Xаруки Мураками. 5 страница

– Замечательное место, – проговорила она, обращаясь ко мне.

Я поднял глаза от лежавшей передо мной книжки и с недоумением взглянул на нее. И тут меня будто что-то ударило. Воздух в груди вдруг стал необыкновенно тяжелым. «Вот он, магнетизм», – подумал я. Неужели тот самый магнетизм?

– Спасибо, – ответил я. Похоже, ей было известно, кто в этом заведении хозяин. – Рад, что вам понравилось.

– Да-да. Очень понравилось. – Она смотрела мне в глаза и улыбалась. У нее была изумительная улыбка – губы раздвинулись, в уголках глаз собрались маленькие очаровательные морщинки. Что-то мне эта улыбка напомнила. Но что?

– И музыка замечательная. – Она показала на музыкантов. – Прикурить можно?

У меня не было ни спичек, ни зажигалки. Окликнув бармена, я попросил нашу фирменную картонку-раскладушку спичек. Зажег одну и поднес к сигарете.

– Благодарю.

Я посмотрел прямо ей в лицо. И наконец понял. Вот это да!

– Симамото! – прохрипел я.

– Долго же ты вспоминал, – помолчав немного, усмехнулась она. – Уж думала не узнаешь.

Я безмолвно глазел на нее, будто передо мной была какая-то уникальная точная машина, о которой раньше мне приходилось только слышать. И правда Симамото! Как это может быть? Ведь я столько о ней думал и уже не надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся.

– Костюм у тебя что надо, – сказала она. – Очень тебе идет.

Я ничего не мог сказать – слова застряли в горле – и только кивнул в ответ.

– Хадзимэ, ты такой симпатичный теперь. Лучше, чем раньше. Крепкий, солидный мужчина.

– Это из-за плавания, – выдавил я наконец. – Еще в школе начал заниматься и все плаваю.

– Хорошо уметь плавать. Я с детства мечтала.

– Да... Любой может научиться. – Как только эти слова слетели с языка, я тут же вспомнил о ее ноге. Что ты несешь, идиот? Ярастерялся, хотел сказать что-нибудь поумнее, но ничего не придумал. Полез в карман брюк за сигаретами и вспомнил, что бросил курить пять лет назад.

Симамото наблюдала за моей суетой, ничего не говоря. Потом подняла руку, подзывая бармена, и с улыбкой заказала еще дайкири. Она всегда улыбалась, когда кого-то о чем-нибудь просила. Улыбалась так приветливо, что хотелось взять и унести ее улыбку с собой. Будь на ее месте какая-нибудь другая особа, боюсь, от ее улыбочек мне бы стало тошно. Но когда улыбалась Симамото, казалось, весь мир улыбается вместе с ней.

– А ты все так же любишь голубой цвет, – проговорил я.

– Да. Голубой – мой любимый. Хорошая у тебя память.

– Я почти все про тебя помню. Помню, как карандаши точишь, сколько сахару в чай кладешь.

– Ну и сколько?

– Два куска.

Она чуть прищурилась и посмотрела на меня.

– Скажи, Хадзимэ, зачем ты тогда следил за мной? Восемь лет назад.

– Я точно не знал, ты это или нет, – вздохнул я. – Походка – точно как у тебя. И в то же время что-то не твое, чужое. Я сомневался, вот и стал за тобой следить. Хотя нет, «следить» – не то слово. Думал, как бы улучить момент и заговорить.

– Что ж не заговорил? Почему прямо не подошел и не убедился? Так быстрее вышло бы.

– Не знаю, – ответил я. – Что-то меня удержало. Да я бы и сказать ничего не смог.

– Я тоже не сообразила, что это ты, – сказала Симамото, покусывая губы. – Подумала: надо же, какой-то тип увязался. Испугалась. Правда. Мне стало очень страшно. И только когда села в такси и перевела дух, меня вдруг осенило: «А вдруг это Хадзимэ? »

– Симамото-сан, я в тот день кое-что получил... Не знаю, какие у тебя отношения с тем человеком, но...

Она приложила к губам указательный палец и слегка покачала головой, будто хотела сказать: «Не будем об этом, хорошо? Никогда больше не спрашивай».

– Ты женат? – решила сменить тему Симамото.

– Двое детей. Девочки. Маленькие еще.

– Здорово. Ты, наверное, прекрасно смотришься вместе с дочками. Мне так кажется. Почему? Даже не знаю. Это не объяснишь.

– Интересно.

– Просто мне так кажется, – улыбнулась Симамото. – Зато в семье не один ребенок.

– Я не нарочно. Как-то само собой получилось.

– Ну и как ощущения? Все-таки две дочки...

– Странно как-то. У старшей в детском саду больше половины детей – одиночки, ни братьев, ни сестер. Не то, что в наше время, в детстве. В городах сейчас почти у всех по одному ребенку.

– Мы с тобой слишком рано родились.

– Наверное, – сказал я и рассмеялся. – А теперь остальное человечество нас догоняет. Дома дочки все время вместе играют. Смотрю и удивляюсь. Они совсем иначе растут. Маленький я всегда играл один и думал, все дети так играют.

Трио закончило «Корковадо», посетители захлопали. Ближе к ночи музыканты играли как-то душевнее, отдавали больше тепла. В перерывах пианист потягивал из стакана красное вино, басист курил.

Симамото пригубила коктейль и заговорила:

– Знаешь, по правде сказать, я сильно сомневалась, стоит ли мне сюда идти. Почти месяц колебалась, мучилась. Листала какой-то журнал, вижу – про тебя написано. Оказывается, у тебя бар в этом районе. Сначала я подумала, что в журнале что-то перепутали. Не могла представить тебя за таким занятием. Не твой профиль. Но имя было твое, фотография – тоже твоя. Выходит, и вправду ты. Очень рада была снова тебя увидеть, хоть и на фото. Но стоит ли нам встречаться, я не знала. Мне казалось, это ни к чему. Может, так было бы лучше нам обоим. Довольно с меня и того, что ты жив-здоров.

Я слушал ее молча.

– И все-таки раз уж ты отыскался, я решила сюда заглянуть. Пришла, села и тут же тебя увидела. Сижу и думаю: если он меня не узнает, уйду потихоньку и все. И вот не вытерпела. Все же столько не виделись, надо подойти поздороваться.

– Но почему? – спросил я. – Я имею в виду, почему ты решила, что нам лучше не встречаться?

Симамото задумчиво провела пальцем по краешку стакана.

– Подумала, что ты начнешь меня об всем расспрашивать. Замужем ли я, где живу, чем эти годы занималась. Ведь так?

– Но это же естественно...

– Да-да. Естественно.

– Тебе не очень хочется об этом говорить, да? Она растерянно улыбнулась и кивнула. Казалось, у нее тысяча разных улыбок.

– Ты прав. Не хочется. А почему – не спрашивай.

Не хочу о себе рассказывать. Странно это, конечно. Можно подумать, я нарочно тумана напускаю, изображаю из себя что-то. Поэтому и сомневалась, нужно ли нам встречаться. Боялась показаться надутой, неестественной. Вот из-за чего не хотела сюда идти.

– А еще из-за чего?

– Еще разочароваться боялась.

Я посмотрел на стакан в ее руке. Перевел взгляд на прямые, спадавшие до плеч волосы, тонкие красивые губы. Заглянул в глубокие темные глаза. Из-за складочек над веками лицо казалось глубокомысленным. Они почему-то напомнили прочерченную очень далеко линию горизонта.

– Ты мне в детстве очень нравился, и не хотелось разочароваться при встрече.

– Ты разочарована? Симамото легко качнула головой:

– Я сидела и наблюдала за тобой. Сначала ты показался чужим – такой большой, в костюме. Но потом пригляделась и поняла: нет, это Хадзимэ, тот самый Хадзимэ, из детства. И знаешь, что интересно? Я заметила, что твои манеры, движения... ничего почти не изменилось. Осталось, как у двенадцатилетнего мальчишки.

– Разве? – Я попробовал выдавить из себя улыбку, но получилось как-то не очень.

– Руки, глаза, привычка барабанить по чему-нибудь кончиками пальцев, упрямо хмурить брови – все как раньше. Ничего в тебе не изменилось, хоть и костюм от Армани надел.

– Не от Армани, – поправил я. – Рубашка и галстук – от Армани, а костюм нет.

Симамото улыбнулась.

– Я давно мечтал увидеть тебя. Встретиться, поговорить. Я так много хотел тебе сказать.

– И я хотела тебя видеть, – сказала она. – Но ты все не приходил. Понимаешь или нет? Я очень тебя ждала, когда вы в другой город переехали. Ну почему ты не приезжал? Знаешь, как мне было грустно? «Все, – думала я. – Завел на новом месте новых друзей и забыл меня совсем».

Симамото вдавила сигарету в пепельницу. Ее ногти, тщательно отполированные, покрытые прозрачным лаком, напомнили мне миниатюрные украшения. Очень изящные и незаслуженно недооцененные.

– Я боялся.

– Боялся? – спросила она. – Чего? Кого? Уж не меня ли?

– Нет, не тебя. Боялся быть отвергнутым. Я же еще мальчишкой был, и до меня не доходило, что ты можешь меня ждать. А вдруг пошлешь меня куда подальше? Вот чего я боялся. Как бы ты не подумала, что я навязываюсь. Так и перестал к вам ходить. Стало казаться: раз уж все так плохо, пусть хоть добрые воспоминания останутся, когда мы дружили, были вместе.

Чуть наклонив голову, Симамото катала на ладони орешек кешью.

– Да, нескладно как-то получилось.

– Это точно, – согласился я.

– Но ведь мы так долго дружили. После тебя у меня больше не было друзей – ни в школе, ни в университете. Я всегда и везде была одна и все время воображала, что ты здесь, рядом, и как это здорово. Или как, на худой конец, мы с тобой переписываемся. Все могло быть совсем иначе. И жить было бы куда легче.

Она немного помолчала и продолжила:

– Не знаю, почему так вышло, но в седьмом классе дела в школе у меня совсем разладились, и я все больше стала замыкаться в себе. Будто замкнутый круг какой-то.

Я кивнул.

– В начальной школе до самого конца никаких проблем не было, а стала старше – все пошло наперекосяк. Жила, как в колодце.

Знакомое чувство. После университета оно почти десять лет меня преследовало, пока я не женился на Юкико. Начинается с чего-то одного – и пошло-поехало, посыпалось карточным домиком. И никак из-под этого обвала не выбраться. Если только кто-нибудь не вытащит.

– Я же хромая. Что нормальный человек сделает без труда, мне не под силу. Увлеклась чтением – жила только книгами, отгородилась от других людей. Стала выделяться на общем фоне, и большинству казалась свихнувшейся спесивой дурой. А может, я и на самом деле в нее превратилась.

– На самом деле, ты сногсшибательно красива, – сказал я.

Симамото опять взяла сигарету. Я поднес спичку.

– Ты правда думаешь, что я красивая?

– Конечно. Тебе, наверное, постоянно об этом говорят?

Она засмеялась:

– Если бы... Я себя красавицей не считаю. Так что большое спасибо за комплимент. Жаль только, что другие женщины меня почему-то недолюбливают. Я столько раз думала: бог с ней, с красотой, стать бы такой, как все... чтобы друзья были...

Наклонившись над стойкой, Симамото легко коснулась моей руки.

– Все-таки хорошо, что ты в порядке, счастлив.

Я не ответил.

– Ведь ты счастлив, правда?

– Не знаю. Во всяком случае, в несчастные и одинокие меня не запишешь, – проговорил я, а затем добавил: – Хотя иногда приходит в голову, что самое счастливое время в моей жизни – это когда мы слушали музыку у тебя в гостиной.

– Знаешь, а те пластинки уцелели. И Нат Кинг Коул, и Бинг Кросби, и Россини, и «Пер Гюнт». Все наши... Все до одной. Когда папа умер, я их забрала на память. Очень их берегу, на них до сих пор ни царапинки. Помнишь, как я над ними тряслась?

– Твой отец умер?

– Уже пять лет. Рак толстой кишки. Ужасная смерть. И ведь ничем раньше не болел.

Я видел ее отца несколько раз. Он казался мне крепким, как дуб, что рос у их дома.

– А как мама? – спросил я. – В порядке, надо думать. Что-то в ее голосе настораживало.

– Вы что, не ладите?

Симамото допила дайкири и, поставив стакан на стойку, подозвала бармена и спросила у меня:

– Может, какой-нибудь фирменный коктейль посоветуешь?

– У нас их несколько. Клиентам больше всего нравится «Гнездо малиновки» – по названию заведения. Я сам эту мешанину придумал. Главное – ром и водка. На вкус приятный, пьется легко и в голову здорово бьет.

– Специально такой придумал, чтобы нам, женщинам, головы дурить?

– А для чего ж еще нужны коктейли? Симамото рассмеялась:

– Ладно, рискнем.

Бармен поставил перед ней коктейль. Она посмотрела стакан на свет, пригубила и на несколько секунд закрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать букет.

– Какой тонкий вкус! Ни сладкий, ни горький. Легкий, незамысловатый и в то же время наполненный. У тебя настоящий талант. А я и не знала.

– Да я даже полку собрать не смогу. Масляный фильтр в машине не поменяю. Марку не способен прямо приклеить. Когда по телефону номер набираю, и то путаюсь. Зато придумал несколько рецептов коктейлей. Людям нравится.

Симамото поставила стакан и несколько секунд разглядывала его содержимое. Потом наклонила его, и блики от светильников в потолке неясно задрожали, отражаясь в стекле.

– Мы давно с ней не виделись. Поссорились лет десять назад и с тех пор очень редко встречаемся. В последний раз – на отцовских похоронах.

Музыканты закончили какой-то блюз и заиграли «Несчастных влюбленных». Когда я был в клубе, пианист часто исполнял эту композицию. Знал, что она мне нравится. Не самая известная вещь Эллингтона, да и никаких особых воспоминаний у меня с ней не связано, но почему-то сразу запала в душу, как только я услышал ее впервые. Вечерами – и в студенческие годы, и когда работал в издательстве – я любил слушать эту мелодию с диска Дюка Эллингтона «Такой приятный шум». Сколько раз я ставил эту пластинку! Во «Влюбленных» Джонни Ходжес выдает такое классное, такое трогательное соло. Каждый раз эта томительная красивая мелодия воскрешала в памяти те времена. Счастливыми их не назовешь, вся моя тогдашняя жизнь – комок несбывшихся надежд и желаний. Тогда я был моложе, куда более изголодавшийся, одинокий, но ощущал мир проще и острее. Слушая музыку, вбирал в себя каждый звук, каждую ноту; впитывал каждую строчку прочитанной книги. Нервы – как острые шипы, глаза сверкали, пронзая собеседника насквозь. Вот какое время было. Услышав «Влюбленных», я вспоминал его снова и снова. И видел свои глаза, смотревшие на меня из зеркала.

– Знаешь, – сказал я, – как-то в девятом классе я к тебе ездил. Выть хотелось от одиночества. Сначала позвонил, но трубку никто не взял. Я сел в электричку и поехал. Приехал, а на доме уже другая табличка.

– Как вы уехали, отца через два года перевели в Фудзисаву [14], рядом с Эносимой [15]. Мы там долго жили. Пока я не поступила в университет. Я посылала открытку с новым адресом. Ты не получил?

Я покачал головой:

– Если бы получил, обязательно бы ответил. Странно... Видно какая-то ошибка вышла.

– Или просто мы такие невезучие. Одна ошибка, другая... и разошлись, как в море корабли. Теперь твоя очередь. Рассказывай, как жил.

– Чего рассказывать-то? Интересного мало.

– Ничего-ничего. Я послушаю.

И я принялся излагать – в общих чертах, – как жил все это время. Как познакомился в старших классах с девчонкой и как жестоко с ней в конце поступил. В подробности решил не вдаваться: мол, поссорились из-за чего-то, я ее обидел, а заодно и себя наказал. Как поступил в Токио в университет и корпел в издательстве над школьными учебниками. Пожаловался, как одиноко и тяжко почти десять лет жить без друзей. Про женщин своих все выложил: как не нажил с ними счастья. После школы почти до тридцати лет, пока я не встретил Юкико и не женился, никто мне по-настоящему не нравился. Рассказал, как часто в ту пору вспоминал о ней, мечтал увидеться, хоть на час, поговорить.

Симамото улыбнулась:

– Ты много думал обо мне?

– Да.

– Я тоже. Всегда, когда было плохо. Единственный друг – вот кем ты для меня был.

Она сидела, облокотившись о стойку, уперев подбородок в ладонь. Силы будто покинули ее. Она опустила веки. Я не заметил на ее пальцах ни одного кольца. Ресницы Симамото чуть подрагивали. Наконец она медленно открыла глаза и взглянула на часы. Я тоже посмотрел на свои – время шло к полуночи.

Взяв сумочку, она соскользнула с табурета.

– Желаю тебе спокойной ночи. Рада, что увидела тебя.

Я проводил ее к выходу.

– Я вызову такси? Дождь... машину сразу не поймаешь.

Симамото покачала головой.

– Не надо. Не беспокойся. Я справлюсь.

– Ты все-таки разочарована? – спросил я. .

– В тебе?

– Ага.

– Вовсе нет, – улыбнулась она. – Будь спокоен. А костюм – правда не-Армани?

Тут я заметил, что Симамото не приволакивает ногу, как раньше. Шла она не быстро и, хотя приглядевшись, в ее походке можно было уловить что-то от заводной куклы, двигалась вполне естественно.

– Четыре года назад операцию сделала, – проговорила Симамото, будто извиняясь. – Все равно, конечно, заметно, но не так уродливо, как было. Жуткая операция, но получилась. Кости скоблили, потом вытягивали...

– Отлично получилось. С ногой теперь полный порядок.

– Ну и слава богу, – сказала она. – Только, наверное, надо было пораньше сделать.

Взяв в гардеробе ее пальто, я помог ей одеться. Рядом со мной она казалась совсем невысокой. Странно, подумал я, в двенадцать лет мы были почти одного роста.

– Мы увидимся еще?

– Может быть, – ответила Симамото. На ее губах мелькнула улыбка, напомнившая легкий дымок, что не спеша поднимается к небу в безветренный день. – Может быть.

Она отворила дверь и вышла. Минут через пять я тоже поднялся по лестнице на улицу – хотел убедиться, поймала она такси или нет. Дождь не прекращался. Симамото исчезла. Ни души вокруг. Только пучки света автомобильных фар тускло расплывались по мокрой мостовой.

«Неужели мне все это привиделось? » – спрашивал я себя, не сводя глаз с повисшей над городом дождевой завесы. Я словно вернулся в детство, снова стал двенадцатилетним мальчишкой, который мог часами просто смотреть на дождь. Смотришь – а в голове пустота, тело потихоньку размягчается, и ты весь словно выпадаешь из реальности. Есть в дожде какая-то особая гипнотическая сила. Во всяком случае, так мне казалось в детстве.

Нет, это было не видение. Вернувшись в клуб, я увидел на стойке стакан Симамото и пепельницу, а в ней – несколько еще дымящихся окурков со следами губной помады. Сел рядом, закрыл глаза. Музыка звучала все тише, и я остался наедине с собой. В сгустившемся мягком мраке бесшумно накрапывал дождь.

После этой встречи времени прошло порядочно. Каждый вечер я проводил за стойкой в «Гнезде малиновки». Читал что-нибудь, время от времени косясь на входную дверь. Однако Симамото больше не приходила. Меня начала грызть мысль: не ляпнул ли я тогда что-нибудь не то? Сболтнул лишнего, не иначе, вот она и обиделась. Я прокручивал в голове каждое свое слово, сказанное в тот вечер, вспоминал, что говорила Симамото, но так ни до чего и не додумался. Неужели, я все-таки ее разочаровал? Очень может быть. Такая красавица, больше не хромает. Что особенного могла она во мне найти?

Год неудержимо катился к концу, промелькнуло Рождество, за ним новогодние праздники. Незаметно пролетел январь, и мне стукнуло тридцать семь. Я перестал ждать и лишь изредка наведывался в «Гнездо малиновки». Там все напоминало о Симамото, и приходя туда, я всякий раз начинал озираться по сторонам, надеясь ее увидеть. За стойкой открывал книжку и уходил в свои мысли – ни о чем, просто так. Мысли расползались во все стороны, не давая сосредоточиться.

Она сказала, что я ее единственный друг, что у нее больше никогда таких друзей не было. Ну я, понятное дело, обрадовался, размечтался, что теперь опять будем дружить. Так много хотел ей сказать, узнать, что она думает. «Не хочешь о себе рассказывать? Пожалуйста, не имеет значения. Хватит с меня и того, что я снова тебя увидел, могу с тобой говорить».

Но Симамото все не было. Может, очень занята и никак не выкроит время для встречи? Это за три-то месяца? Предположим, она действительно никак не может ко мне выбраться, но позвонить хотя бы могла! В конце концов я решил, что она просто обо мне забыла. «Кто я для нее? Подумаешь, сокровище! » – хмыкал я, а сердце болело, будто в нем открылась маленькая язва. Не надо было ей такого мне говорить. Есть слова, которые остаются в душе на всю жизнь.

Но вот как-то вечером в начале февраля она появилась. Опять шел дождь – ледяные капли неслышно падали с неба. У меня были какие-то дела в «Гнезде малиновки», и я пришел пораньше. От зонтиков собравшихся в клубе посетителей пахло холодным дождем. В тот вечер с нашим трио выступал довольно известный тенор-саксофонист, и публика бурлила. Я устроился с книжкой у стойки на своем любимом угловом табурете и не заметил, как Симамото тихо присела рядом.

– Добрый вечер! – услышал я.

Отложив книгу, я поднял голову и глазам своим не поверил. Симамото!

– Я думал, ты больше не придешь.

– Извини, – проговорила Симамото. – Сердишься?

– Вовсе нет. На что тут сердиться? В конце концов, это же бар. Люди, когда хотят – приходят, когда хотят – уходят. А мне только остается ждать, когда кто-нибудь придет.

– Все равно извини. Не знаю, как сказать... я не могла.

– Дела?

– Да нет, – тихо сказала она. – Какие там дела. Просто не могла, вот и все.

Ее волосы намокли под дождем, челка растрепалась и прядями прилипла ко лбу. Я попросил официанта принести чистое полотенце.

– Спасибо. – Симамото взяла его и вытерла волосы. Потом вынула из пачки сигарету, прикурила от зажигалки. Ее влажные пальцы мелко дрожали. – Там моросило, я хотела взять такси и вышла в одном плаще. Но пошла пешком... как-то так получилось... и шла-шла...

– Выпьешь чего-нибудь погорячее? – спросил я. Улыбнувшись, она заглянула мне в глаза.

– Спасибо. Со мной все в порядке.

Увидев эту улыбку, я вмиг забыл о последних трех месяцах, наполненных пустотой.

– Что ты читаешь? – спросила она.

Я показал ей обложку. Исторический очерк о конфликте между Китаем и Вьетнамом, возникшем после вьетнамской войны. Симамото полистала и вернула мне.

– Романы больше не читаешь?

– Читаю. Правда не так много, как раньше. Новых почти не знаю. Предпочитаю старые романы, в основном – девятнадцатый век. Перечитываю, что раньше читал.

– А новые чем тебя не устраивают?

– Разочаровываться не хочу. Дребедень читать – только время зря тратить. Меня от таких книжек воротит. Хотя раньше было не так. Времени навалом, читай сколько хочешь, вдруг что-нибудь да вычитаешь. Сейчас не то. Жалко времени. Старею, наверное.

– Вот-вот. Точно, стареешь. – На лице Симамото мелькнула озорная улыбка.

– А ты читаешь все так же много?

– Всю дорогу. Новое, старое, романы, не романы, ерунду всякую и хорошее. Я не как ты – времени накнижки не жалею.

Она попросила бармена приготовить «Гнездо малиновки». Я повторил заказ:

– Сделай два.

Пригубив коктейль, Симамото чуть заметно кивнула и опустила стакан на стойку.

– Хадзимэ, а почему у вас коктейли такие вкусные? Лучше, чем в других местах.

– Все от старания зависит, – ответил я. – Иначе не получится.

– От старания? Это как же?

– Вот, к примеру, этот парень. – Я показал на молодого симпатичного бармена, который с сосредоточенным видом колол лед. – Я ему очень хорошие деньги плачу. Кому ни скажи – все удивляются. Остальные, кто здесь работает, об этом не знают. За что? Он такие коктейли делает... одно слово – талант. Люди не понимают, а ведь здесь тоже без таланта не обойдешься. Конечно, намешать что-нибудь вкусненькое каждый может, если постарается. А если несколько месяцев поучиться да попрактиковаться на клиентах, можно так руку набить, что не стыдно будет за свою мешанину. Так в большинстве баров дело поставлено. И ничего, народ пьет. Но чтобы добиться большего, особый талант нужен. Как для игры на пианино, для живописи, для бега на стометровку. Вот я коктейли очень неплохо готовлю. Изучал это дело, тренировался. Но все равно – до него мне далеко. Те же самые напитки беру, мешаю, столько же трясу в шейкере, а вкус все равно не тот. В чем причина – непонятно. Талант нужен. Ничем другим не объяснишь. Это как искусство. Вот есть черта. Кто-то способен ее переступить, а кто-то нет. Поэтому талантливых людей беречь надо, от себя не отпускать. Платить им хорошо.

Бармен наш был гомосексуалистом, и у стойки иногда собиралась целая компания геев. Вели они себя тихо, и меня их сборища волновали мало. Нравился мне этот парень. Да и он мне доверял и работал по высшему разряду.

– А вдруг у тебя в бизнесе талант? Да еще больше, чем кажется.

– Чего нет, того нет. Я вообще себя деловым человеком не считаю. У меня два небольших бара, только и всего. Больше не надо, и денег, сверх того, что я имею, тоже не надо. Какой уж тут талант, какие способности? Но ты знаешь, в свободную минуту я начинаю фантазировать. Представляю себя на месте клиента. Воображаю, куда бы мне хотелось зайти выпить и перекусить. Например, неженатый молодой человек до тридцати лет. Куда он пойдет с любимой девушкой? Рисую ситуацию в мельчайших деталях. Сколько денег потратит. Где живет. Когда возвращается домой. Продумываю все варианты. Чем больше думаю, тем отчетливее представляю, как все должно быть устроено.

В тот вечер Симамото была в светло-голубом свитере с высоким воротом и темно-синей юбке. В ушах поблескивали маленькие сережки. Тонкий, плотно облегающий свитер подчеркивал форму ее груди. Мне вдруг стало трудно дышать.

– Ну что же ты? Рассказывай дальше. – На лице Симамото снова появилась улыбка.

– О чем?

– О своем направлении в бизнесе, – сказала она. – Ты бесподобно рассказываешь.

Я почувствовал, как краснею. Давно со мной такого не бывало.

– Да нет у меня никакого направления. Просто я давно к этому привык. С детства что-нибудь выдумываю, воображаю. рисую в голове картину и начинаю постепенно выписывать детали. Здесь подправить, тут изменить. Что-то вроде моделирования. Я тебе уже рассказывал: после университета долго сидел в издательстве учебной литературы. Еще та была работенка – скукотища смертная. Какое там воображение? Кому оно нужно? От такой работы любое воображение на корню завянет. Тоска, на работу идти неохота, а что делать? Казалось, я задыхаюсь, усыхаю на рабочем месте, и скоро от меня ничего не останется.

Я отхлебнул коктейль и оглядел собравшуюся публику. Кворум неплохой, особенно если учесть, что на улице льет. Саксофонист убирал в футляр свой инструмент. Подозвав официанта, я попросил вручить музыканту бутылку виски и предложить поужинать.

– А здесь все иначе. Без воображения не проживешь. И потом, любую идею тут же можно опробовать в деле. Ни совещаний, ни начальства. Никто не грузит примерами, что и как надо делать, никаких тебе указаний из министерства образования. Ты когда-нибудь в фирме работала?

Она с улыбкой покачала головой.

– Не приходилось.

– Считай, повезло. Для меня это что-то несовместимое. Думаю, для тебя тоже. Я это прекрасно понял за восемь лет, что там проработал. Восемь лет ушло впустую. Причем, лучших. Целых восемь лет выдержал! Но с другой стороны, я вот что думаю: не было бы тех лет – может, и это дело бы не пошло. А оно мне нравится. Два бара. Но иногда начинает казаться, что они тоже – просто фантазия, плод моего воображения. Воздушные замки. Я рассадил в них цветы, соорудил фонтаны. Все устроил по высшему разряду, совсем как в настоящей жизни. Люди сюда приходят, выпивают, слушают музыку, разговаривают, потом уходят. Почему они каждый вечер здесь собираются? Сидят, пьют, столько тратят? Как думаешь? Потому что каждому – одному больше, другому меньше – нужен выдуманный, ирреальный мирок. Они приходят, чтобы посмотреть на красивый, парящий в воздухе замок, найти в нем свой уголок.

Симамото вытащила из крошечной сумочки пачку «Сэлем». Зажигалку достать не успела – я опередил ее, чиркнув спичкой. Мне нравилось, как она прикуривает от моего огонька, щурится, глядя на колеблющийся язычок пламени.

– Хочешь, признаюсь? Я за всю жизнь ни дня не работала, – сказала она.

– Совсем?

– Совсем. Ни временно, ни постоянно. Никак. У меня на работу аллергия. А ты так говоришь о своих делах... я тебе страшно завидую. Со мной никогда не было, чтобы мысли такие в голове... Я всегда одна, сижу и читаю. Единственное занятие. И одна забота – как деньги потратить.

С этими словами Симамото повернулась ко мне и вытянула вперед руки. На правой она носила два тонких золотых браслета, на левой – золотые часы, очень дорогие на вид. Она долго держала руки передо мной, словно демонстрируя образцы выставленного на продажу товара. Я взял ее руку и стал разглядывать браслеты на запястье. Тут же вспомнил, как она тогда схватила меня – мне было двенадцать – и ощущения от того прикосновения. Они все еще жили в памяти, как и лихорадочный стук отозвавшегося сердца.

– Может, и правда лучше думать, как тратить, а не как зарабатывать. – Я выпустил ее руку и мне почудилось, будто меня куда-то уносит. – Когда только и думаешь: как бы заработать, – это работа на износ. Человек мало-помалу, сам того не замечая, теряет себя.

– Все это так, конечно. Но знаешь, ни к чему не способной пустышкой тоже быть несладко.

– Зря ты так. Ты как раз на многое способна.

– На что же, например?

– Я не материальное имею в виду, – ответил я, глядя на свои руки, лежавшие на коленях.

Не выпуская стакана, Симамото пристально посмотрела на меня.

– А что тогда? Чувства? Ощущения?

– Вот-вот. Понимаешь, всему когда-то приходит конец. Вот этот бар... сколько он еще протянет? Никому не известно. Вкусы людей меняются, сдвинется что-нибудь в экономике – раз, и следа не останется. Я таких примеров знаю достаточно. Очень просто. Все материальное имеет конец. А вот некоторые мысли и чувства остаются с нами навсегда.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒