|
|||
Благодарности 2 страницаПотом мы направились в Чинкве-Терре. Зачем? За жареными анчоусами, чистым как слеза белым вином, которое делают из винограда, растущего на отвесных склонах холмов, выходящих на море, и за пастой al pesto — ведь впервые ее начали делать именно там. Если на свете и есть город краше Вернаццы, значит, я его еще не видел. Каждый день Каролина, которая в свободное время занимается триатлоном, сажала нас на велосипеды, и мы колесили по склонам холмов среди виноградников, сжигая как минимум часть калорий, набранных во время трапез. Наш план заключался в следующем. Мы собирались заселиться на несколько дней в гостиницу в Тоскане, потом отправиться в Сорренто, заодно вкусив удовольствий, которые сулил нам Неаполь. Затем — Апулия, на недельку, чтобы как следует отпраздновать день рождения, а потом наконец нас ждал Рим, откуда мы и намеревались улететь домой. По счастливой случайности, когда мы были в Тоскане, то решили совершить небольшое путешествие в Сполето (это в Умбрии). Друг нашего друга в красках описал тамошний ресторан, расположенный в домике на склоне холма. Такое пропускать было нельзя. И тут вмешалась судьба. Гостиница в Тоскане не оправдала ожиданий. Такое впечатление, что ее владельцы были главными коллекционерами предметов ар-деко во всей округе. Кофейные столики в форме губ соседствовали со столами в стиле Баухауза и обитыми сатином креслами без подлокотников. Все это напоминало кошмар. Комнаты были мрачными и влажными. Позавтракав в унынии тостами и растворимым кофе, мы собрались в уголке двора и принялись думать, что делать дальше. — Солнце, нам здесь не нравится. Каролина в знак согласия серьезно кивнула. — Да, но я ведь уже заплатил за три дня. И заплатил немало. Джил и Каролина воззрились на меня. Им даже не понадобилось раскрывать рот. — Ну и куда мы поедем? — Да куда угодно, — ответила Джил. — Можем пораньше двинуть в Сорренто. — Или, например, в Позитано, — предложила Каролина. Пару лет назад мы провели в Позитано один день, и Каролине там очень понравилось. — Я все думаю об обеде в крестьянском домике, который мы заказали на завтра в Сполето. Давайте поедем туда и найдем, где там остановиться. Я позвонил одной даме, Джоанне Росс, — ее нам порекомендовал тот самый друг, который рассказывал о сказочном обеде. Джоанна была американкой, десять лет назад она перебралась с мужем и сыном в Сполето. До этого она работала в Нью-Йорке агентом Уильяма Морриса. Некоторое время она представляла и наши интересы, но поскольку жила в Нью-Йорке, а мы к тому моменту уже переехали в Лос-Анджелес, нам так и не довелось встретиться и пообщаться вживую. — Джоанна? Привет. Это Майкл Такер, мы завтра должны обедать в крестьянском доме. Кажется, ты помогала нам с заказом. — Да, все правильно, обед в Патрико. — Понимаешь, нам очень не понравилась гостиница в Тоскане, — пожаловался я. — Ты не могла бы подобрать что-нибудь поближе к вам? Чтоб было красиво, обворожительно, в местном стиле, но без особого шика. — Давайте я перезвоню вам через десять минут. Я продиктовал ей номер своего мобильного телефона и дал отбой. Я ощущал себя примерно так, словно общался со своим агентом в Лос-Анджелесе — не строя из себя пуп земли. Джоанна перезвонила меньше чем через десять минут и сообщила именно то, что я хотел от нее услышать: — Я нашла то, что вы просили. Называется «Иль Кастелло ди Порета». Это замок четырнадцатого века. Я знакома с людьми, которые сделали там ремонт и открыли отель. Замок принадлежит городу, но мои друзья взяли его в долгосрочную аренду. Цена вам понравится, вам сделают скидку как для своих. Она любезно предложила, что заберет нас у Сполето и проводит до Кастелло. Мы с радостью согласились, договорившись встретиться через несколько часов. Номера в тосканской гостинице мы освободили, объяснив, что у нас изменились планы. Владельцы, у которых вытянулись лица, принялись чинно и витиевато объяснять, что они не смогут вернуть нам деньги. Махнув рукой, мы загрузили вещи в машину, пересекли границу Умбрии и понеслись навстречу судьбе.
Глава 4
Мы встретились с Джоанной на стоянке возле местного представительства «Фольксваген» в промзоне Сполето. Прождали ее полчаса и уже начали волноваться, что ошиблись и приехали не туда, как вдруг возле нас остановилась ее машина. — Привет, ребята. Долго ждали? Мы кивнули. — Это Италия. Привыкайте. Она говорила с неуловимым акцентом. Отчасти он был английским — Джоанна родилась в Англии, и ее родители были англичанами. К этому акценту примешивался выговор, который иначе как «диалектом нью-йоркских театральных агентов» не назовешь. Этот говор приобретается в течение долгих лет, когда агенту приходится льстить, пугать, уговаривать, требовать и проводить по четырнадцать часов в день на телефоне. — Прыгайте в машину и езжайте за мной. Я покажу вам дорогу в Кастелло. Миновав Понте-дель-Торре — изумительный старинный акведук, соединяющий Сполето и Монтелуко, — мы помчались за маленьким «фиатом» Джоанны на север по виа Фламиния к Порете. Шоссе, что связывает все города и деревни в этой части Умбрии, проложено по той самой Фламиниевой дороге, которую построили римляне в третьем веке до нашей эры, чтобы соединить Рим и Римини. Благодаря заправкам, мебельным магазинам под открытым небом и складам пиломатериалов порой мне начинало казаться, что я нахожусь не в Италии, а в предместьях Питтсбурга. Проехав несколько миль, Джоанна свернула на проселочную дорогу и остановилась. Мы притормозили рядом с ней и вышли из машины. — Видите городок? Вон там! — Она махнула рукой в сторону долины и горы, возвышавшейся к северу от нас. В долине белел городок, огороженный крепостными стенами. — Это Кампелло-Альто. А вон там, — она показала в сторону другого холма, — Кастелло. Там как раз и располагается ваша гостиница. В Средневековье эти два города каждые пару лет объявляли друг другу войну. Ну, всякий раз, когда им становилось скучно. Мы проехали по круто забиравшей вверх дороге, добрались до Кастелло, выгрузили багаж и прошли через арку в полуразрушенной стене замка. Вид на долину открывался такой, что мы застыли на месте от восхищения. На юге лежал Сполето, на севере Кампелло-Альто, Треви, а за ними — Спелло, Фолиньо и Ассизи. В долине расположился Монтефалько, центр виноделия центральной Умбрии, а за холмами пристроился Тоди. Эти города, возведенные на холмах во времена Средневековья, а то и античности, словно бы свысока взирали на раскинувшиеся в долине табачные фермы, виноградники и уходящие в бесконечность рощи оливковых деревьев. Мне вспомнился эпизод из «Потерянного горизонта», [5] когда путники, преодолев перевал, взирают на долину Шангри-ла, впервые представшую перед ними. Вне всякого сомнения, это было гораздо лучше музея ар-деко в Тоскане. Пока регистрировались в гостинице, мы познакомились с менеджером Лукой. Он же помог нам заселиться. Лука хотел лично убедиться, что мы хорошо устроились и что из наших номеров открываются превосходные виды. По дороге он поведал нам историю замка, рассказал о недавней реставрации и о решении сделать здесь гостиницу. В центре замкового комплекса, между рестораном и номерами, располагалась прелестная капелла, в которой еще в Средние века молились владельцы замка. — Когда город согласился сдать замок в аренду и разрешил провести ремонтные работы, городская администрация настояла на том, чтобы мы взяли на себя обязательство отреставрировать и капеллу. Теперь здесь проводятся концерты, выставки, занятия йогой… Пока мы разбирали вещи и устраивались, Джоанна болтала с Лукой. Потом мы все расположились за столиком на террасе с бутылочкой местного белого вина грекетто, оливками, миндалем и сыром, спрыснутым бальзамическим уксусом. Такое впечатление, что итальянцы просто так пить не могут, им обязательно при этом надо что-нибудь пожевать. Джоанна поведала историю долины, рассказав об умбрийцах и этрусках, о папах и императорах Священной Римской империи, о битвах и осадах. Похоже, на протяжении веков Сполето не брал штурмом только ленивый. После падения Рима сюда пришли готы, которых сменили ломбардцы (германцы). Потом Сполето попал под власть города-побратима под названием Перуджа, располагавшегося к северу от него. Затем Сполето переходил из рук в руки в ходе бесчисленных войн между папским престолом и Священной Римской империей. Сполето удалось прославиться и показать свою силу в третьем веке до нашей эры — именно под его стенами остановили Ганнибала, двигавшегося со своей армией в сторону Рима. Мы сидели на террасе гостиницы, смотрели на долину и буквально слышали лязг и грохот сошедшихся друг с другом армий. Особенно явственно звуки битв минувших лет стали звучать после того, как мы прикончили вторую бутылку грекетто. Джоанна рассказала и о святом Франциске, который ходил по этой долине в тринадцатом веке, и о том, какое огромное влияние он оказал на церковь и на весь мир в целом. Познания Джоанны были воистину энциклопедическими, и она умела их интересно подать. Ее повесть о святом Франциске была совершенно не похожа на сухую лекцию. Джоанна словно делилась сплетнями о своем старом знакомом. При всем при этом — Франциск был человеком непростым — стараниями Джоанны мы осознали масштабы личности святого во всей ее многогранности. Когда Джил что-то интересует, у нее появляется блеск в глазах и розовеют щеки. Именно это с ней и произошло, когда мы сидели на террасе и слушали Джоанну. Каролина, которая обожает байки и сплетни ничуть не меньше Джил, тоже внимала Джоанне раскрыв рот. А Джоанна явно наслаждалась тем, что оказалась в центре внимания. Чем больше мы пили вина, тем непристойнее становился ее рассказ об отношениях между святым Франциском и Кларой, который вполне бы сгодился для номера «National Enquirer». — А что тебя привело в это изумительное место? — спросила Джил Джоанну. Мы смотрели на долину, залитую золотистым светом садящегося солнца. — Бурные события моей прошлой жизни, — ответила Джоанна, приподняв бровь. — Ну а кроме того, я замужем за очень интересным человеком. Джоанне самой судьбой было предначертано связать свою жизнь со сценой. Ее отец Дункан Росс, британский актер и режиссер, перебрался в Америку, когда у нас как грибы после дождя стали появляться театры. Вскоре после того, как Тайрон Гатри открыл свой театр в Миннеаполисе, отец Джоанны перешел в репертуарный театр Сиэтла художественным руководителем. Его дочь Джоанна, всегда отличавшаяся бунтарским нравом, наотрез отказалась от учебы в университете, чем привела родителей в ужас, и отправилась в Нью-Йорк, где намеревалась взойти на театральные подмостки. Некоторое время она состояла в знаменитой труппе Эллен Стюарт «Ля Мама», а потом перебралась в отдел по найму актеров при государственном театре Джо Паппа. Примерно в это же время она познакомилась с Брюсом. Вскоре они поженились, и через некоторое время, надо сказать непродолжительное, Джоанна родила сына Майкла. — Брюсу все под силу, он все может, — хвастала нам Джоанна. — Когда мы с ним познакомились, он еще работал актером. Он выступал с «Ля Мама» с самого основания труппы. Именно так мы и узнали о Сполето. Во время очередного европейского турне театр заехал сюда, и Брюс по уши влюбился в это место. Но ведь надо и на жизнь зарабатывать — жена и ребенок как-никак, — вот он и решил заняться монтажом кинофильмов. Вскоре он стал настоящим мастером своего дела. А я тем временем пошла в агенты. Мы представляли собой классическую успешную нью-йоркскую пару. Я работала по двенадцать, а то и по четырнадцать часов в день, после чего приходила домой и весь вечер читала сценарии. Брюс монтировал рекламные ролики — а это тоже отнимает массу времени. Одним словом, мы практически не виделись, не могли проводить время с ребенком и, прожив так пару лет, решили плюнуть на все, переехать сюда и начать жизнь сначала. Брюс снова пошел учиться, получил диплом преподавателя английского как иностранного — я же вам говорю, ему все под силу. Теперь он преподает английский в итальянской армии. Звучит как начало анекдота, но тем не менее это правда. — А ты? — спросила Джил. — А я подрабатываю риелтором. Недвижимостью приторговываю. Занимаюсь продажей домов людям вроде вас. Я кивнул и ничего не сказал. Джил улыбнулась и покачала головой. Некоторое время мы молча сидели и наслаждались видом садящегося солнца. От выпитого вина по телу растекалось тепло и создавалось ощущение, будто кто-то массирует плечи. Потом мы поинтересовались у Джоанны, не хочет ли она завтра с нами пообедать в крестьянском домике. — В Патрико? С удовольствием. Я никогда не упускаю возможности заглянуть туда.
Глава 5
Что такое agriturismo? Это нечто вроде постоялого двора на настоящей крестьянской ферме, где вы можете переночевать и позавтракать. Подобные заведения разбросаны по всей Италии, и, понятное дело, как и во всем остальном в этой жизни, среди них есть хорошие, а есть и плохие. Надо сказать, идея вполне здравая. Цель подобных agriturismo — удержать крестьян на земле, чтобы они обрабатывали ее и дальше. Одновременно agriturismo способствуют сохранению исконного, подлинного образа жизни итальянского крестьянства, неразрывно связанного с обликом самой страны. При открытии на ферме постоялого двора можно добиться официального снижения налогового бремени, и этим обстоятельством нередко пользуются недобросовестные люди. Они объявляют себя крестьянами, чем-нибудь для вида засевают поле, организуют места для постояльцев и называют свое предприятие agriturismo. Однако надо сказать, что попадаются и настоящие крестьянские семьи, которые владеют своими фермами многие поколения. На протяжении столетий они пахали, пасли скот, копали трюфели, собирали виноград, делали вино и гнали из него граппу. Одним из таких постоялых дворов на настоящей крестьянской ферме является agriturismo Бартоли в Патрико. Крестьянский домик располагается на вершине священной горы Монтелуко. Встретившись с Джоанной на маленькой заправке неподалеку от виа Фламиния, мы направились в Патрико. Джоанна специально попросила нас прийти пораньше, потому что по дороге можно много чего посмотреть. Мы все забились в одну машину, предоставив Джоанне возможность выступить в роли нашего гида. Она рассказала нам, что Монтелуко уже в незапамятные времена считалась священной горой. Ее название происходит от слова «лукас», что значит «священный лес». Римляне считали падубы, растущие на горе и поныне, священными и неприкосновенными. С того времени осталась каменная плита, датируемая третьим веком нашей эры, на которой выбита надпись на латыни, предупреждающая о наказании каждого, кто осмелится нарушить запрет и поднимет руку на лес. Речь шла о серьезном штрафе — преступивший закон в лучшем случае лишался пары быков. В пятом веке нашей эры в лесу поселились христианские монахи, что скрывались от преследования в крошечных пещерах, сохранившихся по сей день. Наконец, в начале тринадцатого века святой Франциск основал здесь первый монастырь, действующий и поныне. Одним словом, гора просто проникнута святостью. Мы остановили машину у монастыря и зашли внутрь. На стене в рамке висело письмо, написанное Микеланджело в пятнадцатом веке, в котором он рассказывал о своем пребывании в монастыре (это как если бы в Америке в монастыре останавливался Джордж Вашингтон). Пока мы стояли и глазели по сторонам, к нам подошел молодой монах и поинтересовался, не желаем ли мы осмотреть ту самую часовню, где каждый день возносил молитвы сам святой Франциск. Часовня оказалась маленькой, каким, по всей видимости, был и сам Франциск; впрочем, дело не в физических размерах. Как-никак речь идет о человеке, в одиночку отсрочившем на четыреста лет Реформацию и преобразования католической церкви. Мы снова сели в машину и поехали на самую вершину горы. Возле одного из выступов, нависавших над фермами в долине, Джоанна велела остановиться. — Посмотрите туда. Перед вами вся долина Сполето. Видите, какая она широкая. А сколько здесь ферм! Мы покивали. — А теперь поглядите туда. Это Вальнерина. Эта долина показалась нам совсем другой — более узкой и дикой. Меж крутых, поросших лесом холмов бежала на юг Нера. Где-то там, вдали, она впадала в устремлявшийся к Риму Тибр. За долиной виднелись покрытые снегом Апеннины — хребет, протянувшийся во всю длину итальянского «сапога». Джил подошла ко мне сзади и обняла за талию. Крепко прижавшись ко мне, она долго озирала открывавшиеся перед нами просторы. Я чувствовал, что Джил начинает влюбляться в Умбрию. Потом мы остановились на ферме Бартоли, расположившейся на самой вершине горы и занимавшей в общей сложности пятьсот гектаров. Ферма представляла собой группу каменных зданий (некоторые очень старые, некоторые поновее), разбросанных то тут то там по склону, среди загонов и сараев. Каролина, которая обычно очень стесняется, оказавшись в новой обстановке, увидела в загоне возле одного из сараев стайку собак и помчалась их смотреть. — Они специально натасканы на поиски трюфелей, — пояснила Джоанна. — Каждая такая собака на вес золота. Каролина забралась в загон, встала на колени и несколько минут возилась с десятком прыгающих вокруг нее щенков, которые так и норовили ее лизнуть. У стены главного дома стояла деревянная скамья, и на этой скамье, закрыв глаза от солнца, восседал Доминико, патриарх семейства Бартоли. В том году ему исполнилось девяносто шесть лет. Джоанна рассказала, что в семидесятилетием возрасте он выучил наизусть «Божественную комедию» Данте. Всю. От доски до доски. Время от времени, по особым случаям, он до сих пор читает из нее отрывки. В доме на стенах висели вырезки из газетных статей, посвященных этому удивительному человеку. В обеденной комнате стояли два длинных стола, причем за каждым могло уместиться как минимум двадцать человек. Хозяева уже расставили тарелки, бокалы, разложили столовое серебро. Марчелла, мать семейства, главная повариха, которая, со всей очевидностью, была здесь сейчас за командира, сказала, что мы можем садиться где хотим. Комната быстро наполнялась членами семьи, работниками, постояльцами agriturismo и такими же счастливцами, как и мы, которые просто заскочили на обед. Всего в столовой собралось около тридцати человек. А потом принесли еду. Так я еще никогда не обедал. Отчасти дело было в атмосфере — мы сидели в просторной комнате, в доме, сложенном из камней, примостившемся на крутом склоне и выходящем окнами на две долины: одну дикую, поросшую лесом и вторую, напоминавшую лоскутное одеяло из-за примыкавших друг к другу возделанных полей. Последнее — заслуга семейства Бартоли, обосновавшегося на вершине горы крепко и прочно, словно камни, из которых оно строило дома. Однако дело было еще и в том, что все, чем нас угощали, до мельчайшей крошки, кусочка и капли было выращено, вскормлено, перемолото, перегнано прямо здесь, на ферме. Это воистину была настоящая местная кухня, в полном смысле этого слова. Сначала перед нами вместе с корзинками свежего домашнего хлеба поставили тарелки с копченьями — колбасой, сосисками, ветчиной, — их оставляют в погребе на пару лет, где они и висят, пока не приобретут идеальный, совершенный вкус. За ними последовали тарелки с брускеттой. [6] Некоторые хлебцы были с помидорами и базиликом, некоторые со смесью диких грибов и печенью. На каждом из столов стояли по две большие бутыли с красным вином без всяких этикеток. Обед шел своим чередом, и вино убывало все быстрее. Потом настал черед пасты. Разумеется, она была домашнего приготовления. Местный вид пасты называется strongozzi, он пользуется большой популярностью в этом районе Умбрии. К пасте подали особый соус — мясо дикого кабана несколько часов тушили с луком, сельдереем, помидорами и морковью, пока не получилось однородное рагу, идеально подходящее к макаронам. Нам предложили добавку, и я решил, что отказываться нельзя. Иначе некрасиво получится — я же все-таки гость. Мы смеялись и болтали, пытаясь общаться с постояльцами и членами семьи на нашем корявом итальянском. Джоанна очень нам помогла. Она говорит довольно бегло, однако не слишком заботится о правильном произношении. Сейчас она болтала как переводчик при ООН, поворачиваясь то к нам, то к итальянцам, но выговор при этом у нее был как у англичанки, работавшей театральным агентом в Нью-Йорке, кем она, собственно, и являлась. На второе принесли курицу с трюфелями. Гарнир подали отдельно — на бесчисленных тарелках были выложены свежие, только что с грядки, овощи и картофель. Я никогда не пробовал такой вкусной курицы. Вкус был изумительным — богатым, глубоким, каждой своей ноткой словно бы говорил: «Ты ешь курицу, обжора». А трюфели были… У меня просто слов нет. Это были настоящие трюфели, и этим все сказано. Потом настал черед сладкого. Нас угостили простеньким пирогом с ягодами. Затем подали овечий сыр — пекорино. Он был таким нежным, словно его приготовили из молока овец, которых выгоняли пастись на высокогорные луга и которые ели лишь полевые цветы, распускающиеся ранней весной. В Италии считается, что сыр способствует пищеварению и его обязательно нужно есть, чтобы все хорошо усваивалось. После обеда Каролина снова пошла играть с собаками, Джил устроилась на вершине холма, чтобы полюбоваться прекрасным видом, а мы с Джоанной направились в бар, чтобы выпить эспрессо. Кофе нам варил Феличе — муж Марчеллы и хозяин заведения. — После десяти утра никогда не заказывай капучино, — предупредила Джоанна, — пей только эспрессо. Если закажешь капучино, подумают, что ты немец. Мы вышли к Джил и Каролине, которые стояли возле сарая. Я спросил у Джоанны насчет оплаты обеда. — Просто найди Феличе и спроси, сколько ты ему должен. На это моих познаний в итальянском должно было хватить, поэтому я, приготовив кошелек, направился обратно к бару. Феличе спросил, сколько нас было человек, я ответил, что четверо. Он написал сумму в евро. Пересчитав ее на доллары, я обнаружил, что с каждого из нас причитается по пятнадцать долларов — и это с трюфелями и вином! Я пошел на кухню, чтобы поблагодарить Марчеллу и остальных поваров за прекрасный стол, и обнаружил, что весь обед на тридцать человек они приготовили на старой крошечной плите с четырьмя конфорками. Дома, если у меня нет под рукой моей верной плиты «Викинг» с восемью конфорками и грилем, я никогда не рискую готовить ужин даже на восемь человек. Когда мы тронулись вниз по склону горы, Джоанна спросила, не желаем ли мы на скорую руку осмотреть Сполето. Поскольку у нас не было других дел, кроме как переваривать обед, мы согласились. Где-то на расстоянии мили до подножия холма и трассы виа Фламиния Джоанна свернула на узкую грунтовую дорогу. Выйдя из машины, мы двинулись вслед за ней по тропинке. Преодолев метров двести, увидели Понте-дель-Торре. Пока мы гуляли, любуясь изумительным видом раскинувшейся перед нами долины, Джоанна рассказывала об истории города, акведука и средневековой крепости Ла-Рокка, защищавшей город. Мы неспешно прошлись по узким, кривым, мощенным булыжником улочкам до пьяцца Меркато, в центре которой шумел крестьянский рынок. Там Джоанна предложила нам отведать мороженого. — Итальянцы в еде следуют строгим правилам. И одно из них, непреложное — мороженое в четыре часа. Это своего рода закон. Я предпочитаю фисташковое, но вы можете купить любое другое. Что касается сортов мороженого, вам предоставляется полная свобода выбора. Джил остановилась на frutta di bosco, Каролина взяла два шарика — шоколадный и ванильный. Я предпочел straciatella — ванильное мороженое с кусочками темного шоколада. Преисполненные осознания собственной законопослушности, мы гуляли по соборной площади и лакомились мороженым. Собор в Сполето производит сногсшибательное впечатление, особенно по мере приближения к нему. От пьяцца Меркато мы прошли по узенькой, идущей под уклон улочке, застыв у широкой уходящей вниз лестницы. У ее подножия раскинулась просторная площадь с собором в центре. Поскольку мы находились на возвышенности, нам открылись и гребни уходящих вдаль холмов Умбрии — пейзаж, который так часто можно увидеть на заднем плане фресок Джотто, Липпи и Синьорелли. — Ладно, — обреченно произнесла Джоанна, — кафедральный собор Сполето. Здесь пять основных достопримечательностей. Приоткрыв огромную дверь, мы вошли в храм. Внутри царил полумрак. — Я уже со счета сбилась, сколько раз за последние двенадцать лет водила сюда туристов, поэтому могу сориентироваться здесь даже с завязанными глазами. Итак, главных достопримечательностей здесь пять. — Она принялась загибать пальцы. — За алтарем фрески работы Липпи, узорный пол, подарок Барбароссы, письмо святого Франциска в рамке и изображение розы в витраже над входом. Все это можно осмотреть за пятнадцать минут, после чего вы будете знать о соборе больше, чем большинство жителей Сполето. Через пятнадцать, ну ладно, может, через двадцать минут мы снова вышли на залитую солнцем площадь, переваривая сжатый, но при этом весьма содержательный и познавательный рассказ о каждой из пяти достопримечательностей собора. Гид у нас просто блестящий! — А как же деревянный крест? — спросила Каролина. — Что «деревянный крест»? — Ну, ты же сказала «пять достопримечательностей». С крестом получается шесть. — Шесть так шесть, — пожала плечами Джоанна. — Вы не подбросите меня до моей машины? Мне еще надо на вокзал, встретить Брюса. Когда она высаживалась из такси на заправочной станции, я спросил, нет ли у нее на примете какого-нибудь домика на продажу. — Мы не собираемся ничего покупать. Так что, если это дело хлопотное, даже не морочь себе голову. Нам просто интересно посмотреть, какой есть выбор. — Может, завтра? — Она даже глазом не моргнула. — Погляжу, есть ли что-нибудь приличное. — Мы уезжаем около полудня. Нас ждет Сорренто. — Везунчики. Тогда я вечерком позвоню, и мы обсудим наши планы на завтра.
Глава 6
Положа руку на сердце, я не собирался ничего покупать. Не забывайте, я ведь дал Джил честное слово. Мною руководило чистое любопытство — хотелось сравнить здешние цены с французскими. Когда дело касается недвижимости, я хуже наркомана. На работе, в дороге и на отдыхе я не расстаюсь с журналом объявлений о продаже домов. Кроме того, всегда интересно посмотреть, как живут в сельской глуши, а заодно отдохнуть от всего, что так влечет к себе туристов. Вот что я готов сказать в свою защиту. Джоджо (от Луки мы узнали, что друзья зовут Джоанну именно так) встретила нас в гостинице за завтраком. Мы уже освободили номера и сложили багаж в машину. Мне не терпелось отправиться в путь. Нам предстояло обогнуть Рим, проехать Неаполь и затем выехать на узкую, запруженную автомобилями дорогу, ведущую в Сорренто. Сами понимаете, мне страсть как не хотелось тащиться через Неаполь в час пик. — Я хочу показать вам два домика, — сказала нам Джоджо за чашечкой кофе на террасе, — а может, даже и три, если мой приятель Бруно соизволит мне перезвонить. Давайте сделаем так: вы поедете за мной, а когда мы закончим, выберетесь на шоссе и отправитесь дальше своей дорогой. Сначала по дороге на Монтефалько мы осмотрели маленький новенький домик, стоявший посреди чьей-то фермы. Он был практически закончен, оставалось только завершить отделочные работы — настелить пол, покрасить стены и так далее. Однако даже без всего этого ясно, что домик будет очень милым. Цена меня сильно заинтриговала. Там еще много предстояло сделать, но не было никаких сомнений, что Умбрия гораздо дешевле Франции и Тосканы. Впрочем, у домика был один серьезный минус: он в буквальном смысле слова стоял посреди фермы. Чтобы до него добраться, надо было довольно долго трястись по узкой ухабистой дороге, бежавшей среди чьих-то полей. Кроме того, домик находился на открытом месте — деревьев вокруг него не было. Когда мы добрались до следующего объекта — маленького неуютного домишки в очаровательном городке Кампелло-Альто, Джоджо отвела нас в сторону, чтобы посовещаться. — Я только что разговаривала с Бруно, и он согласился показать вам свой дом. Должна признаться, я нисколько не сомневаюсь, что домик вам очень понравится. Однако будем говорить начистоту. Во-первых, мы с Бруно очень дружны. Во-вторых, он просит за него серьезные деньги. Цена справедливая, но высокая. Бруно вот уже несколько лет грозится выставить его на открытую продажу, но пока они с Мейес — это его жена — все никак не могут на это решиться. — Ладно, давай посмотрим на этот чудо-дом. — Я уверена, что он вам очень понравится. Мы свернули с двухполосной дороги на грунтовую, пролегавшую меж густых зарослей оливковых деревьев. Преодолев по ней пару сотен метров, остановились у ворот. Джоджо нажала кнопку звонка, и ворота открылись. Заехав внутрь, мы оказались в саду с фруктовыми деревьями. Потом мы узнали, что здесь росли сливы, персики, груши, миндаль, яблоки и фиги. Главной достопримечательностью сада были сто двадцать пять оливковых деревьев самого разного возраста. Возле дома имелась большая стоянка. Ступеньки вели в уютный двухэтажный каменный дом, увитый виноградом. В каждом окошке стояли горшочки с геранью. Прямо у входа на кухню находилась утонувшая в виноградной лозе беседка со столиком и стульями. В ней-то нас и ждали Бруно с Мейес. — Вы нас извините, — произнесла Мейес с явным испанским акцентом, оказавшимся для нас полной неожиданностью (потом мы узнали, что Мейес родом из Мехико). — У нас только что съехали жильцы, и мы устроили уборку.
|
|||
|