От автора 26 страница

Путин не тронул ни капиталы, «накопленные» «семьей», ни созданную ими экономическую структуру, ни тех, кто «хранил» «семью» и капиталы. В одной из моих бесед с ним, сразу после избрания президентом, он сказал, что под его властью это будет другая Россия. Будет разделение капитала и власти. «Мы власть, – сказал Путин, – тот, кто хочет зарабатывать деньги, пожалуйста. Но при двух условиях. Первое – в рамках закона. Второе – они будут платить все налоги. Они не будут принимать законы. Они не будут вмешиваться во власть. Предпринимательство отдельно, и власть отдельно. Мы власть, и тому, кто этого не понял и не поймет, не будет места в новой России. И я думаю, что ни Березовский, ни Гусинский не понимают этого и, вероятно, им не будет места в новой России». Такова была политика Путина в начале его власти.

В том, что сказал Путин о разделении капитала и власти, он оказался прав. Капитал перестал вмешиваться во власть. Но Путин ошибся в другом. Люди власти стали вмешиваться в процесс накопления капитала, и они смешали власть и капитал. Новая бюрократия, находящаяся у власти, начала все больше и больше концентрировать в своих руках влияние в сферах экономики. И личное участие высокопоставленных чиновников в экономике и финансах ставит под угрозу будущее России. Размеры нынешней чиновничьей и властной коррупции в России просто чудовищны и не имеют аналогов в российской истории. Коррумпированность власти самая серьезная угроза России, большая, чем все внешние и внутренние враги. Рост коррупции и продолжающееся разрушение нравственных норм – это самое опасное, что произошло в период власти Путина. С этого начинается деградация и разложение властной элиты, разложение, которое в прошлом веке дважды привело Россию на край пропасти и положило начало развалу государства.

Путин не родился с качествами руководителя. До назначения начальником Федеральной сужбы безопасности у него не было ни серьезного опыта командования, ни управления крупными структурами. В сущности, ничто не подготовило его к роли президента такой огромной и сложной страны, находящейся на пороге краха. К удивлению многих, он учился быть президентом уже будучи им, и довольно быстро и успешно. Он научился принимать государственные решения. Он не обладал животной интуицией власти, как Ельцин, выращенный в политической партийной среде. Но Путин учился и в большинстве случаев принимал довольно правильные решения, которые почти привели Россию к уровню мировой державы, которой она и стремится стать. Постепенно, терпеливо, без излишнего применения силы он очистил органы власти от людей Ельцина. Сегодняшняя Россия сильно отличается от той страны, которая осталась после Ельцина. Если бы власть Ельцина не закончилась и оставалась в его руках и руках ему подобных, вряд ли бы Россия существовала сегодня как единое государство. И, конечно же, она не обладала бы той экономической мощью, которая есть у нее сегодня несмотря на небывалый рост цен на энергоносители. Продолжающееся разложение власти и общества привело бы Россию к краху. Эта та цена, которую заплатила Россия за самый серьезный кризис власти на закате советского режима, деградация и внутренняя гниль которого не оставили у власти людей, способных принимать хотя бы сносные государственные решения.

В период правления Ельцина, особенно в начале, когда Министерство иностранных дел России возглавлял Андрей Козырев, система внешней политики была почти полностью развалена. Престиж России на международной арене постоянно падал. С Россией все меньше и меньше считались, ее международное влияние все уменьшалось и уменьшалось. Личные интересы частных лиц или чиновников определяли политику страны, а государственные интересы почти не принимались в расчет. Поведение А. Козырева, министра иностранных дел, нередко было просто позорным. Например, после встречи с Ясиром Арафатом в Газе, по дороге назад в Израиль, он вдруг остановил дипломатический кортеж и, раздевшись догола, полупьяный, на глазах палестинской и российской охраны и сопровождающих полез купаться в море. Я не раз бывал свидетелем довольно безобразного поведения во время государственных визитов людей, занимавших высшие посты в нашей стране, но не до такой степени. Поведение министра иностранных дел России ненамного отличалось от животного поведения президента России Ельцина. До внешней политики России никому не было дела, аппарат МИДа был почти полностью развален. Только с приходом на пост министра иностранных дел Евгения Примакова начался долгий и тяжелый путь восстановления внешней политики России, процесс этот был завершен только при Игоре Иванове. Сегодня деятельность Министерства иностранных дел России намного профессиональнее, чем во времена Ельцина. Я не касаюсь сути внешней политики, а оцениваю лишь функционирование аппарата, отвечающего за ее осуществление, как на уровне принятия оперативных решений, так и с точки зрения влияния Министерства иностранных дел на принятие государственных решений.

Основное, что интересовало нас и для чего мы, в сущности, работали в Советском Союзе, были евреи, их положение и их выезд в Израиль. Еврейская проблема всегда волновала власти СССР, впрочем, как и другие национальные проблемы, в соответствии с их удельным весом. Определенная часть советского населения была не чужда антисемитизму, но не это определяло политику по отношению к евреям. На эту тему у меня был довольно серьезный разговор с человеком, который хорошо и профессионально разбирался в этом вопросе, генералом армии Федором Бобковым, который до 1991 года был заместителем председателя КГБ. В начале нашей беседы он удивился моему русскому языку. Но когда я назвал свою прежнюю фамилию и имя, он тут же вспомнил, сказав: «А, ваше дело одним из первых лежало на моем столе в 1967 году, когда создали Пятое управление в КГБ». Бобков был назначен тогда заместителем начальника Пятого управления и фактически стал его создателем. В нашей беседе он сказал мне: «Вы нас победили. Вы сломали нас. С помощью Запада вам удалось поддержать и усилить движение отказников в Советском Союзе. И вы смогли, используя это движение, оказать на нас такое давление, что мы потеряли евреев Советского Союза».

Мне было приятно слышать эти слова от человека, который более, чем кто-либо другой, приложил профессиональные усилия, чтобы воспрепятствовать выезду евреев из СССР. Неудачу он видел в том, что руководители партии отказались принять его профессиональные рекомендации. Вероятно, и в тоталитарных режимах возникают проблемы между профессиональными структурами и политическим руководством, и не всегда одни довольны другими. Партия утверждала, что КГБ не справился со своей задачей, а КГБ обвинял в неудачах партийное руководство. Попытка органов безопасности и политического руководства спихнуть вину друг на друга не нова и хорошо знакома и нам. Что касается Ф. Бобкова, я не думаю, что он был прав в своих оценках. У советских властей не было никаких шансов против нас, даже если бы они приняли рекомендации и выпустили еще в сороковых годах активистов и ветеранов сионистских движений. Бобков был уверен, что если бы вышвырнули их тогда, то все бы успокоилось. Советские власти не понимали, а когда поняли, было уже поздно, что каждый еврей, который получал разрешение на выезд, тем самым побуждал еще нескольких евреев подать документы. Чем больше росло количество выезжающих, тем больше становилось желающих уехать. Это была аксиома в советской и международной действительности тех дней. Поэтому, как бы ни вели себя власти, выполняли бы они или нет рекомендации КГБ, в конце концов им пришлось бы выпустить евреев из страны. Только к началу восьмидесятых годов властям удалось найти способ, который практически почти полностью прекратил выезд евреев. Но нам удалось воспользоваться слабостью и распадом власти Советского Союза, приведшими его к краху, и организовать массовый выезд евреев в Израиль незадолго до развала СССР.

Одним из интересных аспектов работы Пятого управления была их деятельность среди различных групп населения Советского Союза. Один из руководителей немецкого отдела рассказывал мне, что каждый четвертый взрослый немец был в той или иной форме их осведомителем. Я не думаю, что в еврейском отделе были менее эффективными. По словам начальника немецкого отдела, уже после расформирования и КГБ, и Пятого управления часть осведомителей продолжала искать своих кураторов, чтобы поставлять им информацию, несмотря на то что те уже давно не работали. Вербовка была настолько успешной и профессиональной, что завербованные чувствовали внутреннюю потребность в даче сведений. Позже, уже в Федеральной службе безопасности России, была сформирована структура, подобная Пятому управлению, для борьбы с внутренними государственными угрозами.

В 1990–1992 годах в Израиль приехали из Советского Союза, а после его развала с постсоветского пространства 400 000 евреев. Эта операция была проделана почти исключительно «Нативом», который проделал все без всякого шума и рекламы с помощью местных работников отделений «Натива». Роль Еврейского Агентства сводилась к финансированию полетов. По требованию Еврейского Агентства и с согласия правительства Израиля в конце 1992 года Еврейскому Агентству была передана вся ответственность за логистику выезда в Израиль. По сути дела, в этом не было абсолютно никакой необходимости, поскольку все необходимое для выезда проделывалось нами наилучшим образом. Но тут сыграли свою роль политические интриги, борьба за престиж и за финансирование. Правительства Израиля, как правило, являются заложниками политических партий и делающих пожертвования еврейских магнатов. И было решено передать Агентству все, что было связано с выездом в Израиль воздушным транспортом.

Нам казалось, что мы смогли решить еврейский вопрос в Советском Союзе. Было ощущение, что в очень короткий срок почти все евреи СССР выедут в Израиль. И, если бы израильские структуры организовались бы более эффективно, нам бы удалось использовать создавшуюся ситуацию, и тогда бы наши прогнозы стали реальностью. Но, как обычно, израильская бюрократия была уверена, что то, что было, то и будет. Они резко сократили помощь новоприбывшим, уменьшили корзину абсорбции, и на фоне недостаточной готовности и организации постепенно выезд в Израиль начал сокращаться. Чиновники Министерства финансов, да и других ведомств тоже, были заинтересованы сократить количество приезжающих в Израиль, чтобы сэкономить расходы. Они утверждали, что ничего страшного не случится, если все евреи приедут в Израиль в течение десяти лет, а не пяти. Не помогли ни мои крики, ни объяснения, что то, что возможно сегодня, не обязательно будет возможно завтра. Действительность, как выяснилось, оказалась намного более сложной.

В 1991–1995 годах многим евреям удалось успешно влиться в экономические и властные структуры. На всем постсоветском пространстве государственный антисемитизм полностью исчез. Почти все евреи, да и многие неевреи были полны симпатии и восхищения Израилем. Все евреи были бы рады посетить Израиль, чтобы получше узнать страну, если бы у них была такая возможность, но далеко не все были тут же готовы переехать в Израиль. Чувства и привычки, связывающие их со странами, в которых они жили, Россией, Украиной и другими, были еще сильны. Многих привлекали открывшиеся перед ними возможности и надежды в результате перемен, происходивших в их странах. Немало людей считали, что поскольку выехать в Израиль легко и просто, то они всегда успеют это сделать, если захотят. А пока можно попытать счастья и дома, никуда не двигаясь. Я признаю, что под давлением обстоятельств мы недостаточно точно оценили возможные размеры этого явления до его начала. Было трудно оценить размеры положительных изменений на постсоветском пространстве. Значительно больше внимания мы уделяли существовавшим угрозам и опасностям, пытаясь сделать все возможное, чтобы быть к ним готовыми.

Мы поддерживали еврейскую самоорганизацию, иногда инициируя ее. Деятельность этих еврейских организаций не всегда соответствовала на сто процентов нашим целям. Но мы предпочитали, чтобы любая еврейская деятельность проходила во взаимодействии с государственными структурами еврейского государства. Организации евреев бывшего Советского Союза были бедными и зависимыми, в отличие от их соплеменников на Западе, из-за отсутствия ресурсов. Общий подход евреев во всем мире, да и в Израиле, к евреям на постсоветском пространстве был следующим: они люди бедные, несчастные, нуждаются в помощи и неспособны к самостоятельной деятельности. Большинство еврейских организаций считали, что «они, евреи Советского Союза, не в состоянии сами определить свою судьбу. Мы приедем и покажем им, что делать, как делать и с кем делать». Я, в свою очередь, был сторонником совместной и слаженной работы с евреями. Вероятно, потому, что сам был когда-то одним из них и мог лучше других понять этих людей. У меня не было проблемы поставить себя на их место и посмотреть на окружающее их глазами.

Действительность спутала наши карты. Вдруг оказалось, что в новой России (да и в других государствах, созданных на развалинах Советского Союза) евреи способны сами объединиться, организоваться и решить, как они воспринимают свое еврейство и что они хотят от евреев других стран. Так возник Российский Еврейский Конгресс. Как-то я ехал в одной машине с генеральным директором Министерства главы правительства Цви Альдероти. Вдруг ему позвонил Главный раввин Москвы и попросил организовать встречу с премьер-министром Израиля для одного из московских евреев – Владимира Гусинского. По его словам, Гусинский собирался приехать в Израиль и просит встречи с главой правительства Шимоном Пересом, чтобы рассказать тому об идее создания новой еврейской организации. Альдероти взглянул на меня, улыбнулся и сказал раввину, что Гусинский должен обратиться к Якову Кедми и после встречи с ним будет принято решение о встрече.

Я прекрасно знал, кто такой Гусинский, и был в курсе проблем, которые были у него с Коржаковым, начальником Службы охраны президента Ельцина. В тот момент положение Гусинского уже было намного лучше. Незадолго до этого, из-за конфликта с Коржаковым, он вынужден был на время покинуть Россию. Он обратился к еврейским организациям на Западе и попросил у них помощь и защиту. Часть из них обратилась ко мне: верно ли, что Гусинского преследуют из-за его еврейского происхождения. Я ответил, что, действительно, Гусинский еврей, но его конфликт с властями никак не связан ни с его еврейством, ни с антисемитизмом. Я добавил, что они вправе решить, помогать ли ему и как, но это не еврейская проблема.

Владимир Гусинский пришел ко мне и изложил свою идею создания Российского Еврейского Конгресса. Причины, побудившие его к этому решению, были мне ясны. По моему мнению, прежде всего, он видел в Конгрессе инструмент для укрепления своего положения в глазах властей России и некоторую гарантию личной безопасности. После последнего конфликта с властями ему стала предельно ясна вся хрупкость его положения, как и положения других олигархов. Неудачная попытка заручиться поддержкой еврейских организаций Запада научила его, что недостаточно быть просто евреем, надо быть занятым и в международной деятельности еврейских организаций. И для такого статуса желательно самому стоять во главе такой организации. В моих глазах в таком подходе не было ничего предосудительного, большинство руководителей еврейских организаций в мире действуют, руководствуясь более или менее сходными соображениями. Участие в еврейской деятельности нередко является частью их общественного, политического и нередко делового статуса. Для меня не имеет значения, как и в результате чего человек приходит к еврейскому самосознанию и участию в еврейской жизни. Я тоже не могу найти рационального объяснения, как и почему в один прекрасный день я зажегся сионистскими идеями до такой степени, что не представляю себе жизни без Израиля и моего народа. Абсолютное большинство евреев приехали в Израиль под давлением обстоятельств. И кто я такой, чтобы судить о причинах, которые побуждают других евреев оказать помощь еврейскому народу и еврейскому государству.

Идея Гусинского о создании Российского Еврейского Конгресса понравилась мне с самого начала. Довольно быстро я понял то, что до этого момента окончательно не осознавал, – евреи России созрели для самостоятельного пути. У них есть для этого достаточно средств, как финансовых, так и политических и людских. Я представил Гусинскому свое видение идеи Еврейского Конгресса и организационной самостоятельной еврейской деятельности в России вообще. Между нами не было разногласий по принципиальным вопросам, и мы быстро согласовали цели и методы работы Конгресса и программы взаимодействия Российского Еврейского Конгресса и государства Израиль. Я порекомендовал премьер-министру Израиля поддержать Конгресс и оказать ему всяческое содействие, и мы начали действовать в этом направлении. Не все это поняли и приняли, даже в «Нативе». До сих пор большинство, как в Израиле, так и на Западе, преисполнено чувства превосходства и пренебрежения к евреям бывшего Советского Союза, а не равного взаимодействия с ними. И сегодня подход этих чиновников таков: этим евреям нужно указывать, а не сотрудничать с ними. Многие не понимают или отказываются понимать, что евреи России, Украины или любого другого постсоветского государства – это живой и независимый организм и они сами прекрасно осознают свои цели и задачи и способны принимать решения, как в своей стране, так и в международной политике и международной еврейской деятельности, исходя из собственных интересов. Еврейские организации на постсоветском пространстве ничем не отличаются по своей национальной сути от еврейских организаций Северной и Южной Америки, Европы или Австралии.

Я приложил все возможные с нашей стороны усилия для укрепления статуса Конгресса в глазах российских властей, среди еврейских организаций в мире и в Израиле. Мне было важно, чтобы власти России видели, что Конгресс представляет еврейское население России во всем его многообразии, настоящую интеллигенцию и элиту деловых кругов. Что не идет речь о религиозной организации, которая по своей природе не может представлять еврейство России – оно в абсолютном большинстве не религиозно. Было также существенно, чтобы российское руководство поняло, что государство Израиль видит в Конгрессе основного и главного представителя евреев России и готово говорить с властями для него и с его помощью, в том числе и по политическим аспектам отношений между нашими странами. Я старался, чтобы власти в России поняли, что без нормальных отношений между ними и российским еврейством не может быть нормальных отношений между Россией и Израилем. Исходя из желания укрепить статус Конгресса там, где это было возможно, я старался направлять контакты между странами по нашей инициативе, при участии Конгресса. Не раз я говорил и Гусинскому и другим руководителям Конгресса, что, как и они, я вижу целью достижения Конгрессом статуса в России аналогичного статусу еврейских организаций в США. И во внутренних российских вопросах, и во внешней политике у евреев России есть свои интересы, и их место в еврейском мире точно такое же, как у евреев Америки и Европы.

Когда, например, Ариэль Шарон в качестве министра инфраструктуры или министра иностранных дел просил меня помочь организовать его визиты в Россию, я позаботился о том, чтобы Конгресс был задействован в программах визитов. Можно было организовать эти визиты не хуже и не привлекая Конгресс, но я придавал большое значение участию Конгресса в подобных мероприятиях. Было важно показать, что высшие государственные деятели Израиля при приезде в Россию обязательно встречаются с руководством Конгресса, представляющего в их глазах евреев России. Особая заслуга Гусинского в том, что, несмотря на многие разногласия между ключевыми фигурами Конгресса, ему удалось собрать в руководстве большинство деловой еврейской элиты России. Во время визита Ариэля Шарона в качестве министра инфраструктуры Конгресс организовал ему встречу с сорока евреями, представляющими новую деловую элиту России. Шарон был ошеломлен как их возрастом (старейшие приближались к сорока годам), так и теплой атмосферой приема и интересом и уважением, с которым они отнеслись к Шарону и к Израилю. Шарон откровенно обратился к ним с призывом развивать деловые отношения с Израилем и вкладывать деньги в экономику Израиля. Многие из них откликнулись на его призыв, пока не получили звонкую пощечину и от полиции Израиля, и от израильского общества, которые видели в них только «русскую мафию». В крепнущей деятельности Российского Еврейского Конгресса я видел перспективу будущих успешных отношений с возрождающимся и динамичным еврейством России.

Я был в курсе всех закулисных игр в Конгрессе, попыток использовать организацию для поднятия престижа того или иного деятеля или той или иной группы. Но это было распространенным и общепринятым явлением, и не только в еврейских, но и в любых организациях подобного рода. Нам было важно через совместную деятельность оказывать влияние на Конгресс, чтобы его деятельность соответствовала израильским государственным интересам. Очень важным был тот факт, что Конгресс был финансово независим и мог действовать самостоятельно. В Министерстве иностранных дел Израиля вначале отнеслись к Конгрессу с усмешкой. С их точки зрения, разве можно было представить, как эти несчастные, убогие, с примитивной культурой и дикими манерами, наполовину восточноевропейские, наполовину азиатские евреи, могут позволять себе вести себя так, как будто бы они – евреи Запада. Американским и европейским еврейским организациям, как и профессиональному и политическому истеблишменту Израиля, было трудно видеть в евреях бывшего Советского Союза равных себе. И только один фактор оказался решающим в изменении характера этих отношений – деньги и растущее богатство и экономическая мощь евреев России. Деньги являются самым мощным и решающим аргументом, с которым считается большинство структур и слоев общества Израиля. Ведь и отношения между истеблишментом Израиля и евреями Соединенных Штатов базируются в основном на преклонении перед финансовой и экономической мощью последних.

В процессе организации выезда евреев в Израиль родилась идея вывозить их морем. Я считал это очень хорошей идеей. Плавание из Одессы до Израиля длится четыре-пять дней. Выезжающие могли бы взять с собой на корабль намного больше багажа. Во время рейса соответствующие израильские службы могли бы проделать все необходимые формальности, включая оформление документов. Прибыв в израильский порт, люди могли бы сразу, с багажом, отправиться на то место жительства, которое было бы окончательно оговорено во время плавания. Стоимость морских перевозок была дешевле авиационных. Можно было бы сэкономить десятки миллионов долларов, если не больше, которые тратились на хранение тысяч тонн багажа на складах в Европе и в Израиле, не говоря уже о прекращении мытарств новоприбывших, вынужденных до года и больше ждать получения своих вещей. Десятки миллионов долларов сэкономили бы от закрытия перевалочных пунктов в Европе. Но именно это и вызвало бешеное сопротивление Еврейского Агентства идее морских перевозок. Закрыть перевалочные пункты, сократить огромные расходы, прокручивающие сотни миллионов долларов, со всем, что из этого вытекало, – ни за что! Еврейскому Агентству удалось торпедировать эту хорошую идею.

В начале 90-х годов началось взаимодействие «Натива» и израильской полиции. Как-то я встретился с генерал-майором в отставке Яковом Лапидотом, который был начальником Колледжа национальной безопасности, когда я начинал учиться там. По окончании своей каденции в Колледже Лапидот демобилизовался из армии. Уже будучи директором «Натива», я пригласил его к себе на дружескую беседу. В то время Лапидот был генеральным директором Министерства внутренней безопасности. Во время беседы я предложил ему поехать выступить перед евреями бывшего Советского Союза. Лапидот и внешне выглядел довольно впечатляюще. Кроме того, у него было еще одно преимущество, Лапидот, родители которого приехали в Израиль из Литвы, знал идиш. Немногие генералы израильской армии говорили на идиш, и я знал, какое это произведет впечатление на евреев. Удивленный, он спросил меня, о чем же он будет говорить с этими людьми. Я сказал ему: «Расскажи о себе. Расскажи об Израиле, каким ты его видишь и каким бы хотел видеть. Расскажи об Армии Израиля, которую ты хорошо знаешь. Говори на идиш, тебя поймут, а если будет надо, то мы переведем тебя и с иврита. Израильский генерал, красивый внешне, участвовавший в войнах и говорящий на идиш, произведет огромное впечатление на евреев». Лапидот загорелся идеей и согласился. На последнем инструктаже перед поездкой я предложил ему встретиться также и с коллегами из Министерств внутренних дел постсоветских государств. Я подчеркнул важность для нас связей с Министерствами внутренних дел во всех государствах, в которых он побывает, – разрешения и оформление на выезд в Израиль были в компетенции Министерств внутренних дел. Налаженные связи с системой, занимающейся выездом, позволяли быстро и эффективно решать многие проблемы. В визите Лапидота, генерального директора Министерства внутренней безопасности Израиля, я видел возможность установить и развить отношения с органами Министерств внутренних дел.

Были у меня и другие цели. Обстановка во многих государствах бывшего Советского Союза была нестабильной и опасной, то тут, то там возникали вооруженные конфликты, иногда доходящие до гражданских войн. Во главе новых государств находились бывшие советские функционеры, и было неясно, какими путями пойдут эти страны. В такой ситуации мы были очень озабочены безопасностью евреев. Войны вспыхнули внутри и между новообразованными государствами в Средней Азии, на Кавказе и в Молдавии. Россия и Украина также были не раз на грани гражданских войн или внутренних вооруженных конфликтов на национальной почве. Это происходило еще до войны в Чечне, и мы отлично сознавали всю опасность ситуации в Чечне. Мы предвидели и понимали, что, возможно, нам придется оказать помощь евреям, оказавшимся в зонах конфликта, – как в дальнейшем и произошло. Мы предполагали, что придется вывозить и переправлять евреев из районов боев в другие места, как мы не раз и делали впоследствии, и тогда нам понадобятся связи с властями, с милицией и с Министерствами внутренних дел как для вывоза людей, так и для провоза через соседние страны. Но всего этого я тогда Лапидоту не рассказал.

Насколько я помню, Лапидот посетил Россию, Беларусь и Украину. В каждой из этих стран мы сообщили в Министерство внутренних дел, что приезжает генеральный директор Министерства внутренней безопасности Израиля для встреч с еврейским населением, но будет рад встретиться и со своими коллегами. Наше сообщение повсюду встретили с воодушевлением. Министерства внутренних дел и милиции новых государств жаждали контактов со своими западными коллегами и признания на Западе. Местным правоохранительным органам было важно получить помощь полиций стран Запада. Как и для своего статуса, так и для того, чтобы очиститься от образа наследников советской милиции.

Во время визита было несколько трогательных, волнующих моментов. Например, в Белоруссии, в самом большом зале Минска, собрались несколько сот евреев, которые с восторгом встретили израильского генерала. На тот же вечер была также назначена встреча Лапидота с руководством Министерства внутренних дел Белоруссии. Незадолго до окончания встречи с евреями Минска вдруг в зал вошла группа генералов и офицеров МВД и села на почетные места в первом ряду. Евреи Минска, для которых обычно появление офицеров милиции было, как правило, довольно болезненным явлением, были ошеломлены, увидев входящих. Лапидот поприветствовал своих белорусских коллег и продолжил выступление. Когда он увидел, что вопросы у публики не кончаются, он обратился к залу и, извинившись, сказал, что руководители МВД Белоруссии ждут его и он с сожалением просит заканчивать встречу. И тут встал генерал-полковник МВД Белоруссии и обратился к Лапидоту: «Продолжайте, пожалуйста. Вы – израильский генерал, приехали из еврейского государства выступить перед евреями Белоруссии. Мы с большим уважением относимся к этому. Прежде всего, выполните то, что вы считаете вашей обязанностью перед евреями, вашими соплеменниками. А мы подождем». Люди в зале были поражены. Они увидели, с каким уважением руководство МВД, которое еще совсем недавно наводило страх на всех граждан, относится к ним, евреям и к гостю из Израиля, приехавшему к ним как к своим соплеменникам. Лапидот тоже растроган. Это было одним из признаков перемен и новых возможностей, которых не было ранее.

Произошедшее на следующий день превзошло все ожидания. Когда Лапидот прибыл с официальным визитом в МВД Белоруссии, в честь его был устроен парад. Чеканя шаг, перед израильским генералом прошли рядовые и офицеры внутренних войск. Но настоящий сюрприз был впереди – вдруг ансамбль МВД грянул… еврейские песни на идиш под аккомпанемент оркестра МВД Белоруссии! Это было воистину сюрреалистическое зрелище. Во время визита Лапидота была достигнута договоренность о начале сотрудничества между Министерствами внутренних дел новых постсоветских государств и Израиля. В результате был назначен представитель полиции Израиля в России, который был также аккредитован в Белоруссии и некоторых других государствах, и отдельный представитель на Украине, также аккредитованный и в ряде других постсоветских государств.

Первым представителем полиции Израиля на Украине стал Арье Каплан. Я познакомился с ним в 80-х, во время одной из совместных операций вместе с отделом полиции легендарного Зигеля. Каплан работал в милиции еще в Литве, откуда он репатриировался в Израиль. В полиции Израиля он служил в отделе особо опасных преступлений и уже был майором, когда я с ним познакомился. Немного позже я предложил Каплану быть представителем «Натива» в Узбекистане. И тут мне позвонил Лапидот и попросил вернуть Каплана в полицию, чтобы направить его представителем полиции Израиля в Киев. Я был очень рад и с удовольствием согласился. Вот так и началось сотрудничество полиции Израиля и Министерств внутренних дел постсоветских государств.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒