернется, как только выздоровеет. И я очень на это надеюсь, потому что малышка Элеонора София все время плачет и зовет свою любимую Джессику. Ну ж я-то пить это молоко не буду, решила Элла после ухода горничной и вылила молоко в ведро, а потом тщательно вымыла кружку. Она и не знала, что у Джессики есть друг. Если только... Этот щенок... Как же его звали? Танкред? Да нет, прошло уже столько лет. Но Джессика должна вернуться. Ну что ж! У Эллы полно времени, и она подождет!
Джессика наконец опять пришла в сознание. Какой странный потолок с балками! И маленькое окошко! Кто-то склонился над ней и осторожно промывал ее язвы! — Танкред! Только не ты! — простонала несчастная девушка. — Ну, ну! Джессика! Тебе нужна помощь! А как давно у тебя эти ранки? — Сначала появились только трещинки, а потом они становились все ужаснее и ужаснее, — задыхаясь от стыда, с трудом произнесла Джессика. — Но почему ты никому ничего не говорила? — Я не могла. Как это типично для Джессики! Никому ничего не говорить, чтобы не доставлять лишних хлопот. — Я разорвал простыню на бинты и попытаюсь перебинтовать самые ужасные раны. Джессика почувствовала, что у нее перебинтована одна нога. Господи, какое облегчение! — Ты... у тебя было такое кровотечение, что... промокла вся ночная сорочка... и я переодел тебя... — Спасибо, — едва слышно прошептала Джессика. — Я не хотел никого просить о помощи, думал, тебе это будет неприятно, — пробормотал Танкред, заметив на ее глазах слезы, и поспешно отвернулся. Вот как? А как насчет него самого? Как это типично для мужчин! Но он хотел ей добра, и Джессика решила промолчать. И позволить ему перебинтовать все ее раны. — Где мы? — прошептала она. — У тебя дома? — Нет. В таверне. Мы на середине дороги. Я боялся ехать дальше, поскольку ты совершенно ослабла. Он прикрыл ее периной, и Джессика с облегчением вздохнула. Она прекрасно знала, как ужасно выглядит и как похудела за последние месяцы. Но ведь именно сейчас ей надо хорошо выглядеть! На глаза навернулись слезы, но Джессика быстро смахнула их. — Танкред, я так боюсь! Мне кажется, что я серьезно больно. — Не знаю, что и сказать. Я никогда не видел ничего подобного раньше. Но как только приедем домой, тебе сразу станет лучше. Скоро к нам должен приехать в гости один врач. Он наверняка сможет тебе помочь. Ты что-нибудь съешь? — Нет, спасибо. — Пива? — Да. Сейчас ночь? — Нет, поздний вечер. — Как странно, Танкред, у меня совсем не болит голова. И желудок... Обычно в это время суток у меня бывают адские боли. — Ей было очень трудно говорить с Танкредом приветливым голосом. Стыдно, стыдно... — Я пойду схожу за свежим пивом. — Нет, нет, не стоит... Но он уже ушел. Джессика лежала с закрытыми глазами. Ей было намного лучше. Как хорошо... Но тут за дверью раздались голоса. Голос Танкред и еще один — незнакомый, грубый, мужской. Они о чем-то спорили. — Оставь меня! Оставь! — раздраженно проговорил Танкред. — Успокойся, мальчишка, — спокойно — слишком спокойно — отвечал другой голос. — Но я больше не могу! — Прекрасно можешь! Это всего лишь начало. — Ты врешь! Это все ложь! — Да что ты? Не забывай о доказательствах. Тогда, скажем, встретимся здесь в следующую субботу? — Я вас убью, дьявол! — Я просто несчастный, который должен зарабатывать на хлеб насущный. И вы не посмеете убить меня, господин Танкред! Вы слишком хорошо воспитаны. — Он многозначительно рассмеялся и, судя по шагам, направился вниз. Джессика слышала, как Танкред глубоко вздохнул, прежде чем войти в их комнату. Он выглядел как обычно, только был слегка напряжен. — Вот твое пиво. — Спасибо! Танкред, мне так хорошо. — Ну и прекрасно. Давай, вот так, попробуй сесть. Он поддерживал ее, пока девушка пила. — Спасибо, — прошептала она и легла. Он помедлил, а потом проговорил: — Джессика, я проведу эту ночь в этой комнате. Я не могу оставить тебя одну. Ты не возражаешь? — Конечно. Кровать такая большая, и мне приятно и спокойно, если ты будешь рядом. Он просиял. Когда Танкред раздевался, Джессика отвернулась. Потом она почувствовала, как он ложиться рядом, и вскоре свеча была погашена. Они лежали и в темноте смотрели в потолок. — Тебе больно? — Нет. Хотя ночи — самое ужасное для меня время. Конечно, и сейчас у меня везде побаливает, но это ничто в сравнении с тем, что бывало раньше. Танкред взял ее за руку. — Это все мое влияние, — улыбнулся он. Но у них не получалось естественной беседы. Они были слишком напуганы. Они лежали и молчали. — Ты плачешь? — внезапно спросил Танкред. — Нет. — Почему? Из-за болезни? — Не только. Ты ведь знаешь, когда человеку плохо, он всегда начинает думать обо всем остальном, что тоже причиняет ему боль. — О чем же ты думаешь? — Я не могу... — Джессика, это твоя ошибка. Ты уходишь в себя и не хочешь делиться ни с кем своей болью. Так было и в тот раз, когда мы с тобой встретились. Тогда ты промолчала. И точно так же ты вела себя в доме Ульфельдтов. Как ты могла молчать о своей болезни, я никак не могу понять. И уже тем более я не понимаю, почему никто не заметил твоего состояния. — Мне говорили, что я очень похудела и ослабла, и многие хотели мне помочь, но я уверяла их, что чувствую себя хорошо. — Да, вот об этом я и говорю. Ты должна научиться доверять людям. — Но я не могу поверить, что нужна кому-то. Я ничего из себя не представляю! — Что? — Люди просто не замечают меня. Все так сильны и уверены в себе. Леонора Кристина, твоя мать — все! Даже экономка в доме Ульфельдтов знает, что должна делать. А я — нет. — Потому что ты все время думаешь о других. Это очень мило с твоей стороны, но иногда надо думать и о себе. Джессика немного помолчала, а потом сказала: — Иногда мне кажется, что я делают это просто, чтобы быть похожей на других. — Конечно, все мы эгоисты, — медленно ответил Танкред. — Но ты много значишь для других! Ты совсем не нуль! — Ты просто хочешь меня утешить. Я ничто. — Ты преувеличиваешь. И оскорбляешь меня. — Тебя? — Ты была моей первой любовью, и, значит, у меня плохой вкус. Против своей воли Джессика рассмеялась. — О Господи, Танкред, не смеши меня, у меня болит все тело! — Прошу прощения, я постараюсь быть как можно более скучным! — Он погладил ее по волосам и вновь улегся на спину. — Ты совсем не скучный, Танкред, просто слишком серьезный! И совсем не похож на того мальчика, которого я знала. На это он ничего не ответил. — И молчу не только я, но и ты. — Ты права. Я не вижу бревна в собственном глазу! Прошу прощения! — Ты не хочешь говорить со мной? Я слышала того человека... за дверью... Танкред молчал. Долго молчал. — Если бы я мог кому-нибудь все рассказать! Но все это так ужасно! — Да, я понимаю, ведь я совершенно тебе чужая! — Неправда! Ты не должна говорить ничего подобного! Но ты больна, и я не могу... — Танкред, я была очень рада, если бы ты доверился мне. И у меня бы только прибавилось от этого сил. Он глубоко вздохнул. — Даже если бы хотел, я все равно никому не имею права ничего говорить... Ведь речь идет не только обо мне... — Может, речь идет о деньгах? — осторожно спросила Джессика. — В таком случае, я могу и хочу тебе помочь. Ведь у меня есть Аскинге. — Нет, нет... что ты! Я не могу говорить об этом... — Я не буду настаивать. Но знай, что я всегда с радостью помогу тебе. — Спасибо. А сейчас тебе надо заснуть. — Да. — Она улыбнулась. — Танкред, мне кажется, что мы всегда встречаемся в лежачем положении. — Она покраснела в темноте. — Да, да, — засмеялся он в ответ. — Сначала я пару раз шлепнулся, когда бежал за тобой по лесу, а потом мы оба простудились и слегли в постель. Да, ты права... Но тем не менее... Он осторожно наклонился к ней и поцеловал в лоб. — Ну вот, теперь я тебя опозорил! С этими словами он улегся обратно, не подозревая, что Джессика покраснела как маков цвет, а сердце ее было готово выпрыгнуть из груди.
Танкред разбудил ее еще до того, как пропел первый петух. Он был уже полностью одет. — Если ты хорошо себя чувствуешь, мы можем отправляться дальше, — сказал он. — Я уже расплатился с хозяином, а мои родители с нетерпением ждут нас и наверняка очень волнуются. — Да-да, конечно. Но чувствовала Джессика себя ужасно. Ей с трудом удалось закутаться в плед и добрести до уборной но дворе, а потом доковылять до лошади Танкреда. Он успел подхватить девушку на руки, иначе она просто упала бы от слабости. — О Господи, — воскликнул он, — ну как же тебе могла прийти в голову самой спускаться по лестнице! Ты могла бы попросить меня помочь тебе! — Всему есть границы, — едва слышно ответила она. Джессика почувствовала, как Танкред усаживает ее на лошадь. — Как красиво вокруг! — сказал он. — Туман... — прошептала она в ответ, напрягая зрение, — кругом один туман... — Никакого ту... Господи, Джессика, не падай! Через несколько часов они въезжали до двор их замка. Навстречу им тут же выбежал старый Вильгельмсен. Танкред передал ему Джессику. — Осторожно! Она легче перышка, и ей больно от любого движения. Он срыгнул с лошади и снова взял на руки девушку. Она вновь была без сознания. Он быстро взбежал по лестнице на крыльцо. В холле его ждали родители. — Мама, у Джессики кровотечение, — побледнев, проговорил он. — Боже, Танкред, она без сознания! Тебе ни в коем случае не нужно было везти ее сюда! — Но она никому не была нужна там! Он быстро прошел в комнату Габриэллы, которую Сесилия приказала приготовить для девушки. — Почему вы задержались? — Мы ночевали в таверне. Джессика была совсем плоха. — Танкред! Как ты мог привезти девочку в такой вертеп! — Я был вынужден сделать это. Она бы не продержалась до дома. Но я все время был рядом с ней. — В одной комнате? — А как еще я бы смог быть с ней рядом? Мама, даже строгие члены вашего церковного общества не смогли бы предъявить мне никаких обвинений. Или ты думаешь, что я монстр? — Нет, что ты. Кроме того, я не член церковного общества. Положи ее на кровать. И выйди из комнаты. У двери Танкред на мгновение остановился. В его очерствевшем сердце внезапно проснулась нежность... Джессика проснулась тем же утром с чувством удивительной легкости. Сначала она никак не могла найти причину своего нового состояния, но затем поняла, что у нее не болит голова. Почти не болит. Впервые за многие недели она могла поворачивать голову, и при этом в ее мозг не впивались тысячи огненных иголочек. И глаза тоже не ломило! Красивая комната, в которой она проснулась, была ей совершенно незнакома. Спальня очень подходила для молодой девушки, и Джессика решила, что это была комната Габриэллы, сестры Танкреда. Танкред! Воспоминания об их поездке сюда заставили Джессику покраснеть. Неужели он заметил все ее раны? И ужасное кровотечение? О Господи, смилостивись надо мной! Она осторожно попыталась пошевелиться. Боль тут же пронзила ее, но была все-таки не такой ужасной, как всегда. И живот тоже болел не так сильно. В дверь постучали, и на пороге комнаты показалась Сесилия с завтраком на подносе. Никогда еще Джессике не предлагали столь плотный завтрак. Ломти хлеба с толстым слоем масла и громадными кусками сыра, молоко, яблоки и здоровенные, размером с тарелку, куски ветчины. — Как ты себя чувствуешь, девочка? Как тебе спалось? — Все просто замечательно! Большое спасибо! — Отлично, теперь тебе надо восстановить силы. Ты можешь сесть? — Не знаю... — Понимаю, тогда лежи, а помогу тебе есть. — Я хотела... Может, у вас есть что-нибудь другое попить, кроме молока? Мне всегда становилось хуже после вечернего молока! А вчера я не пила его, и мне сразу стало лучше... — Да, — тут же отозвалась Сесилия, — я действительно и раньше слышала о детях, которые совершенно не выносили молоко. Но ты раньше пила его? — Да, так что, может быть, это просто глупости... — Нет, нет, конечно, тебе не надо пить молоко. Я скажу, чтобы тебе принесли пиво. Танкред так мило себя вел, — продолжала Сесилия, начав кормить Джессику, — он так волновался из-за тебя. И он так переживал, что не мог попросить у тебя прощения. Может быть, я была не права, когда не хотела давать ему твой адрес. Оказывается, он везде тебя искал. Но я боялась, что он проговорится, и тогда твое местонахождение могло бы стать известно Хольценштерну. Думаю, что теперь ты можешь его простить. Ведь он спас тебя. Джессика кивнула. Конечно, он спас ее и попросил таким образом прощения. Наверняка у него был — миллион подружек, ведь он привлекателен. Она не могла заставить себя спросить, если у него невеста. Танкред зашел к ней после обеда. Ему надо было возвращаться на службу в Копенгаген. Джессика пригласила его сесть. — У меня всего несколько минут, — сказал он, но тем не менее придвинул стул к кровати и сел. — Как ты себя чувствуешь? — Спасибо, очень хорошо, и это так непривычно! Как мило с твоей стороны зайти ко мне! — Очень хорошо, что я смог привезти тебя сюда. Отец говорит, что в Копенгагене сейчас неспокойно. — Потому что я уехала? — скептически усмехнулась она. — Нет, конечно, нет, — рассмеялся Танкред. — Просто все эти выдумки насчет отравления короля и покушения на Ульфельдта привели к тому, что все во дворце беспокоятся за короля. Все ворота дверца закрыты, усилена охрана, и во двор вывезли пушки. Паника распространилась по всему городу. Особенно обыскивают дома людей Корфитца. Усиленное наблюдение установлено за братом Леоноры Кристины. Джессика не могла отвести от него глаз — он был так красив и умен! Она попыталась сказать что-нибудь умное: — Эта Дина просто настоящая интриганка! Она никогда не говорит ничего прямо, а только намеками. И никто никому теперь из-за нее не доверяет. — Да, ты права, — согласился Танкред, и Джессика сразу почувствовала себя лучше. — В церквях священники предупреждают людей не ввязываться в это темное дело, чтобы не попасть в ад. Дании совсем не нужны сейчас эти беспорядки. — Да, конечно. — Джессике было так приятно, что Танкред обсуждал с ней государственные дела! По та легкость, с которой они говорили раньше, исчезла, и девушка понимала, что ее уже не вернуть. Танкред очень изменился: он был напряжен как струна. Сразу после ухода молодого человека Джессика провалилась в сон. Когда она проснулась, над ней склонилось чье-то лицо. Незнакомое и знакомое одновременно. Похожее на лицо Сесилии и Танкреда, но какие глаза! Какое тепло и любовь струились из них! Она встретила самого доброго и благородного представителя рода Людей Льда, вобравшего в себя все лучшие черты их характера, но Джессика, конечно же, этого не знала. Он был намного ниже Танкреда и, судя по всему, намного старше. Ярко-рыжие волосы и бездонные голубые глаза. На носу — множество веснушек. — Привет, — сказал он по-норвежски. — Я Маттиас, кузен Танкреда. Я врач. Мне сказали, что ты больна. Расскажи мне все! Он присел на краешек постели. Джессика чувствовала, что может ему довериться. Он может ей помочь! Она помолчала. — Расскажи мне о своей болезни. Я уже вижу, что ты очень истощена. И у тебя выпадают волосы. Тетя сказала, что у тебя постоянные головные боли. А где именно болит голова? — За глазами... Когда я пытаюсь посмотреть на что-то, в глазах у меня появляется нестерпимая резь и мелькают молнии. Но сегодня я чувствую себя намного лучше. — Да, я слышал. А что еще? — У меня болят плечи и спина. И боль гнездится во всех членах — даже в пальцах. Маттиас пощупал ее плечи: — Да, я чувствую. А как насчет болей в желудке? — Да! Особенно сильные по ночам. После того, как я выпью молока. Вчера я не пила молока, и мне значительно легче. — Тетя сказала, что у тебя кровотечения. Господи, она не сможет говорить об этом! Но взгляд этого человека был так доброжелателен, что Джессика произнесла: — Да, регулярные и очень сильные. — Ты потеряла много крови. А как долго ты больна? — Не знаю... Может, три-четыре месяца. — Так долго? И ты никому ничего не говорила? Ну что ж... Сначала проведем эксперимент... Тебе намного лучше. Ты не можешь выпить молока? Просто, чтобы посмотреть, будет ли ухудшение... Джессика кивнула и дрожащим голосом сказала: — Конечно... — Отлично. Я пойду за молоком. А через какое время появляются боли? — Не знаю, потому что обычно я быстро засыпала... а потом просыпалась от диких болей... думаю, не раньше, чем через час. — Тогда я пошлю к тебе служанку с молоком, а сам зайду через час. И ни о чем не думай! Мы живо тебя вылечим! Впервые Джессика осмелилась улыбнуться... Она решительно выпила молоко, которое ей принесли, а потом пришла Сесилия, чтобы сменить простыни. — Мне так жаль, что я испачкала постельное белье, — жалобно проговорила Джессика. — Не думай об этом. Конечно, я бы могла прислать служанку, но думаю, тебе будет легче, если я сделаю это сама. — Спасибо, — пробормотала Джессика. — Ты выглядишь намного лучше, девочка. И глазазаблестели. Я должна передать тебе привет от Танкреда. Он постарается приехать вечером и обязательно зайдет к тебе. Он считает себя твоим спасителем, и думаю, очень рассердится, если ты вдруг осмелишься не выздороветь. — Я постараюсь, — улыбнулась Джессика. Она чувствовала себя как дома. Если бы она только могла остаться здесь навсегда! Но нет — она не может злоупотреблять гостеприимством этой чудесной семьи, да и нельзя забывать о маленькой Элеоноре Софии. Маттиас вернулся через два часа. Джессика очень обрадовалась ему — она уже начинала скучать без его добрых глаз. — Ну как? — спросил он. — Все в порядке! — просияла Джессика. — Я все еще очень слаба, но боль постепенно проходит. — Ну что ж, тогда дело не в молоке. Теперь тебе надо побольше есть, чтобы окрепнуть. — Но отчего же я заболела? — Пока не знаю, но уж точно не из-за молока. Я дам тебе лекарство, которое поможет. Это особая каша, которая ужасно выглядит и еще ужаснее пахнет, но тебе надо ее есть каждый день! — Чтобы выздороветь, я готова есть любую гадость! А как же быть с язвами? — В каше будет средство, которое поможет им побыстрее зарасти. И постарайся съедать все, что тебе будут давать. Мы с Сесилией специально разработаем для тебя меню. Хорошо? — Да, я буду съедать все до последней крошки. Спасибо за вашу помощь! — Твою помощь. Я просто Маттиас. — Но ведь вы... ты барон? Он рассмеялся. — Своего рода. Но моя мать очень простого происхождения. Зато ее сердце более благородно, чем у любого аристократа. Я боготворю ее. — Думаю, это взаимное чувство. — Мне приятно, что ты развеселилась. Это хороший знак. — Я так боялась, а сейчас успокоилась... Маттиас сразу стал серьезным. — Прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. В гостиной его ждали Сесилия с Александром. — Ну как? — Как я и предполагал. Дело совсем не в молоке. Похоже на медленно действующий яд. — Яд? Ты с ума сошел? — Может, это была просто случайность... Но тогда я не понимаю, как это могло произойти. Может быть, что-то было в кружке, в которой ей подавали молоко. — Но сам ты в это не веришь, — заметил Александр. Маттиас улыбнулся: — Я предпочитаю думать о людях хорошо. — Да, мы знаем. — А у Джессики могли быть враги? — Не думаю. Она такая милая тихая девочка. Но ее может ненавидеть граф Хольценштерн. — Да? И из-за чего же? — Козел, — коротко ответил Александр. — А, понятно. Ну что ж, посмотрим, как на нее подействует мое лекарство. Бедняжка! Есть такую гадость! — Но Маттиас! Как ты можешь так говорить о лучшем отваре нашего дедушки Тенгеля! — усмехнулась Сесилия. — Извини, что вместо отдыха тебе пришлось вновь работать! — Нет, ну что ты. Болезнь Джессики — очень интересный случай, да и Танкреду она дорога, не правда ли? Сесилия стала серьезной: — Не знаю... Танкред никогда не рассказывал ничего о своих увлечениях женщинами, если у него вообще были такие увлечения. Но два года назад он по настоящему влюбился — в Джессику. Но после того случая... Он так изменился в последнее время, что ты едва сможешь его узнать. Он стал настоящим солдатом! А ведь он был так легкомысленен и ребячлив! — Я очень рад буду увидеть его! — Ну, а теперь расскажи нам, как дела дома! Как гам Габриэлла? Когда они приедут? Джессика изо всех сил старалась проглотить противную кашу: осторожно клала ее в рот, сосала и долго пережевывала, чуть не плевалась, но все-таки ела. И чудо произошло. Головная боль почти исчезла, рези в желудке притупились. Маттиас приходил к ней по нескольку раз в день и массировал шею и плечи. — Все скоро совсем пройдет, — уверял он. Той же ужасной кашей Маттиас мазал и язвы Джессики, и хотя девушка постоянно чувствовала себя как в коконе из липкой грязи, сукровица больше из ран не текла, и она была этому очень рада. О болезни сейчас напоминали лишь крайняя истощенность Джессика да ломота в суставах. Танкред, как и обещал, приходил к ней каждый вечер. Она ждала его появления, как ждут солнышка в дождливый день. Девушка попросила Сессилию дать ей зеркало и чуть не застонала, увидев свое отражение. Маттиас был прав — волосы заметно выпали. Она причесывала их как могла, но что можно сделать с жалкими клочками? И однажды Танкред не пришел! Джессика чуть не расплакалась от разочарования. Она запретила Маттиасу смазывать ее язвы вечером, а ради чего! Не пришел Танкред и на следующий день. Еще через день Джессике разрешили на некоторое время встать с постели. Какое это было прекрасное чувство вновь стоять на собственных ногах! И именно в тот вечер Танкред пришел! Сердце Джессики заколотилось как сумасшедшее, когда она услышала его голос в холле. Она слышала его шаги на лестнице. Девушка постаралась получше уложить волосы. О Господи, какой же он красавец! Но он был чем-то расстроен. Он попытался улыбнуться и не смог. — Привет, — легко сказала она. — Ты чуть-чуть опоздал... — Да? — улыбнулся Танкред в ответ — на этот раз улыбка удалась. — Но ведь в высшем обществе принять отдавать визиты с некоторым опозданием. Разве нет? — Он присел на краешек постели. — У меня были очень серьезные дела. Ну как ты? — Я вижу, ты чем-то расстроен? — Да... — Это... о чем ты не хотел говорить в таверне? — Да! Если бы я только мог тебе рассказать! Но я не могу! Он был так несчастен, что она, превозмогая смущение, погладила его по щеке. Она дотронулась до него! Такого еще не было ни разу! Но Танкред быстро отреагировал. Он схватил ее руку и поцеловал. — Джессика, ты мое спасение! Она была так тронута, что не могла вымолвить ни слова. Но когда он осторожно обнял ее, она вскрикнула с ужасом:
|
|||
|