Чувства. Причины. Следствия

Чувства

Я прекращаю расспросы, потому что выглядит мой сокамерник очень неважно. Остаток дня мы оба молчим, и я уже начинаю сам убеждаться в том, что в Азкабане действительно скучно, но к вечеру Малфой нерешительно спрашивает:

— Поттер?

Я поворачиваюсь к нему:

— Что?

— Откуда ты про неё знаешь? Я был осторожен.

— Знаю, и всё, — в конце концов, я-то не давал ему Обета рассказать всё, что интересует убийцу из Слизерина.

— Теперь ей тоже грозит Азкабан? — хорёк проговаривает спокойно, но отчего-то мне уже довольно легко удаётся слышать в его голосе то, что он пытается скрыть.

Мне его жаль. Это опять-таки плохо. Это очень и очень плохо, но мне его действительно жаль. Поэтому я говорю правду:

— Нет. О твоей связи с Гринграсс знаю лишь я.

— Почему, Поттер? — почти стон.

— Она не связана с Волдемортом, — я пожимаю плечами. — И для того, чтобы быть с кем-то вроде тебя, я так понимаю, может быть только одна причина. Любовь. Так что я не стал бы упекать в Азкабан ни в чём не повинную девушку.

— Мерлин, — он снова стонет, обхватывая голову руками, окончательно теряя самообладание. — Я должен сказать «спасибо» гриффиндорскому благородству? Или Дамблдору с его идиотской верой в любовь?

Даже не знаю, что на это ответить. К такому Малфою я не привык ещё больше, чем к скалящемуся жестокому волку. Меня пугает его отчаяние.

— Поттер, спасибо, — внезапно он ловит мою правую руку и прижимает к губам. — Спасибо тебе за Асторию, Поттер.

Я разрываюсь. Короткое прикосновение его губ оставляет на коже горячее жжение — завожусь моментально. Но слова и беспомощное лицо, с которого враз слетели все маски, всё это кричит о любви к белокурой счастливице, и ревность буквально хватает меня за горло, не давая дышать.

И эта же ревность, туманя голову, толкает меня ближе к нему. Я сгребаю в объятия чуть дрожащее хрупкое тело, мимолётно удивляясь тому, как сочетаются в нём сила Люциуса и тонкокостность Нарциссы, и второй раз в жизни утыкаюсь носом в его плечо. Малфой подаётся навстречу. Перед глазами — беспросветная пелена, сердце судорожно колотится в ритме ненавистного хорёчьего имени, руки взволнованно шарят по спине: выступающий позвоночник, торчащие крылья лопаток.

Вселенная плавится под ногами, когда я, вжимаясь в него, начинаю целовать белоснежную шею. Мир разлетается на кусочки, когда я слышу над ухом тяжёлое дыхание с перерывами всхлипов. Он легко двигает бёдрами, и одно это доводит до исступления. Я толкаю Малфоя на твёрдые нары и падаю рядом.

Мне плевать на Гринграсс, мне плевать на свои обязанности, мне плевать на войну и плевать на убийства. Это было когда-то, но только мы есть здесь и сейчас.

Честно говоря, когда его рука пробирается за пояс моих грубых джинсов, мне уже не верится в то, что убийства, война, обязанности и эта Гринграсс вообще когда-либо были. А когда влажный рот смыкается вокруг моего члена, начинает казаться, что и меня самого до этого момента просто не существовало.

09. 04. 2011

Причины

Should've known how hard it's to stop

Tearing each other apart

Separating souls entwined

In all these labyrinthine lies

Кто бы мог подумать, что, просыпаясь, Малфой мурлычет, как будто котёнок.

Кто бы мог подумать. Просыпаться с Малфоем… На узких и жёстких неудобных нарах, от которых болит спина. В освещаемой только специальными чарами, создающими иллюзию смены дня и ночи, тюремной камере. Скалистый остров посреди бушующего моря — почти романтично.

Но у меня есть обязанности — к обеду я продолжаю вытягивать из него информацию.

— Почему ты убил Дамблдора?

— Мне приказал Тёмный Лорд, — он отвечает спокойно и быстро, как будто наш разговор для него нечто вроде визита к зубному врачу, который нужно просто перетерпеть.

Впрочем, откуда чистокровному магу знать, кто такие зубные врачи.

— И у тебя не было никаких сомнений в необходимости этого шага?

Он мог бы спросить меня, были ли у меня сомнения в необходимости уничтожения крестражей. Он мог бы напомнить, что это «задание» по замыслу Волдеморта должно было поставить их семью на колени. Но вместо этого просто говорит короткое «нет». И я в который раз перестаю узнавать слизеринскую язву.

— А потом? Почему ты согласился стать палачом, пыточником?

Он смотрит на меня долго и тяжело — и всё-таки упоминает свою семью. Точнее, только мать, ведь Люциус был тогда в Азкабане.

— Тёмный Лорд испытывал мою преданность. Если бы я не прошёл испытание, он убил бы Нарциссу.

Отличные методы, великолепная мотивация. Возьму, пожалуй, на вооружение, как глава аврората. Грустные шутки.

— Тебе нравилось?

От короткого «Да» моё сердце горько сжимается.

— Почему? — вопрос полушёпотом.

— Я не знаю, — отрешённо он смотрит на стену. — Не задавался этим вопросом. Почему тебе нравился квиддич?

— Небо, свобода, соревнование, скорость, — говорю я. — Мне это подходило.

— Сила, власть, доверие Лорда, уверенность, — перечисляет он так же. — Гарантии, боевой опыт, интерес, проверка себя.

Слизеринские ценности, я всегда знал, сильно отличаются от гриффиндорских. Значит, Малфой хотел чувствовать себя в безопасности, а кроме того, ощущать свою власть, пусть и сильно ограниченную пределами его положения. В принципе, меня это не удивляет.

— Ты действительно считаешь магглорождённых недостойными жить?

— Я считаю, что браки с магглами иссушают магическое сообщество, — уклончиво отвечает Малфой. — Или ты из истории с Силой наследника рода так ничего и не понял? Кровная связь — самое прочное, что есть в этом мире. Чистокровная связь, если тебе угодно. Вот скажи, твоя Грейнджер — сильная ведьма?

— Конечно, — отвечаю я, не задумываясь и не вспоминая, что она теперь Уизли.

— И всё-таки в магической дуэли её побьёт даже самый завалящий Лонгботтом.

— Это смешно, — но ведь это и правда смешно.

Нет, Невилл, конечно, замечательный человек. При всей своей скромности он отличается особенной храбростью: он может бояться всю жизнь, но в самый нужный момент не спасует. Он не сбежит с поля боя, как это сделал хорёк, он вытащит из Сортировочной шляпы меч Гриффиндора и снесёт мерзкой Нагайне голову, но… Но победить Гермиону — это просто смешно. Да.

— Ты зря ржёшь, — резко комментирует Малфой. — И если не веришь, то я вообще ничего не буду рассказывать.

— Будешь, — просто говорю я, и мы оба знаем, что это больше похоже на правду.

До самого вечера он объясняет мне, почему Тёмный Лорд предпочитал вербовать сторонников чистокровного происхождения. «Сила рода» — каждый раз с придыханием повторяет Малфой, и видно, что он действительно в это верит. Верить, на самом деле, есть чему, но в том магическом мире, в котором я вырос, ситуация никогда не подавалась под этим углом. Я никогда не задумывался над тем, для чего потомственные волшебники так берегут свою «чистоту». Это всегда казалось глупостью, предрассудком, очередным стереотипом в закостенелых мозгах.

Нет. Оказывается, так семья преумножает свою силу. Магия матери смешивается с волшебством отца, и ребёнок рождается сильнее, чем каждый родитель. Из поколения в поколения крепнет кровная связь, замешанная на древнем — древнее, чем мир — колдовстве.

Это не значит, что ребёнок будет красив (вспомним Панси). Это не значит, что ребёнок будет умён (вспомним Крэбба и Гойла). Это не значит, что ребёнок будет силён и талантлив (хрупкий Забини и абсолютно бездарная Булстроуд). Это значит всего лишь, что вся Сила магии бесконечных поколений фамилии будет дремать до подходящего случая, а Защита рода будет хранить наследника до последнего.

— Почему же Защита не уберегла тебя от Азкабана? — задаю я резонный вопрос.

— Считай, что мне просто стало скучно, — бравада и вызов. — Или что я решил поближе подобраться к тебе.

09. 04. 2011

Следствия

Хорошо, об этом мы поговорим позже. От Непреложного Обета пока ещё никому не удавалось уйти, и, судя по тому, что я видел вчера, последний наследник рода Малфоев тоже не в силах обойти свою глупую клятву.

Наши глупые клятвы.

Кстати, о нас и о вчера.

— Хорёк? — подхожу я к нему, без спроса опускаясь рядом на нары.

— Чудо-мальчик? — он вопросительно приподнимает светлую бровь, в его голосе столько тоски.

— Не называй меня так, — почти просительно.

— Не могу, — извиняющаяся улыбка.

Я не узнаю ни себя, ни его.

Осторожно поднимаю руку и беру его за подбородок. Малфой закрывает глаза — ресницы трепещут, длинные тени пляшут на бледных щеках в отсветах тусклых азкабанских светильников. Дышит тихо-тихо, почти не слышно, губы сомкнуты, крылья носа не раздуваются.

Нестерпимо хочется целовать. Целовать тонкий шрам в уголке губ, переносицу, крупную родинку на шее — я её помню ещё с третьего курса. Случайно заметил. Не отпускает.

Вчера была страсть, сегодня — невообразимая нежность. Светлая, белоснежная, как его кожа. Яркими вспышками туманит сознание. Нет, скорее наоборот очищает. До пустоты, до катарсиса.

Я верю каждому его слову. Я знаю, кто он такой.

Волк. Сильный, жестокий, холодный. Может, уже не верный Тёмному Лорду — но по-прежнему преданный чистоте крови. Верный собственной — слизеринской и какой-то болезненной — чести, дающей карт-бланш на убийство тех, кого он считает недостойными жить.

Он вселяет душераздирающий ужас в магическую Британию, и — я уже говорил — нежность в сердце её героя. Но у меня нет никаких гарантий, что эта нежность не окажется так же способной разорвать душу на части.

Наплевать.

Я целую его подбородок. Кончик носа. Щёку. Ухо. Шею. Ключицы. Губы.

Он отвечает — и у меня не хватит слов описать этот вкус. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствует себя снег под лучами весеннего солнца: я таю и плавлюсь.

Влажные касания, сдавленный стон прямо в рот.

Его пальцы путаются в моих волосах, мои ладошки — скользят по его спине под рубашкой. Я изучил эту спину ещё вчера, и сейчас понимаю, что уже знаю наизусть каждый дюйм его кожи под пальцами.

Это плохо, но я подумаю об этом потом.

Потому что думать сейчас — это непозволительно. Думать, расстегивая непослушные пуговицы — откровенно плохая идея. Думать, целуя нежную ямочку между ключиц — ещё невозможней. Думать, прихватывая губами твёрдый сосок — Мерлин, о чем я?

Вылизывать шрамы от собственной Сектумсемпры под вырывающиеся сквозь зубы рваные выдохи. Поцелуями опускаться к пупку под смешное малфоевское «Щекотно». Толкаться туда языком под почти неприличное «Поттер». Ласкать его через грубую ткань под бессвязное бормотание. Наконец, стягивать с него неуместные брюки… под неожиданно холодное:

— Чудо-мальчик, не надо.

11. 04. 2011

⇐ Предыдущая 1 234 Следующая ⇒