Питер Джеймс 5 страница

– Я был в морге. Я провел во Франции шесть ужасных дней с телом моего сына… нашего сына.

– Но ты не видел его?

– Нет, слава богу, не пришлось; мне не дали… сказали, он в таком виде…

Алекс передернулась.

– Я знаю, что он мертв, Дэвид. Но у меня такое ощущение… сама не знаю, в чем дело… такое ощущение, что он рядом.

– Ты продолжаешь помнить его… мы оба, это естественно.

– Ты не думаешь, что тот сон, в то утро, когда он погиб, – тот сон, что приснился нам обоим, – ты не думаешь, что в этом есть какая-то странность?

Он вскрыл жестянку и вытащил из нее листик папиросной бумаги; она смотрела на его сильные грубоватые пальцы: желтые пятна никотина, черные ногти.

– Совпадение, а может, телепатия. У моей матери было нечто подобное во время войны, в тот день, когда погиб мой отец: она клялась, что видела его сидящим у живой изгороди в дальнем конце лужайки. Она обратилась к медиумам, они устроили в доме несколько сеансов, и потом она утверждала, что постоянно разговаривает с ним.

– И что он говорил?

– Ничего; разве что рассказывал, что там вокруг все синее. В этом-то и дело, мертвые никогда не замечают ничего интересного. – Он лизнул краешек бумажки и свернул самокрутку.

Дверь внезапно дернулась, приоткрывшись на несколько дюймов; Алекс подпрыгнула, сердце учащенно забилось; порыв холодного ветра коснулся затылка, и, повернувшись, она увидела, как пузырем вздулась портьера.

– Это ты открыл окно?

– Да, – признался Дэвид.

Она почувствовала облегчение, будто ее окатило потоком теплой воды.

– Ты очень вымоталась, – сказал он. – Тебе бы нужно отдохнуть, отправляйся куда-нибудь.

– В данный момент не могу: мне предстоит заключить две очень важные сделки.

– Отправляйся в «Замок Хайтауэр» – можешь занять свою комнату и заниматься чем захочешь. Там спокойно, а сделки можно заключать и по телефону. Приезжай в любое время, только дай знать, тебе будут очень рады.

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Может быть. – Помедлив, она склонилась к столу, рассеянно водя пальцем по кромке стакана с виски. – Я хочу кое-что тебе показать.

Она провела его в фотолабораторию, но, взяв со стола отпечатки, в изумлении уставилась на них; на фотографиях не было ничего, кроме мешанины серых и белых пятен. Покачав головой, она поднесла негативы к стеклу фонаря. Ни на одном кадре ничего не осталось. В полном смысле слова – ничего. Словно их никогда не проявляли.

– Должно быть, ты не закрепила их как следует, – сказал он.

– Не смеши. Конечно, я все сделала как надо.

– А может, раствор хранился слишком долго и стал слабым… так бывает. А что на них было?

– В этом-то все и дело. Эти снимки прислал мне клиент… целую катушку; он несколько эксцентричен… там были кадры гениталий некоторых животных. – Она заметила недоверчивый взгляд Дэвида и покраснела. – Он знал, что я интересуюсь фотографией. Как бы там ни было, я проявила их и сделала отпечатки, получились они отлично; я повесила их сушиться, а когда спустилась проверить, то на каждом кадре увидела лицо Фабиана – оно появилось на них само собой.

Взглянув на нее, Дэвид пожал плечами:

– Двойная экспозиция.

Она покачала головой:

– Нет, не могло быть.

– Он знал Фабиана, этот твой клиент?

– Нет. Да и вообще у него не было никаких причин снимать Фабиана. И к тому же на негативе его не было.

– Ты хочешь сказать, что не заметила его.

– Нет. Просто его там не было.

– Ты уверена? Может, ты не обратила внимания?

Она покачала головой.

– Алекс, ты понимаешь, что в данный момент очень напряжена и…

– Да нет же, дело совершенно не в этом, – фыркнула она. – Господи, к чему ты клонишь? Хочешь засунуть меня в психушку?

– Может, тебе стоило бы повидаться с врачом?

– Дэвид, я в полном порядке! Я справляюсь со всеми делами; но тут происходит нечто странное. Я чувствую, что Фабиан где-то здесь, вот почему и появилось его лицо.

– И Фабиан стер пленки?

Она повела плечами:

– Может быть.

– Что еще?

– Да разные глупости. – Она встряхнулась. – Скорее всего, ничего особенного. Я просто думаю – может, и в самом деле имеет смысл обратиться к медиуму? Если я так и сделаю, ты придешь?

Он отрицательно покачал головой:

– Забудь, дорогая; тебе же будет хуже. Даже если ты обратишься к медиуму и установишь связь с Фабианом – что ты ему скажешь?

Она посмотрела на мужа и отвела глаза, залившись краской. «Я-то знаю, что я ему скажу», – подумала она.

– И что, как ты предполагаешь, он тебе скажет?

Она пожала плечами:

– Я, как и ты, всегда достаточно снисходительно относилась к такого рода вещам. Дэвид, это всего лишь… – Она помолчала. – Может, ты и прав, может, мне надо остановиться. Давай втащим чемодан наверх.

– А потом я угощу тебя обедом; мы отправимся в какое-нибудь симпатичное заведение, хорошо?

Она посмотрела на него и кивнула.

– Господи, до чего же здесь холодно, – сказал он, когда они внесли чемодан в комнату Фабиана. – Куда его поставить?

– На пол.

– Давай положим его на кровать, – предложил он. – Тебе будет легче его разбирать. И надо включить отопление, а то тут все отсыреет.

– Оно уже работает. И я думаю, что на полу было бы…

Но Дэвид уже направился к постели и под аккомпанемент звона пружин водрузил на нее чемодан.

Алекс заметила, как растерянно Дэвид озирался вокруг, словно посетитель музея, который пытался найти в нем свои вещи.

– Телескоп… Господи, я помню, как подарил его.

– Он обожал смотреть в него.

Дэвид перевел взгляд на портрет, и Алекс заметила, что ему стало неприятно. Он отвел глаза.

– И все тот же бруклинский плакат…

Старые гоночные машины уносились за обрез листа. Дэвид подошел поближе.

– Помню, как я вешал его Фабиану – ему было тогда лет семь или восемь. Я прямо измучился с ним – никак не мог найти нужное расстояние от пола, пришлось раз десять забивать эти чертовы гвозди. – Он снял плакат со стены. – Смотри, все следы остались! – Он показал на облупившуюся штукатурку и зияющие дыры.

– Смешно, какие мелочи застревают в памяти, – сказала Алекс, наблюдая, как бережно он вешает плакат на старое место. Для кого?

Она вышла в коридор, внезапно почувствовав, что хочет быть подальше от этой комнаты и от Дэвида тоже; его присутствие – то, как он ходил по дому, переставляя вещи, – раздражало ее. «Оставь их в покое – хотелось сказать ей, – да оставь же их в покое, идиот! »

Он тоже вышел из комнаты, бледный, с опущенной головой, и она мгновенно разозлилась на себя: как же она позволила таким чувствам овладеть собой, почему она не замечает его горя? Ведь ребенок так много значил для них обоих – после бесчисленных визитов к специалистам, после неудачных беременностей, когда она бесконечно лежала на сохранении, и наконец – последняя надежда. И ее тайна.

Медленно спускаясь вниз, они остановились на лестничной площадке. Дэвид обнял ее, прижал к себе, и Алекс прильнула к нему. Неожиданно ее снова окатила волна холода, захотелось спуститься и закрыть окно. Алекс не покидала печаль – холодная пустая комната, на кровати чемодан, который Фабиан никогда больше не откроет… От сильного тела мужа шло тепло, рука продолжала крепко сжимать ее плечи. Она потерлась о мягкую щетину скулы, поцеловала его в щеку и тут же почувствовала, как он напрягся; влажные губы скользнули по ее лицу, и он начал медленно, шаг за шагом, увлекать ее к спальне; его поцелуи становились все более страстными.

– Нет, Дэвид, нет.

Он поцеловал ее в подбородок и приник к губам. Она отвернулась:

– Нет, Дэвид.

– Да, – сказал он. – Да, мы должны.

То был голос Фабиана; она открыла глаза и увидела его лицо.

– Нет, – повторила она, отталкивая его. – Нет! Уходи!

Он снова приблизился к ней.

– Уходи! – закричала она. – Убирайся!

Застыв от изумления, Фабиан уставился на нее, затем он снова стал Дэвидом и опять Фабианом, пока она уже не могла разобрать, кто есть кто.

– Уходи, уходи!

– Алекс, дорогая, успокойся!

Она с силой ударила его между ног, увидела, как гримаса боли сменилась удивлением, и начала барабанить по его груди. Он перехватил ее руки.

– Успокойся, – услышала она. – Алекс, успокойся!

– Я спокойна! – заорала она в ответ. – Ради бога, я совершенно спокойна. Только убирайся!

– Прости, дорогая, я не имел в виду…

Она задыхалась от необъяснимой ненависти к нему, зрачки были расширены.

– Иди! – крикнула она, не узнавая свой собственный голос. – Иди же, иди, я не вынесу, если ты тут останешься. – Она снова отметила, что он ошарашен, скрестив руки он держался за промежность. – Прошу тебя, Дэвид, – сказала она. – Пожалуйста, оставь меня.

– А как насчет обеда? – растерянно спросил он.

– Я хочу побыть одна. Не могу это объяснить, но мне надо побыть одной. Прости, я сделала ошибку, не стоило просить тебя приезжать. – Она смотрела на него, чувствуя страх, опасаясь, что в любой момент Дэвид может преобразиться в Фабиана. – Просто я еще не готова, ни к чему не готова; мне нужно время, чтобы разобраться в себе.

Она спустилась вслед за ним по лестнице.

– Ты сможешь… доехать до дому?

Дэвид посмотрел на нее и пожал плечами.

– Сюда же я доехал.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Очень жаль.

– Позвонить тебе, когда я доеду?

– Позвонить? – рассеянно переспросила она. – Конечно, если хочешь.

Алекс закрыла двери, вернулась в гостиную и рухнула в кресло. Она слышала, как завелся двигатель «лендровера» и раздался скрежет коробки передач.

И тут ее сразило чувство вины.

– Дэвид! – кинулась она к дверям. – Дэвид! Подожди!

Замок никак не поддавался, наконец она рванула дверь, выскочила наружу, сбежала по ступенькам и вылетела на мостовую. Хвостовые огни быстро удалялись. Она кинулась вслед за машиной.

– Дэвид! Дорогой! Остановись, прошу тебя, остановись! Пожалуйста, притормози, ох, остановись, пожалуйста.

Янтарный указатель поворота чуть приблизился, но тут Дэвид прибавил скорости и исчез за поворотом.

– Дэвид! – Алекс бежала за ним до Кингс-роуд. – Только не гаси огни; ради бога, не гаси огни!

Но он мигнул зеленым и исчез.

Рыдая, она прислонилась к фонарному столбу.

– Дэвид, дорогой мой, прости меня. Мне ужасно жаль.

Затем повернулась и медленно побрела к дому. Передняя дверь была открыта. Она заперла ее, прошла в гостиную и, совершенно вымотанная, не в силах остановить слезы, повалилась на диван и заснула.

Алекс так и не поняла, что разбудило ее – то ли холод в комнате, то ли запах готовящейся пищи, убийственные ароматы жареного.

Несмотря на холод, она чувствовала себя куда лучше и спокойнее. А действительно ли приезжал Дэвид, подумала она, или же он был частью какого-то ужасного сна? Она вдохнула аромат, доносившийся из кухни, и подумала о том, как любил яичницу Фабиан – и всегда с цельными желтками; в детстве бывали времена, когда он несколько дней подряд не ел ничего, кроме яичницы.

Необычный запах для субботнего вечера в Челси – страны кулинарного искусства; она бросила взгляд на часы. Десять. Запах становился все явственнее, и Алекс поняла, что проголодалась – за завтраком она съела всего лишь одно яблоко и сухарик. Интересно, кто из ее соседей кухарит, подумала Алекс и подошла к окну. К ее удивлению, оно было плотно закрыто. Она застыла на месте, пытаясь понять, откуда мог взяться такой сильный аромат, и тут услышала позвякивание тарелок и шипение чайника – совсем рядом, словно они доносились из ее кухни.

Она вышла в холл и увидела, что на кухне горит свет.

Звуки долетали именно оттуда.

Алекс рывком преодолела двадцать футов и остановилась в пустой кухне, заполненной запахом яичницы. Она открыла окно и перегнулась через подоконник, но уловила лишь знакомые ночные запахи окрестностей: мусора, сырой травы, дизельных выхлопов и слабый аромат карри. Она закрыла окно.

Запах не исчезал.

Алекс увидела, что дыхание опять вырывается облачком пара, а запах усиливается еще больше, и ее охватил страх. Она быстро вышла из кухни, закрыла за собой дверь и, оказавшись в гостиной, схватила телефонный справочник.

Менклитоу, Менли, Мейн. У нее дрожали пальцы. В списке было семнадцать Ф. Мейнов. Она знала, что человек живет на Чалкот-роуд, но абонента с таким адресом тут не было. Когда она набрала номер справочной и заговорила, голос был сдавленный и высокий. Оператор разговаривала весьма любезно и, как могла, старалась ей помочь.

– Простите, дорогая, – сказала она наконец, – он значится лишь в старом справочнике.

– Вы можете связаться с ним и попросить, чтобы он позвонил мне?

– Извините, не могу. Тут стоит пометка: «Никакой связи». У меня даже нет его номера.

Вернувшись в холл, Алекс со страхом посмотрела на дверь кухни, чувствуя, как из-под нее тянет ледяным воздухом. Она сорвала с вешалки пальто, накинула его, схватила со стола ключи и торопливо вышла, заперев за собой дверь.

Мимо Алекс прошли подвыпившие бизнесмены; должно быть, они здесь на какой-то конференции, решила она, взглянув на именную табличку, которую один из них забыл снять с лацкана.

– А тут есть аппетитные пышечки, Джимми, – произнес кто-то с шотландским акцентом.

Алекс вошла в офис и, закрывая за собой дверь, услышала взрыв хохота на улице. «Возможно, в мой адрес», – подумала она.

Внутри было тихо, неестественно тихо. И темно. Лишь беспорядочные полосы света, падавшие из витрины массажного салона по другую сторону улицы, отсвечивали на стенах и мебели, производя странный эффект.

Она вгляделась в темноту на лестнице, включила свет, темнота тут же рассеялась, и она оказалась в знакомой обстановке – стены и ковер мягкого серого цвета, пурпурные стеклянные абажуры.

Алекс прошла через тихую затемненную приемную и стала подниматься по лестнице. На потолке она увидела качающиеся тени, и на мгновение ей расхотелось подниматься – показалось вдруг, что тени ползут прямо к ней. И все же она решила добраться до площадки, там находится следующий выключатель. Алекс не сводила глаз с тени: тень шевельнулась, когда она двинулась; когда остановилась, замерла и тень.

Идиотка, подумала она про себя, наконец осознав, что это была ее собственная тень.

В темноте она нащупала выключатель, быстрым нервным движением пальца нажала его, вздрогнула, когда вспыхнул свет, и одолела следующий марш. Дверь кабинета Джулии была открыта, там стояла непроглядная тьма. Нервничая, Алекс не сразу нажала выключатель – замешкалась на пороге. И опять испытала облегчение при возвращении в нормальный мир. На секунду она вышла из себя, увидев, что черная пишущая машинка «Оливетти» стоит без чехла. Джулия вечно оставляет ее в таком виде. Почему она не следит за порядком? Вот он, серый пластиковый чехол, рядом с проволочной корзинкой. Алекс аккуратно расправила его, и тут ее внимание привлекла рукопись, лежавшая на столе. Половину титульного листа занимало заглавие: «Предвидение жизни – сила моя и других». Она вроде бы велела Джулии отослать ее обратно, вспомнила Алекс; стараясь подавить раздражение, взяла рукопись и отнесла к себе в кабинет. В понедельник она поговорит с ней.

Внизу на улице пьяницы толпились у дверей массажного салона, вглядываясь в занавешенные витрины. Алекс опустила жалюзи, отошла от окна, поеживаясь от холода, включила калорифер и вытащила досье с адресами. Набрав номер, она приготовилась ждать, зная, что он долго не подходит к телефону. Наконец с облегчением услышала щелчок снимаемой трубки и уже собиралась заговорить, когда поняла, что телефон продолжает звонить.

Кто-то снял отводную трубку.

Вскочив, она застыла на месте, парализованная страхом.

Кто? – промелькнуло у нее в голове. Кто? Уборщица? Нет, невозможно. Кто-то из ее партнеров? Нет. Она прислушалась, надеясь уловить какие-нибудь звуки: дыхание, покашливание; телефон продолжал звонить, но она ощущала чье-то присутствие, осознавала, что этот человек ждет и слушает. Кто? Кто? Кто? Сердце билось, заглушая звонки, под ухом закололо: так сильно она прижала трубку. Телефон звонил, но никто не отвечал. Опасливо повернувшись, она посмотрела сквозь открытую дверь в коридор. Звонки раздавались по всему офису. Кто-то шевельнулся в конце коридора. Или ей почудилось? «Закрыть дверь, – сказала она себе. – Закрыть дверь! » Ключ был снаружи.

Она осторожно положила трубку на блокнот и на цыпочках подкралась к дверям. Звонки продолжались. Она попыталась бесшумно извлечь ключ, но руки тряслись, и он отказывался повиноваться. Наконец он упал на пол, звякнув о плитки, и отлетел в сторону с таким звуком, словно столкнулись две машины.

– Нет, – произнесла она громко, – нет, нет.

Встав на колени, Алекс стала шарить по полу рукой.

Найдя ключ, она зажала его в руке, повернулась и опасливо уставилась в темноту коридора, ведущего на лестницу; слушая, как продолжает звонить телефон, она нырнула в свой кабинет, захлопнула дверь и прислонилась к ней. Потом попыталась вставить ключ, но руки не слушались, и он снова упал.

– Нет, – сказала она. Подобрав ключ, вставила его в скважину и попыталась повернуть. Ключ не шевелился. Тогда она так резко повернула его, что он согнулся. – Пожалуйста, закрывайся, прошу тебя. – Она попыталась протолкнуть ключ, и внезапно он легко, без усилий повернулся, и язычок замка почти бесшумно вошел в гнездо.

Алекс прислонилась головой к двери, чувствуя облегчение; сердце билось с такой силой, словно кто-то колотил ее кулаком по ребрам. Она обливалась потом, с трудом переводя дыхание.

– Хэлло? Хэлло? – прозвучал еле слышный голос, смахивающий на далекое радио. – Хэлло? Хэлло?

Она схватила трубку, словно это был кусок пищи, которой она не видела уже неделю.

– Хэлло?

Она услышала знакомое посапывание в трубке.

– Алекс? – не веря своим ушам, чуть ли не шепотом пробормотал Филип Мейн.

Внезапно она снова ощутила чужое присутствие, и ей захотелось затаиться, не подавать голоса.

– Да, – тоже шепотом произнесла она.

– Хэлло?

– Помоги мне, – чуть громче прошептала она, ощущая свою полную беззащитность: дверь достаточно прочная, но она не остановит того, кто захочет сюда ворваться.

– Это ты, Алекс?

– Да, – вырвалось у нее, и она с трудом узнала свой сдавленный голос.

– С тобой все в порядке? – спросил он мягко, слегка встревоженно.

Она не хотела признаваться, не хотела, чтобы кто-то узнал о ее страхах. Все нормально. «Говори нормальным голосом», – приказала она себе.

– Я хочу встретиться с медиумом. Не знаешь ли ты кого-нибудь? – Она понимала, что голос у нее снова изменился – теперь он звучал ровно и монотонно, как у автомата; и этот голос был ей совершенно незнаком.

– Ты в этом уверена?

Господи, только не начинай копаться; ради бога, не надо. Только не сейчас.

– Алекс?

– Да, уверена, – ответил автомат.

– У тебя несколько странный голос.

– Со мной все отлично, – сказал автомат.

– О медиумах я ничего не знаю. Но тебе нужно хорошенечко все обдумать.

– Прошу тебя, Филип. Я должна…

– Не знаю. Думаю, нам стоит поговорить.

– Прошу тебя, Филип, ты знаешь кого-нибудь из них?

Она взволнованно прислушивалась к его молчанию.

– Лично – нет. Боже милостивый, нет же. – Он помолчал. – Ты рассказывала мне, что твоя подруга предлагала… не знает ли она?

– Она присылала одну. Та оказалась просто ужасной.

Снова молчание.

– Ты должен знать кого-нибудь, Филип.

– Полистай телефонный справочник.

– Пожалуйста, Филип, я серьезно.

Опять наступило молчание. Алекс изо всех сил прислушивалась, стараясь уловить хоть что-нибудь, какой-нибудь звук. Она то и дело оглядывалась на дверь, смотрела на ручку. И вдруг та шевельнулась, поворачиваясь.

Алекс пронзительно закричала, но крик тут же пресекся – ручка не двигалась, просто по ней скользнул блик света – от калорифера поднимался теплый воздух, и по ручке прошла еле заметная тень.

– Алекс? В чем дело?

– Здесь, в офисе, кто-то есть, и он слушает наш разговор. Пожалуйста, позвони в полицию; мне кажется он может напасть на меня.

Положив трубку, она увидела, как погас огонек на панели. Индикатор. Она с трудом сделала вдох: огонек, на панели только один огонек, не так ли? Если бы кто-то снял отводную трубку, то на панели зажегся бы еще один огонек; разве не так? Она обернулась к двери, перевела взгляд на окно, закрытое сплошными жалюзи, и тут что-то привлекло ее внимание на письменном столе: календарь. Уставившись на него, она почувствовала, что с головы до ног ее охватывает холод, словно все клетки тела превратились в ледяные кристаллы.

На календаре стояла дата: «Четв., 4 мая».

– О господи, – сказала Алекс, – только бы мне не сойти с ума. Ради бога, убереги меня от этого. – Она опять уставилась на буквы и на дату, сверилась с числом на своем «ролексе»: 22 апреля. Она обвела взглядом комнату, готовая увидеть в ней что угодно: фантом, призрак, свечение или… Она застыла, вспомнив запах яичницы, розу на ветровом стекле, и опасливо перевела взгляд направо, где из-под чехла виднелся экран компьютера; ей захотелось поднять чехол и убедиться, что экран пуст. И внезапно она разозлилась. Ее так и подмывало сорваться с места, рывком распахнуть дверь и заорать: «Вот она я! Бери меня! И делай что хочешь». Вместо этого она поймала себя на том, что лихорадочно листает справочник.

Алекс перелистывала и перелистывала страницы. Медиумы. Медиумы. Ничего. Такого названия нет. Что еще? Психиатры? Телепаты? Она снова листала. Опять ничего. Нужно взглянуть, нет ли ясновидящих. Ага, что-то есть, хоть что-то. «См. „Хироманты“ и „Ясновидящие“».

Список оказался кратким. Дважды в нем упоминаюсь индийское имя, было еще одно. Она колебалась – эти фамилии не вызывали у нее доверия. Алекс бросила взгляд на лежавшую перед ней рукопись Стенли Хилла. Неохотно открыв ее, стала пробегать страницы. Просмотр рукописи, как ни странно, успокоил ее. Она оказалась на знакомой территории.

Затем слова начали расплываться у нее перед глазами – она не могла читать. Она заметила, что руки трясутся, и положила рукопись на стол.

На глаза ей попалось имя – Морган Форд. Через пару страниц она снова увидела это сочетание, потом еще раз – оно как магнитом притягивало взгляд. «Скромный трансцендентальный медиум Морган Форд решительно отрицает, что он всегда взимает гонорар за свои сеансы в квартире в Корнуэлл-Гарденз».

«Скромный». Ей понравилось это слово. Она вытащила с полки за спиной справочник и стала листать его.

Сняв трубку, Алекс прислушалась к хриплому шороху и к шелестящему гулу; она ждала, что снова раздастся щелчок – снимут отводную трубку, ждала, что вспыхнувший на панели огонек сообщит ей об этом, но ничего не произошло; линию занимала только она одна. Алекс набрала номер и замерла в ожидании.

Голос человека, который снял трубку, удивил ее. В силу определенных причин она предполагала, что он будет теплым, добрым, располагающим; вместо этого она услышала холодные, раздраженные интонации, уэльский акцент, который усугублял неприятное впечатление. Она думала, он скажет: «Да, это вы, Алекс, я ждал вас. Я знал, что вы позвоните, духи сообщили мне». Вместо этого было произнесено:

– У телефона Морган Форд. Кто говорит?

Имя. Не называть своего имени. Придумай фальшивое.

– Надеюсь, вы простите меня, что я беспокою вас в такое время, – нервничая, сказала она, не зная, как вести себя, и прислушиваясь, не раздастся ли щелчок снятой отводной трубки. – Дело в том… это страшно смешно.

– Простите, кто вы такая?

– Мне нужна помощь. Мне необходимо встретиться с медиумом. Прошу прощения, вы действительно медиум?

– Да, – ответил он таким тоном, словно имел дело с сумасшедшей.

– Могу я приехать и увидеться с вами?

– Вам необходим сеанс?

– Да.

– У меня есть свободное время в понедельник, в десять часов. Вас это устроит?

– Я бы хотела выяснить… нельзя ли завтра?

– Завтра? – возмутился он. – Боюсь, что никак не получится. В понедельник или… в противном случае только в мае. Дайте-ка взглянуть. Да, 4 мая я могу вас принять.

4 мая. Она снова бросила взгляд на календарь. Что это? Что это такое, черт побери?

– Нет, прошу вас, в понедельник. – Она уловила звук подъезжающей машины. Хлопнула дверца, гавкнул пес.

– Могу ли я узнать ваше имя, будьте любезны.

– Меня зовут… – Она замялась. Как назваться? Каким именем? – Шуна Джонсон, – наудачу брякнула она. Ей показалось, что он немного насмешливо повторил имя – словно поймал ее на вранье, – и она смутилась.

– Могу ли я узнать ваш номер телефона?

– Я… м-м-м… в гостях. – Только не давать ему номер телефона, который он может проверить и выяснить, кто она такая, главное – не оставлять никаких следов. Оглядываясь в поисках выхода, Алекс заметила надпись на кожухе монитора – «Юго-Восточная система деловых связей» – и дала ему номер, напечатанный под ней. – До встречи в понедельник, – сказала она.

– До свидания.

Ей не понравилось, как он попрощался с ней, словно она ничего для него не значила и его совершенно не волновало, позвонит ли она ему или нет. Хотя… Чему удивляться: сейчас уже четверть одиннадцатого, суббота. А как бы реагировала она, если бы кто-нибудь позвонил ей сейчас и осведомился, просмотрела ли она рукопись. Снова послышался шорох. О господи, кто-то пытается открыть дверь.

Она резко повернулась, но никого не было. Снова тот же звук, но приглушенный, где-то под ней, опять залаяла собака. Она подошла к окну и выглянула. У обочины она увидела машину, рядом с ней – Филип Мейн, который с тревогой смотрел на ее окна.

Уже? Как он только успел? Она повертела ручку окна, распахнула его и высунулась наружу. Нет, он еще не мог оказаться здесь, слишком быстро.

– Алекс, ты в порядке?

Куда-то исчез целый кусок времени. Что происходит? Что, черт возьми, происходит?

– Алекс? Мне что, выломать внизу двери?

– Нет, – слабым голосом ответила она. – Я кину ключи. – Она бросила связку, увидела, как он отпрыгнул в сторону, услышала звяканье, когда связка упала на тротуар.

С облегчением переведя дыхание, она вышла в офис. За дверью раздавалось ворчанье. Открыв ее, она увидела маленького черного бультерьера; он стоял ощетинившись, обнажив зубы, вывалив язык, с которого стекала струйка слюны, и издавал низкое рычание.

На лестнице послышались шаги, и на площадке, отдуваясь, появился растрепанный Мейн.

– Блэк! – гаркнул он. – Спокойно!

Пес посмотрел на Алекс; ему явно не терпелось приступить к делу.

– Блэк!

Тот неохотно подчинился.

Мейн положил ей руки на плечи:

– Так ты в порядке?

– Да, все о'кей.

– Я все же решил приехать. В чем дело? Что случилось?

Подняв на него глаза, Алекс разразилась слезами.

– Не знаю, Филип. Я не понимаю, что происходит.

– О господи. – Порывшись в карманах, он извлек носовой платок. – Ты явно не в себе.

– Это был телефон; я слышала, как кто-то снял трубку.

– Здесь?

Она кивнула и взяла платок.

– Прости, он не первой свежести.

Алекс плотно скрутила его и вытерла глаза. Он подвел ее к дивану, и они сели. Филип вытащил пачку сигарет. Собака без особого интереса осмотрелась и неторопливо вышла из комнаты.

– Когда я звонила тебе, кто-то поднял отводную трубку.

– Здесь никого нет, я убедился, когда поднимался по лестнице; насколько я успел заметить, все окна плотно закрыты. Ты уверена?

Она кивнула.

– А нет ли где-нибудь, вне пределов дома, блокиратора?

Она посмотрела на него:

– Это было совсем рядом.

– Что именно?

– Какой-то человек, кто бы он ни был.

Мейн предложил ей сигарету.

– Что ты здесь делаешь в такой час, субботним вечером?

– Я… мне был нужен твой номер телефона… дома его у меня нет. Прости… я побеспокоила тебя?

– Ты чуть не лишила человечество одной из величайших поэм всех времен… я как раз собирался к ней приступить… – Он улыбнулся.

– Прости, я не знаю, что происходит.

– Я отвезу тебя домой.

– Нет. – Она покачала головой. – Я не хочу возвращаться домой.

– Ты не можешь оставаться здесь, я тебе не позволю. Думаю, тебе надо основательно отдохнуть. – Он вытащил зажигалку. – Можешь пожить у меня. – Поймав ее взгляд, он в упор посмотрел на нее. – В отдельной комнате. О'кей?

Улыбнувшись, Алекс кивнула, сморщившись от дыма его едкого табака, встала и положила рукопись Стенли Хилла на стол секретарши, на то же место, откуда взяла.

– Я и не знала, что ученые пишут еще и стихи, – сказала она, возвращаясь в свой кабинет. – Ты мне позволишь когда-нибудь взглянуть на них?

– Посмотрим, – загадочно ухмыльнулся он.

После первой порции виски она почувствовала себя куда лучше и, подтянув колени, уселась на толстом ковре перед пылающим камином. Все стены были заставлены книгами, любимые, зачитанные книги от пола до потолка. Все было отделано деревом и кожей; стены в прекрасных деревянных панелях; надежная деревянная мебель, старая, но прочная, толково отремонтированная – большие глубокие кожаные кресла и массивный диван, тоже обтянутый кожей.

– Не понимаю. Почему ты так решительно против?

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒