ВТОРОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 3 страница

— Ты? — не поняла она, смерила взглядом его могучее тело, сплошь из оранжевого огня, могучие крылья, от которых струился пурпурный свет, заглянула в его широко расставленные глаза червонного золота, повторила: — Ты?

Азазель сел перед ней на камень, крылья сложились за его спиной с мягким шуршанием. Голос старшего ангела был суров и немножко насмешлив:

— Но разве мы оба не отказались поклониться существу из глины?

— Ты… ты отказался тоже?

— Да, но твой поступок выше, — сказал Азазель. — Я отказался поклониться Адаму, ибо я из высшей, огненной стихии. А ты отказалась, ибо ты с ним ровня. Тебе было труднее, и я преклоняю перед тобой свои крылья.

Она ощутила, что ей приятны его слова, но все же чувствовала невольный страх перед огненным ангелом, что пришел к ней вот так, явно же тайком от Всевышнего. Сдерживая дрожь, с гордостью подняла голову. Ее глаза встретились с его горящим взором, она спросила с подозрением:

— Ты зачем-то пришел?

Он развел руками, огромными и могучими:

— Не знаю зачем… Просто потянуло увидеть существо, что осмелилось не подчиниться самому Творцу.

— Ты сам таков.

— Я же сказал, хоть мне было нелегко… но ты — ты вовсе… просто не знаю, что в тебе за мощь. Я и то едва-едва решился. Ведь многие ангелы роптали, я один отважился возразить… А ты, выходит, сильнее всех ангелов!

Лилит ощутила, как ее сердце бьется все сильнее. Кровь прилила к щекам, мочки ушей защипало. От слов ангела, пусть это просто лесть, ее спина выпрямилась, словно сама по себе, копна черных волос свободно упала, щекоча кончиками поясницу.

— Ты так хорошо говоришь, — прошептала она. — Никто никогда не говорил мне так…

— Никто не видел, насколько ты прекрасна!

Она вспомнила, что это ей говорил Адам, но с того времени прошло столько времени, она сама старалась забыть об Адаме, все уже как сон, что с каждым годом становится все слабее, уже едва помнит, да и то не весь, а сейчас этот ангел говорит громко и ясно, она чувствует его жар и его желание обнять ее…

— Я все еще…

— Прекрасна, — подтвердил он с мрачным восторгом. — Ты еще прекраснее, чем в день сотворения. Что-то выветрилось, исчезло, и теперь ты — воплощенная дикая красота!

— Насчет красоты не знаю, — сказала она, — но что дикая, да, верно…

— Красивее тебя нет на свете, — заверил он. — Говорят, и порочнее нет?

— Хочешь проверить? — спросила она с легкой насмешкой.

— Неплохо бы, — признался он. — Что-то во мне такое, что тянет противиться правильности!

— И мне, — ответила она. — Хорошо, иди сюда…

Сахариэль и Шехмазай медленно парили в восходящих потоках воздуха, наслаждаясь странным и волнующим ощущением телесности. Среди ангелов мало кто решался облечься плотью, и вовсе не потому, что Господь запрещал, нет, Он не запрещал, но дико и нелепо всесильному существу облекаться в тяжелую плоть, однако желающих среди ангелов побыть в телесности находилось все больше…

Люцифер возник в воздухе прямо перед ними, сверкающий и лучезарный, даже тучи вспыхнули радостным пурпурным огнем.

— Молчите? — вскрикнул он. — Птицам подражаете? Довольны?

Сахариэль огрызнулся:

— А что мы можем?

Люцифер вспыхнул еще ярче и заискрился разноцветными огнями.

— Да послушайте же! — вскрикнул он яростно. — Я никогда бы не подумал и не посмел… даже подумать не посмел бы, что Творцу можно прекословить! Для нас всегда Его слово было законом. Священным и неоспариваемым законом!.. Так было всегда. Но разве не стыдно нам, что даже такое мелкое и жалкое существо из праха, каким является человек, посмело восстать против Господа? Он же отверг Его абсолютную власть, заявил о праве на свое мнение, на свое толкование, на свои собственные слова и поступки!

Его охватил блистающий свет первотворенья, ангелы видели такой только в дни сотворения мира. В сияющем море огня потонула фигура Люцифера, лишь угадывались очертания крыльев и блистающих плеч, а все остальное исчезло в кипящем свете.

Сахариэль возразил быстро:

— Человеку нечего было терять…

Люцифер вскрикнул в изумлении:

— Нечего?.. Да он был любимцем, весь мир был создан только для него!

Шехмазай буркнул:

— Дурак этот человек. Так много потерял!

— Потерял? — переспросил Люцифер.

— Ну да… Его же пинком из рая!

— Он сохранил себя, — возразил Люцифер. — Сохранил гордость! Я теперь знаю, что человека от животного отделяет только гордость. Если нет гордости, то нет и разницы: скот или ангел. Человек не по уму, а по своей гордости выбрал самый правильный путь…

Шехмазай спросил с сомнением:

— Чем правильный?

— Не бунтуй он против Господа, — объяснил Люцифер, — кем бы он был?.. А сейчас он заселил весь мир! Господь внимательно следит за ним, вы же знаете!.. Он вмешивается незаметно, подсказывает, но так, чтобы не догадывались о Его вмешательстве… Словом, человек добился своего. Заставил себя уважать, считаться с собой. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ангелы переглянулись, Сахариэль первым оставил материальную оболочку, за ним Шехмазай ринулся световым лучом наискось к земле, куда повел Люцифер.

В роскошном саду, удивительно похожем на Эдем, собрались ангелы, Сахариэль и Шехмазай сразу увидели, что все взволнованны, в центре воздевает руки ангел Тетрамон и восклицает яростно:

— Человек уже сделал неизмеримо много! Он научил нас сомневаться, научил спорить, научил возражать!.. Кем мы были раньше? Да, всего лишь ангелами, посланниками Божьей воли. Послушными и бездумными. Адам говорил с нами, спрашивал, многому не верил, переспрашивал, уточнял, заставлял нас аргументировать, чего мы раньше совсем не умели, потому что нам это было абсолютно не нужно…

Сахариэль и Шехмазай опустились на землю рядом с Люцифером, тот прошел вперед и, отстранив Тетрамона, заговорил громко и уверенно:

— Нам всем сказано, что человек изгнан за то, что сорвал незрелый плод!.. Но мы-то знаем! Или кто-то все еще не знает? Или делает вид, что даже не догадывается, так спокойнее? Человек смущал сомнениями нас, всегда ранее послушных ангелов. И некоторые с первых же минут общения с человеком начинали сомневаться, возражать, а то и спорить.

— Таких мало, — ответил чей-то голос угрюмо.

— Да, — отрезал Люцифер, — но их становилось все больше!.. Именно это главная угроза, исходящая от человека! Оказывается, даже крохотнейшая капля, которую вдохнул Творец в тот ком презренной глины, дает ему силы… не знаю насчет права… на свое мнение. Ладно, это пусть, такое Творец бы стерпел, Он же всепрощающий, но человек еще и спорил!

— Ничтожество, — сказал Тетрамон с неимоверным презрением.

— Ничтожество, — согласился Люцифер. — Он не имеет и миллиардной доли нашей силы, нашей мудрости и наших знаний. Он, как слепой в темноте, все познает на ощупь, но дерзает спорить и огрызаться!.. А мы, кто знает почти столько, как и сам Творец, всегда выслушиваем смиренно и безропотно, всегда выполняем Его волю.

Кто-то из ангелов возразил громко:

— Воля Господа священна!

Несколько голосов тут же дружно грянули:

— Аллилуйя!

— Слава Господу!

— Слава Всевышнему!

Люцифер крикнул разозленно:

— Не знаю, как Господу, но мне бы такие славословия быстро надоели. Так вот человек никогда не славословил Господа! Он в своей тупости воспринимал Его как такого, как и он, только постарше. Я всегда полагал его за это тупым. А теперь вот думаю… А нет ли в этом как раз глубинной мудрости? А раз Господь такой, каким Его считал человек, то человек полагал, что с Ним можно спорить и не соглашаться. Можно перечить! Даже можно пытаться навязать свои взгляды…

Ангелы хором ахнули:

— Это невозможно!

— Немыслимо!

— Кощунство!

Люцифер кивнул.

— Согласен с вами полностью. Правда, человек еще не пытался навязывать Творцу свои взгляды, но я вижу, как все идет, и, если среди вас есть не полные идиоты, вы увидите, что рано или поздно человек стал бы спорить с Господом больше и больше.

Сахариэль уже понял скрытую мысль Люцифера, крикнул:

— Когда-то он сможет навязать Всевышнему свою точку зрения!

— И Всевышний ее примет, — сказал Шехмазай громко. — Для нас это будет концом света.

Творец ощутил зов, моментально прошел частью сознания через двенадцать клипод, проскакивая все более странные и причудливые миры, пока не оказался в материальном, настолько необычном, что даже приостановил некоторые особо сложные работы, чтобы не коррелировали с проблемами мира живых существ.

Вспыхнул ослепительный свет, перед Ним предстали, выйдя прямо из воздуха, Шехмазай и Азазель. Шехмазай победоносно улыбался, Азазель развел крыльями, свет стал еще ярче, и сказал укоряюще:

— Господь, разве не говорили мы Тебе, чтобы Ты остановился в сотворении мира на первом или втором дне?.. Ну, пусть на третьем или четвертом?.. И не было бы Твое чело омрачено теперь такими горькими думами.

Творец смолчал, Шехмазай взглянул на Азазеля, добавил быстро:

— Ладно, мир получился прекрасен, но… достаточно было сотворения всех этих дивных существ, названными животными, птицами и насекомыми!..

— Человека Ты создал зря, — сказал Азазель прямо.

Творец сказал раздумчиво:

— Не знаю, не знаю. Может быть, в самом деле нужно было им и ограничиться?

Азазель спросил:

— Без женщины?

— Да, — ответил так же задумчиво Творец.

Азазель растопырил крылья.

— Но… как? У всех зверей есть пара.

— Можно было и без пары, — объяснил Творец. — Некоторые существа в этом мире — двуполы. Но можно было вообще выращивать одного человека… Дать ему бессмертие и терпеливо воспитывать. Правда, груз прошлого опыта надо было бы как-то убирать… гм…

Азазель сказал обвиняюще:

— Но Ты все-таки создал человека! Да еще к человеку и женщину, это вообще грубейшая ошибка… И что теперь задумал? Мы же видим!

Творец ответил задумчиво:

— Пока не решил. Мир все-таки хорош, Я не хочу его рушить… как остальные. Наверное, нужно просто стереть с лица земли человека. Но Я не хочу вмешиваться, как и обещал, в этот мир… своей неземной мощью. Пусть земля разверзнется и выйдут огненные реки, что сожгут все на поверхности. Пусть наверху будет океан жидкого огня, а когда застынет, Я населю мир другими существами… Или пусть придет большая вода из океана. Чтоб даже высочайшие горы укрыла и чтоб никто не спасся… Даже великаны.

Ангелы слушали с удовольствием, Азазель сказал радостно:

— Так и поступи! Мы для этой земли найдем применение получше. Человек — это Твоя неудача.

Творец взглянул на него искоса.

— Эх, хорошо так осуждать со стороны. Но Я знаю хорошо, что, будь ты на месте людей, ты бы вскоре сбился с пути праведного и стал бы грешить еще больше. Как и ты, Шехмазай.

Шехмазай смолчал, но Азазель вскрикнул с обидой:

— Господь! Как Ты можешь такое говорить? Мы — существа из света, мы чисты и непорочны! Позволь нам доказать Тебе! Господь, разве не видишь, что они творят? Во что превращают созданный Тобой мир? А ведь Ты им велел хранить его и беречь, ибо другого не будет!

Творец ответил хмуро:

— Я все вижу, такая уж беда — быть всевидящим. Но того, что они натворили, боюсь, было не избежать. Или очень трудно избежать. В человеке, как Я уже сказал, соединены в одном теле духовная и материальная часть. Конечно, материальная, как более грубая и простая, гораздо чаще берет верх…

— Господь! — воззвал Азазель. — Но мы, ангелы, чисто духовные существа! Почему не нам досталась земля? Мы ведь совершенны!

Творец недовольно сдвинул брови.

— В таком мире не может быть совершенства. Я его творил так, чтобы к совершенству тянулись.

Азазель сказал настойчиво:

— Господь, мы смогли бы держать этот мир в совершенстве.

— Уверен?

— Полностью, — сказал Азазель. — Почему Ты нам не веришь?

Творец вздохнул, чело Его омрачилось.

— Это вы Мне не верите… — произнес Он с грустью. — Но за это и воздастся вам. Ладно, даю Свое изволение… Идите и попробуйте жить на земле. Покажите, как вы сможете.

Шехмазай, самый недоверчивый, покосился на Всевышнего с подозрением, что-то уж слишком легко тот удовлетворил просьбу Азазеля, но смолчал. Попасть на землю и пожить там, показывая, как надо, это же здорово, он сам жаждал, как и многие из ангелов, но помалкивал.

— Спасибо, Господь! — вскрикнул Азазель и исчез.

Все видели, как блистающая искорка, подобно падающей звезде, умчалась вниз и растворилась в темноте ночи. Творец хмуро посмотрел на оставшихся ангелов.

— Ну, кто еще считает, что Я не прав и что вы лучше смогли бы жить на земле, показывая примеры благочестия и не переставая двигаться к Великой Цели?

Ангелы молчали, переглядывались, Брахиэль сделал над собой усилие и шагнул вперед.

— Господь, я не считаю, что Ты не прав. Как Ты можешь быть неправым? Однако… позволь и мне. Я постараюсь жить чисто и праведно. И своей жизнью посрамлю погрязшего в грехах человека.

— Иди, — ответил Творец. — Кто еще?.. Впрочем, страшитесь сказать Мне в глаза, как сказали Азазель и Шехмазай, но жаждете того же… Так что даю всем соизволение. Всем, слышите? Всяк, кто хочет показать, как он бы жил на земле, идите в их мир, облекитесь плотью и докажите Мне, что Я не прав…

В задних рядах поредело, видно было только, как целый рой белых искр понесся в ночь. Творец поднял голову, на него серьезно смотрели Михаил, Рафаил, Гавриил и другие ангелы, которые то ли поверили Творцу, что жить на земле — непросто, или же не решились вызвать Его неудовольствие.

После долгого молчания Михаил спросил робко:

— И что… теперь?

Творец ответил нехотя:

— На земле, кроме полезных злаков, растут и сорняки. Сорняки всегда живучее, их всегда больше, а искоренить непросто. Так и в мыслях… Есть мысли нужные, а есть сорняки. И как люди делают прополку в своих огородах, так и Я… вот сейчас.

Михаил спросил тихим голосом:

— У них… не получится?

— Они не понимают, — ответил Творец, — что Я задал человеку почти непосильную задачу. Даже Мне это непросто… как Я вижу. Ведь человек — это и есть тоже Я. В нем часть Моей души, и Я всегда вижу и чувствую его смятение, его страсти, его заблуждения, его страхи и его соблазны. Это все идет от материальной части его естества. Азазель, Шехмазай и прочие, кто последовал за ними, пошли на свою погибель.

Глава 6

Шехмазай, еще раньше пролетая над землей, а то и опускаясь к людям незримым, давно присмотрел несколько красивых девушек, а теперь, когда Господь позволил пожить на земле среди людей, обратил внимание на молодых мужчин. Ничего сверх, молча сказало вдогонку с небес с предостережением, и он скопировал самого рослого и могучего, а черты лица, цвет волос, длину рук и обаятельную улыбку насобирал у самых красивых мужчин по всей земле.

Опустившись в густом лесу, он облекся плотью, попрыгал, привыкая к своему новому телу, подвигал мышцами лица. Вода небольшого лесного озера отразила внешность очень красивого молодого мужчины, самого рослого из возможных и, как он решил самодовольно, самого красивого.

Истеарь собирала ягоды, когда из леса вышел человек и пошел в ее сторону. Она покосилась в сторону своего дома, успеет ли добежать или позвать на помощь, если у незнакомца дурные намерения, однако тот широко улыбался и вскидывал вверх руки.

— Я друг, — крикнул он. — Малость заблудился. Не подскажешь, как выйти на дорогу? … О, тут и село близко?

Она ответила с облегчением:

— Ты, наверное, городской?

Он удивился:

— Почему?

— Они всегда теряются в лесу легко. А здесь ведь каждый жучок подсказывает дорогу!

— Не знал, — ответил Шехмазай искренне. — Вообще-то я многое не знаю. Я пошутил насчет того, что заблудился. Я не могу заблудиться вообще нигде и никогда.

Она насторожилась.

— А зачем ты соврал?

— Я не соврал, — объяснил он, — а пошутил. На самом деле я не человек, а ангел. Но не бесплотный, таким я был раньше… Я пленился твоей красотой, я возжелал тебя, и Господь отпустил меня! Я возьму тебя в жены, хочу ощутить все те земные радости, что доступны людям.

Истеарь в сомнении покачала головой.

— Ангел? Откуда это видно?

Он сказал со смехом:

— Хочешь, я стану невидимым?

— Это и колдуны могут, — возразила она. — А колдовать нехорошо, Господь не велит. Если ты ангел, то ты в состоянии летать на небо?

— Да, — ответил он гордо. — Достаточно сказать всего лишь слово, чтобы я очутился на небе.

Она покачала головой.

— Не верю. Что это за слово, что обладает такой мощью?

— Это имя Господа нашего, — ответил он значительно.

— Не может быть, — прошептала она. — такого не может быть… Произнеси это слово! Нет, скажи его мне, чтобы я поверила.

Он наклонился к ее уху.

— Слушай…

Она выслушала, кивнула, Шехмазай не успел и глазом моргнуть, как она быстро и громко произнесла имя Господа. Шехмазай только охнул и остался с раскрытым ртом, мгновенно поняв, что женщина просто-напросто одурачила его.

А Истеарь только вскрикнула, как ее подхватил незримый вихрь, и во мгновение ока она очутилась в дивном сверкающем саду, краше которого не могла и представить. Ласковый голос произнес:

— Ты сохранила непорочность свою, ускользнув от соблазна и соблазнителя. Это сад Эдема, ты здесь будешь жить… в ожидании, когда его постепенно будут наполнять праведники и великие герои, положившие жизнь во имя Цели. А пока познакомься с Енохом…

Азазель опустился на землю, озарив ее дивным светом: капельки росы вспыхнули, как жемчужины, травы стали зеленее, а кузнечики ликующе запиликали песенки.

Агидель оглянулась в изумлении и ахнула: к ней подходил с доброй улыбкой на лице светлый ангел: на голову выше ее, широкий в плечах, с могучими крыльями за спиной.

Она торопливо опустилась на колени.

— Господин…

Он говорил ласково:

— Ты прекрасна… Я увидел твою красоту давно, но сегодня умолил Всевышнего отпустить меня на землю. Я облекусь плотью, и если ты захочешь, то возьму тебя в жены.

Она в смятении смотрела на него снизу вверх, все еще на коленях.

— Господин! Как можно…

— Можно, — заверил он. — Всевышний позволил.

— Нет, но… я простая женщина… ты — ангел Божий…

Он сказал ласково, но теперь она слышала и сдерживаемый восторг в его сильном красивом голосе:

— Ты — прекрасна, а красота выше всех званий. Выше даже ангельского! Это я должен просить тебя взять меня в мужья, потому что ты, говорю еще раз, прекрасна. Позволишь ли ты взять тебя? Если нет, то я вернусь на небо. Только ты одна в этом мире способна удержать меня.

Он с такой тревогой и ожиданием смотрел на нее, словно она и в самом деле могла отвергнуть. Агидель воскликнула торопливо:

— Да, конечно! Ты так прекрасен…

Свет, окружающий его, вспыхнул еще ярче. Агидель от неожиданности закрыла глаза, но в следующий миг свет погас, перед ней стоял очень красивый, рослый молодой мужчина, атлетически сложенный, толстые мускулистые руки, плоский живот в квадратиках мышц, с длинными стройными ногами, перевитыми толстыми сухожилиями и сухими мускулами.

Она смотрела на него во все глаза, а он с улыбкой поднял с земли оброненный ею платок, повязал вокруг своих чресел и сказал с улыбкой:

— Тебе этот платок больше не понадобится.

Она с испугом посмотрела, когда он властно протянул к ней руку, но ангел поднял ее легко и красиво, тут же притянул к себе, и Агидель охнула в его крепких объятиях.

— Ой, нельзя же так…

— Почему? — удивился он. — Я теперь во плоти. А человеку все можно.

Она смущалась и опускала голову, но его горячие губы отыскали ее рот, и Агидель ощутила, как незнакомое чувство медленно воспламеняет ее кровь, ноги слабеют, а сердце бьется все чаще и взволнованнее.

Он целовал ее жадно, чувственно, но еще неумело, и страсть начала овладевать обоими. Потом Агидель ощутила, как сильные руки подхватили ее, она прижалась к могучей груди, сердце там стучит гулко и мощно, мир колыхнулся и поплыл, а немного погодя он уложил ее на пахнущее цветами сено, Агидель сама, удивляясь своей отваге, сбросила одежды и протянула к нему руки.

Тетрамон опустился на землю поблизости от выбранного Азазелем места и взял себе сразу троих сестер. Бракиэль облекся плотью в соседнем городе, его видели несколько раз, другие ангелы опускались в беспорядке просто на землю, а не в заранее облюбованные места, как Азазель, или подобно Тамиэлю, которому было все равно где, и потому он опустился поближе к Кохвиэлю.

Безмерное и оглушающее счастье нахлынуло на Тамиэля с такой мощью, что он даже не мог себе представить, как это он существовал без любви к женщине, без этих страстей, что дает такое неказистое с виду тело, без нового удовольствия, когда садился обедать и жадно пожирал жареное мясо, рыбу, овощи и фрукты, наслаждаясь неслыханными ранее ощущениями.

Да что там мясо, даже пробежаться по росе, прыгнуть в озеро и поплавать, ощущая, как тугие волны мешают передвигаться, но в то же время поддерживают и не дают утонуть!

Как-то его навестил Кохвиэль, странный и непривычный в облике загорелого черноволосого мужчины с коричневыми глазами и крючковатым носом.

— Ты еще не был на охоте, — сказал он обвиняюще. — Что ты за мужчина!

Тамиэль расхохотался.

— Я мужчина!.. Спроси у моих жен.

Кохвиэль отмахнулся.

— О том, что мужчина, тебе могут сказать мои три жены и восемь наложниц. И жены некоторых соседей… Но здесь на земле этого недостаточно. Мужчины должны уметь охотиться! Без этого никакой мужчина не мужчина. Собирайся, я тебе покажу, что это такое.

Тамиэль запротестовал:

— Да я видел! Ничего особенного. Двуногие звери убивают четвероногих. Только и всего.

Кохвиэль усмехнулся:

— Это взгляд ангела. А теперь ты сам двуногий… это самое. Пойдем, теперь ты можешь не только видеть со стороны, но и чувствовать. Что самое интересное в человеке — это умение чувствовать!

— Да, — сказал Тамиэль довольно, — чувства… Чувственность… Хорошо, пойдем!

Собираться пришлось долго, у него не оказалось ни лука, ни стрел, ни острого копья. Кохвиэль пробежался по соседям Тамиэля, те с неохотой дали по дротику, и Кохвиэль с торжеством приволок целую связку.

— Бросать умеешь? Ладно, научим. В первый раз ни у кого не летит в нужную сторону. Надо бы сперва побросать в дерево… ладно, я-то уже умею! Пойдем!

Полдня они лазали по скалам, но горные козлы убегали вовремя, зато, когда спустились в долину, Тамиэль увидел оленя, что самозабвенно пожирал зеленые листки склонившего ветви дерева, быстро прицелился и спустил тетиву.

Стрела с огромной силой ударила в бедро. Олень подпрыгнул, бросился прочь, упал, вздымая облако тонкой пыли, снова вскочил и кинулся бежать.

— Догоняй! — прокричал Кохвиэль в азарте. — Ты сможешь!

Тамиэль не понял, как он сможет, олень даже на трех ногах скачет быстрее. Однако понесся за ним азартно, олень начал было отдаляться, затем приотстал, кровь бежит обильной струей, замедляя бег. Тамиэль с разбегу метнул дротик, тот упал на землю, метнул второй, этот ударился в придорожный камень.

Третий дротик слабо клюнул оленя в зад, но даже не вонзился, хотя осталась царапина. Тамиэль метнул два оставшихся дротика, последний вонзился в оленя и некоторое время болтался на бегу, потом выпал.

Олень обессилел, и Тамиэль, сам задыхаясь от бешеного бега, сорвал с пояса топор и с силой ударил лесного зверя по голове. Олень вздрогнул и остановился.

Тамиэль с наслаждением, сам изумляясь себе, наносил удары, олень наконец подогнул передние ноги и упал сперва на колени, потом завалился на бок. Тамиэль бил и бил топором, пока голова не превратилась в кровавое месиво.

За спиной послышался довольный голос:

— Ну как?

Тамиэль оглянулся на Кохвиэля, спросил, задыхаясь:

— Это… и есть азарт?

Кохвиэль кивнул, присел возле добычи и окунул палец в вытекающую из разбитого черепа кашицу.

— Попробуй. Люди считают, что таким образом к ним переходят ловкость и сила зверя.

Тамиэль сперва лизнул на кончике пальца, потом набрал в ладонь и жадно слизывал звериный мозг.

— Не знаю, — признался он, — как насчет ловкости… но это вкусно.

Кохвиэль захохотал.

— В жизни людей много радостей, которые мы еще и не пробовали!

Они были теперь в людской плоти, и дети от земных женщин у них появились у кого через девять месяцев, у кого позже. Они, к гордости родителей, отличались от остальных детей даже в колыбели: крупные, сильные, горластые, требовательные и всегда голодные, что матерей сперва радовало: растет ребенок, потом начало тревожить.

Первыми родились у Шехмазая: два брата-близнеца, он назвал их Гива и Гийа, они были первыми нефилимами на свете, а вскоре от других сошедших на землю ангелов тоже родились дети чудовищной силы, огромного роста и жестокого нрава.

Всех их называли нефилимами, то есть крупными. Они и росли крупными, намного выше родителей по росту, вдвое шире в плечах, а сила у них была, как у пятерых мужчин у каждого.

Уже в детстве они со своей чудовищной силой побеждали самых сильных мужчин, легко могли догнать убегающего оленя, птицу в небе сшибали брошенным камнем.

Двести ангелов, сказал себе напряженно Михаил. Двести ангелов во главе с неистовым Азазелем спустились на высокую гору, которую отныне стали называть Хермон, так как здесь произошло отделение первой группы ангелов от Творца. Здесь они облеклись плотью, а затем разошлись в разные стороны в долины.

Азазель научил людей делать особо прочные стальные мечи и ножи, щиты и доспехи, научил людей прорывать шахты, добывать металлы и драгоценные камни из глубин земли, а также поведал о свойствах драгоценных камней. Так в мире появилась зависть, люди стали убивать друг друга из-за драгоценных металлов и камней. Шехмазай — помощник Азазеля — научил людей колдовству и использованию магических свойств растений. Бракиэль научил людей наблюдать за звездами и привил начатки астрономии, Кохвиэль и Тамиэль научили людей астрологии, Сахариэль — дал понимание о фазах Луны.

Михаил, который больше всех сопротивлялся идее спуститься на землю и облечься плотью, первый понял их ошибку и восхитился мудростью и прозорливостью Творца. Наивные, они слишком увлеклись жизнью на земле и не сразу сообразили, что животная натура человека чересчур сильна и даже ангелам с нею не совладать. А когда сообразили, было уже поздно: каждый настолько погряз в плотских утехах, в борьбе за власть, в мирских заботах, что уже и не мыслил других радостей, ибо плотские, что понятно, сильнее, проще и понятнее всем.

Если раньше люди по большей части только дрались и воровали друг у друга, то булатными мечами стало намного проще и легче убивать из-за драгоценностей, а там, где не помогало оружие, пользовались полученным колдовством и растительными ядами.

Дети же, рождавшиеся от ангелов и земных женщин, не имели того нравственного начала, которое было у их родителей-ангелов. Они творили на земле беззаконие, пользуясь силой и колдовством. Им требовалось много пищи, чтобы насытиться, и они отбирали ее у людей, а когда им не хватало пищи, питались человеческим мясом, отлавливая путников.

В племенах, которые больше всего страдали от их ярости, начали ставить им жертвенники, высекать из камня их статуи, а чтобы умилостивить их ярость, сами люди приводили им связанных непорочных девушек, чье мясо, как известно, самое лакомое.

Юрий, сын ангела Азазеля, ехал на огромном носороге, задумавшись, когда на дорогу впереди выскочил волк. Был он страшен: худой настолько, что просвечивали ребра, облезлый, в красных глазах отчаяние, ярость и твердая решимость не сойти с дороги даже перед самим неистовым Юрием, повелителем волков.

— Говори, — велел Юрий. — Что стряслось?

— Мы умираем от голода, — прохрипел волк. Он жутко лязгнул зубами. Глаза неотрывно смотрели на горло носорога, тот нахмурился и опустил голову с выставленным вперед ужасающим рогом. — Велес охраняет свои стада так… что никто… мы умираем от голода! Это его скот ест траву, но мы — благородные волки!..

Юрий с печалью смотрел на волка. Из зарослей медленно выдвинулись на дрожащих лапах — не от страха перед грозным нефилимом, от слабости! — еще с полдюжины волков, еще более страшных, облезлых, запаршивленных, шерсть у всех висит клочьями.

— И все так? — спросил Юрий.

Вожак взвыл:

— Все?.. Да это те, кто еще жив!.. Остальные либо уже не могут себя таскать, либо померли. Хозяин, мы… твои хорты… умираем от голода!

Юрий медленно поднял руку.

— Клянусь, — сказал он. — Сегодня же… сегодня же я добьюсь, чтобы вы снова могли прыгать на живую добычу и ломать ей хребет, рвать острыми зубами теплое мясо, брызгающее горячей кровью… чтобы могли жить, как живут свободные волки!

Носорог, ощутив неслышимую команду, двинулся вперед. Волки расступились, а Юрий еще долго чувствовал их взгляды, в которых не было злобы, а только отчаяние и надежда.

Вечером в кругу нефилимов они пили хмельной мед, пожирали двух принесенных в жертву девственниц, в самом деле молодое и нежное мясо, а тонкие косточки хрустят на зубах, как сладкие соломинки, играли в кости. Юрий высмотрел могучую фигуру, сплошь покрытую черной медвежьей шерстью, пробрался, ступая через ноги собратьев, хлопнул по плечу:

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 192021 22 23 Следующая ⇒