Борис фон Шмерцек 15 страница

– Мне очень жаль, Эммет, – вымолвила наконец Лара. – У Танаки был свидетель. Что бы ты сделал на моем месте?

Он не знал этого. Возможно, то же самое. Тем не менее ему было больно, что Лара его подозревала.

– Как нам теперь быть? – спросила Лара. – Я имею в виду похищенных людей. Должны ли мы оставлять все Интерполу?

Эммет подумал.

– Нет, – сказал он. – Полиция обязана придерживаться правил игры. Люди Ассада этого делать не будут. Если Интерпол направится туда большим отрядом, дело дойдет до схватки, в которой погибнет много полицейских.

– Но нас только двое. С Рейхан и Энтони будет четверо.

– Как раз это и может стать нашим преимуществом. Иногда небольшая партизанская группа действует эффективнее целой армии. Только нам нужно разработать правильную тактику.

Но несмотря на всю уверенность, Эммет прекрасно понимал, что им предстоит нелегкое дело.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда Том Танака и Юсуф Исхак нашли мусорный контейнер, который описала Лара. Лежавший в нем мужчина был связан по всем правилам искусства. Он обмочил штаны, но в остальном был абсолютно здоров. Хотя он отказывался давать какие‑ либо показания, но этим же вечером выяснилось, что полицейского убил действительно он. Ребенок, бывший свидетелем убийства, смог его опознать.

В понедельник утром, ровно к началу смены, Рейхан Абдалла переступила порог лаборатории. Она еще не оправилась от путешествия в Париж и вчерашней поездки автобусом из Джидды в Аль‑ Кудс, но не раскаивалась ни в чем. Она даже почувствовала себя исключительно находчивой и инициативной. Встреча с Ларой и Эмметом ее окрылила.

Выполнив обычные утренние дела, она решила навестить Энтони Нангалу, чтобы сообщить ему, что успешно справилась с порученной миссией. Однако его кровать в комнате отсутствовала.

Не успев задуматься над тем, что с ним случилось, она услышала за спиной чей‑ то голос:

– Мадемуазель Абдалла?

Она повернулась и оказалась лицом к лицу с мужчиной, которого никогда до этого не видела, но который почему‑ то показался ей знакомым.

– Мое имя – Леклерк, – сказал он. – Матс Леклерк. Мы еще не имели удовольствия познакомиться.

Он протянул ей руку, но при этом вовсе не казался любезным.

– Во дворце я отвечаю за безопасность. Не будете ли вы так любезны, последовать за мной в офис доктора Гольдмана?

Это был не вопрос, а приказ. Рейхан почувствовала, как у нее засосало под ложечкой.

– Само собой, разумеется, – сказала она и постаралась скрыть страх.

Чего хотел от нее доктор Гольдман? И почему послал за ней ответственного за безопасность, а не одного из своих ассистентов, как обычно?

Вопрос разъяснился уже через несколько минут.

– Очень приятно вас снова видеть, Рейхан, – сказал доктор Гольдман, как только она вошла в офис вслед за Леклерком. Поднявшись из‑ за письменного стола, он подошел к ней и поприветствовал, слегка кивнув. При этом на лице не отразилось никаких эмоций. – Как прошел ваш уик‑ энд?

– Прекрасно, – ответила она и нерешительно улыбнулась. – Слишком быстро пролетел, как всегда.

Гольдман оставался серьезным.

– Я слышал, что вы были в Париже.

– Откуда вы знаете?

Гольдман покосился на Леклерка.

– Я попросил его немного за вами понаблюдать, – объяснил он. – В пятницу вы выглядели довольно‑ таки усталой. К тому же этот шок от нового способа добычи свежих натальных клеток… Я хотел убедиться, что с вами все в порядке.

Ей стало ясно, что Гольдман по‑ прежнему ей не доверяет. И хотя Рейхан надеялась, что ее благоразумное поведение несколько успокоило его, она предполагала, что за ней может быть установлена слежка.

– Я знаю, что в Париже вы встретились с женщиной, и меня интересует, кто она, – сказал Гольдман, нахмурив брови. – Вообще меня интересует, что вы делали в Париже.

Рейхан кивнула. На случай, если бы ей пришлось оправдываться, она уже подготовила заранее одну историю.

– Вы правы, – ответила она доктору Гольдману. – Несмотря на то что почти все последние двенадцать месяцев я провела исключительно в постели, в настоящее время я чувствую себя не очень хорошо. Я чувствую, как понемногу, с каждым днем иссякают мои силы.

Слезы навернулись ей на глаза. Даже не пришлось притворяться.

– В пятницу я подслушала часть вашего разговора с шейхом Ассадом, – призналась она. – Вы говорили о том, что моя болезнь не поддается вашей терапии. Поэтому в уик‑ энд я полетела в Париж. Я хотела исполнить мечту юности, хотя бы раз в жизни увидеть город, Лувр, старых мастеров – пусть даже совсем недолго.

– А та женщина в музее?

– Случайное знакомство. Я ее не знала. Она заинтересовалась одной из картин, и по этому поводу у нас завязалась беседа.

Леклерк и доктор Гольдман хотели знать подробности, и Рейхан пришлось безбожно врать дальше. Что женщина – искусствовед. Что из Парижа она собиралась отправиться в Мекку с промежуточной остановкой в Джидде. И о том, что она пригласила Рейхан выпить чашечку кофе в отеле.

Так продолжалось довольно долго. На каждый вопрос Рейхан давала уверенный ответ. Наконец оба мужчины, кажется, остались довольны.

– Пожалуйста, извините меня, – сказал доктор Гольдман, пожимая ей в конце беседы руку и явно стараясь снова расположить ее к себе. – Я должен был больше вам доверять. Но груз ответственности – нелегкая ноша.

– Вы не должны просить у меня прощения.

– Должен. Еще и потому, что дал вам напрасные надежды на выздоровление. Вероятность того, что моя терапия вам поможет, в действительности весьма незначительна. Тем не менее шанс есть. – Он твердо посмотрел ей в глаза. – Чтобы доказать серьезность моих слов, я предлагаю вам одной из первых пройти курс лечения. Что вы на это скажете?

Рейхан энергично затрясла головой, даже отступила на шаг, но Гольдман держал ее за руку.

– Что вы теряете? – Он говорил так убедительно, что его слова проникали до глубины души Рейхан. – История медицины изобилует случайными успехами. Никто не может с уверенностью сказать, как на ваш организм подействует терапия. Я тоже не могу. Но даже в худшем случае она вам не повредит. Вы можете только выиграть.

Его слова музыкой звучали в ее ушах. Симфония. Сладкий соблазн. Но когда Рейхан представила, что другие люди должны умереть, чтобы дать ей шанс на продление жизни, решение далось ей легко.

Кажется, Гольдман предвидел такой ответ, но, не желая довольствоваться им, одарил ее гипнотическим взглядом.

– По крайней мере, поразмыслите над моим предложением. Этим вы сделаете одолжение не только себе и своей семье, но и мне. Вы нравитесь мне.

Итак, он сказал это. Рейхан не знала, как ей реагировать. Прежде она относилась к этому мужчине с уважением. Но теперь, узнав его настоящее лицо, испытывала к нему лишь отвращение.

– Почему вы колеблетесь? – допытывался Гольдман. – Вы боитесь процедур? Напрасно, вы будете в хорошем обществе. Кроме Леклерка, шейха Ассада и трех других участников нашего проекта, я тоже собираюсь подвергнуться этой терапии. Начинаем уже завтра утром. Первый цикл назначен на восемь утра. Сразу после этого мы начинаем второй цикл. Так что спокойно все обдумайте. Если вы сегодня до вечера сообщите о своем решении, у нас еще будет достаточно времени для подготовки.

Он отпустил ее руку. У Рейхан возникло чувство, что комната вдруг начала вращаться вокруг нее.

Начинаем уже завтра утром.

Как это могло быть? Неужели она ослышалась, когда в пятницу Ассад и Гольдман говорили о сроках? Или они изменили планы? Но теперь это больше не играло никакой роли. Если терапия начиналась в восемь часов, процедура добычи свежих натальных клеток должна состояться в половине седьмого, на полтора часа раньше. Отсчет времени начался.

– Она лжет, – сухо констатировал Матс Леклерк, после того как Рейхан Абдалла покинула комнату.

– С чего вы взяли?

– Потому что в Лувре она встретилась не с какой‑ то неизвестной арабкой, а с весьма определенной особой – Дженнифер Уотсон. По крайней мере, под таким именем она зарегистрировалась в «Шератоне».

– Дженнифер Уотсон? Необычное для арабки имя, – заметил Гольдман. – Что в ней такого особенного?

– Она связана с аквалангистом, захватившим врасплох моих людей на «Харматтане».

Гольдман наморщил лоб. Он был блестящим ученым, но на то, что происходило вне стен лаборатории, обращал не слишком много внимания.

– Аквалангист не был убит на яхте, – пояснил ему Леклерк. – Я, хоть и понадеялся на это, на всякий случай оставил кое‑ кого понаблюдать в Акике. Мой человек проследил за незнакомцем до Джидды. Впрочем, у незнакомца есть имя – Брайан Фицджеральд. В Джидде он встретился с Дженнифер Уотсон. Я уверен, эта парочка что‑ то замышляет. Полагаю, что они шли по следу похищенных суданцев.

– Кто эти двое?

– Мы еще не знаем.

– Они связаны с Нангалой?

Леклерк покачал головой:

– Под действием «эликсира правды» он назвал дюжину имен. Фицджеральда и Уотсон среди них не было.

– Полицейские?

– Нет. С тех пор как они появились в Джидде, фараоны неотступно их преследуют. И чтобы все так и продолжалось, я велел Олафсону убить полицейского.

– Кто такой Олафсон?

– Один из моих парней. Имеет определенное внешнее сходство с Фицджеральдом. Я хотел, чтобы Фицджеральду и Уотсон из‑ за проблем с полицией пришлось отказаться от своих замыслов, а именно от поиска похищенных из Вад‑ Хашаби людей.

– План сработал?

– Да. Но за это время, кажется, что‑ то случилось. Ни вчера вечером, ни сегодня утром Олафсон не выходил на связь. Боюсь, что его молчание предвещает для нас трудности.

– Почему вы не приказали сразу убить этих двоих?

Укоризненный тон спровоцировал Леклерка.

– Я думал, это очевидно, – злобно ответил он. – За обоими следит Интерпол. Их убийство может направить око закона на нас. Не думаю, что это понравилось бы шейху Ассаду.

Лицо Гольдмана омрачилось.

– Где сейчас Фицджеральд и Уотсон? По‑ прежнему в Джидде?

– Так как Олафсон не доложил, об этом можно только догадываться. Возможно, еще в Джидде, но, может быть, и уже на пути сюда.

– С Интерполом на хвосте.

– Возможно. Но у Интерпола против нас до сих пор ничего нет, иначе мы давно уже сидели бы за решеткой.

– И все‑ таки это мне не нравится.

Леклерк воздержался от комментариев. Интерпол не был проблемой. Без весомых улик полиция ничего не могла против них предпринять. В большей степени его беспокоили Дженнифер Уотсон и Брайан Фицджеральд. Он о них практически ничего не знал. Но так как у них был контакт с Рейхан Абдаллой, стоило опасаться, что они знали существенно больше, чем следовало. С другой стороны, что эти двое могли сделать против прекрасно обученных и до зубов вооруженных наемных войск?

– В случае если они действительно появятся здесь, будет достаточно возможностей их ликвидировать, – сказал Леклерк. – Правда, было бы неплохо узнать побольше об их планах. Позвольте мне еще раз поговорить с мадемуазель Абдаллой.

– Ваши методы мне известны! – возразил Гольдман. – Но пока я не дам вам конкретного согласия, не сметь даже прикасаться к этой женщине, понятно? Иначе во время вашей терапии может случиться маленькая ошибка.

Леклерк скрипнул зубами от злости, но ничего не сказал.

– Как я вижу, мы поняли друг друга, – заметил Гольдман. – Тем не менее я согласен с вами. Мы должны заставить говорить мадемуазель Абдаллу. Но я не хочу, чтобы к ней применяли силу.

Он подумал некоторое время. Потом сказал:

– Доставьте сюда ее сына.

Витаминные растворы и гормональные инъекции приготовлены, лаборатории убраны и приборы проверены. Любая случайность должна быть исключена.

Доктор Гольдман был уверен, что первая фаза терапии – курс омоложения – пройдет без всяких осложнений. Но во второй фазе возникали некоторые трудности. Если выполнять все процедуры с необходимой точностью, то здесь тоже не предвиделось никаких существенных проблем. Однако малейшая ошибка могла повлечь ужасные последствия для каждого пациента. Поэтому доктор Гольдман хотел провести генеральную репетицию на сенаторе Блумфилде и Энтони Нангале.

Энтони Нангала лежал пристегнутый на операционном столе и мечтал наконец очнуться от кошмарного сна. Рядом с ним стоял доктор Гольдман с двумя ассистентами по бокам. Черт в белом со своими помощниками.

– Пока никаких признаков омоложения, – пробормотал Гольдман, рассматривая вблизи лицо Нангалы. – Но это ничего не значит. Снижение температуры тела вызывает замедление всех биохимических реакций, а также процессов регенерации. Подождем еще несколько дней. Я уверен, тогда мы увидим первые результаты.

Он выпрямился.

– Тем не менее мы уже сегодня можем приступить ко второй фазе. Ее целью является сохранение способности клеток к делению. Другими словами, речь идет о том, чтобы на длительный срок задержать процесс старения.

Он сделал паузу.

– Я вижу, вы спрашиваете себя, как мы хотим это осуществить. Вы все еще думаете, что моя идея – лишь игра воображения, не так ли? Но я вынужден вас разочаровать. Долголетие – или даже бессмертие – вовсе не сказка, а действительность. Более того, оно уже существует под маской самой страшной болезни, которая когда‑ нибудь поражала человечество, – рака.

– Я не понимаю, куда вы клоните, – сказал Нангала.

– Раковые клетки по своей природе бессмертны, – поучительно продолжал Гольдман. – Они могут делиться неограниченное число раз, и именно это делает их раковыми клетками. Тем не менее их деление бесконтрольно, так что запущенные опухоли в большинстве случаев становятся угрозой для жизни.

Нангала все еще не мог понять смысл его слов. Но у него возникло предчувствие, что все это не к добру.

– Собственно говоря, во второй фазе моей терапии я меняю смертельные свойства раковых клеток на противоположные. Парадокс, не правда ли? Я делаю рак эликсиром жизни, – продолжал Гольдман.

Оба его ассистента стали одновременно замешивать какую‑ то субстанцию.

Нангала почувствовал, как его охватила паника.

– Что вы собираетесь со мной делать? – сдавленным голосом спросил он.

– Мы вам введем содержащиеся в клетках возбудители рака, – объяснял ученый, как будто речь шла о простой вакцинации. – Этот возбудитель является разновидностью вируса Эпштейна – Барра, единственного выявленного вируса – возбудителя раковых изменений. Мы его несколько модифицировали. Сейчас он действует не только быстрее, но и эффективнее. Он поражает весь организм в течение нескольких дней и вызывает рак.

У Нангалы ком в горле застрял.

– Вы хотите меня убить, – выдавил он из себя.

– Вовсе нет. Через неделю вирус примется за свою работу. Затем мы подвергнем вас частотной терапии. При искусственно вызванном раке это вполне надежный метод лечения. Кроме того, он убивает вирус. Другими словами, вы полностью вылечитесь – при условии, что лечение будет проводиться правильно. Только не волнуйтесь. У нас вы находитесь в хороших руках. Наш вирус рака подарит вам долгую, очень долгую жизнь.

Раздался стук, и в двери показалась голова коротко остриженного блондина.

– Я привел мальчика, – сказал он.

Гольдман кивнул:

– Где он?

– В комнате рядом с вашим офисом. Я успокоил его, дав снотворное.

– Отлично. Передайте мадемуазель Абдалле, что через полчаса я хотел бы еще раз с нею поговорить.

Затем он снова обратился к Энтони Нангале.

– Итак, приступим, – сказал он и взял протянутый ассистентом шприц.

Жидкость в нем была кроваво‑ красного цвета.

Отель «Байбар» в Аль‑ Кудсе располагался всего лишь в ста метрах от дворца шейха Ассада. Из окна своей комнаты на пятом этаже Лара могла увидеть зубчатые стены крепости.

Она вздохнула и задумалась, удастся ли им на самом деле освободить пленников. Позади нее сидел за столом Эммет и в который раз изучал планы дворцового комплекса. Он больше не казался уверенным в успехе своего предприятия, хотя и не хотел в этом открыто признаться.

«Возможно, он все еще обижен на то, что я сотрудничала с Интерполом», – подумала Лара. После ее признания их отношения стали натянутыми.

Она услышала шорох в прихожей, затем голос:

– Вы дома? Это я – Рейхан. Откройте!

Лара открыла. Перед нею стояла Рейхан Абдалла. Она была крайне расстроена. Остановившийся взгляд, красные глаза, похоже, что она плакала. Женщина походила на затравленное животное.

– Входите, – сказала Лара и прямо‑ таки втащила Рейхан в комнату. – Что случилось?

Всхлипывая, она поведала о своем горе. Гольдман схватил ее сына и использовал как средство шантажа, желая заставить ее сотрудничать. Под его давлением она была вынуждена рассказать, что Эммет и Лара собираются проникнуть во дворец и освободить пленников.

– Он считает, что вы собираетесь нанести удар в среду, как мы это планировали, – сказала она. – Между тем я узнала, что Гольдман и другие уже завтра утром хотят начать курс терапии. Следовательно, им тогда же будут введены свежие натальные клетки. Это значит, мы должны перенести нашу операцию на более ранний срок.

Эммет провел рукой по лицу:

– Тогда у нас почти не остается времени для подготовки.

– Другого выбора нет.

– Вы правы, – кивнул Эммет. – Мы должны сделать все, что в наших силах. – Он бросил взгляд на часы. – Чтобы использовать хоть один шанс на освобождение пленников, необходимо действовать слаженной командой. Нам понадобится точный план‑ график действий. Сколько времени вы можете здесь оставаться?

– В данный момент я свободна, потому что закончила смену, но Гольдман приказал караулить мою квартиру. Чтобы прийти к вам, мне пришлось выбираться через заднее окно. Обратно мне придется вернуться тем же путем, иначе беда. – Она помолчала, прикидывая в уме. – Моя ночная смена начинается в двадцать часов. За час до начала я должна быть снова в своей квартире. Чтобы добраться до нее, мне необходимо почти тридцать минут. Это значит, что я располагаю временем до половины седьмого.

– Значит, у нас еще три часа, – констатировал Эммет. – Недостаточно, но должно хватить. С этого момента будем действовать спонтанно.

Ровно к началу смены Рейхан Абдалла снова была в лаборатории. Когда она думала о том, как пройдет предстоящая ночь, сердце начинало бешено колотиться. Кроме того, беспокойство за маленького мальчика сводило ее с ума. Но она храбро справилась со своими страхами, внушив себе, что поступает единственно правильным образом.

Механически выполняя свою работу, в мыслях она снова и снова возвращалась к плану‑ графику действий. Через пять часов во дворце начнется настоящий фейерверк. До тех пор она должна еще кое‑ что разузнать. О том, что сын заперт в комнате рядом с офисом Гольдмана, она знала. Но не имела ни малейшего представления, где размещаются Энтони Нангала и суданцы.

В половине десятого она отпросилась на перерыв, якобы выпить кофе. Так как все остальные были заняты подготовкой к завтрашней операции, перед нею были безлюдные коридоры. Рейхан могла беспрепятственно оглядеться. Тем не менее в ее распоряжении было не слишком много времени, иначе кто‑ нибудь мог вскоре ее хватиться и заподозрить.

Вначале она принялась обследовать восточную часть здания. Она вспомнила, что раньше там размещались подопытные животные. Но с того момента, как она вновь приступила к работе, она практически не заглядывала в эту часть здания. Рейхан поспешила в конец коридора и открыла одну из дверей. Та была незапертой, как и большинство дверей в этой части лаборатории. Дворец так хорошо охранялся, что здесь, внизу, отказались от дополнительных мер предосторожности.

Перед Рейхан предстало хорошо знакомое помещение, уставленное застекленными ящиками, в которых беспорядочно сновали тысячи мышей. Писк животных звучал как щебет птиц. Несмотря на строгие инструкции по соблюдению гигиены, пахло пометом и мочой.

Следующая комната выглядела так же, только здесь подопытными животными были крысы. В другой комнате Рейхан натолкнулась на несколько устланных соломой вольеров, в которых содержались козы и овцы.

Затем следовали три помещения с шимпанзе. Большинство животных, находясь под действием наркоза, лежали в своих клетках. Укрепленные на головах электроды вели к каким‑ то измерительным приборам. Гудящие компьютеры анализировали данные. Рейхан невольно почувствовала сострадание к бедным животным.

Но самую ужасающую картину ей еще предстояло увидеть: по другую сторону коридора находились уже не экспериментальные лаборатории для животных, а большой зал, напоминавший военный госпиталь. Нет, скорее отделение реанимации и интенсивной терапии. По меньшей мере двадцать кроватей, на которых лежали старики, женщины и дети, неподвижные, словно мертвые, нашпигованные инфузионными трубками и все вместе присоединенные к целой батарее систем жизнеобеспечения. Смущенная и одновременно заинтересованная, Рейхан подошла поближе к одной из кроватей и увидела девочку, которой не было и десяти лет. Глаза ребенка были закрыты. Дыхание спокойное и ровное, в такт воздуходувке в стеклянном тубусе аппарата «сердце‑ легкие».

Рейхан долго смотрела на маленького чернокожего ангела. Затем присела на краешек кровати и ощутила непреодолимое желание подарить немного нежности этому невинному существу. Она осторожно прикоснулась к руке ребенка – и вздрогнула от неожиданности. Рука девочки была пятнистой и распухшей, пальцы усеяны безобразными желваками. Рейхан закусила нижнюю губу. Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы сдержаться и не расплакаться.

Она встала на подкашивающиеся ноги, чтобы рассмотреть следующего пациента, чернокожего мужчину преклонного возраста. Его руки были также обезображены, кроме того, несколько опухолей в форме картофеля покрывали лицо. Одна над левым глазом, одна на скуле и одна на подбородке. Женщина на кровати рядом выглядела не лучше. Рейхан зажала рукой рот и, нетвердо держась на ногах, направилась к выходу. Там она чуть не столкнулась с Мустилем Масуфом, коллегой, чья дочь болела синдромом Гетчинсона – Гилфорда. [21]

– О, Аллах, как ты меня испугала! – сказал он.

– Ты меня тоже, – пробормотала Рейхан, все еще пребывая в шоке от ужаса. – Что… что случилось с этими людьми?

Мустиль осторожно коснулся ее плеча:

– Очевидно, доктор Гольдман до сих пор тебе еще не объяснил, чем мы здесь занимаемся?

Она покачала головой.

– Ну, когда‑ нибудь ты все равно должна об этом узнать, так почему не теперь, – сказал Мустиль.

Он казался подавленным.

– На этих людях испытывалась вторая фаза терапии. Неудачно, как ты видишь. Деформации – это и есть пораженные опухолью места. Неизлечимые. Первые серии опытов вообще были сплошной катастрофой. Правда, вирус Эпштейна – Барра делал свою работу, но при последующей частотной терапии были проблемы. Это – последствия. – Он обвел взглядом зал. – Мы ввели этих людей в искусственную кому и поддерживаем их жизнь с помощью аппаратуры. Без аппарата «сердце – легкие» они уже давно умерли бы. Даже с аппаратурой случаются смертельные случаи – пятеро умерли только за последнюю неделю. Из‑ за высокой смертности Гольдман срочно перенес время начала терапии на более ранний срок.

Рейхан задрожала.

– Если для этих людей нет никакого лечения, зачем тогда поддерживать их жизнь? – спросила она.

– Я знаю, что это звучит ужасно, но их используют в качестве «организмов‑ хозяев». Наш модифицированный вирус Эпштейна – Барра до сих пор не удалось вывести в пробирке, он размножается только в человеческом теле. Из крови этих людей вирусологи производят препарат для второй фазы. Так сказать, эликсир жизни. Препараты для завтрашнего курса терапии были подготовлены сегодня в полдень.

Рейхан поспешила покинуть зал, так как ощутила подступившую тошноту. Эпштейн – Барр. Рак. Сколько людей доктор Гольдман обрек на такую ужасную участь? Вероятно, ему потребовались сотни подопытных. Где они?

Сожжены в доменной печи, содрогаясь, ответила себе самой Рейхан. Так делали раньше с трупами животных.

Одинокая слеза покатилась по щеке Рейхан.

Затем ею овладели ярость и отчаяние. Мысль, что Гольдман и его помощники причинили людям столько горя и за свою подлость еще будут вознаграждены чрезмерно длинной жизнью, казалась Рейхан невыносимой. Эти страдающие манией величия преступники должны быть наказаны. Но как, если закон не имел никакой власти в пределах дворца?

Рейхан бросилась в глаза табличка на двери: «Лаборатория вирусологии». У нее возникла одна мысль.

«И да простит меня Аллах, – подумала она. – Или благословит за это».

Она удостоверилась, что в коридоре никого нет, и незаметно проскользнула в дверь.

В половине первого Рейхан уже находилась на своем рабочем месте. С каждой секундой ее волнение возрастало. Через полчаса начнется операция по освобождению.

От Мустиля Масуфы она узнала, где размещались Энтони Нангала и суданцы.

Еще двадцать минут она продолжала работать в операционной, стараясь сосредоточиться. Затем настало время действовать. Без каких‑ либо объяснений она покинула коллег, сказав только, что скоро вернется назад. Но она не собиралась возвращаться. Она покинет этот дворец навсегда – и не одна.

Рейхан проскользнула по коридору к раздевалке и взяла из своего шкафчика полиэтиленовый пакет. Затем поспешила в комнату Энтони Нангалы. Он даже не повернул к ней голову, продолжая пристально глядеть в потолок.

– Я пришла сюда, чтобы освободить вас, – сказала она. – Что с вами? Вы совсем не рады?

Нангала фыркнул, в глазах поблескивала влага.

– Сегодня мне сделали инъекцию. Вирус, вызывающий рак. Только облучение электромагнитными волнами определенной частоты может меня излечить. Это значит, что, если я покину дворец, я умру.

На это Рейхан не рассчитывала. В отчаянии она схватила Нангалу за руку:

– Если вы не поможете мне, я не справлюсь. И тогда умрет гораздо больше людей. Уже сегодня ночью!

Нангала стиснул зубы. Рейхан видела, как ходят желваки на его лице. Она желала сказать ему что‑ нибудь утешительное, но ничего не приходило на ум.

– Я тоже скоро умру, – пробормотала она, сжимая его руку. – У меня СПИД. Моя последняя надежда, пусть она ничтожно мала, тоже заключалась в этой терапии. Но я увидела, что делает доктор Гольдман, чтобы достичь своей цели. Он идет по трупам, в самом прямом смысле слова. Мы должны спасти похищенных суданцев!

Нангала по‑ прежнему пустым взглядом пристально смотрел в потолок.

Рейхан посмотрела на свои часы:

– Поможете вы мне или нет? Вы должны решиться, Энтони. У нас осталось совсем мало времени. Через несколько минут мы должны быть готовы к выступлению.

Она чувствовала, что в мужчине что‑ то шевельнулось, что ее слова тронули его душу.

– Пожалуйста… Помогите мне! – снова обратилась она к нему с мольбой.

Прошли бесконечные секунды. Затем Энтони Нангала повернул к ней лицо и посмотрел в глаза.

– Чего вы еще ждете? – сказал он. – Снимите же наконец с меня эти чертовы оковы.

Снижение температуры тела и привнесенная острая вирусная инфекция повлияли на состояние Энтони Нангалы сильнее, чем он мог это заметить, лежа в кровати. Теперь, когда он впервые за много дней снова стоял на ногах, каждой косточкой он ощущал усталость. Но он понимал, что в этот момент не мог себе позволить слабости. И он стиснул зубы.

«Ты был однажды чемпионом в тяжелом весе! – взывал к нему внутренний голос. – Ты был Черным Торнадо! Покажи этим подлецам, что ты все еще владеешь своим искусством! И даже если ты чувствуешь себя еще таким слабым, ты должен выдержать! Ты справишься, ты не имеешь права сдаваться! »

– Как теперь будем действовать? – спросил он, растирая запястья.

– Во‑ первых, вы должны переодеться, – ответила Рейхан и протянула ему полиэтиленовый пакет. – Вещи моего мужа. Надеюсь, они вам подойдут.

Нангала быстро натянул джинсы и футболку, зашнуровал ботинки.

– Вначале нам нужно попасть в комнату, где хранятся ключи, – сказала Рейхан и открыла дверь. Она осторожно выглянула в коридор. – Путь свободен. Пошли!

Нангала следовал за нею подземным лабиринтом. Рейхан проскользнула в каморку, похожую на караульное помещение: мониторы слежения, телефон, зарешеченный шкаф с оружием. За столом сидел телохранитель с кобурой на поясе. Он многозначительно подмигнул Рейхан. Но когда он увидел Нангалу, лицо его сразу окаменело.

– Рейхан… что ты делаешь здесь с пленником?..

И не закончил фразу, так как в этот момент женщина вогнала ему шприц в плечо. Не успев подняться со стула, он осел на пол.

– Этого пока что вывели из строя, – пробормотала она.

Ключи хранились в жестяной коробке на стене. Энтони Нангала без труда ее вскрыл.

– «У‑ двенадцать» и «У‑ тридцать три»! – сказала Рейхан. – Эти ключи нам нужны. В «У‑ двенадцать» находятся суданцы. В «У‑ тридцать три» держат моего сына.

Она уже хотела снова выйти в коридор, как ее остановил Нангала. Показав глазами на шкаф с оружием, он спросил:

– Какой ключ подходит для него?

Когда они покинули караульное помещение, настенные часы показывали без трех минут час.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒