Часть III 9 страница

– Мне нужно купить рабов для постройки новой гробницы, – сказал Мериб.

– Рабы подождут. Я еду с тобой! – непререкаемым тоном заявила Анок, и ее тонкие брови сошлись на переносице.

Джедхор скрыл улыбку. Тия заметила, что помощник архитектора любуется девушкой.

– Будет лучше, если я отправлюсь на стройку один, – примирительно произнес он. – А ты, Мериб, приедешь позже. Что поделать, желания женщины – закон!

– Я хочу, чтобы ты тоже поехала с нами, – сказал архитектор Тие. – Тебе будет интересно взглянуть на город. Возможно, ты захочешь купить какие‑ то вещи?

Услышав слова брата, Анок состроила недовольную гримасу, но промолчала.

– Тебе понравились камни, которые я оставил в твоей комнате? – спросил архитектор жену.

– Да, – не глядя на него, ответила Тия.

Мериб приказал запрячь колесницу. Это была небольшая легкая повозка с двумя колесами, в которой едва могли уместиться три человека. Ремни сбруи и кожаное покрытие каркаса были окрашены в пурпурный цвет, а металлические части позолочены. Гривы лошадей украшали перья. Возница, статный чернокожий малый в белоснежной набедренной повязке, держался независимо и гордо и свысока поглядывал на прохожих.

Сердце города составляли роскошнейшие дворцы и храмы, в тени которых простой люд с беспечной наивностью сооружал глиняные и деревянные лачуги. Тия наблюдала за шумной уличной толпой, поражаясь ее пестроте и неистовой спешке. Порой колесница едва тащилась, а иногда летела стрелой, так что приходилось держаться за борт. Тогда у Тии создавалось впечатление, будто она несется на крыльях.

Рынок был велик: огромное бурлящее море от края до края горизонта. Мериб и его сестра, чувствующие себя в своей стихии, сразу направились к ювелирным рядам. Анок замечала Тию не больше, чем последнюю из рабынь, тогда как архитектор пытался вовлечь жену в обсуждение качества золота и камней. Время от времени Мериб предлагал Тие купить то одно, то другое, но она неизменно отказывалась. Девушку не интересовали драгоценности. Ее увлекали люди. Тия с любопытством смотрела на бритоголовых жрецов в белых одеждах, важных чиновников в парадных париках, шумных торговцев, деловитых ремесленников, опаленных солнцем крестьян. Блеяли козы, мычали коровы. Между прилавков бегали голышом чумазые дети.

Внимание Мериба привлекла группа рабов, выставленных на продажу в самом конце рынка. Среди них не было женщин, только мужчины, на вид молодые и крепкие; не иначе воины, взятые в плен во время одной из последних царских кампаний. Архитектор велел девушкам подождать и сделал несколько шагов по направлению к помосту. Он указал на одного из рабов и спросил цену.

Услышав ответ, усмехнулся:

– Пять золотых дебенов[6]? Не слишком ли много ты просишь? Перекупщики наверняка продали его намного дешевле.

Торговец почтительно поклонился.

– Воля твоя, господин, это так. Раб не годился для работы в каменоломне, потому что был тяжело ранен. Я выходил его и поставил на ноги. Только боги знают, сколько денег я потратил на его лечение! И сейчас я почти ничего не зарабатываю на продаже!

– Ты лжешь, – спокойно произнес Мериб, – но я его покупаю, потому что он мне подходит.

– Ты не пожалеешь, господин! – оживился торговец. – Он понимает наш язык. Он молод, красив и...

– Да хоть бы он вообще не имел языка и был уродлив – мне все равно, – перебил его Мериб. – Главное, что он силен и вынослив на вид. Вот твоя плата. – Архитектор велел взвесить золото и передал торговцу мешочек. Потом бросил рабу: – Иди за мной!

Прежде раб смотрел в пыль под ногами. Теперь, звякнув цепями, он поднял глаза. У него был разящий, как стрела, взгляд и выразительное лицо.

Этот человек не выглядел сломленным, покоренным: он хмурил брови и сжимал губы, будто с трудом удерживал готовый вырваться наружу поток слов. У него были рыжие волосы, серые, словно сверкающие серебром, глаза и светлая кожа. Кое‑ где ее покрывали рубцы и шрамы – то ли позорные следы бича работорговца, то ли почетные отметины войны.

Тия подошла ближе. Анок остановилась рядом с ней и заявила по обыкновению непререкаемым и капризным тоном:

– Я возьму этого раба себе!

Мериб обернулся.

– Зачем он тебе? Я покупаю его для строительства новой гробницы.

Анок упрямо тряхнула головой.

– Для тяжелой работы подойдет и другой, а этот слишком красив. Он будет носить мои носилки.

Мериб усмехнулся.

– Рыжий цвет приносит несчастье.

– Если он и принесет несчастье, то только ему самому. Да еще тем людям, которые осмелятся перебегать мне дорогу!

– Он выглядит строптивым. На стройке его усмирит плетка надсмотрщика, а что станешь делать с ним ты?

– Он привыкнет. Все привыкают, потому что хотят есть и пить. И жить. – Девушка усмехнулась и добавила: – Мне надоели безделушки. Я выбираю себе в подарок этого рыжего раба.

Мериб покачал головой, но не стал возражать.

Конец цепи, сковывающей руки невольника, прикрепили к задней стенке колесницы. Вознице было велено ехать помедленнее, чтобы пленник успевал бежать следом. Позаботившись таким образом о своей покупке, Анок на время потеряла к ней интерес, и только Тия то и дело тревожно оглядывалась, желая убедиться, что раб не погиб под колесами какой‑ нибудь повозки, что его безжизненное тело не волочится по земле. Девушке было жаль человека, которого жестокая судьба превратила в игрушку, а люди пытались лишить гордости и душевных сил.

Он оказался выносливым, упорным и не сбавлял скорости. На его сильном теле играли упругие мышцы, а рыжие волосы сияли в лучах солнца подобно золотому шлему.

Когда прибыли домой, раба отвязали и поставили посреди двора. Он тяжело дышал; его грудь вздымалась, как кузнечные меха, но взгляд оставался ярким и острым.

– Как тебя зовут? – спросила Анок.

Молодой человек сжал губы и не ответил, хотя было ясно, что он понимает вопрос. Тия догадывалась, в чем дело. Назвать свое имя означало стать уязвимым, подставить себя невидимым стрелам судьбы, позволить отнять последние силы.

– Ты будешь носить мои носилки вместе с тремя другими рабами, – заявила сестра Мериба, после чего они услышали голос невольника:

– Я не стану поднимать твои носилки, девушка, потому что я не раб, не слуга, а воин.

Он произнес это сухо и твердо, так же как судья выносит приговор, таким же тоном, каким приказывала сама Анок.

Девушка скривила губы.

– Чей ты воин и где твое войско?! Ты – грязный раб! Грязный, пока тебе не позволили помыться и не дали чистую одежду. Эй! – крикнула она слугам. – Заприте его в сарае, не снимая цепей, не давайте есть и пить. Через три дня я послушаю, что он скажет.

Мериб не стал возражать. Когда раба увели, он направился в дом. Поджидавшая его за колонной Тия вышла навстречу и взволнованно произнесла:

– Неужели нельзя облегчить участь этого человека?

Удивленный тем, что ее интересует судьба невольника, архитектор обернулся и равнодушно обронил через плечо:

– Это не мой раб! Я подарил его Анок. Поговори с ней. А мне пора ехать на стройку.

Разумеется, разговор с Анок ни к чему не привел. Сестра Мериба держалась высокомерно и холодно. Она заявила, что не привыкла, чтобы кто‑ то вмешивался в ее дела, и недвусмысленно дала понять Тие, что считает ее лишней в их доме. А потом и вовсе закрыла перед ней дверь.

Тия вернулась к себе. В комнате была Хнут, она перебирала какие‑ то вещи. Увидев огорченное лицо хозяйки, девушка выпрямилась и спросила:

– Что случилось, госпожа?

– Ничего. Просто я чувствую себя в этом доме, как птица в клетке. Как тот раб, которого сегодня купили на рынке и заперли без воды и еды!

– Кто он? Я видела его из окна.

– Мне неизвестно, к какому народу он принадлежит, – ответила Тия, – однако меня беспокоит его судьба. Мне кажется, этого человека будет трудно сломить. Что его ждет?

– Не знаю, – тихо промолвила Хнут. – Однажды госпожа Анок ударила рабыню плеткой по лицу так, что у той вытек глаз.

У Тии на мгновение перехватило дыхание.

– Что было потом?

– Девушку продали. Госпоже Анок нравятся лишь безупречные вещи и красивые слуги.

– В доме моего отца не могло произойти ничего подобного, – прошептала Тия.

Она вспомнила Эффе, городок, стоявший между гладью воды и небом, вспомнила, как домочадцы – мать, Харуя, служанки, рабыни, она сама – дружно собирали виноград, а после делали вино. Рабыни смеялись и болтали, не боясь присутствия господ.

Все было хорошо, пока с Харуей не приключилось несчастье. Тия в досаде прикусила губу. Прошлое таило в себе неисправимый изъян, оно не могло служить утешением. А будущее? Девушку пронзил внутренний холод. Она стала женой Мериба и останется ею. Изменить судьбу невозможно. Ей никогда не вырваться из этого плена!

Когда с наступлением ночи Мериб пришел в комнату Тии и велел жене идти в спальню, девушка не выдержала и разрыдалась. Она видела, что Мериба разозлила ее истерика, но не могла остановиться. Стоило ему сделать к ней шаг, как она разражалась новым потоком слез. В конце концов архитектор не выдержал и заявил:

– Я ухожу. Мне не доставит удовольствия брать тебя силой. Я могу подождать еще несколько дней, возможно, так и впрямь будет лучше, но потом тебе придется покориться. Ты моя жена и обязана делить со мной постель.

В этот вечер Тия не могла дозваться Хнут, а утром девушка прятала от нее глаза. Не нужно было быть слишком догадливой, чтобы понять, что случилось. Несколько минут Тия колебалась, а потом спросила напрямик:

– Ты спала с господином?

В темных глазах рабыни блеснули слезы. Она опустила голову, и волна упругих черных кудрей скрыла ее лицо.

– Ты вправе обвинять меня, госпожа!

Тия постаралась, чтобы ее голос не дрожал.

– Полагаю, ты не виновата, Хнут. Это случалось и раньше?

Рабыня кивнула и, не смея поднять взгляд, промолвила:

– Я живу с господином с того дня, как попала в этот дом. А прежде принадлежала другим. Хозяева спят с приглянувшимися рабынями, даже если имеют законных жен. – И добавила: – Попроси господина дать тебе другую служанку!

– Зачем?

– Разве ты меня не прогонишь? Прежняя госпожа, догадавшись о том, что происходит, приказала меня продать.

– Нет. Ты не виновата. Я не ревную. Мне безразличен этот человек. Я его не люблю. Будь моя воля, я никогда бы не вышла за него замуж!

Хнут молчала. Было заметно, что она думает о чем‑ то своем.

– Он тебя обижает? – спросила Тия.

Рабыня робко вздохнула.

– Нет. Я боюсь не объятий мужчин, а того, что за этим следует.

Тия поняла.

– Ты была беременна?

– Несколько раз. И прежде, и в этом доме я принимала средство, изгоняющее плод из чрева. Однажды оно не подействовало и мне пришлось родить. Однако господин заявил, что не имеет к этому никакого отношения, – сказала Хнут и умолкла. Ее глаза утратили живой блеск, а лицо стало похоже на маску.

Тия затаила дыхание.

– И что было потом?

– Мальчик умер. При рождении он казался вполне здоровым, а на следующий день я нашла его мертвым.

– Ты полагаешь, что... – начала Тия и не решилась закончить.

– Я ничего не знаю! Я только не хочу, чтобы это повторилось снова! – воскликнула Хнут.

– Почему господин не захотел признать твоего ребенка?

– Думаю, из‑ за цвета моей кожи и из‑ за того, что я рабыня. – В ответе девушки звучали тайный вызов, ревность и досада. – Не бойся, госпожа, твоих детей он будет любить!

И вздрогнула, когда у Тии вырвался вопль:

– Зато я стану их ненавидеть!

Глава 4

Карьер был похож на гигантский колодец, из которого невозможно выбраться, – разве что если вырастут крылья! Здесь не росла зелень и не было слышно щебета птиц; тишину нарушали только удары резцов, щелканье бича да стоны и крики угодивших в смертельную ловушку людей.

Их поднимали засветло и разрешали оставить работу, когда небеса покрывались россыпью звезд. Кормили плохо пропеченным хлебом, поили скверным пивом и мутной водой. Ослабленных называли ленивыми и били плетьми. Умерших заменяли новыми.

Тамит изо всех сил боролся с отчаянием. В короткие мгновения передышки он вспоминал глаза Тии, прекрасные светлые глаза, в которых отражались плывущие по небу облака. И размышлял о побеге.

Юноша хорошо помнил слова отца: «Непоправима только смерть. Лишь из ее царства нельзя вернуться обратно и начать все заново». К несчастью, найти единомышленников было почти невозможно. Тамита окружали сломленные безжалостной жизнью, отупевшие от тяжелой работы люди. Большинство из них были иноземцами, которые не знали его языка. Во время работы рядом постоянно находились надсмотрщики; каждое слово прерывалось жестоким ударом бича.

Однажды Тамит увидел, как один из рабов зашатался, выронил инструмент, судорожно закашлялся, опустился на колени и несколько минут не поднимался на ноги. Это грозило суровым наказанием.

Оглянувшись, Тамит подбежал к несчастному и помог ему подняться.

– Вставай! Сделай вид, что работаешь, продержись до конца дня!

Раб кивнул. Из последних сил вцепился в спасителя и прохрипел:

– Не оставляй меня, иначе мне конец!

– Не бойся, я тебе помогу.

Тамит с удивлением понял, что несчастный – египтянин. Вероятно, бедолага попал в это страшное место таким же образом, как и он сам, и, судя по тому, каким изможденным и худым был этот человек, произошло это давно.

Юноше почудилось, что он уже видел его. Где и когда? В облике раба было что‑ то до странности знакомое.

– Хетес?!

Возглас Тамита, вырвавшийся, казалось, из глубины его сердца, прозвучал столь пронзительно, что юноша вскинул голову и посмотрел ему в глаза. Потом потрясенно прошептал:

– Ты?!

– Да, это я, – ответил Тамит и ощутил невероятное облегчение, невообразимый прилив сил.

Когда‑ то он был готов возненавидеть подловатого, злого, хитрого мальчишку, но теперь был несказанно рад тому, что встретил знакомого человека. Как и он сам, Хетес не был рабом и наверняка сохранил не только здравомыслие, но и желание во что бы то ни стало вырваться на свободу. Возможно, на него нельзя было положиться, тем не менее Тамит уже не чувствовал себя таким одиноким.

Юноша поддержал Хетеса и повел его за собой. Они встали рядом, и Тамит старался прикрывать несчастного, который работал вполсилы.

Кое‑ как они протянули до вечера и поплелись к убогому жилью.

– Где ты живешь? – прошептал Тамит. – Я постараюсь пробраться к тебе.

Хетес объяснил, как его найти, и юноша с трудом дождался момента, когда надсмотрщики удалились на покой.

Кругом стояла тишина, нарушаемая разве что шорохом камней, осыпавшихся со склонов карьера. Рабочие спали мертвым сном, никто не тратил драгоценное время на размышления и разговоры.

Когда Тамит проскользнул в каморку, где лежал Хетес, тот сразу сказал:

– Мне долго не протянуть!

Глаза некогда красивого, сильного парня потускнели, потухли, а голос звучал прерывисто и слабо, как в бреду. Его тело было покрыто ожогами от беспощадного солнца и следами от плетки. Спутанные, давно не мытые волосы напоминали охапку мертвых водорослей.

Тамит присел на корточки.

– Как ты сюда попал? Ты здесь давно?

– Не помню. Сначала я считал дни, делал зарубки на стене, а потом перестал. – Хетес прерывисто вздохнул и продолжил: – После того как мне пришлось покинуть Эффе, я нанялся помощником к одному лекарю из Туры, ведь я кое‑ что смыслю в болезнях и лекарствах. Какое‑ то время все шло хорошо, но однажды меня схватили и притащили сюда как преступника или беглого раба!

Тамит решил, что Хетес по обыкновению в чем‑ то смошенничал и кого‑ то обманул, но не стал задавать вопросов. Вместо этого юноша произнес:

– Я хочу бежать.

Губы Хетеса скривились в усмешке.

– Это невозможно!

– Надо попробовать.

– Сразу видно, что ты здесь недавно, – заметил молодой человек и спросил: – Как ты сюда попал? Ведь ты жил на болотах! Должно быть, это произошло из‑ за той девчонки, дочери писца? Я угадал? Я всегда говорил, что женщины – причина всех наших бед!

В тоне, каким была произнесена эта фраза, Тамит узнал прежнего Хетеса. Невольно сжав кулаки, Тамит коротко произнес:

– Я обещал тебя убить.

– Убить? – рассмеялся юноша. – За что? Неужели ты еще не забыл детские обиды?

– Дело не в этом. Помнишь Харую?

Хетес ответил внимательным взглядом.

– Да. И что?

– Ты предал ее. Солгал, будто это она тебя соблазнила!

Хетес усмехнулся.

– А что было делать? Я знал, что писец простит свою любимую наложницу, тогда как меня он мог бы отправить в тюрьму или убить.

Тамит гневно произнес сквозь зубы:

– Ты знаешь, что Харуя умерла? Повесилась в саду, в беседке?

Хетес изумленно вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

– Не хочешь ли ты сказать, что это я виноват в ее смерти!

– Хочу.

– Сразу видно, что ты еще не знаешь, что значит забавляться с женщиной! – небрежно произнес Хетес.

– Ты прав. Зато я знаю, что значит любить женщину.

– Ты говоришь о Тие? Ты все еще надеешься, что она будет твоей? Кстати, где она и что с ней?

– Отец выдал ее замуж за архитектора из Фив, – с болью признался юноша. – Мы с Тией пытались бежать, но нас настигли. Ее муж приказал своим слугам отправить меня сюда.

Хетес присвистнул.

– Ого! Анхор нашел‑ таки для своей птички золотую клетку! Не думаю, что тебе удастся вырвать ее оттуда.

Тамиту захотелось его ударить, но он сдержался. Он пришел сюда не за этим, к тому же сейчас Хетес был намного слабее. Что толку вышибать из него дух?

– На самом деле история с Харуей ничему меня не научила, – неожиданно признался Хетес. – Я спутался с женой лекаря, и нас застали вместе. Только эта девчонка свалила все на меня!

Тамит долго молчал, потом промолвил:

– Когда будут раздавать хлеб, я с тобой поделюсь.

– Брось! – небрежно проронил Хетес, закрывая глаза. – Так ты недолго протянешь. Подумай о себе.

– Вдвоем будет проще, – возразил юноша. – Надеюсь, нам удастся сбежать!

– Послушай, я никак не могу забыть украшение, которое однажды увидел у тебя на шее, – вдруг сказал Хетес. – Я сразу понял, что эта штука из чистого золота. Откуда она у тебя?

Поколебавшись, юноша рассказал правду. Пусть он недолюбливал Хетеса и не вполне ему доверял, сейчас они были товарищами по несчастью.

Когда Тамит умолк, сын лекаря Баты приподнял веки.

– Значит, ты родился не на болоте? Стало быть, ты не знаешь, кто ты?

– Не знаю, – с горечью подтвердил Тамит. – И, боюсь, никогда не смогу узнать.

– Сможешь, – уверенно произнес Хетес. – Если сумеешь попасть в Фивы. А где пектораль?

– Я отдал ее Тие.

Хетес удовлетворенно кивнул.

– Надеюсь, она сохранит украшение. Было бы хуже, если б оно попало в руки того сброда, который охраняет это проклятое место!

Тамит заметил, что этот заносчивый и насмешливый молодой человек смотрит на него по‑ другому, чем прежде: с невольным уважением и возрастающей надеждой.

Юноша оказался прав: вдвоем было гораздо легче переносить трудности. Во время работы они почти не разговаривали и все‑ таки чувство дружеского плеча помогало пережить день. По вечерам Тамит пробирался в каморку Хетеса, делился с ним хлебом, а после они пытались строить план побега.

Днем было не до размышлений. Едкий пот резал глаза, горло казалось пересохшим, как та земля, которую они топтали день ото дня, жаркий ветер хлестал по лицу, и воздух обжигал легкие. Порой Тамит едва не терял сознание от усталости, духоты и зноя, но даже в такие минуты юноша не позволял себе выпустить из рук инструмент и продолжал исступленно рубить известняк.

Случалось, он видел во сне Тию и вновь переживал рождение их любви. Вечерами он думал о девушке, вспоминал прошлое и отчаянно тосковал о несбывшемся счастье.

А потом Тамит познакомился с Джемет.

Однажды вечером, когда он брел в свою хижину и был не в силах поднять взор на багровое солнце, что исчезало за краем карьера, Хетес, который шел рядом, шепнул:

– Обрати внимание вон на ту девушку!

Тамит проследил за его взглядом. Девушка стояла возле навесов, под которыми готовили еду для рабов, и пристально смотрела в их сторону. Растрепанные волосы падали на плечи, темные глаза были прищурены, губы – полураскрыты, словно она хотела что‑ то сказать. Короткое платье на узких бретельках едва прикрывало загорелое тело невольницы.

Тамит и прежде видел этих несчастных: рабыни варили пищу для рабочих. С теми, кто помоложе, жили надсмотрщики.

Работавшие в карьере невольники не смели приближаться к: этим женщинам.

– Она не впервые так смотрит, – заметил Хетес. – Причем именно на тебя.

– Что ей нужно?

Молодой человек рассмеялся.

– Ты ей нравишься!

Тамит равнодушно пожал плечами, а Хетес промолвил:

– Она работает в кухне. Было бы неплохо свести с ней знакомство. Это могло бы поддержать наши силы!

– Ты привык использовать женщин, я – нет, – твердо произнес Тамит, на что Хетес ответил:

– И напрасно.

Над головой рдело вечернее небо. Лучи заката преображали и пейзаж, и лица людей. В прозрачном красноватом свете девушка показалась Тамиту красивой. Юноша встретился с ней взглядом, и она робко улыбнулась.

В этот вечер Тамит долго не спал и думал. Странно, что жизнь продолжается даже здесь! Даже здесь находится место желаниям, симпатии и мечтам. Он не мог заснуть и, когда надоело лежать, сел и принялся смотреть на небо.

Темнота. Тишина. Море звезд. Одних и тех же – над карьером, болотами, Фивами, Эффе. Наверное, когда‑ нибудь люди научатся слышать и видеть друг друга на расстоянии, а пока им остается с тоской и надеждой взирать на ночные светила, думая о том, что в этот же миг на них смотрит родной человек.

Когда в дверном проеме появился темный силуэт, юноша вздрогнул от неожиданности. Хетес?

Нет. Это была женщина, та самая молодая рабыня, которая улыбнулась ему, когда он возвращался с работы. На ней были чистое платье, дешевые браслеты и бусы. Она умылась, расчесала и красиво заплела волосы и уже не выглядела опустившимся, жалким существом. Рабыня неловко улыбалась, но в ее взгляде не было ни застенчивости, ни стыда.

В руках девушка держала кувшин. Она наклонила его, до краев наполнила чашку, которая стояла на полу, и протянула юноше. Тамит пригубил и покачал головой: он давно не пил такого хорошего пива!

Рабыня усмехнулась. Ее глаза ярко блестели в темноте.

– Не удивляйся! Это пиво для надсмотрщиков. Не для рабов.

– Я не раб, – сказал Тамит.

– Я вижу, – серьезно произнесла девушка.

Юноша смутился.

– А ты?

– Я рабыня, – призналась она и добавила: – Меня зовут Джемет.

– Зачем ты пришла?

Очевидно, он задал глупый вопрос, потому что девушка нахмурилась.

– Хочу с тобой познакомиться. Как твое имя?

– Тамит.

– За что тебя сослали сюда?

– Ни за что, – твердо произнес Тамит, – я пострадал безвинно.

– Все так говорят, – усмехнулась Джемет.

– А ты?

Лицо девушки сделалось жестким. Она присела на корточки и ответила:

– Я скажу тебе правду. Хозяин принуждал меня с ним спать. Когда об этом узнала его жена, она оттаскала меня за волосы. Ей я подсыпала средство, от которого засыпают навеки, ему – вонзила в грудь нож. К несчастью, оба выжили. Я думала убежать, но меня поймали и отправили в карьер.

Юноша потрясенно молчал. Тем временем Джемет осторожно поставила кувшин на земляной пол и сняла платье. Помимо воли Тамит не мог отвести взгляда от ее смуглого крепкого тела.

– Я давно на тебя смотрю, – призналась девушка. – Мне кажется, когда‑ то я видела тебя во сне. Нам не позволяют приходить в хижины невольников. Считается, что вы должны расходовать силы только в работе. А мы – делить ложе только с надсмотрщиками. Если меня здесь найдут, то сурово накажут.

Опомнившись, юноша сделал шаг назад. В глазах Джемет вспыхнула досада.

– Чего ты боишься?

– Я не боюсь, – прошептал Тамит, судорожно сжимая пальцы. – Просто я люблю одну девушку, а другие меня не интересуют.

– Где эта девушка? – осведомилась Джемет.

– Далеко отсюда. Но это не имеет значения.

Наступила пауза, во время которой Тамит с тоской думал о том, что напрасно себя обманывает. Между Мерибом и Тией давно случилось то, что обычно происходит между мужем и женой, тогда как ему только и остается жить мыслями о несбывшихся мечтах.

– Я не собираюсь разбивать с тобой кувшин! – с обидой произнесла молодая рабыня. – Я просто хотела доставить тебе удовольствие.

Джемет в гневе пнула чашку и направилась к выходу.

– Постой! – нерешительно окликнул юноша.

Она остановилась, повернулась и замерла, прижимая платье к груди. За ее спиной висел полог черного неба с серебристыми блестками звезд и возвышалась стена глухого мертвого камня, преграждавшего путь к свободе.

Тамит не отрываясь смотрел на девушку. Возможно, он никогда не увидит Тию. Быть может, завтра ему суждено умереть!

Вопреки ожиданиям их объятия не были нежными. Они были яростными, жгучими, полными отчаяния. Да и само ложе – кучка грязного тряпья и соломы на земляном полу – не располагало к изысканным ласкам.

Джемет предавалась любви раскованно и безоглядно. Она обхватила ногами тело юноши и не пыталась сдержать стонов. За стеной слышалась возня потревоженных непривычными звуками рабочих. Наверное, кто‑ то из них мог рассказать надсмотрщикам о том, что происходило в каморке Тамита, но Джемет об этом не думала. Потому что влюбилась. Безудержно, отчаянно, вопреки всему. Вопреки жестокости, безнадежности и смерти, что царила вокруг, что постоянно дышала в спину.

Тамит не знал, что сказать девушке, когда они разомкнули объятия. Юноша получил удовлетворение и вместе с тем был охвачен разочарованием. Теперь он понимал, что значит обладать женщиной. Но это была не Тия. Не Тия.

На прощание Джемет сунула ему сверток. Там были хлеб и лук.

Тамит смутился.

– Не надо!

– Возьми! – настойчиво произнесла девушка. – Это поможет тебе и твоему приятелю.

Юноша в волнении сжал ее руку.

– Скажи, отсюда можно сбежать?

Джемет удивилась.

– Не знаю. Если и да, то куда?

– В тот мир, что находится между небом и этой пропастью!

Джемет озадаченно молчала, потом спросила, глядя ему в глаза:

– Ты хочешь, чтобы я приходила к тебе?

Юноша ненадолго задумался. Наверное, таким образом он предавал Тию, но сейчас это было неважно. Он понимал, что отказ жестоко обидит Джемет, потому ответил:

– Приходи. Только будь осторожна.

– Береги себя, – сказала она и нежно провела ладонью по его щеке.

Наутро Хетес поглядывал на юношу с насмешкой и время от времени отпускал ехидные замечания. Тамит отказался отвечать на расспросы, зато поделился с ним хлебом, который оставила Джемет.

– Я был прав, когда говорил, что от знакомства с этой рабыней будет польза! – шепнул Хетес. – И не только для тебя, хотя ты получаешь двойную выгоду!

– Если мы придумаем, как убежать, нам надо взять Джемет с собой, – заявил Тамит.

Хетес едва не поперхнулся от возмущения.

– Зачем ее брать?! Потому что ты с ней переспал? Да у тебя будет сотня таких девчонок!

– Я не могу оставить ее в этом гибельном месте, среди мертвого камня и безжалостных надсмотрщиков.

– Ненавижу этих тварей! – пробормотал Хетес. – А они, должно быть, счастливы!

– Счастливы? – удивился Тамит. – Почему?

– Потому что распоряжаются чужими жизнями.

– Разве это предел мечтаний человека?

Хетес усмехнулся.

– Большинства из людей.

Неподалеку появился охранник, и они принялись усердно рубить известняк. Вскоре раб, работавший рядом с ними – он был уже немолод и выглядел изможденным, – упал на колени. Надсмотрщик подбежал к невольнику и хлестнул его плетью, а затем пнул ногой.

Хетес равнодушно покосился в сторону несчастного и продолжил работать, зато Тамит выпрямился и замер, сжимая в руках инструмент. Раб показался ему похожим на отца, на Шеду, которого Тамит никогда бы не позволил обидеть.

– Оставь его!

Голос прозвучал властно, веско и грозно, как не звучал еще никогда.

Надсмотрщик обернулся, и удар плети рассек кожу Тамита. Юношу охватило желание вцепиться обидчику в горло, растерзать, задушить его. Отомстить за тех несчастных, которые не увидят завтрашний день. Тамит не успел ни о чем подумать, он просто нанес удар резцом. Надсмотрщик пошатнулся и на мгновение замер, словно забыв, что собирался сделать. Потом захрипел и упал. В ноздри Тамита ударил запах свежей крови. Последнее, что увидел юноша, были человеческие глаза, из которых стремительно уходила жизнь. А еще – испуганное, растерянное выражение лица поднявшегося на ноги раба и белое как мел лицо Хетеса.

К ним спешили надсмотрщики и охранники. В руках последних были щиты и копья. Тамит пытался сопротивляться, но его сбили с ног и ударили по голове – юноше почудилось, будто на него налетела гигантская черная птица, вцепилась когтями и потащила во тьму.

Когда он очнулся и снова увидел солнце, это не принесло ему радости, потому что именно солнце, великий прекрасный бог света, возрождающий все живое, должен был стать его убийцей. Тамит совершил тягчайшее, немыслимое для этих мест преступление, потому с ним решили поступить самым жестоким образом: привязали к высокому столбу, который врыли в центре карьера.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒