Примечания 11 страница

За полчаса до начала концерта Том с Нэнси оставили Мелани: ей нужно было закончить макияж и одеться. Тома удивила ее невозмутимость перед концертом. Мелани, как настоящую артистку, совсем не пугал восьмитысячный зал. На этом концерте она собиралась исполнить четыре новые песни — хотела перед гастрольным турне посмотреть, как их примут слушатели. До гастролей оставалось мало времени. Том в июле выходил на работу, но пообещал при первой возможности вырываться к ней. Он устроился в «Бехтель», где ему обещали загранкомандировки. Он решил, что работа отвлечет его, пока Мелани будет в отъезде. Работа эта, можно сказать, на него с неба свалилась — она по всему была гораздо лучше того, что наклевывалось в Сан-Франциско перед землетрясением. И все благодаря отцовским связям. Не исключалась возможность учебы в бизнес-школе за счет фирмы в том случае, если им будут довольны.

— Удачи, Мел, — шепнул Том, покидая гримерку. — Фурор тебе обеспечен.

Мелани вручила Тому с сестрой билеты на места в первом ряду. Проводив их, она натянула на себя красное облегающее платье из атласа, проверила макияж и прическу и застегнула серебристые босоножки на высоченной платформе. В течение концерта с одним антрактом ей предстояло сменить шесть костюмов и неплохо потрудиться.

— Одна из моих новых песен посвящена тебе, — шепнула Мелани Тому перед его уходом, ощутив в ответ благодарный поцелуй. — Какая, узнаешь сам. Я ее написала совсем недавно. Надеюсь, тебе понравится.

— Я люблю тебя, — сказал Том.

Глаза Мелани расширились. Она слышала это от него впервые. Слова эти поражали тем больше, что Том с Мелани еще не занимались любовью — они продолжали узнавать друг друга, и им даже без этого было хорошо вместе.

— И я тебя люблю, — ответила Мелани.

Том выскользнул из гримерки. Именно в это время туда вихрем ворвалась Дженет. До выхода осталось менее двадцати минут. Мать велела Мелани прекратить валять дурака и одеваться. За ее спиной маячили несколько папарацци с фотокамерами.

Дженет застегнула молнию на платье Мелани, затем Пэм впустила фоторепортеров. Для двух снимков с дочерью позировала и мать. Рядом с крупной Дженет Мелани выглядела совсем крошкой. С кем бы рядом ни находилась Дженет, она всех подавляла своим присутствием.

Но вот Мелани пригласили на сцену. Концерт начинался. Она побежала за кулисы, проворно перепрыгивая через провода и всевозможное оборудование на полу, коротко поприветствовала музыкантов и замерла за сценой, закрыв глаза. Затем, три раза глубоко вздохнув, медленно сквозь клубы дыма двинулась на сцену. Дым рассеялся, и она предстала перед публикой, посылая ей самую волнующую свою улыбку. Ничего подобного Том не ожидал. Чувственным, низким голосом она проговорила: «Добрый вечер». Ничего похожего на то, что он видел на репетиции, и на ту девочку, которую приводил домой в Пасадену на семейный ужин, не было и в помине. На сцене сияла самая настоящая звезда, приводящая в восторг публику. Потрясающей красоты голос звучал, сотрясая пространство. В ослепительном свете софитов Мелани не видела ни Тома, ни его сестры. Но она чувствовала его присутствие сердцем и пела в этот вечер только для него.

— С ума сойти! — воскликнула Нэнси, трогая брата за руку. Том обернулся. — Это бесподобно!

— Точно!

До самого антракта Том не сводил с Мелани глаз, а когда первое отделение закончилось, тут же побежал за кулисы. Он хотел ей сказать, что она лучшая. Его распирало от счастья, от того, что он здесь, с ней И слушает самый прекрасный в мире голос. Ему не хватало слов, чтобы передать ей свои чувства. До чего ж он не похож на мужчин из шоу-бизнеса, думала Мелани. В нем не было ни капли зависти. Они поцеловались, и Том вернулся в зрительный зал. Мелани меняла костюм. Переодевание было сопряжено с трудностями. Влезть в тесное, еще уже, чем предыдущее, платье помогли Пэм и Дженет. После антракта Мелани выглядела фантастически.

В этот вечер она спела на бис девять композиций. Мелани всегда исполняла их, чтобы порадовать фанатов. Ее новая песня, посвященная Тому, была принята публикой на ура и называлась «Когда я тебя нашла». В ней рассказывалось о первых днях их знакомства в Сан-Франциско, о встречах на мосту, на пляже и о землетрясении в ее сердце. Том слушал затаив дыхание, на глазах Нэнси выступили слезы.

— Это о тебе? — шепотом спросила она. Том кивнул, и Нэнси в изумлении покачала головой. Как бы ни сложилось дальше, стремительное развитие их отношений напоминало запуск космической ракеты, и пока ничто не предвещало спада.

После концерта Том с сестрой зашли к Мелани в гримерку и застали там толпу в несколько десятков человек — фоторепортеров, ассистентку, мать, друзей, поклонников с поздравлениями, каким-то неведомым способом пробравшихся за кулисы. Добраться до Мелани не представлялось возможным. В завершение вечера они поехали ужинать в итальянский ресторан «Спаго», хотя попали туда уже поздно — время ушло на дорогу. Ужин готовил сам Вольфганг Пак. ^[16]

Из ресторана Том с Нэнси отправились домой в Пасадену. Том поцеловал Мелани на прощание и пообещал вернуться утром. Вечер длился целую вечность. На улице Мелани ждал белый — в милю длиной — лимузин. Скромным его не назовешь, но она сегодня — публичная персона. Такой ее Том еще не знал. Ведь он полюбил совсем другую — скромную и домашнюю Мелани, хотя и эта, конечно, ему очень понравилась.

Не успела Мелани добраться до дома, как Том уже звонил ей на сотовый, чтобы в очередной раз повторить, что выступала она блестяще. После этого концерта, особенно услышав посвященную ему песню, он пополнил ряды ее фанатов. Песню он считал полноценной заявкой на еще одну «Грэмми».

— Утром буду, — пообещал он. Они старались как можно больше времени проводить вместе, ведь еще неделя, и она улетит в Лас-Вегас.

— Приедешь — вместе почитаем рецензии. Я это ненавижу. В них обязательно найдется какая-нибудь гадость.

— Не знаю, к чему можно придраться на этот раз.

— Найдут, не волнуйся, — сказала Мелани, уже имея за плечами подобный опыт. — Зависть — штука гнусная.

Именно она, а не плохое выступление чаще всего являлась причиной нелицеприятных рецензий. И тем не менее читать несправедливую критику было всегда обидно. Иногда, если рецензии отличались откровенной грубостью, а такое тоже случалось, мать или Пэм прятали их от Мелани.

Приехав на следующий день, Том увидел на кухне заваленный газетами стол.

— Пока все хорошо, — шепнула Тому Мелани.

Мать с довольным видом передавала ей одну газету за другой.

— Новые песни понравились, — прокомментировала мать с ледяной улыбкой, скользнув взглядом по Тому. Даже она не могла не признать, что посвященная ему песня действительно удалась.

В целом отзывы о выступлении оказались самыми положительными. Концерт произвел фурор, суливший успех ее гастрольному турне и даже ее масштабному шоу в Лас-Вегасе, билеты на которое, как и на концерт в «Голливуд Боул», разошлись в момент.

— Ну что, детки, какие у вас на сегодня планы? — поинтересовалась Дженет, с довольным видом глядя на них, словно это она вчера пела на сцене. К Тому она обращалась в первый раз. Кризис в их отношениях, похоже, благополучно миновал, хотя причины тому Мелани не знала. Может, мать просто благодушно настроена, а может, наконец поняла, что Том не помеха карьере Мелани. Напротив, он поддерживал ее во всем.

— Хочу отдохнуть, — сказала Мелани. На следующий день намечалась запись в студии, а еще через день начинались репетиции перед шоу в Лас-Вегасе. — А что ты сегодня делаешь? — спросила она у матери.

— Пройдусь, пожалуй, по магазинам на Родео-драйв, — просияла Дженет. Ничто так не радовало ее, как удачный концерт Мелани и положительные отзывы в прессе на следующий день.

Сегодня она чрезвычайно удивила Тома, не бросив на него перед уходом злобного взгляда и не хлопнув дверью.

— По-моему, ты наконец принят, — облегченно вздохнула Мелани. — Должно быть, она решила, что ты не представляешь опасности.

— Так оно и есть, Мел. Мне нравится то, что ты делаешь. Вчера вечером ты выступала просто потрясающе. Мне не верилось, что такое возможно, а уж когда ты спела ту песню, я вообще чуть не умер.

— Рада, что тебе понравилось. — Мелани, усталая, но счастливая, наклонилась и поцеловала Тома. Ей было всего двадцать, и Тому она казалась еще красивее, чем прежде. — Вот бы когда-нибудь отдохнуть от этого хоть немного. Со временем все это приедается, — призналась она, уже не первый раз говоря об этом. Работа в лазарете Пресидио стала для нее долгожданным отдохновением.

— Ну может, и получится, — попытался ободрить ее Том, но Мелани отрицательно покачала головой:

— Мама и мой агент никогда этого не допустят. Запах успеха кружит им голову. И они будут доить меня, пока я не помру. — В ее голосе сквозила грусть, и Том, заключив Мелани в объятия, поцеловал ее. Ее взгляд, как и ее песня, глубоко трогал его душу. Мелани — выдающаяся женщина, а он, Том, — избранник судьбы, которая преподнесла ему щедрый подарок. День землетрясения в Сан-Франциско, благодаря которому он встретил Мелани, оказался самым счастливым в его жизни.

В то время как Дженет просматривала рецензии на концерт Мелани в Голливуде, Сара с Сетом читали криминальную хронику. Дело Сета все же попало на страницы сан-францисских газет, хотя, как ни странно, с опозданием. Сета арестовали несколько недель назад, и до сих пор никто не ухватился за эту тему. И вот наконец бомба взорвалась, как фейерверк четвертого июля. Материал попал на страницы газет, появилась публикация даже в Ассошиэйтед Пресс. Похоже, именно в публикациях нью-йоркских журналистов, освещавших арест Салли и грядущее судебное разбирательство, промелькнула информация о его подельнике с Запада, за которую уцепились журналисты Сан-Франциско. Дело Сета, до сих пор ускользавшее от внимания прессы, теперь занимало первые страницы газет. В «Кроникл» смаковали каждую пикантную подробность, опубликовали фото Сета и Сары с недавнего «Бала ангелочков». Сета в прессе не щадили. Журналисты имели в своем распоряжении полный текст обвинения, знали название хеджевого фонда и все обстоятельства, приведшие Сета к аресту. Сообщалось, что дом супружеской пары выставлен на продажу, но есть еще один, на озере Тахо, а также собственный самолет. Все сводилось к одному — имущество Сета нажито нечестным путем, а сам он закоренелый мошенник и жулик. Сет был унижен и раздавлен, а Сара к тому же истерзана. В том, что родители узнают обо всем и на Бермудах, не оставалось сомнений, раз даже Ассошиэйтед Пресс взялось задело. Уж лучше сразу им позвонить. Если повезет, она еще успеет им сама все объяснить. Сету легче: его родителей уже нет в живых. Когда он появился на свет, они были старше родителей Сары. Она не представляла, как мать с отцом переживут этот позор, тем более что оба очень любили Сета.

— Не очень-то приятная новость? — сказал Сет, обращая на нее взгляд. Они оба похудели. Сет был просто кожа да кости, а Сара выглядела изможденной.

— Подсластить пилюлю нечем, — отозвалась Сара.

Это были их последние дни под одной крышей. Они договорились ради детей остаться в доме на Дивисадеро, пока его не продадут, и только потом разъехаться по своим квартирам. На этой неделе ожидалось несколько потенциальных покупателей. Дом уйдет скоро. Сара с тоской ждала этого момента. Но о продаже дома, в котором она прожила всего несколько лет, она сожалела гораздо меньше, чем о рухнувшем браке. Дом на Тахо тоже продавался — со всеми пожитками, включая кухонную утварь, телевизор и даже постельное белье. Сбыть его со всем содержимым оказалось легче — кому-нибудь, кто ищет дом на лыжном курорте, но не хочет возиться с его обстановкой. Обстановка городского особняка продавалась отдельно. Антиквариат и картины выставлялись на аукцион «Кристиз». Драгоценности Сары уже начали раскупаться в Лос-Анджелесе.

Сара продолжала искать работу, пока, правда, безрезультатно. Пармани она оставила при себе. Ведь с кем-то нужно будет оставлять детей, когда она пойдет работать, а отдавать их в ясли, как другие, Сара не хотела. Она с грустью вспоминала три предыдущих года, когда сидела дома с детьми. Но та, прошлая, жизнь канула в Лету. Все деньги до последнего пенни пойдут на оплату адвокатов и возможных штрафов. В общем, работать ей необходимо, и не только для того, чтобы помочь Сету. Детей придется поднимать одной, без мужа. Если все их состояние съедят судебные иски и адвокаты, а Сет все же окажется за решеткой, помощи ждать не от кого. Оставалось рассчитывать только на себя.

После столь страшного предательства Сета она больше никому не доверяла — только себе. На него Сара не могла полагаться, навсегда лишив своего доверия. Всякий раз встречаясь с Сарой взглядом, Сет видел это в ее глазах. Он не видел возможности загладить перед ней вину. Вряд ли это вообще было возможно, судя по ее словам. Она не простила и, наверное, уже никогда не простит. Но он не винил ее — сам был кругом виноват, всем сломал жизнь.

Газетная статья уничтожила его: их с Салли разобрали по косточкам и выставили обычными уголовниками. Ни одного доброго слова, ни капли сочувствия. Они всего лишь парочка подлецов, открывших мошеннические хеджевые фонды, манипулировавших фальшивыми финансовыми документами и обманным путем выманивавших у людей деньги. А что еще можно написать? Все обвинения в их адрес, Сет признал это, были совершенно справедливы.

Все выходные они с Сарой опять почти не разговаривали. Сара не выясняла отношений, не упрекала его. Что толку? Ей было слишком больно. Она безоговорочно доверяла Сету, а он убил в ней эту веру. Посмел поставить на карту их жизнь и жизнь их детей и проиграл, превратив их существование в кошмарный сон.

— Не смотри на меня так, Сара, — наконец сказал он поверх газеты. В воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс» вышла статья еще хлеще. Позор Сета с Сарой казался тем более невыносим, что раньше их семью в обществе глубоко уважали. Теперь стали презирать. Не важно, что сама Сара ни в чем не провинилась и до землетрясения даже не подозревала о махинациях Сета. Она ощущала на себе то же клеймо, что и на муже. Телефон разрывался от звонков, но она поставила автоответчик: ни с кем не хотелось разговаривать. Любое сочувствие сейчас было как острый нож, плохо прикрытое ликование завистников вызывало отвращение. А таких нашлось немало. Единственными, с кем она в эти дни говорила, были ее родители. Известие потрясло их, они, как и Сара, не понимали, как такое могло случиться с Сетом. Хотя, кроме беспринципности и непомерной жадности, никаких других причин, толкнувших его на преступление, не проглядывало.

— Неужели ты не можешь по крайней мере делать хорошую мину при плохой игре? — упрекнул ее Сет. — Только усугубляешь ситуацию.

— Думаешь, это возможно? — Собрав со стола тарелки после завтрака, Сара поставила их в мойку. Сет заметил, что она плачет.

— Не надо, Сара… — В его глазах плескалась ядовитая смесь раздражения и паники. — Чего ты от меня хочешь?

Сара обернулась и с болью посмотрела на него.

— Мне страшно, Сет, что с нами теперь будет? Я все-таки тебя люблю. И не хочу, чтобы ты попал за решетку. Я хочу, чтобы все стало как прежде, но это невозможно… меня волнуют не деньги. Я не хочу терять тебя, а ты взял и погубил нашу жизнь. Что теперь делать?

Сету было невыносимо смотреть на нее, и он, вместо того чтобы ее обнять, как хотела Сара, повернулся и вышел из кухни. Измученный и напуганный до предела, он ничего не мог ей дать. Он тоже любил ее, но так боялся за себя, что для Сары с детьми был сейчас бесполезен. Казалось, будто Сет тонет один, хотя он тянул за собой и Сару.

В жизни ее до сих пор, кроме преждевременных родов и угрозы жизни младенца, ничего трагического не случалось. Ребенка спасли. Сета спасти невозможно. Слишком серьезным и вопиющим было его преступление. Даже агенты ФБР, казалось, питали к Сету отвращение, особенно когда видели их детей. Никто из близких Сары не умирал при трагических обстоятельствах. Бабушки и дедушки уходили из жизни либо до ее рождения, либо тихо угасая от старости, никто из ее друзей не погибал в автомобильных катастрофах, не умирал от рака. Те, кого она любила, ее не предавали. Детство Сары было счастливым, родители — законопослушными гражданами. Бойфренды всегда относились к ней трепетно, а Сет всегда носил на руках. Очаровательные дети росли здоровыми. То, что происходило сейчас, было худшим в ее жизни. Все тридцать пять лет ее жизни прошли безоблачно, как один день. И вот теперь над ней взорвалась ядерная бомба. И человек, сбросивший ее на Сару, не кто иной, как ее муж. Это так убивало, что лишило желания разговаривать, особенно с ним. Что делать в этом положении, она не знала, Сет тоже. Выхода просто не существовало. Адвокаты со своей стороны старались сделать все возможное при том наборе ужасных обстоятельств, которые открыл им Сет. В итоге ему придется проглотить пилюлю, какой бы горькой она ни была. Саре тоже, хотя она ничем это не заслужила. Так она выполняла свою клятву «хранить верность в счастье и в несчастье». Ее жизнь рушилась вместе с жизнью Сета.

В воскресенье вечером Сара позвонила Мэгги на мобильный телефон. Они разговаривали несколько минут. Мэгги видела статьи, газеты регулярно выкладывались в комнате отдыха в Пресидио. Она очень переживала за Сару и даже за Сета. Плата за его грехи оказалась непомерно высока. И было жаль детей. Мэгги посоветовала Саре молиться и молилась сама.

— Может, они проявят к нему снисхождение? — с надеждой в голосе предположила Мэгги.

— По мнению адвоката, в лучшем случае ему грозит от двух до пяти лет тюрьмы. В худшем — тридцать. — Сара повторила то, что уже говорила.

— Об этом пока не думайте. Просто веруйте и живите дальше. В некоторых обстоятельствах это лучшее, что можно сделать.

Сара бесшумно прошла мимо кабинета мужа и поднялась наверх. Она хотела искупать детей и поэтому отпустила занимавшегося с ними Сета. Теперь они все делали по очереди и редко сидели в одной комнате. Находиться рядом было слишком тяжело. Сара все думала — лучше или хуже ей будет, когда они разъедутся? Возможно, и то и другое сразу.

В тот же вечер Мэгги позвонил Эверетт. Он тоже читал о Сете в лос-анджелесских газетах. Это громкое дело обсуждала вся страна. Новость потрясла Эверетта — Сара с Сетом произвели на него самое благоприятное впечатление. Это в очередной раз убеждало, что никогда не знаешь, какое зло может таиться в человеческом сердце. Как и другие, Эверетт жалел Сару с детьми и осуждал Сета. Если все обвинения против него справедливы, а звучали они весьма убедительно и в их справедливости Эверетт почти не сомневался, то и поделом ему.

— Но каково теперь Саре! Я наблюдал за ней на благотворительном вечере. Она показалась мне очень приятной женщиной. Но ведь и Сет производил впечатление приличного человека. Кто бы мог подумать! — говорил он Мэгги по телефону. Эверетт видел Сару и в лазарете, правда, мельком, разговаривал с ней недолго. Она еще тогда была чем-то расстроена. Теперь ясно чем. — Если вдруг увидите, передайте ей мои соболезнования, — попросил Эверетт, но Мэгги ничего определенного не ответила. Она держала данное Саре слово и с уважением относилась к установившимся между ними отношениям. Она строго хранила ее тайну и даже не упомянула об их с Сарой встрече.

Звонок Эверетта порадовал Мэгги, тем более что у него все было хорошо. Но после разговора она, как всегда, почувствовала смятение. Ее волновал лишь один звук его голоса. Она помолилась и потом, в сумерках, долго бродила по берегу. Мэгги стала задумываться, не пора ли ей окончательно расстаться с ним. Однако тут же сказала себе, что ей хватит сил справиться с этим. Ведь он в конце концов всего лишь мужчина. А она невеста Господня. Разве под силу мужчине соперничать с Ним?

Глава 15

Концерт в Лас-Вегасе имел оглушительный успех. На выступление Мелани прилетел Том, и она опять исполнила песню, написанную для него. Зал на этот раз был гораздо меньше, чем в «Голливуд Боул», зато спецэффекты оказались впечатляющими. Публика неистовствовала. Мелани пела на бис, сидя на краю сцены, так что Том со своего места в первом ряду мог запросто, протянув руку, коснуться ее. Охрана еле сдерживала напор фанатов, давивших со всех сторон. Выступление заканчивалось яркой вспышкой света, и одновременно с этим Мелани на специальной платформе взлетала ввысь. Том никогда не видел такого потрясающего зрелища. Его настроение омрачило лишь одно — Мелани, спускаясь с платформы, подвернула ногу и растянула лодыжку, тогда как на следующий день должна была отработать еще два концерта.

В следующий раз Мелани вышла на сцену с раздувшейся до размера дыни ногой, но по-прежнему в своих серебристых босоножках на платформе. Когда концерт закончился, Том отвез ее в травмпункт. Они уехали, ничего не сказав матери. В больнице Мелани сделали укол кортизона, чтобы она смогла выйти на сцену завтра. Последние три концерта в Лас-Вегасе были короче. В выходные, когда уезжал Том, Мелани уже передвигалась на костылях.

— Мелани, побереги себя. Ты слишком много работаешь. — Том смотрел на нее с тревогой. Несмотря на то, что Мелани почти все время то репетировала, то выступала, выходные прошли замечательно. В первый вечер им даже удалось выбраться в казино. Апартаменты, которые занимала Мелани, поражали роскошью. Том ночевал во второй спальне, и две ночи им удавалось сдерживать себя. Но в последнюю ночь природа и чувства взяли свое. Они долго оттягивали этот момент, но он неизбежно наступил. Теперь, когда Том уезжал, Мелани ощутила, насколько ближе они стали друг другу. — Если ты не сбавишь темп, с ногой у тебя будет беда, — предостерег он ее.

— Завтра сделаю еще один укол. — Мелани привыкла к травмам на сцене, они случались и раньше, но Мелани, как профессионал, выступала, невзирая на боль, и никогда не отменяла концертов.

— Мелли, ты должна беречь себя. — Том не на шутку встревожился. — Нельзя без конца колоть кортизон. Ты же не футболист. — Нога все также болела, а отек, несмотря на вчерашний укол, не уменьшился. Укол просто притупил боль, позволив ей махнуть на все рукой и снова выступать в туфлях на высоких каблуках. — Отдохни сегодня вечером.

Утром Мелани улетала в Феникс на очередной концерт.

— Не волнуйся, — с улыбкой отозвалась Мелани. — Никто обо мне не печется так, как ты. Всем остальным до моего здоровья нет дела: они ждут от меня одного — живая или мертвая я должна выходить на сцену и петь. Едва ступив на эту платформу, я сразу же почувствовала, что она шатается. Веревка оборвалась, как только я спрыгнула. Вот я и упала. — О том, что могло произойти, порвись веревка чуть раньше, страшно было подумать. Мелани могла бы разбиться насмерть. — Это называется обратная сторона шоу-бизнеса.

Они стояли, ожидая его рейса. Мелани отвезла Тома в аэропорт в длинном белом лимузине, выделенном ей отелем на время пребывания в городе. Условия в Лас-Вегасе предоставили просто фантастические. В гастрольном турне такого комфорта она уже не увидит. В Лос-Анджелесе ее не будет десять недель — до самого сентября. Том пообещал прилететь к ней поскорее.

— Перед отъездом обязательно сходи к врачу. — Объявили его рейс. Том бережно, чтобы не задеть костылей, привлек Мелани к себе и нежно поцеловал. У нее захватило дух. — Я люблю тебя, Мелани, — тихо проговорил он. — Помни об этом.

— Буду помнить. Я тоже тебя люблю. — Они встречались уже больше месяца — срок, в общем, небольшой, но с тех пор, как они приехали в Лас-Вегас, их отношения стали стремительно развиваться. Парня лучше Тома она не встречала. — Скоро увидимся.

— Обязательно! — Снова поцеловав ее, Том последним сел в самолет, а Мелани кое-как доковыляла на костылях через терминал до выхода и забралась в ожидавший ее на улице лимузин. Нога болела невыносимо. Мелани не хотела показывать это Тому.

Вернувшись в номер отеля «Пэрис», она положила на ногу лед, но, не почувствовав существенного облегчения, приняла мотрин, чтобы уменьшить отек. В полночь мать нашла ее на диване в гостиной. Мелани призналась, что еле выносит боль.

— Тебе завтра нужно лететь в Феникс, — предупредила мать. — Там все билеты уже распроданы. Придется утром сделать еще один укол. Концерт нельзя отменить, Мел.

— А что, если выступать сидя? — предложила Мелани. Она дотронулась до лодыжки и поморщилась от боли.

— Тогда платье на тебе будет выглядеть тряпкой, — сказала мать. Мелани за свою карьеру не отменила еще ни одного концерта, и Дженет ничего не желала слышать. Вся эта история может разрушить репутацию звезды. Однако нога у дочери действительно болела, и мать это видела. Мелани умела преодолевать боль и никогда не жаловалась, но сейчас травма казалась серьезнее предыдущих.

Ближе к ночи ей позвонил Том и сказал, что уже соскучился. Чтобы не волновать его, она солгала, что ей лучше. Заснула Мелани с его фотографией на своей подушке.

Утром нога распухла до угрожающих размеров, и Пэм повезла Мелани в больницу. Главный врач травмпункта сразу же узнал ее и, осмотрев, сказал, что нога ему не нравится. Решено было сделать повторный снимок. Первый показал просто сильное растяжение. Но теперь сомнения главврача оправдались: на новом снимке виднелась тоненькая, как волос, трещина. Доктор предупредил, что на ногу придется наложить гипс и следующие четыре недели Мелани должна в гипсе как можно меньше передвигаться.

— Ну конечно! — Мелани хотела было рассмеяться, но тут же застонала от боли — нога при малейшем движении болела немилосердно. Вечернее выступление обещало обернуться пыткой, если только оно вообще состоится. — Сегодня в восемь я выступаю в битком набитом зале в Фениксе, — пояснила она. — Не могу не поехать. Но люди платили не за то, чтобы смотреть, как я ковыляю по сцене в гипсе, — сказала Мелани, чуть не плача.

— А как вы смотрите на ортопедический ботинок? — предложил врач. В его практике встречались и упавшие со сцены артисты. — Перед выходом на сцену снимете. Но о высоких каблуках или платформе забудьте. — Он хорошо знал артистическую братию.

После его слов на лице Мелани появилось виноватое выражение.

— Мои костюмы с солдатскими ботинками будут смотреться тряпкой, — сказала она.

— Еще хуже вы будете выглядеть в инвалидном кресле, когда нога вообще не влезет ни в какую обувь. Ботинок должен помочь. А на сцену наденьте обувь на плоской подошве. И без костылей вам не обойтись, — вынес свой вердикт врач.

Выбора не оставалось. Лодыжка нестерпимо болела, и опираться на больную ногу было невозможно.

— Ладно, попробуем ботинок, — сдалась Мелани. Ботинок из какой-то черной пластмассы доходил ей до колена. Опершись на ногу в ботинке, Мелани тотчас почувствовала облегчение. Пока она на костылях и в ботинке хромала к выходу, Пэм оплатила счет.

— А что, смотрится довольно пикантно, — весело и небрежно бросила Дженет, помогая Мелани забраться в лимузин. Времени у них почти не оставалось — только захватить вещи и, собравшись с группой, отправиться в аэропорт. Гастрольное турне началось. За следующие десять недель Мелани предстояло объехать все Штаты.

В самолете она положила ногу на подушку. Музыканты уселись играть в «веришь — не веришь» и покер. Дженет присоединилась к ним. Время от времени она, взглянув на дочь, подходила к ней, чтобы устроить ее поудобнее. В конце концов Мелани приняла обезболивающее и уснула. Пэм разбудила ее, когда самолет приземлился в Фениксе. Один из музыкантов вынес ее на руках по трапу. Она еще не совсем проснулась и выглядела немного бледной.

— Ты как? — спросила Дженет, когда они сели в лимузин, тоже белый, как и в Лас-Вегасе. В каждом городе, где проходил концерт, их ждали роскошные лимузины и апартаменты.

— Нормально, — ответила Мелани.

Когда группа расселилась по номерам, Пэм заказала всем обед, а Мелани позвонила Тому.

— Мы на месте, — сообщила она, стараясь придать бодрости своему голосу. Мелани все еще чувствовала слабость после обезболивающих, но в ботинке ходить было легче. Хотя обойтись без костылей она не могла.

— Как нога? — озабоченно спросил Том.

— Пока на месте. Перед отъездом из Лас-Вегаса мне надели на нее нечто вроде съемного гипса. Так что я сейчас похожа на Дарта Вейдера^[17] и Франкенштейна одновременно. Но в ботинке все же лучше. Перед выходом на сцену я сниму его.

— А стоит ли? — усомнился Том.

— Все будет нормально. — Ничего другого Мелани скачать не могла. Однако по совету врача в тот день выступала в туфлях на плоской подошве. От эпизода с подъемной платформой они отказались: Мелани не хотела больше рисковать. Поднимаясь на ней, Мелани чувствовала себя канатоходцем, только без страховочной сетки. Она уже не первый раз падала с нее, но серьезную травму получила впервые. Нога, конечно, болела, но могло быть и хуже.

В этот вечер на сцену она вышла на костылях и, положив их на пол, села на высокий табурет, приготовленный для нее заранее. Она еще пошутила по этому поводу со зрителями — сказала, что ногу повредила, занимаясь сексом, чем весьма позабавила зал. Однако стоило ей запеть, публика забыла обо всем на свете. Большую часть концерта Мелани была вынуждена сидеть на сцене, но никто, казалось, этого не замечал. На ней были короткие, плотно облегающие бедра шорты, чулки в сеточку и красный лиф с блестками. Даже в туфлях без каблуков она выглядела шикарно. На бис в этот раз она пела мало — так хотелось поскорее доползти до номера и принять еще одну таблетку. Проглотив ее, Мелани сразу же легла спать, даже не позвонив Тому, чтобы рассказать, как прошел концерт. Том предупредил ее, что собирается этим вечером поужинать с сестрой в Лос-Анджелесе, а потому тоже не звонил. Хотя обычно они разговаривали по мобильнику каждый день.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒