|
|||
Часть первая 5 страницаМинут через пять Манса вернулся и уселся за стол. Не говоря ни слова, он аккуратно проштамповал все паспорта и передал их Хопперу. – Вам разрешено въехать в Мали для проведения ваших исследований. Но, пожалуйста, помните, доктор, что вы и ваши люди здесь гости. И не более того. И если вы сделаете какое‑ либо недружелюбное заявление или примете участие в действиях, наносящих вред нашей безопасности, вы будете депортированы. – Благодарю вас, полковник. И, пожалуйста, поблагодарите генерала Казима за его любезное разрешение. – Вас будет сопровождать капитан Батутта с десятью солдатами. Это для вашей же собственной безопасности. – Для нас большая честь иметь такого телохранителя. – О ходе работ и своих выводах будете докладывать непосредственно мне. В этом деле я ожидаю от вас полного сотрудничества. – Каким образом прикажете с вами связываться, полковник? – не без иронии осведомился Хоппер. – В распоряжении капитана имеются необходимые средства связи. – Придется нам привыкать друг к другу, – высокомерно сказал Хоппер Батутте. Затем обратился к Мансе: – Моей группе и мне понадобится автомобиль, желательно с приводом на четыре колеса. Это для персонала. И еще пара грузовиков для транспортировки нашего лабораторного оборудования. Полковник побагровел от такой наглости, но все же сдержался. – Я выделю вам военные грузовики, – буркнул он. Хоппер прекрасно сознавал, что он хочет сохранить лицо и последнее слово за собой. – Благодарю вас, полковник Манса. Вы великодушный и достойный человек. Генерал Казим должен гордиться, что в этой пустыне у него есть настоящие воины. Манса выпрямился с нарастающим выражением триумфа и удовлетворения в глазах. – Да, генерал не раз выражал мне благодарность за лояльность и службу. Разговор закончился. Хоппер вернулся к самолету и распорядился начать выгрузку оборудования. Манса с легкой улыбкой на губах наблюдал из окна офиса. – Должен ли я ограничить их исследования только открытыми районами? – спросил Батутта. Манса, не оборачиваясь, медленно покачал головой: – Нет, разреши им ездить везде, где пожелают. – А если доктор Хоппер отыщет следы токсичных заболеваний? – Не важно. Пока я контролирую средства связи с внешним миром, его отчеты будут изменены так, чтобы показать нашу страну свободной от каких‑ либо болезней или вредных загрязнений. – Но когда они вернутся в штаб‑ квартиру ООН... – Не всплывет ли правда? – закончил Манса. – Да, вполне возможно. – Он внезапно повернулся с угрожающим выражением на лице. – Но если их самолет на обратном пути столкнется с трагической случайностью, не всплывет даже капли их поганого дерьма.
В течение полета из Египта в Нигерию Питт несколько раз просыпался и засыпал. Он окончательно проснулся, когда в проходе реактивного лайнера, принадлежащего НУМА, появился Руди Ганн, крепко держа двумя руками три чашки кофе. Взяв чашку, Питт посмотрел на Ганна с усталой отстраненностью, не выражая энтузиазма или желания шутить. – А где в Порт‑ Харкорте мы встретим адмирала? – спросил он, на самом деле не очень беспокоясь об этом. – Не в самом Порт‑ Харкорте, – передавая кофе, увильнул от прямого ответа Ганн. – А если не там, то где же? – Он ожидает нас на борту одного из наших исследовательских судов, в двухстах километрах от берега. Питт, не отрываясь, смотрел на Ганна, как гончая на загнанную в угол лису. – Ты что‑ то темнишь, Руди. – А Ал не хочет кофе? Питт глянул на Джордино, похрапывающего в блаженной безмятежности. – Оставь. Ты не разбудишь этого соню, даже если пальнешь у него над ухом из двенадцатидюймовой пушки. Ганн устроился в кресле через проход от Питта. – Я не могу рассказать тебе, что задумал адмирал Сэндекер, поскольку, честно, сам ничего не знаю. Ноя могу предполагать, что это может иметь отношение к программе морских биологов НУМА, изучающих по всему миру морские кораллы. – Знаю я эту программу, – кивнул Питт. Питту было приятно, что он может разговаривать с Ганном на равных. Они с Ганном легко нашли общий язык, несмотря на очевидное различие в их образе жизни. Ганн был интеллектуалом с учеными степенями по химии, экономике и океанографии. Он чувствовал себя как дома в забитом книгами библиотечном подвале, составляя отчеты и планируя исследовательские программы. Питт же, со своей стороны, от души наслаждался, вручную работая с механизмами, особенно со старыми автомобилями из своей коллекции в Вашингтоне. Он жить не мог без приключений. Он чувствовал себя на седьмом небе, управляя древним летательным аппаратом или изучая останки исторических кораблекрушений. Питт был инженером со степенью магистра и получал удовольствие, мастеря то, что другому было бы не под силу. В отличие от Ганна его редко можно было застать за письменным столом в здании штаб‑ квартиры НУМА; он предпочитал непосредственно участвовать в захватывающих исследованиях морских глубин. – Прибрежная коралловая линия там в опасности и вымирает с неслыханной быстротой, – сообщил Ганн. – И сейчас это самая горячая тема для ученых‑ океанологов. – И в каких частях океана проявляется эта тенденция? Ганн уставился в чашку: – Карибское море от Флориды‑ Ки до Тринидада, Тихий океан от Гавайев до Индонезии, Красное море, берега Африки. – И везде вымирание в таких темпах? – удивился Питт. Ганн покачал головой: – Нет, есть различия в зависимости от района. Но наихудшее положение вдоль западно‑ африканского побережья. – И надо полагать, это не обычное для коралловых рифов циклическое вырождение и вымирание перед предстоящим возрождением? – Совершенно верно, – кивнул Ганн. – Когда условия существования восстанавливаются, возрождаются и рифы. Но мы еще никогда не наблюдали такого широко распространенного вырождения. – А какие предположения насчет причины? – Возможны две. Одна традиционная: теплые воды. Периодическое повышение температуры воды, как правило из‑ за смены направления течений, приводит к тому, что крошечные коралловые полипы начинают извергать, или выблевывать если угодно, те водоросли, которыми они питаются. – А полипы – это такие маленькие трубчатые дьяволята, из останков которых и строится риф? – Неплохо сказано. – Это все, что я о них знаю, – признался Питт. – Балансирование кораллов между жизнью и смертью редко становится темой вечерних новостей по TV. – Стыдно, – лаконично сказал Ганн. – Особенно если понимать, что изменения в жизни кораллов являются точнейшим показателем будущих тенденций в условиях существования морей и формирования климата. – Ладно, уговорил. Итак, полипы выблевывают водоросли, – не без раздражения повторил Питт. – И что дальше? – Эти водоросли кормят полипы и придают им " х живой цвет, – продолжил Ганн, – а отсутствие водорослей и голод делают кораллы белыми и безжизненными. Этот феномен известен как отбеливание. – И он редко имеет место, когда вода прохладна. Ганн с укором посмотрел на Питта: – И зачем я тебе это рассказываю, если ты и так все знаешь? – Я слушаю, чтобы не обидеть тебя. – Ну, тогда я попью кофе, пока он не остыл. Последовала долгая пауза. Ганну на самом деле не хотелось кофе, но он продолжал прихлебывать, испытывая терпение собеседника. – О'кей, – первым не выдержал Питт. – Итак, кораллы во всем мире гибнут. Каков же второй фактор, воздействующий на их нормальное существование? Ганн лениво помешивал кофе пластиковой ложечкой. – Новая угроза – и очень серьезная – это внезапное появление толстых зеленых и других водорослей, которые просто облепляют кораллы, как какая‑ нибудь вырвавшаяся на свободу зараза. – Постой. Ты говоришь, что кораллы голодают, потому что выблевывают водоросли, хотя те облепили их чуть ли не до удушья? – Теплые воды приходят и уходят. Это одновременно приводит к уничтожению кораллов и росту водорослей, которые препятствуют поступлению питания и солнечных лучей к кораллам. И те умирают практически от удушья. Питт запустил руку в свои черные волосы: – А есть надежда, что ситуация улучшится, если воды станут холоднее? – Этого не случится, – покачал головой Ганн. – Во всяком случае, в Южном полушарии. Снижение температуры воды в ближайшее десятилетие не прогнозируется. – Как ты полагаешь, это естественное явление или последствие эффекта глобального потепления? – Возможно и то и Другое, да плюс еще воздействие обычных вредных выбросов. – У вас нет никаких твердых доказательств? – не отставал Питт. – Ни у меня, ни у других ученых‑ океанологов НУМА ответов нет. – Что‑ то я еще ни разу не слышал о каком‑ нибудь яйцеголовом пробирочнике, у которого не было бы подходящей гипотезы на всякий мыслимый и немыслимый случай, – усмехнулся Питт. Ганн в ответ тоже улыбнулся: – Я никогда еще не рассматривал себя с такой точки зрения. – А может, в свете употребленных терминов? – До чего же ты любишь наклеивать ярлыки на людей, – вздохнул Ганн. – Только на самоуверенных профессоров. – Ну хорошо, – начал Ганн. – Я, конечно, не царь Соломон, но уж коли ты спросил... Моя теория основана на количественном росте водорослей. Ведь каждый школьник скажет тебе, что если поколение за поколением сбрасывать в океан неочищенные сточные воды, мусор и токсичные химикаты, то рано или поздно будет достигнута точка насыщения. Хрупкий биохимический баланс морей безвозвратно нарушается. Моря разогреваются, и все мы, а в особенности наши потомки, вынуждены будем тяжко за это расплачиваться. Питт еще никогда не видел Ганна таким серьезным. – Плохо дело. – И я думаю, что мы уже пересекли ту грань, до которой еще можно было что‑ то изменить. – Так ты без оптимизма смотришь на возможность восстановления баланса? – Да, – сказал Ганн печально. – Разрушающий эффект испорченной воды слишком долго игнорировался. Питт уставился на Ганна, слегка удивленный тем, что второй по влиянию человек в НУМА находится во власти таких роковых и мрачных дум. Ганн нарисовал зловещую картину. Но Питт не разделял тотального пессимизма Ганна. Океаны, может быть, и больны, но до смертного конца им еще далеко. – Расслабься, Руди, – ободряюще сказал Питт. – Что бы там ни прятал адмирал в своем рукаве, вряд ли он рассчитывает, что вот прибудем мы трое и спасем все моря Земли. Ганн посмотрел на него и слабо улыбнулся. – Мне еще ни разу не удавалось проникнуть в замыслы адмирала. Если бы друзья знали или хотя бы догадывались, насколько они ошибаются, они не медля ни секунды заставили бы пилота под страхом кровавой расправы развернуть самолет и направить его прямиком обратно в Каир. Их приземление на посадочную полосу одной из нефтяных компаний в окрестностях Порт‑ Харкорта было быстрым и спокойным. И уже через несколько минут они находились в воздухе на борту вертолета, тарахтящего винтами над Гвинейским заливом. Сорок минут спустя аппарат завис над «Саундером» – принадлежащим НУМА исследовательским судном, которое и Питт, и Джордино знали достаточно хорошо и на борту которого они три раза спасались в ходе реализации заданий. Корабль в сто двадцать метров длиной, строительство которого обошлось в восемь миллионов долларов, был нашпигован самыми сложными сейсмическими, гидролокационными и батиметрическими системами. Пилот облетел огромную подъемную стрелу «Саундера» и приземлился на взлетной площадке на кормовой надстройке. Первым на палубу шагнул Питт, за ним Ганн. Джордино, двигаясь как разбуженный зомби, зевал на каждом шагу. После того как перестали вращаться лопасти и вертолет закрепили, пошел обмен приветствиями со знакомыми членами экипажа и учеными. Питт знал устройство корабля и направился к трапу, ведущему к люку одной из морских лабораторий «Саундера». Он прошел мимо нескольких кладовок, заполненных химической аппаратурой, и попал в большую каюту, где проводились совещания и лекции. Несмотря на то что это было рабочее исследовательское судно, каюта была красиво обставлена удобной мебелью и полностью оборудована для присутствия начальствующего состава, о чем свидетельствовали длинный стол красного дерева и мягкие кожаные кресла. Чернокожий мужчина огромного роста стоял спиной к Питту перед большим развернутым проекционным экраном. Он выглядел полностью поглощенным графическими диаграммами, демонстрировавшимися на нем. Был он по крайней мере лет на двадцать старше Питта и на добрый фут выше него. Однако во всей его могучей фигуре не наблюдалось и намека на неуклюжесть – напротив, в каждом движении сквозила неуловимая грация бывшего баскетболиста. Но внимание Питта и его друзей привлекли в первую очередь не изображение на экране или уткнувшийся в него незнакомец, а совсем другой персонаж. Невысокий, подтянутый, жилистый, он лениво облокотился одной рукой о стол, держа огромную незажженную сигару в другой. Узкое лицо, холодные властные голубые глаза, некогда пламеневшие, а теперь седеющие волосы и аккуратно подстриженная бородка придавали ему, несмотря на отсутствие голубой рубашки с вышитыми на нагрудном кармане золотыми якорями, характерный облик отставного военного моряка, которым он и был в действительности. Адмирал Джеймс Сэндекер, генеральный директор НУМА, встал, приветливо растянул губы в улыбке барракуды и сделал шаг вперед, протягивая руки навстречу вошедшим. – Дирк! Ал! Как я рад снова видеть ваши славные рожи! – Он приветствовал гостей так бурно, словно не имел никакого отношения к их неожиданному появлению. – Поздравляю с находкой похоронной баржи фараона. Великолепная работа. – Адмирал обратил внимание на Руди Ганна и небрежно кивнул: – Надеюсь, ты доставил моих парней без неприятных происшествий? – Как ягнят на бойню, – мрачно пошутил Руди. Питт пристально посмотрел на Ганна, затем обратился к Сэндекеру: – Вы вытащили нас из Нила с дьявольской спешкой. Почему? Сэндекер изобразил притворную обиду: – Ни тебе здравствуйте, ни радости от встречи. И даже ни слова приветствия своему старому боссу, который отменил званый ужин с очаровательной богатой дамой из высшего вашингтонского общества и пролетел шесть тысяч километров только для того, чтобы поздравить вас с успехом. – И почему это ваше в высшей степени сомнительное благословение наполняет меня чувством тревоги? – ухмыльнулся Питт. Джордино угрюмо рухнул в кресло: – А если мы так хорошо поработали, как насчет подъемных, премий, ближайшего рейса домой и двухнедельного оплаченного отпуска? Сэндекер снисходительно хмыкнул: – Даже и не мечтай. Торжественная встреча на Бродвее откладывается. Сначала необременительная прогулка вверх по реке Нигер. – Нигер? – проворчал Джордино. – Там что, тоже какая‑ нибудь посудина с сокровищами затонула? – Нет. – Когда? – спросил Питт. – Стартуете с первыми лучами солнца, – сообщил Сэндекер. – А что именно вы хотите, чтобы мы сделали? Сэндекер повернулся к возвышающемуся у проекционного экрана чернокожему. – Разумно. Первым делом, как известно, самолеты. Позвольте мне представить вам доктора Дарси Чэпмена, главного океанического токсиколога Морской научной лаборатории Гудвина в Лагуна‑ Бич. – Джентльмены, – церемонно произнес Чэпмен глубоким басом, которому было тесно в стенах каюты. – Искренне рад познакомиться с вами. Адмирал Сэндекер порассказал мне о ваших совместных подвигах. Это на самом деле впечатляет. – Это ведь вы играли за «Денверских самородков»? – встрепенулся Ганн, задирая голову, чтобы заглянуть в лицо Чэпмену. – Пока колени позволяли, – усмехнулся тот. – А потом вернулся к науке и защитил докторскую диссертацию по химии окружающей среды. Питт и Ганн пожали руку Чэпмену, а Джордино только помахал рукой из кресла, в которое уже успел пристроиться. Сэндекер поднял трубку телефона и заказал на камбузе завтрак. – Можете устраиваться поудобнее, – коротко сказал он. – Нам до рассвета предстоит обсудить еще много вопросов. – У вас для нас действительно поганая работенка, сэр? – небрежно осведомился Питт. – В высшей степени, – прозаично подтвердил Сэндекер. Он кивнул доктору Чэпмену, который нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На экране появилась цветная карта, изображающая извилистое русло реки. – Река Нигер. Третья по протяженности в Африке, после Нила и Конго. Странно, но она имеет истоки всего лишь в трехстах километрах от моря, на территории Гвинеи. Сначала течет на северо‑ восток, далее поворачивает на юг и петляет на протяжении четырех тысяч двухсот километров, прежде чем впасть в Атлантический океан в дельте на берегу Нигерии. И где‑ то в своем течении... где‑ то в нее попадают высокотоксичные отходы и выносятся в океан. А это приводит к катастрофическим изменениям с непредсказуемыми последствиями, если пользоваться языком предстоящего судного дня.
Питт уставился на Сэндекера, не веря собственным ушам. – Судный день, адмирал? Я правильно вас понял? – Я ничего не выдумываю, – сухо ответил Сэндекер. – Прибрежные воды Западной Африки умирают, и беда эта идет от неустановленного загрязнения. Ситуация стремительно перерастает в цепную реакцию, чреватую потенциальным уничтожением каждой единичной особи морских обитателей. – И это может привести к необратимым изменениям климата на Земле, – добавил Ганн. – Это еще полбеды, – заметил Сэндекер. – А вот конечным результатом может стать вымирание всех видов жизни на Земле, включая и нас с вами. Ганн укоризненно пробормотал: – Ну, не надо преувеличивать... – Преувеличивать?! – гневно воскликнул Сэндекер. – Именно так заявил мне один самодовольный кретин из Конгресса, когда я выступил с предупреждением и просил субсидий для решения этой проблемы. Они больше озабочены своими драгоценными креслами и предвыборными кампаниями. Мне до смерти надоели их бесконечные дурацкие комитетские слушания. До смерти надоело их нежелание обсуждать непопулярные вопросы, доводящее нацию до банкротства. Наша двухпартийная система превратилась в застойное болото. Как и коммунизм, величайший эксперимент в области демократии рано или поздно погубит коррупция. Кого, к черту, заботит, что океаны умирают? Слава богу, меня. Но уж я стану за них стеной! Глаза Сэндекера пылали яростью, губы тряслись от бешенства. Питт был ошеломлен проявлением таких эмоций со стороны обычно хладнокровного и невозмутимого адмирала. – Токсические отходы сбрасываются практически в каждую реку земного шара, – спокойно возразил Питт, возвращая дискуссию в прежнее русло. – Что ж такого особенного именно в загрязнении Нигера? – Особенность в том, что они создают феномен, известный как красная волна, который воспроизводится и распространяется в пугающих масштабах. – " Напоминала кровь волна в тени от корабля", – процитировал Питт. Сэндекер сверкнул глазами на Ганна, а затем внимательно посмотрел на Питта: – Вы получили намек. – Да, но без всякой связи, – признался Питт. – Вы все опытные ныряльщики, – вмешался Чэпмен, – поэтому вам, вероятно, известно, что красная волна образуется микроорганизмами под названием «динофлагеллаты», крошечными созданиями, содержащими красный пигмент, что и придает воде красно‑ бурый цвет, когда они слишком активно размножаются. Чэпмен нажал кнопку на коробочке дистанционного управления и продолжил лекцию, демонстрируя увеличенное изображение причудливого микроорганизма, возникшее на экране. – Красные волны упоминаются с древних времен. Моисей, по преданию, обращал воды Нила в кровь. Гомер и Цицерон также упоминали о красном цветении моря. То же самое видел Дарвин во время путешествия на «Бигле». В наше время такие вспышки отмечались во всем мире. Одно из самых последних сообщений пришло из Мексики, с западного побережья, где вода стала илистой и ядовитой. В результате появления красных волн гибнут буквально миллиарды особей рыбы, моллюсков и черепах. Погибают даже морские птицы. Берега на протяжении двухсот миль оказывались покрыты их трупами, и сотни местных жителей и туристов умерли, отведав рыбы, зараженной некоторыми видами смертоносных токсиносодержащих динофлагеллатов. – Я нырял с аквалангом в красных волнах, – сказал Питт, – но не страдал ни от каких болезненных эффектов. – Вам повезло – вы плавали в одном из общераспространенных и безвредных вариантов волны, – пояснил Чэпмен. – Однако существуют и другие, недавно открытые разновидности, вероятно мутировавшие, которые выделяют самые ядовитые из известных нам биологических токсинов. Ни одна живая особь моря не выживает после хотя бы поверхностного контакта с ними. Всего лишь несколько миллиграммов этого токсина с успехом отправят на кладбище любого здорового мужчину. – Убедительно. Чэпмен кивнул: – Еще как! – Не будь даже этот токсин столь силен, – добавил Сэндекер, – эти маленькие существа рано или поздно все равно уничтожат сами себя в припадке морского каннибализма, что существенно уменьшит содержание в воде кислорода, необходимого для жизнедеятельности рыб, а водоросли погибнут от удушья. – Хуже того, – поддержал адмирала Чэпмен, – семьдесят процентов обновленного кислорода обеспечивается диатомеями, крошечными растениями типа водорослей, живущими в море. Остальной кислород поступает от растительности на суше. Я думаю, нет нужды пускаться в продолжительный экскурс по поводу того, как диатомеи в воде и растения в лесах производят кислород путем фотосинтеза. Все это вы должны знать из программы первых классов школы. Удушающие токсины динофлагеллатов, после того как они собираются вместе и расцветают красной волной, убивают диатомеи. А раз нет диатомеи, нет и кислорода. Трагедия заключается в том, что мы воспринимаем кислород как нечто обыденное и неизменное, не задумываясь о том, что дисбаланс между количеством его, создаваемым растениями, и количеством, пережигаемым нами в окись углерода, может привести к нашему последнему вздоху. – А есть вероятность того, что они сами себя пожрут, прежде чем настанет конец? – спросил Джордино. Чэпмен покачал головой: – Они восстанавливают свои потери в соотношении десять рождений на одну смерть. – А не могут ли красные волны в конечном счете уменьшаться и рассеиваться? – спросил Ганн. – Или вымереть окончательно, вступив в контакт с холодными водами? Сэндекер покачал головой: – К несчастью, мы так и не определились с нормальными для них условиями. Микроорганизмы‑ мутанты, о которых идет речь, кажется, обрели иммунитет к изменению температуры воды. – Но тогда из того, что вы сказали, следует, что нет надежды на сокращение или исчезновение красной волны у берегов Африки? – Нет, если предоставить ее самой себе, – ответил Чэпмен. – Подобно триллионам вегетативно размножающихся чудовищ Франкенштейна, динофлагеллаты размножаются в астрономических масштабах. Поместите в галлон воды несколько тысяч этих тварей, и они за сутки размножатся чуть ли не до миллиарда. Такого мощного их роста никогда не отмечалось прежде. И на настоящий момент они просто неостановимы. – А есть какая‑ нибудь теория по поводу того, где красная волна подхватила эту мутацию? – поинтересовался Питт. – Возбудитель этой новой ветви быстроразмножающихся динофлагеллатов неизвестен. Но мы убеждены, что загрязнитель такого рода выливается в океан с водами реки Нигер и приводит к такой мутации, что новый вид прекрасно приживается в морской воде и даже ускоряет свой цикл воспроизводства. – Как спортсмен, принимающий стероиды, – мрачно прокомментировал Джордино. – Или средство, усиливающее потенцию, – усмехнулся Ганн. – Или наркотик, способствующий деторождению, – добавил Питт. – И если эта красная волна выйдет из‑ под контроля и беспрепятственно распространится по океану, накрыв его поверхность сплошным токсичным покрывалом динофлагеллатов, – пояснил Чэпмен, – снабжение мира кислородом уменьшится до такой степени, что его не хватит для поддержания жизни на Земле. – Вы нарисовали страшную картину, доктор Чэпмен, – поежился Ганн. – Можно нарисовать и хуже, – спокойно отозвался Питт. – А нельзя ли их уничтожить с помощью химических препаратов? – спросил Джордино. – Гербициды? – уточнил Чэпмен. – Тут надо долго думать и считать, а то как бы хуже не было. Не лучше ли докопаться до причины? – Каковы временные границы этого бедствия? – спросил Питт у Чэпмена. – Если мы не остановим загрязнение моря в течение последующих четырех месяцев, будет уже поздно. Распространение станет слишком огромным, чтобы поддаваться контролю. Оно будет уже самодостаточным, способным питать себя, переходя для воспроизводства потомства на питание химическими ядами, адсорбированными в Нигере и морской воде. – Он сделал паузу, чтобы нажать кнопку на пульте дистанционного управления, и на экране появилась цветная диаграмма. – Компьютерные прогнозы показывают, что через восемь месяцев, самое большее – через десять, миллионы начнут умирать от медленного удушья. Первыми жертвами станут дети, у которых малый объем легких и которые тратят слишком много воздуха на крики и плач. Их кожа станет голубеть по мере впадания в кому, из которой нет возврата. И для тех, что умрут последними, картинка перед глазами будет невеселая. Джордино недоверчиво посмотрел на него: – Невозможно поверить в мертвый мир, который погиб от недостатка кислорода. Питт встал и подошел поближе к экрану, изучая беспристрастные цифры, указывающие дату уничтожения человечества. Затем он повернулся и уставился на Сэндекера. – Итак, если я правильно понял, чтобы уменьшить угрозу бедствия, вы хотите, чтобы Ал, Руди и я на компактном исследовательском судне прошли по реке и проанализировали пробы воды, пока не установим источник загрязнения, приводящий к образованию красной волны? А потом будете искать способ заткнуть эту дырку? Сэндекер кивнул: – Одновременно мы здесь, в НУМА, попробуем разработать средство, нейтрализующее красную волну. Питт перешел к висящей на стене карте реки Нигер и стал ее изучать: – А если мы не найдем источник в Нигерии? – Пойдете дальше по реке, пока не наткнетесь. – То есть через Нигерию на северо‑ восток, где река разделяет государства Бенин и Нигер, и дальше в Мали? – Если потребуется, – сказал Сэндекер. – А какова политическая ситуация в этих странах? – спросил Питт. – Должен признать, не совсем стабильная. – Что вы имеете в виду под «не совсем стабильная»? – насторожился Питт. – Нигерия, – приступил к лекции Сэндекер, – самая населенная африканская страна со ста двадцатью миллионами жителей, находится в состоянии постоянных переворотов. Недавнее демократическое правительство в прошлом месяце сброшено военными, и это восьмой переворот всего лишь за двенадцать лет, не считая неудавшихся. Провинции охвачены обычными этническими войнами и более кровавыми религиозными – между мусульманами и христианами. Оппозиция руками наемных убийц убирает правительственных чиновников, которых обвиняют в коррупции и плохом управлении страной. – Веселое местечко, – проворчал Джордино. – А мне запах порохового дыма противопоказан. Сэндекер пропустил его реплику мимо ушей. – Народная Республика Бенин находится под жестким диктаторским правлением. Президент Ахмед Тугури опирается на методы террора. Через реку, в Нигере, главу государства поддерживает ливийский лидер Муаммар Каддафи, заинтересованный в урановых рудниках этой страны. Государство в состоянии мучительного кризиса. Повсюду повстанцы. Очень советую, когда вы туда попадете, – держаться середины реки. – Ну а Мали? – подтолкнул разговор Питт. – Президент Тагир – человек приличный. Но он по рукам и ногам связан генералом Затебом Казимом, возглавляющим Верховный военный совет из трех членов и до нитки обобравшим страну. Казим – это отвратительный субъект, фактический диктатор, скрывающийся за вывеской честного правительства. Питт и Джордино обменялись скептическими улыбками. – У вас какие‑ то проблемы? – подозрительно прищурился Сэндекер. – Необременительная прогулка по реке Нигер, – кротко повторил Питт слова адмирала. – И все, что от нас требуется, это пройти тысячу километров по реке, находящейся под контролем прячущихся в зарослях вдоль берега мятежников, жаждущих крови, уклоняться от встречи с вооруженными патрульными судами и заправляться по пути, избегая ареста и казни в качестве иностранных шпионов. И при этом от случая к случаю брать химические пробы воды. Нет, адмирал, никаких проблем, за исключением того, что ваше задание чертовски смахивает на обыкновенное самоубийство. – Да, – невозмутимо сказал Сэндекер, – очень похоже на то. Но всего лишь с малой толикой везения вы пройдете этот путь, не испытав ни малейших неудобств. – Потеря наших голов кажется вам всего лишь мелким неудобством? – А вы не рассматривали вопрос использования спутниковых датчиков? – спросил Ганн. – С такой точностью они не работают, – ответил Чэпмен. – А как насчет низколетящего реактивного самолета? – не отставал Джордино. Чэпмен покачал головой: – Волочение датчиков по воде на сверхзвуковой скорости не дает результата. Я знаю. Я участвовал в одном эксперименте, где пытались сделать это.
|
|||
|