20 ЛЕТ СПУСТЯ 3 страница

– А кто ваши родители? – интересовался Андрей.

– Отец химик, мать филолог, – ответила Катерина, понимая, что начинает запутываться. Химиком был академик, а филологом Изабелла. Отец Катерины закончил строительный техникум, а мать работала лаборантом на молокозаводе.

– А вы живете с родителями?

– Конечно. – Катерина заметила, что говорит с интонацией Людмилы.

– В коммунальной или в отдельной квартире? – продолжал расспрашивать Андрей.

– В отдельной. Но очень небольшой, – ответила она, вспомнив разговоры Антонины о квартире родителей Николая. – Двадцать восемь квадратных метров.

– Это стандарт для нынешних двухкомнатных квартир.

Андрей не жаловался, но сожалел, что не смог после института остаться в Москве. Столица – центр автостроения, и он мог бы стать конструктором новых автомобилей. Андрей вспоминал о годах учебы, о выставке картин Дрезденской галереи. И Катерина вдруг поняла, что он хотел бы вернуться в Москву. Конечно, она ему понравилась, но, наверное, прежде всего его интересовала возможность остаться в столице. И чем больше он говорил о Москве, тем больше Катерине хотелось признаться, что она его обманула, и рассказать, что никакая она не москвичка, а обыкновенная лимитчица и живет в общежитии, и работает на галантерейной фабрике. Но никак не могла набраться смелости. Катерина представила, как все это скажет, как он замолчит, а потом выругается матом – чего с ней, обманщицей, церемониться. Может даже ударить. С нею однажды такое случилось на танцах в Сокольниках. Она не хотела идти танцевать с парнем, он ее выматерил и попытался ударить. За нее заступились курсанты‑ пограничники, с одним из которых тогда встречалась Людмила. С курсантами старались не связываться. Они дрались всерьез и очень умело, ломая руки и ноги, их побаивалась даже милиция.

– Мне пора, – заметила Катерина. – Родители меня ждут. Сегодня мы едем на дачу.

Андрей растерялся от неожиданности – Катерина прервала его рассказ о дипломном проекте.

– Может быть, мы еще погуляем? – неуверенно предложил Андрей.

– Извините, не могу, – Катерина прикрыла глаза, как это делала Людмила, сразу становясь неприятно надменной.

– Я часто бываю в командировках в Москве И если вы позволите, – он вдруг перешел на «вы», хотя называл ее уже на «ты», – я мог бы вам позвонить.

– Позвоните, – разрешила Катерина и продиктовала телефон общежития, изменив последнюю цифру. Она представила, как он будет звонить из Брянска по междугородней связи и в какой‑ то квартире скажут, что здесь Катерины нет и никогда не было. Однажды, когда Людмила при ней дала парню телефон, намеренно изменив последние цифры, Катерина ей сказала: «Зачем так обманывать, лучше вообще не давать никакого номера. Это же подло! »

Я поступаю подло, подумала Катерина и бросилась в метро. Она несколько раз оглянулась, не идет ли за ней Андрей, но никто не шел. Она посмотрела на часы. День только начинался. Она приедет в общежитие и ляжет спать, вечером в красном уголке будет смотреть телевизор. Можно, конечно, пойти на пляж, но одной идти не хотелось, и она впервые за последние месяцы пожалела, что у нее нет своего парня, с которым сейчас можно встретиться, погулять, вечером пойти в кино.

Что‑ то у меня не получается с парнями, подумала Катерина, они меня обходят. Тебя считают зазнайкой, как‑ то сказала ей Антонина. Катерина знала, что никакая она не зазнайка, просто, если парни привирали, она об этом говорила прямо. Еще она не любила, когда от парней пахло водкой, а от них вечерами всегда пахло, и они становились развязно‑ болтливыми. Это они от робости, пояснила ей Людмила, они еще более неуверенные, чем мы. Нам даже проще: мы сидим и ждем, когда нас пригласят, когда с нами заговорят. А ведь им страшно: пригласишь на танец, она откажет, а кругом все видят, что тебе отказали.

Нам не лучше, возражала Катерина. Стоишь, подпираешь стену и ждешь, когда тебя пригласят. Мы же не выпиваем для храбрости. Скорей бы уж я кому‑ нибудь понравилась, и он бы мне понравился, думала Катерина в вагоне метро, вышла бы замуж, все ведь выходят замуж. Напротив нее сидели мужчины. Пожилые, за сорок, под рубашками навыпуск бугрились животы. Мужчины вытирали пот уже мокрыми платками. Неужели таких тоже любят? – думала Катерина.

Глава 3

А Людмила в это время ехала в противоположном направлении – в Ленинскую библиотеку. В этой библиотеке занимались аспиранты, кандидаты наук, был зал для профессоров и академиков. Она однажды зашла в этот зал. За столиками сидели в основном старики. Обычно, когда она входила, мужчины обращали на нее внимание, но здесь читали сосредоточенно. Один поднял голову, глянул мельком и снова вперился в книгу. Она поймала взгляды библиотекарш – так обычно смотрят продавцы в отделах самообслуживания, за всеми сразу и обязательно за кем‑ то одним, кто вызывал опасения. В этом зале она явно вызывала опасения. К ней уже собиралась направиться одна из библиотекарш. Людмила фыркнула, одернула кофточку, поправила прическу. Долго собираешься, подумала Людмила и вышла. Она бы могла сказать этой тощей селедке в очках, что о ней думает, но ничего говорить не стала. Зачем ей скандал, разбирательства, выяснения, как и почему она получила пропуск?

Людмила прошла в третий научный зал, положила тетрадку и очки на один из свободных столов и пошла заказывать литературу. Обычно она в карточке выписывала шифры нескольких книг, даже не вчитываясь в названия. Книги укладывались на стол для видимости. На открытых стеллажах она обычно брала журналы – «Огонек», «Работницу» и еще журнал «Польша», где всегда на нескольких страницах была показана модная одежда, какую начинали носить в Европе. Когда такая одежда появлялась в московских магазинах, Людмила уже знала, что покупать.

В этот раз она просмотрела журналы и пошла в курилку. Она курила уже два года. Начинала для форсу в компаниях, чтобы казаться современной, к тому же в эти годы в Москве появились болгарские и албанские сигареты в красивых пачках. Приятно вытащить сигарету, щелкнуть зажигалкой, которые еще не продавались в Москве – их, как и шариковые ручки, привозили из‑ за рубежа. Теперь Людмила курила постоянно. Вначале об этом не знали ни на заводе, ни в общежитии. На заводе некоторые пожилые работницы курили еще с войны – папиросы «Беломорканал», к которым привыкли. И Людмила после обеда стала выходить с ними в подсобку, чтобы выкурить длинную сигарету «Фемина».

В курилке библиотеки среди мужчин всегда сидели несколько молодых женщин. Здесь многие уже знали друг друга, некоторых знала и Людмила. Она достала сигарету, к ней протянули зажигалки сразу двое. Одного она знала – этот инженер писал здесь реферат для поступления в аспирантуру. Иногда Людмилу спрашивали, над чем она работает. Она обычно отвечала: над собой, опасаясь откровенного вранья, – здесь всегда мог найтись специалист по психиатрии. В последнее время она обычно представлялась студенткой медицинского института, которую интересует психиатрия.

В эту библиотеку она записалась вполне сознательно. В библиотеке, особенно в курилке, знакомились легко. Она знала постоянных посетителей, но каждый раз в курилке возникали новые мужчины. За первый год в Москве у нее не появилось ни одного знакомого, который не работал бы на стройке или конвейере автозавода. На танцах она знакомилась с курсантами военных училищ, все с той же лимитой из общежитий. А ей нравились интеллигентные молодые люди, они всегда рассказывали что‑ нибудь интересное. У них в классе физику преподавал бывший фронтовик, он закончил институт после войны и получил распределение в их школу. Единственный мужчина‑ учитель на всю школу. И все учительницы, которые еще не вышли замуж – а учительнице выйти замуж еще труднее, чем маляру со стройки, особенно в маленьком городке, – влюбились в физика. А он женился на продавщице из овощного ларька, красивой цыганистой Аньке, которая – единственная из всех женщин райцентра – не носила лифчика. Летом в жару она ходила в майке, и мужчины, когда их посылали за овощами, всегда шли в ее ларек, чтобы посмотреть на эту перекатывающуюся под майкой грудь. Физик ее увидел, потом его увидели с ней в парке, а потом физик переехал в дом, где она жила с матерью. После окончания учебного года сразу четыре учительницы уволились из школы. Какой смысл работать, если ты пришла в новой кофточке, но никто, кроме малолеток, не замечает. Когда есть мужчина, есть и надежда, особенно если мужчина неженатый.

Теперь Людмила тоже не носила лифчика. И чувствовала на себе взгляды мужчин, особенно когда надевала тонкую крепдешиновую блузку. Здесь, в библиотеке, она познакомилась с начинающим поэтом, и зимой, и летом он ходил в одной и той же вельветовой куртке. Он подарил ей журнал «Юность», который недавно стал издаваться, со своими стихами. В курилке его знали и относились с внимательным почтением. Как и к длинноволосому седому сумасшедшему, который в библиотеку приходил, как на работу, с утра.

Людмила выкурила сигарету. Здесь же в курилке были установлены телефоны‑ автоматы, и она позвонила Еровшину, с которым познакомилась в бассейне, услышала частые гудки – занято – и повесила трубку.

Прожив год в Москве, Людмила выделила для себя несколько мест, где можно завязывать знакомства. Она просчитала все варианты и остановилась на танцверандах, стадионах, библиотеках и бассейнах; зимой годились катки.

На танцверандах она знакомилась с молодыми парнями. Стадионы давали большой выбор: и молодые, и вполне зрелые болельщики в основном мужчины, и появление на стадионе молодой женщины не оставалось незамеченным. Людмила осознала, что в знакомстве на случайность рассчитывать не следует. Для знакомства надо создавать особые условия. Во‑ первых, в местах знакомства женщин должно быть меньше, чем мужчин. На танцах все‑ таки девушек было больше, чем парней. Танцверанда – это нормальный вариант для безынициативных. И матери, и отцы знакомились на танцах.

Но Москва предоставляла значительно большие возможности для знакомств. Эти возможности Людмила использовала вполне целеустремленно. Она ходила и на футбольные матчи. Изучила особенности и составы игроков разных команд, чтобы можно было поддержать разговор, потом стала понимать, что происходит на поле, и даже получать удовольствие от игры. Людмила выбрала себе команду – она болела за «Динамо». Эту команду содержало Министерство внутренних дел, и среди ее болельщиков, как определила Людмила, было много состоятельных и солидных людей.

Стадион дал ей несколько знакомств, и каток на Пионерских (бывших Патриарших) прудах тоже себя оправдал. Но самый интересный знакомый у нее появился, когда она стала ходить в бассейн военно‑ морского флота, находившийся недалеко от общежития.

Самые ранние и самые поздние – перед закрытием – часы посещения бассейна считались неудобными, и на них было легко достать билеты. Людмила купила абонемент на самое позднее время. В это время в бассейн приходила молодежь, в основном старшеклассники, живущие по соседству, и начальники, которые допоздна задерживались на работе.

В этот вечер, как обычно, Людмила приняла душ, натянула купальник и вошла в зал. На крайних дорожках резвились школьники, посредине плавал мужчина с мощными плечами. Он проплывал от стенки до стенки, разворачивался и, не отдыхая, в том же ритме возвращался. Как машина, подумала тогда Людмила. Она не знала, как называется этот стиль плавания, когда пловец только на долю секунды поднимал голову из воды, чтобы вдохнуть воздух. Лица мужчины она не могла разглядеть. Людмила не торопясь плавала, держась у стенки за поручень, делала под водой упражнения для живота, а пловец, не увеличивая и не уменьшая скорости, работая руками, как молотами, переплывал бассейн снова и снова. Этот приходит сюда не для удовольствия, а работать, подумала Людмила, теряя к нему интерес. Крепкий, но старый, решила она. Когда он проплыл близко, она увидела, что из‑ под шапочки торчат седые волосы. Но пловец, подплыв к бортику, остановился и обратился к ней:

– Привет! Ты новенькая?

– Есть поновее меня, – ответила Людмила. – Я здесь второй месяц.

– Ты псковская? – спросил он.

– Я московская, – ответила Людмила и испугалась: может, знакомый, может, тоже из Красногородска.

– Ты псковская, – улыбнулся он. – В этом нет ничего плохого, но ты растягиваешь гласные не по‑ московски. Со временем это пройдет.

– У вас прошло?

– У меня прошло. А ты рядом живешь?

– Не совсем, – ответила Людмила неопределенно.

Он ей понравился уверенностью и улыбчивостью. И не такой уж старый. За сорок, конечно, но в хорошей форме, наверное, из спортсменов, подумала она.

– Темнишь, – усмехнулся он. – Зря. Я сегодня добрый. Я на машине, могу подвезти.

– Согласна, – решилась Людмила.

Он посмотрел на часы. Это были особые часы для подводного плавания – Людмила увидела такие впервые.

– В двадцать один сорок пять у выхода, – предложил он.

Людмила вышла из воды до окончания сеанса, чтобы одеться не торопясь. Краем глаза она заметила, что новый знакомый перестал плавать и рассматривает ее. Она остановилась и тоже посмотрела на него.

– И как? – заметила она.

– Замечательно.

Он показал рукой, чтобы она повернулась. Она, подражая манекенщицам, прошлась по бортику, развернулась. Теперь на нее смотрели и старшеклассники. Она помахала им, и они, выкрикивая «бис! » и «браво! », зааплодировали. Ее ровесники – она старше лишь на три года. Кое‑ кто пытался с ней познакомиться. Она сразу отмела эти попытки – не хватало только тратить время на малолеток. У входа в бассейн стояла «Волга» с частными номерами (в номерах ее научил разбираться курсант милицейской школы). Новый знакомый вышел в дубленке, которые начинали входить в моду. Людмила заметила его взгляд, мгновенно подметивший и ее легкое, не по погоде, пальто, и поношенные полусапожки. Он повернул ключ зажигания, включил радиоприемник.

– Сейчас будет тепло, – пообещал он. – Как тебя зовут?

– Людмила.

– Меня – Петр Петрович.

Потом она узнала об этом обычае представляться вымышленными именами: Николай Николаевич, Михаил Михайлович. Настоящее его имя она узнала позже, когда он разрешил ей звонить домой и на работу.

– Ты из военных? – спросила Людмила. Когда ей говорили «ты», она тоже переходила на «ты». Тем, кто был старше ее, это даже нравилось.

– Как определяешь?

– Ты сказал «в двадцать один сорок пять». Нормальные люди говорят обычно «без пятнадцати десять».

– Понял. Запомню. Молодец.

Он достал сигареты с фильтром, предложил ей. Они закурили, пока прогревался салон автомашины. Сигареты были с ментолом, легкие.

«Волга» мягко тронулась с места.

– Показывай, – велел он.

Она показала, где свернуть с Ленинградского шоссе.

Так бы и ехала далеко‑ далеко, подумала она. Но они доехали за пять минут. Она хотела выйти пораньше, чтобы он не узнал про общежитие, но подумала: этот все равно узнает. Он остановил машину у общежития и кивнул:

– До четверга.

– До четверга, – подтвердила она.

О новом знакомстве она не рассказала Антонине. Катерина тогда с ними еще не жила. Ей почему‑ то казалось, что, если она расскажет, Еровшин исчезнет, а когда она узнала, кто он и где работает, то рассказывать уже расхотелось.

Теперь Еровшин всегда довозил ее до общежития. Однажды повел в ресторан «Берлин», а после ужина предложил:

– Поедем ко мне!

Он никогда не говорил о семье, но в том, что он женат, Людмила не сомневалась – очень уж аккуратно всегда выглажены костюмы. За первые две недели знакомства она насчитала у него пять костюмов и восемь галстуков.

Его квартира была в доме на Садовом кольце. Три большие комнаты, в коридоре полки с книгами. В самой большой комнате стоял стол, кресла и диван, магнитофон «Грюндиг», телевизор с большим экраном, тоже не советский.

Все произошло, как в зарубежных фильмах. Еровшин быстро приготовил еду: поджарил шашлык, достал из холодильника ломтики буженины, кеты, черную икру, масло. Пил Еровшин джин с тоником. Людмила впервые попробовала и джин, и тоник, и кока‑ колу – она обо всем этом только читала в романах из зарубежной жизни и видела в заграничных картинах. И джин, и тоник по отдельности ей не понравились, но, смешанные вместе, они не горчили и не обжигали горло.

Потом Еровшин включил магнитофон, и они танцевали. Людмила знала, что произойдет дальше: Еровшин начнет расстегивать пуговицы на ее блузке, потом, наверное, на руках отнесет в постель. Но Еровшин поцеловал ее и спросил:

– Кто пойдет первым в ванную – ты или я?

– Я, – предложила Людмила.

Мыло в ванной пахло знаменитыми духами «Красная Москва». Два одинаковых куска в ярких нераспечатанных обертках лежали на полочке. Незнакомые заграничные духи и одеколон в красивых флаконах, зубные щетки в нераспечатанных целлофановых упаковках, в таких же пакетиках купальные шапочки, два белых махровых халата, ни разу, похоже, не надеванные. Еровшин будто угадал ее мысли.

– Можешь всем пользоваться! – крикнул он ей из комнаты.

Она приняла душ в шапочке, с удовольствием разорвав упаковку, почистила зубы, попробовала новое мыло, потом надела махровый халат, чуть‑ чуть подушилась – сначала одеколоном, потом духами.

Еровшин уже расстилал постель. Она отметила туго натянутые накрахмаленные простыни и подумала: потом же ему придется сменить белье и самому отнести в прачечную.

Пока Еровшин был в ванной, она быстро осмотрела шкаф в спальне. В нем висели мужские костюмы – не меньше десяти, но разных размеров. Рубашек, сложенных в аккуратную стопку, было не меньше тридцати! Она услышала, как он вышел из ванной, и быстро забралась в постель.

– Шкаф осматривала? – спросил он, входя в спальню.

– А почему костюмы разных размеров? – Людмила с самого начала решила не врать, и потому ей было с ним легко.

– Ну и глаз у тебя! – удивился он.

У нее до Еровшина уже были любовники.

Когда к ней приходил сантехник Витя, Антонина уходила гулять. Она бродила возле общежития, поглядывая на окна. Как только в окне их комнаты загорался свет, Антонина возвращалась – такая у них была договоренность. Аспирант института торговли Геннадий брал ключи от комнаты приятеля. Они всегда торопились, и Людмила стала думать, что в отношениях между мужчиной и женщиной не так уж много привлекательного. Только с Еровшиным она поняла, что такое заниматься любовью. Он целовал ее в такие места, что она даже подругам не могла об этом рассказать. Однажды она спросила:

– Это у всех людей так бывает или ты один такой?

– У всех, у всех, – он рассмеялся. – Французы даже говорят, что чем выше культура, тем ниже поцелуй.

В общежитии по рукам ходила брошюра о сексе с фотографиями партнеров в разных позициях. У Еровшина были свои любимые позиции.

– А теперь в позицию львицы, – просил он.

Ей это тоже нравилось, но особенно она любила, когда он был внизу, а она лежала сверху. Она не давала ему спешить, регулируя ритм движений, он подчинялся, и ей было приятно это подчинение.

Обычно Еровшин подъезжал к заводу. Она только просила, чтобы он останавливался в соседнем переулке. Они приезжали на его квартиру, и он отвозил ее в общежитие к двенадцати ночи, потому что после двенадцати вахтерши закрывали дверь и уходили спать до утра. Иногда Людмила оставалась у Еровшина на всю ночь, и он утром отвозил ее на завод. Ей было интересно с Еровшиным. Он знал про все и про всех и охотно ей обо всем рассказывал. Она только не могла понять, где он работает.

– В конторе глубокого бурения, – ответил он, когда она спросила его напрямик. Но о своей работе он никогда не рассказывал, зато с интересом слушал ее рассказы о мастере хлебозавода, об Антонине, о Катерине.

Однажды, когда они были знакомы уже год, он поставил на магнитофон бобину с пленкой, и Людмила услышала их разговор. Она рассказывала об Антонине и Николае, потом они занимались любовью, и на пленке все записалось: ее ласковые слова и его дыхание, и ее вскрик – она никогда не могла сдержаться.

– А для чего ты это записал?

– Я не записывал, это записывается само собой, – и он показал вверх, на потолок.

– Понятно. А где‑ нибудь рядом сидят мужики в наушниках и слушают.

– Никто не сидит в наушниках и не слушает. Срабатывает автоматика. Магнитофоны включаются на голос.

– Значит, и тебя проверяют? – прошептала она.

– Меня уже не проверяют. Но аппаратура все равно срабатывает, и я всегда прошу принести мне пленку после того, как мы здесь бываем.

– Давай еще послушаем, – попросила Людмила, она впервые слышала свой голос, записанный на пленку.

Еровшин отмотал пленку на начало, и они стали слушать. На Еровшина это так подействовало, что он даже не захотел идти в спальню, и они занялись любовью здесь же, на диване.

Через год Людмила знала о Еровшине не больше, чем в первый день знакомства. Правда, он разрешил ей звонить домой.

– Будешь звонить в чрезвычайных ситуациях, если тебе потребуется моя помощь. Жену зовут Мария Филипповна. Скажешь: здравствуйте, Мария Филипповна, это Люда из Пятого управления. Запомни: Пятое управление. Пожалуйста, Вадима Петровича. Обязательно – пожалуйста.

Так она узнала его настоящее имя. Квартира, где они бывали, оказалась служебной. Здесь встречались с секретными агентами. Здесь оперативные работники могли переодеться в другую одежду. Иногда эта квартира была занята, и они ехали в другую, тоже трехкомнатную, наТаганской площади, обставленную в другом стиле: кожаные кресла, бюро с инкрустацией, в спальне стояла большая железная кровать с никелированными шарами, в шкафах много книг по ботанике, а вместо Большой советской энциклопедии тридцать томов словаря Брокгауза. На письменном столе мраморный чернильный прибор и ручки с железными перьями, – такими они пользовались в первом классе, когда еще не разрешали писать авторучками, и она носила с собой чернильницу‑ непроливашку.

Однажды Еровшин пригласил ее в театр «Современник». У входа спрашивали билеты. Еровшин провел ее через служебный вход. С ним здоровались молодые парни в светло‑ серых и светло‑ коричневых костюмах, в черных или коричневых хорошо начищенных ботинках. И рядом с ней сидел такой же парень. Почему‑ то он чаще смотрел вправо, а не на сцену. А слева сидел пожилой и седой, он смотрел влево. Открылся занавес, и тут все встали и зааплодировали. В соседней ложе сидел Хрущев. Он тоже встал и тоже поаплодировал. Ее тогда удивило: ведь приветствовали его, а он, значит, тоже приветствовал себя? По телевизору показывали торжественные заседания, и, когда на сцену выходили члены Политбюро, в зале тоже все вставали, а члены Политбюро и правительства тоже начинали хлопать. Она спросила об этом Еровшина.

– Народ приветствует партию, партия – народ, – посмеиваясь, объяснил Еровшин.

– А партия разве не народ?

– Народ, народ, – отмахнулся Еровшин.

– А почему тогда на плакатах пишут: «Народ и партия едины»?

– Потому что идиоты, – не выдержал Еровшин. – Какой‑ то придурок из ЦК придумал эту абракадабру, и никто отменить не решается. А вообще‑ то партия есть партия, а народ есть народ. Партия это вроде дворянства. Вступил в партию – ты уже не холоп, а дворянин, тебя уже бить по роже не положено, ты уже сам бить можешь. Кстати, а ты в партию вступать не собираешься?

– Нет, – Людмила рассмеялась. – Я замуж собираюсь. Но ты ведь на мне не женишься?

– Не женюсь, – подтвердил Еровшин. – Я стар для тебя.

– Ты не старый. Ты лучше молодых. Ты умнее всех и в постели лучше.

– Я просто опытнее. Малыми затратами я достигаю вполне приличных результатов.

– Мне это подходит. Я бы за тебя вышла замуж.

– Не получится, – вздохнул Еровшин. – Я никогда не брошу жену. Нехорошо бросать женщину, когда ей за сорок. Она уже никому не нужна. Старых партнеров не предают.

– Брось. Просто в вашей конторе это не поощряется. В чине могут понизить. Кстати, ты в каком чине?

– У нас не чины, у нас звания, – поправил Еровшин. – А звание у меня вполне подходящее.

– А генералом ты можешь стать?

– Уже не могу.

– Почему? – удивилась Людмила. – Ты не старый и умный.

– Я уже генерал, – рассмеялся Еровшин.

– Таких генералов не бывает, – не поверила Людмила.

– А какие бывают? – спросил Еровшин.

– Они толстые, пузатые.

– Ну, это в Советской армии.

– А ты разве не в Советской армии?

– Нет. Мы отдельно.

– Значит, я трахаюсь с генералом? – рассмеялась Людмила.

– Значит, так, – подтвердил Еровшин. – Но об этом всем знать совсем не обязательно.

– Я не болтливая.

– Я знаю.

– Откуда? – удивилась Людмила.

– Знаю, – сказал Еровшин. – Ты ведь о наших с тобой встречах даже Антонине и Катерине не рассказала.

– А об этом ты откуда знаешь?

– Знаю. Наши ведь есть и у вас в общежитии, и у тебя на хлебозаводе.

– Если я угадаю кто, ты скажешь? – спросила Людмила.

– Не скажу, – отрезал Еровшин. – Это уже не твоего ума дело.

Людмила не обиделась. Она никогда не обижалась на Еровшина: знала, что это бесполезно. Если он говорил «нет», никакие уговоры и упрашивания на него не действовали.

* * *

Людмила улыбнулась своему соседу в курилке библиотеки, погасила сигарету и снова набрала домашний номер Еровшина. Ей ответил женский голос, немолодой, хрипловатый. Явно курит, подумала Людмила.

– Здравствуйте, Мария Филипповна, – как можно любезнее сказала она. – Это Людмила из Пятого управления. Пожалуйста, попросите Вадима Петровича.

– Пожалуйста, – ответила женщина, и через несколько секунд она услышала его голос.

– Еровшин слушает.

– Я в библиотеке Ленина, – сообщила Людмила. – Настроение паршивое. Жарко.

– Буду через двадцать минут, – ответил Еровшин и повесил трубку.

Будет ругать, что позвонила в воскресенье, или не будет, думала Людмила, выходя из библиотеки. Это даже интересно. Еровшин всегда был ровно спокоен.

Она встала на углу Моховой и проспекта Калинина. С какой бы стороны Еровшин ни подъехал, он ее увидит. Через двадцать минут возле нее притормозила «Волга», он открыл дверцу, она села, и он мгновенно тронул машину.

– Куда мы? – спросила она.

– В бассейн. Тебе же жарко.

– У меня нет купальника.

Он достал из бардачка целлофановый пакет и бросил ей на колени. Она открыла пакет. Ярко‑ красный купальник‑ бикини – он всегда и все предусматривал.

В этот жаркий воскресный день в бассейне плавали немногие – люди разъехались на пляжи. Людмила окунулась в тепловатую, нагревшуюся за день воду, легла на спину и медленно поплыла, глядя в небо – серо‑ голубое летнее московское небо. Она плыла, ни о чем не думая, о чем думать‑ то: он рядом – он придумает. Потом они посидели в машине, открыв все окна, выкурили по сигарете.

– Поедем в ресторан, – предложил Еровшин.

– Поедем к тебе, – попросила Людмила. В ресторане в этот час наверняка жарко, ей хотелось после бассейна растянуться на прохладных простынях и сосать через соломинку холодный апельсиновый сок.

– На Садовую или на Таганку?

– На Садовую, – решила она.

Она уже понимала, что, видимо, на Таганке жила семья, которую выселили, а квартира со старой мебелью, старой посудой, серебряными вилками досталась его конторе. Когда Людмила бывала там, ей казалось, что сейчас откроется дверь и войдут хозяева. Она как‑ то сказала об этом Еровшину.

– Не войдут, – ответил Еровшин. – Их расстреляли в тридцать седьмом.

– Но потом реабилитировали?

– Реабилитировали, – подтвердил Еровшин.

– Но у них же остались родственники, которые имеют право на мебель, вещи.

– Родственников не осталось. Их тоже расстреляли.

– А почему людей расстреливали? – спрашивала Людмила.

Еровшин промолчал. Когда Еровшин не хотел говорить, он замолкал, и разговорить его не удавалось. Людмила быстро сообразила: в тридцать седьмом он был совсем молодым, но уже, наверное, служил в органах. Может быть, и сам расстреливал людей, но об этом думать не хотелось.

В холодильнике на Садовой Людмила обнаружила антрекоты. Делала она все быстро и аккуратно. Через несколько минут они уже сидели за столом, Еровшин открыл бутылку виски, бросил в стакан кубики льда. Она уже привыкла пить виски со льдом. Еще в библиотеке Людмила решила провести с ним решительный разговор. Еровшин уже улыбался, значит, через несколько минут предложит ей перейти в спальню.

– Надо поговорить, – сказала она.

– Поговорим потом, – предложил Еровшин. – Мне все равно будет нужна получасовая передышка.

– Поговорим сейчас, – не согласилась Людмила.

– Что ж, поговорим, – нехотя согласился Еровшин.

– Я хочу выйти замуж.

– Все хотят, – заметил Еровшин.

Она знала, что своими репликами Еровшин самый серьезный разговор может перевести в несерьезный. Он мог высмеять, нагрубить, а если не хотел отвечать, то начинал вдруг пересказывать, о чем он сегодня читал в газетах. Или мог спросить о какой‑ нибудь улице, которую Людмила наверняка не знала, и, получив отрицательный ответ, начинал подробно рассказывать – ее историю, какие дома на ней, когда и кем они построены, и сбить его было совершенно невозможно.

– Мне пора замуж, – произнесла Людмила. – Я хочу родить ребенка.

Людмила ожидала вопросов или реплики Еровшина, но он молчал. Так они помолчали несколько минут, и наконец Еровшин сказал:

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒