Примечания 6 страница

Организованное Эвереттом собрание «Анонимных алкоголиков» имело огромный успех. Он был потрясен: на встречу, обрадованные представившейся им возможностью, пришли почти сто человек. Вывеска «Друзья Билла В. » привлекла к себе внимание посвященных, а из утреннего объявления по громкоговорителю они узнали, где состоится встреча. Собрание с многочисленными выступлениями продлилось два часа. Эверетт, шагая в лазарет и намереваясь поделиться радостью с Мэгги, чувствовал себя совершенно другим человеком. А у нее был усталый вид.

— Вы оказались правы! Все прошло просто великолепно! — Глаза Эверетта радостно горели, когда он рассказывал, сколько людей явилось на собрание. Мэгги за него порадовалась. Целый час, пока длилось затишье, Эверетт просидел в лазарете. Мэгги отправила Мелани отдыхать, а сама осталась с Эвереттом.

В конце концов они вместе ушли из больницы, отметившись на выходе. Эверетт проводил ее до здания, где размещались волонтеры от различных христианских церквей, братств и монашеских орденов. Были здесь также несколько раввинов и буддистов в оранжевых одеждах. Эверетт с Мэгги просидели на ступеньке перед входом и пока беседовали, все время кто-то входил и выходил из здания. Мэгги нравилось говорить с Эвереттом, который после собрания почувствовал новый прилив сил.

— Спасибо вам, Мэгги! — Эверетт поднялся, собираясь уйти. — Вы настоящий друг.

— Вы тоже, Эверетт, — улыбнулась Мэгги. — Рада, что у вас все получилось.

Она заволновалась при мысли, что было бы, если б никто не пришел. Но собравшиеся сегодня договорились встречаться каждый день в тот же час, и Мэгги предчувствовала, что затея Эверетта будет иметь успех. Люди жили в постоянном напряжении, впрочем, как и она сама. Священники в их здании каждое утро проводили богослужения, заряжавшие Мэгги положительной энергией на весь день, точно так же как собрание «Анонимных алкоголиков» — Эверетта. Мэгги каждый вечер перед сном посвящала молитве, несмотря на тяжелую работу, которая забирала у нее все силы.

— До завтра, — попрощался Эверетт и ушел.

Мэгги вошла в здание. По освещенной фонарями на батарейках лестнице поднялась наверх. Входя в комнату, которую она делила с шестью монахинями-волонтерами, она думала об Эверетте. Впервые за долгие годы она почувствовала некое отчуждение от других монахинь. Одна из них вот уже два дня сокрушалась, что осталась без монашеского облачения: в монастыре из-за утечки газа начался пожар, и монахини, спасаясь, прибыли в Пресидио в одних ночных халатах и тапочках. Женщина, по ее словам, чувствовала себя без облачения голой. Мэгги терпеть не могла монашеские одежды и надела их на благотворительный вечер лишь потому, что не имела платья и вообще ничего другого, кроме того, в чем работала на улицах.

Мэгги не могла бы объяснить, почему чувствует себя так, почему другие монахини стали казаться ей какими-то недалекими. Она вспомнила, как уверяла Эверетта, что ей нравится быть монахиней. Ей действительно нравилось, но при этом многие служители Бога — и монахи, и даже священники ее раздражали. Иногда удавалось от этого отвлечься. Ведь с ней были Бог и ее подопечные, заблудшие души. Особую неприязнь представители духовного сословия вызывали у нее, когда, ничего не желая вокруг себя видеть, они считали свой жизненный выбор единственно правильным и предпочтительным для всех.

Ее тревожили собственные чувства. Когда Эверетт спросил, испытывала ли она хоть когда-нибудь сомнение по поводу правильности раз и навсегда сделанного выбора, она с чистой совестью ответила отрицательно. Ни раньше, ни сейчас Мэгги не жалела об этом. Только вдруг ощутила, как дороги ей беседы с Эвереттом, его философствования и шутки с остроумными замечаниями. Всякий раз как она думала о нем, ее охватывала тревога: она не хотела привязываться к мужчине. «Может, монахини и правы, — размышляла она. — И нам положено носить монашеское облачение — чтобы напоминать окружающим, кто мы такие, заставляя их держаться от нас на расстоянии. Мы же с Эвереттом опасно сблизились — настолько, что между нами не осталось никаких преград». Правду сказать, условия, в которых здесь приходилось существовать людям, были необычны, они способствовали зарождению дружбы, тесных связей и даже романтических отношений в будущем. Мэгги хотела дружить с Эвереттом, но не больше. Именно об этом она и твердила себе, умываясь холодной водой. Она легла на свою койку и, как всегда, обратилась к Богу. Мэгги старалась не допускать Эверетта в свои молитвы, но он, без сомнения, по-прежнему присутствовал в ее мыслях. Пришлось предпринять осознанное усилие, чтобы закрыться от него. Впервые за долгие годы она напомнила себе, что является Божьей невестой и ничьей больше. Она принадлежит только Ему. Так было, так есть и так будет. Мэгги истово молилась, и ей наконец удалось прогнать из своих мыслей образ Эверетта, на смену которому пришел образ Христа. Мэгги закончила молитву, глубоко вздохнула и, закрыв глаза, умиротворенно уснула.

Добравшись в тот вечер до своего ангара, Мелани почувствовала себя выжатой как лимон. Три дня, полных тяжелого труда в больнице, остались позади. Работа в лазарете приносила Мелани удовлетворение, однако по пути в ангар она вдруг на минуту испытала острую тоску по горячей ванне и уютной постели перед включенным телевизором. Ничего этого в лагере не было. Здесь сотни людей жили все вместе в тесноте и шуме со спертым воздухом и жесткими койками. Мелани, однако, понимала, что еще как минимум несколько дней придется провести здесь. Выехать из города по-прежнему не представлялось никакой возможности. Каждый раз, когда Джейк начинал ныть, она спокойно повторяла, что нужно еще немножко потерпеть. Джейк ее разочаровал окончательно своим бесконечным нытьем и дурным настроением, часто срывая на ней зло. Недалеко от него ушла и Эшли — все плакала, что хочет домой, и жаловалась на посттравматический стресс. Дженет тоже была всем недовольна, однако постоянно заводила новые знакомства и беспрестанно рекламировала свою дочь, а заодно и себя: пусть все знают, какая важная она птица. Мелани это не волновало. Такое повторялось везде, где бы они ни очутились. Музыканты и администраторы Мелани перезнакомились со всеми и день и ночь играли в покер. Мелани с Пэм единственные из всей компании работали, а потому с остальными почти не виделись.

Возвращаясь к себе, Мелани прихватила бутылку вишневой содовой. По ночам зал освещался по краям — там горели факелы на батарейках. В полутьме, если не смотреть под ноги, запросто можно было наткнуться на спящего человека и упасть. Весь пол и проходы занимали люди — кто в спальных мешках на полу, кто в койках. Всю ночь слышался детский плач. Это напоминало обстановку на пароходе в третьем классе или в лагере беженцев, коим, по сути, и являлся Пресидио. Мелани пробиралась к своим. Ее группа занимала более десятка коек, составленных в одном месте, кое-кто спал на полу в спальных мешках. Койки Джейка и Мелани находились рядом.

Мелани присела к Джейку на край постели и потрепала по голому плечу, выглядывавшему из спального мешка. Джейк лежал к ней спиной.

— Привет, малыш, — шепнула Мелани в полутьме.

Шум в ангаре уже стих. Люди рано ложились спать. Все были выбиты из колеи, перепуганы и подавлены: большинство из них землетрясение лишило многого, если не всего. Джейк не пошевелился. Мелани решила, что он спит. Постель матери тоже была пуста — наверное, ушла куда-то. Мелани уже собралась пересесть на свою постель, как спальный мешок Джейка зашевелился, и оттуда вдруг высунулись сразу две головы, испуганные и смущенные, — Эшли и Джейка.

— Что ты здесь делаешь? — сердито и удивленно спросил Джейк.

— Наверное, сплю, — ответила Мелани, не сразу разобрав, что к чему. Однако в следующий момент она все прекрасно поняла. — Хорошенькое дело! — обратилась она к Эшли, подруге всей ее жизни. — Лучше не придумаешь. Какая низость! — воскликнула она, не повышая голоса, чтобы никто не услышал. Эшли с Джейком сели на постели, и Мелани увидела, что оба они раздеты. Эшли, проделав что-то вроде акробатического трюка, выползла из мешка в одной футболке и стрингах — это были ее, Мелани, стринги. — Скотина! — бросила она Джейку и пошла прочь, но он успел схватить ее за руку. Барахтаясь, он выбрался из мешка в одних трусах.

— Да ладно тебе, детка. Мы просто дурачились. Ерунда все это!

На них начали обращать внимание. И что самое неприятное, все знали, кто такая Мелани. Об этом позаботилась ее матушка.

— Да что ты?! А мне так не кажется! — огрызнулась Мелани и, обернувшись, снова посмотрела на них. — То, что ты воруешь мое белье, меня не колышет, Эш, — заговорила она с Эшли, — но воровать у меня парня — это уж слишком, ты не находишь?

— Прости, Мел, — пролепетала Эшли, опустив голову. По ее щекам побежали слезы. — Не знаю, что со мной, здесь так страшно… я боюсь… у меня сегодня самый настоящий психоз. Джейк просто успокаивал меня… я… это не… — Она заплакала сильнее, и Мелани стало противно на нее смотреть.

— Не надо ничего объяснять. Я бы с тобой так никогда не поступила. Если б вы оба оторвали свои задницы от койки и занялись чем-нибудь полезным, то у вас не осталось бы времени трахаться. Вы мне оба отвратительны, — дрожащим голосом сказала Мелани.

— Только не строй из себя праведницу! — выкрикнул Джейк, решив, что лучшая защита — нападение. Но в случае с Мелани это не сработало.

— Да пошел ты!

Появившаяся Дженет в смятении наблюдала за перепалкой, но никак не могла взять в толк, из-за чего сыр-бор. Сегодня вечером она играла в карты с новыми приятельницами и парой очень импозантных мужчин.

— Сама туда иди! Не такая уж ты и крутая, как о себе мнишь! — бросил Джейк в спину удалявшейся Мелани. Мать встревожено устремилась следом за дочерью.

— Что случилось?

— Не желаю это обсуждать! — отрезала Мелани, шагая к выходу, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Мелани, ты куда? — крикнула ей вслед мать, разбудив спящих рядом людей, которые уставились на них.

— На улицу. Не волнуйся, в Лос-Анджелес не уеду. — Мелани выбежала за дверь, а Дженет, вернувшись, нашла рыдающую Эшли и Джейка, который рвал и метал от ярости, в бешенстве швыряясь вещами. Разбуженные шумом люди с соседних коек начали возмущаться, обещая наподдать ему как следует. Джейка не любили. Он всем грубил, а потому, несмотря на свой звездный статус, симпатии в людях не вызывал. Встревоженная Дженет попросила одного из музыкантов угомонить Джейка.

— Как я здесь все ненавижу! — крикнул Джейк и выбежал из ангара.

Эшли кинулась за ним. Она понимала, что сглупила. Эшли знала, как высоко Мелани ценит честность и каково ей сейчас. Скорее всего Мелани ее никогда не простит. Эшли так и сказала Джейку, когда они, босые и завернутые в одеяла, сидели на улице.

— Да пошла она! — сказал Джейк. — И когда нас только, черт побери, выпустят отсюда? — Он просил одного из вертолетчиков отвезти их в Лос-Анджелес, но тот лишь посмотрел на Джейка как на полоумного, ведь они здесь не извозом занимались, а выполняли задание властей.

— Она меня теперь никогда не простит, — всхлипнула Эшли.

— А тебе-то что? — Джейк полной грудью вдохнул холодный ночной воздух. Ну развлеклись они с Эшли немного, ну и что? Делать-то все равно нечего, ведь Мелани так занята своей игрой в Флоренс Найтингейл! Пытаясь оправдаться и перед собой, и перед Эшли, Джейк заявил, что будь Мелани рядом, такого бы не случилось. Так что виновата во всем только она. — Ты гораздо больше женщина, чем она, — сказал он Эшли, которая, уютно прижавшись к нему, жадно ловила каждое его слово.

— Ты это серьезно? — спросила Эшли с надеждой в голосе и на сей раз гораздо менее виновато, чем несколько минут назад.

— Да, Конечно, детка, конечно, — заверил ее Джейк. Несколько минут спустя они вернулись внутрь. И она спала с ним в его спальном мешке, все равно Мелани не вернулась. Дженет притворилась, будто ничего не видит, хотя прекрасно поняла, что случилось. Джейк ей никогда не нравился. Он, на ее взгляд, был недостоин ее дочери: подумаешь, какая звезда! Да еще вся эта история с наркотиками.

Мелани вернулась в лазарет, где переночевала на одной из пустующих коек, которые держали для новых пациентов. Она объяснила дежурной медсестре, что не может ночевать в своем ангаре, и пообещала в случае чего освободить койку по первому требованию. Ей разрешили.

— Не волнуйтесь, — добродушно ответила медсестра. — Спите. Вы неважно выглядите.

— Да, я устала, — подтвердила Мелани.

Она долго лежала с открытыми глазами, не в силах забыть, как из спального мешка показались головы Эшли и Джейка. Джейк ее, в общем, не удивил, хотя она сейчас и ненавидела его, обзывала про себя свиньей за то, что он обманул, причем с ее лучшей подругой. Гораздо больнее она переживала предательство Эшли. Оба они — и Джейк, и Эшли — были слабаками, эгоистами и захребетниками, бессовестно ее использовавшими. В подобной ситуации это должно было неизбежно случиться. На самом деле Джейк не раз ей изменял. Господи, как она устала от разочарований, которые неизбежны при ее известности. Куда, спрашивается, подевались любовь, честность, порядочность, преданность и настоящие друзья?

Мелани крепко спала на больничной койке, когда Мэгги увидела ее там на следующее утро и заботливо укрыла одеялом. Она не знала, что у Мелани стряслось. Скорее всего ничего хорошего. Не от хорошей жизни она пришла сюда ночевать. Мелани во сне походила на ребенка. Оставив ее, Мэгги начала новый день: впереди столько работы!

Глава 8

К утру понедельника напряжение в доме Сары и Сета на Дивисадеро-стрит достигло предела и казалось почти осязаемым. Сет по-прежнему то и дело хватался за все имеющиеся у них телефоны — сотовые, автомобильные и даже свой «Блэкберри», проверял, не включились ли. Но все напрасно. Сан-Франциско все так же оставался отрезанным от мира. Над головой продолжали тарахтеть вертолеты. Они летали очень низко, почти над самой головой, высматривали внизу людей и докладывали обстановку в Службу по ликвидации чрезвычайных ситуаций. Выли сирены. Жители по возможности не выходили из домов. Пустынный город казался призраком. А в доме Сары и Сета явственно чувствовалось приближение катастрофы. Внешне жизнь вроде бы шла своим чередом, все было как всегда, только теперь они почти не разговаривали друг с другом. Откровение мужа так потрясло Сару, что она не могла говорить, сторонилась Сета и все время проводила с детьми.

Накормив их завтраком — запасы продуктов в доме постепенно таяли, — Сара поиграла с ними в саду и покачала на качелях. Молли рассмешило, что дерево упало. Ухо у Оливера после курса антибиотиков болело меньше, и кашель стал проходить. Словом, дети в отличие от родителей жили полной жизнью. Сара с Пармани приготовили детям бутерброды с арахисовым маслом и желе плюс дольки бананов, а после обеда уложили спать. Когда в доме все стихло, Сара зашла в кабинет к Сету. Тот в абсолютной прострации сидел, уставившись в стену.

— Как ты? — спросила Сара.

Сет вместо ответа устремил на нее потухший взгляд. Он выглядел мрачным и растерянным. Выстроенная им для Сары и детей жизнь вскоре должна была рухнуть.

— Пообедать не хочешь? — предложила Сара.

Сет покачал головой и со вздохом поднял на нее глаза.

— Ты понимаешь, что произойдет?

— Не совсем, — тихо ответила Сара и села. — Я знаю только то, что ты мне сказал: у Салли проверят финансовые документы, и тогда выяснится, что деньги инвесторов исчезли. Отследив их путь, выйдут на тебя.

— Это квалифицируется как кража и мошенничество с ценными бумагами. Как первое, так и второе, согласно федеральному уголовному законодательству, является уголовным преступлением. Я уж не говорю об исках, которые подадут инвесторы Салли, да и мои тоже. Начнется такая заваруха, врагу не пожелаешь. Ты и представить себе не можешь! И затянется это, возможно, надолго. — С той самой ночи с четверга на пятницу Сет думал только об этом.

— Что значит «заваруха»? Объясни, — упавшим голосом попросила Сара. Пожалуй, она может вообразить себе их ближайшее будущее. Ведь это в равной мере касается и ее.

— Уголовное дело, наверное. Обвинительный акт большого жюри. Судебное разбирательство. Скорее всего мне дадут срок и посадят. — Он взглянул на свои часы: в Нью-Йорке было четыре. Он должен был вернуть Салли деньги четыре часа назад, к началу его аудиторской проверки. Надо же такому случиться, что их с Салли проверки шли одна за другой. Ну просто закон подлости! И в довершение всего еще это землетрясение, лишившее его всех средств связи и доступа к банкам. Ситуация патовая, руки связаны, и никакой возможности замести следы. — Сейчас Салли уже под колпаком. На этой неделе Комиссия по ценным бумагам приступит к изучению его финансовых документов, а когда откроется наш город, меня ждет то же самое. Мы с Салли в одной лодке. Инвесторы подадут гражданский иск с обвинением в незаконном присвоении их средств, краже и мошенничестве, — подвел итог Сет и, будто желая сделать себе еще больнее, добавил: — Мы лишимся дома и всего нажитого имущества — об этом, и говорить нечего.

— А что потом? — еле выговорила Сара. Возможная потеря всего нажитого угнетала ее все же меньше, чем сделанное недавно открытие: Сет — бесчестный человек, вор и мошенник. Шесть лет они прожили вместе. Она любила его, считала родным человеком, а в итоге обнаружилось, что она его совсем не знает. Если б он у нее на глазах превратился в волка-оборотня, это не так поразило бы ее. — А что будет со мной и детьми?

— Не знаю, Сара, — честно признался Сет. — Тебе, видимо, придется найти работу.

Сара кивнула. Случается кое-что и похуже, это не самое плохое. Раз надо — пойдет работать. Но что будет с их жизнью, с их браком, если Сет попадет за решетку? Что, если он окажется в тюрьме? И когда он оттуда выйдет? Сара даже не могла произнести эти вопросы вслух, а Сет просто молча сидел перед ней, качая головой, и по лицу его струились слезы. К ужасу Сары, Сет сейчас думал больше о себе, а не о том, как она с детьми будет жить, пока он в тюрьме.

— Как ты думаешь, полиция нагрянет сразу же, как откроется город? — Сара не представляла, что их ждет. Ей подобное не приснилось бы раньше и в страшном сне.

— Не знаю. Дело, наверное, начнется с расследования Комиссии по ценным бумагам, но очень скоро оно примет опасный оборот. Как только откроются банки, выяснится, что деньги переведены на мои счета, и тогда мне крышка.

Сара кивнула, стараясь осмыслить его слова и одновременно припомнить, что он говорил ей об этом раньше.

— Ты, кажется, упоминал, что вы с Салли такую схему проворачивали и раньше. И часто? — Сара смотрела без всякого выражения, ее голос звучал хрипло. Сет проворачивал эту аферу не однажды, возможно, даже несколько лет этим занимался.

— Несколько раз, — нехотя ответил Сет.

— Несколько раз — это сколько? — Она хотела знать все.

— Какая сейчас разница? — На щеках Сета заиграли желваки. — Три… может, четыре раза. Салли мне помогал. В первый раз сразу после того, как мы учредили фонд, я хотел немного подтолкнуть дело, привлечь инвесторов. Показать себя с выгодной стороны — ну вроде как товар на витрине… а потом сделал это еще раз. Благодаря моему маневру ко мне пришли крупные инвесторы, поверившие, что у нас в банке несметные богатства.

Сет лгал людям, ловчил, то есть действовал как самый настоящий мошенник. Сара никак не могла свыкнуться с этой мыслью. Теперь причина его стремительного успеха стала ей понятна. Чудо-мальчик, которым все восхищались, оказался вором и лгуном, словом, обычным жуликом. Но он ее муж — вот что страшно. Стало быть, одурачена и она. Сара никогда не стремилась ко всей этой роскоши, которой Сет ее окружил. Она вполне могла бы обойтись без нее. Более того, Сара поначалу относилась к неожиданному богатству с опаской. А Сет все твердил, что он везунчик и деньги даются ему легко, а сказочная жизнь — дома, драгоценности, шикарные машины, самолет — награда за его труд. На поверку же выходит, что все это нажито нечестным путем. Обман скоро раскроется, и все пойдет прахом. И ее жизнь тоже.

— А как у нас дела с налогами? Тоже подлог? — В этом случае тень падет и на Сару. Ведь они с Сетом подавали общую налоговую декларацию. Что станет с детьми, если и ее тоже упекут за решетку? При этой мысли кровь бросилась ей в голову.

— Нет, — успокоил ее Сет. — С налогами все чисто. Я бы тебя не подставил.

— Почему же? — вскинулась Сара. По ее щекам медленно катились слезы. Она была раздавлена. И землетрясение, недавно потрясшее город, по сравнению с их нынешней бедой всего лишь цветочки. — Ведь ты не подумал обо мне, когда решился на обман. Ты подверг риску не только себя, но и нас. — Что скажут родители? Прочитав об этом в газетах, они придут в ужас. Господи, какой стыд! Ведь скрыть ничего не удастся. Сара живо представила себе их историю в числе главных тем газет и теленовостей, а если Сет попадет в тюрьму, тут и говорить нечего. Журналисты будут смаковать каждую деталь, и упиваться ею. Чем выше взлетел, тем больнее падать. Что ж, другого и ожидать нечего. Она встала и принялась ходить по комнате. — Нам нужен адвокат, Сет, очень хороший адвокат.

— Я об этом позабочусь, — ответил он, следя глазами за Сарой. Та устремила взгляд в окно. Упавшие во время землетрясения с подоконника соседского дома цветочные ящики так и валялись на тротуаре бесформенной грудой — цветы вперемешку с землей. Когда дымовая труба провалилась сквозь крышу внутрь дома, хозяева переехали в Пресидио. Образовавшуюся свалку никто не убрал. Город теперь долго придется приводить в порядок. Однако хаос даже в масштабах города не шел ни в какое сравнение с тем ворохом проблем, который предстоит разгребать Саре. — Прости, Сара, мне так жаль, — прошептал Сет.

— Мне тоже, — отозвалась Сара и, обернувшись, посмотрела на него. — Не знаю, имеет ли для тебя это какое-то значение, но я тебя люблю, Сет. Я полюбила тебя с первого взгляда. И до сих пор люблю, даже после всего этого. Правда, не знаю, как у нас сложится дальше. Будем ли мы вместе?.. — Сара не знала, сумеет ли когда-нибудь забыть случившееся, но Сету об этом не сказала. Она не могла смириться с тем, что мужчина, которого она любила, оказался не тем, за кого она его принимала. Так кого же она любила на самом деле? Похоже, совсем другого человека.

— Я тебя тоже люблю, — с несчастным видом отозвался Сет. — Прости. Я никогда не думал, что все так обернется. Что мы попадемся. — Он проговорил это таким тоном, будто речь шла о краже яблока с тележки или о «заигранной» из библиотеки книге. Да сознает ли он вообще всю серьезность своего поступка?

— Не в этом дело. Не в том, попался ты или не попался. О чем ты думал, пускаясь в эту аферу? Ведь ты подвергал себя риску и лгал без всякого зазрения совести всем, в том числе и своим близким, которых тебе не жаль. Я имею в виду не только инвесторов, но и меня с детьми. Ведь дети тоже пострадают. Если ты окажешься за решеткой, с этим клеймом им придется жить до конца своих дней. Что прикажешь думать о тебе?

— То, что я человек и совершил ошибку, — с горечью ответил Сет. — Если они меня любят, то простят. Ты тоже.

— Это не так просто. Не знаю… Как можно забыть, что тот, кому безоглядно доверяла, оказался лжецом и мошенником, вором, жуликом… Как мне теперь тебе доверять?

Сет сидел, молча глядя на Сару. Вот уже три дня он не приближался к ней. Не мог. Сара возвела между ними десятифутовую стену. Даже ночью в постели каждый жался к своему краю, оставляя в середине широкое пространство. Сет не прикасался к Саре, она не могла заставить себя дотронуться до него. Она испытала слишком большое разочарование, чересчур тяжелым для нее было расставание с иллюзиями. Сет ждал от Сары прощения, понимания и поддержки, но она не знала, хватит ли ее когда-нибудь на это.

Ее почти радовало, что город закрыт. Нужно было все хорошенько обдумать. Если б не землетрясение, все осталось бы по-прежнему. Сет преспокойно перевел бы деньги на счет Салли, а тот, в свою очередь, закрыл пробел в своей отчетности. Потом они провернули бы эту схему еще раз и обязательно когда-нибудь на этом все равно погорели. Рано или поздно это должно было случиться. Никому еще не удавалось учесть все нюансы и не попасться, особенно когда совершается преступление такого масштаба. Все было до слез просто и так грязно, что уму непостижимо.

— Сара, ты меня бросишь? — Уход Сары стал бы для Сета завершающим ударом. Он нуждался в ее поддержке, на которую ему, судя по всему, сейчас не стоило рассчитывать. Сара, как честный человек, серьезные претензии предъявляла не только к себе, но и к остальным. Сет, с ее точки зрения, перешел все границы, тем самым поставив семью под удар. А он, в свою очередь, понимал, что Сара этого никогда не простит. Ведь семья для нее святое. Она жила в соответствии со своими принципами, основанными на приоритете чести, и думала, что Сет такой же.

— Не знаю, — честно призналась она. — Я еще не решила, что буду делать дальше. Надо подумать. Содеянное тобой так чудовищно, что я, наверное, еще не осознала это до конца. — Страшные картины землетрясения не поразили ее так, как это. Казалось, на нее с детьми обрушился весь мир.

— Надеюсь, ты все же меня не бросишь, — грустно и жалобно проговорил Сет. — Умоляю, останься. — Сара была ему нужна. Он не выстоит в одиночку. Хотя именно это ему, возможно, предстоит. Но он понимал также и то, что сам виноват в этом.

— Я хочу остаться, — снова заливаясь слезами, сказала Сара. Никогда в жизни ей не было так тяжело, разве только когда они с Сетом думали, что их ребенок не выживет. Молли спасли. А Сета спасти нельзя. Ни один самый лучший адвокат ничего не сможет сделать против улик, которые придут из банка. — Вот только не знаю, смогу ли, — закончила Сара. — Посмотрим, как дело обернется, когда восстановится связь с миром. Скандал, надо думать, разразится очень быстро.

Сет кивнул. Оба понимали: отсутствие связи с внешним миром — отсрочка для обоих. Что-либо предпринять невозможно. Остается только сидеть и ждать. Казалось, в этой ситуации стресс, пережитый во время землетрясения, должен усугубиться. Однако Сара радовалась, что есть время все обдумать. Это обстоятельство она считала преимуществом — скорее своим, чем мужа, который в ожидании грядущих событий бродил по дому, как тигр в клетке. Ему отчаянно хотелось поговорить с Салли, узнать, что там у него в Нью-Йорке, и он проверял свой «Блэкберри», словно ожидая чуда — вдруг оживет? Однако мобильник, как и все вокруг, в том числе, похоже, и их брак, был мертв.

Сегодня, как и три предыдущие ночи, Сет с Сарой устроились на разных краях кровати. Сету хотелось заняться с ней любовью — просто чтобы снять напряжение, убедиться, что Сара все еще любит его, но он не решился к ней приблизиться и не винил ее за холодность. Сара уснула, а он еще долго лежал с открытыми глазами на своей половине. Среди ночи проснулся Оливер. Ребенок, плача, снова тянул себя за уши. У него резались зубы, и Сара точно не знала, что его беспокоит. Она долго укачивала его на руках, сидя в большом уютном кресле-качалке, пока мальчик не заснул. Но класть его обратно в кроватку Сара не стала — так и сидела с ребенком на руках, глядя на луну и прислушиваясь к рокоту вертолетов, патрулировавших город. Похоже на войну, подумала она и поняла, что это действительно так. Их ждут суровые испытания. И ни избежать их, ни что-либо изменить, ни повернуть время вспять невозможно. Их с Сетом жизнь грозила вот-вот рухнуть, как рухнул город во время землетрясения.

Сара так и просидела остаток ночи в кресле-качалке с Олли на руках. В постель она больше не легла. Не могла заставить себя лечь рядом с Сетом. И возможно, никогда уже не сможет. На следующий день она переселилась из спальни в комнату для гостей.

Глава 9

Наступила пятница, восьмые сутки после землетрясения. В Пресидио объявили, что на следующий день откроют дороги и аэропорт, где соорудили временную вышку. На восстановление старой уйдут месяцы. После открытия автомагистралей 280 и 101 станут возможными передвижения в южном направлении, но ремонтные работы на мосту «Золотые Ворота», открывающем дорогу на север, будут продолжаться еще несколько дней. Закрытым оставался также мост Бей-Бридж, реконструкция которого потребует немало времени, а стало быть, тем, кто регулярно ездил в город из Ист-Бей, придется пользоваться другим путем — по мостам Ричмонд и «Золотые Ворота», а на юг — по мосту Думбартон-Бридж. Конечно, машины будут ползти по дорогам с черепашьей скоростью, и поездки из пригорода в город и обратно превратятся в кошмар. Добираться до дома в субботу пока смогут только жители полуострова.

Приятным известием явилось то, что в некоторые районы города позволен доступ и их жители смогут наконец взглянуть, что стало с их жилищами. Обитатели районов, где аварийные работы не завершены, по-прежнему уткнутся в полицейские кордоны и желтую ленту. Сильно пострадавший Финансовый округ все еще находился в плачевном состоянии. Туда никого не пускали, поэтому многие предприятия пока не могли начать работу. Электричество должны были дать лишь в выходные, да и то лишь в одной части города. Говорили, будто полностью электричество подключат месяца через два, в лучшем случае через месяц. Город с трудом восстанавливался. После восьмидневного абсолютного паралича он стал проявлять первые признаки жизни. Однако прежде чем Сан-Франциско окончательно оправится от катастрофы, пройдет еще немало времени. В убежище то и дело слышались разговоры о том, чтобы переехать из Сан-Франциско. Угроза землетрясения уже долгие годы дамокловым мечом висела над жителями, и вот наконец оно случилось, нанеся городу тяжелый ущерб. Но если одни хотели переехать, то другие твердо решили остаться. Старики считали, что до следующего такого землетрясения им не дожить, а раз так, то нет смысла покидать насиженные места. Молодым не терпелось поскорее восстановить разрушенное и начать жизнь сначала. И все же разговоры об опасности проживания в этом городе не прекращались. Слишком многого лишились здесь люди, слишком большого страху натерпелись. В помещениях, приспособленных под спальни, в столовой, на прогулках и даже на пляжах, тянувшихся вдоль парка Крисси-Филд, постоянно слышался ропот встревоженных голосов. В солнечный день отвлечься от страшных воспоминаний было проще, но наступала ночь, и люди снова испытывали переходящий в панику страх, который не покидал их с начала землетрясения. Словом, время для всех было тяжелое, и испытания еще не кончились.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒