ВТОРОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 4 страница

— Велес, давно тебя не видел!

Велес медленно повернулся, у Юрия пробежал по спине недобрый холодок. На него смотрело страшное человеческое лицо, но шерсть растет от самых глаз, да и глаза круглые, как у большой хищной птицы. Велес медленно, но верно теряет человеческий облик и все больше становится похожим на огромного хищного зверя. Правда, такие же изменения, хоть и не столь заметные, Юрий замечал и за другими нефилимами. Даже, увы, за собой.

— Мне бы век с тобой не видеться, — буркнул Велес.

— Почему?

— Ну… я мирный скотий бог, а ты слишком ярый, у тебя вон даже волки в упряжке ходят. Да и сам ты больно буйный…

Юрий беспечно засмеялся:

— Не я ли даю ярую мощь твоему скоту по весне? Когда всякая щепка на щепку лезет?.. А волки… что ж, им тоже хозяин надобен. Сыграем в кости?

Велес смотрел подозрительно:

— На что?

— Да просто так.

Велес посопел, кивнул.

— Ну, ежели просто так…

Чей-то сын примчался на четвереньках, в огромных челюстях кружка с костями. Юрий потряс, бросил первым. Велес довольно улыбнулся. Некоторое время бросали по очереди, Велес побеждал. Он выиграл из десяти семь раз, а Юрий только три. Когда Велес начал посмеиваться над Юрием, тот раздраженно отмахнулся:

— Это потому, что играем просто так. Если бы на что-то, я бы выиграл.

Велес гулко захохотал:

— Какая разница?

— Большая.

— Дурость речешь. Кости все равно будут ложиться, как и ложились.

Юрий буркнул:

— Так и скажи, что боишься играть. Хоть на щелчки по лбу, хоть на что-то еще.

Велес прищурился:

— Я боюсь? Ладно… На что играем?

Юрий предложил:

— Давай на твои стада. Я выиграю, мои волки будут раз в неделю жрать твоих овец и коров. Ты выиграешь — вовсе переведем их на траву.

Велес довольно захохотал, потер руки, но, когда Юрий уже взял в руки кружку с костями, спохватился:

— Нет, так не пойдет.

— Что случилось?

— А зачем? — сказал Велес рассудительно. — Я и так не подпускаю к стадам твоих волков. Они могут уже сейчас переходить на траву. Если еще не все передохли.

Юрий стиснул зубы, отшвырнул кружку. Велес начал подниматься. Вид у него был победоносный. Юрий ощутил, как ярая злость хлынула в голову, сердце застучало чаще, а горячая кровь побежала по всему телу, вздувая буграми мышцы.

— Ты сжульничал! — вскрикнул он страшно.

Все обернулись в их сторону. Велес тоже повернул голову, в это время кулак Юрия мелькнул как молния. Никто не заметил зажатый между пальцами обломок острой кости. Послышался звук смачного удара. Голова Велеса мотнулась, он взревел от ярости, бросился на Юрия. Тот пытался бить кулаками, но Велес вскоре обхватил его руками, повалил, началась драка, они катались по земле, пока остальные не растащили их.

У Юрия были разбиты губы, кровь капала на рубашку. У Велеса кровь текла из глаза. Он ругался, постанывал, пытался закрывать его ладонью.

Юрий сказал, тяжело дыша:

— Ладно, ладно… Может быть, он не жульничал… Вообще-то Велес хороший, я с ним не хочу ссориться.

Нефилимы довольно хлопали его по спине, затем окружили Велеса, тормошили, уговаривали, пока тот нехотя не кивнул Юрию. Ссора была исчерпана.

А Юрий бросил тайный наказ всем волкам: отныне Велес слеп на левый глаз, так что к стадам можно подкрадываться с левой стороны. И племя волков не сгинет! Яростный Юрий, которому волки служат как верные псы, не даст в обиду своих хортов.

Глава 7

Люцифер, самый непримиримый бунтарь, всегда находивший, чем возразить Творцу, на землю не последовал и облекаться плотью не стал. Если Господь сам посоветовал самым упрямым спуститься на землю и своим примером показать Ему, как надо, то это не значит, что у ангелов получится задуманное.

Однако, чувствуя общность именно со спустившимися, он пролетел над землей и прокричал:

— Творец отдал всю землю человеку, но на самом деле с того момента, как вы опустились на гору Хеврон и взяли в жены земных женщин, земля принадлежит нам!

— Правильно, — поддержал Азазель.

— Точно, — проревел всегда угрюмый Бракиэль.

Люцифер распростер крылья, останавливая шум, и продолжил:

— Всевышний Сам попал в Свою ловушку! Человеку дал свободу воли и ждет, что он добровольно пойдет по тому пути, который Он для него наметил. А Сам не вмешивается. Что ж, зато вмешаться можем мы. В наших интересах помешать человеку… вернее, помочь ему жить свободно! Как живем мы, не скованные никакими непонятными запретами, законами и правилами.

Азазель сказал громко:

— Ты прав. Главное, что тогда и Творец поймет и скажет, что этот мир принадлежит нам.

На другой день архангел Метатрон возник перед Шехмазаем, когда тот на охоте ворвался в стадо буйволов, убил трех голыми руками и, разломив череп одного, как спелую дыню, жадно пожирал мозг.

— Что ты делаешь?

Шемхазай расхохотался дико и громко:

— А ты попробуй! Это невероятно вкусно!..

Метатрон покачал головой.

— Нет. Это падение.

— Падение? — вскрикнул Шехмазай. — Это жизнь! Яркая, сочная, настоящая!.. Я наслаждаюсь ею каждую минуту, каждое мгновенье!.. А то, чем живете вы, разве это жизнь?

Метатрон сказал невесело:

— Да, мы не отдыхаем и не развлекаемся. Мы все время работаем, у Всевышнего есть важная Цель, мы все идем к ней.

— Даже не зная, — расхохотался Шехмазай, — что это за цель?

Метатрон сказал мягко:

— Много ли знает твой новорожденный сын о твоих целях? Он даже твои развлечения, даже самые простые, еще не понимает.

— Ты имеешь в виду с женщинами? Ха-ха, подрастет, поймет!

— Когда-то и нам станет доступно то, чего желает достичь с человеком Творец. Но я пришел к тебе не за тем, Шехмазай. Всевышний разочаровался в том, что получилось… Он нашлет на землю потоп. Все погибнет! Не останется ни клочка суши. Даже вершины гор будут покрыты на десять локтей. Это, как я догадываюсь, чтобы не спаслись даже нефилимы, которые ростом в девять локтей.

Шехмазай неверяще смотрел в лицо Метатрона, тот был серьезен и скорбен. Все, что делают ангелы, вспомнил Шехмазай, всегда только с позволения или по прямому указанию Господа. Значит, Господь все еще любит их, отвернувшихся от него, предупреждает, дает возможность что-то сделать…

— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо, что сообщил заранее.

Особо громадными и чудовищно сильными были стокимы, внуки нефилимов. Эти очень скоро перестали обращать внимание на людей и начали сражаться друг с другом, похваляясь силой и свирепостью. Людей убивали, когда те оказывались по дороге или просто подворачивались под руку, а так обычно пренебрегали столь малой и ничтожной добычей.

Убитые стокимы тут же превращались в злых духов, так как у них умирала только плоть, а бессмертный дух, унаследованный от ангелов, всего лишь освобождался. Однако пребывание в материальном теле испортило их характер настолько, что и после потери плоти стокимы оставались такими же свирепыми и злобными.

Не в состоянии убивать, как раньше, они вымещали злобу, подстерегая путников в безлюдных местах, пугали, стараясь делать это, когда человек идет по опасной тропе или по краю пропасти, чтобы тот в страхе отшатнулся, упал и разбился.

Некоторые научились появляться в сновидениях, но больше всего их злило, что сон праведных и чистых душ для них оставался неприкосновенным.

Многие пытались войти в сны великого воина, что истребил их великое множество, единственного из людей, кто смог противостоять им и потому противостоял везде, где находил. Однако то ли душа его чиста, то ли воля сильна, но никому не удавалось даже коснуться его сна.

А Мафусаил покачивался в седле в такт идущему рысью коню, вспоминал, как это все было раньше, и не мог понять, почему сейчас все ушли так далеко от простых и ясных законов, по которым жить если не всегда легко, зато безопасно, можно пахать землю и строить города без оглядки, что набегут чужаки, мужчин убьют, женщин уведут на поругание, а все дома сожгут.

Первого сына Каина звали Енох, он еще повиновался закону Божьему, но все следующие поколения уже не то чтобы позабыли про Творца или его законы, но соблюдали не так строго. А каждое следующее — все меньше и меньше.

У Адама в его сто тридцать лет родился сын, которого назвали Сифом, его пращур в шестом колене, он, как и Каин, женился на одной из своих сестер. У них были дети, внуки, и, самое главное, все их дети и внуки повиновались закону Божьему. Но, увы, не правнуки.

После рождения Сифа Адам прожил еще восемьсот лет, успев дать жизнь многим сыновьям и дочерям. Но когда он умер, земля уже была населена и перенаселена, почти все эти люди в той или мной степени отошли от заветов Творца. И то племя, напавшее на город, когда его беременная мать бежала из объятого огнем дома, было не от колена Каина, а, стыдно сказать, тоже от рода Сифа.

Если Адам и даже Каин с Авелем трудились на земле, то теперь большинство предпочитали обманывать, грабить, а то и убивать за материальные блага. Хуже всего, что, пренебрегая заветом «плодитесь и населяйте землю», все предпочитали собираться в большие города, но такая жизнь вела к раздорам, нищете и убийствам, потому что невозможно жить вместе и любить ближнего, если не следуешь Божьим заветам.

В городах собирались в группы, чтобы защищаться, но собирались также и чтобы нападать. Самые большие отряды нападали даже на крупные города, где жителей убивали для забавы, а дома и постройки сжигали опять же для развлечения: на горящие дома чужих так хорошо смотреть!

А еще можно туда бросать раненых и смотреть, как с жуткими криками они стараются выползти, корчатся, орут, дергаются.

Распространилась забава-соревнование между людьми: кто сумеет больше убить за самый короткий промежуток времени…

Он вздрогнул, впереди на дороге раздались крики. Он пришпорил коня и увидел толпу людей с копьями в руках. На них напали чудовища в полтора раза крупнее человека: у всех вытянутые морды, красные глаза и длинные когти на руках.

Люди кричали в смертельном страхе, отбивались, но звери с довольным ревом выдергивали по одному из вяло отбивавшейся толпы, разрывали на части, пожирали и начинали смотреть на следующую жертву. Чувствовалось, что для них еще и потеха, не убивать сразу всех, а пожирать по одному на глазах остальных.

Мафусаил пришпорил коня и на скаку выхватил меч. Уже выкрикнув боевой клич, он разобрался, что на купцов напали не разбойники и даже не лесные чудовища, а шеддимы — злые демоны, подстерегающие путешествующих.

— Да будет с нами Господь! — выкрикнул он.

Конь сделал огромный скачок, и Мафусаил оказался между людьми и демонами.

— Во имя Господа! — крикнул он громче.

Демоны ринулись на новую дичь, за спиной кто-то из людей прокричал отчаянным голосом:

— Уходи, парень!.. Нам уже не помочь…

Мафусаил вращал над головой меч и быстро обрушивал на головы набегающих демонов. Когда их стало много, он просто рубил во все стороны, даже не стараясь нанести смертельную рану.

Теперь все демоны, оставив людей, бросались только на него. А он выкрикивал слова молитвы и рубил, рубил, пока демонов не осталось двое, что повернулись и бросились убегать.

Он догнал их и зарубил, а когда вернулся, стряхивая с лезвия длинного меча кровь, уцелевшие люди уже хлопотали над ранеными, плакали над погибшими. На него подняли взоры со страхом и восторгом.

Один спросил благоговейно:

— Кто ты, сверкающий?.. Уж не ангел ли?

Мафусаил покачал головой.

— К счастью, я человек. Чем могу еще помочь?

Мужчина развел руками.

— Ты сделал больше, чем требовалось. Ты рискнул жизнью, спас всех нас. Как тебе удалось справиться с такой толпой демонов и… не получить даже царапины?

Мафусаил криво улыбнулся.

— Потому что это демоны. Мне с людьми воевать труднее. Меня зовут Мафусаил.

— У тебя особый меч?

— И молитва, — сказал Мафусаил.

Второй подошел, всматривался внимательно.

— Кажется, я слышал о тебе, герой. Твое имя происходит от «мавет» — смерть и «шеллах» — меч? Или «шалах» — отсылать? В любом случае ты одарен чудесным даром отгонять смерть, что ты и явил сегодня… Мы чем-то можем тебя отблагодарить?

Мафусаил покачал головой.

— Благодарите Господа, это Он вас спас.

Человек горько усмехнулся.

— А где Он был, когда напали эти звери? А ты пришел и спас.

— Но прислал меня Он, — ответил Мафусаил коротко.

Беседовать с этими людьми расхотелось, он повернул коня и поскакал к далеким горам. Уже отъехав, пожалел, что не спросил, в какой стороне ближайший город, где мог бы остановиться на ночь.

Впрочем, с нечестивыми людьми, отвергающими волю Господа, лучше общаться как можно меньше. Кто не пачкается, да не запачкан будет.

Впереди в кустах проскочило, на миг блеснув золотым боком, настолько радостно сверкающее тело, что Мафусаил заорал счастливо, погнал коня наперерез и через несколько минут догнал удивительно красивую и нежную девушку-кентавра. От кончиков удлиненных, как у эльфов, ушей и до пояса она представляла из себя нежное девичье тело, только-только созревшее, юное и упругое, чистое и девственное, а дальше без всякого перехода начинается мощный конский корпус, с тугими мышцами под тонкой кожей, толстыми костями, крепкими мускулистыми ногами с широкими копытами и роскошным хвостом.

Кстати, волосы, падающие на ровную стройную спину девушки, выглядят как роскошная конская грива, блестящая и здоровая, а две четко обрисованные груди, как выпуклые чаши, смотрят вперед бестрепетно и с дразнящим вызовом.

Она обернулась и смотрела на него с веселым удивлением.

— Ты кто? — спросила она. — Нет таких людей, кто мог бы догнать меня!

— Хорошо быть единственным, — согласился он. — Ты прекрасна… Как тебя зовут?

Она улыбнулась.

— Солнышко.

— Удивительное имя, — сказал Мафусаил. — Я бы тоже тебя так назвал.

Он обратил внимание, что она всматривается в него очень пристально.

— Это потому, что ты очень похож на того, — проговорила она нерешительно, — кто дал это имя мне.

Он спросил в удивлении:

— Кто?

— А не Адам ли твой прямой предок? — спросила она.

Мафусаил охнул:

— Да… Я так похож?

— Вас не различить, — заверила она, в ее голосе прозвучала печаль. — Смотрю на тебя и вижу его. Да еще в этой змеиной шкуре! Она одна на всем свете.

Он смотрел на нее во все глаза. Она выглядит как оживший золотой слиток, теплый и пластичный, под тонкой кожей двигаются мышцы, прикрытые нежным девичьим жирком, все смягчено и округлено, даже четыре конских ноги выглядят изящными и красивыми, а тонкий девичий стан заставил забиться чаще сердце: атласная кожа, высокая грудь, хрупкие плечи с тонкими косточками ключиц, безукоризненное лицо и длинные белокурые волосы, ниспадающие на спину до самой поясницы…

— Господи, — вырвалось у него, — до чего же ты красивая!

Она произнесла тихо:

— Это мне сказал слово в слово и Адам. Подойди, у тебя такие же горячие губы?.. И такие же крепкие руки?

Он не успел ответить, в голове нарастает шум, но одновременно услышал приближающийся грохот десятков пар копыт, из-за рощи выметнулась группа кентавров. Впереди несся огромный рыжий и лохматый до невозможности: длинные волосы отросли и развевались за спиной, грубое лицо было искажено гневом.

— Ильяна! — заорал он бешено. — Как ты смеешь разговаривать с двуногой тварью?

Девушка-кентавр ответила дерзко:

— Я говорю, с кем хочу!

Кентавр взревел страшным голосом:

— В моем табуне я решаю, кому с кем разговаривать!..

Девушка сказала встревоженному Мафусаилу:

— Не обращай внимания. Я никому не подчиняюсь и не подчинюсь, сколько бы они ни пытались… А зовут меня Солнышко, как бы они ни старались дать мне свое дурацкое имя…

Кентавр взревел в ярости:

— Я — вожак табуна! Я приказываю…

Она ответила дерзко:

— Я не из твоего табуна. И никогда в нем не буду, ты знаешь.

Кентавр повернулся голову и вперил ужасающий взгляд в Мафусаила.

— Это из-за него? Да он уже мертв!

Его рука с быстротой молнии выдернула из мешка за спиной дротик и метнула в Мафусаила. Мафусаил, давно готовый к любым событиям, перехватил дротик на лету и с силой метнул обратно. Стальное лезвие ударило в раскрытый в ярости рот вожака, там сухо хрустнуло, дротик углубился наполовину, а окровавленное острие высунуло клюв из затылка.

Вожак еще хрипел и мотал головой, не понимая, что уже мертв, как его сотоварищи бросились на Мафусаила. Над головами заблестели каменные топоры, камни, отполированные дубины. Мафусаил молча выхватил меч и сам подал коня вперед. Сверкающая полоса железа блистала, как молния, кентавры кричали, но это были крики ярости, а не боли, умирали они молча, и когда голова последнего склонилась на перерубленной шее, Мафусаил холодно вытер лезвие о гриву ближайшего кентавра, тот упал на землю минутой позже, и сказал девушке с сочувствием:

— Извини, я не хотел… Но у меня есть цель, я не могу позволить себя убить, пока не выполню.

Она сказала с великим изумлением:

— Ничего себе…

— Что?

— Защита у тебя… необычная… Ты цел, а они все мертвы…

— Они могли бы спастись, — ответил он, — если бы отступили.

Она засмеялась весело, словно серебряный колокольчик зазвенел:

— Отступить? При женщине?.. Кроме того, жизнь — не настолько уж и ценная штука.

— Ты не сердишься? — спросил Мафусаил с недоверием.

Она отмахнулась.

— За что? Время от времени находятся дураки, которые начинают предъявлять на меня права. Безо всяких оснований, кстати. Иногда их обламывают старшие, иногда приходится мне самой… ты не думай, что я слабее, чем они, вместе взятые… А сегодня вот ты сумел, что так удивительно…

— Удивительно?

— Ну да, ты же человек!

— И что?

Она засмеялась.

— Люди всегда слабее. И миролюбивые, что наших наполняет презрением. Наши постоянно дерутся: друг с другом, племя на племя, группа на группу, а то и просто потому, что другой не так посмотрел. Потому драчливость ценится высоко, жизнь почти ничего не стоит, главное — никому не уступать!

Он пробормотал:

— Тогда вашему могучему племени придет конец.

— Почему?

— Нельзя выжить, — ответил он серьезно, — если не договариваться. Господь создал человека… сбалансированнее. Мы бываем злее и тупее кентавров, но все же отступаем, когда впереди стена или пропасть… Как хорошо, что ты не такая!

— Это ты не такой, — сказала она и подошла к нему вплотную. — Насколько же ты хорош, Адам… в этом новом теле! Ты все тот же Адам. И я хочу, чтобы ты снова любил меня.

Он ощутил, как прилила горячая волна крови, вскрикнул поспешно:

— Погоди!

Она спросила озабоченно:

— Да?

— Нам нельзя, — объяснил он.

— Почему? — спросила она.

В ее голосе не было еще обиды, только удивление, но Мафусаил предпочел бы, чтобы она рассердилась или обиделась, а так сейчас придется ее обидеть, а это так гадко, когда нужно обидеть женщину.

— Просто нельзя, — сказал он упавшим голосом.

Она сказала в задумчивости:

— Помнится, Адам тоже говорил что-то подобное, но он все-таки пренебрег этими запретами…

— Пренебрег? — спросил он испуганно.

Она кивнула.

— А как ты думаешь, откуда это племя кентавров? Я была одна-единственная на всем свете. И ничьи руки не касались меня, кроме могучих рук Адама. Только он владел мной, только ему я отдалась безраздельно со всей страстью!.. И после него не было у меня никого… до тебя.

Она обняла его за шею, он старался отодвинуться от ее приближающихся губ, сказал поспешно:

— Но со времен Адама поменялось многое!

— То для простых людей, — ответила она с улыбкой. — Герои — вне правил.

Она обняла его за шею и жарко поцеловала в щеку, а потом в губы. Жидкое пламя потекло от его рта по всему телу, что ослабело, а потом налилось новой гремящей силой. Он чувствовал, как начинает часто колотиться сердце, в груди спирает дыхание, а руки уже жадно тянутся к ее девственно чистой груди, такой полной и зовущей.

— Ты герой, — прошептала она, — кто бы мог подумать, что наших богатырей можно вообще побить! А ты это сделал… так легко. Ты не просто герой, ты — благородный герой! У тебя такие мышцы… И ты хорош… От тебя дети будут еще сильнее, чем эти…

Мафусаил пробормотал:

— Не думаю.

— Почему? — спросила она удивленно и приблизилась настолько, что кончиками оттопыренной груди коснулась его тела. Глаза ее блестели, щеки наливались румянцем, а пышные груди стали вдвое крупнее. Мафусаил ощутил идущий от них нарастающий жар, от которого в сладкой истоме начало корчиться его тело. — Почему ты не хочешь проверить?

— Что? — спросил он глупо, потом сообразил, помотал головой. — Нет, моя вера запрещает.

Она в удивлении вскинула брови, прелестный ротик приоткрылся, показывая влажный красный язык за мелкими белыми зубками.

— Вера?

— Ну да.

— Что такое вера?

Он развел руками.

— Это свод законов, что такое хорошо, что такое плохо. Там такое… названо нехорошим делом. И запрещено.

Она вскликнула:

— Шутишь? Наши женщины рассказывали, что ваши мужчины всегда очень охотно, да! Это наши женщины ими обычно брезговали, люди такие слабые… а вот они как раз очень даже нас хотели! И домогались.

— То они, — ответил он все еще смущенно, но с твердостью. — А я из другого города.

— Разве не все одинаковы?

— Города? Одинаковы. Но не люди.

— Странно, — произнесла она с недоумением. — А вот мы все одинаковы. Это так хорошо! Всегда знаешь, что другой не только говорит, но и думает. А главное, что хочет. Давай попробуем? Ты мне нравишься…

От нее пошел сильный чувственный запах. Мафусаил почти увидел воочию, что он сейчас будет делать, тело ослабело, по нему прошла сладкая дрожь в предвкушении близкого наслаждения, он напряг мышцы плеч и пробормотал с усилием:

— Ты мне тоже… Но, увы, у нас запреты.

Она сказала с удивленным смехом:

— Так отбрось их!

— Не смогу, — ответил он с сожалением, — хоть и хочется.

— Почему?

— Поддавшись чувству, — объяснил он неуклюже, — я получу наслаждение…

— Получишь, — пообещала она, — я хороша!

Запах стал сильнее и все мощнее обволакивал его сознание. Тело ослабело еще больше.

— …но, не поддавшись ему, — договорил он, — я обрету гордость! Поддаться легко, победить — трудно. Я люблю побеждать!

Она спросила ошалело:

— Кого… побеждать?

Он заставил себя ухмыльнуться красиво и гордо:

— Самого сильнейшего из противников! Себя.

Конь ощутил толчок под бока и сделал прыжок вперед. Мафусаил обернулся и помахал рукой растерявшейся девушке с золотой гривой. По телу прокатывалась болезненно-сладостная дрожь, оно вопило и требовало вернуться и обрести обещанное наслаждение с этой горячей молодой и такой сладкой девушкой, но та самая сила, что выше человека, заставляла сжимать ногами конские бока, и жеребец набирал скорость, унося хозяина от жгучего соблазна.

Глава 8

Мимо мелькали деревья, он проскакивал через полянки с крупными цветами, однажды дорога пошла по краю болота, Мафусаил придержал коня, чтобы не стоптать группу молодых парней и девушек, что весело хохотали, указывая пальцами в болото, а там в зеленой жиже что-то жалко и глупо барахталось.

Мафусаил придержал коня, на миг показалось, что там человек, а когда присмотрелся, остолбенел: в самом деле тонет человек, захлебывается грязью, глаза в ужасе выпучены, руки бессильно хватаются за скользкую траву, а совсем рядом стоят люди и… хохочут!

Он подъехал вплотную, да, не ошибся, человек тонет, остальные хохочут на берегу, наблюдая, как несчастный зачерпывает нижней губой зловонную жижу, в панике хватается за мшистые кочки, за мясистые стебли растений.

Мафусаил вскрикнул:

— Вы что делаете? Он же утонет!

На него коротко оглянулись, один из парней ответил довольно:

— Точно! Смотри, как барахтается… А глаза как выпучил!.. Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха, — заливался рядом второй, — никогда у него морда не была такой красной!..

Девушка вдруг завизжала:

— Смотрите, смотрите, лягушка!

Большая лягушка медленно прыгала по кочкам и, не заметив разницы, в благородной задумчивости скакнула на голову утопающего, а оттуда перепрыгнула дальше, после чего нырнула под широкий уже гниющий старый лист. Все трое попадали от хохота, визжали и гоготали так, что слезы текли из глаз.

Мафусаил спрыгнул с коня. Голова утопающего уже начала скрываться под темной водой, осталась только рука, все еще цепляющаяся за кочку, но та рассыпалась под скрюченными пальцами. Мафусаил подпрыгнул и ухватился за толстую ветку, она склонилась под его весом. Он вошел в болото, сразу погрузившись до пояса, еще шаг, и уже по горло, а затем дно исчезло.

Он вытянул руку, еще чуть-чуть, ладонь другой руки скользит по ветке, опасно близко к слишком тонкой части, но уже коснулся руки утопающего. Тот разжал пальцы, однако Мафусаил успел ухватить и медленно начал тащить на себя, понимая, что вязкое болото так легко жертву не отдаст.

Спасаемый все же ощутил, что нечто ему помогает, начал барахтаться, забрызгал Мафусаила гнилой водой. Тот сцепил челюсти и терпел, тащил медленно и осторожно, наконец выволок облепленного зловонной грязью и липкой тиной подростка. Тот упал лицом вниз, его сотрясали конвульсии, изо рта хлынули струи гнилой болотной воды.

Мафусаил с трудом поднялся на колени, потом на ноги. На него смотрели с недоумением и даже испугом, как на сумасшедшего. Один парень сказал недовольно:

— Ну вот… а он так хорошо тонул!

— Было бы о чем рассказать, — добавил второй.

— Дурак какой-то, — проворчал третий.

А девушка сказала рассудительно:

— Но зато Кенан теперь живой. А он так здорово подражает малиновке! И петухом умеет кричать, как никто… А что не утонул, так в другой раз забулькает, он такой неловкий.

Первый парень буркнул:

— Да ладно. Но этот чего так? Или это его брат?

— Если брат, — сказала девушка так же рассудительно, — то он бы сам его туда толкнул!.. Братья всегда так.

Мафусаил в самом деле чувствовал себя глупо, стоя вот так в луже грязи, что все еще течет с него, измучившийся в борьбе с болотом и делая то, что здесь кажется совсем не нужным.

— Что вы за люди? — спросил он с тоской. — Как вы можете?.. Он что, великий преступник?

Первый парень спросил с удивлением:

— Почему преступник?.. Это же Кенан, наши дома рядом. Он как и все. Только чаще спотыкается.

Мафусаил сказал:

— Даже преступников нельзя так… а вы — своего приятеля? Что вы за люди?

— Да нормальные мы люди, — ответил первый с раздражением. — Это ты ненормальный. Дурак какой-то. Хоть и здоровый, как сарай.

— Если хочешь, — предложил третий, — пойдем с нами.

Второй хихикнул и добавил:

— Сыграем в упавшего!

Девушка оживилась:

— А что, здорово…

Взгляд ее снова вернулся к Мафусаилу, она умолкла. Ее друзья снова посмотрели на Мафусаила как-то странно оценивающе, первый буркнул:

— Ну и что, если выпадет на него?..

— Да, — сказала девушка, — это не пройдет… ладно, пойдемте. У меня уже все зудит, скорее бы добраться.

Они ушли, Мафусаил остолбенело смотрел им вслед. Спасенный тоже ушел с ними, не сказал ни им слова упрека, ни ему слова благодарности.

Грязь уже стекла по ногам на землю, но пахло от него отвратительно, тело покрылось мерзкой слизью, на шее обнаружил странный щекочущий комок, а когда содрал, с омерзением отшвырнул липкий комок лягушачьей икры.

Конь ржанул и побрел тихонько в сторону.

— Давай-давай, — подбодрил Мафусаил, — ищи!.. Вы молодцы, никогда не станете пить из болота…

Вскоре конь отыскал небольшой источник, совсем спрятавшийся в зарослях высокой травы. Мафусаил пошел по течению и отыскал шагах в десяти ямку поглубже, где долго и старательно смывал грязь с тела, тщательно постирал одежду, а для сушки надел на свое горячее тело.

На другой день ехал напрямик через лес, чуткий нос уловил аромат жареного мяса, Мафусаил понял, что да, пора и пообедать, сытый желудок вкусные запахи обычно игнорирует, а сейчас ухитрился даже голову ему повернуть в нужную сторону.

Еще два поворота, и тропка вывела на прекрасную поляну с шелковой травой, усыпанную цветами. В центре большой костер, над россыпью крупных пурпурных углей надета на длинный вертел тушка довольно крупного животного, один мужчина время от времени поворачивает, чтобы не подгорело с одного боку, а молоденькая женщина, почти девочка, деловито тыкает в мясо ножом, проверяя степень готовности.

Несколько мужчин в сторонке лежат, кто в обнимку, кто лениво совокупляется, кто-то просто спит. Девушка подняла на Мафусаила глаза, хорошенькое личико слегка запачкано золой, улыбнулась приветливо.

— О, какой ты крупный!.. Пообедаешь с нами?

Мафусаил медленно слез с коня, не отрывая от нее глаз.

— Не откажусь.

Она смерила оценивающим взглядом его могучую фигуру.

— Тебе, как гостю, могу отрезать самый лакомый кусочек. К примеру, вот этот… говорят, от него прибывает мужская сила… ха-ха-ха!.. Но вон Кениэль съел уже четыре штуки, а что-то по нему незаметно.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 202122 23 Следующая ⇒