Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ПЕРВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО 1 страница



Глава 1

 

Далеко впереди величественно блистали радостным огнем огромные ворота. От них струился ликующий свет, а за ними сразу начиналась недобрая тьма.

Ева увидела в кустах свою кошку, радостно подхватила на руки. Кошка мурлыкала довольно и жмурила глаза, но, едва увидела, куда ее несут, начала бешено вырываться. Ева попыталась удержать, однако кошка исцарапала ей руки, зашипела и, выпрыгнув, быстро-быстро помчалась обратно.

За Адамом увязался пес, на кошку разозленно гавкнул, но не погнался, хоть и вздохнул с жалостью.

Ева оглянулась, всплеснула руками.

— Смотри, он не отстает!

Адам остановился, повернулся к псу. Тот с тревогой и надеждой смотрел ему в глаза.

— Останься, — сказал Адам невесело. — Изгоняют только нас. А ты живи здесь счастливо.

Пес взглянул на него с укором и, обогнав, хотел было выскочить за ворота первым. Адам быстро вскрикнул:

— Стой!..

Пес остановился.

— Сидеть!

Пес сел и смотрел с радостным ожиданием, что ему прикажут что-то еще, а он выполнит и покажет, какой он умный, преданный, любящий своего замечательного большого друга.

— Так и сиди, — приказал Адам. — А вечером иди пугать уток на озере, погоняй лягушек, ты всегда их любил загонять в воду.

Но как только они с Евой подошли к воротам, за которыми уже не будет возврата, пес сорвался с места и, догнав Адама с Евой в четыре гигантских прыжка, проскочил в них одновременно с изнанниками. Ворота с грохотом закрылись.

Адам вздохнул, пес подпрыгивал и, встав лапами ему на плечи, старался лизнуть в лицо. На морде читались любовь и преданность, а также клятвенное заверение, что куда Адам, туда и он, верный друг.

— Хорошо, — произнес Адам растроганно, — я знаю… мне в этот миг открылось будущее… ты и все твое потомство после смерти будете уходить в рай. Всем собакам отныне предназначено место в саду Эдема… потому что ты верность и дружбу поставил выше всех благ.

Он умолк, виновато посмотрел на Еву. Она вздохнула и постаралась как-то спрятать за спину оцарапанные руки.

Тьма постепенно рассеивалась, это не тьма, а хмурый рассвет, рассвет нового мира, в котором придется жить. Адам зябко передернул плечами. Совсем недавно казалось, что сад Эдема бесконечен, но вдруг пришло озарение, что сад — это только клочок ухоженной земли, а весь мир — это и есть вот бесконечная желтая выжженная глина, из которой торчат редкие пучки чахлой травы, далекие грозные горы, темнеющий вдали высокий лес…

Он пересилил страх и сказал громко:

— Пойдем, Ева. Этот мир беден, но это наш новый мир! И никакой тиран не будет указывать, как нам жить.

— Да, Адам, — ответила она послушно, — как скажешь, Адам.

Он чувствовал ее страх и трепет, она так прижималась к нему, что мешала идти, вздрагивала и пугливо оглядывалась, а когда ступили на непривычно твердую и колючую землю, старалась поднимать ноги повыше, но все равно одна нога оставалась на этой страшной земле.

Навстречу дул пронизывающий ветер, становился то ледяным, то невыносимо жарким. Земля содрогается под ногами, издали доносится тяжелый гул. Белое от облаков небо заволокло сизыми тучами. В их глубинах блистают грозные сполохи, а когда прорываются наружу, глазам становится больно от ослепляющего блеска.

Кусты не расступались, как в саду, вскоре их руки покрылись кровавыми царапинами. Тела и ноги защищала дивная одежда, сшитая из шкуры Змея, но Адам уже не думал о прощальном подарке Творца, он настороженно поглядывал по сторонам и тащил Еву за руку.

Пес умчался и почти не показывался, возбужденно шныряя по кустам, пугая птиц и вынюхивая землю с незнакомыми запахами.

— Адам, — прошептала она в слезах, — мне страшно…

— Это наш мир, — повторил он громко, почти крикнул. — И мы будем жить, как хотим! Ты помнишь, что этот лжец сказал? Он говорил, что, если отведаем плоды этого дерева, мы умрем!.. Но мы живы.

Небо потемнело, они оба услышали могучий Голос, но непривычно тихий, словно доносящийся из неизмеримо далекого места:

— Ты уверен, Адам?

Адам вздрогнул, ощупал себя.

— Ну… да, уверен!

— Адам, — прозвучал Голос, в нем слышались усталость и бесконечное терпение, — ты отличаешься от животных, которые знают только одну смерть. У них нет ничего, кроме тела. Они могут умереть только телом. Человек же может умереть и совсем иначе… Когда ты отламывал для своего первого костюма из фиговых листков зеленую ветвь, она еще долго оставалась зеленой. Уже оторванную, ее все еще не отличить от других веток, которые соединены с деревом и питаемы его соком! Но она, увы, отделена… и скоро умрет.

Он ощутил холодок в теле, спросил все еще упрямо:

— Значит, я скоро умру?

— Что значит «скоро», — ответил Голос. — Вон та мошка, что сейчас села тебе на плечо, родилась сегодня, прожила долгую счастливую жизнь и к вечеру умрет от старости. Ты мог бы жить вечно, получая от Меня, как ветка от дерева, жизнь… но ты отломил себя от Меня. И ты уже умер в этом высоком смысле.

Адам чувствовал холод во всем теле, но напомнил себе, что это страх, а не подбирающаяся смерть, и огрызнулся:

— Пока что я такой смерти не чувствую. Наверное, я, как ветка, отломился от тебя давно.

— Нет… ну, ладно. Тебя больше беспокоит судьба твоего тела из праха? Оно вернется в прах, пусть и не скоро по твоим меркам, но теперь вернется. Главное во всем этом неприятном деле, что ты потерял Меня, Адам. А потерял потому, что избрал не ту дорогу.

В Голосе звучала вселенская печаль, Адама пронизывал холод все сильнее, однако рядом Ева то и дело прижимается к нему теплым боком, словно старается именно от него почерпнуть силу и защиту, и Адам сказал громко и уверенно:

— Но это моя дорога!

— Ты не знаешь, что на ней…

— Узнаю, — отрубил Адам.

— Ты настолько уверен в себе?

— Да, — ответил Адам дерзко. — И я больше не хочу, чтобы Ты контролировал каждый мой шаг! Все, что я делаю, я делаю по своей воле.

— Ты и раньше делал…

— Нет, Ты мне все навязывал!

Голос прозвучал с ясно различимой в нем грустью:

— Теперь ты будешь делать Мне все наперекор?

— Если понадобится, — отрезал Адам. — Я все буду делать то, что нужно нам, а не то, что считаешь правильным Ты.

Ева прошептала умоляюще:

— Не ссорься с Ним…

Адам ответил резко:

— Пусть Он больше не вмешивается в нашу жизнь! Я не хочу Его ни видеть, ни слышать.

После тяжелой и страшной паузы, когда Ева вся сжалась от ужаса и ежесекундно ждала, что всесокрушающий гнев Творца испепелит их, раздался вселенский Голос:

— Да будет так. Отныне ты никогда больше не увидишь Меня и не…

Ева вскричала отчаянно:

— Господи, Ты же видишь, в нем говорит обида! Не забывай, в нем часть Тебя… и даже во Мне! Не лишай нас хотя бы своего Гласа!

Снова после паузы Голос произнес:

— Да будет так. Вы не увидите меня больше, но слышать будете… хотя обещаю не докучать вам даже звуками Своего Голоса. И еще… Как вы поступили со Мной, так с вами поступят и ваши дети!.. И вам дано будет ощутить, что сейчас чувствую Я.

Адам крикнул через плечо:

— Ну вот и хорошо! Я буду справедливым!

— Они отринут тебя, — прозвучал Голос, — и уйдут от тебя!.. И так отныне будет среди людей. Дети будут ссориться с родителями и уходить от них! Скажут в гордыне своей, что старики ничего не понимают, а они, молодые, знают лучше, и уйдут, дабы показать вам, как правильно!.. И будешь скорбеть бессильно, не в состоянии вразумить. Так и все твои потомки не смогут, и так будет в каждом поколении!

Адам подхватил под руку устрашенную пророчеством Еву.

— У нас все будет иначе!

— Как? — спросил Творец саркастически.

— Справедливо, — огрызнулся Адам через плечо.

— Справедливо — это мало.

Адам закрыл уши ладонями.

— Все-все!.. Не хочу Тебя больше даже слышать!

Вслед прогремел затихающий Голос:

— Да будет так… Отныне и во веки веков Я никогда не заговорю с тобой, Адам. Но я пока что оставляю дорогу открытой для твоего обращения ко Мне.

Адам отрезал твердо:

— Этого не будет! Ева, пойдем быстрее. И не слушай Его больше. И не обращайся к Нему!

Все ангелы молча наблюдали как за судом, так и за исходом людей из сада Эдема. И сейчас, затаив дыхание, наблюдали, как у Евы взметываются волосы, она в недоумении то и дело придерживает их, еще не догадываясь заплести в косу или как-то еще закрепить, а у Адама лишь сузились глаза и ноздри часто раздуваются, поглощая новые запахи.

— Ты ушел от Меня, — повторил Творец уже неслышно для Адама и Евы, — полный гнева и гордыни… и отныне от тебя дети вот так же будут уходить в ссоре, затаив в сердце гнев и обиду. И будут клясться, что никогда не вернутся…

Азазель появлялся то справа, то слева, наконец решился и возник прямо перед Творцом, полный ликования, но напустил на себя смиренный вид и спросил кротко:

— А они не вернутся?

Творец бросил на него быстрый взгляд. Как бы ни прикидывался Азазель, но все ангелы видны насквозь со всеми словами, как сказанными, так и теми, что будут сказаны.

— Сейчас, — произнес Он, — нет.

— А потом?

— Все возможно, — ответил Он задумчиво. — Я на это надеюсь. Но если и придет, то Адам будет выглядеть совсем иначе.

Азазель спросил непонимающе:

— Как?

Творец сдержанно усмехнулся.

— Он будет больше похож на вас. Но только внешне.

Азазель застыл с раскрытым ртом.

— Как это можно, Господь?

— Пока точно не знаю, — ответил Господь. — Путь Адама будет длинным. И все зависит…

Он задумался, Азазель ощутил священный трепет, еще не видел, чтобы Творец надолго задумывался, даже весь этот мир творил быстро и уверенно.

— От чего зависит, Господь?

— От самого Адама, — ответил Он.

 

Птицы кричали в страхе, покидая гнезда, из нор поспешно выбрасывались дивные звери, деревья с треском разламывались, обнажая дупла. Адам не оглядывался, только услышал, как далеко позади страшно треснула земля. Ева оглянулась, закричала в ужасе, заставив повернуться и Адама.

Он ощутил, как смертельный холод пробежал по жилам. Из огромной трещины, куда могла бы провалиться гора, выметнулся исполинский факел и сжег нависающие над ним тучи. Там образовалась широкая оплавленная дыра, а струя стремительно бьющего вверх огня начала жечь небосвод и расплываться по нему во все стороны.

Из трещины в багровом пламени с грохотом и треском вылетали немыслимо огромные камни. Целые скалы кувыркались в воздухе, а снизу с силой дул огненный ветер и бросал их в хрустальную твердь неба.

Ева снова оглянулась на бегу, лицо ее было перекошено ужасом.

— Адам, что происходит?

— Ничего, — ответил он, упорно глядя перед собой. — Он показывает нам, что Эдем был создан только для нас. И теперь в ярости и разочаровании рушит там все, что мы оставили.

Она некоторое время бежала следом молча, потом крикнула:

— Но Он сказал, что создал для нас не только Эдем, но весь этот мир!

Адам долго не отвечал, и лишь когда подземный гул отдалился, а ветер перестал горячим дыханием терзать спину, ответил хмуро и очень настороженно:

— Это и раздражает. Придется быть очень осторожным, чтобы и с миром не случилось то же самое.

Ева оглянулась снова.

— А что, — спросила она жалобно, — если бы мы раскаялись настолько, что Господь простил бы нас? Куда бы Он нас вернул, если Эдем уже уничтожен?

Адам буркнул:

— Не отставай. О другом думать надо.

— Но все-таки…

Он поморщился.

— Если бы мы настолько пали, чтобы проситься обратно… и если бы Он удовлетворил свою жажду мести и вернул нас, то, думаю, либо сделал бы Эдем снова, это для него так же просто, как для тебя расплакаться, или взял бы нас в другое место. В конце концов, тот сад был всего лишь тенью другого Эдема.

— Другого? Какого?

— Настоящего.

Она спросила жалобно:

— Адам, я ничего не понимаю! А мы были в каком?

— Настоящий на небесах, — ответил он нетерпеливо. — Не отставай, Ева! Мы должны найти безопасное место.

— Что такое… безопасное?

Он вздохнул.

— Увидишь. А пока закрой рот.

 

Глава 2

 

В саду Эдема они привыкли к плотному зеленому ковру из травы, сплошь укрывающему землю, но сейчас подошвы болезненно ныли от твердой, как кора дерева, и такой же неровной почвы.

Ева постанывала, но, когда Адам оглядывался на нее, старалась выдавить из себя улыбку. В небе иногда пролетали странные птицы с очень широкими крыльями, на земле то и дело попадаются отпечатки гигантских лап, у Адама от ужаса шевелились волосы, когда он пытался представить себе такое существо.

Однажды они увидели, как впереди дрогнула сухая твердая земля, ее взломало снизу нечто огромное, поднялось в комьях сухой глины, похожее на холм, но это оказался каменный зверь, массивный и ужасающе могучий. Когда он пошел по земле, недовольно взрыкивая, та вздрагивала, за зверем потянулись отпечатки лап, вдавленные так глубоко, словно шел не по твердой, как камень, земле, а по мокрой глине.

На жалких стебельках кормились мелкие жучки, прыгали кузнечики, совсем не такие, как в саду Эдема, а крохотные и серенькие. Муравьи, что в раю ходят медленные и важные, здесь носятся быстро, роют суетливо землю, таскают мошек, словно их выгнали из рая еще раньше и тоже велели в поте лица своего добывать пищу.

Подошвы окрасились кровью, когда словно в ответ и небо залило красным, словно сам небосвод получил тяжелую рану. Они смотрели с тревогой и все возрастающим ужасом, когда среди туч на короткое время появилось окошко и выглянул ужасающе-красный шар. Он выглядел вначале маленьким и ослепляюще красно-оранжевым, потом стал большим и багровым ближе к краю земли, неуклонно сползал, а тени внизу все удлинялись и становились темнее.

— Адам, — вскрикнула Ева и прижалась к нему, — мне страшно!

— Пока ничего не случилось, — ответил он успокаивающе и даже с натугой улыбнулся, но у самого сердце колотилось, как у зайца. — Пока ничего тебе не угрожает.

— Теперь я боюсь заранее, Адам, — пожаловалась она.

— Не бойся, я здесь.

— С тобой я ничего не боюсь, Адам! Но внутри меня все боится.

Он молча обнял ее за плечи. Огромный багровый шар коснулся темного края земли, тот вспыхнул ярко-желтыми искрами, по нему пробежала полоска горящей земли.

Солнце, назвал его Адам, да будет его имя — солнце. В саду он его никогда не видел, небо постоянно затянуто облаками, но здесь в них видны дыры…

Солнце опускалось и опускалось, заставляя их сердца опускаться тоже. Наконец багровый краешек исчез, Ева в ужасе вскрикнула и горько заплакала.

Адам держал ее в объятиях, успокаивал. Солнце исчезло, но в небе полыхают красным облака, освещая землю, и хотя тени теперь слились в одну большую тень, но все еще можно видеть деревья, траву, землю, а это значит — можно жить и добывать себе еду и здесь.

— Давай пойдем вон к тем скалам, — сказал он.

Она подняла от его груди заплаканную мордашку.

— Зачем? Там камни.

— Мне кажется, там будет уютнее, — возразил он. — В смысле безопаснее.

Не споря, хоть и с недоверием, она пошла за ним. Из зарослей выметнулся пес, проследил, куда они пошли, и снова бросился в чащу. Адам вскарабкался по каменистому склону, предчувствие не обмануло: темная нора, оттуда теплый воздух разогретого за знойный день камня. Оставив Еву снаружи, он влез на четвереньках вовнутрь, пещера небольшая, но как убежище очень даже кстати.

Ева с недоверием смотрела, как он разжег костер, натаскал в пещеру сухих сучьев.

— Зачем?

— Когда будем спать, — ответил он, — костер будет отпугивать зверей.

— Зачем отпугивать? — спросила она наивно.

Он вздохнул.

— Думаю, теперь все изменилось, Ева.

— Ты хочешь сказать…

Он сказал мягко:

— Не хочу тебя пугать, ты и так вся дрожишь. Но этот мир не так дружелюбен, как было раньше.

Она простонала в слезах:

— Ох, Адам, что с нами будет? Зачем, ну зачем я так поступила…

Он покачал головой, голос стал суровым:

— Что сделано, то сделано. А с нами будет то, что сами захотим и… сможем.

 

Под утро она иззябла и почти взобралась на него, вжимаясь в его плотное горячее тело. Адам проснулся первым, но долго лежал, оберегая ее сон, наконец очень медленно и тихонько выбрался из-под разогретого тела жены, выполз на четвереньках из пещеры.

Пес поднял голову, слабо вильнул хвостом, мол, я тут стерегу, никого не пущу, и снова уронил голову на лапы. Адам ожидал снова увидеть солнце, однако небо точно так же, как и в саду Эдема, затянуто плотными тучами, хотя от них идет прежний свет, озаряет дивный и грозный мир. Над головой носятся птицы, в траве стрекочут кузнечики, из дальних кустов выбежали зайцы и, перебежав поляну, юркнули в кусты напротив.

За спиной раздался шорох, Ева выползла растрепанная, озябшая и дрожащая. В ее глазах были страх и надежда.

— Господь нас не оставил? — спросила она шепотом.

Он проговорил медленно:

— Думаю, Господь здесь ни при чем.

— Как ни при чем? Он же при всем!

— Я имею в виду, — пояснил он терпеливо, — что мир сам по себе таков. Господь не вмешивается во все мелочи. Там за тучами солнце ходит всегда, мы его просто не видим, но свет от него через тучи освещает землю. Когда солнце заходит за край земли, становится темно. Так что когда снова стемнеет, это будет не скоро, ты не пугайся. Это просто солнце скрылось… Потому оставайся здесь, я пойду поищу что-нибудь для завтрака.

— Я пойду с тобой! — сказала она.

Он помотал головой.

— Нет. Этот мир враждебен нам. Мы сможем здесь ужиться, только если покажем свою силу.

— Адам, — произнесла она с упреком. — Если ты погибнешь, зачем жить мне?

Он отвел взгляд, в груди разливалась нехорошая тяжесть.

— Ладно, — ответил он наконец. — Пойдем. Только иди сзади.

— Хорошо, Адам. Веди, ты же мужчина!

Для начала он обшарил кусты и отыскал два гнезда с птичьими яйцами. Вернее, нашел их пес, Адам прошел было мимо, но пес требовательно залаял. Адам вернулся и, раздвинув траву, увидел на земле гнездо из тонких веточек, а в нем пять яиц.

Ева сперва отказывалась их есть, но Адам настоял, и когда она выпила третье яйцо, приятная тяжесть проникла в желудок. Терзающий голод ушел, она ощутила себя намного бодрее, настроение улучшилось, она перевела дух и уже другим взглядом посмотрела на мир.

— Адам, а здесь тоже красиво.

Он вздрогнул и огляделся дико.

— Красиво?

— Ну да… Не Эдем, конечно, но тут все иначе. И кое-что даже красивее… Ой!

Она с непониманием смотрела на выступившую на пальце капельку крови. Адам подобрал с земли большую суковатую палку и ударил по кустарнику. Ветка переломилась, сбитый цветок упал Еве под ноги. Она опасливо подняла, на этот раз опасаясь прикасаться к острым, как иголки дикобраза, шипам.

— Он защищается!

— Здесь все защищаются, — предупредил он. — Мы тоже, кстати, должны уметь.

— Защищаться? — переспросила она.

— Да.

— От кого?

— От всех, Ева, — ответил он горько. — Боюсь, что этот мир такой. Защищаться будем от всех. И только тот или то, что докажет свою безопасность, будет допущен к нам. Таковы законы этого второго мира, где нам жить.

Она прошептала подавленно:

— Какой жестокий мир…

— Другого нет, — ответил он сурово. Она видела, как он сжал челюсти чуть не до хруста, тугие желваки вздулись под тонкой кожей. — Другого нет, Ева.

Они обыскали еще кусты и густую траву, но больше гнезд с птичьими яйцами не попадалось. Оставаться на этой пустой и безжизненной земле не стоило, они расширяли поиск, но все никак не могли найти ничего, что годилось бы в пищу.

Наконец Адам предложил просто уйти, и целую неделю они двигались по жаркой пустыне, изнемогая от голода и жажды. Ева плакала и каялась, что поддалась соблазну, не нужно было слушать Змея, в конце концов взмолилась:

— Адам, убей меня! И, может быть, Господь увидит, что виновной больше нет на земле, и простит тебя?

Он ответил сердито:

— И не думай о таком.

— Но я виновата!

— Это в прошлом, — ответил он. — Он же сам говорил, что создавал мир из сложной смеси справедливости и милосердия. Вот и… это, милосердие.

Она простонала в отчаянии:

— Какое же это милосердие?

Он отрубил:

— Для тебя важнее мое милосердие, чем Его. А я тебя не обижу и другим не дам обидеть.

На седьмой день, когда они едва волочили ноги, пахнуло влагой. Вскоре впереди показалась гряда деревьев, а за ними блеснула гладь воды. Река оказалась неширокой, но вода в ней удивительно вкусной, такой и в райском саду не пробовали. Оба пили и не могли напиться, наконец Ева сказала твердо:

— Я не выйду из реки!.. Я лучше умру здесь.

Адам подумал, сказал медленно:

— Погоди, он хотел нас наказать, но сейчас Ему кажется, что мы наказаны все еще мало… Давай в самом деле останемся в воде и будем отказываться от пищи сорок дней и сорок ночей? И тогда Его жестокое сердце, может быть, насытится местью?

Она сказала с готовностью:

— Как скажешь, Адам!

— Тогда ты оставайся здесь, — сказал он, — а я пойду дальше, чтобы еще больше усилить наши терзания. И в следующей реке приму этот же обет. Если через сорок суток будем еще живы, то, может быть, Он перестанет нас преследовать так жестоко.

— Хорошо, Адам, — ответила она с готовностью. — Как я найду тебя?..

— Я сам вернусь за тобой.

Она со страхом и тревогой смотрела, как он выбрался на берег и карабкался вверх по склону. Пес побежал на ним, оглядываясь на Еву с надеждой, и вилял ей хвостом, приглашая идти с ними. Ева улыбалась вслед, едва сдерживая слезы. Хотя говорила с Адамом твердо и уверенно, но сразу ощутила себя маленькой и беззащитной, едва он отошел от нее больше, чем на два шага.

Первые дни она закрывала глаза и вспоминала безмятежную жизнь в Божественном саду, перебирала все события, тщательно стараясь избегать образов, связанных с тем деревом и прекрасным, но таким порочным Змеем. Представляла, как Творец сжалится над их мучениями, простит и примет их в сад снова, потом начала наблюдать за животными, что спускались к реке на водопой, за юркими рыбками, что перестали ее страшиться и часто тыкались любопытными мордочками в ее ноги. Потом она поняла, что они обрывают и съедают обгоревшую на злом солнце кожу, что отмокла и начала сползать грязными лохмотьями.

Иногда тучи на западе окрашивались багровым, и она понимала, что наступает ночь, но чаще туч бывало так много, что она не могла угадать, в каком месте солнце. У нее захватывало дыхание, когда удавалось угадать его местоположение, какой же Адам умный, что все знает, но через неделю перестала замечать красоту восходов и закатов, через две недели только и думала о том, чтобы удержаться на ногах и не упасть, пусть Он видит, что она не животное, что ее воля сильна и она может заставить себя делать то, что ее животная часть не хочет.

На восемнадцатый день тучи вспыхнули радостным огнем. Ее сердце затрепетало, с небес медленно и величало опускался сверкающий ангел. На его лицо было невозможно смотреть, и она поняла, что отныне люди не смогут общаться ни с Господом, ни с его ангелами так же просто, как это было раньше.

Ангел опустился и завис в воздухе, касаясь стопами воды, но Ева видела, что верхушки волн проходят сквозь его бестелесное тело, словно его там и нет вовсе.

— Ева, — раздался строгий и вместе с тем участливый голос, — Господь услышал твою молитву. На этот раз она шла от твоего сердца. Ты прощена…

Она вскрикнула:

— Прощена?

— Да…

— А где Адам? — спросила она тут же. — Он-то прощен еще раньше?

— Вы прощены вместе, — ответил ангел, — как муж и жена. Поспеши же к Адаму! Чем раньше соедините руки, тем быстрее вернетесь.

Он улыбнулся подбадривающе и, превратившись в яркую звезду, унесся ввысь. Ева счастливо завизжала, в глазах темнеет от голода и холода, вода леденит тело настолько, что едва выкарабкалась на четвереньках на берег и пустилась по следам Адама.

Полдня бежала на подгибающихся ногах, падала и поднималась, мелькала не раз мысль, что Адам ушел слишком уж далеко и реки в самом деле нет, но наконец ощутила в воздухе влажность, впереди блеснул водный простор.

Навстречу выбежал пес, радостно замахал хвостом и, встав на задние лапы, передние опустил ей на плечи и облизал щеки. Предчувствуя недоброе, она поковыляла к берегу, тот, к счастью, очень пологий, начала спускаться к воде и увидела голову Адама. Он вошел в воду по самые плечи и теперь стоит так, чтобы не смог опустить голову, даже засыпая.

— Адам! — закричала она в тревоге и удивлении. — Что случилось? Почему ты там? Разве ты отверг, что тебе сказал ангел?

Он открыл глаза, измученный и похудевший так, что был похож на скелет, обтянутый кожей.

— Какой… ангел? — прохрипел он слабо.

Торопясь и сбиваясь, она рассказала ему о визите ангела. Адам выслушал молча, не перебивал, да и сил на это не осталось, а потом сказал глухо:

— Все пропало… Это был ангел не от Создателя, Ева…

— Не… от Господа?

— Да, — ответил Адам горько. — Люцифер, убоявшись, что Творец в самом деле может сжалиться, постарался сорвать наше покаяние…

Он повернулся и тяжело пошел к берегу. Там упал на мокрый песок, долго лежал, грудь вздымалась тяжело, всякий раз так выпячивая острые ребра, что Ева страшилась, чтобы не прорвали кожу.

— Что будем делать, Адам?

Он ответил в песок:

— Будем жить и бороться. Если звери живут, то сможем и мы.

— Но мы не звери! — сказала она с отчаянием.

— Значит, — сказал он, — будем жить лучше.

В его злом голосе она ощутила силу и уверенность. Казалось, неудача только обозлила его и заставляет бороться за жизнь, а не надеяться на милость Творца.

Она плакала и пыталась его поднять, тащить, он обнял ее сильно исхудавшей рукой и шепнул совсем тихо:

— И все-таки… кое-что мы выиграли. Очень важное.

Она прошептала в слезах:

— Что?

— Господь велел нам, — прошептал он еще тише, — как и всем скотам, плодиться и размножаться. Наверное, там, в Эдеме, мы так бы и делали… всю вечность. Но здесь мы познали нечто новое… чего не было в Эдеме.

— Что, Адам?

Он обнял и прижал ее к груди.

— Любовь.

 

Глава 3

 

Пес трудился вовсю, вынюхивая, а то и принося им гнезда с птичьими яйцами, а так они питались в самом деле травой, срывая самые молодые листки и почки, выкапывали корни, некоторые оказались даже сладкими.

Адам еще не оправился от голода, но, оставив Еву в пещере, ушел на поиски. Он умел не только смотреть, но и видеть и, собирая корни и плоды, наблюдал за животными, птицами и даже насекомыми. Здесь они вели себя иначе, чем в саду Эдема, и Адам с дрожью во всем теле обреченно понял, что это и есть основные законы этого мира. Хочешь жить в этом мире, прими их. Иначе умрешь…

Ева сидела в пещере и задрожала, услышав тяжелые шаги, похожие на шаги ее мужа и в то же время чужие, тяжелые и грубые.

На землю что-то упало с шумом. Ева опасливо выглянула, Адам разминал усталые плечи, а у его ног распростерлась безжалостно убитая косуля с прекрасными удлиненными глазами, такими печальными и непонимающими: за что?

— Адам, — вскрикнула она пораженно, — ее убили?

— Да.

— Волки? А как ты спасся?

Он покачал головой.

— В этот мир пришли мы с тобой, Ева. А мы еще те волки.

Она охнула.

— Это ты… ее убил?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы жить, — ответил он. Увидев на ее лице отвращение, сказал теплее: — Ева, в этом мире, чтобы жить, нужно убивать. Если найдем другой путь — пойдем по нему. Ты пока собери сухого хвороста, а я разделаю это… существо.

Она переспросила:

— Разделаешь… это как?

— Увидишь, — ответил он кротко.

Она собирала хворост недолго, а когда вернулась, содранная кожа косули уже сушилась на камнях, а ломти красного мяса поджаривались на огне. Пес с урчанием поедал внутренности, еще для него Адам сложил целую кучу отделенных от мяса костей. Ева сложила хворост вблизи костра, ноздрей коснулся незнакомый запах, странный и волнующий.

Адам смотрел, как она непонимающе водит носом, прятал горькую улыбку. Что делать, и его нежная, робкая жена будет, как хищный зверь, пожирать мясо убитого зверя. Насчет другого пути он сказал, чтобы утешить и подбодрить, пусть надеется на лучшее впереди, но… возможно, такие пути в самом деле есть. Хотя, если честно, это так прекрасно: сидеть у костра, смотреть в багровые угли и с удовольствием есть жареное мясо, в котором только что еще билась жизнь.

Шкуры Адам приспособил как подстилки в пещере.

Он приходил поцарапанный, он набрал вес после того голодания, однако остался сухим и жилистым, без капли ненужного мяса или жира. Глаза его часто смеялись, Ева с изумлением видела, что он счастлив. Он научил ее сшивать шкуры и теперь отправлялся на охоту в крепком кожаном панцире. Даже руки он оборачивал шкурами, прокусить ее непросто, тем более никакие когти уже не процарапают. Ева наловчилась выскабливать шкуры так тщательно, что сделала из них одежду, в которой бесстрашно садилась на любые колючки и камешки.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.