Глава 1. Книга вторая. Книга третья. Дом Богов

Дом Богов

Глава 1

Паслен устало брел по дороге вслед за Миной, бормоча что-то себе под нос и поднимая ногами пыль. Девочка шла в нескольких шагах впереди, высоко держа голову и выпрямив спину. Она не замечала кендера и делала вид, что его не знает. Атта трусцой бежала рядом с Пасленом, но время от времени останавливалась и грустно оглядывалась в ожидании Риса.

«Надеюсь, с ним все в порядке», — в тысячный раз сказал себе кендер. Затем с яростью взглянул на Мину, раздраженно поддал ногой попавшийся на дороге камень и произнес вслух:

— Если бы не кое-кто, я бы сейчас был в городе, позаботился бы о себе и помог спасти его после того, как кое-кто сбежал и бросил его в беде!

Мина, обернувшись, окинула Паслена ответным сердитым взглядом, затем упрямо продолжила идти вперед.

По крайней мере, им удалось целыми и невредимыми выбраться из мясорубки на улице Богов.

Зрелище кровавой драки, вид множества мертвых и раненых совершенно ошеломили Мину. Она растерялась от шума, пришла в ужас при виде побоища. Паслен и Атта в конце концов обнаружили ее — она скрючилась под каким-то кустом, крепко зажмурив глаза и зажав руками уши, чтобы не слышать воплей.

Паслен с некоторым трудом уговорил девочку пойти с ним, но ее едва не вырвал у него какой-то жрец Чемоша в черной рясе с капюшоном. Паслен еще раз испробовал свое снотворное заклинание; последнее, что он видел, убегая, был жрец, упавший навзничь посреди улицы, словно неожиданно для себя решил отдохнуть.

Пробравшись по задворкам Храма Зебоим и срезав путь через какой-то переулок, они оказались в относительно тихом месте. Горожане, заслышав шум битвы и испугавшись, что она может распространиться на их улицу, закрылись на засовы и не высовывали наружу носа.

Паслен остановился, чтобы перевести дыхание, избавиться от довольно сильной боли в ноге и подумать, что делать дальше. Он решил отвести Мину в гостиницу и оставить ее на попечении Лауры, а затем вернуться к Рису. Паслен и Атта уже повернули в сторону гостиницы, когда заметили, что Мина идет в противоположном направлении.

— Ты куда? — удивился кендер.

Мина остановилась посередине дороги, крепко прижав к себе сумку с артефактами. Сумка была заляпана кровью и грязью — она была довольно тяжелой, и время от времени девочка тащила ее за собой по земле. Лицо Мины было в саже и пыли, волосы взмокли от пота, рыжие косы почти расплелись. На платье виднелись кровавые пятна.

— В Дом Богов, — ответила Мина.

— Нет, не в Дом Богов, — сердито возразил кендер. — Ты возвращаешься в гостиницу. Мы должны подождать Риса!

— Нет, — заупрямилась Мина. — Я должна идти в Дом Богов, иначе все будет еще хуже.

Паслен не представлял, что еще может быть хуже, но вслух этого не сказал. Он лишь строго заметил:

— В таком случае ты идешь не в ту сторону. Дом Богов расположен к северу от города, а ты идешь на запад. Эта улица ведет к Гавани. — Он указал. — Вот дорога на север.

— Я тебе не верю, — сказала Мина. — Ты врешь, хочешь меня обмануть.

— Нет, не вру! — разозлился кендер.

— Врешь.

— Не вру!

— Нет, врешь…

— Карта-то у тебя! — наконец крикнул Паслен. — Возьми и посмотри сама.

Мина заморгала.

— У меня нет карты.

— Есть-есть, — фыркнул кендер. — Помнишь? Я разложил ее на камне там, неподалеку от Устричного, а потом ты решила, что мы пойдем быстро и…

Он смолк. Мина, прикусив губу, ковыряла землю носком башмака.

— Только не это! — простонал он.

— Замолчи! — сердито прошипела она.

— Ты оставила мою карту там! Там! На другом конце материка!

— Я не оставляла ее там. Это ты оставил. Ты сам виноват! — вспыхнула девочка.

Это обвинение было таким неожиданным, что Паслен потерял дар речи.

— Это была твоя обязанность — сложить карту и взять ее с собой, — продолжала Мина. — Ты отвечал за нее, потому что это была твоя карта. А теперь я не знаю, куда идти.

Паслен взглянул на Атту, ища помощи, но собака дремала в пыли, положив морду на передние лапы. Когда Паслен настолько пришел в себя, что смог говорить, не брызгая слюной, он принялся защищаться:

— Я бы взял карту, но ты заставила нас бежать так быстро, что я просто не успел.

— Я больше не хочу говорить об этом! — раздраженно заявила Мина. — Ты потерял карту. И что теперь нам делать?

— Я тебе уже сказал, что нам делать. Ты возвращаешься в гостиницу, я иду искать Риса, а затем мы все как следует ужинаем. В конце концов, сегодня цыпленок и…

Но Мина его не слушала. Она подошла к группе каких-то бездельников, которые слонялись у дверей таверны с кружками пива в руках и пьяными голосами спорили, стоит или не стоит пойти и посмотреть, что там за шум.

— Простите, господа, — начала Мина. — Какая дорога ведет на север?

— Вон та, госпожа, — ответил один из молодых людей, рыгнул и неопределенно махнул рукой.

— Я же тебе говорил, — сказал Паслен.

Мина подобрала сумку, перекинула ее через плечо и пошла вперед.

Кендер немедленно сообразил, что совершил ошибку. Ему следовало сказать, что он не знает дороги на север и нужно дождаться Риса. А теперь слишком поздно. Он смотрел, как она уходит, одинокая и потерянная, и хотел было бежать к Рису, но понял, что Друг не одобрил бы, если бы он оставил девочку. Однако

Паслен не знал, чем ей можно помочь. Она все равно его не послушает.

Он посмотрел на Атту, та села и тоже посмотрела на него. Собака ничего не могла посоветовать. Испустив глубокий вздох, Паслен побежал следом за Миной, и вот теперь они шли вместе, направляясь на север, к Дому Богов, но без Риса.

Паслен не оставлял попыток уговорить Мину вернуться в гостиницу, а та продолжала упорно отказываться. Препираясь таким образом, они прошли несколько миль, после чего кендер наконец сдался и решил поберечь силы для ходьбы. Он был благодарен Богам лишь за одно: поскольку у Мины не было карты, она не могла идти так быстро, как в прошлый раз. Ей пришлось передвигаться, как всем простым смертным.

Паслену оставалось лишь надеяться, что Рис в конце концов найдет их, хотя не мог представить, каким образом. Рис, наверное, решит, что они ранены, или убиты, или прячутся где-то… А возможно, он сам ранен или убит…

— Не буду об этом думать, — сказал себе Паслен.

Они шли долго, очень долго. Паслен надеялся, что Мина рано или поздно устанет и захочет отдохнуть, и всякий раз, проходя мимо придорожной харчевни, он прозрачно намекал, что неплохо бы сделать остановку. Но девочка отказывалась и продолжала путь, таща за собой заляпанную грязью сумку.

Попадавшиеся на дороге путники останавливались, чтобы поглазеть на необычную троицу. Если кто-нибудь пытался приблизиться к Мине, Атта начинала рычать, предупреждая незнакомцев, что нужно держаться подальше. Паслен вращал глазами и разводил руками, давая понять, что он ничего не может поделать.

— Если встретите монаха Маджере по имени Рис Каменотес, скажите ему, что видели нас и что мы идем на север, — просил он встречных.

Дорога бежала все вперед, и наши путники тоже шагали вперед. Паслен понятия не имел, сколько они прошли, но Утехи больше не было видно. Большая дорога сменилась проселком, и притом не очень хорошим, и внезапно, без всякого предупреждения закончилась. Путь на север преграждала высокая гора, и дорога обходила ее, разветвляясь на две — восточную и западную.

— Нам куда? — спросила Мина.

— Почем я знаю? — проворчал Паслен. — Ты же потеряла карту, помнишь? Во всяком случае, это неплохое место для привала… Что ты делаешь?

Мина, стоя посреди дороги, закрыла руками глаза и принялась вращаться вокруг своей оси. Когда у нее закружилась голова, она, споткнувшись, остановилась и выбросила вперед руки, указывая на восток.

— Идем туда, — заявила она.

Паслен смотрел на девочку в совершенном изумлении.

— Вот, честное слово, оставлю тебя здесь, чтобы тебя багбиры сожрали, — сказал он, затем пробормотал: — Только это будет жестоко по отношению к багбирам.

Кендер оглянулся на запад — солнце стремительно катилось к горизонту, словно торопясь на покой. По дороге скользили тени.

Паслен принялся бегать по обочине, разыскивая большие камни. Найдя крупный булыжник, он потащил его туда, где стояла Мина, и швырнул к ее ногам.

— Ты что делаешь? — спросила девочка, когда он вернулся с четвертым камнем.

— Отмечаю наш путь, — пропыхтел кендер, волоча пятый камень. Швырнув его на землю, он начал сооружать пирамиду, водрузил четыре камня друг на друга, а пятый прислонил с восточной стороны. — Рис это увидит, поймет, в какую сторону мы пошли, и сможет найти нас.

Мина уставилась на сложенные в кучу камни и внезапно, подбежав к метке, начала яростно крушить аккуратное сооружение кендера.

— Что с тобой?! — завопил Паслен. — Прекрати!

— Он не найдет меня! — выкрикнула Мина. — Никогда не найдет. Я не хочу!

Она взяла один из камней и отшвырнула его прочь, едва не зашибив Атту, которая в страхе вскочила.

Паслен схватил Мину в охапку и оттащил в сторону, наградив хорошим шлепком по мягкому месту. Удар оказался несильным, потому что пришелся в основном по юбке, но немало шокировал девочку. Она посмотрела на кендера открыв рот, затем разразилась слезами.

— Ты самая испорченная и эгоистичная девчонка из всех, кого я только знаю! — заорал на нее Паслен. — Рис хороший человек. Он заботился о тебе больше, чем ты того заслуживаешь, а ты вела себя как настоящая разбойница. Да еще сбежала, а он сейчас, наверное, с ума сходит от беспокойства…

— Поэтому я и убежала, — всхлипнула Мина. — Вот почему он не должен больше встречаться со мной. Он хороший. А из-за меня его чуть не убили!

Паслен уставился на девочку во все глаза. Так она сбежала не затем, чтобы избавиться от Риса. Она сбежала, чтобы обезопасить его! Кендер вздохнул. Он уже почти пожалел, что ударил малышку. Почти.

— Ну ладно, хватит, Мина. — Паслен похлопал девочку по спине, пытаясь утешить. — Прости, я потерял терпение. Я теперь понимаю, зачем ты это сделала, но все-таки тебе не следовало вот так убегать. А что касается того, что Риса чуть не убили, так это ерунда. Я вот помню, как при мне Риса пару раз чуть, не убили, и он мог бы рассказать, как меня чуть не убили кучу раз. Ведь для этого и нужны друзья.

Эти слова явно встревожили Мину, и даже Паслен признался себе, что объяснение звучало совсем не так складно, как в его голове.

— Я хочу сказать, Мина, что Рису небезразлична твоя судьба. И он не забудет о тебе только потому, что ты сбежала. Зато теперь он волнуется и боится за тебя. А насчет опасности, которой он из-за тебя подвергается… — пожал плечами Паслен, — он с самого начала понимал, что ему угрожает опасность, еще тогда, когда решил сопровождать тебя в Дом Богов. Но опасность его не пугает. Потому что ты небезразлична ему.

Во время этой речи Мина внимательно смотрела на кендера, и Паслену показалось, что он тонет в янтарных глазах, сверкающих от слез. Она робко протянула ему руку.

— А тебе тоже? — смиренно спросила она. — Тебе я тоже небезразлична?

Паслен решил говорить исключительно правду.

— Ну, я не такой хороший, как Рис, и за это время случалось, что мне совершенно не было дела до тебя, но только один раз… Или два.

Он взял протянутую руку и сжал ее.

— Ты мне небезразлична, Мина. И я сожалею, что отшлепал тебя. Помоги мне снова сложить эти камни в кучу.

Мина помогла Паслену соорудить метку, а затем они продолжили путь на восток. Дорога вилась среди полей, заросших высокой травой, бежала мимо небольшого пруда, пересекла пару ручьев. Взобравшись на вершину холма, путники увидели, как она ныряет в долину и исчезает в лесу.

Паслен обдумывал варианты дальнейших действий. Они могли расположиться на ночлег прямо здесь, у дороги, на открытом месте. В таком случае их сможет найти Рис, а также кто угодно, в том числе грабители и разбойники. А захочет ли Мина, которая может, будучи Богиней, позаботиться о себе, позаботиться заодно о Паслене и Атте? Вспомнив эпизод в Храме, Паслен решил, что особенно полагаться на Мину не стоит.

Если они заночуют в лесу, там найдется множество местечек — гнилых бревен, зарослей и тому подобного, где они смогут спрятаться, находясь в то же время неподалеку от дороги. Если покажется Рис, Атта их разбудит.

Приняв такое решение, кендер направился вниз, в сторону леса. Мина, которая после ссоры вела себя примерно, не отставала от него; замыкала шествие Атта. Солнце спряталось на ночь в свою спальню, и в мире воцарилась непроницаемая тьма. Паслен надеялся, что на небе покажется хоть парочка лун, но луны, по-видимому, занимались своими делами в других местах и не появились, а звезды были скрыты густыми кронами деревьев, смыкавшимися над головой.

Паслену приходилось бывать во многих лесах, но он не мог припомнить ни одного, где было бы так темно и мрачно. Он почти ничего не видел, зато вполне хорошо слышал, а слышал он, как вокруг крались, ползали и что-то вынюхивали многочисленные существа. Атта не помогала делу, яростно озираясь по сторонам и рыча; время от времени она бросалась на кого-то и щелкала зубами, а этот «кто-то» рычал и щелкал зубами в ответ, но на дорогу не выходил.

Мина взяла кендера за руку, чтобы не потеряться в темноте. Она была явно напугана, но не произнесла ни слова. Казалось, она пыталась загладить свое «разбойничье» поведение, и это растрогало Паслена. Кендер уже начинал думать, что идея ночлега в лесу была не из лучших. Он старательно искал место, где можно было бы устроиться на ночь, но ничего не мог найти, а в лесу с каждой минутой становилось все темнее. Кто-то прыгнул с дерева и с резким карканьем пронесся у них над головами, отчего Мина взвизгнула и, бросившись на землю, сжалась в комок, а Паслен рухнул вслед за ней и подвернул ногу.

— Надо остановиться и устроиться на ночлег, — сказал он.

— Не хочу здесь останавливаться, — дрожа, ответила Мина.

— Я собственного носа не вижу, — возразил Паслен. — Здесь мы будем в безопасности…

Атта издала леденящий кровь вой и бросилась на кого-то; завязалась ожесточенная борьба. Неизвестное существо тявкнуло и скрылось. Атта остановилась, тяжело дыша; у Мины тряслась нижняя губа. У Паслена сердце буквально выпрыгивало из груди.

— Ну ладно, может быть, немножко подальше, — выдавил он.

Все трое продолжали идти; Мина держалась поближе к Паслену, который едва волочил ноги, а Атта рычала чуть ли не на каждом шагу.

— Я вижу свет! — внезапно сказала Мина, останавливаясь.

— Ничего ты не видишь, — строго прервал ее Паслен. — Это просто невозможно. Откуда свет в этом темном, древнем лесу?

— Но я вижу свет, — настаивала девочка.

И Паслен тоже увидел его — свет, сиявший за деревьями. Свет лился из окна, а окно означало дом, а дом означал, что кто-то живет здесь, в лесу, в доме, из окна которого льется свет. Более того, кендер учуял замечательный запах — мучительно дразнящий запах хлеба, или кекса, или пирога, только что вытащенного из печи.

— Побежали! — возбужденно воскликнула Мина.

— Минуточку, — остановил ее Паслен. — Когда я был маленьким, матушка рассказывала мне историю об ужасной старой ведьме, которая заманивала детей к себе домой, сажала их в печь и пекла из них пироги.

Мина издала прерывистый вздох и стиснула руку Паслена с такой силой, что у него онемели пальцы. Он снова втянул носом воздух. Что бы там ни готовили, пахло очень, очень вкусно, и вовсе не печенными детьми. А провести ночь в мягкой кровати показалось ему гораздо заманчивее, чем в гнилом бревне — даже если он сможет такое бревно найти.

— Пошли посмотрим, — сказал Паслен.

— На ужасную старую ведьму? — дрожащим голосом пискнула Мина и отпрянула.

— Да нет, насчет ведьмы я преувеличил, — успокоил ее Паслен. — Это была не ведьма. Это была прекрасная леди, и она пекла пироги для детей, а не из них.

— А ты уверен? — Мину его слова не убедили.

— Совершенно, — заявил Паслен.

Однако ему показалась странной одна вещь: в тот миг, как он это произнес, он действительно почуял запах пирога.

Мина больше не возражала. Не выпуская руки кендера, она пошла за ним к дому. Паслен приказал Атте бежать рядом, поскольку в душе считал, что гораздо вероятнее встретить в этом темном, угрюмом месте ужасную ведьму, нежели прекрасную леди. Собака перестала рычать, и кендер решил, что это добрый знак.

Источник света приближался, и настроение у Паслена становилось все лучше и лучше. Наконец они подошли к уютной маленькой хижине в две или три комнаты. На подоконнике горела свеча, ее свет просачивался сквозь белые занавески и освещал опрятную дорожку, вымощенную камнем и обсаженную цветами. Лепестки, сонно кружась, опускались на землю и наполняли воздух сладким ароматом.

Все это выглядело неплохо, но Паслен был кендером осторожным и держал в уме кое-какое заклинание; просто на всякий случай.

— Если там все-таки окажется ужасная ведьма, — прошептал он Мине, — я заору что есть мочи «Беги! », и ты спасайся. Обо мне не беспокойся. Я тебя догоню.

Она нервно кивнула. Паслену пришлось высвободить руку, потому что ему нужны были обе: одна — чтобы стучать в дверь, и вторая — чтобы колдовать в случае, если за дверью окажется, ведьма.

— Атта, будь наготове, — предупредил он собаку. Затем подошел к двери и быстро забарабанил в нее.

— Эй! — крикнул кендер. — Есть кто-нибудь дома? Открылась дверь, и крыльцо озарил яркий свет.

На пороге стояла женщина. Паслен не мог ее как следует рассмотреть — его ослепляло сияние. Она была одета во все белое, и у него возникло впечатление, что она добра, ласкова, полна любви и в то же время сильна, могущественна и обладает даром повелевать. Он не мог понять, как можно обладать всеми этими качествами одновременно, но почувствовал, что это так, и немного испугался.

— Здравствуй, госпожа, — пробормотал он. — Меня зовут Паслен, я кендер и ночной бродяга, и мне известны кое-какие весьма могущественные заклинания, а это Мина, а это Атта, очень кусачая собака. У нее весьма острые зубы.

— Здравствуйте, Мина, Паслен и Атта, — ответила женщина и протянула собаке руку.

Атта понюхала руку, а затем, к неописуемому удивлению кендера, поднялась на задние лапы и положила передние на грудь женщине.

— Атта! А ну перестань! — приказал потрясенный Паслен. — Прости, госпожа. Обычно она на людей не бросается.

— Все в порядке, — сказала женщина, ласково погладила Атту по голове и улыбнулась кендеру. — Я вижу, что ты и твоя маленькая спутница устали и голодны. Не желаете ли войти?

Паслен колебался, Мина тоже не трогалась с места.

— А ты не собираешься сунуть нас в печь? — осторожно спросила она.

Женщина рассмеялась. У нее был удивительный смех, при звуке его Паслену вдруг стало хорошо и спокойно.

— Кто-то рассказывал тебе сказки, — ответила она, бросив на кендера насмешливый взгляд. Затем протянула Мине руку. — Однако, по странному совпадению, я как раз испекла пирог. Войдите, разделите его со мной.

Паслен подумал, что это очень странное, а может, даже зловещее совпадение. Но Атта уже приняла приглашение. Собака забежала в дом, нашла местечко у огня, свернулась калачиком, прикрыла лапы хвостом, спрятала нос и уснула. Мина взяла протянутую руку женщины и позволила провести себя внутрь, оставив Паслена на крыльце вдыхать дразнящий аромат свежевыпеченного пирога и испытывать мучительные спазмы в желудке.

— Мы можем остаться здесь совсем ненадолго, — сказал он, медленно продвигаясь к порогу. — Только до тех пор, пока наш друг, Рис Каменотес, не найдет нас. Он монах Маджере и ходит очень быстро.

Женщина отрезала кусок пирога, положила его на тарелку, протянула Мине вместе с ложкой и налила поверх сладкого крема. Затем отрезала еще один большой ломоть и предложила его кендеру.

Паслен сдался.

— Замечательно вкусно, госпожа, — пробубнил он с набитым ртом. — Наверное, это лучший пирог, который я когда-либо пробовал. Я уверен, что мог бы съесть еще кусочек.

Хозяйка отрезала ему еще.

— Определенно лучший, — заявил Паслен, вытирая рот салфеткой; затем салфетка и ложка случайно оказались у него в кармане.

Мина недоела свою порцию и заснула, опустив голову на руки. Женщина пристально смотрела на нее, нежно гладя золотистые волосы. Паслен и сам чувствовал, что сейчас уснет. Но одно из главных правил путешественников гласит: ни в коем случае нельзя засыпать в чужом доме среди темного леса, каким бы вкусным пирогом вас ни угощали. Глаза кендера закрывались сами собой, и он, придерживая веки пальцами, заговорил, надеясь, что звук собственного голоса не даст ему уснуть.

— Ты живешь здесь совсем одна, госпожа? — спросил он.

— Да, — ответила женщина.

Она подошла к креслу-качалке, стоявшему у очага, и села в него.

— И тебе нисколько не страшно? — удивился кендер. — Жить в глухом лесу? Зачем ты здесь поселилась?

— Я даю убежище тем, кто заблудился в ночи, — произнесла женщина.

Наклонившись, она погладила Атту, лежавшую рядом с креслом. Собака принялась лизать хозяйке руку и положила морду ей на ноги.

— И что, много народу находит дорогу сюда? — продолжал расспросы Паслен.

— Многие, — промолвила хозяйка. — Но мне хотелось бы, чтобы их было больше.

Она начала раскачиваться взад-вперед, негромко напевая себе под нос.

Паслена охватило тепло, ощущение покоя и безопасности. Он больше не в силах был поднять голову и положил ее на' стол. Веки, казалось, твердо решили сомкнуться, несмотря ни на что. Он сообразил, что не спросил имени женщины, но сейчас это казалось неважным. Не настолько важным, чтобы ради этого просыпаться и отбрасывать это тепло и покой.

Он смутно услышал, как хозяйка встала с кресла и подошла к Мине. Ему показалось, что она взяла спящего ребенка на руки, прижала к себе и поцеловала.

Сон совсем одолел Паслена, но он все же расслышал, что женщина нежно шепчет: «Мина… дитя мое… мое дитя…»

Глава 2

Рис шел по дороге, ведущей на север от Утехи, уверенный, что напал на след своих друзей. Не только старая дама видела кендера, ребенка и собаку, на пути монах встретил многих путников, передавших ему весточку от Паслена. Кендер, девочка и собака были вместе, с ними все было в порядке, и они направлялись на север.

Рис с радостью узнал, что, хотя трое друзей вышли из города несколькими часами раньше его, они ненамного его опередили. Он боялся, что. Мине захочется идти в Дом Богов со сверхъестественной скоростью, но, по-видимому, они с Пасленом и Аттой передвигались обычным способом, довольно медленно. Монах каждую минуту ожидал увидеть их сидящими где-нибудь на обочине, с покрытыми волдырями ногами, уставших от перебранки.

Но время шло, а беглецов все не было. Рис начал уже удивляться, как они смогли так быстро его обогнать. Но он не мог с уверенностью сказать, что друзья идут впереди. Путешественников больше не попадалось. Наступала ночь, а на дороге по-прежнему никого не было. Предполагая, что придется продолжать поиски после захода солнца, Рис одолжил у Лауры фонарь, и сейчас он зажег вставленную туда свечу и время от времени размахивал им. Из своего пастушьего опыта он знал, что ночные поиски утомительны, трудны и часто бесплодны. Он мог сейчас пройти совсем рядом с теми, кого искал, и не заметить их.

Розыски были бы проще, если бы с Рисом была Атта. Но собаки не было, и он уже начинал думать, что разумнее будет остановиться и подождать рассвета. Затем представил себе кендера и девочку, одиноких, затерянных в глуши, ночью, и зашагал вперед с удвоенной энергией.

Вскоре он добрался до развилки. В свете фонаря куча камней была ясно видна, и Рис вздохнул свободнее. Он с полным основанием решил, что камни оставил кендер, чтобы указать направление, в котором они пошли. Это предположение подтверждалось тем фактом, что в пыли Рис заметил следы Атты и детских башмаков.

Он повернул на восток, вошел в лес и вскоре обнаружил домик, хотя и не сразу понял, что это домик. Он шел медленно, не сводя глаз с дороги, разыскивая следы друзей. Монах периодически останавливался и внезапно во время одной из таких остановок увидел крошечный огонек, размером с булавочную головку, — он сиял в ночи, словно путеводная звезда.

Рис шел вперед, пока не наткнулся на помятые кусты и сломанные ветки — очевидно, в этом месте его друзья свернули с дороги и углубились в лес. Они направлялись к источнику света, который, как решил монах, исходил от свечи, стоявшей на окне, словно маяк для тех, кто заблудился в ночи.

Рис прошел по мощеной дорожке. Цветы закрыли свои чашечки и погрузились в сон. В домике царила тишина. Идя по дороге, монах слышал, как двигаются животные, слышал крики ночных птиц. Здесь было совершенно тихо, уютно и спокойно. Рис не ощущал никакой тревоги, никакой угрозы или надвигающейся опасности. Он подошел ближе и увидел, что занавески на окне раздвинулись. На подоконнике в серебряном подсвечнике горела свеча. В ее неверном свете монах рассмотрел женщину в кресле-качалке, держащую на руках спящего ребенка.

Женщина медленно раскачивалась взад-вперед. Голова Мины покоилась у нее на груди. Мина была уже большой и никогда бы не позволила, чтобы ее качали, как младенца, но сейчас она была погружена в глубокий сон и ничего не замечала.

На лице женщины читалась бесконечная печаль, поразившая Риса в самое сердце. Он увидел Паслена, спящего за столом, и Атту, дремлющую у огня. Внезапно ему расхотелось стучать в дверь — ведь тогда он разбудит своих друзей. Теперь он знал, что они в безопасности, он оставит их здесь и вернется за ними утром.

Рис уже развернулся, чтобы уйти, но Атта либо услышала его шаги, либо учуяла его запах: она фыркнула, вскочила, подбежала к двери и начала подвывать и царапаться.

— Входи, брат, — позвала монаха женщина. — Я ждала тебя.

Рис открыл дверь, в которой не было замка, и вошел в дом. Он погладил Атту, та приветственно размахивала хвостом и чуть ли не дрожала всем телом от радости. Паслен подскочил, услышав лай, но он был так утомлен, что снова заснул, даже не заметив Риса.

Рис остановился перед женщиной и склонился в почтительном поклоне.

— Значит, тебе известно, кто я, — сказала она, с улыбкой глядя на него.

— Да, Белая Госпожа, — произнес монах тихо, чтобы не разбудить Мину.

Женщина кивнула. Она погладила девочку по голове и нежно поцеловала в лоб.

— Этим поцелуем я утешу всех детей, которые потерялись и несчастны сегодня ночью.

Поднявшись, Белая Госпожа, которую многие знают под именем Богини Мишакаль, отнесла Мину в кровать и укрыла одеялом. Рис осторожно похлопал Паслена по плечу.

Кендер открыл один глаз и зевнул во весь рот.

— О, привет, Рис. Рад, что ты жив. Попробуй пирога, — посоветовал он и снова уснул.

Мишакаль стояла у кровати, не сводя глаз с Мины. Риса переполняли противоречивые чувства, он был слишком взволнован, чтобы говорить, даже если бы знал, что именно следует сказать. Он понимал печаль Богини: она вынуждена была навечно оставить в глубоком сне ребенка, рожденного в радости в момент сотворения мира, зная, что этот ребенок никогда не увидит Света, давшего ей жизнь. А затем пришла ужасная весть: когда ее дитя впервые открыло глаза, то увидело не Свет, а Тьму и Зло.

— Нечасто доводится смертным жалеть Богов, брат Рис. Нечасто Боги заслуживают жалости смертных.

— Я не жалел тебя, Госпожа, — возразил монах. — Я испытываю печаль за тебя и за нее.

— Благодарю тебя, брат, за заботу о ней. Я знаю, что ты устал, и ты найдешь здесь отдых. Отдыхай сколько потребуется. Если ты еще в силах бодрствовать некоторое время, то мы должны поговорить, ты и я.

Рис сел у стола, усыпанного крошками пирога.

— Я сожалею о разрушениях и смертях в Утехе, Белая Госпожа, — начал он. — Я чувствую, что в этом есть и моя вина. Мне не следовало приводить туда Мину. Я же знал, что Чемош ее ищет. Я должен был предвидеть, что он попытается похитить ее…

— Ты не отвечаешь за действия Чемоша, брат, — возразила Мишакаль. — Хорошо, что вы с Миной находились в Утехе, когда на вас напал Крелл. Будь вы одни, вы не смогли бы справиться с ним и его Костяными Воинами. А в городе жрецы и служители Кири-Джолита, Гилеана и других отвлекли врагов.

— Но при этом погибли невинные люди… — прошептал Рис.

— И Чемош за это ответит, — сурово произнесла Мишакаль. — Попытавшись похитить Мину, он нарушил клятву, данную Гилеану. Он навлек на себя гнев всех Богов, включая своих собратьев, Саргоннаса и Зебоим. Армия минотавров уже приближается к замку Чемоша, находящемуся неподалеку от Устричного, с приказом разрушить его до основания. Повелитель Смерти сбежал из этого мира и скрылся в Зале Уходящих Душ. Его жрецов преследуют и уничтожают.

— Мы на пороге новой войны? — в ужасе воскликнул Рис.

— Этого никто не знает, — мрачно сказала Мишакаль. — Все зависит от Мины. От выбора, который она сделает.

— Прости меня, Госпожа, — возразил Рис, — но Мина не в состоянии сделать какой-либо выбор. Ее разум не в порядке.

— Сомневаюсь, — ответила Мишакаль. — Мина самостоятельно решила отправиться в Дом Богов. Никто из нас ей этого не предлагал. Ее влечет туда некий внутренний голос.

— Что она надеется там найти? — вздохнул Рис. — Неужели она и впрямь встретит там Золотую Луну?

— Нет, — улыбнулась Мишакаль. — Душа моей преданной служанки, Золотой Луны, сейчас далеко отсюда, она продолжает свой путь. Но Мина идет в Дом Богов, чтобы найти свою мать. Она ищет мать, которая дала ей радость существования, и ищет свою темную покровительницу, Такхизис, которая привела ее в этот мир. Она должна выбрать, за кем из них следовать.

— И пока она не выберет, религиозные столкновения будут продолжаться, — безрадостно заключил Рис.

— К сожалению, это так, брат. Если бы в распоряжении Мины была целая вечность на то, чтобы принять решение, в конце концов она бы нашла свой путь. — Мишакаль едва слышно вздохнула. — Но у нас нет вечности. Как ты и боялся, беспорядки могут закончиться всеобщей войной.

— Я отведу Мину в Дом Богов, — заявил Рис. — Я помогу ей найти свой путь.

— Ты — ее проводник, ее опекун и друг, — возразила Мишакаль. — Но ты не можешь отвести ее в Дом Богов. Лишь один человек может это сделать. Тот, чья судьба тесно переплелась с ее судьбой. Если он захочет. Он имеет право отказать тебе.

— Я не понимаю, Белая Госпожа.

— Боги Света обещали людям: смертные могут распоряжаться своей судьбой. Все смертные.

Рис уловил, что Богиня сделала ударение на слове «все» и удивился: она как будто подразумевала, что среди смертных есть один, чем-то отличающийся от остальных. Размышляя, что бы это значило, он еще раз произнес про себя ее слова и внезапно понял все.

— Все смертные, — повторил он. — Даже те, кто когда-то были Богами. Ты говоришь о Валтонисе!

— Мина, направляясь в Дом Богов на поиски матери, ищет также и своего отца. Валтонис, бывший некогда Паладайном, не связан клятвой Гилеана. Валтонис — единственный, кто может помочь Мине.

— А Мина поклялась убить его — единственного человека, который способен ее спасти.

— Саргоннас умен, намного умнее Чемоша. Он намерен предоставить Мине выбор — Тьма или Свет. Гилеан не может вмешиваться в это дело. Саргоннас предоставит выбор и Валтонису. Горькая дилемма для Мины, для Валтониса, для тебя, брат, — сказала Мишакаль. — Завтра я могу послать тебя, Мину и тех, кто решит идти с вами, на встречу с Валтонисом, если ты все еще хочешь с ним встретиться. Я дам тебе ночь на размышления, потому что тебя, возможно, ожидает смерть.

— Мне не нужна ночь, чтобы решить, Белая Госпожа, — возразил Рис. — Я уже все решил. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Мине и Валтонису. И я не боюсь за него. Он не путешествует в одиночку. Его постоянно сопровождают Верные, добровольные телохранители, поклявшиеся защищать его…

— Это так, — сказала Мишакаль с сияющей улыбкой. — Его охраняют многие из тех, кто любит его. — Она вздохнула и тихо добавила: — Но они не могут выбирать. Выбор принадлежит Валтонису, и только ему…

Глава 3

Женщина из народа Диковатых Эльфов по имени Элспет странствовала с Валтонисом с самого начала. Она была одной из Верных, хотя на нее нечасто обращали внимание.

Валтонис решил добровольно покинуть Пантеон Богов, чтобы сохранить Равновесие, нарушенное после изгнания его темной противницы Такхизис. Выбрав смертный удел, он принял облик эльфа и присоединился к этому народу в его горьких скитаниях вдали от древней родины. Он не желал вести за собой последователей. Он хотел идти своим трудным путем в одиночестве. Те, кто решил сопровождать его, сами сделали этот выбор, и люди называли их Верными.

У всех Верных сохранились живые воспоминания о первой встрече с Богом-Странником — они помнили даже час, в который это произошло, помнили, светило ли солнце, шел ли дождь; его слова проникали прямо в сердце и навсегда меняли жизнь человека. Но никто не помнил первую встречу с Элспет, хотя все знали, что она была с ним, они просто не могли припомнить время, когда ее не было.

Элспет, женщина неопределенного возраста, носила простую, грубую тунику и кожаные штаны — обычную одежду Диковатых Эльфов, которые никогда не чувствовали себя уютно среди цивилизации и вели одинокую жизнь в безлюдных уголках Ансалона. У нее были длинные белые волосы, рассыпавшиеся по плечам, и прозрачные синие глаза. На приятном, но неподвижном лице редко отражались какие-либо чувства.

Элспет держалась особняком даже в компании других Верных. Те понимали причину такого поведения — или им казалось, что понимали, — и обращались с ней мягко. Элспет была немой, у нее был отрезан язык. Никто не знал, каким образом она получила это ужасное увечье, хотя про нее ходили кое-какие слухи. Некоторые утверждали, что женщина подверглась насилию, и насильник вырезал ей язык, чтобы она не смогла назвать его имя. Кто-то говорил, что это дело рук минотавров — нынешних правителей Сильванести. Известно было, что они отрезали языки у всех, кто осмеливался порицать их.

Самый жуткий слух, который все опровергали, гласил, что Элспет сама отрезала себе язык. Никто не мог объяснить, зачем ей это было нужно. Какую тайну она скрывала, тайну настолько ужасную, что даже решила стать немой, чтобы не выдать ее?

0стальные*3ерные всегда были добры к ней, пытались вовлечь ее в свои дела и беседы. Однако Элспет отличалась болезненной застенчивостью и замыкалась в себе, если кто-нибудь заговаривал с ней.

Валтонис обращался с Элспет точно так же, как и с другими Верными, — со сдержанной, но мягкой вежливостью, не свысока, но несколько отчужденно. Между Богом-Странником и Верными существовала преграда, которую невозможно было преодолеть. Он был смертным. Будучи эльфом, он старел не так быстро, как люди, но постоянные путешествия наложили на него свой отпечаток. Он всегда ночевал под открытым небом, отказываясь принимать приглашения в хижины и замки, и путешествовал в любую погоду, в ветер и дождь, под палящим солнцем и снегопадом. Его светлая кожа обветрилась и почернела. Он был стройным и худощавым, одежда — туника и штаны, сапоги и шерстяной плащ — была потрепана непогодой.

Верные смотрели на своего лидера с благоговейным ужасом, никогда не забывая о жертве, которую он принес во имя человечества. В их глазах он по-прежнему был почти Богом. А кем он был в своих собственных глазах? Этого никто не знал. Он часто говорил о Паладайне и Богах Света, но всегда так, как смертные говорят о небожителях, — благоговейно и с почтением. Он никогда не говорил о высших " существах так, словно некогда был одним из них.

Верные часто рассуждали между собой о том, помнит ли Валтонис, что прежде являлся самым могущественным Богом во вселенной. Иногда во время разговора он замолкал и смотрел куда-то вдаль, и лоб его прорезала морщина, словно он изо всех сил старался вспомнить нечто очень важное. Верные считали, что в такие моменты его посещали мимолетные воспоминания о прежней жизни, но когда он пытался воскресить эти воспоминания, они ускользали, эфемерные, словно утренний туман. И ради Валтониса его спутники молились, чтобы он никогда не вспомнил о прошлом.

В такие минуты Верные всегда замечали, что Элспет пододвигается поближе к Валтонису. Случайно взглянув на нее, они замечали, что она сидит тихо, неподвижно, не сводя взгляда с Валтониса, словно он был для нее всем, единственным, что она желала видеть. Озабоченное выражение исчезало с его лица, и он слегка встряхивал головой, улыбался и продолжал свой рассказ.

Число Верных каждый день изменялось: некоторые решали присоединиться к Валтонису в его бесконечных странствиях, некоторые покидали его. Валтонис никого не просил остаться, никого не просил уйти. Последователи не клялись ему в верности, потому что он не принял бы такой клятвы. Они принадлежали к самым различным расам и слоям общества, как богатым, так и бедным, среди них были люди ученые и простые, благородные и низкие. Никто не расспрашивал новичков об их жизни — Валтонис не разрешал этого.

Все Верные помнили тот день, когда из леса внезапно появился людоед и приблизился к Валтонису. Несколько воинов схватились за мечи, но Бог-Странник взглядом удержал их. Он продолжал говорить с теми, кто шел рядом, но спутники едва слушали его, будучи не в силах оторвать глаз от людоеда. Гигантское чудовище неуклюже шагало следом, бросая вокруг злобные взгляды и рыча на тех, кто осмеливался приблизиться к нему.

Люди, знакомые с обычаями людоедов, сказали, что это вождь — на шее у него сверкала тяжелая серебряная цепь, грязный кожаный жилет был украшен многочисленными скальпами и прочими отвратительными трофеями. Он был гигантом, возвышался над Верными на несколько голов, и воняло от него ужасно. Он оставался с ними неделю и за это время ни разу ни с кем не заговорил, даже с Валтонисом.

Однажды вечером, когда все сидели у костра, людоед поднялся и протопал к Валтонису. Верные сразу же приготовились к защите, но Бог-Странник приказал спрятать оружие в ножны и сесть на места. Людоед снял с шеи серебряную цепь и протянул ее Валтонису.

Валтонис положил на нее руку, попросил Богов благословить ее и вернул цепь хозяину. Людоед довольно заворчал, повесил цепь на шею и, буркнув еще что-то, ушел в лес, ломая кусты и ветви. Все вздохнули с облегчением. Позднее, когда из Блотена начали приходить рассказы о людоеде с серебряной цепью, который старался облегчить страдания своих собратьев и положить конец жестокости и кровопролитию, Верные вспоминали своего гиганта-спутника и поражались.

Часто на дороге к ним присоединялись кендеры, они прыгали вокруг Валтониса, словно кузнечики, и забрасывали его вопросами, например такого содержания: почему у жаб есть бородавки, а у змей — нет и почему сыр желтый, хотя молоко белое. Верные яростно вращали глазами, но Валтонис терпеливо отвечал на все вопросы — казалось, ему нравилось общество кендеров. Кендеры являлись испытанием для его последователей, но они старались следовать примеру Бога-Странника и проявлять терпение и снисходительность и даже смирились с пропажей своих немногочисленных пожитков.

Гномы-механики приходили обсудить с Валтонисом чертежи своих новых изобретений, он изучал их и старался как можно дипломатичнее указать на ошибки, могущие привести к увечьям и гибели рабочих.

Эльфы всегда были с Валтонисом, многие оставались надолго. Среди Верных также было много людей, но они проводили в путешествиях меньше времени, чем эльфы. Часто к Валтонису приходили паладины Кири-Джолита и Соламнийские Рыцари, желающие поговорить о своих подвигах, попросить у него благословения или включиться в его свиту. Какое-то время с ними путешествовал горный гном, жрец Реоркса, который говорил, что он пришел почтить память Флинта Огненного Горна.

Валтонис путешествовал по всем проселкам и большим дорогам, делая привал лишь для отдыха и сна, и ел свою скудную пищу прямо на обочине. Оказавшись в городе, он ходил по улицам, останавливался, чтобы поговорить с прохожими, но никогда не задерживался долго на одном месте. Часто жрецы просили его провести службу или произнести проповедь, но Валтонис всегда отказывался. Он говорил на ходу.

Многие приходили побеседовать с ним. Большинство верили в него, слушали и впитывали его речи. Но попадались и те, кто хотел спорить, смеяться или издеваться над ним. Верным приходилось в такие минуты напрягать всю свою волю, поскольку Валтонис позволял им вмешиваться лишь в тех случаях, когда люди переходили к насилию, да и тогда его гораздо более заботила безопасность окружающих, чем своя собственная.

Так проходили дни; одни Верные приходили, другие уходили. Но Элспет всегда была с Валтонисом.

В тот день, когда путники шли по дороге, извивавшейся среди Халькистовых гор, неподалеку от проклятой долины Нераки, немая Элспет встревожила Верных — покинув свое обычное место на краю группы и пробравшись к Валтонису, она пошла рядом с ним. Он не обратил на нее внимания, беседуя со служителем Чизлев о том, как устранить последствия злодеяний драконов-владык в этих местах.

Верные заметили действия Элспет и решили, что она поступила странно, но вскоре перестали думать о ней. Лишь позднее они, вспоминая этот эпизод, сожалели, что обращали на женщину так мало внимания.

Галдар испытывал смешанные чувства в отношении своего задания. Предполагалось, что он снова соединится с Миной, и он сам не знал, радоваться ему или огорчаться. С одной стороны, он был рад. Он не видел ее с момента их вынужденного расставания у могилы Такхизис, когда она отдалась в руки Повелителя Смерти. Он пытался остановить ее, но Бог буквально оторвал его от Мины. Даже после этого он хотел отправиться на поиски Мины, но Саргас дал ему понять, что его ждет более важная работа для его Бога и его народа, чем погоня за глупой девчонкой.

С тех пор Галдар не раз получал сведения о Мине, он знал, что она сделалась Верховной Жрицей Чемоша, возлюбленной Повелителя Скелетов. Воин, хмурясь, качал рогатой головой. Превращение Мины в жрицу выглядело глупо. Галдар был бы менее шокирован, услышав, что знаменитый минотавр, герой войны Макел Людоедская Погибель, стал друидом и путешествует по стране, занимаясь лечением крольчат.

Именно поэтому Галдару не очень хотелось снова встречаться с Миной. Если женщина, которая бесстрашно смотрела смерти в лицо и летела вместе с ним на спине дракона на битву с кошмарной Малис, превратилась в последовательницу лживого Чемоша, гремящую костями, бормочущую заклинания и раскапывающую могилы, Галдар не желал иметь с ней ничего общего. Он не хотел видеть ее в таком обличье. Он хотел помнить отважную воительницу, а не презренную жрицу.

Была еще одна причина, по которой ему не нравилось это задание. Оно было связано с Богами, а Галдар был по горло сыт Богами еще со времен Войны Душ. Подобно Герарду, своему старому врагу, превратившемуся затем в друга, Галдар хотел как можно меньше иметь дело с небожителями. Отвращение его было так сильно, что он уже собрался отказаться от задания, несмотря на то, что отказывать Саргасу не осмеливались даже его собственные дети.

В конце концов, вера в Саргаса (и страх перед ним), а также желание увидеть Мину победили. Минотавр неохотно согласился выполнять приказ. Необходимо заметить, что Саргас не рассказал Галдару всей правды — о том, что Мина сама была Богиней. Рогатый Бог, должно быть, решил, что это окажется слишком тяжким испытанием для его верного слуги.

Галдар с небольшим отрядом минотавров немало времени потратил на выслеживание врага, определение его численности и оценку его боевых качеств. Галдар, осторожный и умный командир, не считал, что, имея дело с эльфами, минотавры сразу же одержат победу. Галдару приходилось сражаться с эльфами во время Войны Душ и после нее, и он научился уважать их воинские качества, хотя в остальном был невысокого мнения об этом народе. Он дал своим воинам понять, что эльфы искусные и выносливые бойцы и что они будут сражаться с удвоенной яростью, защищая своего Бога-Странника.

Галдар устроил засаду в глуши Халькистовых гор. Он выбрал это место, рассудив, что вдали от цивилизованных мест число спутников Бога-Странника уменьшится. Когда Валтонис проходил по главным дорогам Соламнии, его сопровождали не меньше двадцати — тридцати воинов, но здесь, далеко от больших городов, поблизости от Нераки, в области, которую во всем Ансалоне считали проклятой, с ним остались лишь самые верные. Галдар насчитал шесть эльфийских воинов, вооруженных луками и мечами, Диковатую Эльфийку без оружия и друида Чизлев в зеленой, как мох, одежде, который, вероятно, мог применять в бою заклинания.

Он решил напасть на закате, когда ночные тени, крадущиеся среди деревьев, оттесняли последние лучи солнца. В такое время игра света и теней запутывала стрелков, и даже эльфийским лучникам было нелегко целиться.

Галдар со своими воинами спрятался под деревьями, ожидая, когда послышатся шаги путников, которые были едва ли слышнее шагов пастуха на горном пастбище. Небольшой отряд был еще довольно далеко, и Галдар решил шепотом дать своим минотаврам последние указания.

— Необходимо взять Бога-Странника живым, — сказал он, делая сильное ударение на последнем слове. — Это приказ самого Саргаса. Запомните: Саргас — Бог Мести. Неповиновение означает смерть. Я не желаю рисковать его расположением.

Минотавры от всей души согласились, кое-кто беспокойно взглянул на небо. Известно было, что тех, кто осмеливался пренебрегать волей Саргаса, постигала немедленная и жестокая кара.

— А что, если этот так называемый Бог-Странник решит сражаться, командир? — спросил один из воинов. — Защитят ли его Боги людишек? А вдруг они поразят нас молниями?

— Боги людишек, значит, Малек? — прорычал Галдар. — Тебе отрубила кусок рога одна женщина из Соламнии. Помнишь, как она поддала тебе под зад? Значит, она была из людишек?

Минотавр явно был раздосадован. Товарищи насмешливо посмотрели на него, один толкнул его локтем.

— До тех пор пока Богу-Страннику ничто не угрожает, Боги Света не будут вмешиваться. Так утверждает жрец Саргаса.

— И что мы будем делать с этим Богом-Странником, когда захватим его, господин? — спросил другой минотавр. — Ты ведь так и не сказал нам об этом.

— Не сказал, потому что не хочу перегружать ваши мозги, которые не в состоянии удержать больше одной мысли! — рявкнул Галдар. — Все, что вам нужно знать сейчас, это то, что мы должны взять в плен Бога-Странника. Живым!

Галдар навострил уши. Голоса и звуки шагов приближались.

— Занять позиции, — приказал он, и солдаты рассыпались, попрятавшись в канавах по обеим сторонам дороги. — Не шевелиться, держаться с подветренной стороны! У этих проклятых эльфов нюх на минотавров.

Галдар скрючился за толстым дубом, не вытаскивая меча из ножен. Он надеялся, что воспользоваться им не придется, и потирал обрубок руки. Это было давнее увечье. Рана полностью зажила, но иногда, как ни странно, он чувствовал боль в конечности, которой не было. Сегодня вечером рука горела огнем и пульсирующая боль чувствовалась сильнее обычного. Он решил, что дело в сырой погоде, но не удивлялся боли, потому что думал о Мине и вспоминал их первую встречу. Она протянула к нему руку, ее прикосновение излечило его, и его отрубленная конечность выросла вновь.

Эту руку минотавр потерял снова, пытаясь спасти девушку.

Галдар размышлял, помнит ли Мина, думает ли хоть иногда о том времени, когда они воевали плечом к плечу, о самом счастливом времени его жизни, которым он гордился больше всего.

Скорее всего, нет, ведь теперь она стала Верховной Жрицей этого грязного навозного жука.

Галдар потер обрубок, проклял сырость и прислушался к голосам приближавшихся эльфов.

Сидя на корточках среди теней и опавших листьев, минотавры держали наготове оружие и ждали.

Впереди шли два эльфийских воина, еще четыре замыкали шествие. Посредине шагал Валтонис, поглощенный беседой со жрецом Чизлев. Элспет держалась очень близко к Богу-Страннику, чуть ли не наступая ему на пятки. Обычно она шла далеко в конце колонны, в нескольких шагах позади последнего воина. Эта внезапная перемена встревожила остальных, которые и без того чувствовали себя не в своей тарелке вблизи проклятой долины Нераки, где некогда царствовала Темная Королева Они спрашивали Валтониса, зачем ему понадобилось проходить так близко от этого ужасного места, но он лишь улыбался и отвечал им то же, что и всегда.

— Я иду не туда, куда хочу, — говорил он. — Я иду туда, где во мне нуждаются.

Поскольку от Бога-Странника добиться ответа было невозможно, один из Верных решил попытать счастья у Элспет, негромким голосом спрашивая у нее, что происходит и чего она испугалась. Должно быть, женщина была не только немой, но и глухой, поскольку даже не обернулась в сторону воина. Она не сводила взгляда с Валтониса, и, как сообщил эльф своим товарищам, на неподвижном лице застыло непонятное выражение.

Эльфов, встревоженных и обеспокоенных тем, куда они попали, не застала врасплох неожиданная атака. Когда они проходили под деревом, ветви которого нависали над тропой, им померещилось нечто враждебное. Может быть, это был запах минотавров, похожий на коровий, который не так-то легко скрыть. Может быть, их насторожил хруст ветки, ломающейся под тяжелым сапогом, или движение огромного тела в кустах. Но так или иначе эльфы почувствовали опасность и замедлили шаг.

Два воина, возглавлявших отряд, вытащили мечи и отступили, заняв позиции по сторонам от Валтониса. Шедшие позади натянули тетивы, подняли луки и внимательно всмотрелись в двигающиеся среди деревьев тени.

— Выходите! — хрипло крикнул один из эльфов на Всеобщем языке.

Минотавры повиновались, выкарабкались из канавы и сгрудились на дороге. Зазвенели тетивы, друид начал читать молитву Чизлев, призывая Богиню на помощь.

Перекрывая весь этот шум, прозвенел повелительный голос Валтониса:

— Прекратите! Немедленно.

Он говорил так властно, что окружающие застыли на месте, даже минотавры, которые инстинктивно реагируют на командный тон. Мгновение спустя они поняли, что это предполагаемая жертва приказала им прекратить бой, и, чувствуя себя глупо, снова бросились в атаку.

На этот раз заревел Галдар:

— Остановитесь, во имя Саргаса! Минотавры, увидев, что командир выходит вперед, неохотно опустили мечи и отступили.

Эльфы и минотавры мерили друг друга ненавидящими взглядами. Никто не нападал, но никто не вкладывал меч в ножны. Друид продолжал молиться. Валтонис положил руку ему на плечо и что-то негромко произнес. Жрец умоляюще взглянул на него, но Бог-Странник покачал головой, и молитва Чизлев окончилась вздохом.

Галдар поднял единственную руку, показывая, что у него нет оружия, и направился к Валтонису. Верные своими телами загородили его от минотавра.

— Бог-Странник, — начал Галдар через головы тех, кто преграждал ему путь, — я хочу поговорить с тобой — наедине.

— Отойдите, друзья мои, — велел Валтонис. — Я выслушаю его.

Один из эльфов попытался возразить, но Бог-Странник не желал ничего слушать. Он снова попросил Верных оставить его, и те неохотно, с несчастным видом повиновались. Галдар приказал своим воинам держаться подальше, и минотавры отошли, бросая уничтожающие взгляды на эльфов.

Галдар и Валтонис углубились в лес, чтобы их не слышали воины.

— Ты — Валтонис, бывший прежде Богом Паладайном, — заявил Галдар.

— Мое имя Валтонис, — негромко произнес эльф.

— Я Галдар, эмиссар великого Бога, известного минотаврам под именем Саргас, а тебе подобным — как Саргоннас. Мой Бог повелел мне передать тебе следующее: «Ты не закончил свои дела в этом мире, Валтонис; из-за того, что ты решил „уйти" от этой задачи, в небесах и среди людей разгорелась новая битва. Великий Саргас хочет прекратить ее. Этот вопрос необходимо решить немедленно и окончательно. А для этого он устроит тебе встречу с твоим противником».

— Тебе покажется, что я люблю поспорить, эмиссар, но боюсь, я ничего не знаю об этой битве и о противнике, о котором ты говоришь, — ответил Валтонис.

Галдар потер щеку тыльной стороной руки. Он чувствовал себя неловко, потому что верил в честь и честность, а сейчас действовал нечестно и не по чести.

— Возможно, имя Мины что-нибудь скажет тебе — разъяснил он, надеясь, что Саргас поймет его. — Угроза исходит от нее. И эта угроза, — продолжал минотавр, прежде чем Валтонис успел ответить, — висит между вами, словно ядовитый дым, отравляя воздух.

— А, теперь я понимаю, — сказал Валтонис. — Ты говоришь о клятве Мины убить меня.

Галдар беспокойно оглянулся на своих воинов.

— Говори тише, когда произносишь ее имя. Мои бойцы считают ее чародейкой.

Он откашлялся и напряженным голосом продолжал:

— Саргас повелел мне передать тебе, что Рогатый Бог хочет устроить вашу встречу, чтобы вы могли уладить свои разногласия.

На это Валтонис криво усмехнулся, и Галдар снова смущенно потер щеку. Мирное решение проблемы не входило в планы Саргаса. Галдар не любил эльфов, но ему ужасно не хотелось лгать тому, кто стоял перед ним. Однако у него был приказ, и он сказал все, что от него требовалось, хотя в то же время дал понять, что не желал быть посланцем. Их прервал один из Верных, крикнув:

— Тебе не нужно вести переговоры с этим негодяем, господин. Мы можем и будем сражаться, чтобы защитить тебя…

— Я не допущу кровопролития, — резко произнес Валтонис и сурово взглянул на Верных. — Вы шли со мной все это время, слушали, как я говорю о мире и братстве, но не поняли ни слова из моих речей!

Голос его резал ухо, и эльфы смутились. Они не знали, куда смотреть, чтобы не встретить его разгневанный взгляд, и отвернулись или уставились в землю. Одна лишь Элспет не отвернулась. Лишь она взглянула Валтонису в глаза. Он уверенно улыбнулся ей и снова обернулся к Галдару:

— Я пойду с тобой при условии, что моим спутникам не причинят вреда.

— Таков мой приказ, — сказал Галдар. Он повысил голос, чтобы все могли его слышать. — Саргас хочет мира. Он не желает проливать кровь.

Один из эльфов усмехнулся при этих словах, кто-то из минотавров зарычал, и двое бросились друг на друга. Галдар подбежал к минотавру и ударил его в челюсть. Элспет схватила эльфа за руку, державшую меч, и оттащила его назад. Вздрогнув, воин опустил оружие.

— Если ты пойдешь с нами, господин, — предложил Галдар, помахивая ушибленной рукой, — мы будем служить тебе в качестве охраны. Пообещай мне, что ты не попытаешься сбежать, и я не буду заковывать тебя в цепи.

— Даю слово, — произнес Валтонис — Я не собираюсь бежать. Я пойду с вами по доброй воле.

Он попрощался с Верными, подав руку каждому и попросив Богов благословить их.

— Не бойся, господин, — прошептал один из воинов на языке эльфов Сильванести, — мы спасем тебя.

— Я дал ему слово, — возразил Валтонис, — и я его не нарушу.

— Но, господин…

Бог-Странник покачал головой и отвернулся, но тут наткнулся на Элспет, преградившую ему путь. Казалось, женщина изо всех сил пыталась что-то сказать: челюсть ее дрожала, из горла вырывались низкие, животные звуки. Валтонис прикоснулся рукой к ее щеке.

— Тебе ничего не нужно говорить, дитя мое. Я все понимаю.

Элспет схватила его руку и прижала ее к лицу.

— Позаботьтесь о ней, — приказал Валтонис Верным.

Он мягко высвободил руку и направился к Галдару и минотаврам, ожидавшим его.

— Я дал тебе слово. И ты тоже дал мне слово, — сказал Валтонис. — Мои люди уйдут спокойно.

— Пусть Саргас заберет у меня вторую руку, если я нарушу свою клятву, — ответил Галдар.

Он углубился в лес, и Валтонис последовал за ним. Воины-минотавры заслонили их от глаз Верных.

Эльфы стояли на тропе в сгущающихся сумерках, наблюдая, как уходит их лидер. Острое зрение позволяло им долго следить взглядами за Валтонисом, а когда они больше не могли видеть его, то по-прежнему слышали, как минотавры с хрустом и треском продирались через лес. Верные переглянулись. Минотавры оставили за собой просеку, с которой бы не сбился и слепой гном. Их легко будет выследить.

Один из эльфов тронулся вперед. Но немая Элспет остановила его.

«Он дал слово, — объяснила она с помощью знаков, приложив руку сначала ко рту, затем к сердцу. — Он сделал свой выбор».

Погруженные в печаль, эльфы отправились в обратный путь по своим следам, возвращаясь туда, откуда пришли. Лишь спустя некоторое время они заметили, что Элспет с ними нет. Помня обещание, данное Валтонису, они вернулись и вскоре обнаружили ее след. Она шла по той тропе, по которой собирался идти Бог-Странник, — по дороге на Нераку. Женщина отказалась поворачивать назад, и Верные, обязанные теперь заботиться о ней, решили сопровождать ее.

Глава 4

Рису снилось, что за ним кто-то наблюдает, и, проснувшись, он подскочил на месте, обнаружив, что сон превратился в реальность. Над ним маячило чье-то лицо. К счастью, лицо оказалось знакомым, и он с облегчением закрыл глаза и постепенно успокоился.

Паслен, опершись подбородком о ладони и скрестив ноги, сидел рядом с монахом, вглядываясь в его лицо. Кендер был мрачен.

— Ну и горазд ты спать! — пробормотал Паслен.

Рис вздохнул и еще немного полежал с закрытыми глазами. Сон его был глубоким и безмятежным, и он просыпался с сожалением. Сожаление усиливалось тем фактом, что, судя по выражению лица Паслена, пробуждение не несло ничего приятного.

— Рис! — Кендер ткнул его пальцем в бок. — Только не вздумай, снова заснуть. Ну-ка, Атта, давай обслюнявь его.

— Я уже проснулся, — сказал монах, сел и взъерошил шерсть на голове Атты; собака с несчастным видом уткнулась мордой ему в шею.

Продолжая поглаживать ее, Рис поднял голову и огляделся.

— Где это мы? — в изумлении воскликнул он.

— Я тебе могу сказать, где нас нет, — угрюмо заявил Паслен. — Мы не в доме прекрасной леди, которая печет лучшие в мире пироги. В котором мы были вчера, и позавчера, и в тот момент, когда я вчера уснул, и где мы должны были проснуться сегодня утром, но только мы не там. Мы здесь. Где бы это «здесь» ни находилось. И я тебе вот что скажу, — сердито добавил кендер, — я бы с удовольствием оказался где-нибудь в другом месте. Здесь мне не нравится.

Рис осторожно отстранил Атту и проворно вскочил на ноги. Лес исчез, исчез и домик, где, как и сказал кендер, он, Рис, Атта и Мина провели два дня и две ночи — дни и ночи, полные благословенного покоя и мира. Этим утром они намеревались начать последний этап своего пути, но, очевидно, Мишакаль их опередила.

Перед ними расстилалась пустынная каменистая долина, зажатая между опаленными хребтами, среди которых дымилось несколько действующих вулканов. С почерневших пиков поднимались облака пара, исчезая в ровном, пустом синем небе. Воздух был холодным — маленькое, беспомощное, словно съежившееся солнце не давало тепла. Тени путешественников, блуждая среди нагромождений серых камней на дне долины, исчезали где-то вдалеке. В разреженном воздухе пахло серой, дышать было трудно. Рису казалось, что он никак не может набрать в легкие достаточно воздуха. Но ужаснее всего была тишина, которая казалась живым существом. Создавалось ощущение, что она дышит, наблюдает, выжидает чего-то.

Долину усеивали странные каменные образования. Гигантские черные кристаллы с острыми краями и гладкими гранями торчали из земли. Некоторые достигали в высоту более двадцати футов. Монолиты были беспорядочно разбросаны по долине.

Это были не природные образования, и они, по-видимому, не возникли из земли. Наоборот, они, казалось, были сброшены с неба какой-то могучей рукой, чья сверхъестественная сила вогнала их глубоко в дно долины.

— Самое меньшее, что ты мог сделать, — это захватить с собой пирога, — продолжал Паслен. — А теперь нам нечем позавтракать. Я знаю, что согласился идти с тобой на поиски Бога-Странника, но я не предполагал, что путешествие окажется таким внезапным.

— Я тоже, — ответил Рис и резко воскликнул: — А где Мина?

Паслен показал большим пальцем себе за спину. Мина ждала, пока проснется Рис, сидя рядом с ним, затем ей это наскучило, и она побрела осмотреть местность. Она стояла неподалеку, глядя на свое отражение в грани огромного кристалла.

— Почему у тебя такой хмурый вид? — приставал Паслен. — Что случилось?

— Я знаю, где мы, — сказал Рис, торопливо направляясь к Мине. — Я знаю это место. И нам пора идти отсюда.

— Да я обеими руками «за». Хотя уйти, мне кажется, будет посложнее, чем прийти, — заявил Паслен, переходя на бег, чтобы поспеть за размашисто шагавшим Рисом. — Особенно потому, что мы понятия не имеем, как «пришли» сюда. Я не думаю, что это дело рук Мины. Когда я проснулся, она лежала на земле и спала, а очнувшись, испугалась и растерялась не меньше меня.

Рис был уверен, что это Белая Госпожа послала их в это жуткое место, хотя представить не мог, зачем это ей было нужно. Единственной причиной могло быть то, что, по слухам, Дом Богов находился неподалеку отсюда.

— Ну же, Рис, — пропыхтел Паслен, стуча сапогами по камням и поднимая пыль, которая образовывала небольшие колыхавшиеся на ветру водовороты, похожие на змей, — где мы? Что это за место?

— Это долина Нераки, — ответил Рис. Кендер задохнулся и выпучил глаза:

— Нерака? Нерака? Та самая Нерака, где Темная Королева выстроила свой темный Храм и собралась прийти в этот мир? Я помню эту историю! Там был еще один парень с зеленым камнем на груди, который убил свою сестру, но только она простила его, и ее дух преградил дорогу Темной Королеве, и та проиграла войну, а брат вернулся к сестре, и вместе они взорвали Храм, и… и все! — Паслен остановился и с любопытством уставился на свое отражение в черном кристалле. — Эти уродливые камни — остатки Храма Такхизис!

— Мина! — позвал девочку Рис.

Та, казалось, не слышала его. Она пристально, словно загипнотизированная, смотрела на камень. Рис замедлил шаг. Он не хотел пугать ее, подойдя к ней неожиданно.

Тем временем Паслен продолжал обмозговывать ситуацию:

— Нерака имеет какое-то отношение и к Войне Душ. Эта самая война началась, когда Такхизис стала Единой Богиней и собралась заключить здесь души всех умерших. Бедные души. Я говорил со многими из них, ты знаешь, Рис. Я был рад за них, когда война закончилась и их наконец выпустили, хотя на кладбищах после этого стало ужасно пустынно…

— Мина, — негромко произнес Рис.

Жестом приказав Паслену держаться подальше, Рис медленно подошел к девочке. Кендер схватил Атту, и они остановились, с трудом переводя дыхание в бедном кислородом воздухе.

— Нерака. Война Душ. Нерака, — бормотал Паслен. — Ах да, теперь я все вспомнил! Именно в Нераке разразилась война и… О Боги! Рис! — завопил он. — Это здесь Мина начала Войну Душ! Такхизис послала ее сюда во время бури…

Рис сделал суровый, повелительный жест, и Паслен захлопнул рот.

— Думаю, он это знал и без меня, — сказал кендер и, обняв Атту за шею, крепко прижался к ней — на тот случай, если собака испугалась.

Рис подошел к Мине и остановился у нее за спиной.

— Кто это? — испуганным голосом спросила девочка, указывая на отражение в черном кристалле.

У Риса перехватило дыхание. Он не мог произнести ни слова. Рядом с ним стояла Мина-ребенок, с длинными рыжими косами, веснушками на носу и детскими золотистыми глазами. Но в черном камне отражалась женщина с колдовскими янтарными глазами, женщина-воин, рожденная в этой долине, женщина, поклонявшаяся Единой Богине, Темной Богине Такхизис.

Внезапно Мина в ярости бросилась к камню, принялась пинать его и бить по нему кулаками.

Рис схватил ее, но она успела поранить руку об острую грань. Из раны текла кровь. Он оттащил Мину от камня. Она высвободилась и стояла, тяжело дыша и злобно глядя на отражение, затем вытерла кровоточащую ладонь о платье.

— Почему эта женщина так уставилась на меня? Она мне не нравится! Какое ей дело до меня? — в ярости кричала Мина.

Рис попытался успокоить ее, но он сам был потрясен при виде женщины с суровым лицом и янтарными глазами, смотревшей на них из черного зеркала.

— Ничего себе, — произнес Паслен. Подойдя к монаху, кендер уставился на Мину, затем на отражение, потер глаза и поскреб затылок. — Ничего себе, — повторил он.

Озадаченно покачав головой, он повернулся к Рису.

— Я ужасно не хочу добавлять нам проблем, особенно сейчас, когда проблемы приняли такую необычную форму… Но тебе, мне кажется, следует знать, что вон по тому склону спускается большой отряд минотавров.

Кендер заморгал и прикрыл глаза от солнца.

— Я знаю, что это покажется тебе странным, Рис, но, по-моему, с ними идет эльф.

Глава 5

Галдара преследовали призраки. Это были не призраки мертвых, как во время Войны Душ. Это были призраки его самого, его собственного мертвого прошлого. Здесь, в Нераке, Мина пришла в этот мир и навсегда изменила жизнь Галдара. Он не бывал в этой долине с той ночи, которая оказалась одновременно ужасной и прекрасной. Сейчас путешествие в Нераку не доставило ему радости. Время залечило рану, на обрубке руки наросла плоть. Но в памяти осталась боль, пульсирующая, мучительная, словно боль в этой воображаемой руке.

— Гномы называют это место Гамашинох, — сказал Галдар. — Это означает «Песнь Смерти». Думаю, сейчас они уже нашли другое название, потому что песни прекратились хвала Саргасу, — добавил он.

Он говорил с единственным, с кем стоило разговаривать, — с Валтонисом, и говорил не потому, что ему доставляло удовольствие беседовать с эльфом. Вражда между минотаврами и эльфами уходила корнями в далекое прошлое, и Галдар не видел причин прекращать ее. Да, говорили, что этот эльф — Бог-Странник, сам минотавр был свидетелем его превращения. Он не понимал одного — почему все так суетятся вокруг этого Валтониса. Ну был он когда-то

Богом, и что дальше? А теперь он стал простым смертным, и ему приходится отлучаться в лес по нужде, как и всем прочим.

Галдар говорил потому, что голос его нарушал зловещую тишину, накрывшую долину, словно одеяло. Вообще-то минотавр считал, что тишина все же лучше жуткого пения, которое они слышали в прошлый раз, когда были здесь. Души мертвых, жаловавшиеся на свою участь, наконец покинули это место.

Они вошли в долину вдвоем; Галдар приказал своим воинам остаться на вершине хребта. Минотавры запротестовали. Они даже осмелились возражать ему, а ни один минотавр никогда не спорил с командиром. Если Галдар настаивал на том, чтобы спуститься в проклятую долину, его люди хотели идти с ним.

Воины-минотавры боготворили Галдара. Он был немногословен и грубоват, и им нравились эти черты. Командир разделял с ними все лишения и не делал тайны из того, что это задание нравится ему не больше, чем им, особенно поход в проклятую долину Нераки.

Такхизис была супругой Саргаса, но согласия между ними не было. Ее любимая раса, людоеды, веками находилась во вражде с минотаврами, они когда-то даже поработили минотавров и жестоко обращались с ними. Саргас заступился за своих подопечных, но жена лишь посмеялась над ним, осыпав насмешками и его, и его расу. Темной Королевы давно уже не было в живых — по крайней мере, так говорили. Но минотавры не доверяли сообщениям о Такхизис. Один раз ее уже изгонял Хума Победитель Драконов, и она вернулась. Она вполне могла восстать из мертвых еще раз, и никому не хотелось идти в темную долину, где она когда-то владычествовала.

— Если ты не вернешься к полудню, мы пойдем искать тебя, командир, — заявил заместитель Галдара, и остальные минотавры одобрительно загомонили.

— Нет, не пойдете! — рявкнул Галдар, обводя их яростным взглядом. — Если я не приду до заката, возвращайтесь в Джелек. Доложите обо всем жрецам Саргаса.

— И что мы должны сообщить им, господин? — спросил заместитель.

— Что я исполнил приказ Бога, — гордо ответил Галдар.

Воины поняли, что он хотел сказать, и, хотя им это не понравилось, спорить не стали. Покинув долину, они спустились к подножию хребта и принялись коротать время за игрой в кости, которая никому не доставляла удовольствия.

Галдар с эльфом продолжали шагать по засыпанной камнями дороге. Минотавр размышлял, та ли это дорога, по которой он шел в ту ночь — в ночь бури, в ночь Мины. Он не узнал ее, но это было неудивительно. Он так старался забыть это кошмарное место. **

— В первый раз я пришел сюда с отрядом в ночь, когда бушевала могучая буря, — объяснил Галдар, когда они сошли с дороги и начали спускаться в долину. — Тогда мы этого не знали, но в этой буре воплотилась сама Такхизис, объявляя миру, что Единая Богиня вернулась и собирается захватить власть над ним. Нами командовал Магит, трус и негодяй, из тех командиров, которые всегда бегут на поле боя и теряют половину отряда убитыми, а потом с помощью подлых уловок пытаются доказать, какие они храбрые.

Командир Магит слез с лошади.

— Мы остаемся здесь. Поставьте мою палатку у самого высокого из этих камней. Галдар, ты назначаешься дежурным по лагерю. Надеюсь, ты справишься с этой простой задачей?

Слова раздавались в мертвом воздухе неестественно громко, хотя голос командира срывался и дрожал. Дыхание ветра, холодное и острое, пронеслось над долиной, превратив горсть песка в небольшой смерч, который угас неподалеку.

— Ты делаешь ошибку, господин, — тихо произнес, почти прошептал Галдар, стараясь не нарушить тишину. — Кто-то не хочет, чтоб мы были здесь.

. — Кто это не хочет, Галдар? — насмешливо спросил командир Магит. — Эти камни? — И он похлопал ладонью по черному кристаллическому монолиту. — Ха! Коровьи суеверия!

— Мы разбили лагерь, — продолжал Галдар негромким, мрачным голосом. — В этой долине. Среди проклятых руин ее проклятого Храма.

В блестящих черных гранях можно было увидеть свое отражение. Отражение это было искажено, перекошено, но каждый с уверенностью мог узнать самого себя…

Солдаты, души которых давно очерствели, смотрели в гладкие черные зеркала, и то, что они видели, наполняло их ужасом. Они видели, как их отражения открывают рты, чтобы петь жуткую песню.

Галдар бросил взгляд в сторону каменных многогранников, усеявших долину, и не смог подавить дрожь ужаса.

— Иди взгляни в один из них, — обратился он к Валтонису. — Тебе не понравится то, что ты увидишь. Камень исказит твое лицо, и ты увидишь в зеркале монстра.

Валтонис остановился и посмотрел на грань черного камня. Галдар тоже замер, ему было любопытно увидеть реакцию эльфа. Валтонис некоторое время пристально разглядывал себя, затем обернулся к минотавру. Тот шагнул к эльфу, чтобы взглянуть на отражение. В глубине черного зеркала виднелась фигура эльфа. Он был таким же, как и в жизни: эльф с обветренным, морщинистым лицом и очень старыми глазами.

— Хм-м, — проворчал Галдар. — Может быть, проклятие снято с этой долины. Я не бывал здесь с тех пор, как окончилась война.

Он отстранил Валтониса, встал перед зеркалом и смело взглянул на себя.

У Галдара, отражавшегося в черном камне, было две руки.

— Дай мне руку, Галдар, — сказала ему Мина. При звуке ее голоса, хриплого, но ласкающего слух, он снова услышал пение, разносящееся среди камней. Он почувствовал, как шерсть у него на загривке становится дыбом. Он вздрогнул всем телом, и по спине побежал холодок. Он хотел отвернуться от нее, но неожиданно для себя поднял левую руку.

— Нет, Галдар, — велела Мина, — правую. Дай мне правую руку.

— У меня нет правой руки! — яростно, с болью в голосе вскричал Галдар.

И увидел, как поднимается его рука, правая рука; он смотрел на ладонь, на правую ладонь, на вытянутые трясущиеся пальцы.

Мина прикоснулась к воображаемой руке минотавра.

— Твоя рука вернулась к тебе, и теперь ты можешь сражаться…

Галдар в изумлении уставился на свое отражение. Согнул единственную левую руку. Минотавр в зеркале согнул обе руки. Какая-то горячая жидкость обожгла ему глаза, и он, рассердившись, быстро отвернулся и начал осматривать долину в поисках Мины. Оказавшись здесь, он захотел наконец покончить со всем этим делом. Он хотел, чтобы поскорее миновала неловкость первой встречи, хотел покончить с болезненным разочарованием, оставить ее здесь с эльфом и уйти прочь, к своей жизни.

— Я помню, как ты потерял руку, которую вернула тебе Мина, — заговорил Валтонис; это были его первые слова с тех пор, как его взяли в плен. — Ты защищал Мину от Такхизис, которая обвиняла ее в заговоре и убила бы ее в приступе гнева. Ты заслонил Мину своим телом, и Темная Королева отрубила тебе руку. Саргас предложил тебе вернуть эту руку, но ты отказался…

— Кто разрешал тебе говорить, эльф? — злобно набросился на пленника Галдар, удивляясь, почему он раньше не заткнул ему рот.

— Никто, — с полуулыбкой ответил Валтонис. — Я буду молчать, если хочешь.

Минотавр не хотел признаваться себе, но звук чужого голоса в этом месте, где некогда говорили лишь мертвые, успокоил его, и он ответил:

. — Можешь тратить свои последние минуты на болтовню, если тебе нравится. Твои проповеди на меня не действуют.

Галдар замер и прищурился, глядя в долину. Ему показалось, что он уловил какое-то движение, что там, внизу, люди. Наверное, слабый солнечный свет сыграл с ним шутку, и он не мог сказать, видел ли он живых людей, или призраков, или всего лишь причудливые тени, отбрасываемые проклятыми камнями.

Нет, это не тени, решил он. И не призраки. Там, внизу, люди, и, должно быть, именно те, с которыми ему приказали встретиться.

Там был монах в оранжевой рясе, который, как ему сказали, сопровождает Мину. Но если это так, то где же сама Мина?

— Чтоб провалиться этому проклятому месту! — с внезапной злобой воскликнул Галдар.

Его заверили, что Мина будет с монахом, но он ее не видел. В любом случае он не понимал, зачем ей путешествовать в компании монаха. Все это не нравилось ему с самого начала, а теперь нравилось все меньше и меньше.

Вытащив из-за пояса моток веревки, Галдар приказал Валтонису вытянуть руки.

— Я дал тебе слово, что не буду пытаться бежать, — спокойно произнес эльф.

Галдар проворчал что-то и туго обмотал веревкой тонкие запястья. Завязать узел одной рукой было непросто, и Галдару пришлось воспользоваться зубами.

— Связанный или нет, я не могу убежать от нее, — добавил Валтонис. — И ты тоже, Галдар. Ты ведь всегда знал, что Мина — Богиня, правда?

— Заткнись! — злобно заорал Галдар.

Грубо схватив эльфа за руку, минотавр толкнул его вперед.

Очередная молния не ударила, как обычно, а вспыхнула, словно стена огня, озарив небо, землю и горы белым и пурпурным сиянием. И на фоне этого жуткого сияния они заметили темную фигуру, которая двигалась к ним, спокойно идя сквозь бушующий шторм, против ветра, который был ей нипочем, не дрогнув при виде молний и при звуке раскатов грома.

— Кто ты? — спросил Галдар.

— Меня зовут Мина…

Он звал ее. Они все звали ее. Все те, кто прежде следовал за ней на битву, в которой их ждала слава или смерть.

— Это ты сделала! — бушевала Такхизис. — Ты вступила в заговор с ними, чтобы низвергнуть меня! Ты заставила их произносить в молитвах свое имя, а не мое!

Мина… Мина.

Глава 6

ПОЛОЖИВ руку на плечо Мине, Рис обернулся в ту сторону, куда указывал Паслен. Он увидел отряд воинов, исчезавший за краем гряды. В долину спускались двое: минотавр в кожаных доспехах, украшенных эмблемой Саргоннаса, и эльф со связанными руками.

Бежать было слишком поздно, даже если бы Рис знал, куда бежать. Минотавр заметил их.

У правого бедра минотавра болтался меч — у него не было правой руки. Он не вытаскивал оружие, но держал левую руку на эфесе. Его зоркие глаза подозрительно задержались на Рисе, затем он осмотрел остальных и нахмурился. Минотавр искал Мину.

На эльфе была простая одежда — зеленый плащ, туника, сильно поношенные сапоги, покрытые дорожной пылью. Он был безоружен и, несмотря на то что минотавр, очевидно, взял его в плен, шел легко, с гордо поднятой головой, размашистыми, уверенными шагами, как тот, кто исходил много дорог.

Бог-Странник. Рис узнал Валтониса и хотел уже выкрикнуть предупреждение, но рев минотавра заглушил его голос.

— Мина!

Имя огласило долину, эхо его прокатилось по склонам Лордов Рока, породив зловещие отзвуки, словно сами горы взывали к ней.

— Галдар! — радостно вскрикнула Мина.

Она оттолкнула Риса в сторону с такой силой, что ему показалось, будто в него ударила молния. Он рухнул на землю, оглушенный, не в силах пошевелиться.

— Галдар! — снова закричала Мина и побежала к нему с протянутыми руками.

Мина больше не была ребенком. Это была семнадцатилетняя девушка. Волосы у нее были коротко острижены. Она была облачена в доспехи, какие носили воины, называвшие себя Рыцарями Нераки, латы были покрыты сажей, вмятинами и пятнами крови, в крови и грязи были ее руки по локоть. Подбежав к минотавру, она обняла его и спрятала лицо у него на груди.

Галдар сжал ее здоровой рукой, притянул к себе. По обеим сторонами морды у него возникли две морщины, что говорило о силе чувств.

Видя, что старые друзья заняты, Паслен подполз к Рису и сел рядом с ним.

— Ты как? — прошептал он.

— Со мной все в порядке… сейчас будет. — Лицо монаха исказилось от боли. Чувствительность понемногу возвращалась к рукам и ногам. — Не пускай туда Атту!

— Я держу ее, Рис, — сказал кендер.

Он вцепился в длинную шерсть на загривке собаки. К его удивлению, Атта не пыталась напасть на повзрослевшую Мину. Вероятно, она была поражена этим превращением не меньше Паслена.

Галдар крепко прижал к себе Мину и окинул остальных вызывающим взглядом, словно запрещая им даже пытаться отнять ее у него.

— Мина, — прерывающимся голосом начал он, — я пришел, чтобы найти тебя… То есть меня послал Саргас…

— Сейчас это не имеет значения! — резко ответила девушка, отстранилась от него и подняла голову. — У нас нет времени, Галдар. Оплот осажден. Город окружен Соламнийскими Рыцарями. Я должна ехать туда, принять командование. Я прорву осаду! — Ее янтарные глаза горели. — Ну что ты стоишь? Где мой конь? Мой меч? Где мои воины? Ты должен привести их, Галдар, сейчас же. У нас мало времени. Мы можем проиграть битву…

Минотавр ошеломленно моргал.

— Э-э… Ты разве не помнишь, Мина? Ты же выиграла эту битву. Ты прорвала осаду Оплота. В Провале Беккарда…

Она нахмурилась и резко оборвала его:

— Не пойму, что с тобой, Галдар. Хватит тратить время на глупую болтовню, выполняй мой приказ!

— Мина, — озабоченно произнес минотавр, — осада Оплота произошла давным-давно, во время Войны Душ. Война закончилась. Единая Богиня потерпела поражение. Ты что, ничего не помнишь, Мина? Боги изгнали ее, сделали ее смертной…

— Они убили ее, — тихо промолвила девушка, и янтарные глаза сверкнули под нахмуренными бровями. — Они завидовали моей Королеве, завидовали ее могуществу. Все смертные в этом мире обожали ее. Они воспевали ее. Другие Боги не могли этого допустить, и они уничтожили ее.

Пару раз Галдар пытался заговорить, но безуспешно, и наконец смущенно выдавил:

— Они воспевали тебя, Мина. Глаза ее засияли внутренним светом.

— Да, ты прав, — улыбнулась она. — Они пели мое имя.

Галдар облизнул губы и огляделся, словно ища помощи. Не найдя ее, он громко откашлялся и начал затверженную, много раз отрепетированную речь, говоря торопливо, без выражения, спеша поскорее закончить.

— Этот эльф — Валтонис, некогда он был Паладайном, главой Пантеона Богов, это по его вине пала Королева Такхизис. Мой Бог, Саргас, ждет, что ты примешь жизнь Валтониса в дар от него и совершишь справедливый суд над предателем, который сверг… твою… нашу Королеву. Взамен Саргас надеется, что ты будешь хорошего мнения о нем и… и… что ты…

Галдар смолк и, пораженный, уставился на Мину.

— На что он надеется, Галдар? — переспросила Мина. — Саргас надеется, что я буду хорошего мнения о нем — и что еще?

— Станешь его союзницей, — наконец выговорил тот.

— Ты хочешь сказать — стану одним из его военачальников? — нахмурилась Мина. — Но я не могу. Я же не минотавр.

Галдар ничего не мог на это ответить. Он снова огляделся в поисках помощи, и на этот раз нашел ее. За него ответил Валтонис:

— Саргас хочет, чтобы ты стала Темной Королевой, Мина.

Девушка рассмеялась, словно услышала хорошую шутку. Затем заметила, что никто больше не смеется.

— Галдар, почему у тебя такой мрачный вид? Это же забавно. Я? Темная Королева?

Галдар потер щеку, быстро заморгал и уставился куда-то поверх ее головы.

— Галдар! — внезапно рассердилась Мина. — Это же смешно!

— Минотавр прав, Рис? — приглушенным шепотом спросил Паслен. — Этот эльф на самом деле Паладайн? Я всегда мечтал встретиться с Паладайном. Ты не мог бы меня предста…

— Тише, друг мой, — негромко остановил его монах. Он бесшумно, проворно поднялся на ноги, стараясь не привлекать к себе внимания. — Держи Атту.

Паслен изо всех сил вцепился в собаку и, глядя на Бога-Странника, прошептал ей на ухо:

— Мне казалось, он должен быть чуточку повыше ростом…

Рис подобрал с земли эммиду и свою сумку, привязал сумку к концу посоха и направился вперед по камням, поднимая облачка пыли. Он подошел к Валтонису и остановился сбоку от него, немного впереди.

—, Этот эльф знает дорогу в Дом Богов, Мина, — произнес Рис.

Янтарные глаза Мины, в которых билось столько пойманных душ, что они стали почти черными, обратились к Рису, губы презрительно скривились.

— Кто ты такой? Откуда ты пришел? Рис улыбнулся:

— Именно эти вопросы ты задала мне, Мина, при нашей первой встрече. Такую загадку загадала тебе драконица. «Откуда ты пришла? » Ты сказала мне, что я знаю ответы. Тогда я не знал, а теперь знаю. Как и ты, Мина. Тебе известна правда. Тебе придется ее принять. Ты больше не можешь от нее прятаться. Валтонис — твой отец, Мина. Ты его дочь. Ты — Богиня. Богиня Света.

Мина побледнела как смерть. Золотистые глаза стали огромными.

— Ты лжешь, — едва слышно прошептала она.

— Люди воспевали твое имя, Мина. Как и Возлюбленные. Если ты убьешь Валтониса, ты совершишь неслыханное преступление и займешь место среди Богов Пантеона Тьмы, — сказал ей Рис. — Равновесие нарушится. Мир погрузится в пучину хаоса. Именно этого хочет Саргоннас. Но хочешь ли этого ты, Мина? Ты путешествовала по миру. Ты встречала его обитателей. Ты видела несчастья, разрушения и потрясения, имя которым — война. Так хочешь ли ты этого?

Мина снова изменила свой облик и превратилась в повелительницу Возлюбленных, ту Мину, что одаривала их смертоносным поцелуем. У нее были длинные рыжие волосы, она была одета в черное с красным. У нее был уверенный вид — вид королевы, и она, нахмурившись, пристально разглядывала Валтониса. Лицо ее стало жестким, губы сжались.

— Он убил мою Королеву! — холодно объявила она.

Она бросилась мимо Галдара, который смотрел на эту сцену открыв рот, выпучив глаза и дрожа от страха. Мина подошла к Валтонису и окинула его долгим взглядом, пытаясь заманить его в янтарную тюрьму, как очередного мотылька.

Он спокойно выдержал ее взгляд.

«Неужели его смертный разум сохранил нечто от разума Бога? — удивился Рис. — Неужели где-то в памяти Валтониса хранится воспоминание о том миге совершенной радости творения, в который и появилось дитя счастья и света? Неужели он помнит жгучую боль, которую испытал, узнав, что должен пожертвовать своим ребенком ради этого самого творения? »

Монах не знал ответа. Он видел лишь покрытое морщинами лицо эльфа, видел горе отца, который обнаружил, что его дитя поддалось дурным страстям.

— Позволь мне помочь тебе, Мина. — Валтонис протянул к ней связанные руки.

Она окинула его презрительным взглядом и наотмашь ударила по лицу; эльф рухнул на землю. Мина встала над ним и протянула руку:

— Галдар, дай мне свой меч.

Минотавр неуверенно взглянул на поверженного Валтониса. Рука его потянулась к эфесу меча. Но он не вытащил его из ножен.

— Мина, монах прав, — в смятении произнес Галдар. — Если ты убьешь этого эльфа, то сама превратишься в Такхизис. А ты не такая, как она. Ты молилась за своих людей, Мина. Раненая, истощенная, ты шла по полю битвы и молилась за души тех, кто отдал жизнь за твое дело. Ты заботилась о своих воинах. А Такхизис — нет. Она использовала их, так же как и тебя!

— Дай мне свой меч! — гневно повторила Мина. Галдар покачал увенчанной рогами головой:

— В конце концов, когда Такхизис выгнали с небес, она во всем обвинила тебя, Мина. Она не признавала свою вину. Никогда. Она собиралась убить тебя, полная злобы и жажды мщения. Такова была Такхизис. Злобная и мстительная, жестокая, коварная, пекущаяся лишь о собственных интересах. Ей было все безразлично, кроме своих собственных амбиций, собственного величия. Ее дети ненавидели ее и сражались против нее. Ее муж презирал ее, не доверял ей и радовался ее падению. Ты хочешь стать такой же, Мина? Такой, как она?

Мина стояла неподвижно, глядя на минотавра с презрением. Когда он остановился, чтобы перевести дыхание, она с усмешкой сказала:

— Мне не нужны проповеди. Просто дай мне этот проклятый меч, ты, глупый однорукий вол!

Галдар побледнел так сильно, что бледность была заметна даже сквозь темную шерсть. Тело его содрогнулось от боли. Он бросил ненавидящий взгляд в небеса, затем вытащил меч. Но не дал его Мине. Подойдя к Валтонису, лежащему без сознания, он перерезал веревки, стягивавшие его запястья.

— Я не собираюсь участвовать в убийстве, — негромко, но с достоинством сказал Галдар.

Рывком вложив меч обратно в ножны, он развернулся и пошел прочь.

— Галдар! Стой! — в ярости вскричала Мина. Минотавр не остановился.

— Галдар! Я тебе приказываю!

Минотавр не оглянулся. Он скрылся среди черных монолитов, древних свидетелей злодеяний Тьмы.

Мина в гневе смотрела, как он уходит, затем внезапно, стремительно, как ветер, бросилась вслед за ним по источенным непогодой камням. Рис предупреждающе вскрикнул. Галдар обернулся как раз в тот миг, когда Мина догнала его. Не обращая на минотавра внимания, она ухватилась за эфес его меча и вытащила его из ножен.

Галдар поймал ее за запястье и попытался отнять меч. Мина в слепой ярости набросилась на минотавра, колотя его эфесом и плашмя клинком.

Галдар попытался было обороняться, но у него была только одна рука, а Мина дралась с силой и яростью Богини.

Рис кинулся на помощь минотавру. Бросив посох, он схватил Мину за талию и попытался оттащить от Галдара. Окровавленный воин со стоном рухнул на землю. Мина вырвалась из рук монаха и оттолкнула его назад; он потерял равновесие, а она продолжила бить минотавра ногами и мечом, пока он не смолк и не перестал шевелиться. — Мина… — начал Рис.

Девушка зарычала и нанесла ему могучий удар кулаком прямо в солнечное сплетение, так что у монаха перехватило дыхание. Рис попытался сделать вдох, но все мышцы у него свело, и он едва смог втянуть в себя воздух. Мина ударила его в челюсть; кость треснула. Рот его наполнился чем-то соленым. Мина стояла над Рисом с тяжелым мечом минотавра в руке, и он ничего не мог сделать. Он захлебывался собственной кровью.

Паслен изо всех сил пытался удержать Атту, но вида Риса, на которого напали, собака не смогла вынести. Она вырвалась из рук кендера. Паслен попытался поймать ее, но промахнулся и распластался на камнях. Атта прыгнула и всем телом обрушилась на Мину, сбив ее с ног; меч покатился по камням!

Рыча, собака тянулась к горлу Мины. Та отбивалась, пытаясь оторвать ее от себя. Во все стороны летела слюна и кровь.

Паслен, пошатываясь, поднялся на ноги. Рис плевался кровью. Минотавр был мертв или умирал. Валтонис без чувств лежал на земле. Лишь кендер оставался цел и невредим, но он понятия не имел, что ему делать. В мозгу его царила такая неразбериха, что он позабыл все заклинания и к тому же вспомнил, что никакое заклинание, даже самое мощное, произнесенное самым могущественным чародеем, не может остановить Богиню.

Холодное, тусклое солнце сверкнуло на клинке.

Мине удалось нащупать меч. Подняв его, она нанесла удар.

Атта свалилась на землю, взвизгнув от боли. На белой шерсти расплылось алое пятно, но собака еще пыталась вскочить на ноги, рычала и щелкала зубами. Мина подняла меч, чтобы нанести второй удар, на этот раз — смертельный.

Паслен, едва соображая, что делает, стиснул в ладони золотого кузнечика и подпрыгнул. Он перелетел через верхушку гигантского кристалла и врезался в Мину, выбив оружие из ее рук.

Кендер с глухим стуком приземлился на камни. Мина пришла в себя, и оба бросились к оружию, стараясь схватить его. Рис, выплюнув кровь, пополз к ним.

Но опоздал.

Мина вцепилась в хохолок кендера, резко дернула и повернула. Рис услышал тошнотворный хруст, и тело Паслена безвольно обвисло.

Мина выпустила его волосы, и кендер, как мешок, повалился на землю.

Рис подполз к телу друга. Паслен смотрел на него, но уже ничего не видел. Слезы выступили на глазах монаха. Он не глядел в сторону Мины. Она собиралась убить и его, и он не мог ей помешать. Атта скулила — плечо ее было разворочено до кости. Он прижал к себе несчастную умирающую собаку, затем протянул окровавленную руку, чтобы закрыть Паслену глаза.

Маленькая девочка с рыжими косами присела на корточки рядом с кендером.

— Все, пора вставать, Паслен, — сказала Мина. Но кендер не пошевелился, и она тряхнула его

за плечо.

— Ну, хватит притворяться спящим, Паслен, — упрекнула его Мина. — Пора идти. Мне нужно в Дом Богов, а карта у тебя.

Голос ее задрожал.

— Просыпайся! — всхлипнула она. — Прошу, прошу тебя, вставай.

Кендер лежал неподвижно.

Мина душераздирающе вскрикнула и бросилась на тело убитого.

— Прости, прости, прости! — снова и снова повторяла она в приступе горя.

— Мина… — пробубнил ее имя Рис, несмотря на боль в челюсти, выплюнув заливавшую рот кровь и выбитые зубы, и оно отразилось эхом от Лордов Рока.

— Мина… Мина…

Она поднялась. На Паслена печально смотрела маленькая девочка, но женщина, Мина, осторожно закрыла невидящие глаза. Женщина подошла к Галдару, прикоснулась к нему и что-то прошептала. Женщина вернулась к Атте и нежно погладила ее. Затем Мина опустилась на колени рядом с Рисом и, грустно улыбнувшись, положила руку ему на лоб. Горячий, золотистый янтарь залил его тело.

Глава 7

Мина, женщина, села рядом с Валтонисом на твердый, источенный ветрами камень. На ней не было доспехов, не было и черной одежды служителей Чемоша. Она была в простом платье, складки которого спадали к ее ногам. Мягкие волны золотистых волос были собраны на затылке. Она сидела неподвижно, глядя на Бога-Странника и ожидая, пока он очнется.

Валтонис наконец сел, огляделся, и лицо его помрачнело. Быстро поднявшись на ноги, он направился к раненым, чтобы оказать помощь. Мина бесстрастно наблюдала за ним, ее лицо было неподвижно и лишено всякого выражения.

— Кендер мертв, — сказала она. — Я убила его. Монах, минотавр и собака, я думаю, будут жить.

Валтонис опустился на колени рядом с кендером, бережно поправил тело, придал ему подобающий вид, затем негромко произнес благословение.

— Отряхни со своих башмаков пыль дорог, мой маленький друг. Теперь их будет осыпать звездная пыль.

Сняв свой зеленый плащ, он благоговейно прикрыл маленькое тело.

Затем Валтонис склонился над Аттой, которая слабо взмахнула хвостом и лизнула ему руку. Он отбросил в сторону шерсть, слипшуюся и почерневшую от крови; рана оказалась несерьезной. Он погладил собаку по голове и обернулся к ее хозяину.

— Мне кажется, я знаю этого монаха, — продолжала говорить Мина. — Я уже где-то встречала его. Я все пыталась вспомнить, где именно, и вот теперь вспомнила. Это было в лодке… Нет, не в лодке. В таверне, которая когда-то была лодкой. Он сидел там, а я вошла, и он взглянул на меня и узнал… Он знал, кто я… — Она слегка нахмурилась. — Но сам не понял этого…

Валтонис поднял голову и взглянул в ее янтарные глаза. Он больше не видел там бесчисленных душ, заключенных в янтаре, словно мотыльки. Он увидел в ее ясных глазах ужасное знание. И в блестящих зрачках отражался он сам.

— Рядом с монахом сидел человек… Мертвый. Я не знаю его имени. — Мина на мгновение смолкла, затем, запинаясь, продолжала: — Их было так много… я не знала их имен. Но я знаю, как зовут монаха. Это брат Рис. И он знает мое имя. Он меня знает. Он знает, кто я такая, что я сделала. Но, зная это, он пошел со мной. Он заботился обо мне. — Она печально улыбнулась. — Кричал на меня…

Валтонис положил руку на шею Риса и нащупал пульс. Лицо монаха было залито кровью, но Валтонис не нашел никаких ран. Он ничего не ответил Мине. Инстинктивно он чувствовал, что ей не нужны его слова. Она хотела слышать лишь себя, ей нужно было слышать лишь собственный голос в мертвой тишине долины Нераки.

— Кендер тоже меня узнал. Когда он впервые увидел меня, то заплакал. Он плакал из-за меня. Ему было жаль меня. Он сказал: «Ты такая печальная»…

А минотавр Галдар был моим другом. Добрым, верным другом…

Мина отвела взгляд от минотавра и уставилась на пустынную, зловещую местность.

— Я ненавижу это место. Я знаю, где мы. Мы в Нераке, и жуткие вещи произошли здесь из-за меня… И еще много ужасов произойдет… из-за меня…

Она умоляюще взглянула на Валтониса.

— Ты знаешь, что я хочу сказать. Твое имя на эльфийском означает «Изгнанник». Ты — мой отец. Мы оба, отец-смертный и дочь-злодейка, — изгнанники. Только ты уже никогда не сможешь вернуться домой. — Мина глубоко, безрадостно вздохнула. — А я должна.

Валтонис подошел к минотавру и приложил руку к могучей бычьей шее.

_ — Я Богиня, — говорила Мина. — Я живу в нескольких временах одновременно. Хотя, — добавила она, и ее гладкий лоб снова прорезала морщина, — есть время, существовавшее до начала времен, которого я не помню, и есть время, которое еще не настало и которого я не вижу.

Ветер свистел среди камней, похожих на гнилые зубы, но Валтонис ничего не слышал, кроме голоса Мины. Ему казалось, что физический мир провалился куда-то и он парит в эфире, слыша лишь ее голос, видя лишь ее янтарные глаза, наполнявшиеся слезами.

— Я творила зло, отец, — произнесла Мина, и слезы медленно покатились у нее по щекам. — Нет, не так; я творю зло — ведь я живу в нескольких временах. Говорят, что я Богиня, рожденная среди Света, и все же я несу с собой Тьму. Из-за меня гибнут тысячи невинных людей. Я убиваю тех, кто верит в меня. Я забираю жизнь и превращаю людей в живых мертвецов. Некоторые говорят, что меня обманула Такхизис и что я сама не знаю, что поступаю неправедно.

Мина улыбнулась сквозь слезы, но улыбка ее была отчужденной и холодной.

— Но я знаю, что делаю. Я хочу услышать, как они произносят мое имя, отец! Я хочу, чтобы они поклонялись мне — Мине! Не Такхизис. Не Чемошу. Мине. Только Мине.

Она не пошевелилась, чтобы стряхнуть слезы.

— Те двое, что были для меня как матери, умерли у меня на руках. Когда Золотая Луна умирала, она взглянула на меня угасающим взглядом и увидела правду, увидела мою уродливую сущность. И она отвернулась.

Мина поднялась на ноги и подбежала к минотавру, присела рядом, но не прикоснулась к нему. Затем встала и подошла к телу кендера, укрытому зеленым плащом. Наклонившись, бережно поправила край плаща, сбившийся от ветра. Янтарные глаза замерцали.

— Я могу вернуть его к жизни, — сказала она. Она выпрямилась и раскинула руки, словно обнимая всех раненых и мертвых, обнимая проклятый Храм и Долину Зла. — Ведь я Богиня! Я могу сделать так, чтобы всего этого никогда не было!

— Можешь, — согласился Валтонис— Но для этого тебе придется вернуться к первой секунде первого часа и первого дня существования мира и начать все сначала.

— Я не понимаю! — крикнула Мина, раздраженная этими словами. — Ты говоришь загадками.

— Все мы начали бы сначала, если бы могли, Мина. Все мы хотим стереть наши прошлые ошибки.

Для смертных это невозможно. Мы принимаем случившееся, учимся на ошибках и продолжаем жить дальше. Для Богов нет ничего невозможного. Но в таком случае все сотворенное будет стерто и время начнет свой отсчет с начала.

Мина взглянула на Валтониса вызывающе, словно не веря ему, и на какой-то ужасный миг ему показалось, что она, чтобы избавиться от боли, готова действительно уничтожить и себя, и весь мир.

Мина упала на колени и подняла лицо к небесам.

— Вы, Боги! Вы тянете меня в разные стороны, вы готовы разорвать меня на кусочки! — выкрикнула она. — Каждый из вас хочет использовать меня для своих целей. Но никому из вас нет дела до того, чего я хочу.

— А чего ты хочешь, Мина? — спросил Валтонис. Она огляделась по сторонам, словно спрашивая ответа. Взгляд ее упал на безжизненное тело кендера под зеленым плащом. Затем она взглянула на лежащего без сознания Галдара, своего верного друга. Перевела взгляд на Риса, который утешал ее, когда ночью она просыпалась от страха.

— Я хочу снова заснуть навеки, — прошептала она. У Валтониса заныло сердце. Слезы застилали ему

глаза, мешали говорить.

— Но я не могу, — горестно произнесла Мина. — Я знаю. Я пыталась. Но они звали меня по имени и разбудили Меня…

Внезапно она разразилась душераздирающими рыданиями. Из янтарных глаз полились слезы, и отражение Бога-Странника утонуло в них.

— Останови их, отец! — умоляла она, раскачиваясь взад-вперед, страдая от жестокой муки. — Останови их!

Валтонис, хрустя сапогами по камням долины Нераки, подошел к дочери. Она подползла к нему и обхватила за ноги. Он взял ее за плечи и заставил подняться.

— Эти голоса не смолкнут, — сказал он. — Ты будешь вечно слышать их — до тех пор, пока не дашь им ответ.

— Но что мне ответить?

— Это решать тебе.

Валтонис протянул ей сумку, которую так долго нес за нее Рис. Мина, озадаченная, разглядывала ее. Там лежали ее два подарка — Ожерелье Мятежа и хрустальная Пирамида Света.

— Помнишь, что это такое? — спросил Валтонис. Мина покачала головой.

— Ты нашла их в Доме Святотатства. Ты собиралась преподнести эти вещи в дар Золотой Луне, когда придешь в Дом Богов.

Мина долго смотрела на артефакты, творение всепоглощающей Тьмы и дар Света. Затем бережно и благоговейно завернула их в ткань.

— Далеко ли до Дома Богов, отец? — прошептала она. — Я очень устала.

— Недалеко, дочь моя, — утешил ее Валтонис — Теперь уже недалеко.

Глава 8

Мохнатый палец приподнял веко Риса, заставив монаха вздрогнуть и подскочить; испуганный Галдар чуть не выдавил монаху глаз. Минотавр убрал руку и довольно проворчал что-то. Обхватив Риса за спину огромной ручищей, он приподнял его, усадил и сунул в зубы какой-то фиал; в рот монаху полилась отвратительно пахнущая жидкость.

Рис поперхнулся и начал отплевываться.

— Глотай! — приказал Галдар, хлопнув монаха по спине с такой силой, что тот закашлялся и жидкость ручейком потекла изо рта.

Рис икнул и подумал; а не отравили ли его? Галдар ухмыльнулся, показывая все свои зубы, и буркнул:

— Яд гораздо приятнее на вкус, чем эта штука. Посиди тихо минуту, пусть она сделает свое дело. Скоро тебе станет лучше.

Рис повиновался и не стал задавать вопросов. Он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы услышать ответы. Челюсть мучительно болела, хотя, очевидно, кость срослась. Болел живот, каждый вздох давался с трудом. Снадобье, оказавшись в желудке, потихоньку начало свою работу: боль в теле стихала, но душа болела по-прежнему.

Галдар тем временем схватил Атту за голову и крепко держал, пока другой минотавр в солдатских доспехах с эмблемой Саргаса ловко намазывал ее рану какой-то коричневой жижей.

— Ты бы с удовольствием откусила мне руку, а, псина? — сказал Галдар, и Атта прорычала что-то в ответ, заставив минотавра усмехнуться.

Воин, закончив свою операцию, кивнул начальнику. Галдар отпустил собаку, и оба они отскочили назад. Атта несколько неловко поднялась и, не сводя подозрительного взгляда с минотавра, подошла к Рису, чтобы тот погладил ее. Затем, хромая, приблизилась к зеленому плащу, понюхала его, потрогала лапой и, обернувшись к монаху, завиляла хвостом, словно говоря: «Ты это исправишь, хозяин. Я знаю, что исправишь».

— Атта, ко мне, — приказал Рис.

Но собака осталась на месте. Она снова царапнула плащ и заскулила.

— Ко мне, — повторил Рис.

Атта, понурив голову и поджав хвост, медленно, болезненно хромая, вернулась к хозяину и улеглась рядом. Положив голову на лапы, она испустила глубокий вздох.

Галдар присел на #корточки рядом с телом. Он двигался медленно и неуклюже. Его шерсть, слипшаяся от крови, была измазана той же коричневой мазью, которой он лечил Атту. Галдар приподнял край плаща и взглянул на Паслена.

— Саргас приказывает нам почитать его. Он будет известен среди нас как Kedir ut Sarrak.

Рис улыбнулся сквозь слезы. Он надеялся, что дух Паслена еще здесь и слышит эти слова.

Воины собрали свои вещи, готовясь отправиться в путь. Никто не хотел оставаться в этом месте дольше, чем необходимо.

— Ты можешь идти, монах? — спросил Галдар. — Если можешь, пойдем с нами. Мы поможем тебе нести твоего мертвого друга и пса. Если пес не будет кусаться, — ворчливо добавил он.

Рис с благодарностью принял предложение.

Один из минотавров поднял маленькое тело. Другой нес Атту. Собака сопротивлялась и лаяла, но Рис велел ей сидеть тихо, и она успокоилась и позволила минотавру нести себя, хотя и не переставала ворчать.

— Благодарю тебя за помощь… — начал Рис.

— Я тут ни при чем, — перебил его Галдар и махнул рукой в сторону воинов. — Можешь благодарить этих непослушных олухов. Они нарушили мой приказ и пришли за мной, хотя я велел им оставаться по ту сторону гор и ждать меня.

— Рад, что они тебя не послушали, — сказал Рис.

— Если хочешь знать, я и сам рад. Идите, идите, — велел он своим подчиненным. — Мы с монахом не можем скакать так быстро. С нами ничего не случится. В этой долине остались лишь призраки, а призраки не могут причинить нам вреда.

Минотавры, похоже, не были в этом так уверены, но они подчинились Галдару и, хотя и шагали медленнее, чем могли бы, отошли на расстояние оклика.

Галдар и Рис шли рядом, оба хромали. Галдар, морщась, прижимал руку к телу. Один глаз у него заплыл, по голове от основания рога струйкой текла кровь. У Риса ныли живот и челюсть, отчего ему было больно дышать.

— Куда ты теперь пойдешь? — спросил монах.

— Вернусь в Джелек, к своим обязанностям посла в вашем человечьем государстве. Сомневаюсь, что тебе хочется попасть туда, — добавил он, искоса взглянув на Риса. — Но я и мои воины тебя не бросим. Мы подождем вместе с тобой, пока не прибудет подмога.

— Подмоги, скорее всего, придется долго ждать, — возразил Рис, внутренне испустив вздох.

— Думаешь? — спросил Галдар, и на губах его мелькнула усмешка. — Тебе бы следовало иметь больше веры, монах.

Рис понятия не имел, о чем это он, но, прежде чем он успел спросить, усмешка минотавра исчезла. Он взглянул вниз, в каменную долину, усеянную черными кристаллами.

— Мина пошла с ним, так? С Богом-Странником?

— Надеюсь, что так, — ответил Рис. — Молюсь, чтобы это было так.

_ — Я в молитвах не силен, — фыркнул Галдар. — И если бы я захотел молиться, мне бы пришлось обратиться к Саргасу, а мне кажется, что сейчас Рогатый Бог не очень-то расположен слушать меня. — Он смолк, затем торжественно добавил: — Если бы я мог молиться, то я бы помолился о том, чтобы Мина нашла то, что ищет.

— Так ты простил ее? После всего, что она с тобой сделала? — удивился Рис.

Минотавры были мало склонны прощать кого-либо. Они были народом Бога Мести.

— Можно сказать, у меня уже вошло в привычку ее прощать. — Галдар потер свою культю и поморщился. Странно, боль в несуществующей руке была сильнее, чем в местах недавних увечий. Он добавил, вызывающе и вместе с тем пристыжен но: — А ты? Ты простил ее, монах?

— Когда-то я отправился в путь, терзаемый ненавистью и жаждой мести, — промолвил Рис. Взгляд его обратился к минотавру, несущему маленькое тело, к зеленому плащу, который хлопал на ветру. — Но это уже в прошлом. Я прощаю Мину и молюсь о том же, о чем и ты, — чтобы она нашла то, что ей нужно. Хотя я не уверен, что об этом стоит молиться.

— Это еще почему?

— Что бы она ни нашла, в итоге равновесие сместится в ту или другую сторону.

— Весы могут сместиться и в твою сторону, монах, — предположил Галдар. — Тебе это будет по душе, разве нет?

Рис покачал головой:

— Человек, который слишком долго смотрел на солнце, оказывается так же слеп, как и тот, кто идет в кромешной тьме.

Они замолчали, чтобы сберечь силы для подъема в гору. По приказу Галдара его воины ожидали их у подножия Лордов Рока. Минотавры имели мрачный вид, поскольку тут же ждали своего лидера и Верные. Их привела к долине немая Элспет, но слишком поздно — Валтониса здесь уже не было.

Галдар при виде эльфов нахмурился.

— Вы же дали клятву, — сказал он.

— Мы не нарушили своего слова, — заявил один из Верных. — Мы не пытались освободить Валтониса.

Эльф указал на плащ, в который было завернуто тело кендера.

— Это принадлежит Валтонису! Где он? — Эльф с ненавистью уставился на Галдара. — Что вы с ним сделали? Вы подло убили его!

— Напротив. Минотавр спас ему жизнь, — возразил Рис. — Эльф недоверчиво нахмурился. — Вы мне не верите? — устало произнес Рис.

Глава Верных поклонился.

— Мы не хотели обидеть тебя, слуга Матэри, — обратился к Рису эльф, назвав Маджере эльфийским именем. — Но ты должен понять наше недоумение. Монах Матэри и минотавр Кинталаса вместе покидают Долину Зла. Что происходит? Валтонис жив?

— Он жив, ему ничто не угрожает.

— Тогда где же он?

— Он помогает потерявшемуся ребенку найти свой дом, — объяснил Рис.

Эльфы озадаченно переглянулись, некоторые явно выражали недоверие. А затем вперед вышла немая Элспет и встала перед Галдаром. Один из эльфов попытался было ее остановить, но она отшвырнула его прочь. Женщина протянула руку и прикоснулась к минотавру.

— Что это значит? — угрюмо буркнул тот. — Скажите ей, чтобы оставила меня в покое.

Элспет успокаивающе улыбнулась. Минотавр наблюдал за ней хмуро и напряженно, а она слегка провела пальцами по обрубку его правой руки.

Галдар моргнул. Примаса боли, искажавшая его лицо, исчезла. Он сжал обрубок другой рукой я пораженно уставился на женщину. Элспет прошла мимо него и опустилась на колени у тела кендера. Она осторожно подоткнула плащ вокруг него, как мать поправляет одеяло спящего ребенка, затем взяла тело на руки и принялась терпеливо ждать, пока отряд не отправится в путь.

Галдар обернулся к Рису:

— Я же сказал тебе, что помощь близка.

Эльфы были озадачены еще больше, но повиновались безмолвному приказу Элспет и приготовились уходить.

— Надеюсь, ты почтишь нас своим обществом, слуга Матэри, — обратился командир к Рису, который с радостью согласился.

Галдар протянул левую руку и стиснул ладонь монаха в могучем пожатии.

— Прощай, брат.

Рис обеими руками сжал ручищу Галдара:

— Желаю тебе благополучного и быстрого путешествия.

— Ну, по крайней мере, быстрым оно будет точно, — мрачно заметил Галдар. — Чем скорее мы окажемся подальше от этого проклятого места, тем лучше.

Он проревел приказания, которые мгновенно были исполнены. Отряд минотавров зашагал прочь, не меньше своего командира стремясь покинуть Нераку.

Но Галдар задержался и несколько мгновений стоял, глядя на запад, на нагромождение пиков.

— Дом Богов, — произнес он. — Это где-то там.

— Да, мне так говорили, — подтвердил Рис.

Галдар кивнул каким-то своим мыслям и продолжал смотреть вдаль, словно пытаясь в последний раз увидеть Мину. Затем, вздохнув, обернулся и покачал рогатой головой.

— Как ты думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что с ней сталось, брат? — задумчиво спросил он.

— Не знаю, — уклончиво ответил Рис.

Но в глубине души он очень боялся, что они еще встретятся.

Глава 9

Валтонис и Мина медленно двигались в сторону Дома Богов. Они не торопились, понимая: чем бы ни закончилось это путешествие, каким бы ни оказался выбор Мины, это будет их последнее путешествие вместе.

Они долгие часы беседовали, говорили о многом, но сейчас Мина смолкла. От Нераки до Дома Богов было не больше десяти миль, но дорога туда была труднопроходимой, крутой, узкой и извивалась среди скал. Это была усеянная камнями заброшенная тропа, пробиравшаяся между крутыми склонами горного ущелья, стиснутая странными каменными образованиями, которые то и дело вынуждали путников отклоняться от цели.

Темное небо было затянуто облаками, его заслонял пар, поднимавшийся из кратеров Лордов. Рока. Пахло серой, дышать было нелегко, от испарений пересыхало во рту и щипало в носу.

Мина скоро устала. Однако она не жаловалась и продолжала идти. Валтонис сказал ей, чтобы она не торопилась. Спешить было некуда.

— Ты хочешь сказать, что у меня впереди целая вечность? — с кривой усмешкой переспросила его Мина. — Это верно, отец, но меня словно что-то подгоняет вперед. Я знаю, кто я, но теперь мне необходимо узнать, почему я такова. Я больше не могу спокойно спать под покровом ночи.

Мина несла с собой артефакты, взятые из Дома Святотатства. Она крепко держала священные предметы и ни на минуту не выпускала их из рук, хотя из-за сумки ей иногда было тяжело взбираться по круто идущей вверх тропе. Наконец она сдалась и присела отдохнуть; развернула артефакты и принялась их рассматривать, изучать, брала их по очереди и вертела в руках, ощупывала, словно слепец, пытающийся с помощью пальцев увидеть то, что не видят его глаза. Она ничего не говорила о своих чувствах Валтонису, а он не спрашивал.

По мере того как путники приближались к Дому Богов, Лорды Рока, казалось, утрачивали свою власть над ними и даже благоприятствовали им. Тропа стала шире, мягко шла под уклон. Теплый ветер, похожий на дыхание весны, унес прочь сернистые испарения. Вдоль дороги появились дикие цветы, они торчали из-за камней и пробивались сквозь трещины в каменном склоне.

— Что случилось? — спросил Валтонис, останавливаясь, — он заметил, что Мина начала хромать.

— Мозоль натерла, — сказала девушка.

Она села на землю и, сняв башмак, устало взглянула на окровавленный лопнувший волдырь.

— Боги только разыгрывают из себя смертных, — произнесла она. — Чемош занимался со мной любовью и получал от этого удовольствие — по крайней мере, он убедил себя в этом. Но на самом деле они лишь притворяются, что у них есть чувства. У Бога не может быть волдырей на пятках. — Она показала Валтонису пятно крови в башмаке. — Так почему именно я натерла мозоль? — воскликнула она. — Я же знаю, что я Богиня. Я знаю, что это ненастоящее тело, что я могу прыгнуть вот с этого обрыва, рухнуть на скалы и со мной ничего не случится. Я это знаю, и все же, — она закусила губу, — у меня болит нога. Как бы мне хотелось сказать, что это только кажется, но она болит!

— Такхизис пришлось убедить тебя в том, что ты смертная женщина, Мина, — объяснил Валтонис. — Она лгала тебе, чтобы тебя поработить. Она боялась, что если ты узнаешь правду о своем божественном происхождении, то захочешь соперничать с ней. Она должна была внушить тебе, что ты — человек, а для этого нужно было заставить тебя испытывать боль. Ты узнала горе и болезни. Ты узнала любовь, радость и печаль. Ей доставляло жестокое удовольствие перекраивать тебя и делать из тебя смертную. Она думала, что таким образом сделает тебя слабее.

— Так и случилось! — вспыхнула Мина, и янтарные глаза гневно сверкнули. — И я ненавижу себя за это. Когда я займу свое место в Пантеоне, мне нельзя будет показывать слабость. Я должна забыть, кем я была прежде.

— Я не так уверен в этом, — произнес Валтонис, опустился перед нем на колени и пристально взглянул ей в лицо. — Ты сказала, что Боги разыгрывают из себя смертных. Но они не играют. Принимая облик смертного, Бог пытается почувствовать то, что чувствуют смертные. Бог пытается понять смертных, чтобы суметь помочь им, руководить ими или, в некоторых случаях, принудить их к чему-либо или запугать. Но, будучи Богами, Мина, они, как бы ни старались, не могут понять смертных до конца. Лишь ты, девочка, постигла боль смертной жизни.

Богиня поразмыслила над этими словами.

— Ты прав, — наконец задумчиво промолвила она. — Возможно, именно поэтому я обладаю такой властью над смертными.

— Так ты этого хочешь? Власти?

— Разумеется! Разве не все мы к ней стремимся? — Мина нахмурилась. — Я видела Богов за работой — в тот день, в Утехе. Я видела, как лилась кровь, как перед алтарями грудами лежали мертвые тела. Если смертные сражаются и умирают за свою веру, почему бы им не идти на смерть с моим именем на устах? Какая разница?

Она снова надела башмак, поднялась и пошла вперед. Она, казалось, пыталась убедить себя, что не чувствует никакой боли, пыталась идти как ни в чем не бывало, но у нее ничего не получилось. Поморщившись, Мина остановилась.

— Ты же был Богом, — сказала она. — Разве ты ничего не помнишь? Помнишь тот миг, перед сотворением мира? Твой разум еще в состоянии объять бесконечность вселенной? Ты видишь, что там, за горизонтом?

— Нет, — ответил Валтонис. — Мой разум — это разум смертного. Я вижу лишь горизонт, да и то не всегда; когда тучи заволакивают небо, я и горизонта не вижу. И я рад. Думаю, если бы дело обстояло иначе, я бы не смог этого вынести.

— Да, ты прав, — негромко произнесла Мина. Она скинула оба башмака, швырнула их с обрыва

и быстро пошла дальше босиком. Не прошло и минуты, как нога напоролась на острый камень. Мина в гневе стиснула кулаки.

— Я Богиня! — крикнула она. — У меня нет ног!

Она уставилась на босые ступни, словно желая; чтобы они исчезли.

Но ноги оставались на месте; пальцы сжимались и разжимались, зарываясь в пыль.

Мина застонала и рухнула на землю, скорчившись и обхватив себя руками.

— Как я смогу быть Богиней, продолжая оставаться смертной? Как я смогу идти среди звезд, когда у меня мозоли на ногах? Я не знаю, что значит быть Богом. Отец! Я знаю лишь, что значит быть человеком…

Валтонис обнял ее и помог подняться.

— Тебе больше никуда не нужно идти, дочь моя. Мы уже здесь, — сказал он.

Мина в изумлении уставилась на него.

— Где «здесь»?

— Дома, — ответил Валтонис.

В центре долины с гладкими склонами, имевшей форму чаши, в безмолвии стояли девятнадцать колонн, окружая круглый бассейн из сверкающего черного, обожженного вулканическим огнем обсидиана. Шестнадцать колонн стояли поблизости друг от друга, три — отдельно. Одна из этих трех была выточена из черного янтаря, вторая — из красного гранита, третья из белого нефрита. Пять колонн были из белого мрамора, пять — из черного, а остальные шесть — из мрамора неопределенного цвета.

Некогда бассейн охраняла двадцать одна колонна. Две были сейчас повалены на землю. Одна, черная, разбилась при падении, и от нее осталась лишь кучка обломков. Вторая упавшая колонна была цела, она сверкала в лучах солнца — заботливые руки счистили с нее пыль.

Мина и Валтонис стояли за пределами круга колонн, глядя внутрь. Безоблачное небо было пронзительного синего цвета. Солнце неуверенно балансировало на вершинах Лордов Рока, все еще заливая горы ослепительным светом; однако оно в любую минуту было готово скользнуть вниз и оставить мир во тьме. В долине уже воцарились сумерки; ее заполнили тени гор, но обсидиановый бассейн еще сверкал в лучах.

Мина сосредоточенно, с восхищением рассматривала бассейн. Она подошла ближе и хотела уже протиснуться в узкую щель между колоннами, когда поняла, что Валтониса рядом нет. Обернувшись, она увидела его около небольшой расщелины в скале, через которую они попали сюда.

— Боль никогда не утихнет, верно? — спросила она.

Ответом ей было молчание.

Мина развернула артефакты Такхизис и Паладайна и подняла их, взяв по одному в каждую руку. Сумку монаха она положила у подножия колонны из белого мрамора с оранжевыми разводами, затем прошла между колоннами и ступила в бассейн из сверкающего черного стекла. Подняв янтарные глаза, она взглянула в небеса и увидела мерцание божественных созвездий.

Богов Света олицетворяли арфа Бранчалы, феникс Хаббакука, голова бизона — символ Кири-Джолита, роза Маджере, знак бесконечности — эмблема Мишакаль. Противоположность им представляли созвездия Богов Тьмы: череп козла — символ Чемоша, сломанные весы — Хиддукеля, черный капюшон — Моргиона, кондор — Саргоннаса, черепаха — Зебоим. Свет и Тьму разделяли и в то же время удерживали вместе Книга Гилеана, горн Реоркса, горящие ровным огнем созвездия Шинари, Чизлев, Зивилина и Сирриона. Три луны сияли невысоко над горизонтом, ближе к смертным: это были темная луна Нуитари, красная луна Лунитари и серебряная луна Солинари.

Мина видела их.

И они видели ее. Все они.

Они смотрели на нее и ждали ее решения.

Стоя посреди бассейна, Мина подняла вверх артефакты.

— Я равно принадлежу Тьме и Свету, — крикнула она, обращаясь к небесам. — Никто не может склонить меня на свою сторону. Иногда я могу примкнуть к тому или другому. Равновесие не будет нарушено.

Мина подняла Ожерелье Мятежа, принадлежавшее Такхизис, — ожерелье, которое могло заставлять хороших людей поддаваться дурным страстям, — и швырнула его в обсидиановый бассейн. Ожерелье ударилось о блестящую поверхность, растаяло и исчезло в глубине. Минутой дольше она держала в руке пирамиду Паладайна, кристалл, дарующий надежду душе, погруженной во мрак, затем также бросила его вниз. Пирамида сверкнула, как звезда на черном каменном небе, но лишь на мгновение. Свет погас и кристалл разбился на мелкие кусочки.

Развернувшись, Мина вышла из бассейна, прошла между колоннами-стражами. Она шла по пустынной, бесплодной долине, известной как Дом Богов, шла босиком, оставляя кровавые следы.

Она дошла до того места, где тень граничила со светом, и остановилась. Повернувшись спиной к Богам, она взглянула вниз, на свои окровавленные ноги, заплакала и покинула этот мир.

В Долине Богов, в безмятежном бассейне, полном синей, как ночное небо, воды, стоит одинокая янтарная колонна.

В этой воде не отражаются звезды, солнце и луна. Не отражаются ни планеты, ни долина, ни горы.

Валтонис, взглянув в воду, увидел там лишь собственное лицо.

И лица всех живущих.

Глава 10

Рис Каменотес сидел под древним дубом на вершине холма, покрытого зеленой травой. Вдалеке из труб его монастыря поднимался дымок. Наконец-то он вернулся домой — вернулся из долгого, долгого путешествия. Некоторые братья были в поле, пахали землю, будя ее после зимнего сна, готовя ее к посадкам. Остальные были заняты в монастыре, они мели и чистили, чинили каменную кладку, изгрызенную жестокими зимними ветрами.

На холме паслись овцы, непрерывно жуя траву, — они были рады нежным зеленым побегам после затхлого сена, которым питались долгие холодные месяцы. Весна означала стрижку овец и появление ягнят — скоро Рис будет занят по горло. Но сейчас он мирно отдыхал.

Атта лежала рядом. На боку у нее остался шрам, и шерсть там не росла, но в остальном она полностью оправилась от ран, так же как и Рис. Атта одновременно поглядывала на овец (от них никогда не было покоя) и на кучку щенят. Щенкам было всего несколько месяцев, но они уже начинали проявлять интерес к овцам, и Рис учил их пасти стадо. Он работал со щенками все утро, и сейчас они, уставшие, спали, сбившись в мохнатую черно-белую кучку и сопя розовыми носиками. Рис уже отметил одного — самого храброго и любопытного — в качестве подарка госпоже Дженне.

Монах сидел, расслабившись, придерживая локтем эммиду. Он завернулся в толстый плащ — хотя солнце и светило, но ветер был еще по-зимнему холодным — и мысленно парил среди высоких перистых облаков, легко прикасаясь к одним вещам, затем к другим и прославляя Маджере.

Рис был один на вершине холма, потому что в монастыре только он обязан был заботиться об овцах и отвечал за них, и поэтому он немного испугался, когда чей-то голос вывел его из задумчивости.

— Привет, Рис! Бьюсь об заклад, ты не ожидал меня увидеть!

Монах был вынужден признаться, что не ожидал. Вообще-то выражение «не ожидал» едва ли описывало его чувства — рядом с ним безмятежно восседал Паслен.

Кендер радостно разглядывал потрясенного Риса.

— Я дух, Рис! Вот почему я выгляжу таким слабым и изможденным. Здорово, правда? Я явился тебе.

Внезапно на лице кендера появилось озабоченное выражение.

— Надеюсь, я тебя не напугал?

— Нет, — выговорил Рис, не сразу обретя дар речи.

Услышав, что хозяин заговорил, Атта подняла голову и оглянулась, чтобы узнать, не нужна ли она.

— Привет, Атта! — помахал ей Паслен. — У тебя прекрасные щенки. Очень на тебя похожи.

Атта прищурилась, втянула носом воздух раз, другой, обдумала результат, затем, решив не волноваться о том, чего она не понимает, снова положила голову на лапы и продолжила наблюдать за детьми и подопечными.

— Хорошо, что я тебя не напугал, — продолжал Паслен. — Я все забываю, что умер, и никак не могу избавиться от дурацкой привычки появляться перед людьми неожиданно. Бедный Герард. — Призрак вздохнул. — Я уж думал, с ним приключится апологетический удар.

— Апоплексический, — с улыбкой поправил Рис.

— И такой тоже, — мрачно подхватил Паслен. — Он побелел как простыня, захрипел и поклялся, что никогда в жизни не возьмет в рот гномьей водки. Когда я попытался взбодрить его и убедить в том, что я не галлю… галлюци… ну, словом, что ему все это не кажется и что я настоящий живой дух, он захрипел еще страшнее.

— И как он, пришел в себя? — спросил Рис.

— Думаю, да, — неуверенно ответил Паслен. — Потому что как следует отругал меня. Сказал, что я отнял у него десять лет жизни и что ему хватает хлопот с живыми кендерами, что он не желает, чтобы его тревожили еще и мертвые, чтобы я возвращался в Бездну, или откуда я там пришел. Я ответил, что пришел вовсе не из Бездны. Сказал, что я совершал кругосветное путешествие, что я прекрасно понимаю его чувства и просто зашел поблагодарить за добрые слова, сказанные у меня на похоронах.

Кстати, я был там. Все было здорово. Так много важных гостей! Госпожа Дженна, Аббат Маджере, Бог-Странник, и эльфы, и Галдар, и делегация минотавров. Особенно мне понравилась драка в баре, хотя, думаю, это не входило в программу похорон. И еще мне понравилось, что мой пепел развеяли около «Последнего Приюта». Теперь мне кажется, что какая-то частица меня навсегда останется там. Иногда я как будто чую запах картошки с пряностями, что странно, поскольку призраки не чувствуют запахов. Что бы это значило, как ты думаешь?

Рис вынужден был признаться, что не знает.

Паслен пожал плечами, затем нахмурился:

— Так на чем я остановился?

— Ты говорил о Герарде…

— Ах да. Так вот, я сказал ему, что пришел попрощаться, прежде чем отправиться дальше в свое путешествие, которое, кстати говоря, обещает быть необыкновенно интересным. Я сейчас объясню почему. Это из-за моего кузнечика. Ну, в общем, Герард пожелал мне удачи, проводил до двери и даже открыл ее. Я сказал, что открывать дверь не нужно, потому что я могу просачиваться прямо сквозь двери, стены и даже потолки. Он возразил, что не позволит мне просачиваться сквозь его дверь или его стены. Он был этим очень озабочен, так что я согласился выйти в дверь. И по-моему, Герард не серьезно говорил насчет гномьей водки — уходя, я заметил, что он схватил кувшин и отхлебнул здоровенный глоток.

— Ты с кем-нибудь еще прощался? — спросил Рис, встревоженный этим рассказом.

Паслен кивнул.

— Я отправился навестить Лауру. После случая с Герардом я решил, что буду подбираться к ней постепенно — ну, чтобы дать ей время привыкнуть ко мне. — Призрак снова вздохнул. — Но это не помогло. Она завопила, закрылась передником, чуть не упала в мойку и разбила целую гору грязной посуды. И я подумал, что лучше мне больше ни к кому не заходить. И вот я здесь, ты — моя последняя остановка, а затем я ухожу навсегда.

— Я так рад видеть тебя, друг, — сказал Рис. — Я очень скучал по тебе.

— Я знаю, — ответил кендер. — Я это чувствовал. И мне было приятно, хотя я понимал, что тебе грустно. Поэтому я и пришел. Жаль, что мне потребовалось столько времени, чтобы добраться до тебя. Я теперь плохо ориентируюсь во времени, а хочется столько мест посетить, столько всего увидеть! А ты знаешь, что существует еще один континент! Он называется Таладас, и там очень интересно, к сожалению, я отправляюсь не туда… О, кстати. Я должен кое-что рассказать тебе о Чемоше.

Призраки, с которыми я беседовал, когда был ночным бродягой, рассказывали, что, когда человек умирает, его душа предстает перед Повелителем Смерти, который судит ее. Я ждал этого момента с нетерпением. Пришлось стоять в очереди вместе с целой кучей других душ: там были гоблины и дракониды, кендеры, люди, эльфы, гномы, людоеды и много кто еще. Каждая душа подходит к Повелителю Смерти, сидящему на огромном троне. Очень впечатляет. Время от времени Чемош пытается уговорить какую-нибудь душу остаться с ним. А иногда те отвечают, что уже поклялись служить ему или какому-нибудь другому Богу, например Моргиону, а это не очень-то приятный тип, скажу я тебе! Иногда приходят другие Бога и говорят Чемошу, чтобы он убрал свои лапы. Например, Реоркс прихватил с собой какого-то гнома.

В общем, я стоял в хвосте, размышлял о том, что до меня очередь дойдет еще очень нескоро, как вдруг Повелитель Смерти спрыгнул с трона, прошел вдоль очереди и остановился прямо передо мной! Посмотрел на меня весьма злобно, у самого вид очень рассерженный, и говорит мне, что я могу идти. Я ответил, что совсем не против подождать; я встретил компанию мертвых кендеров, и мы как раз болтали о том, как интересно быть мертвым, рассказывали друг другу, как мы умерли, и они согласились, что я круче всех, потому что меня убила Богиня.

Только я начал все это объяснять Чемошу, как он рявкнул, что его это не интересует. Мою душу уже судили, и я могу убираться. Я огляделся и увидел Белую Госпожу, Маджере и Зебоим, и трех лунных Богов, и Кири-Джолита в сверкающих латах, еще несколько незнакомых Богов и даже Саргоннаса! Я поразился, что они все здесь делают, и тут Белая Госпожа сказала, что они пришли оказать мне почести, хотя Зебоим огрызнулась, что она пришла убедиться, что я действительно умер. Все Боги пожали мне руку, а когда очередь дошла до Маджере, он прикоснулся к кузнечику, прицепленному у меня на воротнике, и сказал, что с его помощью я смогу прыгнуть вперед и увидеть, что меня ждет, а затем вернуться в этот мир, чтобы попрощаться. Я как раз сказал Мишакаль, как мне понравился ее пирог, и уже собрался уходить, и тут — угадай, кто появляется?

Рис покачал головой.

— Мина! — в ужасе воскликнул Паслен. — Я хотел было как следует выбранить ее за то, что она меня убила, но она подошла, обняла меня и долго плакала. А потом взяла меня за руку и вывела из Зала Уходящих Душ. Она показала мне дорогу из звездной пыли, которая уведет меня за горизонт, когда я буду готов отправляться. Я был рад за нее, потому что мне показалось, что она нашла свой путь и что с головой у нее вроде все в порядке. Но мне стало грустно — она была такая печальная.

— Думаю, она всегда будет печальной, — промолвил Рис.

Паслен испустил глубокий вздох.

— Я тоже так думаю. Ты знаешь, во время своего кругосветного путешествия я видел, как люди сооружают в честь нее небольшие святилища, и я надеялся, что это поднимет ей настроение, но люди, приходящие в эти святилища, сами такие грустные… Нет, вряд ли это ей поможет.

— Ей нужно, чтобы к ней приходили люди, — возразил Рис. — Она Богиня Слез, она помогает тем, у кого случилось горе, кого одолевает печаль, особенно людям, мучающимся от чувства вины и сожалений о прошлом или борющимся с темными страстями. Тот, кто чувствует, что никто больше его не поймет, идет к ней. Мина всех понимает, потому что ее боль — бесконечна.

— Ух, ты, — прошептал призрак.

Однако Паслен никогда подолгу не пребывал в плохом настроении. Приняв несколько призрачных понюшек табака, он вскочил на ноги.

— Ну ладно, я пошел! — весело воскликнул он. — Как сказала Зебоим, настало время идти и помучить ни в чем не повинных людей в каком-нибудь новом мире.

Паслен протянул руку, чтобы погладить Атту. Призрачное прикосновение заставило собаку вздрогнуть и оглядеться с озадаченным видом. Кендер протянул руку Рису. Монах ощутил легкое дуновение — словно на ладонь ему упало перышко.

— Желаю тебе благополучного путешествия, друг мой, — сказал Рис.

— Если там будет цыпленок с яблоками, то мне больше ничего не надо! — ответил Паслен, помахал, просочился сквозь ствол дуба — ведь он теперь мог так делать — и исчез.

Звон колокола сзывал монахов на вечернюю медитацию. Рис поднялся и расправил складки оранжевой рясы. Вдруг он заметил, что из подола на землю вывалился какой-то предмет. У ног его лежал золотой кузнечик. Рис подобрал застежку, приколол ее к рясе и помолился про себя, желая удачи другу на его дороге, усыпанной звездной пылью. Затем он свистнул Атте; собака вскочила и побежала вниз, сгоняя овец в стадо.

Щенки поскакали за ней, они яростно тявкали и время от времени бросались на овец, копируя мать. И, хотя Атта слегка шлепала их за то, что они мешают, глаза ее сияли гордостью.

Рис взял на руки одного из щенков, самого слабого, который с трудом успевал за остальными. Он зажал мягкий комочек под мышкой и начал спускаться с холма, ведя свое стадо домой.

КОНЕЦ.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 13 14 1516