От автора 32 страница

Через несколько месяцев после этого визита я побывал по рабочим делам в Санкт-Петербурге. Во время одной из встреч губернатор города отозвал меня в сторону: «Я не понимаю. Был ваш премьер-министр, надавал гору обещаний. И ничего, даже одного обещания не выполнил. Мы знакомы с визитами других глав правительств и с их обещаниями. Но чтобы ни одно обещание не было выполнено, такого еще не было. Вам не стыдно? » Я пообещал ему заняться этим и все проверить, отлично сознавая, что делать нечего. Такова была новая политическая культура руководства Израиля.

Одной из проблем, которой мне пришлось заниматься, была помощь России Ирану в создании ядерного оружия и ракет. Согласно определению функций «Натива», это не входит в нашу компетенцию. Я был в курсе проблематики создания ядерного оружия Ираном только на основании открытых и секретных материалов, которые поступали ко мне. За мою довольно сложную жизнь я познакомился с историей создания ядерного оружия Ираном, и у меня сложилось четкое мнение о режиме, правящем Ираном, и его устремлениях. Я считаю, как и некоторые другие, что создание ядерного и ракетного оружия были определены как стратегические цели Ирана, вне связи с тем, какой режим правит в Иране. Эта тема была поставлена на повестку дня еще во времена шаха, исходя из стратегической оценки угроз Ирану и ситуации в регионе и во всем мире. В процессе выработки этой стратегии Израиль был стратегическим партнером Ирана, прежде всего в области ракетостроения.

Эта проблема была приоритетной во время второго визита Рабина в Россию и, по сути дела, являлась причиной этого визита. Я не вмешивался в эту проблему и не высказывал никакого своего отношения к ней. Но на протяжении 1997 года эта проблема приняла новые и опасные для российско-израильских отношений формы. Неувязки и ухудшение отношений между странами могли оказать серьезное влияние на деятельность «Натива» в России. В качестве руководителя «Натива» я считал необходимым выработать формы и цели нашей работы с Россией в свете новых элементов в наших отношениях, поскольку это могло повлиять как на положение евреев в России, так и на их выезд в Израиль. Инициаторами нового подхода к России были бригадные генералы из Разведуправления Генштаба Яков Амидрор и Амос Гильад, оба бывшие начальниками аналитического отдела в Разведуправлении. На одном из обсуждений я услышал из уст Гильада заявление, которое меня удивило. Он утверждал, что Россия видит в Иране своего основного стратегического партнера на Ближнем Востоке и поэтому предоставляет Ирану технологии ядерного оружия и ракет дальнего радиуса действия. Я не выдержал и сказал, что только полный невежда может утверждать подобное. На мой вопрос, почему Россия заинтересована в этом, я услышал еще более нелепый ответ. Якобы Россия вооружает Иран ядерными технологиями, опасаясь влияния Ирана на мусульманское население России и его возможности привести к волнениям среди них. Я сказал, что это абсурд и глупость, и спросил, есть ли какие-либо сведения о попытках Ирана вести в России подрывную деятельность, особенно среди мусульман. Никто ничего не мог сказать по этому поводу. Я понял, что, как обычно у нас, выработали концепцию, без всякой попытки обосновать ее на основе фактов и серьезном профессиональном анализе.

Я указал на противоречие: Советский Союз, у которого были намерения экспансии и распространения своей идеологии во всем мире, и он был участником и инициатором вооруженных конфликтов во всех частях света, никогда не поставлял передовых военных технологий даже своим самым близким союзникам. Советский Союз никогда и никому не поставлял чего-либо, что могло служить созданию ядерного оружия. Что же вдруг Россия, у которой нет никаких экспансионистских намерений и уже нет никакой идеологии, которую бы она хотела распространять на другие страны, начала поставлять ядерные и ракетные технологии? Это же совершенно нелогично. Но ни у кого не было никакого ответа на мой риторический вопрос. Вместо аргументированного и профессионального объяснения я услышал бормотание, что Россия поставляет эти технологии, чтобы предотвратить деятельность Ирана среди мусульман России. Я продолжил, утверждая, что никогда за свою историю Россия не опасалась Ирана. Наоборот, это Иран всегда опасался России, у которой были намерения овладеть Ираном. Традиционно, в глазах России, угрозой с юга была Турция, и в свете военных конфликтов и войн на протяжении сотен лет, и из-за членства Турции в НАТО. Россия всегда видела в Иране не угрозу, а добычу, которой можно овладеть. Проблема с Ираном была не в России, а в Азербайджане. С точки зрения географии половина Азербайджана находится под властью Ирана. Государственные границы не соответствуют ни географическим, ни демографическим границам. Весь Северный Иран, к западу от Каспийского моря, населен азербайджанцами, и в Иране живет больше азербайджанцев, чем в самом Азербайджане. Были попытки религиозной деятельности Ирана в Азербайджане, но они были очень робкими и были резко подавлены азербайджанцами.

В конце концов я так и не получил ответа на вопрос, есть ли какая-либо информация о религиозной деятельности Ирана в России. Из моих контактов с работниками ФСБ я знал, что работники спецслужб Ирана почти не пытаются заниматься оперативной работой в России, особенно среди мусульманского населения. Конечно, была деятельность разведслужб Ирана в России, но очень ограниченная и довольно непрофессиональная и концентрировалась в основном на получении технической и научной информации и посещении соответствующих выставок и ярмарок, покупке патентов. Я пытался это разъяснить, но никто не хотел ничего слушать. По израильской традиции с концепцией не спорят. Из моего знакомства с Амидрором и Гильадом я знал, что они не склонны прислушиваться к другим мнениям, а тем более принимать чужую аргументацию. Один из бывших начальников Разведуправления Генштаба, один из лучших из них, рассказал мне, что он как-то сказал им обоим, что они не могут быть офицерами разведки. На их удивленный вопрос, почему, он ответил: «Потому что вы всегда уверены, что знаете все. Тот, кто уверен, что он знает все, не может служить в разведке». Сомнения, постоянная перепроверка, в основном контраргументов, – это необходимые качества работников разведки, особенно аналитиков.

Видя, что ситуация усложняется и ухудшает отношения между нашими странами, я попросил встречи с главой правительства Беньямином Нетаньяху. Во время встречи я объяснил ему, что не согласен с позицией Разведуправления Генштаба и считаю ее ошибочной. Я подчеркнул, что меня тревожит, что на основе ошибочной оценки будут предприняты действия, которые повредят отношениям между Россией и Израилем, и предупредил, что это может привести к нежелательным последствиям и может отразиться как на положении евреев России, так и на нашей работе в России. Я предложил ему разрешить мне проверить, на основе моих личных связей в государственных системах России, несколько случаев сотрудничества России с Ираном в производстве ядерного оружия и ракет. Тем более что у разведслужб Израиля, по их же утверждению, не было серьезных попыток наладить контакты с Россией по этим проблемам. Нетаньяху отнесся к моим словам с полной серьезностью и по-деловому. Он был согласен с опасностью ухудшения отношений с Россией. Он принял мое предложение и через несколько дней переслал мне несколько примеров для проверки в России.

Я вылетел в Россию и встретился с председателем правительства России В. Черномырдиным. В начале встречи я сказал ему, что для обеих сторон это серьезная проблема и что если наши отношения важны для обеих сторон, то мы должны попытаться решить проблему совместными усилиями. Я отметил, что есть только два способа решить проблему. Опровергнуть выдвигаемые нами претензии реальными фактами. Или, если наши претензии окажутся действительными в той или иной мере, немедленно исправить положение. Черномырдин подчеркнул, что хорошие отношения с Израилем очень важны для России и что он сделает все возможное, чтобы доказать, что наши претензии безосновательны, и выправить ситуацию. Он предложил мне остаться и присутствовать на его встрече с министром обороны Сергеевым, которая должна была начаться после нашей встречи. Я ответил, что я не могу встретиться с министром обороны России. Я объяснил, что я подчиняюсь премьер-министру, а отношения между премьер-министром и министром обороны Израиля Ициком Мордехаем довольно напряженные, и встреча посланника премьер-министра с министром обороны России может еще более осложнить их сложные отношения. Я, как подчиненный главы правительства, не имею права осложнять его отношения с его министрами. Мы договорились, что по этим проблемам я встречусь с руководством оборонной промышленности России и с начальником ФСБ. Черномырдин сказал, что он даст им соответствующие указания. Он выразил сожаление о том, что я не согласен встретиться с министром обороны, и пообещал поднять перед ним вопросы, которые мы обсуждали.

Как и было договорено с Черномырдиным, я встретился с руководством оборонной промышленности России и получил от них разъяснения по тем случаям, которые были мне поручены премьер-министром Нетаньяху. Полученные разъяснения были для меня довольно неприятной неожиданностью. В одном случае речь шла о поставках редкого сплава, используемого в производстве ракетных двигателей. В полученной мной от Нетаньяху информации говорилось, что металлический сплав поставляется одной российской фирмой. Полученный ответ был: «Не может быть, чтобы разведслужбы Израиля работали так небрежно. Два студента, один русский, а другой азербайджанец, хотели кинуть одну иранскую фирму. Они сообщили ей, что у них есть выход на российское оборонное предприятие и они могут достать требуемый сплав. Как возможно, что ваши разведслужбы даже не проверили данные о российской компании? » Даже если бы я хотел, я не мог ответить на этот вопрос. Все равно они бы не поверили моему утверждению, что ни Моссад, ни военная разведка не работают оперативно в России. Окончательный ответ был: нет никакой российской компании и нет поставок этого важного сплава Ирану. И на такой шаткой и непроверенной информации, совершенно непрофессионально, основывают аргументы, ведущие к серьезным внешнеполитическим последствиям!

Второй пример был намного серьезнее. Речь шла о якобы помощи одного из крупнейших оборонных предприятий России в производстве двигателей для баллистических ракет. Это был действительно серьезный и сложный случай, который требовал немедленного решения. Мои собеседники объяснили, что речь идет об использовании двойных технологий, применяемых как в военной, так и в гражданской промышленности. По их объяснениям, в этом случае был промах российских спецслужб, которые с опозданием обнаружили утечку. По их словам, этот случай побудил их остановить утечку продукции двойной технологии, и в России срочно принимаются для этого соответствующие законы. В России не были достаточно внимательны к этой проблеме, да и в мире не очень обращали на нее внимание до последнего времени. Очевидно, что в этом случае не шла речь о преднамеренном сотрудничестве России с Ираном в производстве баллистических ракет. Соответствующие законы были действительно приняты в кратчайший срок.

В третьем примере шла речь об иранских студентах, обучающихся на факультетах ядерной физики в российских вузах. Мои собеседники признали этот факт и пообещали ограничить допуск иранских студентов к обучению ядерным технологиям, имеющим отношение к военному производству. Но было совершенно ясно, что специалисту в ядерной физике не будет представлять большого труда пройти переквалификацию для работы в военной сфере. Несмотря на это, был большой парадокс во всей этой проблеме: абсолютное большинство иранских ученых, занимающихся созданием ядерного оружия, получили образование в основном в США, а также в Западной Европе. И во время нашей беседы в странах Западной Европы и США было больше студентов ядерной физики, чем обучалось в России. Во времена шаха и в 80-х годах, когда в Иране было много денег, американские университеты гонялись за иранскими студентами, и несколько тысяч из них направились на учебу в США, в том числе и на факультеты ядерной физики. Они-то и составили основную базу ученых, занимающихся созданием ядерного оружия в Иране. Количество ученых-ядерщиков, обучавшихся в СССР и России, было ничтожным по сравнению с ними.

В соответствии с договоренностью с В. Черномырдиным я должен был встретиться с начальником ФСБ Николаем Ковалевым, чтобы обсудить с ним эти вопросы. За день до назначенной встречи мне позвонили из его приемной и сообщили, что Ковалев заболел и встреча откладывается на несколько дней. Если я могу остаться, они сообщат мне о новой дате встречи. Я сказал, что возвращаюсь в Израиль и чтобы сообщили мне о дате встречи и я прилечу из Израиля. Я торопился скорее вернуться в Израиль, чтобы застать премьер-министра Нетаньяху до его отлета в США, предоставив ему ответы и предложения, полученные мной в России. Было важно, чтобы эта информация была у него во время визита в Вашингтон. Самой оперативной информацией было полученное мною предложение о создании двух совместных российско-израильских групп для снятия подозрений об участии России в помощи Ирану в производстве ядерного оружия и баллистических ракет. Одна группа должна была заниматься утечкой оборудования и технологий, причем израильская сторона могла посещать любые промышленные научные объекты, подозреваемые в этом, и, если понадобится, принять совместные меры. Вторая группа, в которую должны были входить и представители ФСБ, должна была заниматься предотвращением использования российских специалистов в ядерном и ракетном военных проектах Ирана.

Из-за малого промежутка времени между посадкой самолета из Москвы и отлета самолета Нетаньяху сразу после посадки я на машине подъехал к самолету премьер-министра и бегом поднялся по трапу в самолет. Конечно, все это после предварительной договоренности с его военным секретарем. Отозвав Нетаньяху в сторону, я вкратце изложил ему результаты моей поездки. И в этом случае реакция Нетаньяху была быстрой и оперативной. Он попросил меня срочно доложить об этом начальнику Разведуправления Генштаба Боги Аялону и министру обороны Ицику Мордехаю.

Первой была встреча с генерал-майором Боги Аялоном. Встреча продолжалась около часа, и в ней принял участие Амос Гильад, начальник аналитического отдела. Встреча началась с того, что Амос Гильад, еще не выслушав от меня ни слова, обвинил меня в том, что я совершил серьезнейший проступок и нанес огромный ущерб обороноспособности Израиля. Согласно его концепции, стратегия Израиля по отношению к взаимодействию России с Ираном была прерогативой только Соединенных Штатов, и Израилю нельзя вести об этом никаких прямых переговоров с Россией. Это основывалось на предположении, что США, как более сильная страна, могут лучше способствовать решению проблемы. А если Израиль будет вести переговоры с Россией, то США могут сказать: тогда это – ваша проблема – и перестанут ею заниматься. То есть, по его словам, я действовал вопреки общей стратегии государства Израиль. Но у него был еще один аргумент против переговоров с Россией, еще более «умный»: «Русские все равно нас обманут». У меня не было никакого желания возражать ему, ведь все сказанное им – чушь и глупость.

Одна из тем, поднятая моими собеседниками в России, была «Многие страны обращаются к нам с претензиями о нашем якобы сотрудничестве с Ираном в производстве ракет и ядерного оружия. Мы это слышим от немцев, французов, американцев. А когда мы спрашиваем, откуда они это взяли, они отвечают, что это не их источники, а израильтян. И мы удивляемся, почему израильтяне не говорят с нами напрямую, а все виляют вокруг да около. Говорите с нами. Мы готовы на переговоры с вами, и прекратите науськивать на нас других, не общаясь с нами. Непродуктивно действовать за чужой спиной. Мы вполне можем говорить напрямую». Но Амос Гильад решил, что русские его обдурят. Я ответил ему, что у меня не такое плохое мнение о наших способностях. Ведь меня им не удается обмануть. Они знают, что им трудно обмануть меня и, если они попытаются, я все равно это обнаружу. А кроме того, все разведслужбы, сотрудничая между собой, время от времени обманывают друг друга в соответствии со своими интересами. Я сказал ему: «Будь достаточно умным и достаточно профессиональным, чтобы справиться с этим». После этого в течение 45 минут Гильад читал лекцию об опасности обладания Ираном ядерным оружием и баллистическими ракетами, как будто он выступал перед женщинами преклонного возраста, сторонницами Израиля, в каком-либо провинциальном городке Соединенных Штатов. Я слушал его только из вежливости. Начальник разведуправления не вмешивался. О результатах моей поездки и предложениях российской стороны начальник аналитического отдела не захотел слушать. «Это меня не интересует», – сказал он, и на этом встреча закончилась.

Когда я сообщил в приемную министра обороны, что глава правительства просил меня доложить министру о моей поездке, то получил ответ, что предварительно будет встреча с его военным секретарем, Яковом Амидрором. Во встрече принял участие также Давид Иври, советник министра по стратегическим вопросам, но он почти не говорил и не задавал вопросов. Мне предложили доложить результаты встреч. На этот раз, по сравнению со встречей с начальником Разведуправления Генштаба, по крайней мере, меня выслушали. Амидрор сказал, что он передаст содержание нашей беседы министру обороны. Я возразил, что не таково было указание премьер-министра. Реакция Амидрора была: «Министр решит». Я, конечно, удивился такому порядку вещей. И до сегодняшнего дня я считаю, что Ицик Мордехай так и не получил серьезный и обстоятельный отчет об этой встрече. А жаль.

Через несколько дней мне позвонили из приемной директора ФСБ и сообщили о дате нашей встречи. Как принято, я сообщил о том, что выезжаю в Москву в бюро премьер-министра и к нашим работникам в Москве. Когда я уже был по дороге в аэропорт Бен-Гурион, мне позвонил директор Моссада Дани Ятом. Первый раз мы встретились, когда он был военным секретарем министра обороны Моше Аренса. До этого я только слышал о нем. Второй раз это было во время обучения в Колледже национальной безопасности, во время нашего посещения Центрального военного округа, где Ятом был командующим округом, как и других военных округов. Я хорошо с ним познакомился в бытность Ятома военным секретарем премьер-министра Ицхака Рабина. Военный секретарь премьер-министра является также и координатором премьер-министра в его связях с разведслужбами страны. Взаимодействие между нами и личные отношения были отличными, в том числе и из-за хорошего отношения Рабина к каждому из нас. Когда Шимон Перес, став главой правительства, назначил Ятома директором Моссада, я поздравил его и пожелал успехов в новой должности. По его просьбе я высказал ему свое мнение о Моссаде, его работниках и деятельности организации на основе моего знакомства с Моссадом и его работой. В телефонном разговоре по дороге в аэропорт Ятом сказал мне, что он слышал о том, что я лечу в Москву на встречу с директором ФСБ. Я подтвердил ему сказанное. Тогда он сказал, что отношения и связи со спецслужбами иностранных государств находятся в компетенции Моссада. Я ответил, что правила мне известны и что цель моей поездки не относится к взаимоотношениям спецслужб Израиля и России. Сказал, что еду по особой теме, по разрешению главы правительства и что, если он заинтересован, у меня нет никаких возражений, чтобы представитель Моссада в Москве участвовал в этой встрече. Раздраженным и угрожающим тоном Ятом ответил, что его представитель не примет участие во встрече, а если она состоится, то он будет видеть в этом объявление войны с моей стороны. Я ответил ему, что я выслушал его слова. Ятом продолжил, что он будет воевать со мной со всей силой. Я ответил ему холодно и сухо: «A la guerre comme & #224; la guerre» («На войне, как на войне»). Если ты думаешь, что методы и грязные трюки, которым ты научился среди генералов Генштаба, пугают меня, то ты ошибаешься. Самое последнее, что может помочь в спорах со мной, – это пытаться угрожать мне». Я был здорово разозлен. Ятом продолжил: «Так ты едешь? » Я ответил ему коротко: «Да, я еду, и встреча состоится». Тут Ятом еще больше разозлился и бросил: «Хорошо! » – и закончил разговор.

Когда я прилетел в Москву, наш представитель, который встречал меня в аэропорту, сказал мне, что звонил военный секретарь премьер-министра и сказал, что Нетаньяху запретил мне идти на встречу. Я ответил нашему работнику, что все продолжается по намеченной программе. Приехав в гостиницу, я связался с военным секретарем, бригадным генералом Шимоном Шапиро, и спросил, в чем дело. Шапиро сказал, что Дани Ятом разговаривал с главой правительства и после разговора тот дал указание. Я спросил его, где я могу застать по телефону главу правительства, и Шапиро ответил, что только ночью, когда тот будет дома. Я сказал ему, что сам решу проблему с главой правительства. В два часа ночи я связался с главой правительства в его резиденции в Иерусалиме. Он сказал, что Дани Ятом возражает против встречи. Я сказал Нетаньяху: «Нельзя, чтобы наше мелкие внутренние дрязги влияли на отношения между Россией и Израилем. Встреча назначена по согласованию с председателем правительства России. Россия видит в этой встрече попытку Израиля на самом высоком уровне найти решение проблемы. Не важно, под каким надуманным предлогом я попрошу отменить встречу. Это будет расценено как намерение Израиля уйти от обсуждения проблемы. Они не будут рассматривать это как результат того, что я якобы нанес ущерб статусу Моссада. Они расценят это как ваш, главы правительства Израиля, шаг в отношениях между странами, лежащий на вашей ответственности. Нам нельзя отменять встречу. Дело зашло слишком далеко». Это убедило Нетаньяху, и он сказал: «Хорошо. Я прошу тебя пойти на встречу и представить проблему со всей остротой, как ты представил ее председателю правительства России». С облегчением и радостью я ответил ему, что буду действовать в точности с его указаниями.

Назавтра состоялась встреча с директором ФСБ России Ковалевым. С одной стороны стола сидел глава Службы безопасности России и с двух сторон от него генералы из руководства ФСБ, и, российский флажок перед ними. И я, один, напротив них, и израильский флажок передо мной. На секунду сильнейшие чувства охватили меня. Тридцать лет назад, в одиночку, я боролся с КГБ, а теперь, опять в одиночку, я представляю перед ними государство Израиль. Но адреналин уже разливался по всему телу, и в течение доли секунды азарт схватки уже овладел мной. Директор Службы безопасности представил мне присутствующих генералов. Я спросил, нужно ли мне представиться. Один из генералов сказал с улыбкой, что в этом нет нужды, они меня хорошо знают. Все рассмеялись, и мы перешли к делу. Речь зашла о двух темах, одна относилась к деятельности «Натива» в России, а другая к той цели, ради которой я приехал.

В отношении «Натива» я сказал, что, как им известно, мы действуем во всех государствах бывшего Советского Союза и, независимо от того, что каждый из нас думает о другом, все мы работаем на благо интересов наших государств. Я сказал, что, несмотря на возможные возникающие неувязки, я считаю, что у нас есть достаточно общего для взаимопонимания и содействия, не причиняя ущерб интересам наших стран. Я продолжил, что в случае неувязки или если они почувствуют, что кто-то из работников «Натива» своими действиями угрожает безопасности их страны, мы всегда сможем уладить конфликт, как я это делаю в других государствах постсоветского пространства. С долей определенной наглости я продолжил: «Вы же меня знаете. Вы знакомы и со службой, во главе которой я стою. Вы знакомы с государством Израиль. Мы своего добьемся. Так же как это было не раз и не два в прошлом. Лучше, чтобы это делалось, не обостряя отношения между нашими странами. Теперь это в ваших руках. Но я повторяю, мы своего добьемся». Они заулыбались, частично из вежливости, частично как реакция на мой прямой, если не несколько грубоватый подход.

В отношении Ирана они хорошо подготовились, и их позиция была скоординирована и с председателем правительства В. Черномырдиным, и с другими организациями. Они повторили предложение о создании двух совместных групп для предотвращения утечки материалов, технологий и специалистов, как преднамеренного, так и случайного, для использования в производстве ядерного и ракетного оружия Ираном. Я ответил им, что передам премьер-министру Израиля их предложение, и поблагодарил за встречу. Тут же вернулся в Израиль и доложил о результатах встречи главе правительства.

Разумеется, эта встреча никак не повлияла на отношения между разведслужбами России и Израиля, и вся эта возня вокруг статуса была совершенно излишней. Но в конце концов мое вмешательство в это дело оказалось безуспешным. Государство Израиль, под влиянием разведслужб, и прежде всего Разведуправления Генштаба, продолжало упрекать Россию в оказании помощи Ирану в производстве ядерного и ракетного оружия. Хотя и прекратились заявления, что создание ядерного военного потенциала Ираном является частью стратегии России.

Продолжение этой истории произошло через год. Во время последнего визита Нетаньяху и Шарона в Москве состоялась встреча между председателем правительства России Е. Примаковым и министром иностранных дел Игорем Ивановым и Б. Нетаньяху и А. Шароном, в которой и я принял участие. На этой встрече российская сторона вновь вернулась к тому же предложению, которое я привез от них год назад. То есть попытаться найти решение проблемы, создав две совместные группы. Во время беседы Нетаньяху, глядя на Шарона, сказал, что он принимает предложение и что министр иностранных дел Ариэль Шарон определит состав израильских представителей. Когда мы выходили со встречи, Шарон сказал мне: «Ты будешь во главе обеих групп». Я ответил ему: «Хорошо. Оформи это, когда вернемся в Израиль». По возвращении в Израиль все завертелось в предвыборной кампании, и договоренность, достигнутая во время встречи Примакова и Нетаньяху, просто не была реализована. На этом все и закончилось.

Забавный случай произошел во время визита секретаря Совета безопасности России Андрея Кокошина в Израиль, вскоре после этой истории. Во время званого ужина в его честь я сидел возле него. И вдруг он обратился ко мне: «Я слышал, что ты поругался с Моссадом. Что это ты? Разве кто конфликтует с Моссадом? » Я посмотрел ему в глаза и сказал: «Когда я был моложе, я уже вступил в конфликт с одной серьезной организацией». Кокошин рассмеялся и сказал: «Ну, что для тебя Моссад после КГБ! » Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки.

Когда я попытался подвести итоги этой истории, то пришел к очень грустным и тяжелым выводам. Разведслужбы Израиля, система обороны и государственная система пришли к ошибочным выводам и в отношении участия России в производстве ядерного и ракетного оружия в Иране, и в отношении возможных причин этого. Непонимание России, граничащее с невежеством, привело разведывательное сообщество Израиля к ошибочным заключениям. В сущности, речь идет не только о невежестве, а о недостаточно профессиональных методах анализа, о заносчивости и пренебрежительности ко всем и всему, что не соответствует их мнению. Из-за недостаточного понимания России разведслужбы Израиля не смогли правильно определить российские интересы ни в отношении Ирана, ни в глобальных процессах, ни по отношению к Соединенным Штатам и к Израилю. Это произошло в соответствии с моим предупреждением об опасности такого подхода, которое я сделал еще в 1993 году и уже тогда пытался это исправить. Но и тогда то же израильское разведывательное сообщество воспротивилось этому.

Благодаря своему упрощенному мировоззрению по отношению к России разведслужбы посоветовали руководству применить силовое давление на Россию в том, что они квалифицировали как помощь России Ирану. Государственное руководство, которое не в состоянии самостоятельно и правильно оценить рекомендации разведслужб и армии и которое тоже немного понимало в России, приняло и анализ и рекомендации разведслужб. Поскольку, согласно оценке, у Израиля не было достаточно возможностей заставить Россию изменить политику, то решили надавить на Соединенные Штаты, чтобы те надавили на Россию. И в этом тоже допустили ошибку. Не приняли во внимание, что у Соединенных Штатов могут быть свои интересы и соображения по отношению к России.

Я вспоминаю, как пытался разъяснить Нетаньяху, что Соединенные Штаты не могут оказывать чрезмерного давления на Россию. В 1998 году Ельцин и его власть были довольно слабы. В Соединенных Штатах было достаточно сил, заинтересованных в дальнейшем ослаблении России или даже в ее распаде. Но в администрации США опасались, что падение или исчезновение Ельцина может привести к власти силы более радикальные и более враждебные интересам Соединенных Штатов. Поэтому власти США были довольно ограниченны в возможностях давления на Россию Ельцина в тот период. Нетаньяху отмел эти аргументы, говоря о том, что мы обратимся к еврейским организациям Соединенных Штатов и они окажут давление на власти США, точно так же, как на демонстрациях в защиту евреев СССР. Я возражал ему и сказал, что американская администрация поддержала борьбу за евреев СССР не из-за давления евреев США, а потому, что это соответствовало интересам Соединенных Штатов в борьбе против Советского Союза в разгар холодной войны. Разногласия с некоторыми американскими еврейскими организациями касались только эффективности тех или иных мер для достижения цели – нанесение ущерба мощи Советского Союза и его престижу. Но Нетаньяху, в своем упрощенном американском мировоззрении, был не в состоянии понять мои разъяснения. Они не соответствовали голливудскому подходу к мировым событиям, при котором добро побеждает зло.

Так Израиль терял время, пытаясь давить на Россию с помощью США. Со временем возросли противоречия между Россией и Соединенными Штатами в отношении Ирана, и в события вмешались также элементы глобальной борьбы между мировыми державами, которых не было раньше. Со временем начали понимать в Израиле, что роль России в помощи производства ядерного и ракетного оружия в Иране была мизерной и что без участия России вряд ли возможно предотвратить создание Ираном ядерного оружия. Израиль изменил тон в отношении России, однако понимание России и возможность сотрудничать с Россией и через десять лет улучшились не намного. То, что можно было сделать несколько лет назад, сегодня вряд ли возможно. А. Шарон не продолжил своих усилий изменить отношение к России после своего прихода к власти. Осталась в силе концепция, что необходимо продолжать давление на Россию, изменилась только риторика. Когда генерал-майор Гиора Айленд был главой Совета национальной безопасности, он пришел к выводу, что необходимо изменить политику по отношению к России в вопросе ее участия в производстве оружия в Иране. Он признал, что в вопросе помощи России в производстве ядерного и ракетного оружия Ирану обвинения Израиля были ошибочны и преувеличены. Он сожалел о том, что наше упрямство в таком подходе нанесло ущерб отношениям между нашими странами и нашим усилиям решить проблему ядерного и ракетного вооружения Ирана. Однако когда он попытался представить на обсуждение предложения, разработанные им вместе с российскими коллегами, то все оборонные, разведывательные и государственные системы Израиля ополчились против него, точно так же, как и против меня за пять лет до этого. Даже А. Шарон принял их традиционную точку зрения. Моим «утешением» могла быть только мысль, что и глава Совета национальной безопасности потерпел поражение в схватке с государственной и разведывательной системами Израиля. Это была однозначно безнадежная война.

⇐ Предыдущая 28 29 30 31 323334 35 36 37 Следующая ⇒