|
|||
А. Ранову.16. Каждый расколот. Пламенем муки объят. Громом дней молот бьет в корявый закат. 17. Гром знаменует: близок срок, — всуе волнами бьетесь, всуе — мир занемог. 18. Ревут гудки, рокочут: " Грядет", и, дыма ломая порчу, — " Мы вот", — 19. мы вот, наготове — ждем, будет день, и в липкой горячке нови не станет совсем деревень, 20. не прыснет зеленью травка, ни понюшки цветка, — вы увидите дым заткал последней звезды канкан. 21. плиты, бетоны, на углах из синемо сад — каждый человек утонет в восторгах Маркиза де Сад. 22. Но машины в ровном скрежете точат свои клинки — будет день и они разрежут мир, мрущий от тоски, 23. разорвут на части, маховик их дифференциалом счислит. Эй машины у власти! Эй, грядут машинные мысли! 24. Да прийдет царство машины, и человек с заводом на 24 часа, землю со скуки сдвинет и бросит небесным Псам; 25. и только в пустыне эфира замается от спичек коробка, а на ней изреченье Штирнера: " К черту землю, мы не робкие". 26. И как отзвук тех далеких былей, и как запах будущих утех — взрыв войны и капли крови в пыли, и парабулы мертвых тел; 27. стылым грохотом орудий мира тело хромое орет, — в распоротые груди орет орудий рот: 28. " Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль, ничего теперь не жаль". никого не надо нам. 29. Утопия, какую не вымечтал Моррис, вонзает в мозг насмешку, что кинжал, — из крови новое Красное море — — Никого теперь не жаль. 30. В грохотаньях роковые сцепленья давят усталых грудь: позабудь мысли твердой горенье, позабудь, явись, будь. 31. Про холод и муки разлуки, как шаги командора, звучат их мерные, верные, стуки, говорит их совиный взгляд 32. Про любовь, про тоску от Бога, и про стальную волю, как бровью вздернул сурово, и вас не увижу более; 33. как живу бессмысленной вещью, как уже ничего не помню, — но нелепости вижу резче отмечаю язык их темный: 34. как в лугах незабудок — небе луна блином лежит — Ваших губ петушиный гребень заставляет нелепо жить, — 35. гобеленами сумерек просыпаться в постели, долго кольцами мечты дыма бросать, покуда, в ненужном теле, истома заставит встать; 36. итти смотреть, где куклятся подкрашенные лица, где кузнечеки скрипок, пианино медь. Думать: " Что делать? Нюхать? Жениться? Или умереть? " 37. А в дыму папиросном и в цоканьи стаканов, встает небоскребом Ваше пушистое Имя, дни, что в луга незабудок канув, полосами верст исхлестали своими. 38. Потом нежданно, негаданно, бубенцами звеня идей, эпатировать отрадно проституток, как малых детей; — 39. тротуарами, бледными, от разгула, в зари разбеге вести домой себя, как гид, — Ваших губ петушиный гребень заставляет нелепо жить. 40. И за все эти бесконечные милости: не любовь и тоску и плен, Я дарю клочья тихой радости, перепутья Моих измен. 41. Но безумствовать заставляет, что ежели Я не спасусь, и своим покоем пугает, на кресте корявый Иисус. 42. Пройдена не одна дорога и Я знаю — итти еще, по которым ходили много, по которым никто не шел! 43. Пронесется ангелом серпик, и зарей размотается ужас кровавый, в нем, подергивая ляшкой, терпит одинокой насмешкой Корявый. 44. А Я, а Я в закатах, и в страницах желтых книг, ищу счастья самобранную скатерть, легкую ношу вериг; 45. перелистываю осенние книги разочарованных стариков, и яснее, яснее Nihil, и его совечный закон. 45. Нет, не умру, неправда. — Я лишь отдохнуть хочу: ах, лежать и гнить, отрада под веселою надписью " Чушь" 47. Пусть прохожие хохочут яро, не надо мне вас, Я сам распнусь в закатних пожарах, к Его белым прильну ногам. 48. Оставьте! Не надо! Не захаркаю кровью высь ту — Я лишь отдохнуть хочу, пусть черный могильный выступ, пусть надпись весалая " Чушь".
Ч Т Е Н Ь Е I I I-е
|
|||
|