Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья



QUATRIÈME TABLEAU 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 4Следующая ⇒


DEUXIÈ ME TABLEAU Une porte Louis XV aux deux battants fermé s devant laquelle sont ré unis, chuchotants, les domestiques des Renaud. La cuisiniè re est accroupie et regarde par le trou dela serrure; les autres sont groupé s autour d’elle.   LA CUISINIÈ RE, aux autres. Attendez, attendez… Ils sont tous à le regarder comme une bê te curieuse. Le pauvre garç on ne sait plus où se mettre… LE CHAUFFEUR. Fais voir… LA CUISINIERE. Attends! Il s’est levé d’un coup. Il en a renversé sa tasse. Il a l’air d’en avoir assez de leurs questions… Voilà Monsieur Georges qui le prend à part dans la fenê tre. Il le tient par le bras, gentiment, comme si rien ne s’é tait passé … LE CHAUFFEUR. Eh ben! … JULIETTE. Ah! si vous l’aviez entendu, Monsieur Georges, quand il a dé couvert leurs lettres aprè s la guerre! … Il a pourtant l’air doux comme un mouton. Eh bien, je peux vous assurer que ç a bardait! LE VALET DE CHAMBRE. Tu veux que je te dise: il avait raison, cet homme. JULIETTE, furieuse. Comment! Il avait raison? Est-ce qu’on cherche des pouilles aux morts? C’est propre, toi, tu crois, de chercher des pouilles aux morts? LE VALET DE CHAMBRE. Les morts n’avaient qu’à pas commencer à nous faire cocus! JULIETTE. Ah! toi, depuis qu’on est marié s, tu n’as que ce mot-là à la bouche! C’est pas les morts qui vous font cocus. Ils en seraient bien empê ché s, les pauvres: c’est les vivants. Et les morts, ils n’ont rien à voir avec les histoires des vivants. LE VALET DE CHAMBRE. Tiens! ç a serait trop commode. Tu fais un cocu et, hop! ni vu ni connu, j’t’embrouille. Il suffit d’ê tre mort. JULIETTE. Eh ben! quoi, c’est quelque chose, d’ê tre mort! LE VALET DE CHAMBRE. Et d’ê tre cocu, donc! … JULIETTE. Oh! tu en parles trop, ç a finira par t’arriver. КАРТИНА ВТОРАЯ Плотно закрытая двухстворчатая дверь в стиле Людовика XV, перед ней толпятся и шушукаются слуги господ Рено. КУХАРКА, нагнувшись, подглядывает в замочную скважину; все прочие стоят рядом.   КУХАРКА (бросает остальным). Да подождите вы… Смотрят на него, как на диковинного зверя. Бедный малый не знает, куда руки девать. ШОФЕР. Дай поглядеть. КУХАРКА. Подожди! Вскочил со стула. Чашку опрокинул. Видать, обрыдли ему их вопросы… Мсье Жорж отводит его к окну. Держит его за руку так ласково, будто ничего и но было… ШОФЕР. Ну и что! ЖЮЛЬЕТТА. Ох, если бы вы только слышали, что было, когда мсье Жорж после войны нашел их письма!.. А теперь стал тихенький, что твой ягненок. Уж поверьте мне, было дело! ЛАКЕЙ. А я вот что тебе скажу — он был в своем праве. ЖЮЛЬЕТТА(зашлась от злости). Как это в своем праве? Еще чего? Где же это видано, чтобы мертвых попрекать? Значит, по-твоему, честно мертвых попрекать? ЛАКЕЙ. Ну и поделом этим мертвецам! Зачем нам рога наставляли! ЖЮЛЬЕТТА. Уж молчал бы, а то заладил свое! Ведь с первого дня, как мы с тобой поженились, одно и то же твердишь. Да не мертвые вам рога наставляют, а живые. Они, бедняги, и рады бы, да только как? А вот живые — другое дело. Вы, живые, на мертвых не валите, они тут ни при чем. ЛАКЕЙ. Здорово ловко получается. Наставишь рога, а сам ни сном, ни духом — попробуй поймай. А у него только и заслуги-то что мертвый. ЖЮЛЬЕТТА. Ну не говори, быть мертвым тоже не сахар! ЛАКЕЙ. И рогачом тоже!.. ЖЮЛЬЕТТА. Уж больно ты разговорился, смотри не накликай!
LA CUISINIÈ RE, poussé e par le chauffeur. Attends, attends. Ils vont tous au fond maintenant. Ils lui montrent des photographies… Cé dant sa place. Bah! avec les serrures d’autrefois on y voyait, mais avec ces serrures modernes… c’est bien simple: on se tire les yeux. LE CHAUFFEUR, penché à son tour. C’est lui! C’est lui! Je reconnais sa sale gueule à ce petit salaud-là ! JULIETTE. Dis donc, pourquoi tu dis ç a, toi? Ferme-la toi-mê me, ta sale gueule! LE VALET DE CHAMBRE. Et pourquoi tu le dé fends, toi? Tu ne peux pas faire romme les autres? JULIETTE. Moi, je l’aimais bien, Monsieur Jacques. Qu’est-ce que tu peux en dire, toi? tu ne l’as pas connu. Moi, je l’aimais bien. LE VALET DE CHAMBRE. Et puis aprè s? C’é tait ton patron. Tu lui cirais ses chaussures. JULIETTE. Et puis je l’aimais bien, quoi! Ç a a rien à voir. LE VALET DE CHAMBRE. Ouais! comme son frè re… une belle vache! LE CHAUFFEUR, cé dant la place à Juliette. Pire, mon vieux, pire! Ah! ce qu’il a pu me faire poireauter jusqu’à des quatre heures du matin devant des bistrots… Et au petit jour, quand tu é tais gelé, ç a sortait de là congestionné, reniflant le vin à trois mè tres, et ç a venait vomir sur les coussins de la voiture… Ah! le salaud! LA CUISINIÈ RE. Tu peux le dire… Combien de fois je me suis mis les mains dedans, moi qui te parle! Et ç a avait dix-huit ans. LE CHAUFFEUR. Et pour é trennes des engueulades! LA CUISINIÈ RE. Et des brutalité s! Tu te souviens, à cette é poque, il y avait un petit gâ te-sauce aux cuisines. Chaque fois qu’il le voyait, le malheureux, c’é tait pour lui frotter les oreilles ou le botter. КУХАРКА(ее теснит от замочной скважины шофер). Постой-постой… Отошли в сторону. Показывают фотографии… (Отходит от двери. ) Вот уж пошли нынче замочные скважины, все глаза сломаешь. Не то что прежние. ШОФЕР(нагнувшись к замочной скважине). Да это он, он! Ну прямо сразу его мерзкую рожу узнал, ох ты, мерзавец! ЖЮЛЬЕТТА. Почему ты так говоришь, скажи, почему? У тебя у самого рожа мерзкая! ЛАКЕЙ. А ты почему его защищаешь? Видишь, как другие к нему относятся? ЖЮЛЬЕТТА. Я мсье Жака любила… и сильно. Ты-то чего лезешь? Ведь ты его не знал. А я его любила. ЛАКЕЙ. Ну так что же? Он твоим хозяином был. Ты ему ботинки чистила. ЖЮЛЬЕТТА. И все-таки его любила! При чем тут ботинки? ЛАКЕЙ. Ух ты, вылитый брат… тоже мне дрянь! ШОФЕР(уступая место Жюльетте). Какое там — брат! Хуже, куда хуже. Эх, как же он меня манежил; бывало, до четырех часов утра перед кабаками торчишь… А на рассвете, ккогда ты как собака промерз, выходит, видите ли, морда красная, винищем за три метра разит… да еще заблюет тебе всю машину… У, сволочь! КУХАРКА. Верно говоришь… Я сама за ним сколько грязи вывезла, уж поверь мне на слово! И это в восемнадцать-то лет! ШОФЕР. А вместо благодарности еще облает! КУХАРКА. А уж скот, прости господи! Помнишь, тогда у нас на кухне был поваренок. Так ведь каждый раз, как увидит беднягу, или его за ухо дернет, или даст в зад пинка.
LE CHAUFFEUR. Et sans motif! Un vrai petit salaud, voilà ce que c’é tait. Et, quand on a appris qu’il s’é tait fait casser la gueule en 1918, on n’est pas plus mé chants que les autres, mais on a dit que c’é tait bien fait. LE MAÎ TRE D’HÔ TEL. Allons, allons, maintenant, il faut s’en aller. LE CHAUFFEUR. Mais enfin, quoi! … Vous n'ê tes pas de notre avis, vous, Monsieur Jules? LE MAÎ TRE D’HÔ TEL. Je pourrais en dire plus que vous, allez! … J’ai é couté leurs scè nes à table. J’é tais mê me là quand il a levé la main sur Madame. LA CUISINIÈ RE. Sur sa mè re! … A dix-huit ans! … LE MAÎ TRE D’HÔ TEL. Et les petites histoires avec Madame Valentine, je les connais, je puis dire, dans leurs dé tails… LE CHAUFFEUR. Ben, permettez-moi de vous dire que vous ê tes bien bon d’avoir fermé les yeux, Monsieur Jules… LE MAÎ TRE D’HÔ TEL. Les histoires des maî tres sont les histoires des maî tres… LE CHAUFFEUR. Oui, mais avec un petit coco pareil… Fais voir un peu que je le regarde encore. JULIETTE, cé dant sa place. Ah! c’est lui, c’est lui, j’en suis sû re… Monsieur Jacques! C’é tait un beau gars, tu sais, à cette é poque. Un vrai beau gars. Et distingué ! LE VALET DE CHAMBRE. Laisse donc, il y en a d’autres des beaux gars, et des plus jeunes! JULIETTE. C’est vrai. Vingt ans bientô t. C’est quelque chose. Tu crois qu’il me trouvera trè s changé e? LE VALET DE CHAMBRE. Qu’est-ce que ç a peut te faire? JULIETTE. Ben, rien… LE VALET DE CHAMBRE, aprè s ré flexion, tandis que les autres domestiques font des mines derriè re son dos. Dis donc, toi… Pourquoi que tu soupires depuis que tu sais qu’il va peut-ê tre revenir? JULIETTE. Moi? pour rien. Les autres rigolent. ШОФЕР. И хоть бы за дело, а то ведь зря! Чистая сволочь был. Мы, что же, люди не злые, а когда узнали в восемнадцатом, что его ухлопали, все так и говорили, правильно, мол. МЕТРДОТЕЛЬ. Да хватит вам, пора идти. ШОФЕР. Куда торопиться-то! А разве вы с нами не согласны, мсье Жюль? МЕТРДОТЕЛЬ. Да я бы еще такое мог порассказать, побольше вашего!.. Сам слышал, какие у них за столом баталии происходили. Он ведь при мне на мадам руку поднял… КУХАРКА. Это на мать-то родную!.. И в восемнадцать лет!.. МЕТРДОТЕЛЬ. А их шашни с мадам Валентиной я все знаю, можно сказать, в самых подробностях… ШОФЕР. Разрешите заметить, что вы здорово на все глаза закрывали, мсье Жюль! МЕТРДОТЕЛЬ. Хозяева, они и есть хозяева, чего в их дела мешаться… ШОФЕР. Да, но с таким типчиком… Пусти, дай еще посмотреть…. ЖЮЛЬЕТТА(отходя). Ох, это он, уверена, что он… мсье Жак! А какой он в то время был красавец! Настоящий красавец! А уж изящный!.. ЛАКЕЙ. Да брось ты, есть парни покрасивее, да и помоложе! ЖЮЛЬЕТТА. Верно. Ведь почти двадцать лет прошло. А это не шутка. Интересно, что-то он скажет про меня — здорово изменилась я или нет? ЛАКЕЙ. А тебе-то что? ЖЮЛЬЕТТА. Да так, ничего… ЛАКЕЙ(после минутного размышления, пока другие слуги пересмеиваются за его спиной). Скажи-ка… Почему это ты все вздыхаешь с тех пор, как узнала, что он возвращается? ЖЮЛЬЕТТА. Да нипочему. Слуги хихикают.
  LE VALET DE CHAMBRE. Pourquoi que tu t’arranges dans la glace et que tu demandes si t’as changé ? JULIETTE. Moi? LE VALET DE CHAMBRE. Quel â ge t’avais quand il est parti à la guerre? JULIETTE. Quinze ans. LE VALET DE CHAMBRE. Le facteur, c’é tait ton premier? JULIETTE. Puisque je t’ai mê me dit qu’il m’avait bâ illonné e et fait prendre des somnifè res… Les autres rigolent. LE VALET DE CHAMBRE. Tu es sû re que c'é tait ton vrai premier? JULIETTE. Tiens! cette question. C’est des choses qu’une fille se rappelle. Mê me qu’il avait pris le temps de poser sa boî te, cette brute-là, et que toutes ses lettres é taient tombé es dans la cuisine… LE CHAUFFEUR, toujours à la serrure. La Valentine, elle ne le quitte pas des yeux… Je vous parie bien que, s’il reste ici, le pè re Georges se paie une seconde paire de cornes avec son propre frangin! LE MAÎ TRE D’HÔ TEL, prenant sa place. C’est dé goû tant. LE CHAUFFEUR. Si c’est comme ç a qu’il les aime, M’sieur Jules… Ils rigolent. LE VALET DE CHAMBRE. Ils me font rigoler avec leur « mné sie », moi! Tu penses que si ce gars-là, c’é tait sa famille, il les aurait reconnus depuis ce matin. Y a pas de « mné sie » qui tienne. LA CUISINIÈ RE. Pas sû r, mon petit, pas sû r. Moi qui te parle, il y a des fois où je suis incapable de me rappeler si j’ai dé jà salé mes sauces. LE VALET DE CHAMBRE. Mais… une famille!   ЛАКЕЙ. А почему ты все время перед зеркалом прихорашиваешься и спрашиваешь — изменилась, не изменилась? ЖЮЛЬЕТТА. Я? ЛАКЕЙ. Сколько тебе было лет, когда он на войну пошел? ЖЮЛЬЕТТА. Пятнадцать. ЛАКЕЙ. Почтальон у тебя первым был? ЖЮЛЬЕТТА. Ведь я же тебе говорила, что он мне в рот кляп засунул и снотворного дал… Слуги хихикают. ЛАКЕЙ. Ты уверена, что он был у тебя первым? ЖЮЛЬЕТТА. Чего спрашиваешь-то? Такие вещи девушки помнят. Помню даже, что этот грубиян успел бросить свою сумку, и все письма по полу в кухне разлетелись… ШОФЕР(у замочной скважины). А Валентина-то, Валентина, так его глазами и ест… Ей-богу, если он останется здесь, дядюшка Жорж схлопочет вторую пару рогов от собственного брательника! МЕТРДОТЕЛЬ(становясь на его место). Мерзость-то какая!.. ШОФЕР. Ничего не поделаешь, мсье Жюль, уж такой он у нас любитель… Хохочут. ЛАКЕЙ. Просто смех берет с ихним беспамятством… Если бы малый был здешний, он бы их уже давно признал. Такой же он «беспамятный», как ты. КУХАРКА. Не знаю, голубок, не знаю. Иной раз сама не помню, посолила я уже соус или нет, а ты говоришь! ЛАКЕЙ. Да ведь семья, не что-нибудь!
LA CUISINIÈ RE. Oh! pour ce qu’il s’y inté ressait, à sa iamille, ce petit vadrouilleur-là … LE MAÎ TRE D’HÔ TEL, à la serrure. Mais pour ê tre lui, c’est lui! J'y parierais ma tê te. LA CUISINIÈ RE. Mais puisqu’ils disent qu’il y a cinq autres familles qui ont les mê mes preuves! LE CHAUFFEUR. Vous voulez que je vous dise le fin mot de l’histoire, moi? C’est pas à souhaiter pour nous ni pour personne que ce petit salaud-là, il soit pas mort! … LA CUISINIERE. Ah! non, alors. JULIETTE. Je voudrais vous y voir, moi, à ê tre morts… LE MAÎ TRE D’HÔ TEL. Ç a, bien sû r, ç a n’est pas à souhaiter, mê me pour lui, allez! Parce que les vies commencé es comme ç a ne se terminent jamais bien. LE CHAUFFEUR. Et puis, s’il s’est mis à aimer la vie tranquille et sans complications dans son asile. Qu’est-ce qu’il a à apprendre, le frè re! … L’histoire avec le fils Grandchamp, l’histoire Valentine, l’histoire des cinq cent mille balles et toutes celles que nous ne connaissons pas… LE MAÎ TRE D’HÔ TEL. Ç a, bien sû r. J’aime mieux ê tre à ma place qu’à la sienne. LE VALET DE CHAMBRE, qui regarde par la serrure. Attention, les voilà qui se lè vent! Ils vont sortir par la porte du couloir. Les domestiques s’é gaillent. JULIETTE, en sortant. Monsieur Jacques, tout de mê me… LE VALET DE CHAMBRE, la suivant, mé fiant. Ben quoi? Monsieur Jacques? JULIETTE. Ben, rien. Ils sont sortis. LE RIDEAU TOMBE КУХАРКА. Нужен он семье, такой кутила, держи карман шире… МЕТРДОТЕЛЬ(у замочной скважины). Он это, он! Голову прозакладываю. КУХАРКА. Но ведь, говорят, что еще пять семейств представили доказательства. ШОФЕР. Вы все не о том, а я вам вот что скажу. И нам и всем другим вовсе ни к чему, чтобы этот мерзавец живым оказался! КУХАРКА. Да уж ясно. ЖЮЛЬЕТТА. Вот я бы на вас, на мертвых, поглядела… МЕТРДОТЕЛЬ. Да и ему самому этого не пожелаешь! Потому, раз человек так начал свою жизнь, к добру это все равно не приведет. ШОФЕР. А потом, он, может, там у себя в приюте привык жить спокойно, без всяких этих штучек… А теперь, браток, придется ему узнать многое!.. История с сыном Граншана, история с Валентиной, история с полмиллионом монет, а сколько нам еще всего неизвестно… МЕТРДОТЕЛЬ. Это уж наверняка. Я-то, поверь, не поменялся бы с ним местами. ЛАКЕЙ(подглядывая в скважину). Тихо вы, они встали! Идут к двери в коридор.     Слуги бросаются врассыпную.   ЖЮЛЬЕТТА(с порога). А все-таки мсье Жак… ЛАКЕЙ(идет за ней следом, подозрительно). Что все-таки? Что мсье Жак? ЖЮЛЬЕТТА. Да так, ничего. Уходят. ЗАНАВЕС

 

TROISIÈ ME TABLEAU La chambre de Jacques Renaud et les longs couloirs sombres de la vieille maison bourgeoise qui y aboutissent. D’un cô té un vestibule dallé ’où vient se terminer un large escalier de pierre à la rampe de fer forgé. Mme Renaud, Georges et Gaston apparaissent par l'escalier et traversent le vestibule. Mme RENAUD. Pardon, je vous pré cè de. Alors, ici, tu vois, c’est le couloir que tu prenais pour aller à ta chambre. Elle ouvre la porte. Et voici ta chambre. Ils sont entré s tous les trois dans la chambre. Oh! quelle né gligence! J’avais pourtant demandé qu’on ouvre ces persiennes… Elle les ouvre; la chambre est inondé e de lumiè re; elle est de pur style 1910. GASTON, regardant autour de lui. Ma chambre… Mme RENAUD. Tu avais voulu qu’elle soit dé coré e selon tes plans. Tu avais des goû ts tellement modernes! GASTON. J’ai l’air d’avoir aimé d’un amour exclusif les volubilis et les renoncules. GEORGES. Oh! tu é tais trè s audacieux, dé jà ! GASTON. C’est ce que je vois. Il avise un meuble ridicule. Qu’est-ce que c’est que cela? Un arbre sous la tempê te? GEORGES. Non, c’est un pupitre à musique. GASTON. J’é tais musicien? Mme RENAUD. Nous aurions voulu te faire apprendre le violon, mais tu n’as jamais accepté. Tu entrais dans des rages folles quand on voulait te contraindre à é tudier. Tu crevais tes instruments à coups de pied. Il n’y a que ce pupitre qui a ré sisté. КАРТИНА ТРЕТЬЯ Комната Жака Рено и ведущие к ней длинные темные коридоры, как обычно в старых буржуазных домах. Справа холл, вымощенный плиткой, из него ведет вниз широкая каменная, лестница с коваными чугунными перилами. Г-ЖА РЕНО, ЖОРЖ и ГАСТОН поднимаются по лестнице, пересекают холл.   Г-ЖА РЕНО. Простите, но я пройду первая. Вот видишь, коридор, по которому ты ходил в свою комнату. (Открывает дверь. ) А вот и твоя комната.   Все трое входят.     Ни на кого нельзя положиться! Ведь я просила открыть ставни. (Открывает ставни. )   В окно врывается яркий свет, комната обставлена в стиле 1910 года.   ГАСТОН(оглядывает комнату). Моя комната… Г-ЖА РЕНО. Ты тогда потребовал, чтобы ее обставили по твоим рисункам. У тебя были такие ультрасовременные вкусы! ГАСТОН. Очевидно, у меня было чрезмерное пристрастие к вьюнкам и лютикам… ЖОРЖ. Ты уже и тогда любил дерзать. ГАСТОН. Оно и видно. (Разглядывает нелепо-смехотворную мебель. ) А это что такое? Дерево, изогнутое бурей? ЖОРЖ. Нет, это пюпитр для нот. ГАСТОН. Значит, я был музыкант? Г-ЖА РЕНО. Нам очень хотелось, чтобы ты выучился играть на скрипке, но ты ни за что не соглашался. Когда мы пытались заставить тебя играть, на тебя находила бешеная ярость. Ты давил скрипки каблуком. Только один пюпитр уцелел.
GASTON sourit. Il a eu tort. Il va à un portrait. C’est lui? Mme RENAUD. Oui, c’est toi, à douze ans. GASTON. Je me voyais blond et timide. GEORGES. Tu é tais châ tain trè s foncé. Tu jouais au football toute la journé e, tu cassais tout. Mme RENAUD, lui montrant une grosse malle. Tiens, regarde ce que j’ai fait descendre du grenier… GASTON. Qu’est-ce que c’est? ma vieille malle? Mais vous allez finir par me faire croire que j’ai vé cu sous la Restauration… Mme RENAUD. Mais non, sot. C’est la malle de l’oncle Gustave et ce sont tes jouets. GASTON ouvre la malle. Mes jouets! … J’ai eu des jouets, moi aussi? C’est pourtant vrai, je ne savais plus que j’avais eu des jouets… Mmc RENAUD. Tiens, ta fronde. GASTON. Une fronde… Et cela n’a pas l’air d’une fronde pour rire… Mme RENAUD. En tuais-tu, des oiseaux, avec cela, mon Dieu’! Tu é tais un vrai monstre… Et tu sais, tu ne te contentais pas des oiseaux du jardin… J’avais une voliè re avec des oiseaux de prix; une fois, tu es entré dedans et tu les as tous abattus! GASTON. Les oiseaux? Des petits oiseaux? Mmc RENAUD. Oui, oui. GASTON. Quel â ge avais-je? Mme RENAUD. Sept ans, neuf ans peut-ê tre… GASTON secoue la tê te. Ce n’est pas moi. Mme RENAUD. Mais si, mais si… GASTON. Non. A sept ans, j’allais dans le jardin avec des mies de pain, au contraire, et j’appelais les moineaux pour qu’ils viennent picorer dans ma main. GEORGES. Les malheureux, mais tu leur aurais tordu le cou! Mme RENAUD. Et le chien auquel il a cassé la patte avec une pierre? GEORGES. Et la souris qu’il promenait au bout d’une ficelle? ГАСТОН(улыбаясь). И очень жаль. (Подходит к своему портрету. ) Это он? Г-ЖА РЕНО. Да, это ты. Тут тебе двенадцать лет. ГАСТОН. А я-то считал, что был блондином, застенчивым ребенком. ЖОРЖ. Ты был темный шатен. Целыми днями гонял в футбол, крушил все на своем пути. Г-ЖА РЕНО(показывает ему на большой чемодан). А ну, посмотри, что я велела принести с чердака… ГАСТОН. Что это такое? Мой старый чемодан? Но… если так пойдет дальше, я, чего доброго, поверю, что жил при Реставрации… Г-ЖА РЕНО. Да нет, глупенький. Это чемодан дяди Густава, а в нем твои игрушки. ГАСТОН(открывает чемодан). Мои игрушки!.. Значит, и у меня тоже были игрушки? Значит, это правда, а я и не знал, были ли у меня игрушки… Г-ЖА РЕНО. Смотри, вот твоя рогатка. ГАСТОН. Рогатка… И, по-моему, даже не слишком игрушечная… Г-ЖА РЕНО. Господи! Но ведь ты убивал из рогатки птиц! Ты был просто бич божий… И хоть бы стрелял в саду одних воробьев… Так нет, у меня была вольера с ценными породами птиц; в один прекрасный день ты пробрался в вольеру и перестрелял всех птичек! ГАСТОН. Птичек? Маленьких? Г-ЖА РЕНО. Ну да, маленьких. ГАСТОН. А сколько мне было лет? Г-ЖА РЕНО. Лет семь, может, девять… ГАСТОН(качает головой). Это не я. Г-ЖА РЕНО. Нет, ты, ты… ГАСТОН. Нет, в семь лет я выходил в сад с полной пригоршней крошек и скликал воробьев, чтобы они клевали хлеб с моей ладони. ЖОРЖ. Бедняги, да ты бы им всем шею свернул! Г-ЖА РЕНО. А собака, которой он перешиб камнем лапу? ЖОРЖ. А мышь, которой он привязал к хвосту нитку и таскал ее целый день?
Mme RENAUD. Et les é cureuils, plus tard, les belettes, les putois. En as-tu tué, mon Dieu, de ces petites bê tes! tu faisais empailler les plus belles; il y en a toute une collection là -haut, il faudra que je te les fasse descendre. Elle fouille dans la malle. Voilà tes couteaux, tes premiè res carabines… GASTON, fouillant aussi. Il n’y a pas de polichinelles, d’arche de Noé ? Mme RENAUD. Tout petit, tu n’as plus voulu que des jouets scientifiques. Voilà tes gyroscopes, tes é prouvettes, tes é lectroaimants, tes cornues, ta grue mé canique. GEORGES. Nous voulions faire de toi un brillant ingé nieur. GASTON pouffe. De moi? Mme RENAUD. Mais, ce qui te plasait le plus, c’é tait tes livres de gé ographie! Tu é tais d’ailleurs toujours premier en gé ographie… GEORGES. A dix ans, tu ré citais tes dé partements à l’envers! GASTON. A l’envers… Il est vrai que j’ai perdu la mé moire… J’ai Pourtant essayé de les ré apprendre à l’asile. Eh bien, mê me à l’endroit… Laissons cette malle à surprise. Je crois qu’elle ne nous apprendra rien. Je ne me vois pas du tout comme cela, enfant. Il a fermé la malle, il erre dans la piè ce, touche les objets, s’assoit dans les fauteuils. Il demande soudain. Il avait un ami, ce petit garç on? Un autre garç on qui ne le quittait pas et avec lequel il é changeait ses problè mes et ses timbres-poste? Mme RENAUD, volubile. Mais naturellement, naturellement. Tu avais beaucoup de camarades. Tu penses, avec le collè ge et le patronage! … GASTON. Oui, mais… pas les camarades. Un ami… Vous voyez, avant de vous demander quelles femmes ont é té les miennes… Mme RENAUD, choqué e. Oh! tu é tais si jeune, Jacques, quand tu es parti! GASTON sourit. Je vous le demanderai quand mê me… Mais, avant de vous demander cela, il me paraî t beaucoup plus urgent de vous demander quel ami a é té le mien. Mme RENAUD. Eh bien, mais tu pourras voir leurs photographies à tous sur les groupes du collè ge. Aprè s, il y a eu ceux avec lesquels tu sortais le soir… GASTON. Mais celui avec lequel je pré fé rais sortir, celui à qui je racontais tout? Mme RENAUD. Tu ne pré fé rais personne, tu sais. Elle a parlé vite, aprè s un coup d’œ il furtif à Georges. Gaston la regarde. Г-ЖА РЕНО. А белки, ласки, хорьки. Правда, это уже потом… Господи, сколько же ты поубивал этих несчастных зверушек! А из самых красивых велел делать чучела. Там, на чердаке, хранится целая коллекция… Надо бы велеть ее принести. (Роется в чемодане. ) Вот твои ножи, твои детские карабины… ГАСТОН(тоже роется в чемодане). Неужели у меня не было ни полишинелей, ни Ноева ковчега? Г-ЖА РЕНО. С самого раннего возраста ты требовал только механические игрушки. Вот твои волчки, твои пробирки, твои электромагниты, твои колбы, твоя механическая лебедка. ЖОРЖ. Мы мечтали сделать из тебя блестящего инженера. ГАСТОН(фыркнув). Из меня? Г-ЖА РЕНО. Но больше всего ты любил книги о путешествиях! Кстати, по географии ты всегда шел первым в классе… ЖОРЖ. Уже в десять лет ты мог перечислить все департаменты в обратном порядке. ГАСТОН. В обратном… Правда, я потерял память… Потом, в приюте, я пытался выучить их все заново… Но даже в обычном порядке не получалось… Оставим в покое этот чемодан с сюрпризами. Боюсь, что он нам не поможет. Совсем не таким я видел себя в детстве. (Закрывает чемодан, бродит по комнате, трогает различные предметы, садится по очереди во все кресла. И вдруг спрашивает. ) А был у него друг, у этого маленького мальчика? Другой мальчик, который никогда с ним не расставался и с которым он обменивался своими мыслями и марками? Г-ЖА РЕНО(скороговоркой). Ну конечно, у тебя было много приятелей. А как же иначе — ты же учился в коллеже! ГАСТОН. Да, но… не приятели. А друг… Вы сами видите, я сначала спросил не о женщинах, с которыми был близок, а о друге. Г-ЖА РЕНО(шокирована). Но ведь ты был совсем мальчиком, Жак, когда тебя призвали! ГАСТОН (улыбаясь). И все-таки я вас и об этом потом спрошу… Но сначала я спросил вас о друге, мне гораздо, гораздо важнее узнать у вас, какой у меня был друг. Г-ЖА РЕНО. Чудесно, ты можешь всех их видеть на фотографии, у нас сохранился групповой снимок вашего класса. Там есть и те, с которыми ты гулял по вечерам… ГАСТОН. А тот, с которым я предпочитал гулять, которому я рассказывал все? Г-ЖА РЕНО(скороговоркой, искоса поглядывая на Жоржа). Ты никому не отдавал предпочтения.
GASTON. Votre fils n’avait donc pas d’ami? C’est dommage. Je veux dire, c’est dommage si nous dé couvrons que c’est moi. Je crois qu’on ne peut rien trouver de plus consolant, quand on est devenu un homme, qu’un reflet de son enfance dans les yeux d’un ancien petit garç on. C’est dommage. Je vous avouerai mê me que c’est de cet ami imaginaire que j’espé rais recevoir la mé moire — comme un service tout naturel. GEORGES, aprè s une hé sitation. Oh! c’est-à -dire… un ami, tu en as eu un et que tu aimais beaucoup. Tu l’a mê me gardé jusqu’à dix-sept ans… Nous ne t’en reparlions pas parce que c’est une histoire si pé nible… GASTON. Il est mort? GEORGES. Non, non. Il n’est pas mort, mais vous vous ê tes quitté s, vous vous ê tes fâ ché s… dé finitivement. GASTON. Dé finitivement, à dix-sept ans! Un temps. Et vous avez su le motif de cette brouille? GEORGES. Vaguement, vaguement… GASTON. Et ni votre frè re ni ce garç on n’ont cherché à se revoir depuis? Mme RENAUD. Tu oublies qu’il y a eu la guerre. Et puis, tu sais… Voilà. Vous vous é tiez disputé s pour une chose futile, vous vous é tiez mê me battus, comme des garç ons de cet â ge… Et sans le vouloir, sans doute, tu as eu un geste brutal… un geste malheureux surtout. Tu l’as poussé du haut d’un escalier. En tombant, il a é té atteint à la colonne verté brale. On a dû le garder dans le plâ tre trè s longtemps et depuis il est resté infirme. Tu comprends maintenant comme il aurait é té difficile, pé nible, mê me pour toi, d’essayer de le revoir. GASTON, aprè s un temps. Je comprends. Et où cela s’est-il passé, cette dispute, au collè ge, dans sa maison? Mme RENAUD, vite. Non, ici. Mais ne parlons plus d’une chose aussi affreuse, une de celles qu’il vaut mieux ne pas te rappeler, Jacques. GASTON. Si j’en retrouve une, il faut que je les retrouve toutes, vous le savez bien. Un passé ne se vend pas au dé tail. Où est-il, cet escalier, je voudrais le voir? Mme RENAUD. Là, prè s de ta chambre, Jacques. Mais à quoi bon? GASTON, à Georges. Vous voulez me conduire? GEORGES. Si tu veux, mais je ne vois vraiment pas pourquoi tu veux revoir cette place… ГАСТОН(смотрит на нее). Значит, у вашего сына не было друга, А жаль. То есть, я хочу сказать, будет жаль, если выяснится, что я это я. По-моему, когда человек взрослеет, единственное и самое надежное для него утешение — это увидеть отблеск своего детства в глазах какого-нибудь другого тогдашнего мальчика. Жаль. Признаюсь вам даже, я надеялся, что именно воображаемый друг детства вернет мне память, окажет мне эту вполне законную услугу. ЖОРЖ(после небольшого колебания). Ну да… у тебя… у тебя действительно был друг, и ты его очень любил. И ваша дружба продолжалась вплоть до семнадцати лет… Мы умолчали об этом, слишком тяжело вспоминать. ГАСТОН. Он умер? ЖОРЖ. Нет-нет. Не умер, но вы разошлись, поссорились… навсегда. ГАСТОН. Навсегда в семнадцать лет?! (Пауза. ) А вы знали причину этой ссоры? ЖОРЖ. Только смутно… ГАСТОН. И ни ваш брат, ни тот мальчик даже не пытались увидеться вновь? Г-ЖА РЕНО. Ты забываешь, что тогда была война. А потом… Словом, вы поссорились из-за какого-то пустяка, даже подрались, как обычно дерутся в таком возрасте мальчики… И, конечно, без всякого дурного умысла ты сделал резкое движение… вернее, злополучное. Словом, столкнул его с лестницы. И, падая, он повредил себе позвоночник. Его долго держали в гипсе, и он остался калекой. Поэтому, сам понимаешь, как мучительно трудна, даже для тебя, будет любая попытка увидеться с ним. ГАСТОН(помолчав). Понимаю. А где произошла эта ссора, в коллеже, у него дома? Г-ЖА РЕНО(поспешно). Нет, здесь. Давай не будет говорить о таких страшных вещах, такие вещи лучше не вспоминать, Жак. ГАСТОН. Если я вспомню хоть что-нибудь одно, придется вспомнить все, вы же сами знаете. Прошлое в розницу не продается. Где эта лестница? Я хочу ее видеть. Г-ЖА РЕНО. Да здесь, рядом с твоей комнатой, Жак. Но к чему все это? ГАСТОН(Жоржу). Не проведете ли вы меня туда? ЖОРЖ. Если хочешь, но я тоже не совсем понимаю, зачем тебе видеть это место.
Ils ont é té jusqu’au vestibule.     Проходят в холл.  
Mme RENAUD. Eh bien, c’est là. GEORGES. C’est là. GASTON regarde autour de lui, se penche sur la rampe. Où nous battions-nous? GEORGES. Tu sais, nous ne l’avons pas su exactement. C’est une domestique qui a raconté la scè ne… GASTON. Ce n’est pas une scè ne courante… J’imagine qu’elle a dû la raconter avec beaucoup de dé tails. Où nous battions-nous? Ce palier est si large… Mme RENAUD. Vous deviez vous battre tout au bord. Il a fait un faux pas. Qui sait, tu ne l’as peut-ê tre mê me pas poussé. GASTON, se retournant vers elle. Alors, si ce n’é tait qu’un incident de cette sorte, pourquoi n’ai-je pas é té lui tenir compagnie chaque jour dans sa chambre? Perdre avec lui, pour qu’il ne sente pas trop l’injustice, tous mes jeudis sans courir au soleil? GEORGES. Tu sais, chacun a donné son interpré tation… La malignité publique s’en est mê lé e… GASTON. Quelle domestique nous avait vus? Mme RENAUD. As-tu besoin de savoir ce dé tail! D’abord, cette fille n’est plus à la maison. GASTON. II y en a sû rement d’autres à l’office qui é taient là à cette é poque. Je les interrogerai. Mme RENAUD. J’espè re que tu ne vas pas aller ajouter foi à des commé rages de cuisine. Ils t’en diront de belles, bien sû r, les domestiques, si tu les interroges. Tu sais ce que c’est que ces gens-là … GASTON, se retournant vers Georges. Monsieur, je suis sû r que vous devez me comprendre, vous. Je n’ai rien reconnu encore chez vous. Ce que vous m’avez appris sur l’enfance de votre frè re me semble aussi loin que possible de ce que je crois ê tre mon tempé rament. Mais — peut-ê tre est-ce la fatigue, peut-ê tre est-ce autre chose — pour la premiè re fois un certain trouble me prend en é coutant des gens me parler de leur enfant. Mme RENAUD. Ah! mon petit Jacques, je savais bien… Г-ЖА РЕНО. Вот здесь. ЖОРЖ. Здесь. ГАСТОН(оглядывается, свешивается через перила). А где мы дрались? ЖОРЖ. Представь, мы сами точно не знаем. Нам рассказывала служанка… ГАСТОН. Это же был не обычный случай… Очевидно, она сообщила вам все подробности. Где мы дрались? Ведь площадка широкая… Г-ЖА РЕНО. Должно быть, вы дрались на самом краю. Он оступился. Возможно, ты его даже не толкал. ГАСТОН(поворачивается к ней). Но раз это был лишь несчастный случай, почему же тогда я не навещал больного каждый день? Почему не проводил с ним все четверги, вместо того чтобы гонять по улицам? Почему хоть отчасти не смягчил, несправедливость содеянного? ЖОРЖ. Пойми, каждый истолковывал этот случай по-своему… А тут еще пошли злобные сплетни… ГАСТОН. А какая служанка нас видела? Г-ЖА РЕНО. К чему тебе знать подробности! Впрочем, эта девушка у нас уже не служит. ГАСТОН. Но ведь остались же еще слуги, которые тогда были в доме?.. Вот их я и расспрошу. Г-ЖА РЕНО. Надеюсь все-таки, ты не примешь на веру кухонные сплетни. Они, слуги, тебе такого наговорят, если только ты начнешь их расспрашивать. Ты ведь знаешь, какие это люди… ГАСТОН(оборачиваясь к Жоржу). Мсье, я уверен, что именно вы, вы меня поймете. До сих пор здесь у вас я еще ничего не вспомнил. То, что вы рассказывали мне о детстве вашего брата, кажется мне бесконечно чуждым моему характеру, как я сам себе его представляю. Но, возможно, это следствие усталости, а возможно, и нечто другое, — только я впервые, слушая рассказ о моем детстве, ощутил какое-то смутное волнение. Г-ЖА РЕНО. Ах, Жак, сынок, я так и знала…
GASTON. Il ne faut pas s’attendrir, m’appeler pré maturé ment mon petit Jacques. Nous sommes là pour enquê ter comme des policiers — avec une rigueur et, si possible, une insensibilité de policiers. Cette prise de contact avec un ê tre qui m’est complè tement é tranger et que je serai peut-ê tre obligé dans un instant d’accepter comme une partie de moi-mê me, ces bizarres fianç ailles avec un fantô me, c’est une chose dé jà suffisamment pé nible sans que je sois obligé de me dé battre en outre contre vous. Je vais accepter toutes les é preuves, é couter toutes les histoires, mais quelque chose me dit qu’avant tout je dois savoir la vé rité sur cette dispute. La vé rité, si cruelle qu’elle soit. Mme RENAUD commence, hé sitante. Eh bien, voilà : pour une bê tise de jeunes gens, vous avez é changé des coups… Tu sais comme on est vif à cet â ge… GASTON l’arrê te. Non, pas vous. Cette domestique est encore ici, n’est-ce pas, vous avez menti tout à l’heure? GEORGES, soudain, aprè s un silence. Oui, elle est encore à la maison. GASTON. Appelez-la, s’il vous plaî t, Monsieur. Pourquoi hé siter davantage, puisque vous savez bien que je la retrouverai et que je l’interrogerai un jour ou l’autre? GEORGES. C’est si bê te, si affreusement bê te. GASTON. Je ne suis pas là pour apprendre quelque chose d’agré able. Et puis, si ce dé tail é tait celui qui peut me rendre ma mé moire, vous n’avez pas le droit de me le cacher. GEORGES. Puisque tu le veux, je l’appelle. Il sonne. Mme RENAUD. Mais tu trembles, Jacques. Tu ne vas pas ê tre malade, au moins? GASTON. Je tremble? Mme RENAUD. Tu sens peut-ê tre quelque chose qui s’é claire en ce moment en toi? GASTON. Non. Rien que la nuit, la nuit la plus obscure. Mme RENAUD. Mais pourquoi trembles-tu alors? GASTON. C’est bê te. Mais, entre des milliers de souvenirs possibles, c’est justement le souvenir d’un ami que j’appelais avec le plus de tendresse. J’ai tout é chafaudé sur le souvenir de cet ami imaginaire. Nos promenades passionné es, les livres que nous avions dé couverts ensemble, une jeune fille qu’il avait aimé e en mê me temps que moi et que je lui avais sacrifié e, et mê me — vous allez rire — que je lui avais sauvé la vie un jour en barque. Alors, n’est-ce pas, si je suis votre fils, il va falloir que je m’habitue à une vé rité tellement loin de mon rê ve… ГАСТОН. Не нужно умиляться и преждевременно называть меня сынком. Мы сошлись сюда, чтобы вести расследование, тщательно, как полицейские, и так же, как полицейские, по возможности не вкладывая в это дело ни грана чувств. Эта попытка сближения с существом, полностью мне чуждым, и которое мне придется, быть может, еще сегодня признать частью самого себя, — эта странная помолвка с призраком — и так уже достаточно мучительны, а тут еще я вынужден отбиваться и от вас. Я соглашусь пройти через любые испытания, выслушать всякие истории, но внутренний голос говорит мне, что прежде я обязан узнать правду об этой ссоре. Правду, как бы жестока она ни была… Г-ЖА РЕНО(нерешительно). Ну так вот: из-за какого-то пустяка, как обычно у мальчиков, вы подрались. Ты сам знаешь, в этом возрасте быстры на расправу… ГАСТОН(прерывает ее). Нет, не Вы. Эта слушаний еще здесь, ведь верно, ведь вы только что солгали мне? ЖОРЖ(помолчав немного, решительно). Да, она еще у нас. ГАСТОН. Пожалуйста, позовите ее сюда, мсье. К чему все эти колебания, вы же знаете, я все равно разыщу ее и рано или поздно сам расспрошу!.. ЖОРЖ. Как глупо, как чудовищно глупо! ГАСТОН. Но я ведь здесь не затем, чтобы узнавать приятные вещи. Да и к тому же, если подробности этого события смогут вернуть мне память, вы просто не вправе скрывать их от меня. ЖОРЖ. Ну, раз ты настаиваешь, я сейчас ее позову. (Звонит. ) Г-ЖА РЕНО. Но ты весь дрожишь, Жак… Скажи, ты хоть не болен? ГАСТОН. Я дрожу? Г-ЖА РЕНО. Может быть, как раз в эту минуту что-то для тебя прояснилось, скажи, ты ничего не чувствуешь? ГАСТОН. Нет… Все тот же мрак, окончательный, беспросветный. Г-ЖА РЕНО. Тогда почему же ты дрожишь? ГАСТОН. Все это ужасно глупо. Но, перебирая тысячи возможных воспоминаний, я с особой нежностью призывал воспоминания о друге. Именно наша воображаемая дружба была основой, на которой я воздвигал здание прошлого. Наши пылкие, беседы во время прогулок, книги, которые мы открывали для себя вместе, девушка, которую мы любили вместе, и ради него я пожертвовал своим чувством и даже — только не смейтесь, пожалуйста, — однажды я спас ему жизнь, когда он упал из лодки. Поэтому-то, если я ваш сын, мне придется привыкать к правде до того далекой от моих грез…
Juliette est entré e. JULIETTE. Madame a sonné ? Mme RENAUD. Monsieur Jacques voudrait vous parler, Juliette. JULIETTE. A moi? GEORGES. Oui. Il voudrait vous interroger sur ce malheureux accident de Marcel Grandchamp dont vous avez é té té moin. Mme RENAUD. Vous savez la vé rité, ma fille. Vous savez aussi que si Monsieur Jacques é tait violent, il ne pouvait avoir une pensé e criminelle. GASTON la coupe encore. Ne lui dites rien, s’il vous plaî t. Où é tiez-vous, Mademoiselle, quand l’accident s’est produit? JULIETTE. Sur le palier, avec ces Messieurs, Monsieur Jacques. GASTON. Ne m’appelez pas encore Monsieur Jacques. Comment a commencé cette dispute? JULIETTE, un coup d’œ il aux Renaud. C’est-à -dire que… GASTON va à eux. Voulez-vous ê tre assez gentils pour me laisser seul avec elle? Je sens que vous la gê nez. Mme RENAUD. Je suis prê te à tout ce que tu veux si tu peux nous revenir, Jacques. GASTON, les accompagnant. Je vous rappellerai. A Juliette, quand ils sont seuls. Asseyez-vous. JULIETTE. Monsieur permet? GASTON, s’asseyant en face d’elle. Et laissons de cô té la troisiè me personne, je vous en prie. Elle ne pourrait que nous gê ner. Quel â ge avez-vous? JULIETTE. Trente-trois ans. Vous le savez bien, Monsieur Jacques, puisque j’avais quinze ans lorsque vous ê tes parti au front. Pourquoi me le demander? GASTON. D’abord parce que je ne le savais pas; ensuite, je vous ré pè te que je ne suis peut-ê tre pas Monsieur Jacques. JULIETTE. Oh! si, moi, je vous reconnais bien, Monsieur Jacques. GASTON. Vous l’avez bien connu? JULIETTE, é clatant soudain en sanglots. Ah! c’est pas possible d’oublier à ce point-là ! … Mais vous ne vous rappelez donc rien, Monsieur Jacques?   Входит ЖЮЛЬЕТТА.   ЖЮЛЬЕТТА. Мадам звонили? Г-ЖА РЕНО. Мсье Жак хотел бы поговорить с вами, Жюльетта. ЖЮЛЬЕТТА. Со мной? ЖОРЖ. Да, с вами. Поскольку вы были свидетельницей несчастного случая с Марселем Граншаном, ему хотелось бы расспросить вас об этом. Г-ЖА РЕНО. Вы же знаете всю правду, милочка. Знаете также, что, хотя у мсье Жака был бешеный характер, никаких преступных замыслов он питать не мог… ГАСТОН(снова ее перебивает). Пожалуйста, ничего ей не говорите! Где вы находились, мадемуазель, в то время, как произошел несчастный случай? ЖЮЛЬЕТТА. На той же площадке, мсье Жак. ГАСТОН. Пока еще не называйте меня мсье Жаком. С чего началась ссора? ЖЮЛЬЕТТА(украдкой поглядывая на г-жу Рено и Жоржа). Значит, то есть… ГАСТОН(подходит к ним). Не будете ли вы так любезны оставить меня с ней наедине? По-моему, вы ее стесняете. Г-ЖА РЕНО. Я готова сделать все, что ты хочешь, лишь бы ты к нам вернулся, Жак. ГАСТОН(провожая их до двери). Я вас потом позову. (Жюлъетте. ) Садитесь, пожалуйста. ЖЮЛЬЕТТА. Мсье разрешает? ГАСТОН(усаживаясь напротив нее). И давайте оставим это обращение в третьем лице. Оно только стесняет нас обоих. Сколько вам лет? ЖЮЛЬЕТТА. Тридцать три. И вы сами это отлично знаете, мсье Жак, ведь когда вы ушли на фронт, мне было пятнадцать. Зачем же вы спрашиваете? ГАСТОН. Во-первых, я этого не знаю, во-вторых, я вам уже говорил, что, возможно, я вовсе и не мсье Жак. ЖЮЛЬЕТТА. Да нет же, я вас сразу узнала, мсье Жак… ГАСТОН. А разве вы его хорошо знали? ЖЮЛЬЕТТА(внезапно разражаясь рыданиями). Ах, да разве можно так забывать!.. Значит, вы совсем-совсем ничего не помните, мсье Жак?
GASTON. Exactement rien. JULIETTE braille dans ses larmes. S’entendre poser des questions pareilles aprè s ce qui s’est passé … Ah! ce que ç a peut ê tre torturant, alors, pour une femme… GASTON reste un instant ahuri; puis, soudain, il comprend. Ah! … oh! pardon. Je vous demande pardon. Mais alors, Monsieur Jacques… JULIETTE renifle. Oui. GASTON. Oh! je vous demande pardon, alors… Mais quel â ge aviez-vous? JULIETTE. Quinze ans, c'é tait mon premier. GASTON sourit soudain, dé tendu. Quinze ans et lui dix-sept… Mais c’est trè s gentil cette histoire. C’est la premiè re chose que j’apprends de lui qui me paraisse un peu sympathique. Et cela a duré longtemps? JULIETTE. Jusqu’à ce qu’il parte. GASTON. Et moi qui ai tant cherché pour savoir quel é tait le visage de ma bonne amie! Eh bien, elle é tait charmante! JULIETTE. Elle é tait peut-ê tre charmante, mais elle n’é tait pas la seule, allez! GASTON sourit encore. Ah! non? JULIETTE. Oh! non, allez! GASTON. Eh bien, cela non plus, ce n’est pas tellement antipathique. JULIETTE. Vous, vous trouvez peut-ê tre ç a drô le! Mais, tout de mê me, avouez que pour une femme… GASTON. Bien sû r, pour une femme… JULIETTE. C’est dur, allez, pour une femme, de se sentir bafoué e dans son douloureux amour! GASTON, un peu ahuri. Dans son doulou…? Oui, bien sû r. JULIETTE. Je n’é tais qu’une toute petite bonne de rien du tout, mais ç a ne m’a pas empê ché e de la boire jusqu’à la lie, allez, cette atroce douleur de l’amante outragé e… GASTON. Cette atroce? … Bien sû r. JULIETTE. Vous n’avez jamais lu: « Violé e le soir de son mariage? » GASTON. Non. JULIETTE. Vous devriez le lire; vous verrez, il y a une situation presque semblable. L’infâ me sé ducteur de Bertrande s’en va lui aussi (mais en Amé rique, lui, où l’appelle son oncle richissime) et c’est alors qu’elle le lui dit, Bertrande, qu’elle l’a bue jusqu’à la lie, cette atroce douleur de l’amante outragé e. ГАСТОН. Ровно ничего. ЖЮЛЬЕТТА(кричит сквозь слезы). Каково мне слышать такие слова, после всего, что было!.. Да это же чистая мука для женщины… ГАСТОН (поначалу опешил, потом все понял). О, простите, пожалуйста. Простите меня. Но, значит, мсье Жак… ЖЮЛЬЕТТА(всхлипывая). Да… ГАСТОН. О, тогда прошу меня простить… А сколько вам было лет? ЖЮЛЬЕТТА. Пятнадцать, это мой первый… ГАСТОН(вдруг улыбается, видимо, напряжение его ослабело). Вам пятнадцать, ему семнадцать… Но это же прелестная история! Первое, что я услышал более или менее приятное. А долго это длилось? ЖЮЛЬЕТТА. Пока он не уехал. ГАСТОН. А я-то так упорно пытался узнать, как выглядела моя первая подружка! Оказывается, она была очаровательна! ЖЮЛЬЕТТА. Может, и была очаровательна, да только не одна она была!.. ГАСТОН(снова улыбается). Ах, не одна? ЖЮЛЬЕТТА. Конечно, не одна! ГАСТОН. Впрочем, и ото тоже не так уж неприятно! ЖЮЛЬЕТТА. Вам, конечно, может, и весело! Но все-таки, признайтесь, женщине… ГАСТОН. Конечно, конечно, женщине… ЖЮЛЬЕТТА. Женщине-то тяжело, когда попирают ее скорбную любовь! ГАСТОН(слегка опешив). Скорб… Да-да, конечно. ЖЮЛЬЕТТА. Пусть я была самой ничтожной служанкой, но это не помешало мне испить всю чашу жестоких мук поруганной любовницы… ГАСТОН. Жестоких?.. Да, конечно, конечно. ЖЮЛЬЕТТА. Вы никогда не читали «Изнасилования в день свадьбы»? ГАСТОН. Нет, не читал. ЖЮЛЬЕТТА. Непременно прочтите, сами увидите, ну прямо с нас списано. Бесчестный соблазнитель Бертранды тоже уезжает — только он в Америку едет, его туда дядя миллионер вызвал. И она, Бертранда, говорит ему, что она выпила до дна чашу жестоких мук поруганной любовницы.
GASTON, pour qui tout s’é claire. Ah! c’é tait une phrase du livre? ГАСТОН (поняв). Значит, эта фраза из книги!
JULIETTE. Oui, mais ç a s’appliquait tellement bien à moi! GASTON. Bien sû r…   Il s’est levé soudain. Il demande drô lement. Et il vous aimait beaucoup, Monsieur Jacques?   JULIETTE. Passionné ment. D’ailleurs, c’est bien simple, il me disait qu’il se tuerait pour moi. GASTON. Comment ê tes-vous devenue sa maî tresse? JULIETTE. Oh! c’est le second jour que j’é tais dans la maison. Je faisais sa chambre, il m’a fait tomber sur le lit. Je riais comme une idiote, moi. Forcé ment, à cet â ge! Ç a s’est passé comme qui dirait malgré moi. Mais, aprè s, il m’a juré qu’il m’aimerait toute la vie! GASTON la regarde et sourit. Drô le de Monsieur Jacques… JULIETTE. Pourquoi drô le? GASTON. Pour rien. En tout cas, si je deviens Monsieur Jacques, je vous promets de vous reparler trè s sé rieusement de cette situation. JULIETTE. Oh! vous savez, moi je ne demande pas de ré paration. Je suis marié e maintenant… GASTON. Tout de mê me, tout de mê me… Un temps. Mais je fais l’é cole buissonniè re et je ne serai pas reç u à mon examen. Revenons à cette horrible histoire qu’il serait si agré able de ne pas savoir et qu'il faut que j'apprenne de bout en bout. JULIETTE. Ah! oui, la bataille avec Monsieur Marcel. GASTON. Oui. Vous é tiez pré sente? JULIETTE, qui se rengorge. Bien sû r, j'é tais pré sente! GASTON. Vous avez assisté à la naissance de leur dispute? JULIETTE. Mais bien sû r. GASTON. Alors vous allez pouvoir me dire pour quelle é trange folie ils se sont battus aussi sauvagement? JULIETTE, tranquillement. Comment une é trange folie? Mais c’est pour moi qu’ils se sont battus. GASTON se lè ve. C’est pour vous? JULIETTE. Mais bien sû r, c’est pour moi. Ç a vous é tonne? GASTON ré pè te, abasourdi. C’est pour vous? ЖЮЛЬЕТТА. Из книги! Как про меня сказано! ГАСТОН. Конечно… (Внезапно поднимается. Спрашивает странным голосом. ) А мсье Жак вас сильно любил? ЖЮЛЬЕТТА. Страстно любил. Да чего там, он говорил, что застрелится из-за меня!.. ГАСТОН. А как вы стали его любовницей? ЖЮЛЬЕТТА. На второй день, как я к вам поступила. Я убирала его комнату, а он меня на кровать опрокинул. А я, как дура, хохочу и хохочу. Оно и понятно, в такие-то годы! Словно бы я тут ни при чем. А потом уж он мне поклялся, что будет любить меня всю жизнь. ГАСТОН(глядя на нее с улыбкой). Странный этот мсье Жак… ЖЮЛЬЕТТА. Чем странный? ГАСТОН. Да так, ничем. Во всяком случае, если я окажусь мсье Жаком, обещаю вам снова вернуться к этой теме и обсудить ее серьезно. ЖЮЛЬЕТТА. Да нет, не нужно мне ничего. Я теперь замужем… ГАСТОН. А все-таки, все-таки… (Пауза. ) Но я увиливаю от уроков, и меня не допустят к экзаменам. Вернемся к этой страшной истории, хотя так хорошо было бы ее совсем не знать, а придется выслушать от начала до конца. ЖЮЛЬЕТТА. О драке с мсье Марселем? ГАСТОН. Да. Вы при этом присутствовали? ЖЮЛЬЕТТА(гордо выпрямившись). Еще бы не присутствовала! ГАСТОН. Были с самого начала ссоры? ЖЮЛЬЕТТА. Ясно, была. ГАСТОН. Стало быть, вы можете сказать, что за безумие их охватило, раз они сцепились, как дикари? ЖЮЛЬЕТТА(спокойно). При чем тут безумие? Они же из-за меня дрались. ГАСТОН(вскакивает). Из-за вас? ЖЮЛЬЕТТА. Чего это вы так удивляетесь? А как же, из-за меня. ГАСТОН(растерянно переспрашивает). Из-за вас?
JULIETTE. Mais, bien sû r. Vous comprenez, j’é tais la maî tresse de Monsieur Jacques — je vous dis ç a à vous, n’est-ce pas, parce qu’il faut bien que vous le sachiez, mais pas de gaffes, hein? je ne tiens pas à perdre ma place pour une histoire d’il y a vingt ans! Oui, j’é tais la maî tresse de Monsieur Jacques et, il faut bien le dire, Monsieur Marcel tournait un peu autour de moi. GASTON. Alors? JULIETTE. Alors un jour qu’il essayait de m’embrasser derriè re la porte… Je ne me laissais pas faire, hein? mais vous savez ce que c’est qu’un garç on quand ç a a cela en tê te… Juste à ce moment, Monsieur Jacques est sorti de sa chambre et il nous a vus. Il a sauté sur Monsieur Marcel, qui a riposté. Ils se sont battus, ils ont roulé par terre… GASTON. Où se trouvaient-ils? JULIETTE. Sur le grand palier du premier, là, à cô té. GASTON crie soudain comme un fou. Où ? Où ? Où ? Venez, je veux voir la place exacte. Il l’a traî né e par le poignet jusqu’au vestibule. JULIETTE. Mais vous me faites mal! GASTON. Où ? Où ? JULIETTE s’arrache de ses mains, se frotte le poignet. Eh bien, là ! Ils sont tombé s là, à moitié dans le vestibule, à moitié sur le palier. Monsieur Marcel é tait dessous. GASTON crie. Mais là ils é taient loin du bord! Comment a-t-il pu glisser jusqu’au bas des marches? Ils ont roulé tous les deux en luttant? JULIETTE. Non, c’est Monsieur Jacques qui a ré ussi à se relever et qui a traî né Monsieur Marcel par la jambe jusqu’aux marches… GASTON. Et puis? JULIETTE. Et puis il l’a poussé, pardi! En lui criant: « Tiens, petit salaud, ç a t’apprendra à embrasser les poules des autres! » Voilà. Il y a un silence. Ah! c’é tait quelqu’un, Monsieur Jacques! GASTON, sourdement. Et c’é tait son ami? JULIETTE. Pensez! depuis l’â ge de six ans qu’ils allaient à l’é cole ensemble. GASTON. Depuis l’â ge de six ans. ЖЮЛЬЕТТА. Ясно, из-за меня. Понимаете, я была любовницей мсье Жака. Я вам об этом говорю, вы должны это знать, но никому ни слова. Я не особенно-то желаю с места уходить из-за какой-то истории, которая случилась двадцать лет назад! Да, я была любовницей мсье Жака, и, надо правду сказать, мсье Марсель чуточку за мной приударял. ГАСТОН. А дальше что? ЖЮЛЬЕТТА. А дальше он как-то полез ко мне целоваться за дверью… Я, конечно, не давалась, но вы сами знаете, если парню что-нибудь в голову взбредет… Тут мсье Жак вышел из своей комнаты и нас увидел. Он прыгнул на мсье Марселя, ну тот, конечно, ответил. Они сцепились и покатились по полу… ГАСТОН. Где это было? ЖЮЛЬЕТТА. На лестничной площадке второго этажа, вон там рядом. ГАСТОН(вскакивает, как бы охваченный безумием). Где, где, где? Пойдем, я хочу точно узнать, где это было. (Тянет Жюльетту за руку в холл. ) ЖЮЛЬЕТТА. Больно, пустите! ГАСТОН. Где, где? ЖЮЛЬЕТТА(наконец вырываясь, трет запястье). Да здесь же! Они упали так, что наполовину оказались в холле, наполовину на площадке. Мсье Марсель находился снизу… ГАСТОН(кричит). Но это же далеко от края! Как же он мог свалиться с лестницы? Очевидно, они оба скатились вниз во время драки… ЖЮЛЬЕТТА. Вот уж нет, просто мсье Жаку удалось вскочить, и он подтащил мсье Марселя за ногу к ступенькам… ГАСТОН. А потом? ЖЮЛЬЕТТА. А потом толкнул его! Да как крикнет: «Будешь знать, сволочь, как целовать чужих девчонок! » Вот и все. (Пауза. ) Мсье Жака так голыми руками не возьмешь! ГАСТОН(глухо). И он был его другом? ЖЮЛЬЕТТА. А то как же! С шести лет в школу вместе ходили. ГАСТОН. С шести лет…
JULIETTE. Ah! c’est horrible, bien sû r! … Mais qu’est-ce que vous voulez? L’amour, c’est plus fort que tout. GASTON la regarde et murmure. L’amour, bien sû r, l’amour. Je vous remercie, Mademoiselle. GEORGES frappe à la porte de la chambre, puis, ne les voyant pas, vient jusqu’au vestibule. Je me suis permis de revenir. Vous ne nous rappeliez plus; maman é tait inquiè te. Eh bien, vous savez ce que vous voulez savoir? GASTON. Oui, je vous remercie, je sais ce que je voulais savoir. Juliette est sortie. GEORGES. Oh! ce n’est pas une bien jolie chose, certainement… Mais je veux croire, malgré tout ce qu’on a pu dire, que ce n’é tait au fond qu’un accident et — tu avais dix-sept ans, il ne faut pas l’oublier — un enfantillage, un sinistre enfantillage. Un silence. Il est gê né. Comment vous a-t-elle raconté cela? GASTON. Comme elle l’a vu, sans doute. GEORGES. Elle vous l’a dit, que cette bataille c’é tait pour votre rivalité de club? Marcel avait dé missionné du tien pour des raisons personnelles; vous faisiez partie d’é quipes adverses et, malgré tout, n’est-ce pas, dans votre ardeur sportive… Gaston ne dit rien. Enfin, c’est la version que, moi, j’ai voulu croire. Parce que, du cô té des Grandchamp, on a fait circuler une autre histoire, une histoire que je me suis toujours refusé à accepter pour ma part. Ne cherche pas à la connaî tre, cellelà, elle n’est que bê te et mé chante. GASTON le regarde. Vous l’aimiez bien? GEORGES. C’é tait mon petit frè re, malgré tout. Malgré tout le reste. Parce qu’il y a eu bien d’autres choses… Ah! tu é tais terrible. GASTON. Tant que j’en aurai le droit, je vous demanderai de dire: Il é tait terrible. ЖЮЛЬЕТТА. Конечно, дело страшное, кто же говорит!.. Но что вы хотите? Любовь — она сильнее всего. ГАСТОН(глядит на нее и бормочет). Любовь, да-да, конечно, любовь… Благодарю вас, мадемуазель. ЖОРЖ(стучит в дверь, заглядывает в комнату и, не найдя там никого, идет в холл). Я позволил себе прийти сюда. Вы нас так и не позвали. А мама волнуется. Ну что, узнали то, что хотели знать? ГАСТОН. Да, спасибо. Узнал, что хотел знать.   ЖЮЛЬЕТТА уходит.   ЖОРЖ. Понятно, не так все это получилось красиво… Но я хочу верить, вопреки всем россказням, что, в конце концов, это был просто несчастный случай и — не забывай, тебе было всего семнадцать — и если угодно, ребячество, пусть злосчастное, но ребячество. (Пауза. Смущенно. ) А что она вам рассказала? ГАСТОН. Разумеется, то, что видела. ЖОРЖ. А сообщила она вам, что причиной драки было соперничество клубов? Марсель по каким-то личным соображениям вышел из вашего клуба и стал играть в другой команде против вашей… И в спортивном азарте, не правда ли…     ГАСТОН молчит.   Словом, я хочу верить этой версии. Потому что Граншаны распускали различные сплетни, но я всегда наотрез отказывался их слушать. Даже не пытался узнать их версию, это глупая и некрасивая история.   ГАСТОН(глядя на Жоржа). Вы его очень любили? ЖОРЖ. Что бы то ни было, он был моим младшим братом. Что бы то ни было, повторяю. Потому что было кое-что и другое. О, конечно, ты был ужасным созданием. ГАСТОН. Будьте добры, говорите: «он» был ужасным созданием. Пока я еще имею на это право.
GEORGES, avec un pauvre sourire à ses souvenirs. Oui… terrible. Oh! tu nous as causé bien des soucis! Et, si tu reviens parmi nous, il faudra que tu apprennes des choses plus graves encore que ce geste malheureux, sur lequel tu peux conserver tout de mê me le bé né fice du doute. GASTON. Je dois encore apprendre autre chose? GEORGES. Tu é tais un enfant, que veux-tu, un enfant livré à luimê me dans un monde dé sorganisé. Maman, avec ses principes, se heurtait maladroitement à toi sans rien faire que te refermer davantage. Moi, je n’avais pas l’autorité suffisante… Tu as fait une grosse bê tise, oui, d’abord, qui nous a coû té trè s cher… Tu sais, nous, les aî né s nous é tions au front. Les jeunes gens de ton â ge se croyaient tout permis. Tu as voulu monter une affaire. Y croyais-tu seulement, à cette affaire? Ou n’é tait-ce qu’un pré texte pour exé cuter tes desseins? Toi seul pourras nous le dire si tu recouvres complè tement ta mé moire. Toujours est-il que tu as ensorcelé — ensorcelé, c’est le mot — une vieille amie de la famille. Tu lui as fait donner une grosse somme, prè s de cinq cent mille francs. Tu é tais soi-disant intermé diaire. Tu t’é tais fait faire un faux papier à l’en-tê te d’une compagnie… imaginaire sans doute… Tu signais de faux reç us. Un jour, tout s’est dé couvert. Mais il é tait trop tard. Il ne te restait plus que quelques milliers de francs. Tu avais dé pensé le reste, Dieu sait dans quels tripots, dans quelles boî tes, avec des femmes et quelques camarades… Nous avons remboursé naturellement. GASTON. La joie avec laquelle vous vous apprê tez à voir revenir votre frè re est admirable. GEORGES baisse la tê te. Plus encore que tu ne le crois, Jacques. GASTON. Comment! il y a autre chose? GEORGES. Nous en parlerons une autre fois. GASTON. Pourquoi une autre fois? GEORGES. II vaut mieux. Je vais appeler maman. Elle doit s’inquié ter de notre silence. GASTON l’arrê te. Vous pouvez me parler. Je suis presque sû r de n’ê tre pas votre frè re. GEORGES le regarde un moment en silence. Puis, d’une voix sourde. Vous lui ressemblez beaucoup pourtant. C'est son visage, mais comme si une tourmente é tait passé e sur lui. GASTON, souriant. Dix-huit ans! Le vô tre aussi, sans doute, quoique je n’aie pas l’honneur de me le rappeler sans rides. ЖОРЖ(растерянно и жалко улыбаясь своим воспоминаниям). Да… ужасным. Каких только забот ты нам не доставлял; И если вернешься к нам, тебе предстоит узнать кое-что посерьезнее, чем этот злосчастный поступок, хотя бы потому, что в данном случае есть еще возможность усомниться. ГАСТОН. Значит, мне предстоит узнать еще что-то? ЖОРЖ. Ты был ребенок, да, ребенок, барахтался один в этом неустроенном мире. Мама с ее твердыми принципами пыталась на тебя воздействовать, но, очевидно, бралась за дело неловко, только натыкалась на твое сопротивление, и в результате ты еще больше замыкался. А у меня не было достаточного авторитета… Ты совершил огромную глупость, и, помимо всего, она стоила нам больших денег… Мы, старшие, как тебе известно, были на фронте. Поэтому-то юноши, твои ровесники, считали, что им, мол, все дозволено. Ты захотел заняться делами. Только верил ли ты сам в успех? Или это было просто предлогом, чтобы легче осуществить какие-то свои планы? Лишь ты один сможешь нам сказать это, когда к тебе полностью вернется память. Словом, ты околдовал — да-да, именно околдовал — одну пожилую даму, давнишнюю нашу приятельницу… Тебе удалось уговорить ее внести в дело весьма значительную сумму — что-то около полумиллиона франков. А сам ты стал как бы посредником. И выдал фальшивый вексель на бланке Компании, разумеется, существующей только в твоем воображении… Подписывал поддельные векселя. В один прекрасный день все открылось. Но было уже слишком поздно. У тебя осталось всего несколько тысяч франков. Ты растранжирил все остальное бог весть в каких притонах, злачных заведениях, женщины, приятели… Понятно, мы покрыли всю эту сумму. ГАСТОН. Меня воистину восхищает та радость, с какой вы готовитесь вновь принять в лоно семьи вашего брата. ЖОРЖ(опустив голову). Ты бы еще больше восхитился, Жак… ГАСТОН. Как?! Значит, за ним числится еще что-то? ЖОРЖ. Поговорим об этом в следующий раз. ГАСТОН. Почему в следующий? ЖОРЖ. Так будет лучше. Пойду позову маму. Она, должно быть, беспокоится, что ее не зовут. ГАСТОН(жестом останавливая его). Можете сказать мне все. Я почти уверен, что я не ваш брат. ЖОРЖ(молча глядит на него; потом глухим голосом). Однако вы очень на него похожи. То же лицо, но словно какой-то шквал прошел по нему… ГАСТОН(улыбаясь). Ведь восемнадцать лет! И ваше лицо, разумеется, тоже изменилось, хотя я не имел чести видеть, вернее, помнить его без морщин.
GEORGES. Ce ne sont pas seulement des rides. C’est une usure. Mais une usure qui, au lieu de raviner, de durcir, aurait adouci, poli. C’est comme une tourmente de douceur et de bonté qui est passé e sur votre visage. GASTON. Oui. Il y a beaucoup de chances, je le comprends maintenant, pour que le visage de Monsieur votre frè re n’ait pas é té particuliè rement empreint de douceur. GEORGES. Vous vous trompez. Il é tait dur, oui, lé ger, inconstant… Mais… oh! je l’aimais bien avec ses dé fauts. Il é tait plus beau que moi. Pas plus intelligent peut-ê tre — de l’intelligence qu’il faut au collè ge ou dans les concours — mais plus sensible, plus brillant sû rement… Il dit sourdement. Plus sé duisant. Il m’aimait bien aussi, vous savez, à sa faç on. Il avait mê me, au sortir de l’enfance du moins, une sorte de tendresse reconnaissante qui me touchait beaucoup. C’est pourquoi cela a é té si dur quand j’ai appris. Il baisse la tê te comme si c'é tait lui qui avait tort. Je l’ai dé testé, oui, je l’ai dé testé. Et puis, trè s vite, je n’ai plus su lui en vouloir. GASTON. Mais de quoi? GEORGES a relevé la tê te, il le regarde. Est-ce toi, Jacques? Gaston fait un geste. J’ai beau me dire qu’il é tait jeune, qu’il é tait faible au fond comme tous les violents… J’ai beau me dire que tout est facile à de belles lè vres un soir d’é té quand on va partir au front. J’ai beau me dire que j’é tais loin, qu’elle aussi é tait toute petite… GASTON. Je vous suis mal. Il vous a pris une femme? Un temps. Votre femme? Georges fait « oui ». Gaston, sourdement. Le salaud. GEORGES a un petit sourire triste. C’est peut-ê tre vous. GASTON, aprè s un temps, demande d’une voix cassé e. C’est Georges que vous vous appelez? GEORGES. Oui. GASTON le regarde un moment, puis il a un geste de tendresse maladroite. Georges… Mme RENAUD paraî t dans l’antichambre. Tu es là, Jacques? ЖОРЖ. Не только в морщинах дело. Это больше, чем морщины, это неизгладимые пометы времени. Но пометы эти не избороздили ваше лицо, черты не только не стали жестче, напротив, смягчились, разгладились. Будто по вашему лицу прошел шквал нежности и доброты. ГАСТОН. Да. Только теперь я понял, сколь многое способствовало тому, чтобы лицо вашего уважаемого брата не слишком дышало нежностью. ЖОРЖ. Вы ошибаетесь. Правда, он был жестокий, непостоянный, легкомысленный, порой действовал бессознательно… Но… но я любил его, вопреки всем недостаткам. Он был красивее меня. Возможно, не умнее — я имею в виду тот ум, что требуется в школе или на экзаменах, — но эмоциональнее и уж наверняка более блестящий… (Глухим голосом. ) Более обольстительный… А знаете, он тоже меня любил, по-своему, конечно. Питал ко мне, во всяком случае подростком, нежность и признательность, а это меня, понятно, трогало. Потому-то мне так тяжело было узнать… (Склоняет голову, будто на нем лежит вина. ) Я его возненавидел, да, возненавидел… А потом, и очень скоро… уже не мог на него сердиться… ГАСТОН. Но за что? ЖОРЖ(поднимает голову, глядит в глаза Гастону). Это ты, Жак?   ГАСТОН пожимает плечами.   Сколько я ни твердил себе, что он мальчишка, что в глубине души он слабый, как все неистовые… Сколько я ни твердил, что летним вечером так нелегко устоять перед такими прекрасными свежими устами, особенно если уезжаешь на фронт… Твердил, что я был далеко, что она тоже была почти ребенок… ГАСТОН. Я не совсем вас понимаю. Он отбил у вас любовницу? Пауза. Жену? Вашу жену?   ЖОРЖ утвердительно кивает.   (Глухо. ) Подлец! ЖОРЖ(губы его чуть трогает грустная улыбка). Возможно, это были вы! ГАСТОН(помолчав, дрогнувшим голосом). Вас зовут Жорж? ЖОРЖ. Да. ГАСТОН(глядит на него, потом берет его руку с неловкой нежностью). Жорж… Г-ЖА РЕНО(появляется в холле). Ты здесь, Жак?
GEORGES, les larmes aux yeux, honteux de son é motion. Excusez-moi, je vous laisse. Il sort rapidement par l’autre porte. Mme RENAUD, entrant dans la chambre. Jacques… GASTON, sans bouger. Oui. Mme RENAUD. Devine qui vient de venir? … Ah! c’est une audace. GASTON, las. Je n’ai dé jà pas de mé moire, alors… les devinettes… Mme RENAUD. Tante Louise, mon cher! Oui, tante Louise! GASTON. Tante Louise. Et c’est une audace? … Mme RENAUD. Ah! tu peux m’en croire… Aprè s ce qui s’est passé ! J espè re bien que tu me feras le plaisir de ne pas la revoir si elle tentait de t’approcher malgré nous. Elle s’est conduite d’une faç on! … Et puis d’ailleurs tu ne l’aimais pas. Oh! mais quelqu’un de la famille que tu dé testais, mon petit, tu avais pour lui une vé ritable haine, justifié e d’ailleurs, je dois le reconnaî tre, c’est ton cousin Jules. GASTON, toujours sans bouger. J’ai donc une vé ritable haine que je ne savais pas. Mme RENAUD. Pour Jules? Mais tu ne sais pas ce qu’il t’a fait, le petit misé rable? Il t’a dé noncé au concours gé né ral parce que tu avais une table de logarithmes… C’est vrai, il faut bien que je te raconte toutes ces histoires, tu serais capable de leur faire bonne figure, à tous ces gens, toi qui ne te souviens de rien! … Et Gé rard Dubuc qui viendra sû rement te faire des sucreries… Pour pouvoir entrer à la Compagnie Filliè re où tu avais beaucoup plus de chances que lui d’ê tre pris à cause de ton oncle, il t’a fait é liminer en te calomniant auprè s de la direction. Oui, nous avons su plus tard que c’é tait lui. Oh! mais j’espè re bien que tu lui fermeras la porte, comme à certains autres que je te dirai et qui t’ont trahi ignoblement. GASTON. Comme c’est plein de choses agré ables, un passé ! … Mme RENAUD. En revanche, quoiqu’elle soit un peu ré pugnante depuis qu’elle est paralytique, la pauvre, il faudra bien embrasser la chè re Madame Bouquon. Elle t’a vu naî tre. GASTON. Cela ne me paraî t pas une raison suffisante. Mme RENAUD. Et puis c’est elle qui t’a soigné pendant ta pneumonie quand j’é tais malade en mê me temps que toi. Elle t’a sauvé, mon petit! ЖОРЖ(ему стыдно своего волнения, выступивших на глазах слез). Простите, я пойду. (Быстро уходит в противоположную дверь. ) Г-ЖА РЕНО(входит в комнату). Жак… ГАСТОН. Да?.. Г-ЖА РЕНО. Угадай, кто явился?.. Ах, какая наглость! ГАСТОН(устало). Ко мне еще не вернулась память… так что угадывать… Г-ЖА РЕНО. Тетя Луиза, дорогой! Да-да, тетя Луиза! ГАСТОН. Тетя Луиза? А в чем же тут наглость?.. Г-ЖА РЕНО. Уж поверь мне… После того, что произошло! Если она попытается прорваться к тебе, будь добр — откажись ее видеть. Как же она тогда себя вела!.. Впрочем, ты всегда терпеть ее не мог. Но особенно ты ненавидел, дорогой мой, среди всей нашей родни кузена Жюля, питал к нему настоящую ненависть, что, впрочем, вполне оправданно. ГАСТОН(по-прежнему стоит не шевелясь). Оказывается, я питаю настоящую ненависть, которая мне даже неведома… Г-ЖА РЕНО. К кузену Жюлю? Но знаешь, что с тобой устроил этот негодяй? Выдал тебя на выпускном экзамене, донес, что при тебе таблица логарифмов… Нет-нет, необходимо рассказать тебе все эти истории, а то, чего доброго, ты способен улыбаться таким людям, ведь ты ничего не помнишь!.. И Жерар Дюбюк, он тоже наверняка к нам явится и будет рассыпаться перед тобой в любезностях… А ведь чтобы поступить на службу в Компанию, он оклеветал тебя перед дирекцией только потому, что у тебя было больше шансов туда попасть благодаря дядиной протекции. Лишь позже мы узнали, что это он все испортил. О, хочу надеяться, что ты просто захлопнешь перед ним дверь, как, впрочем, и еще перед кое-кем… Я потом скажу, перед кем именно… перед всеми, кто тебя гнусно предал. ГАСТОН. Прошлое человека, оказывается, полно приятных сюрпризов!.. Г-ЖА РЕНО. Зато придется поцеловать дорогую мадам Букон, хотя после того, как ее разбил паралич, это не совсем аппетитная процедура. Она присутствовала при твоем появлении на свет. ГАСТОН. Это еще не достаточно уважительная причина. Г-ЖА РЕНО. И, кроме того, она выходила тебя, когда ты болел воспалением легких, и я тоже в это время лежала больная. Она спасла тебе жизнь, дружок!
GASTON. C’est vrai, il y a aussi la reconnaissance. Je n’y pensais plus, à celle-là. Un temps. Des obligations, des haines, des blessures… Qu’est-ce que je croyais donc que c’é tait, des souvenirs? Il s'arrê te, ré flé chit. C’est juste, j’oubliais des remords. J’ai un passé complet maintenant. Ilsourit drô lement, va à elle. Mais vous voyez comme je suis exigeant. J’aurais pré fé ré un modè le avec quelques joies. Un petit enthousiasme aussi si c’é tait possible. Vous n’avez rien à m’offrir? Mme RENAUD. Je ne te comprends pas, mon petit. GASTON. C’est pourtant bien simple. Je voudrais que vous me disiez une de ces anciennes joies. Mes haines, mes remords ne m’ont rien appris. Donnez-moi une joie de votre fils, que je voie comment elle sonne en moi. Mme RENAUD. Oh! ce n’est pas difficile. Des joies, tu en as eu beaucoup, tu sais… Tu as é té tellement gâ té ! GASTON. Eh bien, j’en voudrais une… Mme RENAUD. Bon. C’est agaç ant quand il faut se rappeler comme cela d’un coup, on ne sait que choisir… GASTON. Dites au hasard. Mme RENAUD. Eh bien, tiens, quand tu avais douze ans… GASTON l’arrê te. Une joie d’homme. Les autres sont trop loin. Mme RENAUD, soudain gê né e. C’est que… tes joies d’homme… Tu ne me les disais pas beaucoup. Tu sais, un grand garç on! … Tu sortais tellement. Comme tous les grands garç ons… Vous é tiez les rois à cette é poque. Tu allais dans les bars, aux courses… Tu avais des joies avec tes camarades, mais avec moi… GASTON. Vous ne m’avez jamais vu joyeux devant vous? Mme RENAUD. Mais tu penses bien que si! Tiens, le jour de tes derniers prix, je me rappelle… GASTON la coupe. Non, pas les prix! Plus tard. Entre le moment où j’ai posé mes livres de classe et celui où l’on m’a mis un fusil dans les mains; pendant ces quelques mois qui devaient ê tre, sans que je m’en doute, toute ma vie d’homme. Mme RENAUD. Je cherche. Mais tu sortais tellement, tu sais… Tu faisais tellement l’homme… ГАСТОН. Правда, ведь существует еще и благодарность. О ней-то я и забыл. (Пауза. ) Обязательства, ненависть, оскорбления… Думал ли я, что именно это и есть воспоминания? (Замолкает, потом задумчиво. ) Верно, я забыл еще угрызения совести. Теперь мое прошлое полностью укомплектовано. (Криво улыбается, подходит к г-же Рено. ) Но видите, до чего я требовательный. Я предпочел бы какой-нибудь иной образчик с парочкой радостей. И еще, если возможно, один-другой восторженный порыв, что ли… Можете вы мне предложить что-нибудь в этом роде? Г-ЖА РЕНО. Я тебя не понимаю, милый. ГАСТОН. А ведь это так просто. Мне хотелось бы, чтобы вы назвали хотя бы одну мою былую радость. Ненависть, укоры совести ничего мне, в сущности, не открыли. Дайте мне радости, радости вашего сына, и я посмотрю, как они отзовутся во мне! Г-ЖА РЕНО. О, это нетрудно. Радостей у тебя было достаточно… Тебя так забаловали! ГАСТОН. Мне хотелось бы одну… Г-ЖА РЕНО. Пожалуйста. Ужасно трудно вспоминать так все разом, не знаешь, что и выбрать… ГАСТОН. Назовите первое, что придет на ум. Г-ЖА РЕНО. Так вот, когда тебе было двенадцать… ГАСТОН (прерывает ее). Нет, радость взрослого мужчины! Те слишком далеки. Г-ЖА РЕНО (смущенно). Твои взрослые радости… Ты со мной не особенно ими делился. Оно и понятно, взрослый мальчик!.. Ты постоянно уходил из дому. Как все юноши… В те времена вам удержу не было… Ты бывал в барах, на бегах… Ты делил радости с приятелями, а не со мной. ГАСТОН. Значит, вы никогда не видели меня радующимся в вашем присутствии? Г-ЖА РЕНО. Ну как же, конечно, видела! Возьми, например, тот день, когда раздавали награды, как сейчас помню… ГАСТОН(перебивая ее). Нет-нет, не награды! А после. Промежуток времени от той минуты, когда я распрощался со школьными учебниками, и до той, как мне дали в руки винтовку… Те несколько месяцев, которые неведомо для меня были всей моей взрослой жизнью. Г-ЖА РЕНО. Подожди-ка, сейчас вспомню. Знаешь, ты столько выезжал… Так играл во взрослого…
GASTON. Mais enfin, à dix-huit ans, si sé rieusement qu’on joue à l’homme, on est encore un enfant! Il y a bien eu un jour une fuite dans la salle de bains que personne ne pouvait arrê ter, un jour où la cuisiniè re a fait un barbarisme formidable, où nous avons rencontré un receveur de tramway comique… J’ai ri devant vous. J’ai é té content d’un cadeau, d’un rayon de soleil. Je ne vous demande pas une joie dé bordante… une toute petite joie. Je n’é tais pas neurasthé nique? Mme RENAUD, soudain gê né e. Je vais te dire, mon petit Jacques… J’aurais voulu t’expliquer cela plus tard, et plus posé ment… Nous n’é tions plus en trè s bons termes à cette é poque, tous les deux… Oh! c’é tait un enfantillage! … Avec le recul, je suis sû re que cela va te paraî tre beaucoup plus grave que cela ne l’a é té. Oui, à cette é poque pré cisé ment, entre le collè ge et le ré giment, nous ne nous adressions pas la parole. GASTON. Ah! Mme RENAUD. Oui. Oh! pour des bê tises, tu sais. GASTON. Et… cela a duré longtemps, cette brouille? Mme RENAUD. Presque un an. GASTON. Fichtre! Nous avions tous deux de l endurance. Et qui avait commencé ? Mme RENAUD, aprè s une hé sitation. Oh! moi, si tu veux… Mais c’é tait bien à cause de toi. Tu t’é tais entê té stupidement. GASTON. Quel entê tement de jeune homme a donc pu vous entraî ner à ne pas parler à votre fils pendant un an? Mme RENAUD. Tu n’as jamais rien fait pour faire cesser cet é tat de choses. Rien! GASTON. Mais, quand je suis parti pour le front, nous nous sommes ré concilié s tout de mê me, vous ne m’avez pas laissé partir sans m’embrasser? Mme RENAUD, aprè s un silence, soudain. Si. Un temps, puis vite. C’est ta faute, ce jour-là aussi je t’ai attendu dans ma chambre. Toi, tu attendais dans la tienne. Tu voulais que je fasse les premiers pas, moi, ta mè re! … Alors que tu m’avais gravement offensé e. Les autres ont eu beau s’entremettre. Rien ne t’a fait cé der. Rien. Et tu partais pour le front. GASTON Quel â ge avais-je? Mme RENAUD. Dix-huit ans. ГАСТОН. Но ведь как бы восемнадцатилетний мальчик ни играл во взрослого мужчину, на самом-то деле он еще ребенок! Неужели же ни разу не прорвало в ванной трубу, так что никто не мог остановить воду, неужели кухарка ни разу не исковеркала какое-нибудь слово, неужели нам ни разу не попался в трамвае кондуктор с уморительной физиономией?.. И я не смеялся в вашем присутствии… Не радовался какому-нибудь подарку, лучу солнца… Я не требую от вас особых, необузданных радостей… просто маленькую простую радость. Уж не был ли я мрачным неврастеником? Г-ЖА РЕНО(вдруг смутившись). Я вот что тебе скажу, Жак, миленький… Мне хотелось объяснить это позднее, не спеша… В то время мы были с тобой не в особенно хороших отношениях… О, простое ребячество! Не сомневаюсь, что задним числом тебе все это покажется куда серьезнее, чем было на самом деле. Короче, именно в этот промежуток времени — между коллежем и фронтом — мы с тобой вообще не разговаривали. ГАСТОН. А-а! Г-ЖА РЕНО. Да. Из-за пустяков, поверь! ГАСТОН. И… наша ссора длилась долго?.. Г-ЖА РЕНО. Почти год. ГАСТОН. А, черт! Ну и выдержка же у нас с вами была! А кто начал первым? Г-ЖА РЕНО(после еле заметного колебания). Пожалуй, что я… Но ты был всему причиной. Ты упрямился глупейшим образом. ГАСТОН. В чем же выражалось упрямство юноши, если вы вынуждены были не разговаривать целый год с родным сыном? Г-ЖА РЕНО. Ты не желал ничего сделать, чтобы покончить с этим положением. Ничего! ГАСТОН. Но когда я уезжал на фронт, мы все-таки помирились? Ведь не отпустили же вы меня из дома не поцеловав? Г-ЖА РЕНО(помолчав, решительно). Отпустила. (Замолкает, потом быстро. ) И это твоя вина, в тот день я тоже тебя ждала у себя в комнате. А ты ждал в своей. Ты хотел, чтобы я сделала первый шаг, я, мать!.. А ведь ты меня сильно оскорбил. Все попытки посторонних примирить нас ни к чему не привели. Ничто тебя не могло убедить. Ничто. И ты уехал на фронт… ГАСТОН. Сколько мне было лет? Г-ЖА РЕНО. Восемнадцать.
GASTON. Je ne savais peut-ê tre pas où j’allais. A dix-huit ans, c’est une aventure amusante, la guerre. Mais on n’é tait plus en 1914 où les mè res mettaient des fleurs au fusil; vous deviez le savoir, vous, où j’allais. Mme RENAUD. Oh! je pensais que la guerre serait finie avant que tu quittes la caserne ou que je te reverrais à ta premiè re permission avant le front. Et puis, tu é tais toujours si cassant, si dur avec moi. GASTON. Mais vous ne pouviez pas descendre me dire: « Tu es fou, embrasse-moi! » Mme RENAUD. J’ai eu peur de tes yeux… Du rictus d’orgueil que tu aurais eu sans doute. Tu aurais é té capable de me chasser, tu sais… GASTON. Eh bien, vous seriez revenue, vous auriez pleuré à ma porte, vous m’auriez supplié, vous vous seriez mise à genoux pour que cette chose ne soit pas et que je vous embrasse avant de partir. Ah! c'est mal de ne pas vous ê tre mise à genoux. Mme RENAUD. Mais une mè re, Jacques! … GASTON. J’avais dix-huit ans, et on m’envoyait mourir. J’ai un peu honte de vous dire cela, mais, j’avais beau ê tre brutal, m’enfermer dans mon jeune orgueil imbé cile, vous auriez dû tous vous mettre à genoux et me demander pardon. Mme RENAUD. Pardon de quoi? Mais je n’avais rien fait, moi! GASTON. Et qu’est-ce que j’avais fait, moi, pour que cet infranchissable fossé se creuse entre nous? Mme RENAUD, avec soudain le ton d’autrefois. Oh! tu t’é tais mis dans la tê te d’é pouser une petite couturiè re que tu avais trouvé e Dieu sait où, à dix-huit ans, et qui refusait sans doute de devenir ta maî tresse… Le mariage n’est pas une amourette! Devions-nous te laisser compromettre ta vie, introduire cette fille chez nous? Ne me dis pas que tu l aimais… Est-ce qu’on aime à dix-huit ans, je veux dire: est-ce qu’on aime profondé ment, d’une faç on durable, pour se marier et fonder un foyer, une petite cousette rencontré e dans un bal trois semaines plus tô t? GASTON, aprè s un silence. Bien sû r, c’é tait une bê tise… Mais ma classe allait ê tre appelé e dans quelques mois, vous le saviez. Si cette bê tise é tait la seule qu’il m’é tait donné de faire; si cet amour, qui ne pouvait pas durer, celui qui vous le ré clamait n’avait que quelques mois à vivre, pas mê me assez pour l’é puiser? ГАСТОН. Возможно, я не отдавал себе отчета, куда иду. Для восемнадцатилетнего война просто любопытное приключение. Но ведь это был уже не четырнадцатый год, когда матери украшали штыки сыновних винтовок цветами… Вы-то должны были знать, куда я иду. Г-ЖА РЕНО. О, я думала, что война окончится раньше, чем ты успеешь пройти обучение в казармах, надеялась увидеться с тобой во время первой побывки перед отправкой в действующую армию. И к тому же ты всегда был так резок, так жесток со мной. ГАСТОН. Но ведь могли же вы прийти ко мне в комнату, могли сказать: «Перестань дурить и поцелуй меня! » Г-ЖА РЕНО. Я боялась твоих глаз… Твоей гордой ухмылки, которой ты непременно бы встретил меня. Ты способен был меня прогнать… ГАСТОН. Ну и что ж, вы вернулись бы, рыдали бы под моей дверью, умоляли бы меня, встали бы на колени, лишь бы этого не случилось, и я поцеловал бы вас перед отъездом. Ах, как нехорошо, что вы не встали тогда на колени! Г-ЖА РЕНО. Но я же мать, Жак!.. ГАСТОН. Мне было восемнадцать, и меня посылали на смерть. Пожалуй, стыдно так говорить, но вы обязаны были броситься на колени, молить моего прощения, как бы я ни был груб, как бы ни замыкался в своей идиотской юношеской гордыне. Г-ЖА РЕНО. За что прощения? Я-то ведь ничего не сделала! ГАСТОН. А что такого сделал я, раз между нами пролегла непроходимая пропасть? Г-ЖА РЕНО(внезапно ее голос приобретает те, прежние интонации). О, ты вбил себе в голову, что женишься, и это в восемнадцать-то лет! На какой-то швее, которую подцепил бог знает где! И она, конечно, не желала без брака сойтись с тобой. Брак — это не просто любовные шашни! Да неужели мы должны были позволить тебе испортить всю твою жизнь, ввести эту девку к нам в дом? И не уверяй меня, пожалуйста, что ты ее любил… Разве в семнадцать лет любят, то есть, я хочу сказать: любят ли глубоко, по-настоящему, такой любовью, какая необходима для брака, для создания прочного семейного очага! Какую-то швею, с которой ты и познакомился-то на танцульке всего три недели назад. ГАСТОН(помолчав). Конечно, это было глупо с моей стороны… Но ведь наш год должны были вскоре призвать, и вы это знали. А что, если эта глупость была единственной, которую мне дано было сделать, а что, если вы хотели лишить этой любви того, кому осталось жить всего несколько месяцев, а что, если бы любовь не успела исчерпать себя за этот срок?
Mme RENAUD. Mais on ne pensait pas que tu allais mourir! … Et puis, je ne t’ai pas tout dit. Tu sais ce que tu m’as crié, en plein visage, avec ta bouche toute tordue, avec ta main levé e sur moi, moi ta mè re? « Je te dé teste, je te dé teste! » Voilà ce que tu m’as crié. Un silence. Comprends-tu maintenant pourquoi je suis resté e dans ma chambre en espé rant que tu monterais, jusqu’à ce que la porte de la rue claque derriè re toi? GASTON, doucement, aprè s un silence. Et je suis mort à dix-huit ans, sans avoir eu ma petite joie, sous pré texte que c’é tait une bê tise, et sans que vous m’ayez reparlé. J’ai é té couché sur le dos toute une nuit avec ma blessure à l’é paule, et j’é tais deux fois plus seul que les autres qui appelaient leur mè re. Un silence, il dit soudain comme pour lui. C’est vrai, je vous dé teste. Mme RENAUD crie, é pouvanté e. Mais, Jacques, qu’est-ce que tu as? GASTON revient à lui, la voit. Comment? Pardon… Je vous demande pardon. Il s’est é loigné, fermé, dur. Je ne suis pas Jacques Renaud; je ne reconnais rien ici de ce qui a é té à lui. Un moment, oui, en vous é coutant parler, je me suis confondu avec lui. Je vous demande pardon. Mais, voyez-vous, pour un homme sans mé moire, un passé tout entier, c’est trop lourd à endosser en une seule fois. Si vous vouliez me faire plaisir, pas seulement me faire plaisir, me faire du bien, vous me permettriez de retourner à l’asile. Je plantais des salades, je cirais les parquets. Les jours passaient… Mais mê me au bout de dix-huit ans — une autre moitié exactement de ma vie — ils n’é taient pas parvenus, en s’ajoutant les uns aux autres, à faire cette chose dé vorante que vous appelez un passé. Mme RENAUD. Mais, Jacques… GASTON. Et puis, ne m’appelez plus Jacques… Il a fait trop de choses, ce Jacques. Gaston, c’est bien; quoique ce ne soit personne, je sais qui c’est. Mais ce Jacques dont le nom est dé jà entouré des cadavres de tant d’oiseaux, ce Jacques qui a trompé, meurtri, qui s’en est allé tout seul à la guerre sans personne à son train, ce Jacques qui n’a mê me pas aimé, il me fait peur. Mme RENAUD. Mais enfin, mon petit… GASTON. Allez-vous-en! J e ne suis pas votre petit. Mme RENAUD. Oh! tu me parles comme autrefois! GASTON. Je n’ai pas d’autrefois, je vous parle comme aujourd’hui. Allez-vous-en! Г-ЖА РЕНО. Но никто и не думал, что ты обязательно умрешь!.. И потом, я еще не все тебе сказала. Знаешь, что ты мне крикнул в лицо, у тебя даже рот перекосился, ты поднял руку на меня, на родную мать! Ты крикнул: «Ненавижу тебя, ненавижу! » Вот что ты крикнул. (Пауза. ) Теперь ты понимаешь, почему я не выходила из своей комнаты, все надеялась, что ты придешь, прислушивалась вплоть до той минуты, когда за тобой захлопнулась входная дверь? ГАСТОН(молчит, потом тихо). Я умер в восемнадцать лет, так и не получив своей, пусть небольшой, радости под тем предлогом, что это, мол, глупость, а вы так и но заговорили со мной. Я всю ночь пролежал раненный в плечо, и я был вдвойне одинок рядом с теми, кто звал в бреду свою мать. (Пауза, потом вдруг как бы самому себе. ) Это правда, я вас ненавижу. Г-ЖА РЕНО(испуганно кричит). Жак, что с тобой? ГАСТОН(опомнившись, замечает ее). Как — что? Простите… Простате меня, пожалуйста. (Отходит; резко, четко. ) Я не Жак Рено, я не узнаю здесь ничего, что принадлежит ему по праву. Да, слушая вас, я на мгновение спутал себя с ним. Простите. Но, видите ли, для человека без памяти прошлое, все, прошлое сразу — слишком тяжкий груз, чтобы взвалить его на себя одним рывком. Если вы хотите сделать мне удовольствие, — да нет, не только удовольствие, а благодеяние, — отпустите меня обратно в приют. Я сажал там салат, натирал полы… Дни проходили… Но даже за эти восемнадцать лет, — я имею в виду вторую половину своей жизни, — даже за этот срок дни, наслаиваясь друг на друга, не сумели превратиться в прожорливое чудище, которое вы именуете прошлым. Г-ЖА РЕНО. Но, Жак… ГАСТОН. И главное, не называйте меня Жаком… Этот Жак такого натворил. Гастон — другое дело. Если он даже ничто, я знаю, каков он. Но ваш Жак, одно имя которого уже погребено под трупами сотен птиц, этот Жак, который обманывал, убивал, который пошел на войну совсем один, которого никто не проводил на вокзал, Жак, который даже не любил, такой Жак наводит на меня ужас. Г-ЖА РЕНО. Но ведь, мой мальчик… ГАСТОН. Убирайтесь! Я не ваш мальчик. Г-ЖА РЕНО. Ты заговорил совсем как прежде! ГАСТОН. У меня нет «прежде», я говорю так сегодня. Убирайтесь!
Mme RENAUD se redresse, comme autrefois elle aussi. C’est bien, Jacques! Mais, quand les autres t’auront prouvé que je suis ta mè re, il faudra bien que tu viennes me demander pardon. Elle sort sans voir Valentine qui a é couté les derniè res ré pliques du couloir. VALENTINE s’avance quand elle est sortie. Vous dites qu’il n’a jamais aimé. Qu’en savez-vous, vous qui ne savez rien? GASTON la toise. Vous aussi, allez-vous-en! VALENTINE. Pourquoi me parlez-vous ainsi? Qu’est-ce que vous avez? GASTON crie. Allez-vous-en! Je ne suis pas Jacques Renaud. VALENTINE. Vous le criez comme si vous en aviez peur. GASTON. C’est un peu cela. VALENTINE. De la peur, passe encore. La jeune ombre de Jacques est une ombre redoutable à endosser, mais pourquoi de la haine et contre moi? GASTON. Je n’aime pas que vous veniez me faire des sourires comme vous n’avez cessé de m’en faire depuis que je suis ici. Vous avez é té sa maî tresse. VALENTINE. Qui a osé le dire? GASTON. Votre mari. Un silence. VALENTINE. Eh bien, si vous ê tes mon amant, si je vous retrouve et que je veuille vous reprendre… Vous ê tes assez ridicule pour trouver cela mal? GASTON. Vous parlez à une sorte de paysan du Danube. D’un drô le de Danube, d’ailleurs, aux eaux noires et aux rives sans nom. Je suis un homme d’un certain â ge, mais j’arrive frais é clos au monde. Cela n’est peut-ê tre pas si mal aprè s tout de prendre la femme de son frè re, d’un frè re qui vous aimait, qui vous a fait du bien? VALENTINE, doucement. Quand nous nous sommes connus en vacances à Dinard j’ai joué au tennis, j’ai nagé plus souvent avec vous qu’avec votre frè re… J’ai fait plus de promenades sur les rochers avec vous. C’est avec vous, avec vous seul, que j’ai é changé des baisers. Je suis venue chez votre mè re, ensuite, à des parties de camarades et votre frè re s’est mis à m’aimer; mais c’é tait vous que je venais voir. GASTON. Mais c’est tout de mê me lui que vous avez é pousé ? Г-ЖА РЕНО(гордо выпрямляясь, как в прежнее время). Хорошо, Жак! Но когда будет доказано, что я твоя мать, тебе придется просить у меня прощения. Уходит, не заметив Валентины, которая слышала их последние слова из-за кулис.   ВАЛЕНТИНА(дождавшись ухода свекрови, выступает вперед). Вот вы сказали, что вы никого не любили. Откуда вы это знаете, вы, который вообще ничего не знает? ГАСТОН(меряет ее взглядом). И вы тоже убирайтесь! ВАЛЕНТИНА. На каком основании вы разговариваете со мной таким тоном? Что с вами? ГАСТОН(кричит). Убирайтесь! Я не Жак Рено. ВАЛЕНТИНА. Вы кричите так, словно вам страшно. ГАСТОН. Отчасти и поэтому, ВАЛЕНТИНА. Страх — это еще полбеды. Тень юного Жака — страшная тень, ее опасно даже примерить, но откуда ненависть и ко мне тоже? ГАСТОН. Мне противно, что вы пришли сюда любезничать со мной, ведь вы все время, как только я появился в доме, не перестаете со мной любезничать. Вы были его любовницей. ВАЛЕНТИНА. Кто посмел вам это сказать? ГАСТОН. Ваш муж.   Пауза.   ВАЛЕНТИНА. Предположим, вы мой любовник, я нашла вас и снова хочу быть с вами… Неужели же вы действительно такой чудак, что вам это кажется гадким? ГАСТОН. Вы разговариваете со мной, как с дунайским крестьянином. [1] Впрочем, странный это был Дунай, черные воды, безымянные берега… Я человек не первой молодости, но я только что вылупился на свет божий. Может быть, в конце концов, и не так уж плохо отнять жену у родного брата, у брата, который вас любил, делал вам добро? ВАЛЕНТИНА(вполголоса). Когда мы познакомились на каникулах в Динаре, я играла в теннис, плавала гораздо чаще с вами, чем с вашим братом… В горы лазила чаще тоже с вами… И с вами, с вами одним я тогда целовалась. Потом пришла к вам домой на вечеринку, и ваш брат полюбил меня, но ведь я-то пришла, чтобы повидать вас. ГАСТОН. И все-таки вышли замуж за него?
VALENTINE. Vous é tiez un enfant. J’é tais orpheline, mineure sans un sou, avec une tante bienfaitrice qui m’avait dé jà fait payer trè s cher les premiers partis refusé s. Devais-je me vendre à un autre plutô t qu’à lui qui me rapprochait de vous? GASTON. II y a une rubrique dans les magazines fé minins où l’on ré pond à ce genre de questions. VALENTINE. Je suis dé venue votre maî tresse au retour de notre voyage de noces. GASTON. Ah! nous avons tout de mê me attendu un peu. VALENTINE. Un peu? Deux mois, deux horribles mois. Puis, nous avons eu trois ans bien à nous, car la guerre a é claté tout de suite et Georges est parti le 4 aoû t… Et aprè s ces dix-sept ans, Jacques… Elle A mis sa main sur son bras, il recule. GASTON. Je ne suis pas Jacques Renaud. VALENTINE. Quand bien mê me… Laissez-moi contempler le fantô me du seul homme que j’aie aimé … Elle A un petit sourire. Oh! tu plisses ta bouche… Elle le regarde bien en face, il est gê né. Rien de moi ne correspond à rien dans votre magasin aux accessoires, un regard, une inflexion? GASTON. Rien. VALENTINE. Ne soyez pas si dur, de quelque Danube infernal que vous veniez! C’est grave, vous comprenez, pour une femme qui a aimé, de retrouver un jour, aprè s une interminable absence, sinon son amant, du moins, avec la reconstitution du plus imperceptible plissement de bouche, son fantô me scrupuleusement exact. GASTON. Je suis peut-ê tre un fantô me plein d’exactitude, mais je ne suis pas Jacques Renaud. VALENTINE. Regardez-moi bien. GASTON. Je vous regarde bien. Vous ê tes charmante, mais je ne suis pas Jacques Renaud! VALENTINE. Je ne suis rien pour vous, vous en ê tes sû r? GASTON. Rien. VALENTINE. Alors, vous ne retrouverez jamais votre mé moire. GASTON. J’en arrive à le souhaiter. Un temps, il s’inquiè te tout de mê me. Pourquoi ne retrouverai-je jamais ma mé moire? VALENTINE. Vous ne vous souvenez mê me pas des gens que vous avez vus il y a deux ans. GASTON. Deux ans? ВАЛЕНТИНА. Вы были тогда совсем мальчишкой. А я сирота, младшая в семье, бесприданница, жила у тетки-благодетельницы и уже дорого поплатилась за отказы ее кандидатам. Так неужели я должна была продать себя другому, а не ему, благодаря которому я могла стать ближе к вам? ГАСТОН. На такие вопросы дает ответ специальный раздел в дамских журналах. ВАЛЕНТИНА. Как только мы вернулись из свадебного путешествия, я стала вашей любовницей. ГАСТОН. Мы все же немного подождали. ВАЛЕНТИНА. Немного? Целых два месяца, два страшных месяца. Потом в нашем распоряжении было три полных года, потому что сразу же началась война и Жоржа призвали четвертого августа… А потом, семнадцать лет, Жак!.. (Кладет ладонь ему на руку. ) ГАСТОН(отшатывается). Я не Жак Рено. ВАЛЕНТИНА. И все же… Дайте мне наглядеться хотя бы на призрак единственного человека, которого я любила. (Улыбается. ) Ага, скривил губы! (Глядит ему в лицо, он смущен. ) Значит, ничто во мне, ни взгляд, ни голос, ни… неужели ничто не находит даже слабого отзвука в вашем запасе прошлого? ГАСТОН. Ничто. ВАЛЕНТИНА. Не будьте же так жестоки, даже если ваш Дунай — Стикс! Поймите вы, как важно для любящей женщины после бесконечно долгой разлуки найти если не своего бывшего любовника, то хоть его призрак, подобный ему даже в пустяках, вплоть до манеры кривить губы. ГАСТОН. Возможно, я призрак, с точностью воспроизводящий Жака Рено, но я не Жак Рено. ВАЛЕНТИНА. Приглядитесь ко мне. ГАСТОН. Я и приглядываюсь. Вы очаровательны, но увы! — я не Жак Рено. ВАЛЕНТИНА. Итак, вы уверены, что я для вас ничто? ГАСТОН. Ничто. ВАЛЕНТИНА. Значит, к вам никогда не вернется память. ГАСТОН. Я этого и сам, пожалуй, хочу. (Пауза; вдруг тревожно. ) А почему ко мне никогда не вернется память? ВАЛЕНТИНА. Потому что вы не помните даже тех, кого видели всего два года назад. ГАСТОН. Два года?
VALENTINE. Une lingè re, une lingè re en remplacement… GASTON. Une lingè re en remplacement? Un silence. Il demande soudain: Qui vous a raconté cela? VALENTINE. Personne. J’avais — avec l’approbation de ma belle-mè re d’ailleurs — adopté cette personnalité pour vous approcher librement. Regardez-moi bien, homme sans mé moire… GASTON l’attire malgré lui, troublé. C’é tait vous la lingè re qui n’est resté e qu’un jour? VALENTINE. Oui, c’é tait moi. GASTON. Mais vous ne m'avez rien dit ce jour-là ? VALENTINE. Je ne voulais rien vous dire avant… J’espé rais, vous voyez comme je crois à l’amour — à votre amour — qu’en me prenant vous retrouveriez la mé moire. GASTON. Mais aprè s? VALENTINE. Aprè s, comme j’allais vous dire, rappelez-vous, nous avons é té surpris. GASTON sourit à ce souvenir. Ah? l’é conome! VALENTINE sourit aussi. L’é conome, oui. GASTON. Mais vous n’avez pas crié partout que vous m’aviez reconnu? VALENTINE. Je l’ai crié, mais nous é tions cinquante familles à le faire. GASTON a un rire nerveux, soudain. Mais c’est vrai, suis-je bê te, tout le monde me reconnaî t! Cela ne prouve en rien que je suis Jacques Renaud. VALENTINE. Vous vous en ê tes souvenu tout de mê me de votre lingè re et de son gros paquet de draps? GASTON. Mais, bien sû r, je m’en suis souvenu. A part mon amné sie, j’ai beaucoup de mé moire. ВАЛЕНТИНА. А белошвейка, белошвейка, заменявшая вашу приютскую… ГАСТОН. Белошвейка? (Пауза. Потом вдруг. ) А кто вам рассказал? ВАЛЕНТИНА. Никто не рассказывал. Я заменила вашу белошвейку — надо сказать, что действовала я с одобрения свекрови, — для того, чтобы без помех общаться с вами. Посмотрите же на меня хорошенько, вы, человек без памяти… ГАСТОН(взволнованный, невольно привлекает ее к себе). Так это вы белошвейка, которая работала у нас всего один день! ВАЛЕНТИНА. Да, я. ГАСТОН. Но ведь в тот день вы мне ничего не сказали? ВАЛЕНТИНА. Я и не хотела ничего говорить вам заранее… Я надеялась, — видите, как я верю в силу любви — вашей любви, — что, овладев мною, вы обретете память…. ГАСТОН. Ну а потом? ВАЛЕНТИНА. А потом, когда я собралась вам сказать, вспомните-ка, нас застигли… ГАСТОН(улыбаясь при этом воспоминании). А-а, эконом! ВАЛЕНТИНА(тоже улыбаясь). Да, эконом. ГАСТОН. Но вы не кричали на всех углах, что узнали меня? ВАЛЕНТИНА. Представьте, кричала, но то же самое кричали еще пятьдесят семейств. ГАСТОН(с нервным смешком). И верно, а я-то, болван, забыл, что все меня узнают… Но это отнюдь не доказывает, что я Жак Рено. ВАЛЕНТИНА. Однако ж вы вспомнили вашу белошвейку и огромную кучу простыней? ГАСТОН. А как же, конечно, вспомнил. Если не считать болезни, память у меня прекрасная.
VALENTINE. Vous voulez la reprendre dans vos bras, votre lingè re? GASTON la repousse. Attendons de savoir si je suis Jacques Renaud. VALENTINE. Et si vous ê tes Jacques Renaud? GASTON. Si je suis Jacques Renaud, je ne la reprendrai pour rien au monde dans mes bras. Je ne veux pas ê tre l’amant de la femme de mon frè re. VALENTINE. Mais vous l’avez dé jà é té ! … GASTON. II y a si longtemps et j’ai é té si malheureux depuis, je suis lavé de ma jeunesse. VALENTINE a un petit rire triomphant. Vous oubliez dé jà votre lingè re! … Si vous ê tes Jacques Renaud, c’est il y a deux ans que vous avez é té l’amant de la femme de votre frè re. Vous, bien vous, pas un lointain petit jeune homme. GASTON. Je ne suis pas Jacques Renaud! VALENTINE. É coute, Jacques, il faut pourtant que tu renonces à la merveilleuse simplicité de ta vie d’amné sique. É coute, Jacques, il faut pourtant que tu t’acceptes. Toute notre vie avec notre belle morale et notre chè re liberté, cela consiste en fin de compte à nous accepter tels que nous sommes… Ces dix-sept ans d’asile pendant lesquels tu t’es conservé si pur, c’est la duré e exacte d’une adolescence, ta seconde adolescence qui prend fin aujourd’hui. Tu vas redevenir un homme, avec tout ce que cela comporte de taches, de ratures et aussi de joies. Accepte-toi et accepte-moi, Jacques. GASTON. Si j’y suis obligé par quelque preuve, il faudra bien que je m’accepte; mais je ne vous accepterai pas! VALENTINE. Mais puisque malgré toi c’est fait dé jà, depuis deux ans! GASTON. Je ne prendrai pas la femme de mon frè re. ВАЛЕНТИНА. Так обнимите же вашу белошвейку. ГАСТОН(отталкивая ее). Подождем, пока не выяснится, кто я — Жак Рено или нет. ВАЛЕНТИНА. А если окажется, что вы Жак Рено? ГАСТОН. Если я окажусь Жаком Рено, ни за какие блага в миро я вас не обниму. Не желаю быть любовником жены брата. ВАЛЕНТИНА. Но ведь вы уже были!.. ГАСТОН. Было это давно, и я столько натерпелся с той поры, что полностью искупил грехи своей юности. ВАЛЕНТИНА(с торжествующим смешком). Как, вы забыли уже свою белошвейку?.. Если вы Жак Рено, то вы два года назад снова стали любовником жены брата. Вы, именно вы, а не какой-то безвестный молодой человек. ГАСТОН. Я не Жак Рено! ВАЛЕНТИНА. Послушай, Жак, хочешь не хочешь, а тебе придется расстаться с блаженной безмятежностью, подаренной тебе потерей памяти. Послушай, Жак, тебе придется принять себя. Вся наша жизнь с ее чудесной моралью и обожаемой нашей свободой, в конце концов, и заключается в том, чтобы принимать самих себя такими, какие мы есть… Эти восемнадцать лет, проведенные в приюте, то есть все то время, когда ты хранил себя в чистоте, это просто затянувшееся отрочество, второе отрочество, которому сегодня приходит конец. Ты вновь станешь взрослым мужчиной со всеми его обязанностями, слабостями, а также и радостями. Так прими же себя и прими меня, Жак. ГАСТОН. Если меня к этому вынудит неопровержимое свидетельство, придется принять себя, но вас я никогда не приму! ВАЛЕНТИНА. И все-таки, помимо твоей воли, это произошло уже два года назад! ГАСТОН. Я никогда не отниму жены у своего брата.
VALENTINE. Quand laisseras-tu tes grands mots? Tu vas voir, maintenant que tu vas ê tre un homme, aucun de tes nouveaux problè mes ne sera assez simple pour que tu puisses le ré sumer dans une formule… Tu m’as prise à lui, oui. Mais, le premier, il m’avait prise à toi, simplement parce qu’il avait é té un homme, maî tre de ses actes, avant toi. GASTON. Et puis, il n’y a pas que vous… Je ne tiens pas à avoir dé pouillé de vieilles dames, violé des bonnes. VALENTINE. Quelles bonnes? GASTON. Un autre dé tail… Je ne tiens pas non plus à avoir levé la main sur ma mè re, ni à aucune des excentricité s de mon affreux petit sosie. VALENTINE. Comme tu cries! … Mais, à peu de choses prè s, tu as dé jà fait cela aussi tout à l’heure… GASTON. J’ai dit à une vieille dame inhumaine que je la dé testais, mais cette vieille dame n’é tait pas ma mè re. VALENTINE. Si, Jacques! Et c’est pour cela que tu le lui as dit avec tant de vé hé mence. Et, tu vois, il t’a suffi, au contraire, de cô toyer une heure les personnages de ton passé pour reprendre inconsciemment avec eux tes anciennes attitudes. É coute, Jacques, je vais monter dans ma chambre, car tu vas ê tre trè s en colè re. Dans dix minutes, tu m’appelleras, car tes colè res sont terribles, mais ne durent jamais plus de dix minutes. GASTON. Qu’en savez-vous? Vous m’agacez à la fin. Vous avez l’air d’insinuer que vous me connaissez mieux que moi. VALENTINE. Mais bien sû r! … É coute, Jacques, é coute. Il y a une preuve dé cisive que je n’ai jamais pu dire aux autres! … GASTON recule. Je ne vous crois pas! ВАЛЕНТИНА. Хватит этих высокопарных слов! Став наконец мужчиной, ты сам убедишься, что ни одну из вставших перед тобой новых проблем нельзя решить с помощью ходячих истин… Ты уже взял меня у него. Но первый-то он отнял меня у тебя, просто потому, что раньше стал мужчиной. ГАСТОН. Да не в одной вас дело… Я не так уж дорожу тем, что обирал пожилых дам, насиловал горничных… ВАЛЕНТИНА. Каких горничных? ГАСТОН. Еще одна деталь… Я не так уж дорожу тем, что поднял руку на родную мать, как, впрочем, и всеми прошлыми выходками моего отвратительного юного двойника. ВАЛЕНТИНА. Как ты кричишь!.. Но, по-моему, ты почти сделал ЭТО ТОЛЬКО ЧТО… ГАСТОН. Да, я сказал этой бессердечной старой даме, что я ее ненавижу, но эта старая дама не моя мать. ВАЛЕНТИНА. Нет, мать, Жак! И именно поэтому ты имел с ней такое бурное объяснение. Ты и сам видишь, достаточно тебе пробыть хотя бы час бок о бок с персонажами своего прошлого, и ты уже бессознательно ведешь себя с ними, как раньше. Послушай, Жак, я сейчас пойду к себе во избежание твоего гнева. А через десять минут ты меня позовешь, ведь приступы твоей ярости страшны, но они продолжаются не больше десяти минут. ГАСТОН. Откуда вам это известно? В конце концов, вы меня раздражаете. Все время стараетесь намекнуть, будто знаете меня лучше, чем я сам. ВАЛЕНТИНА. Ну конечно же!.. Послушай, послушай-ка меня, Жак. Существует одно бесспорное доказательство, о котором я никому не смела ни разу сказать!.. ГАСТОН(отступает). Не верю!
VALENTINE sourit. Attends, je ne l’ai pas encore dite. GASTON crie. Je ne veux pas vous croire, je ne veux croire personne. Je ne veux plus que personne me parle de mon passé !   LA DUCHESSE entre en trombe, suivie de Me Huspar, Valentine se cache dans la salle de bains.     LA DUCHESSE Gaston, Gaston, c’est é pouvantable! Des gens viennent d’arriver, furieux, tonitruants, c’est une de vos familles. J’ai é té obligé e de les recevoir. Ils m’ont couverte d’insultes. Je comprends maintenant que j’ai é té follement imprudente de ne pas suivre l’ordre d’inscription que nous avions annoncé par voie de presse… Ces gens-là se croient frustré s. Ils vont faire un scandale, nous accuser de Dieu sait quoi! HUSPAR. Je suis sû r, Madame, que personne n’oserait vous suspecter. LA DUCHESSE. Mais vous ne comprenez donc point que ces deux cent cinquante mille francs les aveuglent! Ils parlent de favoritisme, de passe-droit. De là à pré tendre que mon petit Albert touche la forte somme de la famille à laquelle il attribue Gaston il n’y a qu’un pas!   LE MAÎ TRE D’HÔ TEL entre.   LE MAÎ TRE D’HÔ TEL entre. Madame. Je demande pardon à Madame la duchesse. Mais voici d’autres personnes qui ré clament Maî tre Huspar ou Madame la duchesse. LA DUCHESSE. Leur nom? LE MAITRE D’HOTEL. Ils m’ont donné cette carte que je ne me permettais pas de pré senter dè s l’abord à Madame la duchesse, vu qu’elle est commerciale. Il lit, trè s digne. " Beurres, œ ufs, fromages. Maison Bougran. » LA DUCHESSE, cherchant dans son agenda. Bougran? Vous avez dit Bougran? C’est la cré miè re! ВАЛЕНТИНА(улыбается). Постой, я ведь еще ничего не сказала! ГАСТОН(кричит). Не хочу вам верить, никому не хочу верить! Не желаю, чтобы со мной вообще говорили о моем прошлом.   ГЕРЦОГИНЯ врывается вихрем в комнату, за ней — мэтр ЮСПАР. ВАЛЕНТИНА прячется в ванной комнате.   ГЕРЦОГИНЯ. Гастон, Гастон, это же ужасно! Только что явились какие-то люди. Орут, злятся, кричат, еще одно ваше семейство! Пришлось их принять. Они меня так оскорбляли! Только сейчас я поняла, что поступила как безумная, неосмотрительно нарушив распорядок, о котором мы сами же объявили через газеты… Эти люди считают, что их надули. Они, конечно, учинят скандал, будут обвинять нас во всех смертных грехах!.. ЮСПАР. Я более чем уверен, мадам, что никто не посмеет вас ни в чем заподозрить. ГЕРЦОГИНЯ. Видно, вы не отдаете себе отчета, до какой степени их ослепили эти двести пятьдесят тысяч франков! Они твердят о фаворитизме, о нарушениях, чего доброго, они заявят, что наш малыш Альбер получил хороший куш от семьи, которую считает семьей Гастона!..     Входит МЕТРДОТЕЛЬ.   МЕТРДОТЕЛЬ. Ваша светлость, прошу меня извинить. Но там еще какие-то люди требуют мэтра Юспара или герцогиню. ГЕРЦОГИНЯ. Как их фамилия? МЕТРДОТЕЛЬ. Они дали мне карточку, но я не осмелился сразу вручить ее вашей светлости, учитывая, что это реклама фирмы. (С достоинством читает вслух. ) «Масло, яйца, сыры. Фирма Бугран». ГЕРЦОГИНЯ(листая свою записную книжку). Бугран, Бугран… Вы сказали Бугран? Да это молочница!
LE VALET DE CHAMBRE frappe et entre. Je demande pardon à Madame; mais c’est un Monsieur, ou plutô t un homme, qui demande Madame la duchesse. Vu sa tenue, je dois dire à Madame que je n’ai pas osé l’introduire. LA DUCHESSE, dans son agenda. Son nom? Legropâ tre ou Madensale? LE VALET DE CHAMBRE. Legropâ tre, Madame la duchesse. LA DUCHESSE. Legropâ tre, c’est le lampiste! Introduisez-le avec beaucoup d’é gards! Ils sont tous venus par le mê me train. Je parie que les Madensale vont suivre. J’ai appelé Pont-au-Bronc au té lé phone. Je vais tâ cher de les faire patienter! Elle sort rapidement, suivie de Me Huspar. GASTON murmure, harassé. Vous avez tous des preuves, des photographies ressemblantes, des souvenirs pré cis comme des crimes… Je vous é coute tous et je sens surgir peu à peu derriè re moi un ê tre hybride où il y a un peu de chacun de vos fils et rien de moi, parce que vos fils n’ont rien de moi. Il ré pè te. Moi. Moi. J’existe, moi, malgré toutes vos histoires… Vous avez parlé de la merveilleuse simplicité de ma vie d’amné sique tout à l’heure… Vous voulez rire. Essayez de prendre toutes les vertus, tous les vices et de les accrocher derriè re vous. VALENTINE, qui est rentré e à la sortie de la duchese. Ton lot va ê tre beaucoup plus simple si tu veux m’é couter une minute seulement, Jacques. Je t’offre une succession un peu chargé e, sans doute, mais qui te paraî tra lé gè re puisqu’elle va te dé livrer de toutes les autres. Veux-tu m’é couter? GASTON. Je vous é coute. VALENTINE. Je ne t’ai jamais vu nu, n’est-ce pas? Eh bien, tu as une cicatrice, une toute petite cicatrice qu’aucun des mé decins qui t’ont examiné n’a dé couverte, j’en suis sû re, à deux centimè tres sous l’omoplate gauche. C’est un coup d’é pingle à chapeau — crois-tu qu’on é tait affublé e en 1915! — je te l’ai donné un jour où j’ai cru que tu m’avais trompé e. Elle sort. ЛАКЕЙстучится в дверь и входит. Прошу прощения, но какой-то господин, вернее, просто человек, спрашивает герцогиню. Должен сказать, что я не решился впустить его в дом из-за его вида. ГЕРЦОГИНЯ(листая записную книжку). Фамилия? Легропатр или Мэденсэль? ЛАКЕЙ. Легропатр, ваша светлость. ГЕРЦОГИНЯ. Легропатр — это фонарщик! Впустите его, и будьте с ним повежливее. Все они приехали одним поездом. Уверена, что сейчас явятся Мэденсэли. Я звонила в Пон-о-Брон. Попытаюсь их утихомирить! Быстро выходит, за ней — мэтр Юспар и лакей.   ГАСТОН(растерянно бормочет). У всех у вас доказательства, фотографии, подтверждающие сходство, воспоминания, бесспорные, как преступление… Я выслушиваю вас всех и чувствую, как за моей спиной возникает некий гибрид, содержащий в себе понемножку от каждого из ваших сыновей и ничего, ровно ничего от меня, потому что ваши сыновья ничем на меня не похожи. (Повторяет. ) На меня… На меня… Вопреки всем вашим россказням, я существую… Вы только что говорили о том, что моя жизнь — эта блаженная безмятежность, даруемая потерей памяти… Вы просто шутите. Попробуйте-ка сами собрать воедино все добродетели, все пороки и взвалить их себе на спину… ВАЛЕНТИНАвошла, едва только герцогиня скрылась. Твоя судьба будет куда легче, если ты выслушаешь меня. Только одну минуту, Жак. Я предлагаю тебе наследство, правда, несколько обременительное, зато ты с его помощью освободишься от всех прочих, и оно тебе покажется бесконечно легким. Ну что, будешь слушать? ГАСТОН. Слушаю. ВАЛЕНТИНА. Я тебя никогда не видела обнаженным, ведь верно? Так вот, я уверена, что у тебя на два сантиметра ниже лопатки есть небольшой шрам, который не обнаружили обследовавшие тебя врачи. Это след от укола шляпной булавки-вспомни дамскую моду пятнадцатого года! — это я сама, своими руками поцарапала тебя булавкой, когда решила, что ты мне изменяешь. (Уходит. )
Il reste abasourdi un instant, puis il commence lentement à enlever sa veste. ГАСТОН с минуту стоит в растерянности, потом начинает медленно снимать пиджак.
LE RIDEAU TOMBE ЗАНАВЕС

 


⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒
  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.