Глава двадцатая

Норма проснулась, полежала минутку и вспомнила, что сегодня большой день. Она отбросила тяжелые одеяла — теперь уже можно кое-что теплое и убрать, потому что в комнате чудно, как летом. После переезда Джеймса она согласилась держать отопление включенным круглые сутки. Это было смелое решение, однако Джеймс верно сказал: «Счет за электричество приходит раз в квартал, а мы, может, завтра умрем».

Норме нравилось, что он всегда говорил «мы», всегда имел ее в виду, словно они товарищи по делу и жизни. Она полюбила Джеймса. Она знала, что ее любовь никогда не сможет стать такой, — ведь ей семьдесят один, а ему нет и двадцати. Впрочем, в шоу Джерри Спрингера показывали пару, и они уверяли, что счастливы, хотя он лысый и пускает слюни, а ей всего шестнадцать, и она чуть тормозит, бедняжка.

И вообще она рада, что больше не приходится заниматься этим. Это ей нравилось только с Тревором, а он ей не часто докучал. На Рождество, Пасху, в неделю Блэкпулского салюта[69] и еще изредка, когда выпьет как раз в меру. Чуть недобор — и он робел, чуть перебор — ему уже не хватало твердости.

Ее любовь к Джеймсу была чистой, но более волнующей, чем любовь к Стюарту, Ивонне и Джеку. Кроме того, Джеймс нуждался в ее помощи. Он ей как бы товарищ по жизни и бизнесу и, как только излечится от крэка, повезет ее в путешествие за границу. Сначала в круиз, просто чтобы она привыкла, ведь она ни разу еще не выезжала из Англии, хотя они с Тревом и планировали отпуск в Диснейленде, но потом Трев упал с крыши. Если путешествовать на приличном корабле, где все разговаривают по-английски, то это все равно как Англия, рассказал ей Джеймс.

Они вместе прибрались в доме; Норме нравилось, чтобы гости приходили в чистоту и порядок. Потом Джеймс сказал: «Давай кое-что сварганим, мать». Он отвел ее в кухню и усадил. Вынул из ящика серванта рулон алюминиевой фольги и выстлал ею стол. Потом нашел противень, пирексовую миску, маленький молочник, рулон тонкой пищевой пленки, большую металлическую ложку, острый нож, банку из-под колы и дырокол. Через несколько минут стол преобразился в лабораторию алхимика. Норма наблюдала за Джеймсом, как в детстве наблюдала за матерью, а он просеял и смешал в пирексовой миске немножко белого порошка, чуток двууглекислой соды и несколько капель воды, потом взял маленький молочник и нагрел смесь, пока она не начала клокотать и пузыриться.

Сэр Дигби не желал отпускать свое поразительное открытие без твердого обещания.

— Эдвина, остановитесь в Стратфорде у меня. Я снимаю чудный домик под соломенной крышей. Сегодня мы могли бы поработать над сценарием. Я сам кое-что откопал и, мне кажется, вычислил нашего знаменитого премьера.

— А каковы ваши собственные политические взгляды? — спросил премьер-министр.

Сэра Дигби этот вопрос удивил. Его имя регулярно появлялось сразу после имен Пейлина[70] и Паксмана в петициях и открытых письмах по всем мыслимым радикальным вопросам — от тюремной реформы до войны в Ираке.

— Боюсь, я жуткий противник истеблишмента. В прошлом году меня выкинули из Совета по культуре за то, что я пытался запустить волну в палате лордов.

Джек засмеялся.

Сэр Дигби брюзгливо пояснил:

— Знаю, это почти то же самое, что ложиться под танк, только таких возможностей в нашей стране не много. — Он почти сожалел об этом. — Эдвина, вместе мы могли бы сделать нечто новое, мы могли бы свалить правительство Клэра. Пожалуйста, обещайте, что будете играть Эдварда Клэра.

Тогда Джек сказал:

— Мы с Эдвиной должны это обсудить. Мы с вами свяжемся, не звоните нам, сэр Дигби, мы вам позвоним сами.

Потом Джек сопроводил премьер-министра туда, где Али поставил машину, включив аварийные огни, — на двойной сплошной линии. Прежде чем они отъехали, сэр Дигби сунул в открытое окно машины копию сценария со словами:

— Мы почти уговорили Шарон Стоун на роль Адель. Она чуть вредничает из-за накладного носа, но я уверен, что когда она примерит разные…

Джек скомандовал: «Вперед, Али», и машина медленно влилась в поток автотуристов, покидающих Стратфорд.

Премьер-министр принялся читать вслух куцый сценарий Уэйна Спэрроу. Одна из самых живых сцен происходила в Овальной комнате Белого дома, где премьер-министр Великобритании и президент Соединенных Штатов боролись нагишом у камина; победителю доставалась сомнительная честь отдать приказ обрушить град ракет на главные города во всех странах «оси зла».

Джек отметил:

— Спэрроу явный поклонник Лоуренса. Я потребую, чтобы сэр Дигби удвоил оплату, если он хочет, чтобы вы светили задницей, Эд.

— Похоже на фильм, который моя мадам смотрела на днях, — сказал Али.

В другой сцене Спэрроу одевал премьер-министра пуделем и заставлял прыгать через горящий обруч в вытянутой руке статуи Свободы. Все диалоги пестрели площадной бранью и словами-паразитами.

Когда Джек взял сценарий и зачитал какой-то монолог, Али возмутился:

— Джек, разве вы не читали объявление у меня на щитке: «Ругаться запрещено»!

В последнее время агенты Палмер и Кларк с нетерпением ждали выхода на работу и очень неохотно сдавали дела ночной смене. Они вызвались работать круглосуточно, даже есть и пить в кабинете, но начальник отказал им. сославшись на «Положение о гигиене и безопасности труда». Они полюбили свои объекты наблюдения и громко болели за Джека, когда тот вытащил фермера с бакенбардами из кабины трактора и задал ему взбучку.

Они следили за автомобилем Али, пока он двигался по шоссе А46 к Лестеру, куда Джек собрался заехать навестить мать. По данным разведки, в последнее время в ее доме и вокруг него развернулась необычная активность, но кадры, отснятые камерами внешнего наблюдения, были нечеткие. Агенты проверили «мерседес», который несколько дней назад припарковали у дома двое коротышек в капюшонах и мешковатых штанах. Номерной знак принадлежал владельцу сети спортивных магазинов в Рединге; автомобиль был угнан со стоянки «Розовый слон» в аэропорту Стэнстед и в розыск пока не объявлялся.

Адель и Люсинду везли по Харли-стрит. За их машиной ехала вторая, в которой сидели телохранитель Адель, сержант Сандра Локк, и ее коллега — сержант Джон Харви.

Адель до сих пор не нашла себе идеального носа ни в брошюрах, ни в Интернете. Эта тема — новый нос для Адель — уже начала утомлять Люсинду. Она надеялась, что эстафету подхватит сэр Найджел Хэмблтон. Прием им назначили на семь вечера, поэтому они выехали за час с лишним, чтобы без опоздания преодолеть это короткое расстояние — буквально два с половиной километра от Даунинг-стрит до Харли-стрит. Однако в нескольких местах маршрута образовались пробки. У Адель было достаточно времени понаблюдать толпу на площади Пикадилли, пока они объезжали туристическую ось мира. Она взглянула на Эроса и увидела, как он юн. Просто влюбленный подросток, а под ним, на ступенях, сидели другие подростки с прекрасными лицами, и в их глазах отражались неоновые огни. Мальчик, удивительно похожий на Моргана, сидел, положив руку на плечи чернокожей девушке в камуфляжном жакете и брюках хаки, но это не мог быть Морган — тот вызвался убаюкать Поппи, а потом примется за сочинение о детском труде,

Люсинда зевнула и попробовала думать о том, как выставить счет за свое рабочее время. Если сантехнику она платит 65 фунтов в час, обоснованно ли считать ее время по ставке 150 фунтов в час? В конце концов, она десять лет училась.

На площади Кавендиш автомобиль опять встал как вкопанный. На газонах возвели палатки, разномастные лампы освещали деревянные тротуары, люди в вечерней одежде показывали приглашения охранникам в смокингах. Адель увидела несколько знакомых лиц и почувствовала обиду, что ее не пригласили, и неважно, что тут происходит. Люсинда пробормотала:

— Благотворительный вечер на постройку колодцев в Свазиленде.

Автомобиль медленно полз вперед, и Адель попросила водителя позвонить секретарю сэра Найджела Хэмблтона и передать ему, что супруга премьер-министра торчит в пробке.

— Как бы вы отреагировали, если бы я вам сказала, что намерена уйти в отставку с неоплачиваемой добровольной должности — супруги премьер-министра? — спросила она у Люсинды.

— Вы, значит, надумали развестись с Эдом? — уточнила Люсинда.

— Нет, — ответила Адель, — просто хочу попробовать не выполнять эту работу.

— Пока ваш новый нос можно будет показывать на людях, пройдет месяца два, не меньше. Вам нужно уехать, Адель, куда-нибудь, где тепло, и взять с собой Поппи. Не работайте, толстейте себе на здоровье. Мы, женщины, из кожи вон лезем, а ради чего? Я имею в виду, какой во всем этом смысл, Адель?

Сэр Найджел ждал их в приемной своего консультационного кабинета. Он часто видел этот печально известный нос на фотографиях и в кино и как-то буркнул жене:

— Боже, Бетти, вот бы мне до него добраться.

И вот — пожалуйста. Сэр Найджел едва сдерживался, чтобы не наброситься на знаменитый нос сразу, ощупать его контуры, осмотреть хрящи и оценить ноздри. Он провел Адель и Люсинду в свой кабинет, где изысканно поболтал о реконструктивной хирургии. Недавно он починил перегородку одному второстепенному члену королевской фамилии, потому что нос у того втягивал кокаина больше разумного.

Наконец настал момент, когда все трое обратились к причине визита Адель. Сэр Найджел предотвратил все возможные неловкости, зайдя в дебри науки и технологии.

Он измерил и выверил нос Адель до энной степени. Обследовал его внутри при помощи маленького фонарика на гибкой трубке. Закидал Адель вопросами по поводу носа. Затем он притворился, что взвешивает все плюсы и минусы назальной реконструктивной хирургии, и предположил, что Адель — весьма подходящий кандидат для такой хирургии. Он спросил ее, не хочет ли она какой-либо конкретный нос.

Адель сказала:

— Хочу, чтобы он был гораздо меньше, что-нибудь как у Барбры Стрейзанд.

И сэр Найджел ответил:

— Думаю, мы сделаем лучше, миссис Флорэ-Клэр. Он усадил ее перед компьютером и велел сидеть совершенно неподвижно, потом постучал по клавишам, и на экране появилось лицо Адель. Тогда он стал накладывать на нос Адель носы из каталога. Ей очень понравился нос Клеопатры — он придавал ей вид уверенный и властный. Софи Лорен не годилась — слишком маленькие получались глаза, хотя сам по себе нос был красивый. Грета Гарбо была идеалом. Адель его и заказала, настояла на том, чтобы уплатить задаток, и спросила, можно ли получить нос прямо завтра.

Сэр Найджел сказал, что придется переиграть график работы. Он обещал заняться ею прямо с утра и велел после полуночи ничего не есть и не пить.

Морган снял карусель с кроватки Поппи. Раз ему поручили уложить ее спать, то делать он это будет на своих условиях. Она лежала на спине и наблюдала за ним через деревянные прутья кроватки. Он подвинул низенький стульчик и начал рассказывать Поппи вечернюю сказку:

— Как-то раз, давным-давно, в 1856 году, родился в Шотландии мальчик по имени Кейр Харди[71]. В восемь лет он бросил школу и пошел работать. А в возрасте десяти лет уже работал в шахте. Вдумайся, Поппи: десятилетний ребенок трудился в темноте, глубоко под землей. Он выучился в вечерней школе и стал журналистом, а потом баллотировался в парламент, как папа. Он образовал Независимую лейбористскую партию.

Поппи захныкала. Она сбросила одеяла и замолотила ручками и ножками в мятно-зеленых ползунках. Моргана поразило, как быстро она завела себя до уровня истошного крика, в полный рот, он не смог это долго вынести, вернул на место американскую карусель и завел механизм.

Подъезжали к Лестеру. До Лондона оставалось сто миль.

— Не хочу домой, Джек, — сказал премьер-министр. — Может, удастся продлить выходные?

— Для меня это не выходные, — заметил Джек. — Я на работе.

— Бросьте, Джек. Это же просто фантастика, потрясающе прикольно.

Джек ненавидел слово «прикольно». Он считал, что это слово ничего общего не имеет с радостью и им злоупотребляют любители грубо пошутить, например столкнуть человека в бассейн. Этим словом часто пользовался Ричард Брэнсон[72].

— Вы узнали что-нибудь новое? — прямо спросил Джек.

— Только то, что люди, кажется, по-прежнему, так сказать, гнут свою борозду, несмотря на требования правительства.

— Могли бы делать борозду и прямее, если дать им плуг получше и лошадку покрепче, — заметил Джек.

— Лошадку? — удивился премьер-министр. — Я говорю о высокотехнологичном сельхозоборудовании.

— Вот что я вам скажу, Эд, интересный был бы эксперимент — устроить в нашей стране демократию и посмотреть, что получится, правда?

Премьер-министр возмутился:

— Великобритания по праву считается колыбелью демократии.

Джек сказал:

— Ну да, ребенок из колыбели упал в ванну, с водой его и выплеснули.

Али надоело слушать обмен такими сложными метафорами, и он включил радио.

«…Представитель больницы подтвердил сегодня, что ампутированная нога, оказавшаяся в центре скандала, получившего название „Нога Барри“, была уничтожена вследствие административной ошибки. Служащий морга задержан до выяснения обстоятельств. Наш медицинский корреспондент Марта Три сейчас находится в больнице. Марта, что вы можете нам рассказать?

— В общем-то, очень немного. Как вы уже сказали, нога была случайно уничтожена, а работник морга задержан до выяснения обстоятельств.

— Известно ли, каким образом была уничтожена нога?

— На данный момент нет.

— Известно ли, как семья восприняла весть об уничтожении ноги?

— На данный момент нет. Но, полагаю, они раздавлены горем. Обычно это так».

Джек повернулся посмотреть реакцию премьер-министра. Тот с равнодушным видом вертел в руках цыганские кольца-серьги, которые купил в страт-фордском магазине «Аксессуары».

Они ехали мимо рядов больших домов. В одном из палисадников женщина в сари подрезала куст, в другом темнокожая семья любовалась новеньким автомобилем. Белые попадались не часто.

Премьер-министр это подметил, а Джек тоном экскурсовода проинформировал:

— Город Лестер полным ходом готовится стать первым городом Великобритании, в котором будет преобладать этническое большинство.

— Ваши женщины не хотят рожать детей, иннит, — рассмеялся Али.

Внезапно Джек осознал свою бездетность и пробормотал:

— У наших жен есть жизнь и без материнства.

— А моя жена, Адель, великолепно умудряется лавировать между работой, детьми и общественной деятельностью, — похвастался премьер-министр. — Уж и не знаю, как у нее получается.

Мимо мелькали магазины с индийскими и пакистанскими названиями. В кинотеатре шел бомбейский фильм. Между обувной лавкой «Рахки» и переводческим агентством «Аман» находился филиал Банка Индии. Али сказал, что пока Джек и премьер-министр будут у Нормы, он смотается к троюродному брату, который живет у эстакады в Белгрейв.

— Полагаю, вы снова насладитесь любимыми блюдами, — сказал премьер-министр, поглядывая на рестораны и магазины кулинарии.

Али озадаченно посмотрел на него.

— Мое любимое блюдо есть где угодно, — сказал он. — Это пицца с морепродуктами.

Такси ехало по району, где Джек родился и сам себя воспитал. Проезжая мимо кособоких муниципальных домов, Али покачал головой:

— Что-то мне не нравится вас тут оставлять. Вы уверены, что не хотите напрямик в Лондон?

Премьер-министру страшно хотелось оттянуть возвращение: на него уже начинало давить бремя ответственности. Он ответил:

— Нет, мы должны навестить мать Джека и выяснить, почему она не отвечает на звонки. Мы в полной безопасности, нас охраняет система видеонаблюдения.

Действительно, повсюду висели видеокамеры, медленно вращавшие любопытными объективами на 360 градусов.

— Система видеонаблюдения — фикция, Эд. Просто плохо обученные офицеры безопасности наблюдают за целым штабелем мутных расфокусированных экранов, так что все люди на улице похожи на снежного человека. Вы купились на истерию частных охранных фирм, которые жаждут контрактов.

Премьер-министр, уже опасавшийся лекций Джека, пожалел, что дал ему очередной повод для разговоров. За завтраком в Гримшо Джек до неприличия разошелся на тему нехватки детских яслей.

Джек не узнал дома своей матери и позволил Али проехать мимо дважды, прежде чем сообразил, что это, собственно, и есть дом номер десять. Он названивал сюда целый день, но ответа не было. Пока они с премьер-министром шли по дорожке, ему показалось, что между занавесками в зарешеченном окне прихожей мелькнуло лицо. Кирпичная кладка ходила ходуном от мощного ритма барабанов и бас-гитары.

Джек заколотил в дверь, обшитую стальным листом, отметив, что почтовый ящик куда-то исчез. Он удивился, как же мать получает весь этот рекламный хлам, который так любит. В прошлом она частенько звонила ему сообщить, что, по утверждению мистера Тома Шампанского из «Ридерс дайджест», она выиграла сотни тысяч фунтов.

Изнутри донесся крик Джеймса, решившего, что в дом ломятся сотрудники отдела по борьбе с наркотиками. Премьер-министр испуганно оглянулся. Он не ожидал, что мать Джека живет в таком жутком районе. На улице было пусто, а большинство домов казались нежилыми. Уже смеркалось, и премьер пожалел, что не попросил Али подождать. За всю поездку, за все эти семь дней он им разу не испугался. Рядом с ним был Джек, твердый как колонна, хотя и из холодного мрамора. Временами премьер-министру хотелось, чтобы Джек был не такой подкованный по части политики, по ему и в голову не пришло усомниться в способности Джека справиться с любой ситуацией. Однако сейчас он видел, что Джек сам напуган, и ему не понравилась дрожь к голосе спутника, когда тот прокричал: «Мама, мама, открой».

Норма сидела за закрытой кухонной дверью. За всей этой громкой музыкой Джеймса она едва слышала свои мысли и все же разобрала, как снаружи кричит Джек. Норма хотела кинуться к двери и впустить его, но Джеймс перекрыл ей дорогу и заговорил с ней тоном, которого она уже научилась бояться. Он попыхивал своей особой самокруткой — не с травкой, а из тех, других, которые, как он уверял, когда-нибудь угробят его и от которых он начисто забывал о манерах и жутко матерился, а потом скулил, рыдал и беспрерывно бегал в уборную.

Джек велел премьер-министру:

— Ждите здесь, — и перелез через боковую калитку.

Премьер-министру хотелось убежать, но два шпингалета, привалившиеся к «мерседесу» за забором, проигнорировали его робкий дружеский полувзмах.

Джек тихо прокрался вдоль дома и оказался в огороде. Занавески в кухне были задернуты, а задняя дверь тоже укреплена. Он прижал ухо к оконному стеклу и услышал, как мать перекрикивает музыку:

— Ну пожалуйста, я должна впустить Джека!

Внутри дома Джеймс втянул полные легкие дыма, и тысячи крошечных капилляров быстро всосали химикат в кровеносную систему. Вещество достигло участка мозга, который отвечает за чувство удовольствия, и разом уничтожило миллион клеток. Способность Джеймса наслаждаться музыкой, едой, сексом и природой ослабла — раз и навсегда.

Джеймс быстро просчитал варианты, которые оставила ему паранойя, вызванная крэком. У него имелся пистолет, купленный с рук за сорок фунтов, он хранил его в жестяной банке из-под сливочного печенья в кухонном буфете. Джеймс ни разу из него не стрелял, по думал, что, когда будет надо, мигом разберется. Можно застрелить Джека и смотаться на машине; можно взять Норму в заложницы; можно впустить Джека и объяснить ему, что его мать открыла наркопритон в муниципальном доме, а это стопроцентное выселение.

Джеймс решил впустить Джека и двинулся к входной двери. Сделав последнюю затяжку, он принялся отпирать замки и засовы. Музыка колотила все его тело, зубы во рту стучали. Он открыл дверь, но Джека за нею не нашел — вместо него он увидел на пороге блондинку с серьгами-кольцами, которая при ближайшем рассмотрении оказалась переодетым мужиком. Джеймс чуть не расхохотался: эти копы из наркоотдела вообще мышей не ловят.

— Где Джек? — спросил он, втащил мужика в дом и заорал премьер-министру в лицо: — Где Джек?!

Премьер-министр часто задумывался, как бы он выдержал допросы или пытки. Но тут со стороны кухни появились Норма с Джеком.

— Я здесь, — сказал Джек, и премьер-министру так и не довелось узнать ответ на интересующий вопрос.

— Не выпить ли нам чайку? — невпопад предложила Норма.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 18 19 202122 23 Следующая ⇒